355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Доценко » Зона для Сёмы–Поинта » Текст книги (страница 18)
Зона для Сёмы–Поинта
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:22

Текст книги "Зона для Сёмы–Поинта"


Автор книги: Виктор Доценко


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

ПАШКА–ГНУС

А Пашка–Гнус, о котором нет–нет, да вспоминал Сема–Поинт, в это время размышлял, рассказывать или нет своему хозяину о неоправданном проколе с Сибиряком?

Ну, хорошо, на первых порах можно сослаться на случайность. Действительно, кто мог предположить, что мужик, подошедший по всем параметрам на звание их цели, не является Сибиряком по месту проживания, а на самом деле является его просто настоящей фамилией?

Есть, конечно, старый, но такой действенный способ, чтобы отвлечь Кемеровского Винта от каверзных вопросов и последующих нахлобучек. Его хозяин всегда с большим интересом выслушивает доклад о новостях: о том, что творится на подотчетной ему территории. Но наибольшее удовлетворение он получает тогда, когда узнает о каких-нибудь начавшихся дрязгах между теми, кого можно отнести к блатной элите колонии.

Зная об этой слабости, Пашка–Гнус, появившись в этой колонии, первым делом наладил в ней собственную сеть стукачей и агентов, которые сообщали ему даже о самых малоприметных столкновениях или непонятках между представителями элиты колонии.

Сегодня как раз суббота, то есть тот день, когда его осведомители, каждый в свое определенное ему время обязан спешить на встречу с Пашкой–Гнусом. Кстати, чаще всего они спешили не только из страха за свою шкуру, но и потому, что Пашка–Гнус был благодарным работодателем и щедро одаривал каждого своего агента за полученную полезную информацию негласной валютой в местах не столь отдаленных.

Такой негласной валютой в местах не столь отдаленных являлся обыкновенный чай.

Автор хочет напомнить своим Читателям, что в те времена, когда пачку чая можно было официально приобрести в ларьке или магазине колонии лишь в единственном числе, да и то на целый месяц, чай являлся самой ходовой и разменной монетой в местах не столь отдаленных. В то время каждый просто работающий зэк мог отовариться в магазине колонии только на пять рублей в месяц.

За хорошую переработку обязательной нормы хозяин мог добавить к этим пяти рублям еще два рубля. Итого – семь рублей. Если работающий еще и носит повязку, то есть состоит в одной из «красной» секции, старший Кум может добавить еще два рубля. Итого – девять рублей. А если тот же зэк еще и в самодеятельности участвует, то замполит может добавить еще два рубля. Итого – одиннадцать рублей в месяц! Больше одиннадцати никто не получал. Однако Автор должен заметить, что одиннадцать рублей являлись официальным потолком так называемой зарплаты. Но были еще и скрытые поощрения от того же старшего Кума, от заместителя по режиму, от замполита, даже от начальника цеха, который хочет перевыполнения производственного плана.

Каким образом? Да очень простым: покупает из собственного кармана пачки чая и поощряет того, кто приносит ему наибольшую пользу для его работы, для участка, за который он отвечает. Находились хитрецы, которые умудрялись на одной информации, чаще всего только с виду правдивой, получать дополнительный чай из двух, а то и из трех источников…

В то время пятидесятиграммовая пачка чая, как правило – азербайджанского или грузинского первого сорта, иногда – второго сорта, официальной стоимостью в тридцать восемь копеек в магазине, в колонии стоила один рубль.

Чтобы Читатель мог иметь представление о ценовой политике за колючей проволокой, Автор сообщает некоторые цены за те или иные вещи, которые можно было приобрести в колонии.

Конечно, в разных колониях цены были разные, но разница не имела столь существенного значения, чтобы останавливаться на ней в данных пояснениях.

За одну заварку, а это где-то с полпачки чая, можно было приобрести хозяйскую, зоновскую робу в хорошем состоянии, то есть, как бы сейчас сказали, товары сэконд–хэнда.

За пачку чая можно было обзавестись такими хозяйскими товарами, как телогрейкой или кирзовыми сапогами, или двумя пачками сигарет без фильтра.

За две пачки вам достанется уже новая хозяйская телогрейка или новые кирзовые сапоги.

А за три пачки можно выторговать вольную робу или вольную телогрейку.

А за четыре пачки в некоторых зонах можно было приобрести и настоящие яловые, офицерские сапоги в приличном состоянии.

Да что там говорить, за одну лишь заварку чая можно было, если у кого-то была в этом нужда, поразвлечься с какой-нибудь «Машкой», «Маргаритой» или «Нинкой» из стойла «девочек».

Чтобы в будущем не останавливаться на этом термине, Автор хочет пояснить, что «девочки» в местах не столь отдаленных, совсем не те девочки, о которых говорят на свободе.

За колючей проволокой существует несколько градаций категории лиц, каждая из которой имеет собственное определение. Об элите в колонии Автор уже давал пояснения ранее: в основной своей массе элита в колонии относится к так называемой «красной» или «цветной», то есть ментовской категории.

А к воровской, криминальной категории, относятся Воры в законе, Смотрящий и их окружение: «быки», шерстяные и просто сочувствующие им одиночки. Очень часто людей этой категории называют в местах не столь отдаленных «отрицаловкой»: из-за того, что они отказываются не только работать, но и заниматься каким-нибудь общественно–полезным трудом в местах не столь отдаленных.

Следующая категория, причем самая многочисленная, – это простые работяги, то есть простые мужики. Они никуда и ни во что не лезут, а просто работают и зарабатывают поощрения не за особые отношения с администрацией, а за хорошую работу, однако стоит администрации нарушить их права, как они могут спокойно влиться в ряды предыдущей категории, с которой они, чаще всего добровольно, реже – принудительно, делятся своими трудоднями.

Ни для кого не является секретом, что воровской общак пополняется не только с воли, но и за счет мужиков. Именно поэтому мужик находится под особым покровительством криминальных структур, и его никто не может тронуть понапрасну, за это можно ответить по полной программе!

И наконец самая незащищенная категория: это так называемая категория «обиженных», «девки», еще их называют «опущенные». Это особая каста неприкасаемых, отбросы за колючей проволокой. Они живут обособленно, собственной отдельной кучкой. У них своя посуда, особо помеченная, которую они моют сами и держат ее отдельно от общаковой посуды. Из их посуды ни один зэк, из другой категории, не имеет права, не только есть, но даже прикасаться к ней. У них никогда никто, кроме своих же «опущенных», не возьмет ни сигарету, ни одежду, ни тем более пищу.

К этой категории относятся педерасты еще по свободе, либо те, кого «опустили» в местах не столь отдаленных за допущенный косяк, цена которому становится задница виновного. Причем нужно заметить, что за допущенный серьезный косяк должен ответить любой зэк: хоть мужик, хоть блатной, хоть и Вор в законе. Правда, Вор в законе, если его обвиняют в чем-то серьезном, должен держать ответ перед своими братьями, а все остальные обязаны держать ответ на месте.

Никто не имеет права поднять руку на Вора в законе, тем более убить его. За это может спросить даже тот его брат, который с ним мог даже не ладить при жизни.

Автор должен признаться, что если он стопроцентно не уверен в какой-то истории, услышанной им где-то, то это Автор называет легендой.

К примеру, существует устойчивая легенда, что Вора в законе, если доказан его непоправимый косяк перед воровским сообществом, может убить либо он сам себя либо кто-то из его братьев вызывает его на смертельный поединок.

Однако Автор уверен, что Вора в законе действительно никто и никогда не убивал, потому что при выдвижении против него обвинения его вызывают на толковище, так называется воровской суд, типа суда чести, и если там доказывается его вина, то такого Вора раскороновывают и изгоняют из воровской семьи. Он перестает быть вором в законе и с ним поступают на общих основаниях.

Звание Вора в законе – пожизненное. И лишиться его можно только на воровском толковище. Правда, бывают и исключения. Вор в законе, по причине болезни или старости, а то и изменения в профессии, может сам обратиться к воровскому сообществу и попросить своих братьев освободить его от этого звания. Как правило, воровская «семья» идет такому брату навстречу и он становится «прошляком», то есть Вором в законе в прошлом. Это звание является почетным. И если когда-то появляется нужда воровского сообщества, то «прошляка», который никак не запятнал свое имя за время отречения от звания, могут вызывать на воровской сход, чтобы с ним советоваться и узнать его мнение по тому или иному Вопросу.

У Автора есть близкий приятель, который и является таким «прошляком». Это – Генрих Сечкин, бывший Вор в законе по прозвищу Сека. Это человек просто уникальный во многих жизненных проявлениях.

Генрих отбывал до звонка все свои сроки, отмеренные ему судом, почти при всех Генеральных секретарях Коммунистической партии: от Сталина до Брежнева. Потом стал классным гитаристом и написал нетленную песню «Постой паровоз, не стучите колеса».

Позднее, стал известным журналистом, в какой– то момент решил всерьез заняться этим делом, а потому обратился к своим криминальным собратьям с просьбой снять с него воровское бремя, и те пошли ему навстречу. Так он и стал уважаемым «прошляком», с которым советуются до сих пор его криминальные собратья.

При самом первом нашем знакомстве Генрих поведал мне об одном страшном событии из своей криминальной жизни.

Однажды, отбывая очередной срок в таежном ГУЛАГе, Генриха позвал в дорогу «зеленый прокурор», хотя в данном случае нужно было назвать его не «зеленым», а «снежным прокурором», так как это происходило зимой. И в напарники к нему напросился еще один Вор в законе. А в побег, как правило, бегут с «бычком», который исполняет роль не только носильщика и мальчика на подхвате, но и в особые моменты его используют, как это не страшно звучит, в качестве пищи.

А в этом побеге количество мест было ограничено, а потому в побег ушли два Вора в законе. Тайник для побега устроили в огромном стволе дерева, выдолбив сего сердцевину.

Тайга. Зима. Волки. Двести–триста километров до ближайшего населенного пункта. Два Вора в законе бодрствовали по очереди, чтобы не дать волкам съесть их скудные припасы.

Однажды была очередь дежурить напарнику Генриха, а он заснул, и они лишились всех съестных припасов: волки не оставили ничего. Их ждала гарантированная смерть от голода.

Решили бросить жребий: кому оставаться в живых, но виновный в потери припасов не захотел испытывать судьбу и, чувствуя себя виноватым, поступил благородно – сам заколол себя, тем самым он обеспечил своему собрату возможность выжить.

Генриху действительно удалось выжить и на воровской сходке, выслушав его отчет о том, как погиб их криминальный собрат, Секу признали невиноватым в его смерти, но с тех пор на животе Генриха выколота могила с именем погибшего Вора и надпись: «Спи спокойно, мой дорогой друг!»

Но вернемся к продолжению темы об «опущенных» в колонии.

К примеру, какой-то блатной сел играть в карты и проигрался в пух и прах, а платить нечем. Ему выделяется определенный срок возврата долга и если его покрытие не происходит по его вине, его «опускают». Чаще всего таких «опускают» не прямой обработкой его задницы, а просто проводят членом по его губам. После этого он переходит в стойло «обиженных» и очень часто такие «опущенные» блатные становятся вожаками «обиженных».

А теперь продолжим о ценах за колючей проволокой…

Те, кто никогда не бывал «за колючкой», под воздействием пропаганды, уверены, что водку в местах лишения свободы купить нельзя. А вот и неправда! Можно! Еще как можно! Только стоимость одной поллитровки, вместо двух рублей двенадцати копеек, как в государственном магазине, будет стоить двадцать пять рублей! Точно также в местах лишения свободы можно купить любой наркотик, приобрести даже золото или драгоценный камень, нелегально пронесенный в колонию. Только цены будут в несколько раз дороже, чем на свободе.

Автор хочет рассказать о случае, произошедшем в то время, когда по его сценарию снимали кинофильм «…по прозвищу «Зверь».

Весь технический персонал киногруппы решил подзаработать, воспользовавшись тем, что спецаппаратуру фильма, при въезде на съемки в колонию, особо не обыскивали.

Вот они и набрали водки и принялись торговать ею в зоне. Но кто-то настучал «ментам» и лафа прекратилась, а шмон увеличился на несколько часов, существенно сократив время съемок…

Нужно особо отметить, что эти цены о которых говорилось выше, существенно менялись, если колония специально начинала морозиться ментами или если, по какой-то причине, происходил сбой со снабжением табаком и сигаретами.

Автор отлично помнит, как в то время, когда он отбывал отмеренный судом срок, сгорел филиал московской фабрики «Ява», которая снабжала пенитенциарные учреждения. В одной из таких колоний Автор как раз и сидел, и эта колония в течение нескольких месяцев не получала никаких табачных изделий.

Махорка, к которой раньше курильщики относились с некоторым пренебрежением и даже презрительностью, мгновенно превратилась в самый вожделенный продукт для курящего человека. И какой-нибудь зэк, получивший посылку из своей деревни с килограммом махорки, мгновенно становился лучшим другом всех окружающих его курильщиков.

В те времена, когда случились перебои с сигаретами, зэки, давясь и натужно кашляя, скручивая «козью ножку» из клочка газеты, курили сухую траву, а стоимость пачки сигарет подскакивала до двух, а то и до трех пачек чая любого сорта.

Так что в колонии, как и на свободе, действуют экономические правила: «спрос образовывает цены и рождает предложение» …

Пашка–Гнус взглянул на часы, висящие при входе в жилую секцию, и тут же направился в сушилку, которая в летний период использовалась в качестве склада для сломанных кроватей и тумбочек. Именно эта комнатушка, расположенная в самом конце коридора, и была, в летнее время, его явочным помещением, где Пашка–Гнус и встречался со своими агентами. Судя по времени, первым должен был появиться шнырь помещения нарядной – Солодовников Сергей, по прозвищу Серый.

Шнырь или уборщик нарядной является очень важной фигурой. При нем происходят все мало–мальски важные события, происходящие в колонии.

Выше уже говорилось: имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит!

В полной мере в данном случае действует правило человека в форме, то есть человека, который при должности и постоянно мозолит глаза окружающим его людям. К такому человеку окружающие привыкают настолько, что просто перестают обращать на него внимание: он как бы становится частью мебели, привычной для глаза.

Кто станет обращать внимание на стол или стул?

Для чистоты эксперимента Автор предлагает:

Уважаемый Читатель, попробуйте описать, если вас вдруг кто-то попросит, внешность почтальона, официанта или уборщика? Автор уверен, что вряд ли у кого из вас получится, если только кто-то из вас не обратит свое, особое внимание, на симпатичную официантку или красавицу почтальона. А это столь частный случай, что нет смысла на нем останавливаться…

Пашка–Гнус потратил много сил и средств, чтобы заполучить шныря самой нарядной в свои сети. Подкупить и перетянуть предыдущего шныря нарядной на свою сторону, никак не удавалось: он был слишком пуглив, да еще и глуповат к тому же.

После нескольких неудачных попыток Пашка– Гнус пришел к весьма «оригинальному» выводу: если не удается перекупить человека при должности, нужно заменить этого человека и поставить своего человека на его место.

А кому можно доверять в местах лишения свободы? Конечно же, своему земляку, решил Пашка–Гнус. Рассмотрев внимательно каждую кандидатуру зэков первого отряда, то есть отряда, в котором числилась вся хозяйственная обслуга колонии, Пашка–Гнус остановил свой выбор на Сергее Солодовникове. А для того чтобы у того никогда уже даже в мыслях не появилось желание соскочить с его крючка, Пашка–Гнус провел сложную, но весьма эффективную, комбинацию.

После этой комбинации Сергей, или как его стал называть Пашка–Гнус, Серый, либо просто обязан был работать на Пашку–Гнуса, либо его быстро «опустили» бы за долги, которые, конечно же, и возникли при содействии людей Кемеровского Винта. Когда Серый заигрался настолько, что долг стал неподъемным для него, Пашка–Гнус благополучно объявил Серому о том, что его долги перекуплены им – Пашкой–Гнусом, и теперь его судьба зависит оттого, насколько Серый окажется благоразумным, и прямо в лоб предложил ему немедленно решить.

– Или ты, Серый, будешь работать на меня, или ты, как тебе, конечно же, ясно, переместишься в стойло «обиженных»!

И Серый, который сразу догадался – кому он обязан проигрышем, просто вынужден был принять условие Пашки–Гнуса, а потому он не долго думал и сразу сам задал вопрос:

– Что я должен буду делать?

И Пашка–Гнус очень доходчиво объяснил, что от него требуется…

Тем не менее как человек мстительный, но терпеливый, Серый затаил на Пашку–Гнуса злобу и дал сам себе слово, что когда-нибудь вернет должок с лихвою.

А Пашка–Гнус, как слишком самоуверенный человек, решил, что Серый никогда даже рта не посмеет раскрыть без того, чтобы не испросить у него разрешения…

Увидев Серого, осторожно переступившего порог комнатки, Пашка–Гнус приторно–слащавым голосом заворковал:

– Здравствуй, мой родной человечек! Как твое драгоценное здоровье? Не мучает ли совесть во сне? Хватает ли времени на прием духовной пищи?

– Спасибо, твоими молитвами, Пашенька! – в тон ему ответил Серый.

– Ну и хорошо! Ну и ладненько! – Пашка–Гнус тут же стер с лица улыбку и тихо спросил: – Что новенького в нашей епархии? Как поживает шеф твой? Животиком не мучается ли?..

Глава 27

СТАРШИЙ НАРЯДЧИК

Конечно, Пашка–Гнус спрашивал о старшем нарядчике, единственном человеке, который подчинялся только начальнику колонии, и не боялся ни старшего Кума, ни тем более заместителя по режиму.

Аркадий Грегоров, по кличке Грек, тридцативосьмилетний видный мужчина, отбывал срок за убийство своего партнера по бизнесу.

Да и кто бы на его месте смог простить такое предательство?

Аркадий буквально с нуля поднял строительную фирму. А когда его фирма чуть–чуть поднялась на ноги и стала потихоньку зарабатывать, в какой-то момент она потребовала расширения. И Аркадий, понимая, что для нормальной прибыли нужны вливания, взял большой краткосрочный кредит в банке под строительство многоэтажного жилого дома под выигранный их фирмой тендер подряд у правительства города. Подряд был столь выгодным, что его фирма могла бы уже через год рассчитаться со всеми своими долгами, но…

Но его предала его правая рука: парень, с которым он проработал почти десять лет и которому доверял, как самому себе, подобрав его почти с помойки. На предыдущей его работе он попал под сокращение и за долги по кредиту у него банк отобрал квартиру. Так он оказался на улице. Аркадий пожалел беднягу, взял к себе помощником, снял для него однокомнатную квартиру, заботился, как о собственном брате, а тот взял и в наглую присвоил огромную сумму, а виновным выставил своего благодетеля.

Не желая верить в то, что его помощник сознательно пошел на предательство, Аркадий попытался воззвать к его совести, предложил ему вернуть украденные деньги и обещал не только не мстить за содеянное зло, а даже сохранить за ним его должность и проценты.

Но его помощник рассмеялся и ехидно заявил:

– По пятницам милостыню не подаю!

– Ты что, сбрендил, Леша? – Аркадий все еще надеялся на то, что это розыгрыш, шутка.

– Ты не говори так со своим родственником, – он вдруг ехидно и очень мерзко ощерился и бросил ему в лицо: – Жалко, что ребенок, которого ждет Лена твой, а не мой, – после чего взял и бросил ему в лицо разорванные трусики Елены.

Грегоров сразу узнал их: только вчера утром он подарил ей это эксклюзивное белье, заказанное в самом дорогом бутике Парижа, к годовщине их свадьбы.

И Аркадия просто заклинило: он не выдержал такого подлого вероломства со стороны своего помощника, сунул руку в ящик стола, выхватил оттуда пистолет, стреляющий резиновыми пулями, и выстрелил из него прямо в лицо этой сволочи, да так «удачно» попал в глаз, что тот скончался на месте.

Аркадий был приговорен к высшей мере, но через год ожидания в одиночной камере его помиловали и заменили высшую меру пятнадцатью годами строгого режима, плюс пять лет поражения в правах.

Автор поясняет, что между собой зэки называли этот пункт приговора «получить по рогам», то есть после окончания срока освобождающийся должен был еще пять лет находиться под надзоромв определенном властями поселении.

Отсидев более половины срока без нарушений режима содержания, Грегоров стал работать шеф-поваром колонии. Но однажды, что стало неожиданным для всех в колонии, после возвращения из ПКТ, куда его закрыл старший Кум по ложному обвинению, взял и зарезал своего помощника, в котором до этого просто души не чаял и оберегал как родного брата, проникшись к его нелегкой судьбе.

«Везет» же Аркадию с выбором друзей!

Его новый приятель получил довольно приличный срок ради своей любимой девушки. Его помощник пошел на грабеж супермаркета, чтобы раздобыть деньги на их свадьбу. Грабеж прошел удачно: подельникам удалось скрыться, поделить куш. Свадьбу сыграли, год счастливо прожили, но вдруг поймали на другом преступлении его подельника, с которым они и ограбили супермаркет, и тот, чтобы чуть скостить себе срок, сдал его с потрохами.

Что натворил убитый такого, за что так беспощадно расправился с ним его шеф и благодетель? Никто долго не мог узнать правду и оставался в неведении в отношении его преступления.

Это была темная история, и слухи ходили разные: некоторые были убеждены, что убитый сам виноват. Зарвался настолько, что грубо оскорбил своего шефа. А кто говорил, что Аркадий постоянно избивал парня и тот, не выдержав издевательств, решил оказать ему сопротивление, и шеф–повар его зарезал как свинью.

В реальности все оказалось гораздо проще и омерзительнее: его помощник, чтобы получить личное свидание (всего лишь?!.) со своей молодой женой, с подачи старшего Кума, согласился подставить, то есть предать своего благодетеля. И Аркадию не только грозил срок за хищение социалистической собственности, но и обвинение со стороны криминального мира в крысятничестве.

Дело в том, что во время всеобщего шмона колонии его помощник согласился на предложение старшего Кума подставить своего шефа. К нему от Смотрящего колонии должен обратиться один из его приближенных людей, который попросит спрятать на кухне часть воровской кассы. К такому иногда прибегал криминальный мир, когда не было иной возможности сохранить воровскую кассу: как правило, кухню не обыскивали, доверяли шеф–повару, который, чаще всего, и работал на старшего Кума. Но Аркадий решительно отказался стать у старшего Кума «стукачом» и тот решил его подставить.

Но помощник шеф–повара, не только подставил своего шефа с частью воровского общака, но ко всему прочему, еще и продал на сторону два ящика с банками говяжьей тушенки, чтобы приобрести хороший подарок для жены к их свиданию.

Конечно, Автор уверен, на многое можно пойти ради любви: на грабеж, на воровство, даже на убийство, но только не на предательство своего близкого человека! Тем более того, кто почти стал тебе братом!

Но именно это помощник шеф–повара и сделал, при этом он заявил ментам, что он, не только об этих исчезнувших ящиках с тушенкой понятия не имеет, но и о том, кому принадлежит найденная приличная сумма денег на пищевом складе. Тем не менее почти открытым текстом намекнул, что, скорее всего, они принадлежат его непосредственному начальнику, то есть шеф–повару. Короче говоря, взял и сдал своего благодетеля со всеми потрохами, указав ментам место тайника с деньгами и заверив, что именно шеф–повар спрятал там эти деньги.

Естественно, менты тщательно скрывали свой источник получения информации о том, где находился временный тайник воровского общака. Но это не оказалось тайной для Аркадия: дело в том, что от пищевого склада имелся только ОДИН ключ, который, на короткое время, он давал своему помощнику для уборки после рубки мяса. Так что вычислить предателя не составило труда.

Но вполне естественно, что Аркадия старший Кум обвинил и в краже тушенки и хранении запрещенных предметов (денег) на своем рабочем месте. Шеф–повара закрыли в ПКТ, и его ждал самый гуманный советский суд.

Но Аркадию повезло: в то время в ПКТ находился Вор в законе – по прозвищу Толик–Аркан. Он тщетно ожидал решения своей судьбы: то ли его выпускают в колонию, то ли отправляют на новый этап. Почему-то старый Вор поверил объяснениям шеф–повара и передал свое веское слово уважаемым людям колонии, которые быстро раскололи стукача и заставили его написать повинную ментам. А Аркадий, с которого сразу же сняли обвинение, решил наказать стукача по законам, существующим за колючей проволокой: самолично зарезал «кукушку».

Какая разница, за что получать свой добавок? Тем более за убийство зэка за колючей проволокой приговаривали максимум на три–четыре года, а за хищение социалистической собственности можно было получить и все пять.

По крайней мере, этой кровью он очистил свое имя в глазах тех, с кем ему придется жить еще долгие годы, а часть воровской кассы, изъятой во время шмона, криминальный мир объявил «ментовским расходом».

К своему сроку Аркадий получил добавок в виде трех с половиной лет и уже через год после суда начальник колонии назначил его старшим нарядчиком, а когда получил приказ возглавить «двойку», с собой забрал и Грегорова.

У Аркадия не было друзей, а после предательства своего помощника, он решил тем более никого не впускать к себе в душу и с каждым держаться на расстоянии. И его можно было понять: после двойного предательства близких ему людей, как на воле, так и в колонии, кому он мог верить? Но Аркадий к тому же был очень молчаливым и с виду весьма угрюмым человеком, а потому никто и не пытался заслужить его доверия. Однако нужно отдать ему должное, с приходом на «двойку» нового старшего нарядчика в колонии стало гораздо больше порядка, чем до него.

К воровскому миру Аркадий относился хотя и без особой симпатии, но вполне снисходительно. И даже пару раз встречался с бывшим Смотрящим, Коляном–Кольчугой, чтобы помочь ему решить кое–какие его личные проблемы, пока тот не ушел с зоны, освободившись по окончании срока, отмеренного ему судом.

Однако нового Смотрящего – Кемеровского Винта – Аркадий откровенно не жаловал, а некоторые из зэков были просто уверены, что он его просто ненавидит.

Но и здесь истоки такого отношения к новому Смотрящему оказались вполне объяснимыми. Полковник Черемных, к которому Аркадий относился с большим уважением, как-то, общаясь с ним, проговорился о своих подозрениях в отношении Кемеровского Винта, и более всего не поверил странным смертям разнообразных свидетелей, предшествующих его назначению смотрящим «двойки», а также его обвинению в крысятничестве воровского общака.

Поначалу Аркадий, прошедший такое же обвинение, хотел сблизиться с «товарищем по несчастью». Но один из старых уважаемых криминальных Авторитетов, в разговоре с кем-то из своих близких, проговорился, что лично он не верит в невиновность Кемеровского Винта. Этот старый босяк был уверен, что правда еще всплывет наружу и кому-то сильно не поздоровится. Эти слова услышал шнырь нарядной и поспешил рассказать о них своему шефу.

Этих сомнений оказалось вполне достаточно, чтобы Аркадий вычеркнул Кемеровского Винта из списка тех, с кем ему хотелось бы общаться, тем более оказывать помощь.

Долгое время Грегорова называли Арканом, как производное прозвище от его имени, но с того времени, как к ним в колонию едва не спустили старого Вора в законе – Толика–Аркана, посчитали, что два Аркана слишком много для одной зоны.

А это и был тот самый Толик–Аркан, благодаря которому Грегорова и реабилитировали в глазах криминального мира.

Толика–Аркана администрация колонии долго раздумывала: выпустить его в колонию или нет? Но вовремя одумалась: старого Вора продержали в ПКТ около двух месяцев, никак не решаясь выпускать его в зону. А когда уже хотели вроде бы выпустить, старший Кум получил от своего стукача информацию, что на зоне из-за Толика–Аркана вот-вот должна начаться буза. Сначала зэки объявят голодовку, требуя, чтобы его опустили в зону, а если голодовка не подействует, то пойдут и на открытое противостояние с администрацией.

Не желая испытывать судьбу, старший Кум уговорил спецчасть, и неугодного Вора быстро сплавили по этапу в другую колонию: пусть о нем у других болит голова.

Но именно с тех пор Грегорова перестали называть Арканом, а закрепилось за ним новое прозвище – Грек – на этот раз прозвище было производным от его фамилии.

Аркан–Грек старался не вмешиваться в междоусобные распри между «красным» и воровским миром, но только до той поры, пока эти распри сами не вмешивались в круг его обязанностей или лично не задевали его интересы. Тогда он давал решительный отпор.

Грегоров был открыто–прямым человеком и всегда сам привык разрешать все проблемы и конфликты, встающие на его пути.

В первое время, когда он только–только появился в зоне, его пытались подгрести под себя и старший Кум, и заместитель по режиму, и даже один крутой ДПНКа, имеющий связи в областном управлении внутренних дел. И это столь доставало и нервировало Аркана–Грека, что он однажды взял и неожиданно назначил всем троим встречу у себя в нарядной. Причем каждый из приглашенных гостей знал, кто будет на этой встрече. Для всех троих это оказалось столь неожиданным, что они решили явиться на встречу.

Когда вся троица явилась к точно назначенному сроку к дверям в нарядную, из кабинета начальника колонии, расположенного прямо напротив нарядной, появился Аркан–Грек и уважительно предложил:

– Прошу вас! – и отошел в сторону, как бы предлагая войти пришедшим в кабинет начальника колонии.

Не понимая, что происходит, но уверенные, что их приглашает сам полковник, офицеры молча вошли. Вошли, и с большим трудом удержались от восторженных возгласов: длинный стол, за которым начальник колонии обычно проводил оперативки, был накрыт на троих, и был богато уставлен дефицитными по тем временам копченой колбасой, фруктами, овощами, дорогим армянским коньяком, водкой и грузинским вином. А на месте начальника колонии стояла одна лишь рюмка, уже наполненная прозрачной жидкостью, похожей на водку, а рядом с ней – ломтик хлеба с кусочком селедки.

Быстро переглянувшись между собой, троица нерешительно остановилась в проходе. Они все еще были уверены, что их собрал сам начальник колонии для проведения какого-то торжества.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю