Текст книги "Клан Мамонта"

Автор книги: Виктор Халезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Семен еще что-то объяснял, пытаясь снять с гостя стресс, – чему, казалось бы, можно удивляться в обычной деревенской избе? Правда, она, наверное, первая в этом мире. Только Ващуг приходить в себя не собирался – бормотал что-то невнятное и, кажется, даже начал что-то напевать. Такая реакция, в общем-то, совсем уж странной Семену не казалась – слишком много колдовства сразу. Вообще-то, он действительно хотел предложить колдуну самогонки, но, вспомнив воздействие алкоголя на Ванкула, передумал – еще продукт на них переводить!

В конце концов, вся эта комедия Семену наскучила, и гостя он выпроводил, причем довольно бесцеремонно. Вероятно, продолжения военных действий в этот день не предвиделось: на пространстве между засекой и частоколом имазры развязывали вьючные мешки и явно готовились к ночевке. Для Ващуга стали сооружать нечто вроде крохотной палатки. На свет явились странные предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались кожаными мешками. Несколько воинов приблизились к калитке и стали что-то объяснять женщинам знаками. «Вода им нужна, – понял Семен. – Там у них с двух сторон болото, а лошадей поить нужно. Придется еще кого-то пустить за забор – не таскать же воду для них самим!»

Странно, но у воина, который носил мешками воду с берега, никакой шоковой реакции на забор и избу не наблюдалось. На всякий случай его сопровождали двое женщин с пальмами наголо, а сам Семен стоял наверху с взведенным арбалетом в руках. «Малограмотный, наверное, – подумал Семен. – Не понимает, что нужно бояться».

Ночь началась спокойно: на небе мерцали звезды, а вдали на земле – костры лагеря аддоков. Имазры между двумя изгородями огня не разжигали, лишь возле палаточки Ващуга теплился крохотный костерок. Стрекот насекомых, плеск рыбы в реке, тихий говор людей. Тем не менее Семен решил не расслабляться и отдал несколько вполне рациональных приказов. Во-первых, на смотровой площадке нужно дежурить всю ночь – как-никак мы на осадном положении. Причем в самое трудное – предрассветное – время будет бдеть самая надежная воительница – Сухая Ветка («Извини, моя птичка, так надо»). Во-вторых, наверх были перенесены оставшиеся «гранаты» и приведен в действие изобретенный когда-то Семеном «дымокур». Смысл этого приспособления заключался не в отпугивании насекомых дымом, а в поддержании огня, точнее, тления тополиных гнилушек.

«Для позднего палеолита позиция у нас практически неприступная. Деревянные строения вызывают у туземцев мистический ужас, так что штурмовать частокол никто не станет. А если и станет, противника отсюда очень удобно расстреливать из арбалета. Жалко только, что второй самострел остался у неандертальцев на том берегу. Ну, в крайнем случае, врага можно забросать гранатами – всеми тремя. Правда, рядом находятся не враги, а вроде как союзники – веру и вождя они сменили и мамонтов без нужды обещали не трогать. Если же аддоки полезут через засеку, то станут прекрасными мишенями для дротиков имазров. Да и отсюда в них будет очень удобно стрелять из арбалета. М-да-а… Но из всех присутствующих в "крепости" с арбалетом умею обращаться только я. Женщины не умеют, Хью ушел за катамараном, а сопливый мальчишка по имени Дынька куда-то делся. Между прочим, этот неандертальский ребеночек весьма перспективен. У него довольно пластичное мышление, и вполне возможно, что он вырастет вундеркиндом вроде Головастика. Плохо только, что дети не понимают правил военного времени – ну, куда этот пацан мог подеваться на ночь глядя?! Он же на нашем берегу! Впрочем, можно поспорить, что он не заблудится в кустах и не потеряется. С большим основанием можно беспокоиться за Варю и Эрека. Они где-то пасутся на пару, и появление большого количества незнакомых людей должно их испугать. Будем надеяться, что у Эрека хватит мозгов сообразить, что ему с Варей нужно держаться от них подальше».

Вот только уснуть у Семена никак не получалось – мысли копошились под черепом как червяки. Кроме прочего вспоминался последний разговор с пожилым неандертальцем, которого Семен наградил кличкой Седой.

– Ты же уважаемый человек у темагов! Почему ты не возражал (не взбунтовал общество) против похода кааронга за головами?

– Зачем было так делать? Они убивают нирутов (нелюдей), а это – хорошо (является безусловным благом).

– Черт побери, но я тоже нирут!

– Ты – бхаллас онокла (или наоборот) и не имеешь отношения к нелюдям. Точнее, имеешь отношение ко всему, но не являешься ни тем, ни этим.

– О боги, боги мои!!! Неужели ты и твои люди не понимаете, что вам, чтобы выжить, нужно сейчас сидеть и не высовываться? Уж скажи честно, что вы сами боитесь своих кааронга!

– Конечно, кааронга боятся все. Потому что…

Дальше последовало довольно длинное объяснение, суть которого была вполне банальной: среди че-ловеков бывают самые человечные (темагистые?), точно так же, как среди равных обязательно выделится кто-то, кто равнее других.

– Где тут конец, а где начало?! Кто для кого живет: темаги для кааронга или наоборот? Эти отморозки сделали так, что ваш народ вновь оказался на краю гибели! Попросту говоря, доплыви кааронга до нашего поселка… В общем, может быть, пару голов нирутов они бы и добыли… Тебе надо рассказывать, что было бы дальше? Ты должен помнить последнюю войну!

– Я помню ее. Мы сражались и… это было бесполезно.

– Тогда почему?! Почему ваши женщины с детьми на руках не встали на пути кааронга?! Объясни, почему?

Седой объяснял. Он очень старался. В отличие от других, он не обходил молчанием сложные вопросы – наверное, они мучили его самого. Вот только ничего особо оригинального и вселяющего надежду Семен не смог из этого выцедить.

«Даже в бывшей моей современности никаких таких всеобщих этических ценностей выработать не удалось – люди продолжают резаться за свои родные-любимые. За последнюю тысячу лет кое-какие подвижки, конечно, наметились, но они ничтожны. Не будучи специалистом, готов поспорить, что между православными, католиками и протестантами антагонистических противоречий нет. Зато есть море крови и миллионы жизней, прерванных или искалеченных из-за этих противоречий. А еще есть мусульмане, и простой европейский обыватель не понимает, почему люди, верящие в того же Бога, сотни лет торговали его детьми, захваченными в набегах, а теперь взрывают самолеты и небоскребы, которые не они придумали и не они построили. Впрочем, это все очень отдаленные аналогии. С чем сравнить положение неандертальцев в местной политической обстановке? Ну, разве что с положением евреев в первые века нашей эры. Их, значит, ассимилируют и режут, а они сопротивляются, чем только усугубляют свое положение. Там – зилоты, здесь – кааронга… И то и другое кроваво, иррационально и бессмысленно. Вроде бы…»

Семен лежал, слушал сонное бормотание женщин, скрип потолочных бревен под ногами дозорной и пытался понять философский смысл происходящего: «Получается, что мы оказались втянутыми в распрю чужих племен. С одной стороны, я вроде как привел к власти этого Ващуга и должен его поддерживать, а с другой стороны, шел бы он куда подальше! Но, с третьей стороны, если аддоки одолеют имазров, тогда получится, что нам опять нужно воевать – теперь уже с ними. По идее, лучше бы сгинули и те и другие, но они не сгинут, и никуда от этого не денешься».

Он, конечно, не заметил, когда уснул, но, кажется, тут же и проснулся. Сквозь бойницы свет лился не слабый утренний, а вполне нормальный – дневной. Рядом не было ни души, а снаружи в общем-то тихо, если не считать людского говора и лошадиного ржания из-за забора. Тем не менее чувство какой-то неправильности и тревоги, какой-то тяжелой непоправимой ошибки охватило Семена сразу и сильно.

«Нервишки расшалились, – поставил он себе диагноз. – Поизносился крутой лоуринский воин в боях и походах! Ничего тут не поделаешь – супермены бывают лишь в кино или в романах. Ну, почему я не персонаж Бушкова или Мазина?! У нас тут древний каменный век, и до всяческих "страстей" человеческих, до подлостей, интриг и дуэлей еще тысячи лет. Здесь убивают или пытают с детской непосредственностью – конкретно и просто. Так чего же я, человек из будущего, переживаю, словно пацан, не прошедший инициацию?! Черт его знает, только я ведь уже почти местный…»

Стараясь зачем-то двигаться тихо, он оделся, снял чехол с лезвия пальмы, пожалел об отсутствии арбалета, который отдал дозорной, и подкрался к двери. Прислушался: «Поблизости вроде бы тихо. Чего же я хожу "на полусогнутых" в собственном доме?! Бли-ин…» Двигаясь по часовой стрелке, Семен обошел помещение по периметру и заглянул в каждую из щелей-бойниц. Решительно ничего подозрительного он не увидел. Тем не менее поделать с собой он ничего не смог и дверь распахнул «по-супер-менски» – мягким ударом ноги.

Она должна была открыться и, стукнувшись о стенку, закрыться вновь. Этого почему-то не произошло – дверь так и осталась распахнутой. Свет снаружи был все-таки слишком ярким, и Семен осознал увиденное не в первое же мгновение.

Во второе, наверное. А если и осознал, то не полностью.

В дверной проем – то есть прямо на него – смотрели три дротика с плоскими кремневыми наконечниками, острота которых Семену была хорошо известна: «Древки дротиков вставлены в металки. На таком близком расстоянии в копьеметалках, наверное, нет смысла, но воины, скорее всего, по-другому и не умеют. Снаряды свои они держат спокойно и расслабленно. Стоять так можно долго, а задействовать – в любой момент. В общем, профессионалы. Четвертый, вероятно, находится у стены сбоку и не дает двери закрыться. Что можно сделать в такой ситуации? М-да-а…»

– Выходи, не бойся, – улыбнулся один из воинов. – Ты умрешь не сразу.

«Вот он, каменный век, – опустошенно подумал Семен. – Ни оружие бросить не требуют, ни руки поднять. Наверное, потому, что все кругом заколдовано».

Медленно, не делая резких движений, опираясь на древко пальмы как на костыль, Семен двинулся наружу. «Мы, значит, их кормили, поили – и вот она, благодарность. Если они зарезали наших баб, если что-нибудь случилось с Сухой Веткой… Я им такое устрою… И черт с ней – с жизнью, – но "я вам спою еще на бис". Спою, да так, что мало никому не покажется!»

Как только Семен оказался снаружи, количество нацеленных на него дротиков возросло до пяти. Самым паскудным было то, что воины казались совершенно спокойными, целились уверенно, и каждый держался на расстоянии не менее трех метров. Калитка в частоколе оказалась распахнутой настежь, и Семен двинулся к ней.

Между изгородью-засекой и частоколом было людно и лошадно. Кто-то подгонял упряжь, кто-то упаковывал вьючные мешки. Козлы, загораживающие вход, отодвинуты далеко в сторону. С десяток оседланных лошадей бродили снаружи. С первого взгляда было ясно, что здесь присутствуют не только вчерашние гости, но и их мнимые враги. «В общем, "сделали" они меня как лоха, – вздохнул Семен. – Все такие робкие и испуганные чужой магией». Что за тюки шевелятся чуть в стороне, ожидая погрузки, определить было не трудно – его лихие женщины-воительницы, спеленатые кожанами ремнями. «Это, конечно, лучше, чем обезглавленные трупы, но все равно обидно. Впрочем, сейчас я им ничем помочь не смогу. Вон сидит иуда Ващуг. Попробовать зарубить гада, пока пальму не отняли? Очень соблазнительно, но "своих" надо спасать. Если для этого нужно не драться, а улыбаться и нести чушь, значит, надо ее нести и улыбаться. А что, собственно, остается?»

Семен медленно двигался вперед. Люди перед ним расступались, отходили в сторону и отводили лошадей. Никто не отпускал шуточек, не смеялся в лицо, как следовало бы ожидать. Наоборот, все отворачивались или, по крайней мере, отводили глаза в сторону. «Опять магия, – грустно усмехнулся Семен. – В глаза смотреть нельзя, чтоб не сглазил. И ведь, между прочим, правильно делают: я же суг-гестор-внушатель и сейчас нахожусь на нервном взводе. То есть действительно могу воздействовать взглядом».

Вероятно, на этом самом месте колдун и ночевал, только палатка его была снята и лежала рядом в свернутом виде. На ней сидел незнакомый мужчина довольно солидных лет в замшевой рубахе, расшитой и разрисованной узорами. Всевозможных побрякушек на нем хватало, хотя до Ващуга ему было далеко. Если бы не клиновидная бородка с проседью, он вполне мог бы исполнять в кино роль какого-нибудь индейского вождя. Сам Ващуг сидел на земле, скрестив по-турецки ноги. Вероятно, появление Семена прервало беседу вождей. В глаза ему, правда, ни тот ни другой не посмотрел.

Семен остановился метрах в двух. Кожей спины и затылка он почувствовал, что еще один шаг, и в него всадят дротик. Умирать, кажется, было еще рано.

– Данкой, что ли? – грубовато поинтересовался Семен. – За брата отомстить пришел? А чо ты с Ва-щугом-то подружился? Твой Ненчич расплачется в мире мертвых!

– Скоро ты утешишь его, – заверил незнакомец. – Тебе известно мое имя, но вреда ты мне причинить не сможешь.

– Это почему же?

– Потому что я одолел твою магию, – подал голос Ващуг. – Она оказалась очень сильной, но я одолел ее.

– И как же ты это сделал? – ехидно спросил Семен. – До сих пор такое еще никому не удавалось.

– Великих колдунов губит гордость, – поучительным тоном сказал Ващуг, обращаясь к Дан-кою. – Я не поверил своему счастью, когда он не потребовал уничтожить воду, которой было омыто его тело. Ею смазаны дротики воинов, и теперь они сразят его наповал.

– Конечно, – кивнул Данкой.– А как с сосудами, несущими смерть?

– Да, это была трудная битва, – самодовольно ухмыльнулся Ващуг. – Из тех, что убили Ненчича, тоже шел дым. Эти же были просто огромны, но я понял его хитрость и воззвал о помощи к Умбулу. Именем Нишава я превратил содержимое этих сосудов в обычное мясо.

«Нужно иметь очень богатое воображение, чтобы проассоциировать мои гранаты с кухонной посудой, – удивился Семен. – Но то, что те и другие из керамики, он уловил правильно».

– Мерзавец ты, Ващуг, – сказал он вслух. – Примчался, сказал, что за тобой враги гонятся!

– Конечно! – легко согласился колдун. – Ведь это территория твоей магии. Как бы я с людьми смог проникнуть на нее без твоего разрешения?!

– А ты не боишься, что мое колдовство здесь будет и дальше действовать?

– Будет, конечно, – признал Ващуг, – только оно нам больше не опасно. Вот смотри…

То, на что он указал, располагалось прямо перед ним на земле. Что это такое, понять было трудно, если искать аналогию: словно ребеночек играл. Воткнуты в землю маленькие палочки и щепочки, построено нечто вроде крошечного домика. «Впрочем, ни одному ребенку не хватило бы терпения соорудить такую игрушку, – подумал Семен. И вдруг его осенило: – Да ведь это же магическая модель! То есть ряд палочек не является уменьшенной копией забора, а вот та штучка – копией избы. Они их ОБОЗНАЧАЮТ!»

– Ага, – грустно кивнул Семен. – Ты их, значит, все тут перещупал, и предметы перестали быть враждебными. Ты даже смог воспроизвести их «тени» и решил, что имеешь над ними власть? Просто детская глупость!

– Почему? Я касался руками тех стволов и этих – они теперь мои, они подчиняются мне!

– А внутри – в жилище из деревьев – зачем пакостил? – без особого интереса спросил Семен. Собственно говоря, он уже знал ответ, и не ошибся.

– Чтобы получить власть над теми, кто там находится. И я ее получил! Женщины-воительницы подчинились мне.

– Интересно, каким образом?

– Перестали быть воительницами, конечно. Приняли плач маленького нелюдя за плач человеческого ребенка, забыли об оружии и о стенах, которые их защищают.

«Господи! – ужаснулся Семен.-Тут же Дынька где-то был. Не иначе, они его выловили, а потом на него, как на живца, переловили моих баб! Выманили их из избы наружу и повязали! А сначала заставили открыть калитку, чтобы его впустить! Подонки…»

– Ну, ладно, ты все перещупал, все пометил и сделал своим. А твои люди? – продолжал сопротивляться Семен. – Они-то здесь при чем? Для них это место должно остаться чужим и враждебным!

– Как ты наивен, колдун! – покачал головой Ващуг. – Мои люди мне единосущны (то же самое, что и я). Это во-первых. А во-вторых, они ели здесь пищу, пили воду, мочились и испражнялись. Это место, таким образом, перестало быть им чужим. Твоя магия кончилась, Семхон – колдун из племени ло-уринов!

– Тебе и твоим воительницам предстоит далекое путешествие, – улыбнулся глава аддоков. – Мы, к сожалению, не можем сами лишить вас жизни. Точнее, можем, конечно, но это слишком опасно, ибо мы не знаем необходимого обряда, и ваши души могут причинить нам зло. Пусть вами занимается великий Нишав – Посланец Умбула будет рад такому подарку.

– Все-таки путь в землю укитсов далек и труден, – с сомнением покачал головой Ващуг. – Лучше отправить Нишаву их головы. Мы умертвим этих людей со всеми почестями, передадим в мир мертвых все, чем пользовались они здесь, и еще свои подарки. Их душам не за что будет на нас обижаться.

Без особого напряжения Семен догадался, что именно эта проблема и обсуждалась до его прихода.

– Ты же знаешь, Ващуг, – возразил Данной, – что погребение обезглавленного тела не будет совершенным. Можно спорить, можно спросить у наших духов-хранителей, как поступить – поместить ли их живыми в землю или предать огню. В любом случае тела должны быть целыми и пребывать в окружении предметов их магии этого мира. Но что же мы тогда предъявим Нишаву?

– Мы можем заменить головы их обозначением.

– А откуда возьмется уверенность, что силы твоей магии будет достаточно для замены? Что их зло не воспрянет и не будет преследовать нас? Нет уж, пусть этим занимается Посланец Умбула!

– Я, конечно, одолел магию этого Семхона, но от этого он не перестал быть колдуном, – заявил Ващуг. – Кто знает, какие несчастья он может принести людям, оставаясь в этом мире? Я же не могу отправиться вместе с ним к Нишаву, чтобы в пути мешать ему творить зло.

– О, есть много способов сделать колдуна безопасным, – рассмеялся Данкой. – Как и чем призывают духов-помощников? Как и чем творят магию? Словом, жестом, взглядом, правильно? Достаточно лишить колдуна всего этого, и он будет бессилен!

– Все это так, но он сможет наложить заклятье, когда его будут лишать силы.

– Ты, кажется, боишься, Ващуг? А ведь всего-то и нужно: подрезать сухожилия на руках – вот здесь и здесь, отрезать язык и удалить глаза. Конечно, во время этого действа его духи будут виться вокруг, как мухи над падалью, но, я думаю, ты сможешь отогнать их.

Глава имазров чуть не поперхнулся – такое предложение было для него явно неожиданным. Семен решил воспользоваться паузой:

– Ващуг не сделает этого, – усмехнулся он. – По очень простой причине – он обманывает тебя.

– Меня?! – изумился Данкой.

– Конечно. А ты подумай, и все поймешь сам. Разве ты отрекался от Посланца Умбула? Нет, конечно, а вот он отрекался. Что может спасти его от гнева Нишава? Ведь не моя магия, а копья имазров убили твоего брата – разве не так? И сделал это Ващуг ради того, чтобы остаться в мире живых. Его магия слаба, поэтому ему приходится прибегать к подлости ради победы. Чтобы одолеть Ненчича, он обманом привлек меня и использовал мою магию в своих интересах. Теперь, чтобы победить меня, он обманом завлек аддоков. Гнев моих духов-хранителей может пасть на тебя, а Ващуг думает, что останется невредим. Кстати, среди его жен нет ли твоей дочери? Не станет ли Ващуг главой аддоков после твоей смерти?

Это был удар вслепую, наугад, но Семен с некоторым облегчением почувствовал, что не промахнулся.

– Э-э… Ну-у… – глава клана аддоков был явно растерян.

– В чем же я обманул моего друга Данкоя? – ехидно, но с явным беспокойством поинтересовался Ващуг. – Твои слова лишь пустое сотрясение воздуха!

– Значит, все-таки есть! – констатировал Семен. – А как ее зовут? Впрочем, это сейчас не важно. Скажи, Ващуг, тебе что, мало жизни Ненчича, и ты хочешь забрать жизнь Данкоя? Жадность твоя не знает границ! А обман… Ведь это так просто! – теперь он обращался к главе аддоков. – Ващуг утверждает, что сделал мою магию безопасной. Допустим, что это так, но дух-покровитель имазров – великий Има, а вовсе не Адда. Разве Ващуг может взывать к нему? Он просто решил сохранить своих людей, отдав твоих во власть моего гнева! Потому и обманывает, говорит, что одолел мою магию, хотя она по-прежнему в силе.

– Неправда! – вскинулся Ващуг. – Как ты докажешь это?!

– Да очень просто, – расслабленно улыбнулся Семен, лихорадочно придумывая какой-нибудь фокус. – Могу сотворить чудо прямо здесь и сейчас, но тогда тебе придется признать свой обман пред лицом людей. А ты знаешь, чем это может кончиться…

– Что он говорит?! – уставился Данкой на своего союзника. – Ты сказал, что совсем лишил его магию силы!

– Да ничего он не лишил, – заверил Семен. – Он же бессильный. Просто подставляет тебя. Пускай остается здесь, а мы подойдем к моему жилищу – сам убедишься. Ващуг-то побоится, потому что виновен!

– Мне нечего бояться! – запротестовал колдун. – Мы пойдем вместе!

– Ну, как хотите, – пожал плечами Семен.

На самом деле никакого фокуса он так и не придумал, а просто надеялся, что, прикрывшись чужими спинами, сможет попасть в избу и закрыть за собой дверь. А если сильно повезет, то, может быть, удастся сделать колдунов заложниками – оптимальный вариант развития событий. Эти соблазнительные, но туманные планы рухнули, как только вся компания оказалась возле избы – ременные петли были перерезаны, и дверь просто валялась на земле. Напротив же входа, почти у самого порога, тлел длинный костер. По-видимому, входящие и выходящие должны были через него перешагивать для очищения от зловредных влияний. Семен стоял, смотрел на все это безобразие и прикидывал дальнейшие действия. Охрана, держа его на прицеле, терпеливо ждала.

Семену мучительно хотелось подсказки, зацепки, кончика ниточки, ухватившись за который можно было бы размотать магический клубок. И он получил его – сверху послышалось всхлипывание.

«Это может быть только Дынька. Его сочли за ребенка и не убили. Он забился в единственное место, где нет чужаков – на второй этаж избы, на смотровую площадку. Туда они не сунулись, поскольку это для них "неосвоенная" враждебная территория. Теперь пацан увидел меня и хлюпает, давая знать о своем присутствии».

– Это ты, Дынька? – вполголоса спросил Семен на языке неандертальцев. Он смотрел при этом прямо перед собой и говорил слишком тихо, чтобы его было слышно наверху – обычному человеку. Мальчишка же был неандертальцем и, конечно, услышал.

– Я-а-а…– прогундосил Дынька.

– А чего плачешь?

– Ухо боли-ит…

– Нирут-куны обидели?

– Да-а! Больна-а…

– Мой арбалет там? – перешел к делу Семен.

– Здесь он… И стре-елы.

– Очень хорошо. Бери его, заряжай – ты же умеешь – и стреляй в нирут-кунов. Оттуда, сверху. Только сам не высовывайся. Скажи, когда будешь готов, ладно?

– Ла-адно…

«Ну вот, уже легче! – обрадовался Семен. – Еще повоюем. Точнее – поколдуем. Самое смешное, что все прекрасно знают, где находится мальчишка. Но ребенка они за человека не считают, тем более "нелюдского", и никакие свои неприятности с ним не свяжут. Наверное».

Он перешагнул через угли и вошел в избу. Ничего магического тут не было, но это только на первый взгляд. Лезвием пальмы Семен отковырял шмат глины, снял со стены бурдючок с самогоном и, зажав пальму под мышкой, вышел наружу.

– Что это? – подозрительно поинтересовался Данкой.

– Ничего особенного, – равнодушно ответил Семен, сгружая на землю свою ношу. – Вода и глина, разве не видишь?

Он опустился на корточки, отщипнул приличный кусок, плюнул на него и на глазах у зрителей стал формовать фигурку человечка. При этом он бормотал себе под нос всякую чушь по-русски. Наконец он дождался – сверху послышался тихий гнусавый (нос заложило) голосок:

– Зарядил я его. Тяжелый…

– А ты его на бревно положи, – вполголоса посоветовал Семен. – И целься.

– В кого?

– Да в кого хочешь, только не в меня! И жди команды.

– Ага…

– Что ты бормочешь?! – начал беспокоиться Ва-щуг. – Кого призываешь?

– Тебе-то что? – пожал плечами Семен и протянул ему глиняную куклу. – Показывай, чья магия сильнее. Эта фигурка – моя. Мое обозначение. В ней моя слюна, на ней отпечатки моих пальцев. Хочешь, я и волосы свои ей на голову прилеплю?

Семен выдернул из своей шевелюры несколько волосков, вмял их в глину и продолжал:

– Ты уверен, что можешь причинить мне зло – ну, так причини! Проткни грудь или оторви голову, а мы посмотрим, что получится!

Ващуг держал куклу в руке и смотрел на нее прямо-таки с хищным интересом. Это Семена несколько обнадежило: по сути дела, он проверял на практике теоретические выкладки ученых XIX – начала XX веков о различных видах колдовства. Сам он названия всегда путал, но в данном случае явно были задействованы сразу имитативная и контагиозная магии. Он уже подумывал, не предложить ли колдуну и оружие, но этого не потребовалось – оно у него было свое и, кажется, именно для таких случаев. Перебрав связку амулетов, висящую на шее, Ващуг взял в пальцы костяной предмет, похожий на иглу с широким ушком. Глянув по сторонам, он произнес несколько невнятных фраз, закрыл глаза и на ощупь вонзил иглу в грудь глиняной фигурки.

– Ну, стреляй, Дынька, – негромко скомандовал Семен и с удовольствием услышал щелчок спущенной тетивы. – Попал?

– Ага.

– Заряжай снова, целься и стреляй.

Данкой озадаченно переводил взгляд с одного бормочущего колдуна на другого. Сначала ничего не происходило, потом за забором послышались испуганные голоса:

– Арик-Тук умер! Арик-Тук!

– Это аддок или имазр? – равнодушно поинтересовался Семен.

Ему никто не ответил. Ващуг был бледен как смерть, на лбу его выступили капли пота. Он стиснул зубы и заметно дрожащей рукой выдернул волшебную иглу из глиняной куклы. Поскольку окружающие хранили молчание, щелчок наверху прозвучал очень отчетливо. А вот за забором тихо не было, и шум этот еще больше усилился.

Семен старательно следил боковым зрением за своими конвоирами в надежде улучить момент и шмыгнуть в избу, чтобы добраться до лестницы. Однако парни с дротиками то ли были неробкого десятка, то ли испуг заставлял их смотреть не по сторонам в поисках пути спасения, а на потенциального врага. В общем, у Семена возникло чувство, что его вот-вот заколют, причем без всякой команды.

В калитку протиснулся воин с пучком дротиков за спиной и тяжелым щитом на руке. Без всяких церемоний он подошел к Данкою и начал что-то быстро-быстро говорить вполголоса. Лицо главы ад-доков на глазах бурело, наливаясь кровью. Он пару раз открыл и закрыл рот, так и не придумав, что сказать – вероятно, от возмущения. Характерный звук сверху оповестил Семена, что очередная попытка взвести арбалет оказалась неудачной – тетива досрочно соскочила со стопорного зубчика.

– Еще раз попробуй, – тихо сказал Семен по-неандертальски и обратился на местном языке к Данкою: – Теперь ты видишь, против кого направлена магия имазров?

Главный аддок не ответил, зато Ващуг уронил куклу на землю и, подняв руку вверх, закричал:

– Там! Там!!!

– Что – там?! – зарычал Данкой. – Ты сказал, что там никого нет!

– Конечно, там никого нет, – невозмутимо подтвердил Семен. – Кроме моей магии, которую твой друг якобы победил. Скажи мне, Данкой, твои люди пили здесь воду?

– Пили…

– Ну да, конечно: чтобы освоить это место, чтобы сделать его своим. Ты тоже пил? – голос Семена был полон сочувствия и сострадания. – Знаешь, что теперь со всеми вами будет?

Семен поднял бурдюк, выдернул зубами пробку и плеснул прозрачную жидкость на землю, чтоб никто не усомнился, что это именно вода. Потом незаметно выдохнул и сделал изрядный глоток. Не крякнуть и не поморщиться ему стоило больших усилий, однако он справился и изобразил довольную улыбку.

– Хочешь водички? – спросил он Данкоя. – Это та самая, которую вы пили – холодненькая! – Данкой отшатнулся, и Семен протянул бурдюк Ващу-гу: – На, пей! Ты же пил уже сам и других заставлял – ради своей магии!

Колдун отпихнул кожаный мешок двумя руками. Жидкость выплеснулась ему на одежду и на землю.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами Семен и опустил бурдюк, щедро поливая драгоценным продуктом утоптанную траву и заодно мокасины Ва-щуга. – В общем, местную воду вы все вчера попробовали, так что теперь находитесь в моей власти. Дело, конечно, хозяйское, но я бы советовал вам пасть ниц и молить о пощаде.

– Что говоришь ты, несчастный?! – не очень уверенно возмутился Ващуг.

– То и говорю, – скучающе зевнул Семен. – Стоит мне глазом моргнуть или пальцем шевельнуть, и все сгорят: и вы сами, и ваши люди, и ваши лошади. Не верите? Ну, смотрите…

Двигаясь медленно и как бы нехотя, Семен положил бурдюк на землю, посмотрел, как из него тихими толчками вытекает спирт, вдохнул густой аромат сивухи, шагнул к костру, присел возле него, вытянул полусгоревшую веточку, подул на нее, чтоб появился огонь, и положил с краю от спиртовой лужи.

Пламя возникло и побежало во все стороны. Было оно бесцветным и бездымным, так что окружающие не сразу поняли, что происходит. Впрочем, длилось это недолго, и Семен едва успел принять удобную для прыжка позу.

– А-а-а!!! – заголосил Ващуг, когда бездымное, почти невидимое пламя охватило его одежду.

Пальма лежала слишком далеко, и Семен не стал за ней тянуться. Собраться для «биоэнергетического» выплеска, стать на мгновение невидимым, как питекантроп, он не успел, а просто прыгнул из положения «на корточках» через костер в дверной проем. Сделал кувырок через голову на бревенчатом полу, стукнулся ногами о стол, вскочил и кинулся к лестнице. Наверх он не взбежал, а прямо-таки закинул себя. Правда, при этом успел увидеть дротик, воткнувшийся в стену почти рядом.

В углу смотровой площадки на коленях стоял Дынька. Сопя и размазывая по лицу сопли, он мучился с арбалетным рычагом. Рядом, прислоненная к вертикальной стойке, стояла чья-то пальма. Семен ее схватил и приготовился снести голову тому, кто полезет за ним следом. Никто, однако, не появился, и он перевел дух – вырвался!

Теперь шум и крики доносились почти со всех сторон, но Семен сначала глянул во двор: Данкой и несколько воинов пытались одновременно протиснуться в калитку, вокруг бурдюка горела спиртовая лужа, а чуть в стороне с завываниями катался Ва-щуг. Пламя, похоже, он уже сбил, но еще не понял этого.

– Дай-ка сюда! – Семен подскочил к Дыньке и выхватил у него арбалет. Резко двинул рычаг вперед и вниз – тетива соскочила. Да что ж такое?!

Вторая попытка тоже оказалась неудачной. Пришлось присмотреться к незатейливому механизму: и тетива, и натяжной зубчик были щедро смазаны Дынькиными соплями. Семен ругнулся и принялся вытирать оружие подолом рубахи. В конце концов это удалось, тетива встала на зацеп, а болт занял свое место в желобе. Семен припал на колено, положил арбалет на бревно и начал выбирать жертву. Ему очень хотелось пристрелить главного аддока, но в мельтешении людей и лошадей между двумя изгородями высмотреть его никак не удавалось.