Текст книги "Сокровища древнего кургана"

Автор книги: Виктор Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать шестая
Неожиданный гость

Я уже позавтракал и заканчивал прибирать комнаты, когда пришел запыхавшийся Детеныш.

– Наконец-то дома! – выкрикнул он довольно. – Здорово! Ты где вчера пропадал весь день? Я аж три раза забегал, а тебя все нет и нет.

– А что случилось?

– Да ничего такого… Эвка спрашивала. Мы как раз на Желтый курганчик собирались, а она все: позови да позови.

– Зачем, не знаешь?

– Нет. Сказала только: очень нужно.

Я разволновался: для чего понадобился Эвке, да еще и очень? От нетерпения готов был тут же сорваться и бежать к ней. Но спросил:

– Ну, как там курганчик? Работали уже?

– Ого-го! – радостно выпалил Детеныш. – Еще как! Вот пойдешь – поглядишь, что стало с Желтым курганчиком. Микрофоныч две смены установил. Десять человек работают с утра, остальные с обеда. Я – с утра. А ты в какую пойдешь?

– Не знаю, решу еще…

Детеныш глянул на будильник, что стоял на серванте, испуганно округлил глаза.

– Ого! Мне пора. Ждут. – И уже от дверей напомнил: – Так ты зайди к Эвке на всякий случай, может, что важное.

Дверь с силой захлопнулась, но тут же снова открылась, в щель всунулась Юркина голова.

– Она у нас за бригадира, когда Микрофоныча нет. Работает то в первую, то во вторую смену.

И дверь снова захлопнулась.

Ну как же! Понятно – Эвка! Кто же еще? Брыскин-то ведь к Желтому курганчику никакого отношения не имеет, так, сбоку припека. Но ни обиды, ни зависти и никаких других особых чувств не шевельнулось в моем сердце.

Было уже десять. Я стоял в раздумье: куда идти? К Эвке или на Желтый курган? Очень хотелось увидеть, как ведутся «по-научному» раскопки и что уже сделали ребята. Однако я все-таки решил сначала забежать к Эвке.

Ее дома не оказалось. Эвкина бабушка сказала, что она пошла к матери на работу. Я отправился туда же. Дорогу выбрал самую короткую: не по улице, а меж огородами, через пустырек, на котором одиноко торчала прокопченная до черноты кузница со станком для ковки коней. Кузница была давно заброшена, но коней тут ковали до сих пор.

Когда я вышел на пустырек, услышал Эвкин голос. Она кого-то там ласково и нежно уговаривала:

– Киса, кисонька!.. Ну не упрямься. Встань вот тут… Какой ты умненький и красивенький. Хочешь, я тебя поцелую?

Сердце у меня гулко забилось. С кем это она так? Я сжал кулаки. Воображение разом нарисовало смазливое лицо Игоря, который стоит против Эвки и ехидненько улыбается. Неужели простила его? Неужели… Я не додумал, решительно бросился за кузницу. Заглянул и застыл остолбенело: в зарослях лебеды с каким-то отрешенным видом стоял мой старый знакомец – тощий и мосластый Валет. Эвка гладила его длинную морду с уныло отвисшей губой и пыталась подтолкнуть к лежавшей на боку железной бочке. Вот так киса! Вот так красивенький! Ничего не скажешь!..

Эвка, увидав меня, несказанно обрадовалась, попросила, будто я специально для этого и пришел сюда:

– Помоги мне сесть на него.

– Зачем?!

– Прокачусь маленько. Дедка Ишутин попросил пригнать его на конюшню… Я уже, наверное, полчаса мучаюсь и никак не могу забраться. Не подходит он к бочке и – все.

Я засмеялся, ухватил Эвку за ноги и подкинул на спину коня. Усевшись удобней, она воскликнула радостно:

– Ой, как высоко и смешно!

– Ты не вертись, а то слетишь, тогда будет смешно…

Я побродил вокруг кузни, нашел обрывок веревки, сделал повод, сказал Эвке:

– Ну, поехали. Держись за гриву, да покрепче. И повел Валета за конец веревки. Так и добрались до конюшни. Эвка была в восторге.

– Ой, Костя, как славно! Обязательно научусь ездить. По-настоящему.

– Скажи, чего искала меня вчера?

– И вправду! Только не я, а Семен Митрофанович… То есть я по его просьбе.

Я хотел было съязвить, что, мол, не понадобился ли ему еще один бригадир на всякий случай, да удержался.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь нужен буду Микрофонычу. Эвка нахмурилась:

– Терпеть не могу, когда вы называете Семена Митрофановича Микрофонычем. Особенно ты… Он получил письмо от Антона Юльевича Сосницкого… Ну, твоего знакомого археолога. Там тебе большущий привет.

Это было интересно и приятно. А главное, совсем неожиданно.

– Мне? Большущий?! Откуда он узнал про меня?

Эвка замахала руками.

– Не знаю, Костя, не знаю. Спроси у Микрофоныча, то есть…

Но не договорила, засмеялась и побежала в ветпункт.

Все оказалось просто: Микрофоныч разузнал крымский адрес Антона Юльевича, написал ему туда письмо. В этом письме было сказано и про меня. И вот вчера пришел ответ… Микрофоныч протянул мне листок, кивнул:

– Читай, если в каникулы еще не разучился грамоте.

Письмо было коротким.

«Милый Семен! Ты своим письмом влил мне столько сил и бодрости, сколько не могло дать ни Черное море, ни крымское солнце.

Буквально на неделе лечу домой, а оттуда незамедлительно – в Ключи. Спасибо тебе и твоим ребятам за доброе и большое дело. Особый привет Косте Брыскину. Молодец парень, просто рыцарь. Так и скажи ему.

Крепко всех обнимаю…».

– Прочел? – спросил Микрофоныч своим обычным серьезным тоном, хотя глаза его светились улыбкой.

– Прочел, – ответил я. – Однако что-то уж слишком…

– Что – слишком?

– Ну, это самое: рыцарь… – Знал бы Антон Юльевич, что ни про какую-то там науку думал я, когда раскапывал Желтый курган, а про Эвку, про то, как снова завоевать ее дружбу. – Какой там рыцарь…

– Ладно, Брыскин, – сказал Микрофоныч. – Что хорошо, то хорошо. Вот еще учился бы получше – тогда совсем было бы замечательно.

– Может, и буду, – произнес я тихо.

Микрофоныч даже не тем концом сунул себе в рот папиросу.

– Не понял.

– А чего? – засмеялся я. – Только захотеть, а там… Ишь, нашли трудности – учиться!

Микрофоныч крякнул, будто поднял мешок картошки, покачал головой:

– Ну, Брыскин, теперь гляди. Начнется учебный год, припомню я тебе эти слова…

Мы разговаривали неподалеку от раскопа, в котором деловито копошились ребята. Что весело, то весело стало тут: шум, говор, смех. Работа идет быстро на удивление. Растаял Желтый курган, будто его и не было, исчезла и моя яма с холмиками земли по бокам. Посреди степи чернел просторный и глубокий раскоп.

Отрабатывал я свою «смену» не разгибаясь, как, впрочем, большинство ребят: очень уж хотелось побыстрее добраться до захоронения, поглядеть, что там.

Бузотерил один Пашка Клюня. Точно так же, как и полтора месяца назад, когда мы втроем только начинали раскапывать Желтый курган, он поработал лишь в первый день, потом больше стоял, опершись на лопату, и привычно молотил языком. Барабанил без умолку, плел все, что приходило на ум, и, конечно, лепил свои рифмы. Иногда кто-нибудь не выдерживал, кричал:

– Заткнись, звонарь, надоело!

Клюня притихнет минут на пять-десять, а потом все начинается сызнова.

А работа быстро подвигалась вперед. Микрофоныч с каждым днем волновался все сильнее, все чаще предупреждал:

– Ребята, копайте осторожней, только, пожалуйста, осторожней и аккуратней. Мы уже близко к цели.

Да, мы были где-то совсем рядом с захоронением, но и канал не стоял на месте. Он подходил к нам все ближе: каких-то пять-шесть километров степи отделяло нас от строителей.

Сегодня Микрофоныч был взбудоражен, суетлив, то и дело спускался в раскоп, брал землю то в одном месте, то в другом, долго мял, рассматривал ее.

– Ну, ребятки, пожалуй, вот-вот Желтый курган начнет нам раскрывать свои тайны…

Ребята возбужденно загалдели, а Клюня протолмачил какую-то бессмыслицу, должно быть, не подвернулось под язык ничего путного:

– Тайны, майны, расчуфляйны!..

А назавтра, когда мы уже собирались идти на раскопки, откуда-то вынырнула оранжевая «Нива» и остановилась возле нас. С шумом отворилась дверца, и из машины, согнувшись чуть ли не вдвое, выбрался… Антон Юльевич! Я узнал его сразу: он был все такой же худой, все в том же плаще и обвислой шляпе.

К нему уже подбегал Микрофоныч. Антон Юльевич с ходу обхватил его своими длиннющими руками.

– Каков здоровяк, а?! Какой красавец! Как же это я запамятовал, что ты тут учительствуешь? Вот радость-то!

Наконец они расцепились, и Антон Юльевич оглядел нас.

– Так это и есть наш боевой отряд?

Микрофоныч весело кивнул:

– Именно боевой, Антон Юльевич! За какие-то считанные дни сделана такая огромная работа.

Археолог благодарно улыбался, перебегая взглядом с одного лица на другое, спросил вдруг:

– А где же тут Костя Брыскин?

Микрофоныч кивнул на меня:

– Да вот он, рядом с вами.

До меня еще не дошло, как следует, что Антон Юльевич назвал мою фамилию, а он уже подшагнул ко мне, нагнулся, крепко обнял и неожиданно чмокнул где-то за ухом. Произнес негромко:

– Спасибо. Не ты бы – пропал наш могильник…

Потом уже ко всем, бодро и радостно:

– Ну, что, друзья, не будем терять дорогого времени? Тогда – вперед!

И мы шумной гурьбой двинулись за Антоном Юльевичем и Микрофонычем.

Глава двадцать седьмая
События разворачиваются

С приездом Антона Юльевича раскопки пошли еще быстрее и увлекательней. Не только каждый день, но теперь и каждый час приближал нас к разгадке Желтого курганчика. После работы, усталые, потные, мы не спешили бежать домой, часто рассаживались неподалеку от раскопа, и Антон Юльевич рассказывал нам необыкновенно интересные истории из археологии, о великих находках и открытиях, о своих поисках, удачах и неудачах. Словом, что ни день, мы узнавали такое множество любопытного, что я готов был раскапывать этот наш курганчик еще месяц.

Однажды, а точнее позавчера, нежданно-негаданно заявились на раскопки Игорь и Толян Рагозин. Пробыли они тут недолго, минут пятнадцать-двадцать. Я так и не понял, зачем они приходили: покрутились вокруг раскопа, Рагозин о чем-то поговорил с Пашкой Клюней, потом немного постояли в сторонке и убрались. Никто их не остановил, никто даже в шутку не пригласил поработать: настолько они как-то шибко отбились от всех.

Рагозин наконец-то нашел ума сбросить резиновые сапога. Теперь ходил в тряпичных тапках. А Игорь почему-то снял свое знаменитое сомбреро, хотя солнце продолжало палить нещадно. Он заметно изменился: похудел – скулы обозначились, похмурнел. Пока был тут, я ни разу не заметил его ехидной пренебрежительной улыбки. Глядел он как-то невесело и встревоженно, слушал Толяна невнимательно, почти не отвечал ему. К Эвке на этот раз не подошел – не решился. Издали ждал взгляда, но не дождался: Эвка, как увидела Игоря, вспыхнула, торопливо склонилась над лопатой и больше не разгибалась.

Когда Игорь и Толян ушли, Алька Карасин сказал мне, по привычке с оглядкой и полушепотом:

– Видал?

– Что?

– Игорь какой смурной?

Я пожал плечами:

– Великое дело! Может, у него живот болит или башку напекло – без своей шляпы бродит. Алька поморщился.

– Да не о том я… У них, у Денисовых, какие-то нелады. Понял? Из-за Игоря.

– А ты почем знаешь?

– Помнишь, ездили на экскурсию? Так в тот день дядька Павел сильно ругал его за что-то. Даже замахнулся – хотел ударить. С той поры Игорь и ходит такой…

Я не поверил: Колькин отец был добрым, спокойным человеком. Я ни разу грубого слова от него не слышал, а тут…

– Сам выдумал?

Алька обиделся.

– Нужно было!.. Игорь что-то учудил. Колька знает, но молчит, а с Игорем так и не разговаривает.

Я сразу вспомнил, как Колька Денисов не дал Пашке Клюне остановить машину, чтобы взять на экскурсию Игоря и Рагозина: «У них будет полно своих развлечений…».

На том и закончился разговор. И я бы забыл о нем начисто, если б нынче не последовало продолжения. Алька снова зыркнул по сторонам, прошептал:

– Ну, Костя, дело, кажись, пахнет карасином!..

– Что такое?

– Игорь и Толян в пух рассорились. Чуть не подрались.

– Да ну?! – воскликнул я, потому что это была действительно новость. – Вот так верные друзья!

– Я как раз шел от Клюни. Вижу, стоят на углу и спорят. Игорь кричит «Не смейте, говорю!» А Толян: «Дулю! Надо было раньше думать. Сам все затеял, а теперь в кусты?» Нет, кричит, поздно. Игорь опять: «Не вздумайте! Предупреждаю – худо будет». Толян аж покраснел: «Это мы еще поглядим, кому станет худо». Трус, говорит, ты и ловчила! Вот тогда Игорь пошел на Толяна с кулаками, да увидел меня, с ходу развернулся и в проулок. А Толян мимо меня проскочил, как будто и не заметил – злой, как черт.

Алька помолчал, потом вздохнул горестно:

– Эх, узнать бы: о чем это они орали?..

– Зачем тебе?

– Да так… Интересно. Не по пустякам же спорили? Чуть не до драки!.. Верно ведь?

Я подумал: вряд ли. Какие у них могут быть серьезные дела, особенно у Толяна? Так, не поделили чего-нибудь, вот и шум. Однако я крепко ошибся: дело оказалось действительно нешуточным…

Мы кончили работать, как всегда, в пять часов. На этот раз Антон Юльевич и Микрофоныч куда-то спешили, поэтому и мы, не мешкая, двинулись в село. Едва я вышел на свою улицу, сразу увидел, что на скамейке возле нашего дома кто-то сидит. Подошел ближе – Игорь! Чего приперся вдруг?

– Привет.

Игорь покривил в улыбке губы:

– Не бойся, драки не будет…

– Не боюсь. Говори, чего надо, и – уматывай. Игорь будто и не слышал:

– Вот что: сегодня Симочка разграбит ваш Желтый курганчик.

Это было настолько невероятно, что я не понял.

– Как разграбит?

– Очень просто – экскаватором.

– Врешь?

– Как хочешь. Мне все равно. – И помахал мне рукой, собираясь идти. – Покедова.

Я торопливо остановил его:

– Когда?

Игорь небрежно глянул на свои часы с красивым черным циферблатом:

– Уже, наверное, подъезжает. Так что поторапливайся… археолог. – И, не сказав больше ни слова, ушел.

А у меня мысли запрыгали, ни за одну не уцепиться: что делать, к кому бежать? Так вот, значит, о чем спорили Игорь с Толяном! Однако странно: что же случилось с Игорем? Почему он вдруг пошел против? Ведь он сам первым придумал это – ограбить могильник. Что же произошло теперь? И еще: почему Игорь решил предупредить меня, а не Антона Юльевича или Микрофоныча?

Первое, что мне показалось наиболее подходящим, – это поговорить с Детенышем, авось вдвоем что-нибудь придумаем. И действительно, когда я рассказал ему про Игорево предупреждение, Юрка решительно заявил:

– Пока никому ничего не надо говорить – ни Антону Юльевичу, ни Микрофонычу. Вдруг все это розыгрыш. Сделаем так: возьмем еще двух или трех пацанов и устроим дежурство у Желтого курганчика, а чуть что – мигом подымем тревогу.

Мы просидели у раскопа до позднего вечера, но так и не дождались никого. Правда, один раз вдали показалась какая-то неясная фигура, постояла минуты две-три и снова исчезла. Вскоре стало настолько темно, что дольше торчать в степи было просто бессмысленно, и мы отправились домой. Шли голодные, усталые, злые. Идиот. Кому поверил, на какой крючок клюнул! Теперь всем надолго хватит потешаться надо мной.

Назавтра, когда я шел к музею, на место нашего постоянного сбора, заранее переживал, представляя каким хохотом встретят меня ребята. Однако, к моему великому изумлению, на меня никто не обратил никакого внимания: все были чем-то сильно возбуждены. Оказалось, произошло два ошеломительных события. Вчера, пока я с ребятами загорал в степи, в село из района нагрянула милиция и арестовала Никиту Зверева. Почему, за что – никто не знает. Посадили в машину с красной полосой и увезли. А сегодня, буквально перед нашим приходом, к председателю колхоза примчался Алексей Степанович Бачурин: с его участка пропал экскаватор. Еще вчера на нем работали, а нынче и следа не осталось. Куда делся? Не иголка же.

Строители в поисках объездили все близлежащие села, заглянули вот и к нам – вдруг кто подшутил да пригнал его сюда. Но экскаватор словно сквозь землю провалился.

Алексей Степанович, озабоченный, расстроенный, обратился и к ребятам: авось кто поможет в поисках. Экскаватор колесный, небольшой, полукубовый, покрашен в оранжевый цвет. Но ребята только удивлялись, ахали да пожимали плечами.

Я случайно глянул в сторону конторы колхоза и сердце дрогнуло: неподалеку от крыльца стоял мотоцикл с коляской. Коломбина! Значит, и Вадим здесь, значит, это он привез Алексея Степановича! Я сразу бросился к конторе и едва успел добежать, дверь отворилась и вышел Вадим. Он тоже обрадовался мне, крепко сжал руку.

– Ну как ты? Что нового? Я было вчера к тебе собрался, да у нас вдруг одно «чепе» за другим… Про экскаватор уже слышал?

И тут у меня мелькнула мысль: не связана ли пропажа экскаватора с Симочкой. Ведь он собирался разрыть наш курганчик именно экскаватором.

И я рассказал Вадиму и о предупреждении Игоря, и про то, как мы продежурили на Желтом курганчике до самого поздна.

– Может, это хохма, а может…

Я не успел досказать, как Вадим вдруг прервал меня:

– Погоди-ка!.. – И бросился назад, в контору. Его не было минут десять, вышел уже с Алексеем Степановичем, оба торопливые, возбужденные.

– Поедешь с нами? Тогда – в коляску, быстренько. Алексей Степанович сел на заднее сиденье. Вадим сказал мне:

– Показывай, где ваш Желтый курган.

Экскаватор мы нашли на полдороге между Желтым курганчиком и стройкой канала. Он лежал, глубоко завалившись в старый степной колодец, над землей торчал лишь небольшой кончик стрелы.

Когда-то в этом колодце была хорошая вода, и наши пастухи, чтобы не гонять скот в село, поили его прямо тут. Потом вода испортилась, стала горько-соленой, и колодец пришлось бросить. С годами он обвалился и зарос травой. Вот туда-то и ухнул Симочка экскаватор, когда торопился грабить наш курганчик.

Пока Алексей Степанович ходил вокруг колодца, прикидывая, как из него вызволить экскаватор, я поведал Вадиму про наше «чепе» – арест Никиты Зверева. Вадим не только не удивился, но произнес спокойно:

– Знаю. По этому же делу у нас взяли небезызвестного Вову. Одна шайка-лейка. Вова с Симочкой воровали запчасти для машин, а Никита Зверев сбывал их… Между прочим, это ты помог нам напасть на след.

– Я?! Помог? Да я сроду ни о чем таком не знал.

Вадим рассмеялся:

– Ты чего так загорячился? Помнишь, рассказал мне про Симочку с тяжелой сумкой?

– Ну?

– Вот тебе и ну! Отсюда и пошло. Остальное сделала милиция.

Оказалось, что запчасти начали пропадать давно, чуть ли не с весны, причем с какой-то странной закономерностью: чем ближе стройка проходила от населенных пунктов, тем чаще исчезали запчасти. А тут, когда канал придвинулся к нашим Ключам, кражи настолько участились, что строители подняли тревогу. Но как они ни бились, виновников найти так и не удавалось. Мой случайный рассказ натолкнул Вадима на мысль: не Симочка ли ворует?

За дело взялась милиция и быстро раскрутила клубок. Симочка теперь тоже бы находился в милиции, да случай с экскаватором помог избежать расплаты: завалив экскаватор в яму, он настолько струсил, что скрылся неизвестно куда.

– Вот так-то, подлетыш, – хлопнул меня рукой Вадим, заканчивая рассказ. – Да, я слышал, будто этой шайке-лейке помогал какой-то парнишка. Не ваш ли?

Глава двадцать восьмая
«Держись, Костя!..»

Проснулся я легко, с предчувствием чего-то хорошего. И, едва открыв глаза, вспомнил: Желтый курганчик! Наконец-то закончены раскопки и сегодня мы будем вскрывать могильник. Вот откуда бодрое настроение и радость.

Антон Юльевич в последние дни почти не уходил с кургана, особенно, когда узнал, что могильник хотели разграбить, да еще с помощью экскаватора.

– Вы только подумайте, – воскликнул он, трагически поднимая руки, – экскаватором! Это все равно, что бросить туда бомбу. Воистину нет предела человеческой жадности и подлости.

Ребята собирались на Желтый курганчик, как на праздник – все были оживленные, веселые. Сегодня явились даже те, кто не принимал участия в раскопках, так хотелось каждому увидеть и узнать, кто захоронен в нашем курганчике.

К моему удивлению, оказался тут и Игорь. Один, без Толяна. Даже чуть странно было видеть его без Рагозина – так все привыкли к этой неразлучной паре. Игорь что-то рассказывал Буланке. Ей такое внимание очень льстило. Она раскраснелась и чаще, чем бывало, вспоминала свое «ой, как романти-и-ично!». Игорь похудел еще сильнее. Под глазами темнели полукружья: нелегко, видать, дались ему последние дни в наших Ключах.

Теперь кое-что нам стало известно о делах Игоря и Толяна. История началась с той первой встречи с Симочкой и Вовой, когда те заявились в село за водкой. Симочка, которому Игорь очень понравился, попросил помочь подыскать надежного человека, которому бы можно было «толкнуть кое-какие лишние запчасти». Пока Игорь раздумывал, Толян назвал Никиту Зверева, заявил со смехом, что, дескать, тот может купить и продать не то что какие-то там запчасти, а целый трактор. Ответ здорово обрадовал Симочку и Вову. Они в тот же день познакомились со Зверевым, обо всем договорились, и завертелось дело. Бизнес, как потом сказал Толян.

Для Рагозина этот бизнес заключался в том, чтобы брать запчасти из тайника, который был устроен неподалеку от вахты, и носить их Звереву.

Пока Толян, развесив уши, слушал Симочкины наставления, Игорь сразу взял быка за рога, спросил прямо: какой будет гонорар за работу? За «спасибо» они, дескать, и полшага не сделают.

Симочка хоть и поморщился, однако обещал платить по совести. Толян был в восторге: за такое нехитрое дело и – деньги! Ну и молоток этот Игорь!

Запчасти носил один Толян, но половину «гонорара» Игорь забирал себе, как вдохновитель и руководитель «предприятия». Так он называл себя в шутку.

Но однажды Игорь вдруг отказался от своего пая. Почему? Толяна это ничуть не заинтересовало, лишь обрадовало – теперь все деньги были его! А Игорь отказался от своей доли не оттого, что в нем заговорила совесть, а после скандала, когда дядя Павел чуть не ударил его. Видимо, у Денисовых стало что-то известно о делах Игоря.

Рагозин только-только вошел во вкус своего бизнеса, как арестовали Никиту Зверева, милиционер побывал и у Рагозиных. Когда мать узнала, чем занимается их Толенька, то чуть не померла с горя. А сам Толян, – он было решил, что инспектор пришел и его арестовывать, – так перетрусил, что зарыдал на весь дом, сразу выложил, что знал.

С той поры Толян почти не выходит со двора. Игорь же, наоборот, почти всегда на улице, пытается снова подружиться с ребятами. Он хоть и старается делать вид, что ему все нипочем, да не получается. У него крепко поубавилось самоуверенности.

Время уже подошло отправляться на Желтый курганчик, где нас ждал Антон Юльевич – он ушел туда еще до солнца.

Семен Митрофанович глянул на часы, ахнул:

– Все, ребятки, пора! Антон Юльевич там, наверное, совсем изнервничался.

В это время из конторы колхоза вышла Эвка со своей матерью. Я думал, Эвка сразу же, как обычно, подойдет к Семену Митрофановичу, но она приостановилась, отыскивая в толпе кого-то. Кого же? Конечно, Игоря! Но вдруг она увидела меня и подошла. Сказала тихо, но мне показалось, крикнула на всю площадь:

– Костя, твоей маме вчера сделали операцию. Сейчас из райцентра звонил Батраков. Он сообщил, что прямо оттуда едет в Барнаул: срочно нужно какое-то лекарство, а его в больнице оказалось мало. Василий Кузьмич сказал, что обязательно достанет лекарство… Так что ты, пожалуйста, не волнуйся…

Я ничего не понял, кроме одного – маме плохо, так плохо, что хуже и быть не может.

Раскопки сразу ушли так далеко, что я вспомнил о них, когда все было давно закончено…

Весь день я промаялся, не зная, чем заняться, было тревожно и тяжело. Ночь почти не спал, а утром поднялся, едва рассветало, и пошел к большаку ждать попутки на райцентр. Приехал рано, меня даже не впустили в больницу. Дежурная сказала: «Придет главврач, с ним и толкуй». Я обошел вокруг больницы, заглядывая в окна, но они были зашторены. У одного из окон мне послышался стон. У меня сердце оборвалось – не мама ли? А вдруг, пока я тут бегаю, она умрет?

Эта мысль так обожгла меня, что я остановился, словно вкопанный. Мгновенно вспомнился наш последний разговор. Теперь все мамины слова неожиданно приобрели совсем иной смысл. Я вдруг подумал: ведь она тогда прощалась со мной! Она знала, что ее ждет опасная и трудная операция, и прощалась. Отсюда же и ее настойчивое беспокойство о моей будущей профессии, эти ее слова: «Три года, как это много…». Наконец, просьба обратиться к отцу… А я ничего тогда не понял. Неужели поздно? Я бросился к дверям, забарабанил по ним что было сил.

– Эй, дружище, ты чего безобразишь? – раздался строгий голос.

Я поднял голову: надо мной, склонясь, стоял высоченный мужчина в очках.

– Это самое… Я не безобразю… Я приехал к маме, а меня не пускают… Главврача вот жду.

– Ничего себе – ждешь! – усмехнулся мужчина. – Ты этак мне всех больных перепугаешь. Как фамилия?

Его звали Федором Сергеевичем. Оказалось, он и есть главный врач. В кабинете было прохладно и бело. Мы сидели на диванчике, Федор Сергеевич говорил:

– Ты, Костя, держись, будь мужчиной. Состояние твоей мамы серьезное, скрывать не буду. Но это не значит, что надо впадать в уныние. Этим делу не подсобишь. Сейчас требуется всеми силами помочь ей преодолеть послеоперационные трудности. Мы свое дело делаем, а твоя задача – не доставлять ей ни малейших огорчений. Только добро, только радость, только тепло. Особенно, когда она выпишется. Помни, от тебя будет зависеть здоровье мамы и даже ее жизнь.

Я слушал Федора Сергеевича, а сам думал: «Конечно же, сделаю, все сделаю, только бы мама поднялась, только бы вернулась домой…».

Федор Сергеевич встал. Я тоже вскочил: сейчас увижу маму! Он понял меня, качнул головой:

– Нет, дружище. Ей пока очень тяжело и волновать ее нельзя. Не проси и не хмурься. Считай, отсюда вот и начинается твоя забота о ней. Приезжай через недельку…

Вышел я из больницы расстроенный и злой. На улице народ, шум, солнце, даже глаза слепит. Вздохнул я, ругнул тихонько главврача за то, что не дал даже глянуть на маму, и пошагал на автовокзал.

Когда проходил мимо Дома культуры, вспомнил: папка, говорят, тут работает. Зайти? Сказать, что мама в больнице? Да и мамин наказ выполню – повидаю его.

Зашел – пусто. Лишь уборщица неторопливо шоркала шваброй. Я спросил, не знает ли она музыканта Петра Борисовича.

– Какого еще Петра Борисовича?

– Брыскина.

– Петьку, что ль? Алкаша-то энтого? Ишь ты – Борисыч! Да на кой ляд он тебе сдался?

– Надо, теть.

– Вечером он будет тута. А живет у Нюрки в конуре.

– У какой Нюрки?

Наконец, я узнал отцов адрес и пошагал туда.

Нюркой оказалась непричесанная морщинистая тетка в каком-то пестром не то платье, не то сарафане. А изба – точно что конура: одна комната, половину которой занимала русская печь, грязно, неприбрано. Два малюсеньких запыленных окошка едва освещали комнату. Отец сидел за столом и что-то хлебал из тарелки. Тетка возилась у печи.

Я поздоровался. Она ответила не очень дружелюбно и вопросительно уставилась на меня. А я глядел на отца. Он продолжал есть, потом поднял голову, взглянув на меня, медленно положил ложку, тихо и неуверенно произнес:

– Коська?..

И тут же вскочил, бросился ко мне, обнял, прижал к себе, повторяя:

– Коська… Коська…

Обернулся к тетке, проговорил возбужденно:

– Нюра, это – Коська. Сынок. Пришел вот…

Тетка ответила не очень радушно:

– Вижу. Не слепая.

Папка суетился вокруг меня, видимо, не зная, что делать. Потом нашелся, произнес торопливо:

– Проходи, Костик… Сынок… Поешь… Идем, идем, не стесняйся. Щи вкусные… Нюра большая мастерица готовить… Я прошел к столу, однако есть отказался.

– Мама в больнице… Знаешь?

– Знаю… на днях сказали тут…

– Попроведать ходил?

Отец замялся, кинул быстрый взгляд в сторону тетки, однако ответил:

– Нет, сынок… Не посмел… Стыдно…

Тетка фыркнула зло и насмешливо:

– Ишь ты, интеллигент – расчувствовался. Стыдно ему! Был он у тебя, этот стыд!

Отец густо покраснел.

– Помолчи, Нюра. Не твой это разговор.

– Шалишь! – выкрикнула тетка. – Мой! И нечего тут. Скажи мальчишке, чтоб не мешал тебе жить. И без того забот хватает.

Отец вспылил:

– Перестань!

Тетка мелко и отрывисто захохотала.

– Ой, ой, распалился холодный самовар. – Но тут же оборвала смех: – Не больно-то разевай рот. А то у меня это быстро: раз-два и за порогом.

Мне было ужасно жалко папку. Худой, плохо выбритый, в дрянной старой рубашке. Но главное, он казался робким, каким-то затюканным, скажет слово и тут же оглядывается на тетку: как она? Я встал и пошел к выходу. Он заторопился, провожая меня. Мы миновали запущенный, обветшавший двор, остановились за покосившимися воротцами. Стояли друг против друга и молчали – говорить было не о чем. Как чужие.

– Ты маму попроведай. Только не сейчас. После, когда окрепнет маленько.

Он поспешно закивал:

– Зайду, обязательно зайду, как же… И снова замолчали.

Я видел, ему очень хотелось что-то сказать или спросить. Я подождал, но он так и не решился.

– Иди, сынок, иди. Всего доброго.

Я прошел несколько шагов, оглянулся: он стоял, глядя мне вслед, растрепанный, несчастный, и все еще не опускал руку, которую поднял, прощаясь. Я неожиданно для самого себя крикнул:

– Плохо будет – приезжай домой.