Текст книги "Икона для Бешеного 2"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

У Бешеного давно вертелся на языке вопрос об отношениях Эльзевиры и Широши, которые были для него загадочны, но он сдержался.

Однако Эльзевира, как будто бы прочитав его мысли, лукаво взглянула ему прямо в глаза и, как ни в чем не бывало, спокойно продолжила:

Третья причина в том, что я, как и наш друг, продолжаю верить в Россию. В ней есть нечто, до сих пор никем не познанное, мистическое. Был такой забавный человечек, Рене Генон, французский философ, я его немного знала. Он считал, что существует изначальная, единая сакральная Традиция, «совокупность Богоданных откровений», которая лежит в основе всех эзотерических школ всех традиционных религий. Думаю, в том, что действия очень многих россиян не поддаются никаким рациональным объяснениям, и кроется ее великая пророческая и жизненная сила.

Савелий слушал с большим интересом, как бы впитывая все мысли и слова этой удивительной собеседницы.

– Запад, особенно, англо–саксонский, рационален, вполне исчисляем и предсказуем. В протестантской церкви, в отличие от православной, нет веры в чудо. А ведь чудеса встречаются, и довольно часто, – она с усмешкой глянула на Савелия. – Уж с этим‑то и вы спорить не станете…

Савелий промолчал. Больше, чем всевозможные чудеса, его в настоящее время занимал маньяк, который, несмотря на все усилия доблестной московской милиции, не перестал творить свое черное дело. Продолжали пропадать молодые девушки, тела которых, избитые, истерзанные и изрезанные, продолжали находить в укромных уголках северо–запада столицы.

Уцелела только одна, изнасилованная и жестоко избитая, пострадавшая девушка. Негодяя спугнули две влюбленные парочки, и он просто сбежал, не успев закончить свое гнусное дело.

На основании показаний спасшейся девочки был создан фоторобот преступника, опубликованный в газетах и показанный по телевидению.

Почерк всех преступлений был всегда одинаков. Маньяк, выглядевший вполне безобидно и благопристойно, подсаживал девушек в свою машину у метро «Речной вокзал», по дороге придушивал жертву шарфом, потом насиловал, избивая и нанося многочисленные раны острым ножом.

Бешеный поставил себе цель обезвредить этого зверя и теперь каждый вечер выходил на охоту. Но маньяк будто почувствовал, что ему противостоит грозный противник, и затаился.

Савелий, словно дозорный, обходил все глухие места района, но все было безрезультатно. Во время своих поздних вылазок он одевал вязанную шапочку и потрепанную куртешку, купленную по случаю в магазине секонд–хенд. В сочетании с трехдневной щетиной на лице он выглядел если не откровенным бомжем, то человеком, у которого денег нет и не предвидится. Так что у тех, кто желал разжиться, напав на одинокого прохожего, он никакого интереса не вызывал.

В ходе своих странствий Говорков досыта насмотрелся на алкоголиков и наркоманов, бомжей и проституток обоего пола. Не то, чтобы он не знал о существовании социального дна – оно есть в любом крупном городе мира, – но его неприятно поразило количество оказавшихся на обочине жизни людей.

Проскитавшись безрезультатно недели две, Бешеный сознательно сузил круг своих вечерних прогулок. Каждый вечер, часов в десять, он околачивался у метро «Речной вокзал», там, где у остановки автобусов стоят машины, водители которых «подметают асфальт», то есть оказывают транспортные услуги тем, кто может себе позволить не толкаться в автобусах.

Бешеный бесцельно бродил в толпе, надеясь уловить и прочитать мысли маньяка. Однажды у шедшего навстречу парня он прочитал мощный сексуальный позыв. Савелий немедленно последовал за ним. Парень остановился у ларька, покупая сигареты, потом пошел к машине.

Бешеный, соблюдая дистанцию, шел за ним. Более точно прочитать мысли парня мешали мельтешащие люди и расстояние, отделявшее объект и Бешеного.

Парень еще только отпирал свой «жигуленок» пятой модели, как к нему подбежала девушка, явно незнакомая. Она что‑то сказала парню, но Савелий не расслышал из‑за шума подкатившего к остановке большого автобуса–кишки. Он заметил только, что парень кивнул в знак согласия и девица вспрыгнула в машину.

Нельзя было терять времени. Бешеный подбежал к ближайшей машине, ожидавшей пассажира, и сказал водителю средних лет, плотному и усатому, по виду кавказцу:

Едем за вон теми «Жигулями»!

Тот ничуть не удивился и, выруливая на Ленинградское шоссе, спросил с заметным акцентом:

За дочкэй слэдышь или за любовницэй?

Савелий, не отвечая на вопрос, вытащил из кармана красную, с золотым тиснением «МВД России» книжечку, которой его в незапамятные времена снабдил генерал Богомолов, чтобы лишний раз не разбираться с милицией. Раскрыв ее, он сунул водителю под самый нос.

Понятно, – грустно произнес кавказец и засопел от недовольства.

Не волнуйся, я заплачу, – успокоил его Савелий.

Вах, оказываэтся и в милиции эсть порадочнэе луди! – воскликнул заметно повеселевший кавказец.

Порядочные люди везде есть! – веско заметил Бешеный. – Тебя как зовут?

Тофик. Но жена у мэна русский, дитэй двоэ. Рэгистраций имээтца. Хочешь, началнык, паспорт покажу?

Я паспорта не проверяю. Других дел хватает, – отмахнулся Савелий.

На хорошей скорости они проехали Химки.

Слушай, началнык, а может они в Твэр эдут? – забеспокоился Тофик.

Не думаю, – бросил Савелий.

На правой стороне дороги высились современные дома, а по левую сторону росли большие деревья, под сенью которых и остановилась машина, за которой они гнались. Бешеный бросил на сиденье пятисотрублевую купюру, и кавказец быстро слинял прочь.

Савелий помчался к машине, из которой никто не выходил: даже габаритные огни были погашены.

Бешеный осторожно заглянул внутрь, готовый в тот же миг разбить стекло и схватить мерзавца. Но картина, представшая его взору в салоне, полностью не соответствовала тому, чего он ожидал увидеть.

Парень, блаженствуя и закрыв глаза в полной истоме, откинулся на спинку, а голова девицы ритмично двигалась от его коленей вверх–вниз, иногда ударяясь о руль.

«Вот идиот!» – мысленно выругал себя Бешеный.

Он все‑таки дождался в отдалении того, как девчонка выпрыгнула из машины и быстрыми шагами направилась к близлежащим домам.

Мотор машины заработал, она развернулась и двинулась вперед.

Савелий поднял руку. «Жигуленок» притормозил.

– Если в Москву, садись, подброшу, – опережая Савелия, пригласил водитель.

В Москву, в Москву, – подтвердил Бешеный.

– Чего так поздно? Небось, от бабы едешь? —

только что ублаженный парень хотел общаться с севшим незнакомцем.

– Не, друзей навещал, – неопределенно буркнул Савелий.

Он ухмыльнулся: давно ему не приходилось оказываться в такой дурацкой ситуации – ложная тревога, потеря времени и еще этот безобидный трепач–водитель.

А у меня, знаешь, какая история приключилась, – спешил тот поделиться со случайным попутчиком. – Купил я сигарет у Речного, домой намылился ехать: я же на Фестивальной улице живу, а тут девчонка подбегает, отвези, просит, в Зеленоград. Я ей: сколько дашь? Она: не дам, а возьму. Я сперва не понял – чего, спрашиваю, возьмешь? А она говорит, как чего? В рот твоего «мальца» возьму! Ха–ха–ха, прикинь, что предложила? Тут‑то я и понял! Смотрю – губешки у ней пухлые, рабочие. А я с бабой уже три дня не был. А что, думаю, поеду, пусть отчмокает по полной. Ты знаешь, классно она это делает. Я и телефончик на всякий случай записал. Хочешь, с тобой поделюсь?

Парень, казалось, был готов поделиться своим удовольствием со всем миром.

Спасибо. Женатый я. Да и машины нет, чтоб ее в Зеленоград катать , – сказал чистую правду Савелий.

Парень довез Бешеного до дома и, с некоторым удивлением получив пятьсот рублей, в приподнятом настроении от удачного вечера отправился почивать.

Савелий, естественно, не посвятил Эльзевиру в подробности происшедшего с ним, однако пожаловался ей по–дружески, что проклятый маньяк пока неуловим.

Давайте попробуем давний подарок нашего общего друга Феликса, – предложила вдруг Эльзевира.

Савелий тут же вспомнил чудной прибор в форме глаза, который помог установить личность таинственного убийцы, оказавшегося Аристархом Молокановым.

– А хватит ли у нас двоих энергии эту штуку активизировать? – спросил озабоченный Савелии, припоминая, каких усилий стоило им троим, включая и Широши, привести этот чудесный прибор в действие.

– Кто нам мешает попробовать? – задала риторический вопрос Эльзевира.

Она уже открывала крошечным ключиком хорошо замаскированный сейф в стене гостиной. После чего Эльзевира достала из него старинный, тяжелый, резной, из слоновой кости ларец, который отомкнула другим ключиком, вынула оттуда серебристый предмет, напоминающий анатомическое строение человеческого глаза.

– «Око АхураМазды» помогало нам с Феликсом сотни раз, – твердо заявила она. – Ему очень повезло, что он наткнулся на него много лет назад, в антикварной лавке в Челси. А потом нашел в библиотеке своего предка, сэра Квентина Макфея, описание и руководство. В таких, только внешне случайных совпадениях проявляется высшая закономерность, – торжественно заключила она.

Савелий ничего не ответил, внимательно за ней наблюдая и точно повторяя ее движения.

Эльзевира встала над «Оком» так, чтобы обе ее руки расположились над двумя концами прибора.

Савелий занял такую же позу с другой стороны, напряг все мышцы, сосредоточился, наклонил голову, сконцентрировал всю свою внутреннюю энергию, будто готовясь поднять какую‑то тяжелую ношу.

Эльзевира Готфридовна своим низким голосом забормотала древние заклинания, полученные от Широши. Прошло минут пять, пока «Око» засветилось, в комнату хлынул жар, помещение покрылось каким‑то странным свечением, а воздух стал густым и тяжелым. После этого Эльзевира поставила перед «Оком» фоторобот маньяка, вырезанный из газеты, и продолжала бормотать на непонятном Савелию языке, иногда громко выкрикивая, а иногда переходя на еле слышный шепот.

В глубине «Ока» появились какие‑то туманные очертания. Постепенно изображение обретало необходимую четкость. Замелькали лица мужчин средних лет, отдаленно напоминающих изображение фоторобота.

Савелий внимательно изучал череду этих лиц.

– «Око», по преданию, принадлежавшее верховному божеству зороастрейцев Ахура Мазде, было величайшей ценностью жрецов. Оно помогало им провидеть будущее, толковать прошлое и находить преступников–убийц в настоящем, когда «Оку» предъявляли останки жертвы, – вытирая батистовым платочком с монограммой пот со лба, пояснила Эльзевира. – А мы ему, то есть «Оку», жертву показать не можем. Задание может быть ему не понятно. Кроме того, я ведь не знаю арамейского, а просто, как попугай, повторяю заученные слова и интонации заклинания, которое Феликс нашел в архиве сэра Квентина, своего предка.

Как раз на этих словах чередование лиц прекратилось. «Око» сфокусировалось на человеке, очень напоминающем фоторобот из газеты. Мужчина средних лет шел по улице, держа за руку девочку лет пяти.

Бешеный немедленно напрягся, но «Око» показало, как они зашли в булочную, потом в подъезд дома, без приключений поднялись на лифте.

«Око» своим чудесным взором проникло и сквозь стены шахты лифта. Мужчина с девочкой, с аппетитом поедавшей коржик, вошли в квартиру, где их радостно встретила пожилая женщина, скорее всего, бабушка девочки.

Савелий подумал, что картинки, появляющиеся в «Оке», очень напоминают съемки скрытой камерой.

И, словно в подтверждение этому, в «Оке» крупно появилось очередное лицо, похожее на фоторобот. Человек спокойно двигался в толпе, потом сел на автобус, проехал несколько остановок, вышел, зашел в подъезд, поднялся на лифте и открыл дверь в квартиру, где его к обеду или ужину ждали молодая женщина и мальчик лет десяти.

«Око» показало, как человек с аппетитом ест, а потом вместе с женщиной смотрит телевизор.

Все без толку! – с досадой произнес Савелий.

«Око» не виновато, – возразила Эльзевира. – Мы не можем точно сформулировать задачу.

Тогда надо его отключить, – нетерпеливо бросил Бешеный, – чего понапрасну силы тратить?

Останавливать «Око» я не умею. «Око» гаснет само, когда иссякнет энергия, которую мы ему передали, – охотно объяснила Эльзевира.

И тут «Око», будто уловив неудовольствие вызвавших его к жизни людей, уперлось в кусты на берегу какого‑то водоема. В кустах явно что‑то происходило, но из‑за темноты видно было плохо. Через некоторое время возня прекратилась, и из кустов показалась высокая фигура – мужчина в куртке. Шея была замотана длинным шарфом.

Смотрите, у него в руке нож! – с тревогой воскликнул Савелий, вскакивая с места.

Вижу, – придвигаясь ближе к «Оку», сказала Эльзевира.

И тут, как назло, изображение стало бледнеть.

Кончается энергия, – сухо констатировала Эльзевира.

«Око», перед тем как погаснуть, показало освещенное многоэтажное здание, которое Бешеный легко узнал:

Господи, да это же гостиница «Союз»! – воскликнул он.

Именно на берегу этой заводи, отходящей от канала имени Москвы и расположенной между гостиницей и военным санаторием, месяц назад было найдено избитое и изрезанное тело двадцатилетней приезжей из Рязани, промышлявшей в Москве уличной проституцией.

«Око» погасло. Оно все‑таки принесло пользу. Савелий все же разглядел хотя и бледное изображение маньяка, его облик, повадки и движения, а главное – запомнил его руки, державшие нож, – с крупными, сильными пальцами.

На следующий вечер Бешеный отправился на традиционное дежурство к метро «Речной вокзал». То, что он бесцельно околачивался там каждый вечер часов с десяти вечера и до закрытия метро, могло бы привлечь внимание местной милиции да и продавцов палаток и ларьков, но этого не случилось.

Тут необходимо напомнить Читателю об одном даре, которым наделил своего любимого ученика Говоркова Савелия Учитель. С помощью определенных энергетических усилий Бешеный мог не то, чтобы превращаться в человека–невидимку, но как бы не привлекать внимание окружающих своим присутствием или действиями.

Во время своих ежевечерних вахт он иногда от безделья развлекался – возьмет, к примеру, с лотка пару апельсинов и отойдет с ними в сторону. Постоит немного и обратно положит. Ни продавщица, ни ее покупатели никогда ничего не замечали.

В один из вечеров Бешеный, уже несколько недель настраивавший себя как чувствительный локатор на этого изверга, вдруг почувствовал: «Он здесь, на площади!»

В ожидании пассажиров на площади перед метро стояло семь машин. Ноги сами понесли Савелия к светлой «девятке».

Мужик, в «Шереметьево» не подбросишь? Жену встретить опаздываю! – спросил Савелий. – Любые деньги заплачу.

Руки, те самые руки, что он успел разглядеть в «Око», с длинными крепкими пальцами, спокойно лежали на руле. Горло было обмотано длинным шарфом.

В «Шереметьево» не поеду ни за какие деньги, – неожиданно тонким голосом ответил водитель.

Плачу сто баксов! – упорствовал Бешеный.

Откуда они у тебя? – с нескрываемым презрением поинтересовался водитель. – Обменник, что ли, ограбил?

Бешеный и вправду не походил на человека, который мог заплатить за поездку сто долларов.

Вон сколько машин стоит. Пойди с ребятами поговори. Они тебя отвезут, – маньяк не скрывал желают отделаться от Савелия как можно скорее, – а я друга жду…

«Знаем мы, какого друга ты ждешь, падла!» – подумал Савелий, отходя от машины.

Дело теперь было за малым – осталось взять изверга на месте преступления…

Глава 8
СМЕРТЕЛЬНЫЙ УКОЛ

«Если хочешь, чтобы тебе повезло в жизни, старайся не мешать ей самой вершить твою судьбу, спокойно принимай и удары, и приятные сюрпризы», – всегда повторял Константин Рокотов и себе, и своим подчиненным по детективному агентству. Когда Константину везло, он с удовлетворением отмечал, что судьба благоволит к нему. Когда судьба от него отворачивалась, он просто пожимал плечами и погружался в новое дело.

На этот раз судьба преподнесла ему неожиданный, но приятный сюрприз. Сюрприз явился в виде звонка от юной Жанны Никодимовой.

Как только Константин взял трубку, то услышал торопливый детский шепот:

Это я, Жанна! Вы меня помните?

Еще бы! – пробурчал Константин, потирая шею, по которой пришелся удар кулаком от одного из напавших на него в подъезде дома тети Клары. – Я тебя отлично помню…

Я вот что хотела сказать…

Константин не дал ей договорить:

Если ты насчет результатов расследования, то пока ничего утешительного сообщить не могу. В настоящее время идет процесс сбора материалов, свидетельских показаний… Это – довольно непростое и весьма трудоемкое дело, и на это требуется время. Ты детективы читаешь? Там про все это рассказано…

Константин оказался абсолютно неподготовлен к реакции его собеседницы. В трубке сначала замолчали, а затем раздалось девчоночье всхлипывание. Константин поморщился. Вот уж чего он не умел, так это вести беседы с детьми!

Да что это вы со мной разговариваете, как с дурой! – Голос Жанны внезапно окреп, и теперь в нем слышалась решимость. – Я вам по делу звоню, а вы мне лапшу на уши вешаете!

«Ну и дети пошли!» – успел подумать ошеломленный Константин.

Он не успел и рта раскрыть, как Жанна торопливо продолжила шепотом:

У меня для вас есть новость. Слушайте внимательно, а то дядя Филипп сегодня злой и глаз с меня не спускает, торчит в комнате рядом со мной, и я сегодня больше позвонить вам не смогу…

То, что рассказала Константину Жанна, оказалось действительно весьма любопытным.

Оказывается, водитель генерального конструктора Никодимова жив! Благодаря тому, что спасатели именно его первым извлекли из‑под завалов, они успели сохранить ему остатки жизни, продержав на искусственном дыхании, вплоть до больницы, где за него взялись доктора. Зато его хозяину, конструктору Никодимову, не помогло бы даже чудо, потому что его смяли трубы строительных лесов, превратив человеческое тело в подобие фанерного листа.

Только Константин собирался спросить у Жанны, не знает ли она, в какой больнице находится несчастный водитель, как девчонка испуганно ойкнула и повесила трубку. Вероятно, в комнату вошел ее зловредный опекун дядя Филипп. Константин тяжело вздохнул и бросил взгляд на Веронику.

Красавица–секретарь порхала по комнате от стола, где стояла раскрытой ее сумочка с косметикой, до большого зеркала на стене. Судя по тому, какими смелыми мазками девушка наносила на себя яркие краски, Веронике предстояло решительное свидание. Она весело напевала, подводя брови.

Вероятно, симпатичную помощницу насторожило молчание за ее спиной. Она замерла, затем медленно обернулась. Увидев грустное выражение лица Константина, она состроила плаксивую гримасу:

Только не говорите, Константин Михаилович, что мне, вот сейчас, надо все бросить, садиться за телефон и обзванивать морги!

Ну–у, положим, до моргов дело еще не дошло, – мягко произнес Константин. – Но вот больницы обзвонить надо. И прямо сейчас.

Вероника попыталась было возразить, но, увидев непреклонное выражение лица своего шефа, тяжело вздохнула и уселась за стол. Девушка знала себе цену, но авторитет Константина был для нее важнее любого свидания, будь это хоть красавец–стриптизер из ночного клуба «Красная шапочка».

Не прошло и часа, как усилиями Вероники был установлен адрес больницы, где проходил лечение водитель Никодимова. Звали его Юрий, было ему сорок пять лет.

Но это было все, чего смогли добиться Константин и Вероника, Несмотря на уговоры, больничная администрация категорически отказывалась подпускать детектива к больному. Рокотову заявили, что больной находится в крайне плохом состоянии. Кроме того, пострадавшего разместили в так называемом спецкрыле – больничном отделении на Хорошевке, находящемся под круглосуточной охраной ФСБ.

«Ничего себе! – подумал Константин. – Неужели органы что‑то заподозрили? Очень не хочется идти к ним на поклон и вымаливать разрешение на свидание. Начнутся вопросы: что, да зачем…»

Преданная Вероника потратила еще полчаса на выяснения подробностей. И оказалось, что водитель

Юрий – бывший кадровый сотрудник КГБ, и в спецкрыло угодил не как свидетель, а в качестве благодарности за какие‑то прошлые заслуги. Вероятно, заслуги эти были немалые, потому что Юрия разместили в палате одного. Он лежал, практически полностью парализованный, хотя и в сознании, и даже мог иногда говорить.

Константин облегченно вздохнул. Значит, следствие все‑таки закрыто. И ничто не мешает Рокотову заниматься собственным расследованием. Но, чтобы попасть к Юрию, придется прибегнуть к хитрости. В самом деле, не лезть же к парализованному в окно! Он от такого зрелища еще, чего доброго, и помрет.

Константин поднял трубку и набрал номер телефона, установленного в здании на Старой площади:

Приемная Богомолова, – с удивлением услышал он бодрый голос Рокотова–старшего,

Михаил Никифорович? – изменив голос, переспросил он, но не удержался и спросил. – Папа, ты что здесь делаешь?

Здесь необходимо пояснить, что Рокотов–старшин всего третий день работал у Богомолова помощником и не успел рассказать о своем новом назначении Константину. Всю жизнь проработав военным, а позднее в органах безопасности, на «цивильной» работе, он чувствовал себя не в своей тарелке, а потому пока толком не знал, как себя вести в новой должности.

У бывшего генерала Богомолова были свои секретарши, но с ними, с его точки зрения, он не мог говорить обо всем, как со своим верным полковником Рокотовым. Помучившись с полгода, он решил предложить Михаилу Никифоровичу поработать с ним. Не раздумывая тот согласился.

Сколько лет, сколько зим… – недовольно произнес бывший полковник, – Почему‑то мне кажется, что ты звонишь не для того, чтобы поинтересоваться, как чувствует себя мама, – полковник давно не слышал сына и потому не сдерживал своих эмоций: жена вторую неделю болела, простудившись на даче.

Виноват, исправлюсь, папа, сейчас же позвоню, – виновато проговорил Константин, – Но звоню я по делу.

Ладно, не обижайся, Костик, слушаю тебя.

Мне нужно переговорить с Константином Ивановичем.

Как срочно?

Ну… – замялся Константин.

Ладно, попробую. Он сейчас с бумагами работает, авось ответит своему племяннику… Погоди минутку… – послышался шорох и ровный голос Богомолова по селекторной связи:

Что у тебя, Миша?

Товарищ генерал, с вами хочет пообщаться Константин Рокотов, – бесстрастно доложил полковник.

Хорошо, соедини…

Здравия желаю, Константин Иванович! – отрапортовал Константин.

Привет, Костик! – весело отозвался Богомолов. В его голосе звучала неприкрытая радость, которую он тут же попытался скрыть, сурово заметив: – Редко звонишь, племянничек… Даже голос твой забывать начал… Чему удивляться… Забывать начинаешь близкую родню. Весь в заботах… Приехал бы ко мне, рассказал, как живешь–можешь…

Константин замялся, не зная, с чего начать, но и не желая долго занимать внимание генерала.

Проницательный Богомолов все сразу понял, но не обиделся:

Чувствую, у тебя ко мне дело. Раз так, выкладывай, не стесняйся. Я всегда рад помочь любимому племяннику.

Дело у меня одновременно и простое, и сложное… – осторожно начал Константин. – Хотелось бы мне попасть в стационар, ну тот, что в спецкрыле на Хорошевке…

А вот не хочешь ли ты на пару месяцев в командировочку, в Чечню? – полусерьезным тоном предложил генерал. – И после этого даже просить не надо – сами тебя туда отвезем… На кой тебе это надо? Заболел, что ли?

Врать не буду, – Константин знал, что от опытного генерала не укроются лживые нотки в его голосе. – Мне нужно попасть в спецкрыло под предлогом диспансеризации или чего‑то вроде этого…

Не под мою ли контору копаешь, милый? – с деланным участием поинтересовался Богомолов. – А то смотри… Там лежат люди бывалые, контуженные, враз тебе сделают так больно, что и словами описать нельзя…

Нет, меня интересует один пациент… Он из ваших, но бывший… Проходит свидетелем у меня по одному делу…

Так бы и сказал! Запиши телефон, скажи, что я распорядился определить тебя в палату со всеми удобствами. Кстати, воспользуйся возможностью, подлечи у себя что‑нибудь. У нашего брата такой шанс выпадает лишь тогда, когда в нас враги дырок понаделают. Желаю успеха. Не забывай меня. Нам надо чаще встречаться…

На второй день пребывания в спецкрыле Рокотов детально изучил распорядок работы больницы, расположение постов охраны. Но до самой палаты с водителем Юрием так и не добрался. Нет, он свободно проходил мимо нее по нескольку раз в день, посещая обследовавших его врачей. Он даже пытался несколько раз толкнуться в палату Юрия. На тот случай, если дверь будет открыта, а в палате будет сестра или врач, он заготовил оправдание: ошибся дверью, извините.

Но дверь всегда была тщательно заперта. Константин выбрал себе удобный пункт наблюдения – кожаное кресло рядом с раскидистой пальмой в деревянной кадке. Притворяясь читающим газету, он установил, что ключи от палаты Юрия находятся у дежурной сестры. Именно она всегда открывала дверь для уборщицы, кастелянши, врачей и редких посетителей – жены и сына Юрия.

Константин понял, что ключ от палаты он получит, сперва подобрав ключ к сердцу дежурной медсестры.

Всего медсестер было трое, но одна ушла в отпуск, и остались две: пожилая и помоложе. Пожилая была похожа на старшину в юбке – грубая и немногословная. Выбор был очевиден: та, чтo помоложе, привлекла ^:внимание Константина тем, что красилась перед каждым дежурством не хуже его секретарши Вероники.

Ее дежурное место было расположено в начале коридора. Стоило посетителю выйти из лифта, и он тут же натыкался на столик, за которым сидела Раиса (так звали медсестру) и постоянно что‑то вязала. Единственно, что могло отвлечь ее от вязания, – это чтение «женских» романов. Почитав романы, она обычно немного плакала, а затем вытирала слезы и вновь принималась за вязание.

Вашему терпению можно только позавидовать, – говорил Константин, попивая чай за столиком Раисы и похрустывая печеньем «Юбилейное».

Шел второй день их знакомства. На дворе был вечер, за окнами стемнело. Медсестра ничего не ответила, и Константин добавил:

– Вы так старательно стучите спицами…

Так ведь скука какая на дежурстве, – жаловалась Раиса, перебирая петли на спице. – Контингент больных такой, что лежат по палатам да только телевизор и смотрят.

Обижаешь, Раечка, не все такие… – заметил Константин.

Она бросила на Константина лукавый взгляд и продолжила, не обращая внимания на его слова:

Нет, чтобы, как вы, подойти, познакомиться, печеньем угостить, поболтать…

Так ведь я не только болтать умею. – Константин отставил в сторону пустую чашку.

Он взял в руку теплую ладонь Раисы и ощутил, как та вся напряглась. Константин понял, что находится на правильном пути.

– Какой вы, право… – она сделала вид, что смущается, а он делал вид, что верит ее смущению.

Вот смотрю я на вас – и думаю: красивая девушка, одна… Как ей, очевидно, неймется: все романы читает про чужие чувства… – Константин почувствовал, как рука Раисы стала горячей. – А ведь настоящие чувства, они здесь, рядом…

Раиса встала, не выпуская руку Константина. Ее лицо изменилось, в ее расширившихся глазах бушевали такие чувства, что Константин даже слегка струхнул, но отступать было уже поздно. Раиса подошла к нему вплотную и прижалась всем телом. Через свою больничную пижаму и ее белый короткий халатик Константин почувствовал жаркую плоть.

Он обнял ее за талию, Раиса прижалась к нему еще сильнее, закрыла глаза и впилась губами в его губы. Поцелуй длился недолго. Страсть, обуявшая Раису, требовала немедленного выхода.

Пойдем сюда, в бельевую… – она схватила Константина за руку и потащила за собой. – Вот сюда… За мной… Скорее…

Ввалившись в узкую комнатку, они упали на стопу одеял. Константин быстро расстегнул халатик Раисы, стащил с нее трусики. Она в это время извлекла его плоть, готовую к активным действиям, и начала ласкать нетерпеливыми руками. Затем оттолкнула Константина к стене, опустилась ниже и буквально впилась в него полными губами.

Рокотов едва не закричал. Чувствовалось, что Раиса уже давно не была с мужчиной, изголодавшись, как дикая кошка. Она истязала «мальчика» Константина, как ему показалось, целую вечность, но затем так же внезапно оседлала его, нанизав себя на его мужское достоинство грубо и бесцеремонно.

Это было очень больно, но Рокотов стерпел. Пока она неистово скакала на нем, выжимая из него до капли все, что в нем есть мужского, Константин успел залезть в карман ее халатика и вытащить связку ключей. Он так и держал их в руке, пока Раиса вертелась на нем, со стонами, то откидываясь назад, давая ему возможность свободной рукой сжимать ее колышущуюся грудь, то опускаясь и целуя его в губы, лаская языком его десны.

Ураган чувств закончился так же быстро, как и начался. Раиса вся как‑то сникла, опустилась всем телом на Константина. И так они еще лежали некоторое время, пока до их слуха не донесся телефонный звонок.

Раиса охнула и вскочила. Константин едва не вскрикнул от боли, когда она, вставая, случайно оперлась рукой на его, все еще полную крови плоть. Раиса торопливо поцеловала его головку, вроде как извиняясь, и, на бегу натягивая халатик, бросилась вон из бельевой.

Надевая пижаму и засовывая ключи в карман, Константин прислушивался к голосу Раисы. Звонил дежурный врач, которому Раиса, прерывающимся голосом, сообщила, что «больные спят, все нормально».

Когда Константин вышел из бельевой, Раиса повесила трубку и обернулась к нему. Она смотрела на него таким счастливыми глазами, что Рокотов ощутил угрызения совести. Ведь в принципе он просто попользовался девушкой ради своих, прямо скажем, корыстных интересов.

«Впрочем, ей было со мной совсем неплохо, к тому же она мне едва член не оторвала от страсти», – подумал Рокотов, и эта мысль его немного успокоила.

Он бросил взгляд на большие часы, висевшие на стене.

О, черт! – деланно выругался он. – Как же я теперь попаду на свой этаж? Что я скажу своей дежурной?!

Так ведь это же очень просто! – улыбнулась Раиса. – Тебе надо пройти по коридору до самого конца, там есть пожарная лестница. Она всегда открыта. Спустись по ней – и окажешься прямо около своей палаты.

– Как же я не догадался! – воскликнул Константин и повернулся.

– А можно я тебя провожу? – раздался за его спиной жалобный голосок.

Раиса не просто проводила его. На пожарной лестнице Константину пришлось выдержать еще один мощный выброс ее энергии. Константин стоял, опершись спиной об огнетушитель, пока Раиса нетерпеливыми движениями стягивала с него пижамные полосатые штаны. Он вовремя успел вытащить ключи и держал их за спиной, пока медсестра энергично доделала губами то, что не закончила до этого.

Ее пальцы и пухлые губки сноровисто овладели его «мальчиком» и работали, как с помпой на пожаре, перекачивая ей в рот остатки любовного нектара, которые у Рокотова сохранились после первого раза. Но ее язычок был столь шустр и так резво щекотал чувствительную ткань головки, что Константин поднатужился и со стоном выплеснул ей в рот основательное количество своего мужского сока.