Текст книги "Икона для Бешеного 2"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Мы обязательно вам позвоним, – пообещал тот.

Немного разочарованный тем, что покупка откладывается, Позин вежливо откланялся.

Вот так‑то, ребята, – печально проговорил старший, – а ведь так легко могли разбогатеть и… почта законно. Ты, Вадим Александрович, – обратился он к молодому сотруднику, совравшему про экспертизу, – отправляйся искать Критского. Разыщи его и потребуй все документы. Доведи его до того, чтобы он от всех прав своих на эту икону отказался, если они у него вообще имеются. В чем, кстати, я очень сомневаюсь.

Вадим Александрович кинулся выполнять указание, не предполагая, что сейчас разыскать Арнольда Критского – задача для лучших сыщиков МУРа.

Раздосадованные уплывшим из‑под носа кушем, сотрудники таможни уселись пить чай. Откуда‑то появилась бутылка дорогого французского коньяка, который пришлось разливать в разовые бумажные стаканчики. Однако спокойно посидеть честной компании не удалось.

Их застолье нарушило появление довольно странной и колоритной группы лиц. Сначала в комнату дирекции ввалилась троица недвусмысленного вида коротко стриженных молодцов под два метра ростом и в дорогих костюмах. Двое стали по краям двери, а третий, нарочито держа руку в кармане брюк, проследовал к столу, где расположилась теплая компания. При виде этой троицы сотрудники таможни поперхнулись коньяком, но не успели никак среагировать, как в помещении появились еще двое. Один был мелкий суетливый и длинноволосый, своим видом напоминавший клерка из какого‑нибудь западного банка. Другой, кривоногий, приземистый, но крепко сбитый со светло–коричневым загаром на лице, был не кто иной, как наш знакомец Панкрат Суслин. Разговор начал мелкий, оказавшийся президентом одного из «карманных» банков, фактическим владельцем которых являлся именно Панкрат Суслин.

Извините, ребята, что помешали вашему застолью, – банкир протянул свои визитные карточки таможенникам.

Те сразу расслабились и подобострастно заулыбались: банк входил в двадцатку крупнейших банков России и его название было им известно.

Отдыхаете после трудов праведных? – ехидно продолжил банкир. – Что ж, дело хорошее.

Не желаете присоединиться? – предложил старший таможенник, радуясь тому, что их посетили не бандиты, как показалось вначале. А банкир, пусть и самый богатый, все одно – не начальство, которое даст нагоняй за распитие алкоголя в рабочее время.

Спасибо, – поблагодарил банкир, – времени мало, а дел много. А потому перехожу сразу к делу. Почему не выставлена копия иконы Софийской Божией матери?

«Господи, далась им всем эта разрисованная деревяшка!» – подумал старший таможенник, который был убежденным атеистом и прагматиком, а вслух заявил:

На повторную экспертизу затребовали. Завтра обещали вернуть.

А что, есть шанс, что икона все‑таки окажется подлинной? – подал голос доселе молчавший Панкрат.

Наше дело вовремя пошлины взимать и государственный интерес блюсти, – напустил на себя строгий вид старший таможенник. – Скажут нам, что икона подлинная, тогда и пошлина будет другая.

Ясно, – с брезгливой миной вымолвил Панкрат и повернулся к двери.

Охранники не спускали с него глаз, что не осталось незамеченным наблюдательным старшим таможенником, который без труда сообразил, что этот лысоватый и коренастый мужичок поглавней банкира будет.

А извините за нескромный вопрос, – радушно улыбнулся старший таможенник, – зачем вам именно эта икона? На выставке много и других интересных вещей.

Да хотел посмотреть, – нехотя буркнул Панкрат, – может, и купил бы. Она хоть и копия, но старинная, а я иконы собираю, у меня большая коллекция.

Тогда милости просим завтра зайти. В это самое время икона будет на месте, и вы сможете ее посмотреть и прицениться, – таможенник буквально лучился радушием. Еще бы! Уже второй солидный покупатель!

Панкрат и сопровождавшие его лица тут же удалились, даже не попрощавшись.

Суслин нагло врал, заявив, что собирает иконы. Никогда он этим не занимался и в иконах не разбирался. С дества он любил только золото, но в последнее время увлекся и драгоценными камнями. Копия этой иконы, а лучше и сам подлинник, были нужны ему как пропуск в таинственный и жестко ограниченный мир алмазных дельцов.

Веками на рынке алмазов господствовала фирма Де Бирс, которой владело семейство Оппенгеймеров, которому принадлежали алмазные копи в Южной Африке.

Глубокой тайной для нас с Вами, уважаемый Читатель, навсегда останется то, как Оппенгеймерам удалось наложить свою лапу и на российские алмазы. Еще с советских времен наши необработанные алмазы по большей части закупались оптом фирмой Де Бирс. А почему так? Попробуйте выяснить сами.

Творилось и продолжает твориться нечто вовсе непонятное. Все годы Советской власти мы гнали в Финляндию древесину, а потом там покупали высококачественную бумагу, теряя и валюту, и рабочие места.

Что мешало один раз потратиться и купить бумагоделательную машину и производить все сорта бумаги самим? Нет ответа и вряд ли когда будет.

Де Бирс процветал себе год от года. Но у него недавно появился шустрый и деятельный конкурент – некий Лев Лавут, по происхождению бухарский еврей, а по профессии ювелир. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что намного выгоднее гранить добытые алмазы и торговать конечным продуктом – бриллиантами, чем за бесценок сдавать алмазы. Наверняка думали об этом многие, а Лавут взял и сделал. Он организовал гранильные фабрики на территории бывшего Советского Союза, а когда развернулась приватизация, сумел стать законным владельцем большинства из них.

Будучи давно гражданином Израиля, он в настоящий момент подбирался к самому сердцу империи Оппенгеймеров – Южной Африке, строя гранильные фабрики в Мозамбике и Намибии. Его проекты полностью, а иногда частично финансировались местными правительствами, которые видели в деятельности Лавута прямую выгоду – создание новых рабочих мест и резкое увеличение дохода от торговли не алмазами, а полноценными бриллиантами.

Случайно познакомившись с Лавутом и прознав, чем тот занимается, Панкрат возжелал войти в дело и предложил Лавуту очень солидную финансовую поддержку. Он был уверен в успехе, но получил решительный отказ. При всей своей мертвой деловой хватке Лавут внешне производил впечатление человека мягкого и даже нерешительного.

На прямое предложение Суслина о сотрудничестве и партнерстве он нежно и неопределенно проблеял:

Не е зна–а-ю–ю, на–адо–о по–одума–ать…

Другой бы развесил уши и стал ждать, пока «подумают». Но Панкрат провел большую подготовительную работу и знал, что именно так выглядит в исполнении Льва Лавута решительный отказ. Но Панкрат Суслин был не из тех, кто легко сдается без боя или отступает от задуманного.

Пока вы будете размышлять, господин Лавут, – уважительно сказал он, – может, я смогу быть вам полезным в чем‑то еще? У меня хорошие связи в России…

В безразличных глазах Лавута блеснул неподдельный интерес, и он столь же нежно промямлил:

– Человек я немолодой, и мне мало что нужно из того, что у меня нет. Но вот чудотворную икону Софийской Божией матери, копия которой недавно вернулась в Россию, я бы приобрести не отказался…

Копию или подлинник? – захотел уточнить любивший определенность Панкрат.

Можно, конечно, и копию. Я слышал, что она очень высокого качества, – прозвучало в ответ. – А уж если вы добудете подлинник, я продам вам двадцать пять процентов акций моей компании, – неожиданно добавил он.

Панкрата как обухом по голове ударило: в своих самых радужных мечтах больше чем о десяти процентах он и не помышлял. Все было ясно. Требовалось браться за дело, и Панкрат отправился в Москву, хотя избегал посещать ненавидимую им бывшую родину. Но в этом случае игра стоила свеч – ради реальной возможности войти в долю с самим Лавутом, при одном упоминании имени которого бледнели могущественные алмазные короли, он был готов перекопать, конечно, не собственными руками, всю землю русскую.

Время от времени Панкрат задумывался, зачем ортодоксальному еврею Лавуту, щедрыми пожертвованиями поддерживающему хасидские общины в России и других республиках бывшего СССР, эта знаменитая православная святыня? Явно не для домашней коллекции. Может, подарить кому хочет? А может, надругаться? Ни то, ни другое не смущало законченного подлеца Панкрата. Он четко видел перед собой цель и стремился к ней любой ценой.

Когда Рокотов–младший привез копию иконы Софийской Божией матери, Эльзевира и Савелий пили какой‑то травяной настой с пряным приятным запахом. Еще тогда, когда они с помощью «Ока» «вычисляли» Молоканова, Бешеный в общих чертах обрисовал Константину принцип действия прибора, и теперь Рокотов–младший буквально сгорал от любопытства.

А нельзя мне поприсутствовать, – не обращаясь ни к кому конкретно, осторожно спросил он.

Бешеный вопросительно воззрился на Эльзевиру, которая решительно покачала головой.

Не обижайтесь, милый Константин, – промурлыкала она, – но помочь вы нам не сможете, а ваше присутствие в качестве зрителя может помешать ЕМУ сосредоточиться, – она кивнула в сторону «Ока». – Мы ведь в очередной раз даем ЕМУ некорректное и неконкретное задание, которое я не уверена, что смогу ЕМУ объяснить. Вот если бы вы знали древнеарамейский язык…

Тут Константин окончательно стушевался и быстро направился к выходу.

«Око» опять разместили на привычном столике. Эльзевира нараспев затянула молитву. Бешеный принял необходимую позу и послал «Оку» мощный энергетический заряд. Оно засветилось каким‑то непривычным молочным цветом, как экран неисправного телевизора.

Не хватает энергии, – констатировала Эльзевира. – Увы, мой возраст дает о себе знать. Придется вызывать подмогу.

Нашего общего друга? – с надеждой спросил Савелий.

Нет. Он занят. Есть один персонаж из потустороннего мира, который мне многим обязан.

Савелий несказанно удивился – какой еще потусторонний мир? – однако, виду не показал.

Но Эльзевира сочла нужным объяснить:

Любое явление имеет не только простое толкование, но более сложное, а потом еще сложней и еще, а в конце концов такое сложно–научное, что я и сама его не понимаю.

Зачем усложнять? – усмехнулся Савелий. – Нам бы чего‑нибудь попроще.

Тогда проще всего назвать этого персонажа падшим ангелом, – сообщила Эльзевира.

А где он базируется? – полюбопытствовал Бешеный.

В каком‑то соседнем с нашим мире. У меня в голове это как‑то все не укладывается, хотя сегодня крупные ученые физики утверждают возможность существования мира параллельному нашему. А если существует параллельный, то почему бы не существовать перпендикулярному? Раньше было понятно, где Небеса и где Ад, а теперь, с развитием науки, все перемешалось, и я окончательно запуталась, – сокрушенно вздохнула Эльзевира.

Теоретически нельзя доказать, что Бога и Диавола не существует, следовательно, они вполне могут быть.

Бешеный высказал то, о чем неоднократно на досуге размышлял.

Есть вокруг нас силы, недоступные обычному мировосприятию, – поддержала его мысль Эльзевира Готфридовна. – Зачем далеко ходить? Ведь и вы сами, Савелий Кузьмич, обладаете способностями, совершенно недоступными простому смертному человеку …

Верно, – признал Савелий. – Но про них не всем и не все можно объяснить.

Важно, что все ваши силы и умения направлены на Добро, – сказала Эльзевира Готфридовна, – а то эзотерики и мистики уже много веков путаются в очень специфической сфере, о которой вы, боюсь, не слишком наслышаны.

Какую сферу вы имеете в виду? – недоуменно поинтересовался Савелий.

Есть однозначные силы Добра и Зла, но есть силы, условно говоря, промежуточные, действующие по обстоятельствам, от них не зависящим, то есть подчиняющиеся иным, более мощным силам. Именно про них замечательная русская пословица: «Ни Богу свечка, ни черту кочерга».

Эти «промежуточные» Бешеному сразу не понравились. Он любил четкость и ясность: вот твой друг, а вот – враг.

Увы, не все поддается однозначному разграничению, – уловив его мысленную реакцию, мирно заметила Эльзевира Готфридовна. – Мне недостает энергии, и потому придется вызвать одного энергичного бесенка.

А кому он служит? – строго спросил Бешеный.

Он страшный обжора и лакомка и служит тому, кто его покормит земной едой, но тех, кто обладает знанием, как его призвать, на Земле почти не осталось. А я иногда его подкармливаю просто так, как говорится, из любви к искусству. Его энергия нам поможет.

Эльзевира Готфридовна очертила на полу довольно большой круг мелком и по внешней стороне круга разместила пять непонятных знаков, представлявших собой причудливые комбинации овалов, треугольников и иных геометрических фигур. Потом заговорила на неизвестном Савелию языке, часто повторяя нечто вроде «Амацарак».

Бешеный догадался, что это имя того, кого она призывает явиться.

Минут через пять над кругом появился густой серый туман. Потянуло сыростью и настоящим холодом. Постепенно из тумана материализовалось довольно непрезентабельное и тщедушное на вид существо, с тоненькими ножками и ручками, обернутое в какую‑то бесформенную и весьма потрепанную, хламиду. На почти лысом черепе Савелий заметил небольшие рожки, которые можно было вполне принять за два обычных лобных бугорка.

У существа был длинный нос и костистый подбородок с редкой козлиной бородкой. «Сотканный из тумана» радостно заверещал, простирая тощие ручонки к Эльзевире, которая резко его оборвала. Она бросила ему яблоко, которое Амацарак похоже проглотил, не надкусывая. Брошенный ему следом апельсин, он употребил вместе с кожурой. Расправившись с фруктами, существо жалобно, как ребенок, захныкало, явно выпрашивая еще. Эльзевира бросила ему пригоршню шоколадных конфет, которые мгновенно, вместе с обертками, исчезли в его ненасытной пасти.

Эльзевира резким гортанным окриком переключила внимание существа на едва светящееся «Око».

Амацарак с готовностью вытянул ручонки с сучковатыми пальцами и надулся так, что Бешеный перепугался – вдруг лопнет.

Икона стояла сбоку от «Ока», но оно могло «видеть» ее.

Эльзевира вновь завела свою молитву. Савелий послал «Оку» могучий сгусток энергии. Существо по имени Амацарак от напряжения и усердия чуть было не заступило за круг, но тут же отдернуло ногу, будто от обжигающего пламени.

В «Оке» появилось четкое изображение. Замелькали пейзажи русского Севера с его неброской, трогательной красотой: высокие, в пояс человека, луговые травы и низенькие березки, холмы и рощицы, лесные реки и ручейки. Казалось, «Око» нащупывает путь. Потом появилась старинная каменная стена в два человеческих роста.

«Древний кремль или монастырь», – машинально подумал Савелий.

И точно – «просочившись» сквозь стену, «Око» показало монахов, спешащих по своим делам. Потом изображение потускнело. «Око» «шарило» в каком‑то темном просторном помещении. Савелий зафиксировал низкий сводчатый потолок, голые каменные стены, в которых виднелись неглубокие ниши.

Ясно ощутилось, что подлинная икона Софийской Божией матери хранится в древнем монастыре, но в каком? Это еще предстояло выяснить.

Бешеный наглядно представил себе всю сложность задачи.

«Хлопотно это!» – машинально подумал он.

«Око» погасло.

Амацарак противно заверещал, обнажая крупные желтые зубы.

Эльзевира швырнула ему сырую курицу, которую он мгновенно схрумкал вместе с костями. Она произнесла соответствующее заклинание, и бес–помощник медленно растворился в воздухе.

Бешеный, не веря собственным глазам, встряхнул головой. Если бы он сам не был свидетелем происшедшего, то никогда бы не поверил, что такое возможно в наш просвещенный век компьютеров и лазеров.

А он способен на злодеяние? – все‑таки решил уточнить Савелий.

О, Амацарак способен на все. Он абсолютно непредсказуем, поэтому я предпочитаю держать его в рамках магического круга, – тоном госпожи, характеризующей вздорную служанку, проговорила Эльзевира.

И чего только на белом свете не бывает! – никакого другого комментария Бешеный не мог выдать.

В своей нелегкой и насыщенной событиями и приключениями жизни он видел много Добра и Зла, бескорыстную дружбу и черное предательство, радость и горе, принял Посвящение от своего Учителя, испытал настоящую любовь многих женщин, но теперь он уже не в первый раз осознал, что в этом бесконечном и причудливом мире есть еще немало такого, с чем он еще не сталкивался…

Глава 12
СМЕРТЬ БРОДИТ ПО ЛЕСУ

Стояла отличная погода – начало лета, когда северная русская природа начинает входить во вкус жизни и сменяет серо–белое одеяние зимы на более яркий, летний цвет – зеленый.

Три катера двигались по самой середине узкой речки, вдоль линии фарватера, которую различал только опытный глаз шкипера. Крутые скалистые берега, покрытые бурыми пятнами мха, обрывались прямо в воду. Казалось, что здесь невозможно причалить, как ни старайся. Всюду камни, скрюченные деревья, мелкий колючий кустарник и глубокие заводи, по их поверхности то и дело расходились широкие круги: это стерлядь и хариус радовались наступившему периоду тепла, гоняясь за насекомыми – водомерками и стрекозами, – стараясь нагулять жирок за короткое время северного тепла.

Председатель Горст был зол на весь белый свет. На вторую неделю экспедиции Горсту окончательно опротивели красоты северорусской природы. Три его катера, набитые оборудованием, заполненные шумной компанией рабочих–землекопов, охранников и студентов–археологов, безрезультатно шныряли по речным заводям. Пища из консервов, приготовленная на костре, не лезла в рот.

Заниматься сексом с Казимирой мешали комары. Самого Горста эти крохотные твари искусали так, что даже антикомариное средство «репудин» оказалось бессильно. Странно, однако Казимиру комары не трогали, и это выводило Горста из себя.

«Зараза к заразе не пристает», – думал он. Если бы ни присутствие Казимиры, которая стойко переносила тяготы путешествия, председатель Горст давно бы уже махнул рукой на все это приключение. Сейчас Казимира сидела рядом с Горстом, держала его за руку и березовой веточкой отгоняла от него назойливую мошкару.

Председатель прислонился к борту катера, смотрел на чистую, прозрачную воду, разбегающуюся из‑под киля, и старался прислушиваться к словам научного руководителя экспедиции – доктора археологии Приходько, выписанного из Санкт–Петербургского университета. Плешивый и тощий доктор нудно бубнил:

– …эта река, по которой мы идем, имеет название Сурожка – по наименованию поселения Сурожь, основанного на ее берегах одним из воинов–викингов, пришедших на Русь вместе с Рюриком, Трувором и Синеусом…

«Да за кого он меня принимает! – злобно сопел Горст. – Кто я ему – студент, что ли? То же мне, Индиана Джонс хренов!»

Доктор Приходько упрямо гнул свое:

– …и постепенно приближаемся к одному из древнейших скитов, построенных еще во времена православного раскола. Именно в эти места удалились самые верные приверженцы старой веры, именно здесь они хранили свои реликвии, вывезенные из храмов, которые староверы посчитали оскверненными…

Казимира толкнула Горста в бок.

Председатель очнулся от тяжких дум:

– И что? Значит, мы почти у цели? Если верить карте, которую я тебе дал, тогда дело, можно сказать, в шляпе.

Ученый–археолог замялся:

Видите ли, еще рано делать выводы… Вот высадимся на месте, обозначим границы работ, приступим к раскопкам… Да и сведений на карте не так много… И еще одно…

Горст и Казимира насторожились. Горст требовательно спросил:

Ты не темни! Выкладывай все, как есть! В этих глухих местах, знаешь ли, лучше не играть со мной, не то…

Рядом с катером вынырнул здоровенный хариус, схватил на лету жирную стрекозу и с шумом плюхнулся в воду.

Горст многозначительно кивнул:

Именно так!

Приходько долго смотрел на глубокие воды, затем поежился и произнес, не глядя на Горста:

Неизвестно, как к нашим планам отнесутся местные обитатели…

Разве в скиту еще кто‑то живет? – деланно изумился Горст, после чего встал, приложил ладонь к глазам и обозрел дикие берега. – Неужели здесь вообще кто‑то может жить, кроме комаров и птиц, которые их жрут?

Казимира хихикнула, но, поймав злобный взгляд Горста, тут же умолкла.

Людей здесь мало – всего несколько семей староверов, – осторожно продолжил доктор Приходько. – Нам потребуется заручиться их согласием, прежде чем, как они говорят, «тревожить сон земли».

Какой еще «сон» ?! – покосился Горст. – Что за бред! Кого это мы «тревожим»?

Так местные староверы называют раскопки, – пояснил Приходько. – Они вообще землю не трогают – не сеют, не пашут… Живут охотой, рыбалкой, грибами да ягодами…

«Жили, – подумал Горст и вздрогнул. – Господи, неужели это я их всех прикончил?! Господи, да что же это такое со мной?! Может, я уже и не человек? Проклятое наваждение! Проклятая икона!»

Понять тайный смысл размышлений председателя Горста можно было, только если знать о любопытной встрече, которая состоялась неделю назад на охотничьей заимке, в том месте, где река Сурожка отделяется в виде притока от основного русла – полноводной Неренги.

Проводник, которого нанял Горст, на второй день пути все‑таки обнаружил тщательно спрятанную десятилитровую флягу со спиртом, зверски напился, свалился за борт и утонул. Пришлось Горсту организовать незапланированную стоянку – но не за тем, чтобы искать труп, а чтобы отправить верного Никиту Разумнова в ближайший поселок за новым проводником.

Никите потребовался целый час, чтобы добраться до поселка лесорубов, но Разумнову показалось, что на это ушла целая вечность. Дело в том, что, по совету опытных людей в Москве, Горст взял на борт одного из катеров мотоцикл с коляской – армейский «Днепр», еще советского производства.

Машина оказалась надежной, водитель был опытным мотоциклистом, но дорога оказалась отвратительной: колея была напрочь разбита трелевочными машинами, вывозившими срубленный лес к воде для сплава.

Мерзкая дорога вымотала деликатному Никите душу и тело. Когда он вылез из коляски, то ноги его дрожали, и он был вынужден схватиться за забор, чтобы не свалиться в пыльный бурьян.

Кроме того, ему очень не понравились лица людей, которые стояли, облокотившись на шикарные джипы «Хаммер». Никита встретил их на полпути к поселку. Люди никак не отреагировали на появление стрекочущего «Днепра», но проводили мотоцикл нехорошими взглядами, от которых у Никиты моментально испортилось настроение.

Предчувствие его не обмануло. Проводник был найден быстро (кто же откажется в лесной глуши «срубить» сразу полтысячи долларов?), но на обратном пути мотоцикл все‑таки был остановлен. Люди из «Хаммеров» имели с Разумновым краткий, но убедительный разговор. Из их слов перетрусивший Никита узнал, что экипажи «Хаммеров» страстно желают пустить катера экспедиции Горста на дно речное посредством гранатометов «Муха», которых у них имеется в достатке. В чем Никита тут же с ужасом убедился, когда его подведи к багажнику «Хаммера» и продемонстрировали его содержимое. Оружия здесь было столько, чтоб можно было смело начинать маленькую войну.

Никите было предложено на выбор: сегодня же организовать встречу председателя Горста с неким Малютой Сибирским или… Никита тут же поспешил согласиться с первым предложением. Едва оказавшись на борту катера, он тут же сообщил Горсту, что вся экспедиция под угрозой гибели.

Выслушав дрожащего Никиту, Горст ухмыльнулся: кто бы ни были эти люди, он всегда сумеет договориться с ними. А переговоры он начнет с того, что сообщит об имеющейся у него договоренности с командованием вертолетной части. Стоит кому‑то из подручных Горста отправить только одно радиосообщение, как прилетит дивизион боевых «Ми», вооруженных ракетными снарядами, и остатки «Хаммеров» придется собирать с верхушек сосен.

Горст не взял с собой на переговоры Казимиру, да та и не настаивала. Чутье ей подсказывало, что двое мужчин сами сумеют разобраться, без польской интриги.

Переговоры Горста и Малюты состоялись на берегу Сурожки за походным столиком, на котором стояла холодная «Смирновка», маринованные грибки, хариусы свежайшего засола и огненно–горячий хлеб, только что из настоящей печи, из поселка лесорубов. Правда, ни Горст, ни Малюта так и не притронулись к угощению. Они были заняты более важным делом.

– Итак, – вальяжно протянул Горст, усевшись на раскладной походный стульчик, – чем обязан, милейший, такому роскошному приему? Уж не приняли ли вы меня за губернатора местного края?

Еще чего! – скривился Малюта. – У нас с губернатором все схвачено. Да и не живет он здесь давно. Все больше по Каннам да по Флоридам путешествует… Меня чисто ваша личность интересует.

Мы – простые краеведы, – скромно представился председатель Горст. От желания ударить наглеца бутылкой по голове его удерживало только то, что в его сторону были направлены короткоствольные автоматы «Хеклер–Кох», которыми была вооружена охрана Малюты. – Мы – исследователи истории этого дивного края, который славится своим интересным прошлым, которое…

Ты мне зубы не заговаривай! – Обозленный Малюта стукнул по столу так, что у того ножки ушли еще глубже в речной песок. – Мне все известно: и про икону чудотворную, и про карту… Неизвестно только, на кой она тебе, наша русская святыня. Может, за рубеж ее продать хочешь, реликвию нашу православную?

По–вашему, я похож на дешевого фарцовщика?!

Горст был оскорблен до глубины души, но старался сдерживаться. Он уже начал догадываться, что за тип сидит перед ним. Малюта казался ему человеком простым и грубым. Следовательно, и планы у него такие же. Либо он работает на кого‑то еще, либо сам хочет на иконку лапу свою татуированную наложить. Это и предстояло выяснить.

Мне кажется, – осторожно начал Горст, отмахиваясь от комаров, – что вы, господин Сибирский, равно как и я, близко принимаете к сердцу судьбу чудотворной. Это нас сближает. И это открывает перед нами великие перспективы.

Так, – Малюта насторожился. – А вот отсюда давай‑ка подробнее. Насчет «великих перспектив».

Благо народа – святая цель, ради которой можно преодолеть любые препятствия, – осторожно продолжил Горст. – Но любое препятствие проще преодолевать, если рядом есть верный товарищ. Вот я и предлагаю: ради спасения чудотворной иконы Софийской Божией матери заключить взаимовыгодный союз.

На что это ты намекаешь? – нахмурился Малюта. – Говори прямо, не темни. Здесь тебе не Москва. Пропадешь – так и косточек твоих не сыщут…

Ваш прозрачный намек мне понятен, – кивнул Горст. Его уже начинало тошнить от общения с Малютой. – Предлагаю поступить так: мы идем по реке на катерах, следуя своим приметам, прямо к месту, где спрятана икона. Вы же – со своей армией – двигаетесь по берегу и решаете проблемы, если они возникают. Идет?

А что потом? – грубо поинтересовался Малюта. – Что будет, когда мы найдем икону? Ведь не будем же мы ее пилить напополам?

Тогда мы снова сядем за стол переговоров и все решим полюбовно, как и полагается интеллигентным людям, – нежным голосом произнес председатель Горст и ласково посмотрел на Малюту. – Все равно ведь у нас нет другого выхода. К чему нам сейчас затевать боевые действия на берегу этой великолепной реки, где такой чудесный пейзаж, птички поют и все такое прочее?

Малюта был вынужден согласиться, что это – выход. Даже если он будет пытать поодиночке всю экспедицию, к иконе ближе он не подойдет. Малюта кивнул и встал. Его охрана с облегчением переглянулась. Стрельба на сегодня отменялась, можно было славно напиться водки прямо у речки, обглодав до костей нежных хариусов, к которым так и не притронулись высокие договаривающиеся стороны.

«Когда икона будет у меня, я тебя тут же отправлю на тот свет самым быстрым экспрессом в мире», – одновременно подумали Малюта и Горст, крепко пожав друг другу руки. И затем перешли к детальному обсуждению первых шагов.

Горст предложил Малюте немедленно отправиться выше по реке, по берегу. На карте он указал новому «партнеру» место, где находился старинный скит староверов. Еще в Москве, при планировании экспедиции, было решено именно здесь производить раскопки. Почему именно здесь – Горст предпочел умолчать.

Вот и первое препятствие, – сообщил Горст, сворачивая карту в рулон. – Необходимо уговорить людей в скиту, чтобы не мешали раскопкам. А то у них там какие‑то «принципы» или что‑то в этом роде, из‑за чего мы не можем там даже лопату в землю воткнуть,

– Насчет этого не беспокойтесь, – заверил Малюта Горста. На всякий случай он перешел на «вы», зауважав Горста за деловую хватку. – Уговорим по высшему разряду. Все останутся довольны. Приезжайте через–пару деньков – и приступайте к работе. Связь будем держать по радио.

Обменялись позывными и разошлись. Оказавшись на борту катера, Горст спустился в каюту и растянулся на матрасе. Казимира немедленно оказалась рядом и принялась расстегивать ему брюки.

Видал я на свете дураков, – сообщил Горст Казимире, с удовольствием ощущая, как она обрабатывает губами его постепенно восстающую плоть, – но такого, как этот Малюта, впервые. Он надежен, как тиски, и столь же умей… Ах, если бы все люди были такими! Весь мир жил бы в согласии под моим мудрым руководством.

Казимира отвлеклась от председательской плоти, подняла голову, посмотрела на Горста зелеными глазами и прошептала:

Все людишки бардзо хитры. Но у меня в сумочке есть одни замечательный приборчик, подаренный мне в Ватикане его преосвященством кардиналом Гаспаром. Аве Мария! Если приборчик начнет работать и подаст сигнал – тогда мы еще быстрее найдем икону…

– …и еще быстрее скормим волкам этого жирного Малюту, – закончил Горст и откинулся на спину. Казимира вновь склонилась над его естеством.

Горст зажмурил глаза и приготовился к наслаждениям. Насчет кардинальского «приборчика» решил разузнать позже, после того, как Казимира «поработает» над его собственным «приборчиком».

«Хаммеры» Малюты не без труда пробились по лесным дорогам к отдаленному поселению староверов.

Поселок, который все в округе называли не иначе, как «скит», состоял из десятка домов. Дома эти, сложенные из больших бревен и укрепленные высушенным мхом, были построены по местному обычаю на двухэтажный манер: наверху жили люди, внизу держали скотину и птицу. Таким образом люди выживали в суровую и долгую зиму. Чтобы покормить скотину – достаточно было спуститься из жилой половины вниз, да и сами домашние животные своим теплом согревали дом.

В этом месте берег круто вздымался над рекой, и добраться до поселка можно было лишь по длинной и извилистой деревянной лестнице, начинавшейся от самого уреза воды. Здесь же находился небольшой деревянный причал, около которого на воде покачивались несколько длинных лодок – «барок» по–местному.