Текст книги "Тайны пространства и времени"
Автор книги: Виктор Комаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)
Таким образом, процесс научного исследования – это цепь вопросов и ответов. При этом каждый новый ответ рождает новые вопросы, новые научные проблемы, вырастающие из проблем уже решенных, И поскольку окружающий нас мир бесконечно разнообразен, то процесс познания и выяснения его закономерностей не должен останавливаться!
В истории естествознания не раз возникали ситуации, когда казалось, что поставлена «последняя точка», получены ответы на все мыслимые вопросы. Так было, к примеру, на рубеже XIX и XX столетий, когда величайшего расцвета достигла классическая физика. Многие выдающиеся ученые того времени были искренне убеждены в том, что триумфальное шествие физики близится к завершению, что эта наука «заканчивается». Но, как мы уже знаем, действительность уже в самом начале XX века опровергла подобные представления… В природе всегда будет оставаться нечто еще не открытое и не изученное человеком.
В процессе развития науки то и дело возникают ситуации, когда для формулирования очередного «знания о незнании» не хватает научных данных, ощущается дефицит необходимой информации. Аналогичная ситуация складывается и в том случае, если соответствующей информации не хватает для того, чтобы превратить очередное «знание о незнании» в «знание». В подобных случаях недостающую строго научную информацию может заменить научная фантастика.
«Фантазия вырастает из природы, – писал В. Гeте. – Мы являемся крохотным отражением космоса, пронизанного разумом. И в этой причастности к величайшему и не постижимому рассудком успеху не только матери-материи, но и творящему духу природы заключено величие и бессмертие человека…»
Особенно популярной фантазия стала во второй половине XX столетия, в эпоху необычайно бурного научно-технического прогресса, нередко опережавшего самые смелые фантастические идеи. Под влиянием новейших достижений науки и техники родилась новая фантастика, увидевшая свою главную задачу в том, чтобы осознать психологию человека, исследовать особенности мышления людей в необычных, экстремальных условиях. Такой подход позволяет научной фантастике поднимать и обсуждать не только важнейшие социальные проблемы, но и спорные неожиданные оригинальные идеи, которые еще не созрели для строго научного анализа. Не случайно поэтому многие выдающиеся деятели науки XX столетия обращались в своем литературном творчестве к научно-фантастическому жанру, среди них Иван Ефремов, Айзек Азимов, Фред Хойл, Карл Саган, Кир Булычев, один из братьев Стругацких и др. Их можно понять, ибо научная фантастика – это один из способов отражения реальной действительности, основанный не только на знании, но и на воображении. Способ, не нуждающийся, в отличие от строго научного отображения, в проверке и обосновании ни исходных положений, ни выводов!
Человеческое общество представляет собой сложную самоорганизующуюся и саморегулирующуюся систему. Одно из важнейших ее свойств – способность вырабатывать «сохраняющие реакции», которые должны компенсировать различные нарушения, возникающие в процессе функционирования подобных систем. И одной из таких важнейших «сохраняющих реакций», вне всякого сомнения, является наука. Поскольку она позволяет людям, открывая закономерности окружающего мира, использовать полученное знание для обеспечения своего существования на Земле.
Известно, что подавляющее большинство происходящих в мире процессов приводит к рассеянию энергии и к накоплению так называемой энтропии, к развитию хаоса, к формированию все более вероятных состояний. Этим процессам деградации противостоит сознательная деятельность людей, иными словами – человеческая культура, частью которой являются научные знания. Известный ученый Э.М. Маркарян определил культуру как специфический «нэгэнтропийный механизм» (нэгэнтропия – это величина, обратная энтропии), дающий возможность социальным системам противостоять энтропийным процессам и в то же время повышать уровень своего собственного развития. Культура, считает Маркарян, одна из особых форм борьбы материи за нэгэнтропию. И научная фантастика как часть культуры тоже принимает участие в этом процессе.
Помимо всего прочего, научная фантастика – это необыкновенно чувствительный «индикатор», почти безошибочно показывающий, какие направления современного естествознания наиболее перспективны. И отнюдь не случайно значительное число научно-фантастических произведений так или иначе посвящено тем же проблемам, которые составляют предмет настоящей книги. С «легкой руки» Герберта Уэллса и его «Машины времени» одной из наиболее популярных тем научной фантастики стали проблемы, связанные со свойствами пространства. Это и путешествия в прошлое и будущее, и преодоление огромных космических расстояний, и проникновение человека в параллельные миры, и многое, многое другое.
При этом научная фантастика не только предвосхищает те или иные научные достижения и открытия, но порой становится стимулом, побуждающим ученых к новым исследованиям.
Часть I
ПРОСТРАНСТВО, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
Глава 1ШАГИ ВО ВСЕЛЕННУЮ
В очень далекие времена представления наших предков о Земле были ограничены тем участком земной поверхности, на котором они находились. Земля представлялась им плоской.
Великий философ Древней Греции Аристотель, наблюдая во время затмений форму земной тени на Луне, пришел к заключению, что Земля шарообразна. Но должно было пройти много веков, прежде чем кругосветное путешествие Магеллана доказало это на практике.
И потребовалось еще несколько столетий, чтобы люди по-настоящему поняли: человек не только обитатель Земли, не только наблюдатель и исследователь Вселенной, но и ее порождение, ее неотъемлемая составная часть.
Это было очень-очень давно. Тысячу лет назад. Человеку еще предстояло многое узнать об окружающем мире и о себе самом. Но уже и тогда рождались светлые умы, способные многое видеть и многое понять, великие мыслители, камень по камню сложившие фундамент науки и наших современных представлений о мироздании…
Немалую роль в развитии наших представлений о мироздании сыграли исследования внука великого Тимура – Улугбека. По его распоряжению в первой половине XV столетия была возведена ставшая впоследствии знаменитой астрономическая обсерватория в Самарканде. Здесь под руководством Улугбека и при его непосредственном участии велись систематические астрономические наблюдения, в частности, были составлены звездные таблицы – «Зидж», получившие широкое распространение на Востоке.
В обсерватории Улугбека работали выдающиеся ученые своего времени ар-Руши – математик и философ, прозванный «Платоном своей эпохи», ал-Каши – создатель энциклопедического труда «Ключ арифметики» – и ал-Кушчи, обладавший глубокими и разносторонними познаниями в математике и астрономии, разумеется, не случайно. Астрономическим проблемам уделяли серьезное внимание и такие великие ученые Востока как Авиценна и Беруни, который одновременно занимался и государственной деятельностью…
Пылающее солнце медленно тонуло в голубовато-фиолетовом мареве. Его последний вечерний луч, скользнув сквозь узкие стрельчатые окна, на мгновение окрасил стены и потолок в красновато-багровые тона.
Беруни медленно подошел к окну, распахнул створки. В комнату хлынул горячий, терпкий аромат догорающего южного дня. И вместе с ним донеслись чарующие звуки низкого женского голоса, исполнявшего протяжную восточную песню.
Прислушиваясь к удаляющимся звукам, Ибн Ирак приподнялся с подушек:
– Поистине прав был Омар Хайям, сказавший:
Слышу тебя – забываю вино.
Голос мне твой позабыть не дано…
– Но мысль эта неполна, как твоя чаша, почтенный Ибн Ирак, – отозвался, не меняя позы, невозмутимый Авиценна. – Наш друг Омар Хайям сказал еще:
В голосе пери мне тайна дана,
Душу пьянит он как чаша вина.
– А мне, дорогой Ибн Сина, этот голос напомнил другие стихи нашего несравненного Омара Хайяма, – откликнулся Беруни:
Здесь каждая пылинка праха, что к ночи на земле легла,
Была частицей тела пери, сияньем юного чела.
Пыль вытирая, осторожно касайся розовых ланит.
Ведь эта пыль благоуханным, быть может, локоном была.
Ибн Ирак нахмурился:
– Почему ты вдруг вспомнил о прахе, Абурейхан? Не я ли учил тебя, когда ты пришел ко мне безбородым юношей, простым погонщиком верблюдов и остался, чтобы постичь мудрость, не я ли твердил тебе тогда, мой дорогой Беруни, что мир не розов, но и не черен. Надо научиться видеть его таким, каков он есть.
– Но разве это мрачные стихи, Ибн Ирак? – возразил Авиценна. – И разве они не утверждают то же самое, что и ты? Что все в мире переменно и едино – и розовое и черное, и прах и жизнь? А сам мир вечен и вечно меняется.
– А человек – средоточие мудрости, – заметил Беруни.
– Мы – цель и высшая вершина всей Вселенной, Мы – наилучшая краса юдоли бренной, – процитировал Ибн Ирак.
– Да, это так… – задумчиво произнес Беруни, глядя вдаль, туда, где за горизонтом только что угас последний луч заходящего солнца. – И в том я и вижу смысл своей жизни, чтобы поднять и себя и других – не только эмиров, но и простых погонщиков и тех, кто возделывают землю, – от земного праха до тех высот, которые природа предназначила человеку.
– Но, может быть, мы вернемся к нашей беседе? – сказал Авиценна. – Ты только что утверждал, Абурейхан…
– Подожди, Ибн Сина. Мне кажется, сейчас не до состязаний в мудрости. Я должен сообщить вам плохую новость… Я узнал, что убийство нашего эмира Мамуна – дело рук газнийского султана Махмуда… Чудовищное вероломство: он отдает Мамуну в жены свою дочь, чтобы потом создать повод и под видом мести за убийство зятя захватить Хорезм.
– А чего еще можно ждать от эмиров и султанов? – философски произнес Авиценна. – Лишь бы их распри не мешали нам познавать тайны мироздания… Так вот, Абурейхан, ты утверждал, что все тела стремятся к Земле. Но ведь это не так: пламя и дым огня поднимаются вверх.
– Успокойся, Абу-Али. Как же ты не хочешь признать очевидного? Чтобы попасть в эту башню, ты поднялся по лестнице и приложил усилия, чтобы преодолеть земное притяжение.
– Да, но это нам трудно подниматься вверх, – возразил Авиценна. – А дым, а огонь?
– Пойми, что это обусловлено движением теплых и холодных слоев воздуха. Если бы верхние слои имели такую же температуру, как нижние, то пламя и дым не поднимались бы. Нет, Абу-Али, все тела притягиваются к центру Земли…
– И все же…
– Ну, хорошо, – слегка раздраженно сказал Беруни. – Чтобы покончить с этим, Абу-Али, я отвечу тебе сейчас на все вопросы. Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты ищешь разницу между камнем, падающим на Землю, и дымом, устремляющимся в небеса. Ты делишь мир на две сферы: земную и небесную. Так думал и Аристотель. Но он ошибался! В небесах те же законы явлений, что и на Земле. Мы – только часть необъятного мира.
– Как сказал поэт, – подал голос слушавший их Ибн Ирак:
Ты разумом вникни поглубже, пойми,
Что значит для нас называться людьми…
Земное с небесным в тебе сплетено:
Два мира связать не тебе ли дано?
– Итак, ты утверждаешь, Абурейхан, – не сдавался Авиценна, – что небесами управляют те же законы, что и Землей. Но Солнце… Разве оно похоже на Землю?
– Солнце и планеты – одно целое. Солнце состоит из огня, а планеты окружают его и получают от него свет.
– Окружают? Но разве не Земля – центр мироздания? – удивился Авиценна. – Все великие умы – Птолемей, Евклид, Ар-Рази – не только я – убеждены, что именно Земля – центр всего. Разве это не аксиома?
– Нет, дорогой Абу-Али. Нам только кажется, что Земля неподвижна. На самом деле она движется. Наблюдая звезды, я даже вычислил скорость, с которой она мчится… Я понимаю, как сейчас в это трудно поверить. Но придет время и… Человек, Абу-Али, рожден природой не только для того, чтобы постигать уже добытую мудрость, но и затем, чтобы умножать ее:
Круг мироздания подобен перстню.
Алмаз в том перстне, без сомненья, мы…
Помолчав, Беруни продолжал:
– Изучая природу, мы должны исходить из опыта и наблюдений. Сравнивать, сопоставлять, размышлять. И следовать при этом от того, что близко – к более отдаленному, от того, что известно – к менее известному. И всегда быть готовыми к тому, что достоверное сегодня – завтра может уступить место еще более достоверному. Иным путем невозможно приблизиться к бесконечным высотам мудрости. И помни прекрасные слова великого Фирдоуси:
Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья:
Лишь дело героя, да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца!
В это погожее утро молодой каноник Николай Коперник, обучавшийся медицине в университете Падуи, прибыл в Лицбарский замок, расположенный на границе польских земель. Здесь предстояло ему прожить долгие годы…
Первый вечер он провел со своим дядей епископом Лукой Ваценродом, которому был обязан и образованием и церковным саном, обеспечивавшим ему средства к существованию.
Время текло незаметно, уже наступил вечер, а они все сидели в полумраке библиотеки. Через узкие стрельчатые окна замка упали первые серебристые лучи Луны. И тогда Коперник заговорил о том, что занимало его больше всего:
– Подойдите к окну, дядя. Смотрите… Вон там на юго-востоке над самым холмом горит яркая звезда. Час назад ее еще не было. Она не просто зажглась на небе – она вышла из-за холма, взошла над ним. Через час она поднимется еще выше, потом еще. Все время – выше и все время – правее. Достигнув своей верхней точки, она начнет постепенно опускаться, двигаясь все так же – с востока на запад. И так все звезды… Но вы задумались и, кажется, не слушаете меня?
– Нет, нет, я слушаю тебя внимательно, сын мой. Очень внимательно.
– Взгляните, дядя, – продолжил Коперник, – вон там зловещий багровый Марс. Он тоже, подобно звездам, обегает вокруг Земли. И Юпитер, и сияющая Венера… Но как странен их путь! Каждый ясный вечер я наблюдаю за ними, отмечаю их положение. Оно все время меняется. Мысленным взором я черчу на небе их пути, и я вижу причудливые петли. Планеты движутся то к востоку, то останавливаются, а затем возвращаются, чтобы, описав сложную линию, вновь двинуться на восток… Однако я увлекся, я совсем забыл, что вы все это великолепно знаете сами.
Епископ Лука медленно подошел к одному из книжных шкафов, открыл дверцу, взял с полки толстый том в дорогом кожаном переплете:
– Да, хотя я всего-навсего магистр искусств и не могу, конечно, соперничать с тобой в тонкостях высокой науки о ходе светил, но и я знаю, что еще великий Птолемей объяснил все то, о чем ты так прекрасно говорил.
– Да, Птолемей велик, – согласился Коперник, – и я преклоняюсь перед необъятностью его трудов… Только величайший гений мог так стройно объяснить и согласовать все причуды в движении светил. И все же…
Лука внимательно посмотрел на племянника:
– Я вижу, тебя что-то волнует, сын мой. В чем причина твоего непонятного волнения? Ведь ты говоришь о весьма известных вещах.
– Мудр Птолемей… – медленно проговорил Коперник. – Но не слишком ли замысловаты его объяснения? Почему Луна движется вокруг Земли просто и совершенно – по окружности, а планеты описывают петли?
– Но ведь…
– Да, да, я знаю, ты скажешь мне – Птолемей объяснил это с помощью сложных построений – дифферентов и эпициклов… Не знаю… Иногда меня смущают странные мысли, они не дают мне покоя… Неужели все это действительно так? Именно так?
Епископ долго молчал. Потом глухо сказал:
– Так ли это?.. Ты говоришь – так ли?
Коперник тоже ответил не сразу. Он подошел к маленькому столику в углу, на котором стояло дивное творение китайских мастеров – двадцать четыре вращающиеся ажурные костяные сферы, вложенные одна в другую. Он слегка дотронулся до них, и, отозвавшись на его прикосновение, кружевные сферы пришли в движение.
Коперник смотрел на них до тех пор, пока вращение не прекратилось, а затем, не оборачиваясь, сказал:
– Я хочу открыться, дядя… Я долго обдумывал ненадежность представлений о движении мировых сфер и пришел к мысли о том, что движется Земля. А это значит, что центр Земли – не есть центр Вселенной, но только центр тяжести и центр лунной орбиты. Все сферы обращаются не вокруг Земли, а вокруг Солнца, и, таким образом, Солнце является центром Вселенной.
– Но как же… – начал было епископ, однако Коперник предупреждающе поднял руку.
– Я знаю, что вы хотите сказать. Вы подумали о петлях, описываемых планетами. Так вот, если перемещения этих светил сравнить с круговым движением Земли, то как раз и получатся те небесные явления, которые мы наблюдаем.
– Тридцать веков, сорок поколений люди пользуются расчетами Птолемея, – возразил епископ Лука, и в голосе его прозвучала тревога. – И никто не сомневался. Бог избрал Птолемея, чтобы его устами сообщить людям великую истину об устройстве мира. Расчеты Птолемея угодны Богу, они освящены церковью.
– Но пути Господни неисповедимы. И кто знает, может быть, со временем Богу станет угодно…
– Угодно?.. Ты говоришь – угодно… Приходилось ли тебе когда-нибудь видеть такое: площадь, заполненная народом, черные монахи в капюшонах… позорный столб с цепями… горящий факел в руках палача… А потом – отсветы пламени ревущего костра и молчание – страшное молчание… Вот что значит усомниться в величии Божьем, в догматах святой церкви!
– Сжигают еретиков. А я всего лишь думаю о математике-о расчетах и построениях Птолемея.
– Замолчи! Я не желаю тебя слушать. Ведь если кто-нибудь… Я думал, что совесть моя чиста перед моей покойной сестрой, твоей матерью. Николай, видит Бог, я делал все, что было в моих силах. Я послал тебя учиться за границу, сделал тебя обеспеченным человеком – каноником, наконец, я еще пять лет назад отправил тебя изучать медицину, чтобы потом приблизить к себе как врача… Святая церковь предписывает нам безбрачие… Я считаю тебя своим сыном, Николай, мой долг предупредить тебя: мысли твои опасны! У святой инквизиции везде глаза и уши – оступиться очень легко. И тогда даже я не смогу тебе помочь. Обещай же мне!
– Но я не могу пойти против истины!
– Истины? Но разве не истинно то, что мы видим собственными глазами, то, что являет нам Бог?
– В том-то и дело, дядя, – горячо возразил Коперник. – Мир может быть не таким, каким мы его видим. Он гораздо сложнее… и проще. И предназначение человека в том и состоит, чтобы понять подлинную сущность явлений, скрытую за их внешней видимостью!
Лука приблизился к Копернику, положил руку на плечо, заглянул в глаза. Начал ласково:
– Понимаешь ли ты, сын мой, на что поднимаешь руку? Ведь Священное писание… – От волнения у него перехватило горло.
– Природа, – твердо произнес Коперник, – вот высший и единственный судья. Я понял это, занимаясь медициной. На моих глазах рушились догмы, рассеивались заблуждения. И все благодаря тому, что нашлись смельчаки, дерзнувшие нарушить строжайший запрет церкви и заняться изучением человеческого тела… Но если наши знания несовершенны в одной области – они могут оказаться несовершенными и в других.
– Мысли твои опасны, сын мой. И люди не поверят тебе.
– Знаю, дядя… Знаю, до какой степени нелепой покажется людям моя идея о движении Земли. Тем, кто на основании суждений многих веков считает твердо установленным, что Земля неподвижно расположена в середине неба. Но я предвижу – наступит время, когда наши потомки будут знать о мире много-много больше. Но и они поймут: мир не таков, каким мы его наблюдаем. И пойдут дальше… Я верю – так будет!
Торжественно и протяжно звучит орган. В колеблющемся полумраке собора теплятся свечи в руках коленопреклоненных монахов. Глухо звучат слова католической молитвы: «Патерностер ост ин целлис…»
Монахи медленно поднимаются с колен. К одному из них, высокому и стройному, с умными горящими глазами, подходит другой монах, маленький и худощавый, в непомерно широкой, не по фигуре рясе.
– Послушай, брат Джордано, – произносит он вкрадчиво. – Мне поручено передать тебе предписание кардинала-инквизитора: тебя велено доставить в Рим. Ты только не подумай…
Для Бруно это сообщение явилось неожиданностью.
– Вот как? Зачем это я вдруг понадобился римской инквизиции? Скажи мне, Дионисий, ведь ты как-то умудряешься все знать.
– Ну все – не все, но кое-что я слышал: ты должен явиться пред светлые очи папы, чтобы дать отчет в своих поступках.
– В каких же?
Дионисий на всякий случай отступил на шаг:
– Ну, вот хотя бы: мне помнится, ты неосторожно говорил о каких-то богопротивных книгах… И не только мне…
– Но ведь в келье у меня нет никаких книг, кроме Священного писания, – возмутился Бруно.
– Но все знают: что у тебя память! Память! Кто знает, какие книги у тебя в голове!
Глаза Бруно вспыхнули гневом:
– Такого еще не было: чтобы проверяли, какие книги в голове! Да, Дионисий, зло не стоит на месте – оно растет.
Бруно повернулся, чтобы уйти, но Дионисий остановил его.
– Постой, брат Джордано. Я еще не все сказал. Сопровождать тебя в Рим велено мне. Повозка ждет.
– Как, уже сейчас?
– Повозка ждет… Скорей, брат Джордано. Садись… Поехали…
Мерно стучат копыта. Неторопливо сквозь ночь движется повозка. Дремлет, вздрагивая на дорожных ухабах, Дионисий. Не спит Бруно, всматриваясь в безоблачную черноту южного неба…
Миновали очередной перевал, Бруно дотронулся рукой до возницы:
– Стой! Отдохнем немного!
Повозка остановилась. Проснулся Дионисий, боязливо огляделся вокруг:
– Недоброе место выбрал ты для привала, брат Джордано. Не лучше ли поторопиться? Тут неподалеку есть одна обитель. Там мы могли бы переночевать и согреть свою плоть добрым вином. Если Бог даст…
– Бог? – засмеялся Бруно, соскакивая с повозки. – Конечно, Он сейчас только и думает о том, чтобы ты сытно поел, сладко поспал и благополучно доставил в Рим грешника Джордано… Смотри-ка, смотри, звезда упала! Не моя ли?.. А, может быть, твоя?..
– Молчи! Молчи! – схватил его за рукав монашеской рясы Дионисий. – Накличешь беду! Типун тебе на язык!.. Еще упала! Еще! Что это, Джордано?
Бруно расхохотался:
– Светопреставление, монах!.. Не бойся звезд, брат Дионисий. Остерегайся лучше того, что на Земле.
Бруно дернул рукой, желая освободить рясу, но Дионисий вцепился в нее еще крепче.
– Чему ты смеешься? Послушай, Джордано. А ты… Или ты в самом деле не знаешь, что такое страх? Ведь ты смеешься надо всем. А может быть, в тебя вселился дьявол?.. Нет, дьявол ослепил тебя!
– Я – слеп?! – воскликнул Бруно. – А что видишь ты?
– Что все незыблемо. Я вижу звезды, которые Бог зажег для нас в небесах. И которые сияют нам неизменно. Неизменно! Я вижу Землю именно такой, какой Бог создал ее раз и навсегда… Нет, Джордано, я не только бражник. Я тоже думаю. И есть истины, в которые я верю, твердо верю. И никому не сбить меня.
– Что значит – верю? Что ты знаешь? – Бруно, наконец, удалось освободить руку. – Да знаешь ли ты, что такое Солнце, что такое Земля, что такое мир?
– А как же? – усмехнулся Дионисий. – Библию я знаю… Наизусть. А в ней все сказано.
– Ха! – Бруно хлопнул монаха по плечу, так что он согнулся под тяжестью его руки. – Звезды, Луна… По-твоему, Бог создал эти светильники для того, чтобы ты благополучно добрался в ночную пору до своей кружки? Нет, монах, каждая из звезд – огромное солнце, вокруг которого вращаются как малые песчинки планеты. Подобно тому, как вокруг нашего Солнца песчинкой движется Земля.
– Но в Библии… – попытался возразить Дионисий.
– Но Библия написана давно.
– Автор этой книги – Бог!
– А автор мира?
– Что ты хочешь сказать?
– Что мир правдивей книги! И вот Коперник… Он так все тайны звездных сфер постиг, что в них читал, как по страницам книг.
– Я не такой простак… – Дионисий на всякий случай отошел к другой стороне повозки. – Уж если на то пошло, то твой Коперник, хотя и «сдвинул» Землю и «остановил» Солнце, а все же оставил сферу неподвижных звезд. За ними престол господен.
– Да, оставил, – задумчиво сказал Бруно. – Ну, что ж, хоть он и гений, он все же человек… И, может быть, он просто не успел. Или… побоялся.
– А ты? – язвительно произнес Дионисий. – Ты не побоишься?
– Сколько же дрожать? Кто-то ведь должен. И я скажу! Я скажу всем: мир, Вселенная не имеет пределов и края – она безмерна и бесконечна! Больше того! Наше Солнце ничем не лучше других звезд, и нет причины полагать, что наш мир находится в центре Вселенной. А если так, то и на других мирах есть люди, которые возделывают их!..
– Молчи, нечестивец! – в ужасе закричал Дионисий. – Молчи. Грех слушать тебя! Бог покарает!
– Бог? Я вижу, ты без него не можешь ступить и шагу.
– А Бог везде и во всем… И без Него ты ничего не сможешь объяснить.
– Ошибаешься, монах! Думающему человеку для того, чтобы объяснить все, достаточно одной всеобъемлющей материи! А уж если ты и тебе подобные не могут жить без Бога… Если уж вы так свыклись с этим, то можете считать Богом самою природу!..
