Текст книги "Икона для Бешеного 2"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Я пока не очень ясно представляю себе, что буду делать в Ираке, – сказал Лайн, – и честно признаюсь, что пребываю в некоторой растерянности.

Никому другому он бы никогда не открылся в своей некомпетентности в каком‑либо вопросе, но Джеймс для него в любом случае оставался матерым волчарой, как говорится, бесспорным вожаком стаи.

Дам тебе один совет, почерпнутый из собственного опыта, – лицо Критчфелда стало деловым и серьезным. – Никогда не доверяй арабам. Все они лживы, трусливы и продажны. Лучше всех это усвоили англичане, успешно использовавшие старый принцип «Разделяй и властвуй!». Наши же вашингтонские политические «мудрецы» с их бесконечной трепотней о демократизации арабских режимов всякий раз попадают пальцем в небо. Арабы уважают только силу, грубую силу, и подчиняются только сильной руке. Так что действуй максимально жестоко.

Джеймс умолк. Видно было, что долго говорить ему удается с большим трудом.

Лайн поспешил заполнить паузу:

Я уже давно заметил, что большинство политиков в любой стране земли существуют в каком‑то иллюзорном мире, который сами себе придумали. А отдуваться потом за их дурацкие ошибки приходится нам и армии.

Старик заметно оживился. Как и всякий человек, отдавший жизнь конкретному делу, он всегда презирал обожавших публичность говорунов.

Ты прав, мой умный мальчик, и это, впрочем, бывает довольно часто, – старец набрал побольше воздуха в ослабевшие легкие, – посмотри, что этот идиот Бремер…

Вы имеете в виду американского руководителя союзной администрации в Ираке? – уточнил Лайн.

Его, – кивнул бедный больной. – Посмотри, что он натворил: начал с того, что запросто распустил иракскую армию, секретную службу и полицию. Этот, в высшей степени «демократический» жест одним махом увеличил число потенциальных врагов Америки миллиона на два. Тебе‑то, надеюсь, можно не объяснять, что профессиональный солдат или разведчик работает либо на тебя, либо на твоего противника. Он должен сам кормиться и кормить семью, а, кроме как убивать или шпионить, он же ничего больше не умеет!

Старик устало откинулся на подушки.

То, что вы сказали, Джеймс, аксиома, не требующая доказательств, – у Лайна не возникло и тени сомнения в правоте наставника. – Надо было с этими ребятами плотно поработать, хорошо заплатить, и многие из них наверняка перешли бы на нашу сторону. Именно так, кажется, вы действовали в Западной Германии после Второй мировой войны?

Умница! – искренне восхитился старик и сглотнул слюну, пытаясь сжать своими ослабевшими пальцами руку Лайна. – Ты всегда был самым толковым из моих многочисленных учеников. Либералы крыли нас почем зря за то, что мы приняли на службу бывших нацистов, но только так удалось сохранить традицию. Мы получили доступ к их досье и агентуре. А секретная служба ФРГ в самые считанные годы стала на ноги и заставила всех в мире себя уважать!

Ну, немцы‑то – нация дисциплинированная, не то что арабы, – вставил Лайн.

Кроме этого, было и еще нечто важное, – сел на своего излюбленного конька Критчфелд. – Мы сознательно отбирали людей, воевавших против русских. Так, ставший главой западно–германской разведки генерал Рейнхард Гелен при Гитлере руководил всеми разведывательными операциями на восточном фронте. Малый скользкий, но разведчик Божьей милостью. Если бы до него добрались русские, ему бы точно не сдобровать: вздернули бы на первой же сосне.

Значит, он вынужден был сотрудничать с нами из‑за сложившихся обстоятельств. Разве такому можно доверять? – Лайн был признанным знатоком правил вербовки.

А мы и не особо доверяли ему, – уголками синеватых губ улыбнулся Критчфелд. – Зато Гелен знал подходящих крепких парней, которые нам пригодились впоследствии. Главное, что они ненавидели русских, и вышло как в старой поговорке: «Враг моего врага – мой друг!»

Наверное, многих из них русские считали военными преступниками? – без особого труда сориентировался Лайн.

Не без того, – уголки рта Джеймса вновь немного дрогнули. – В западно–германской разведке в первые послевоенные годы служило больше сотни высокопоставленных офицеров СС. Неглупые и исполнительные парни, правда, чуть свихнутые на еврейском вопросе. Был там такой Конрад Фисбиг – тихий, молчаливый, казалось, мухи не обидит. Потом раскопали, что под его командой и при его непосредственном участии в Белоруссии было расстреляно более одиннадцати тысяч евреев. Или взять шефа отдела в Западном Берлине Эриха Деппнера, служившего во время войны в Голландии заместителем наместника Гимлера – генерала СС Вильгельма Харстера. Он со своим шефом организовали депортацию около ста тысяч голландских евреев. А главным экспертом по Советскому Союзу у Гелена был Змил Аугсбург, служивший в тысяча девятьсот тридцать девятом – сороковых годах в особых отрядах

СС в Польше, а потом в Советском Союзе. Отряды эти выявляли и уничтожали коммунистов и евреев.

У этих парней руки были в крови выше чем по локоть, – не без уважения констатировал Лайн. – Они работали на совесть с американцами, потому что боялись, вдруг их делишки станут известны шире, чем этого им хотелось бы.

Именно так, – подтвердил Джеймс устало. – Вначале они были послушны, как дрессированные псы, а потом, откормившись, стали показывать зубки – придерживали от нас, своих хозяев, ценную информацию, изобретали какие‑то собственные операции, проведение которых забывали с нами согласовывать. Но это уже совсем другая история! – Критчфилд прикрыл глаза болезненно набухшими веками.

Боюсь, я вас утомил, уважаемый Джеймс, – тихо промолвил Лайн, – наверное, мне пора удалиться.

Если не спешишь, то посиди немного еще, – с видимым усилием произнес Критчфелд. – Хорошо знаю, что мои дни сочтены, но, когда кто‑то из старых соратников рядом, я чувствую какой‑то необъяснимый прилив сил, энергии. Пока такие люди, как ты, милый Роджер, могут работать и востребованы, верю, что не зря прожил свою жизнь.

Вы совсем меня захвалили, – вставил Лайн.

Как убежденный пуританин, он чувствовал себя в такие минуты крайне неловко.

Успокойся, Роджер, дело не только в тебе, – Джеймс не без труда поднял руку, словно желая благословить собеседника, как это делают священники. – Я имел в виду поколения, которые естественно сменяют друг друга. Мое поколение сменилось твоим, потом пришли другие. Те, кто сейчас занимают наши места, мне не нравятся. Несколько лет назад меня попросили прочитать лекцию вновь набранным сотрудникам и ответить на их вопросы. – Старик сделал вынужденную паузу. – Скажу тебе откровенно, я был страшно разочарован. Я бы этих типов и стажерами к себе в отдел не взял.

Я бы тоже не взял, – искренне согласился с собеседником Лайн. – Меня ведь отправили в отставку совсем недавно, и я воочию видел, что произошло с нашей доблестной службой после окончания «холодной войны». Сократили опытные кадры, урезали финансирование, но все это можно было еще пережить. А вот то, что у нас отняли врага, с которым требовалось бороться каждый день и каждый час, сыграло роковую роль. Система если и не развалилась окончательно, то расслабилась точно. В Афганистане работает несколько групп. И что же? Усама Бен Ладен до сих пор жив и на свободе. В Ирак за несколько месяцев до начала военных действий были заброшены десятки специально подготовленных агентов. А где результат? Даже следов оружия массового уничтожения не смогли найти.

Отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия, – назидательно скаламбурил Джеймс. – Я верю в тебя, мой мальчик! Если там что‑нибудь запрятано, ты‑то найдешь!

Спасибо за доверие! – Лайн не сомневался, что старик говорит, что думает.

И последний тебе совет, – несчастный больной давал понять, что разговор идет к окончанию, – никогда не забывай основной принцип разведчика – вербовать надо всех, даже тех, с кем ты никогда не согласишься отобедать за одним столом. Мы в свое время следовали этому главному правилу неукоснительно и достигали весомых результатов. Признаюсь тебе, с Геленом и его эсэсовцами я не только обедал, но и ужинал, – старик неожиданно разразился дребезжащим смехом. – А эти, сегодняшние чистоплюи к бедуинам в пустыню не поедут – побоятся свои пальчики бараньим жиром испачкать!

Ну, уж я‑то этого не побоюсь, – усмехнулся Лайн. – Поверьте мне!

Знаю, – убежденно произнес Критчфилд, – потому и уверен в твоем успехе, мой мальчик! А теперь ступай себе с Богом!

Лайн осторожно пожал тонкую, цыплячью лапку давнего наставника, последний раз посмотрел на его обтянутое похожей на пергамент кожей лицо и вышел из палаты уже не оглядываясь.

В данном случае традиционное «До свидания» выглядело бы абсурдным, а выговорить «Прощайте, учитель!» Лайн не смог бы ни за что…

Через три дня Лайн вылетел в Кувейт, а оттуда в Багдад.

В самолете он напряженно размышлял о том, на кого он будет опираться. Офицеров ЦРУ он сразу категорически отверг.

Старик был прав – новое поколение для настоящей работы не годилось.

Он отберет парней из военной полиции и из пехоты. Простых, нормальных ребят, желательно из южных штатов и, конечно, не негров. Конечно же, можно взять и девчонок из маленьких городков и с ферм. У этой молодежи еще остались настоящие американские устои.

А уж он, Лайн, доходчиво объяснит им, что к чему и зачем…

Глава 14
ТАИНСТВЕННЫЙ МОНАСТЫРЬ

Городок с древним именем Кряжич с трудом можно отыскать на карте России, только если внимательно рассматривать ту ее северную часть, где протекают Вычегда, Пинега и Печора. На протяжении веков Кряжич жил тихой, неторопливой жизнью. Его жители выделывали кожи, ткали лен, ковали всякие нужные железные изделия вроде подков, серпов да прочных навесных замков.

Лишь в последние годы патриархальную тишину Кряжича нарушили гудки туристических автобусов, прибывавших из областного центра, и звонкие сирены речных катеров. Они привозили в Кряжич туристов, которые торопились обозреть достопримечательности этого красивого городка. Было из‑за чего торопиться: туристический сезон в здешних суровых местах недолог. Северные вьюги славятся тем, что обрушиваются внезапно и накрывают здешние места толстым снежным покровом на долгие месяцы, до самой весны.

Очередная группа туристов, высадившихся из шикарного немецкого автобуса «Неоплан», состояла сплошь из говорливых японцев, увешанных фотоаппаратами и видеокамерами. Но среди них выделялся один человек среднего роста, ярко выраженной славянской наружности.

Константин Рокотов (а это был именно он) с любопытством огладывался по сторонам, разглядывая стены старого городского кремля, длинные белокаменные лабазы, многочисленные церквушки и мостовые, выложенные серым и бурым булыжником. Константину нравилось это чудное местечко, хотя в душе своей Рокотов предпочитал шумный мегаполис с его напряженной и нервной жизнью.

– Уважаемые господа! – надрывалась девушка–экскурсовод Катя. – Прошу вас не отставать от группы. Время экскурсии ограничено.

Стоявший рядом с ней пожилой японец исправно переводил ее слова соотечественником, а те косоглазо улыбались и дружно кивали. Вместе с ними автоматически кивнул и Рокотов. Он охотно выслушал бы интересный рассказ про славную историю города Кряжича, но его мысли были заняты другим.

Перед тем, как покинуть Москву, Константин имел довольно неприятный и долгий разговор с Людмилой. Та настаивала, чтобы Рокотов непременно взял ее с собой. Никакие доводы, вроде того, что там будет опасно, холодно, тучи комаров и прочее, на Людмилу Ангулес не действовали. Решительная вдова уже начала было собираться, но в это время пришло известие о тяжелой болезни ее младшей сестры. Нехотя, но пришлось Людмиле согласиться, что гораздо важнее сейчас находиться у постели больной сестры, чем быть обузой Константину в его путешествии.

Они расстались, причем Людмила взяла с Константина твердое обещание, что тот свяжется с ней сразу же, как вернется. Кроме того, Константин встречался еще и с Жанной – своей несовершеннолетней клиенткой. Рокотов сообщил Жанне, что отправляется в командировку, непосредственно связанную с делом об убийстве ее отца, и поэтому в течение некоторого времени он будет отсутствовать. Любопытная Жанна попробовала было поинтересоваться, куда и зачем едет Константин, но тот категорически отказался обсуждать это. А также отказался брать Жанну с собой, несмотря на то, что у нее каникулы. Договорились, что он с Жанной свяжется немедленно по возвращении в Москву.

Только в самолете Константин с облегчением вздохнул, избавившись от назойливого женского общества. Он четко знал то место, откуда должен начать поиски. Причем он был уверен, что поиски не затянутся, так как его действия немедленно должны привлечь внимание как друзей, так и врагов.

Размышления Рокотова прервал мелодичный голосок экскурсовода Кати:

– …а также осмотрим старый кожевенный завод и самую настоящую кузницу.

А кузница работает? – поинтересовался любопытный японец.

Катя улыбнулась:

Еще как! Пышет жаром… Вы убедитесь в том, что тамошние мастера сумели до наших дней сохранить традиции кузнечного дела. Вам предстоит увидеть, как из куска железа рождаются косы, топоры и даже ножницы.

Японцы оживились. Группа отошла от автобуса и двинулась по брусчатке, с непривычки спотыкаясь на неровной мостовой.

Константин терпеливо следовал за своей группой. Катя бросала на него любопытные взгляды. В другое время Рокотов обратил бы внимание на светловолосую девушку – дочь северной России, но обстоятельства не позволяли. Внутри него росло напряжение. «Признаки», лежавшие в мешочке, который висел у него под свитером, буквально жгли его. Голову мучили мысли: а не шутка ли все это? Неужели древние предки просто решили так вот позабавиться? Уж больно чудные они, эти «признаки» …

Наконец, подошли к реке со смешным названием Кудымча. Константин вежливо раздвинул японцев и оказался рядом с Катей. Та заметила это и истолковала по–своему, зардевшись и слегка покраснев.

Самая загадочная достопримечательность здешних мест – Бой–камень, – затараторила Катя. – Как видите, это действительно огромный камень, точнее – булыжник в рост человека, принесенный сюда языком древнего оледенения. На этом булыжнике, что лежит на живописном берегу Кудымчи, неизвестно кем и неизвестно когда выбиты изображения десяти лучников.

Японцы придвинулись ближе, в воздухе стоял треск от работающих фотокамер. Константин устремил взгляд на камень.

Бой–камень почитается у местных жителей, как заговоренный, – заученно произносила Катя. – Сюда приходят новобрачные и касаются камня, чтобы в жизни им сопутствовало счастье. Сюда же приходят те, кто болен и надеется, что камень принесет им облегчение.

И камень действительно лечит? – удивлялись японцы.

Катя снова улыбнулась:

Кое‑кто излечивается… Но вы же современные люди и понимаете, что все это – просто суеверия. Пойдемте дальше.

Я, пожалуй, задержусь, – произнес Константин, не отводя взгляда от камня.

Как пожелаете, – обиженно сказала Катя. – Не забудьте: через полчаса автобус уезжает обратно, в областной центр.

Константин дождался, пока стихнут голоса японцев и вся группа исчезнет из виду. Затем подошел ближе к Бой–камню. Выбитые в камне лучники целились в разные стороны, словно отстреливались. Рокотов потрогал камень, и ему показалось, что он ощутил жжение, как от слабого разряда электрического тока.

Он залез под свитер, покопался в мешочке и достал из него наконечник стрелы. Самый настоящий наконечник. «Лучестрел» – как называл его старец в храме Святого Иринея.

Рокотов принялся прикладывать «лучестрел» к выбитым на камне стрелам. На пятой попытке наконечник так точно совпал по размерам, что, как влитой, остался лежать на камне.

Константин устремил взгляд туда, куда целился лучник, достал из сумки карту и прикинул направление. По всему выходило так, что следующий пункт, куда требовалось прибыть, чтобы использовать второй «признак», – это монастырь в лесной глуши, неподалеку от речки Сурожки.

Свернув карту, Константин забрал «лучестрел», вернулся к автобусу и сообщил Кате, что остается в Кряжиче. Обиженная невниманием симпатичного москвича, Катя не стала расспрашивать странного экскурсанта, загнала своих японцев в автобус, и тот сорвался с места, подняв облако пыли. Прикрыв глаза, Константин отправился на поиски проводника и лодки.

Проводник отыскался быстро. Для этого Константину достаточно было зайти в покосившееся здание пивной «Ветерок», заказать кружку местного пива и завести разговор о том, что ему позарез необходимо подняться вверх по реке. Посетители пивной – десяток рыбаков и лесорубов – единогласно пришли к выводу, что «лучшего проводника, чем Крыж, тебе, мил человек, не сыскать». В благодарность за информацию Рокотов поставил клиентам «Ветерка» по сто граммов водки и отправился разыскивать Крыжа. Он отыскал его там, где ему и подсказали – в большом и сыром лодочном сарае на берегу Кудымчи.

Крыж оказался мрачным, неразговорчивым мужчиной неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят лет. Он копался во внутренностях мощного подвесного лодочного мотора «Меркурий» и что‑то тихо напевал. Прислушавшись, к своему изумлению, Рокотов услышал польскую песню про «таки ладны очи».

Что надо? – буркнул Крыж. – Если по делу – говори сразу, нет – так проваливай и не пяль на меня буркалы.

Какой вы, однако, неприветливый, – вежливо улыбнулся Константин. – А ведь у меня к вам действительно есть предложение.

Крыж отвлекся, от мотора, вытер руки ветошью и предложил незнакомцу:

Раз так – пошли на берег, покурим.

Толковали они недолго. Увидев в руках Константина карту, Крыж усмехнулся:

Кажется, вся Москва подалась в наши места. Говорят, в тех краях, что вы мне на карте показали, вашего народу богато сейчас ходит. И все – при делах, серьезные. Платят наличными…

Рокотов сразу понял намек. Он похлопал себя по карману:

Так ведь и я не расписками в долг плачу! Пятьсот долларов устроит?

Половину – вперед! – потребовал Крыж.

Идет! – легко согласился Константин. Он только начал тратить деньги, полученные от Жанны.

По лицу Крыжа он понял, что тот уже пожалел, что не потребовал больше. Рокотов засмеялся:

Ладно, будет и премия, если быстро доберемся.

Тогда я домой сбегаю, жену предупрежу, – обрадовался Крыж и тут же снова замялся: – Надо бы еще кое–какой припас взять: консервы, патроны, опять же соль, муку…

Все купим, я плачу, – успокоил Рокотов. – Где тут у вас запасаются всем этим добром?

Не прошло и часа, как они уже устроились в железной «казанке» Крыжа и шли вверх по реке, по направлению к Сурожке. Крыж сидел на корме за моториста и рулевого. Рокотов устроился на носу.

Кстати, меня зовут Константин, – представился он. – А что это за странное такое имя – Крыж?

Тот, к кому обращались, оскалился железными зубами:

Не имя то, а фамилия… По–польски значит «крест». Род наш идет аж от тех поляков, кого при царе сослали на север после восстания 1864 года. «Крыж» – звучит удобно. То ли имя, то ли фамилия… Меня все так называют. Я привык.

Может, мне стоит называть вас пан Крыж? – улыбаясь, поинтересовался Константин.

Не стоит, – подумав, ответил проводник. – А то я, чего доброго, загоржусь да назад поверну. Негоже пану при моторе сидеть.

И окрестности северной речки огласились раскатистым хохотом двух крепких глоток.

На второй день пути Крыж сказал Рокотову:

До того монастыря, что ты мне на карте показал, нам еще полутора суток добираться по воде. Значит, топлива не хватит. Надо будет остановиться, прикупить горючку. Я тут знаю одно место, там староверы живут. Люди серьезные, «с запасом» живут, у них все всегда есть. У них и купим все, что надо. Да и тебе будет интересно посмотреть, как люди живут вне всякой цивилизации, только с Богом общаются да с медведями.

Константин согласился, тем более что другого выхода не было. Перспектива подниматься по реке на веслах ему не улыбалась.

Надо сказать, что Константин покинул Москву незадолго до того, как в прессе и по телевидению прошли сообщения о находках на севере России и о деятельности экспедиции Горста. Но мысли Константина были заняты чем угодно, только не чтением газет. Основные же события – обнаружение книги и отплытие экспедиции Горста вверх по реке – пришлись именно на то время, когда Рокотов вместе с Крыжом шел по реке. Навстречу им не попался никто, кто бы мог рассказать о событиях в поселке староверов.

Поэтому когда они высадились на берег, то были изрядно удивлены тишиной.

Странное дело, – негромко произнес Крыж. – Кажись, никого и нет.

Может, заболели? – предположил Константин.

Крыж усмехнулся:

– Староверы никогда не болеют. Они все – заговоренные. Есть у них тут один – чтец Феофан – так тот говорит, что единственная болезнь старовера – смерть да мать–сыра земля. Вот так.

Поднялись по лестнице, и Крыж ахнул. Да и Рокотов присвистнул от изумления. Он никогда не бывал в поселениях староверов, но в любом случае представлял их иначе.

Все открытое пространство – вся огромная поляна вплоть до кромки леса была изрыта, зияли глубокие ямы, высились кучи земли. Тут и там разбросаны коробки и ящики с надписями на иностранных языках. Мусор был свален в громадные кучи, пакеты из‑под чипсов и коробки из‑под китайской лапши быстрого приготовления летали по ветру, тут и там валялись опорожненные водочные бутылки.

А мне говорили, что староверы не пьют… – начал было Рокотов, но Крыж предостерегающе махнул рукой, и Константин умолк.

Из ближайшего дома вышел заспанный мужик. Он протер глаза, увидел двух незнакомцев и тут же скрылся в доме. Через мгновение из дома высыпали пятеро человек и приблизились к Рокотову и Крыжу.

Здоровы будете, – осторожно сказал один. – Далеко ль путь держите, али не секрет?

Охотники мы, – сообщил Крыж и незаметно толкнул Рокотова локтем. – В низовьях теперь хорошие деньги за волчьи шкуры платят. Много, говорят, волков развелось в наших краях…

Мужики переглянулись. Крыж тут же догадался, в чем дело:

А как насчет того, мужички, чтобы спиртику глотнуть?

При слове «спирт» у мужиков заслезились глаза.

Так мы и закусочку спроворим в один миг! – крикнул один. Другие тем временем приглашали гостей в дом.

А где же поселковые? – похрустывая соленым груздем, поинтересовался Крыж, когда выпили по второй. – Ушли новую веру искать?

При этих словах мужики напряглись и уткнулись глазами в пол. Видно было, что им не терпится поделиться, но они не решались.

Да–а-а, интересные тут у нас дела были… – наконец‑то решился один. – Понимаешь, приехали сюда ученые с экспедицией…

А за ним и другие втянулись в разговор. Не прошло и получаса, как Рокотов знал в подробностях все, что произошло в поселке староверов. Он мысленно подивился ловкости председателя Горста и масштабности его деятельности. Значит, есть ради чего рисковать этому государственному человеку! Что для него одна жертва – отец Жанны, – если он готов ради «дела» подвести под коллективное самоубийство толпу людей!

Мы поначалу не догадывались, – говорил один из мужиков, оставленных охранять раскоп, – да потом, когда одни остались, от скуки прошлись по поселку. Нашли церковку сгоревшую. Полезли, значит, посмотреть, не осталось ли иконок. За них в областном центре неплохие деньги дают.

Ну и что? – севшим голосом спросил Крыж.

Мужик почему‑то оглянулся, нагнулся поближе к

Крыжу и тихо произнес:

А там – костей, костей… Да еще черепа белеют сквозь бревна обгорелые… Страшно…

Он подождал еще немного и закончил:

Хотели мы было сбежать, да в лес идти жутко. Ведь на тыщу верст округ людей нет! Вот и сидим тут… А каждую ночь кажется, будто оживают староверы и все к нам в дом ломятся. Ведь это их дом‑то, а не наш…

Нам бы, собственно, горючки, – как ни в чем ни бывало, произнес Крыж. – Найдется у вас пара канистр?

Есть такое дело! – обрадованно заявил один из мужиков. – Сейчас поищем.

Когда грузили канистры на борт «казанки», Рокотов вдруг понял, что грядут неприятности. Так оно и оказалось. Он поставил канистру на дно «казанки», поднял глаза и увидел направленный на него ствол охотничьей «тулки». Ружье держал в крепких руках здоровенный мужик, стоявший на мостках, широко расставив ноги. Его товарищи сгрудились на берегу и готовились броситься на мостки по первому приказу.

Мы тут с мужиками покумекали да и решили, что теперь ваша очередь раскоп сторожить, – заявил мужик с дробовиком. – А нам в путь пора. Геть из лодки!

Рокотов хотел было пожалеть деревенщину, но увидел, как тот взводит курки, и жалость испарилась сама собой. Он нагнулся, словно собирался схватиться за мостки и покинуть «казанку», но вместо этого опустил руку и выхватил из‑под свитера «вальтер».

Рокотов собрался выстрелить мужику в ногу. Но в это время «казанка» качнулась, и пуля угодила прямо в глаз.

Мужик выронил ружье, осел на мостки и тихо соскользнул в воду. Его приятели словно окаменели. Они стояли и тупо смотрели на труп, мерно покачивавшийся на речных волнах.

Сидевший на корме Крыж торопливо оттолкнул «казанку» веслом, с первой попытки завел четырехсильный «Меркурий», сделал широкий разворот и устремился вверх по реке.

Славный мотор! – прокричал Рокотов. – В сельпо купил?

Я же не спрашиваю, где ты раздобыл такую шикарную пушку! – проорал в ответ Крыж и добавил: – Хорошо хоть, что они нас решили пристрелить после того, как мы горючку погрузили, а не до того…

К заброшенному монастырю подошли на следующий день ближе к вечеру. Сам монастырь, по словам Крыжа, отстоял от берега на два–три километра. Он был давно уже необитаем.

Пытались его восстанавливать, приезжали сюда монахи, – рассказывал Крыж у костра, над которым жарились жирные красноперки, нанизанные на ореховые прутики. – Да только ничего у них не вышло. Говорят, место здесь какое‑то нехорошее. Последний настоятель, прежде чем дать деру, сказал, что одному Богу ведомо, зачем здесь понадобилось кому‑то в древние времена монастырь возводить. Да монастырь‑то – одно слово только. На самом деле – несколько домиков, сложенных из булыжника, да источник, вырубленный в камне.

Последнее очень заинтересовало Рокотова, но он не стал настаивать на подробностях.

Крыж рассказал еще и о заброшенном оловянном руднике неподалеку от монастыря, где по ночам шалит нечистая сила и полыхает адский огонь. После этого уснули прямо у костра.

В путь к монастырю двинулись рано утром. Крыж настоял на том, чтобы встали пораньше и успели пройти большую часть пути до того, как начнет бесчинствовать лесная мошкара.

Весь путь занял чуть более трех часов. Дорога оказалась на диво удобной. Константину показалось, что дорогой пользуются, и довольно часто. Впрочем, туристов здесь бывает немало…

Слова Крыжа полностью подтвердились. Когда Рокотов вышел на большую поляну перед монастырем, он не заметил ни единого признака жизни. Кое–где виднелись дымки, но это, по всей вероятности, были последние клочки утреннего тумана.

Крыж потянул было Рокотова к домикам, но тот настоял на том, чтобы сначала увидеть родник. Возможно, это обстоятельство и спасло ему жизнь…

Источник действительно бил прямо из камней, стекая в аккуратно выбитый в монолитной плите небольшой водоем. Водоем был квадратной формы, с каждой стороны квадрата имелась небольшая выемка размером с кулак. Вода падала в водоем, но не переполняла его, уходя глубже, под землю.

Константин сбросил сумку, залез под свитер и извлек второй «признак».

Это «признак» старец из храма Святого Иринея называл «водоключ». Рокотов опустился на колени у края водоема. Крыж смотрел на него, не отводя глаз и крестясь. Он понимал, что становится свидетелем чего‑то необыкновенного.

«Водоключ» представлял собой крохотную деревянную ладью – миниатюрную копию судов, на которых ходили по рекам древние русичи. У ладьи были крохотный парус, киль и даже миниатюрные уключины для весел.

Рокотов осторожно опустил ладью на поверхность воды. Ладья поначалу неуверенно колыхалась на волнах, поднимаемых падающей водой, затем освоилась и бодро заскользила по водной поверхности. Вероятно, водоем имел свои скрытые особенности, невидимые глазу, потому что ладья медленно принялась кружиться, временами останавливаясь и замирая у края водоема, пока наконец не устроилась уютно в одной из выемок, на одной из сторон квадратного водоема.

Рокотов встал и посмотрел в ту сторону, куда была направлена выемка. Лес, один только густой лес… Чаща.

Там еще есть монастыри?

Есть. Один, – неохотно поведал Крыж, не отводя глаз от ладьи. И торопливо добавил: – Только я туда не пойду, хоть режь меня. Местная братия там больно неласкова. Все сплошь из бывших уголовников. Грехи замаливают, видать… Только зачем в такую даль забились? Чтобы искушения преступного избежать?

Крыж собирался еще что‑то сказать, но упал. Константин удивился. С чего бы это?

Но тут же замер, увидев над мертвым глазом Крыжа круглое отверстия. А затем до его ушей донесся грохот выстрела, сделанного с дальнего расстояния. Стрелял настоящий мастер.

Константин понял, что Крыжа уговаривать не придется. Зато надо самому уносить ноги подальше от этого места. Он вскочил, схватил сумку, но и сам упал рядом с Крыжом, получив сильнейший удар деревянной дубинкой по уху.

Рокотов очнулся от острой боли. Ныло все тело, но особенно плохо было ногам. Его тащили, подхватив под руки, двое крепких молодцов, в длинных одеждах. У обоих за поясами торчали короткие толстые дубинки, отшлифованные до блеска. Константин поднял голову и попытался оглядеться.

Вероятно, прошло уже какое‑то время, потому что пейзаж изменился: его тащили через поле, где недавно косили. Отава – остатки срезанной травы, ежиком торчавшей из земли, – больно колола ноги. Рокотов попытался подтянуться, и это движение не ускользнуло от внимания его сопровождающих.

Гляди, сын Солнца, он в себя пришел! – сказал один, замедляя шаг.

Ты прав, сын Солнца, – откликнулся другой и остановился. – А ну, вставай‑ка на ноги и топай дальше на своих двоих. Мы тебе не фаэтон Славы.

Константину было не до того, чтобы удивляться странной манере речи его захватчиков. Он встал на ноги, но по голове словно вновь ударили, перед глазами поплыли зеленые круги, он покачнулся, но ему не дали упасть, подхватив под руки и подтащив к опушке леса.

Парни с дубинками подождали, пока Константин придет в себя настолько, чтобы идти самостоятельно. Дальнейший путь через лес занял у них около получаса. Рокотов спотыкался о корни деревьев, об упавшие стволы, заросшие седым мхом, и не переставал лихорадочно размышлять, хотя каждая попытка думать причиняла ему мучительную боль.

«Кто эти люди? Неужели он наконец‑то пришел туда, куда и направлялся? Но зачем православным монахам просто так приканчивать его проводника? Несчастный Крыж! Попробовать заговорить с этими типами? Нет, не похоже, что они расположены к беседам. Да, Рокотов, лучшее, что ты сможешь сейчас сделать, – это держать язык за зубами».