Текст книги "Ржавые листья (СИ)"

Автор книги: Виктор Некрас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Повесть вторая Волчья тропа

Глава первая Помнят с горечью древляне

1

В Киеве все помнили жуткую смерть князя Игоря, которого сорок лет тому древляне порвали меж двух дерев. Помнили и длинную, в сто двадцать лет, череду древлянских войн – начиная с Оскольда, каждый киевский князь обязательно воевал с древлянами. Но иного пути у Волчара не было – заговорённый науз звал его на полночь, а водой не пойдёшь – что в Киеве, что в Вышгороде всем уже ведомо и про отцов «мятеж», и про его «бегство».

Волчар невольно вспомнил, как его провожали вчера в Берестове…

Звонко пропел в дальнем дворе петушиный голос, ему откликнулся второй, потом ещё два. И, набирая силу, покатилась по Берестову звонкоголосая, переливистая и разнозвучная перекличка утренних вестников.

Из-за окоёма брызнуло золотом, первый солнечный луч пробился сквозь ветви деревьев, ударил в клубы тумана над Днепром.

Некрас Волчар прыгнул через перила крыльца, но до конюшни он дойти не успел – остоялся, настигнутый голосом Зоряны:

– Совести у тебя нет, Некрас. А прощаться кто будет? Удрать хотел?

– Хотел, – признался Волчар чуть смущённо и добавил. – Горлинку не буди…

– Вот именно, – бросила из отворённого окна Горлинка.

На сей раз смеялись все трое.

– Всё же едешь? – грустно спросила Зоряна.

– Надо, – коротко обронил кметь.

Попрощались, пообнимались…

А потом Некрас выехал за ворота, а девушки долго ещё смотрели ему вслед с крыльца и махали платками.

Лес с каждым шагом становился всё угрюмее. Лето ещё не настало, птиц прилетело мало, листва на деревьях ещё только проклюнулась и трава покрывала землю совсем тонким ковром. Но дело было даже не в этом – в лесу уже чувствовалось что-то чужое.

Волчар остоялся, несколько мгновений глядел на столб. Вздохнул, вытащил из-за пазухи науз. Хоть и чуял, что ведёт он его на полночь, а всё одно проверил – страсть как не хотелось ехать через древлян. Но кольцо провернулось на волосяном шнурке, и глаза обернулись к полночи, как раз в сторону столба. Некрас вновь вздохнул и тронул коня за бока каблуками.

К полудню от дороги в лес отошёл свёрток. Далеко в прогале смутно виднелись островерхие пали небольшого острога. Волчар косо глянул в ту сторону и только вновь подогнал коня.

Сама же дорога вдруг сузилась до широкой тропы – ветки деревьев и кустов задевали за конские бока, редкие птицы подавали голоса прямо над головой. Плотно выбитая тропа как-то вдруг покрылась травой – видно было, что ходят и ездят здесь редко и мало.

Конь вдруг захрапел и попятился, пошёл боком. Некрас потянул поводья на себя, ткнул Буланого каблуками, но тот только остоялся, а вперёд идти так и не хотел. Кметь поднял глаза и невольно охнул – без страха, но с удивлением.

Посреди просеки сидели, опершись на расставленные лапы, три здоровенных матёрых волка. Сидели и молча безотрывно смотрели на него. Потом средний встал, шагнул вперёд и беззвучно оскалил зубы.

Ну уж кого-кого, а волков бояться сыну Волчьего Хвоста и прямому потомку оборотня стыдно. Некрас криво усмехнулся, запрокинул голову и издал короткий вой, переходящий в горловое рычание. Волки ошалело, совсем по-человечьи переглянулись и, поджав хвосты, сгинули в кустах, но на их месте почти сразу же появились люди – тоже трое. Неуж оборотни? – мелькнула было мысль, но тут же пропала – оборотни хвостов перед Волчаром поджимать бы не стали, хоть и не напали бы.

Вои были в коярах, с копьями и щитами, глаза люто глядели из-под низких шеломных налобников. А в придорожных кустах послышался до боли знакомый скрип натягиваемых тетив. Некрас покосился вправо-влево, заметил даже торчащие из чапыжника наконечники стрел – по два с каждой стороны. Почти и не прячутся. Волчар оглянулся – сзади дорогу перехватили ещё двое. Эге ж!

Древлянская межевая стража молчала, томя ожиданием. Киевский кметь молчал тоже – ждал, что будет дальше. Наконец, средний спереди вой – видимо, старшой, – шагнул к Волчару.

– Кто таков? – холодно спросил он, буравя кметя неприятным взглядом. – Мало кто с волками говорить умеет… И чего в древлянской земле надо?

– А ты кто таков, чтоб меня про то спрашивать? – дерзко огрызнулся сын Волчьего Хвоста. В виски словно молотами било – стрельцы с обеих сторон готовились спустить тетивы.

– Обыкновенно меня называют Борутой, – хмыкнул старшой насмешливо. Волчар вдруг понял, что он уже далеко не молод – ему уже под шестьдесят, а в когда-то чёрных, как смоль, усах обильно пробилась седина. Но серые глаза Боруты смотрели чётко и беспощадно. – Я был гриднем при князьях Ратиборе и Вольге Святославиче. Слыхал ли?

– Вестимо, – ответил Волчар сквозь зубы. Про Боруту он и впрямь ещё в детстве слыхал от отца, когда на того находило, и он начинал рассказывать про свою молодость.

– Теперь твоя очередь, – напомнил Борута. – Кто таков-то?

– Зовут меня обыкновенно Некрасом Волчаром, говорят, что я сын воеводы Волчьего Хвоста. Служу великому князю Владимиру Святославичу.

Борута только поднял брови, а вот остальные вои дружно ахнули – не ждали, видать, подобной наглости.

– Так вот почто ты с волками так легко управился, – понимающе протянул гридень. – Куда и с чем послан?

– Я просто еду мимо, – пробормотал Некрас. Вои Боруты дружно заржали.

– Ещё один, – выдавил сквозь хохот один из воев.

Борута прохохотался и пояснил Волчару:

– Олонесь тоже один как-то просто мимо ехал. В Царьград! Заплутал вроде как. Ты тож в Царьград путь держишь?

– Да нет, – Некрас невольно усмехнулся – поехать в Царьград через древлянскую землю мог бы только дурак. – Я в Туров еду.

– Зачем ещё?

– А тебе на что это знать?

– Здесь я спрашиваю! – в голосе Боруты лязгнуло железо.

– Перебьёшься, – бросил в ответ Волчар. – Я того и великому князю не сказал бы…

– Так он, небось, и без того знает, – хмыкнул Борута. – Он же тебя послал.

– Я не по княжьему поручению еду!

– Ну-ну, – процедил Борута и махнул своим. Волчар мгновенно похолодел, ожидая одновременного удара стрелами, но кусты коротко прошуршали, словно вои с обеих сторон ушли.

– Поедешь с нами, – бросил гридень Некрасу. – Князь Мстивой Ратиборич велел любого, кто с Киева явится, к нему волочь.

Спорить Волчар не стал. Да и зачем, какой смысл?

Всё своё войство Борута оставил сторожить межу, поехал с Волчаром сам-друг. Он не опасался киевского кметя, да и чего было опасаться? Того, что Волчар сбежит? Бежать в древлянской земле было смерти подобно, Волчару теперь самая выгода Боруты держаться. Лес теперь уже не казался Волчару враждебным, теперь уже не блазнили за каждым деревом лютые морды неведомых зверюг.

К стенам Овруча подъехали, когда уже начало смеркаться. Рубленые стены уступали киевским по высоте, но поражали тяжёлой первобытной мощью, которой не было в Киеве, внушали невольный трепет. Тыны и городни со стрельнями, двойные и простые вежи, валы и рвы окружали древлянскую столицу, а волчьи ямы, ловушки и западни начались ещё за версту от неё – несколько раз Борута пускался окольной, едва заметной тропкой, или вдруг останавливался, словно чего-то выжидая. Похоже, их обоих несколько раз незримо для Волчара брали на прицел, и от немедленной смерти его спасало только присутствие Боруты.

Подумав так, Волчар вдруг помрачнел – то, что Борута ничего от него не скрывает в лесных тропах, ясно сказало ему, что в живых его оставят вряд ли. Тропа петляла и вилюжилась, как спятившая гадюка, а Волчар ехал по ней и всё так же мрачно думал: к чему все эти ухищрения, дорожки, звериные тропки и ловушки, если к Овручу можно за три дня добежать из Киева на лодье по Днепру и Уж-реке, как делали все киевские князья?

2

Стража в воротах пропустила их молча, но на улицах города на Волчара неоднократно бросали удивлённые взгляды – в диковинку были в древлянской столице киевские кмети. С Волчаром хоть и не было щита со знаменом господина, да только на кожаном рукаве кояра это знамено серебром вышито.

Княжий терем Овруча тоже уступал киевскому по высоте и красоте, но сказать, что он был блёклым и невзрачным – значило соврать. Борута остоялся у крыльца и обронил:

– Ты, Волчар, здесь обожди, я князю доложу про тебя…

Доложишь ты, как же, – с невольной язвой подумал Некрас, глядя на подходящих к нему скользящим звериным шагом троих древлянских кметей. – Небось сам из сеней в щёлку смотришь, как киянину рога обламывать будут. До смерти, вестимо, не забьют и даже не покалечат, а всё одно приятного мало…

– Киянин…

– Надо же, какие гости…

– Чем обязаны, светлый витязь?

В глазах у них горели хищные предвкушающие огоньки.

Волчар не шелохнулся – они пока что только пугали. Но скоро начнут и взаболь. По их походке он уже успел понять – все трое настоящие бойцы. Все трое примерно его же возраста, лицом немного похожи, наверное, братья. Различия небольшие: у одного сломан нос, должно, в прошлом был чересчур задирист, у другого – косой шрам через щёку, у третьего на левом глазу – чёрная повязка. Светлые, как лён, усы и чупруны, бритые головы, холодные глаза.

– А он, должно, в Дикое Поле ехал, – предположил, зубоскаля, шрамолицый. Похоже, тот незадачливый путник, что ехал в Царьград через древлянскую землю, был уже притчей во языцех.

– Ага, – обронил одноглазый. – Только заблудился – полдень с полночью перепутал.

– Не знал, должно, что у нас с киянами делают, – добавил задиристый.

– Я вижу, здесь принято нападать на гостей, – процедил Волчар, глядя себе под ноги. – Да ещё и втроём на одного.

Все трое побледнели от оскорбления, но задиристый, сузив ненавидящие глаза, бросил, словно плюнул в лицо:

– Киянин – не гость!

Волчар оскалился в ответ, и древляне, правильно поняв это как вызов, бросились к нему. Киянин тоже не стоял на месте. Задиристый отлетел назад, кувыркнулся в пыли княжьего двора, двое других уже были рядом. Но Волчар прыгнул к одноглазому, отшвырнул его ударом ноги в плечо и схватился со шрамолицым. Тот не продержался и нескольких мгновений – Волчар срубил его в пыль.

– Это ещё что такое?! – неподдельно разгневанный голос Боруты перекрыл ропот, что поднялся на дворе. – Ну прямо дети малые!

Волчар глянул древлянскому гридню в глаза, и тот не успел отвести взгляд. Киянин уловил даже не насмешку, только тень насмешки, но этого хватило, чтобы увериться, что всё это подстроено нарочно. Прощупать хотелось древлянам, насколько крепок в коленах киевский кметь.

– Князь Мстивой Ратиборич ждёт, витязь, – радушно сказал Борута.

Высокие бревенчатые стены, смыкающийся шатром дощатый потолок, изразцовая стена печи с лепной глиняной лежанкой, оружие на смолёных янтарных стенах – мечи, копья, секиры, чеканы, сабли, булавы, шестопёры, клевцы, кистени, саксы, совни, бердыши, рогатины, пучки сулиц и швыряльных ножей. Гридня…

Три длинных стола с лавками, и в высоком кресле – человек. Мстивой Ратиборич выглядел внушительно: коренастый тёмно-русый крепыш с длинным чупруном и серыми пронзительными глазами. На гладко выбритой челюсти ходили крутые желваки – мало радости древлянину видеть перед собой киевского кметя.

– Гой еси, княже, – Волчар поклонился – Мстивой Ратиборич, хоть и древлянин, а всё ж княжьего роду. После того, Вольгиного ещё разорения, древляне князей своих больше не имели, хоть люди княжьего рода у них ещё и не перевелись. Только власти у них вышней не было, и звались они больше не князьями, а княжичами. Но сами древляне всегда звали их князьями, хоть и ходили в Киев за княжьей властью. Отец Мстивоя, Ратибор Вадимич, брат князя Мала, того самого, что казнил Игоря Киевского, добровольно отошёл от власти и даже воевал вместе со Святославом в Диком Поле и на Балканах. Искоростень с того захирел и измельчал, а в Овруче сел киевский наместник. И только когда умерла великая княгиня Вольга, с которой древляне не желали иметь никоторого дела, общедревлянское вече порешило просить у Киева своего князя – негоже народу без князя жить, а своего кияне никогда посадить не дадут.

А после того всё было просто. Святослав надолго ушёл на Дунай, а потом и вовсе сгиб на Хортице, а мальчишку Вольга Святославича древляне окружили своими людьми, кои дудели в уши князю про его права на киевский стол. И тогда Вольг и Владимир быстро сошлись в своей неприязни к старшему брату. Древляне всячески подогревали этот сговор. Чем кончилось дело – знает всякий на Руси.

С тех пор древлянской землёй вновь управляло вече – окончательно выйти из-под власти Киева Овруч пока не решался – а войскую власть держал княжич Мстивой.

– И ты здравствуй, Некрас Горяич, – обронил княжич. – Присел бы, кметье…

Волчар осторожно опустился на длинную лавку вдоль стены, косо глянул на уставленный яствами стол. Стол был не особо богат, но и не беден – дичина, зверина, мясо домашнего зверя и птицы, осенние ещё яблоки и груши, хлеб, медовые заежки и коврижки.

– Угостись, кметье.

После этих слов у Волчара несколько отлегло от души – коль угощают, то, скорее всего, не убьют.

С другой стороны стол примостился Борута. Молча смотрел в тарелку, изредка отпивая из чаши мёд и ещё реже вскидывая глаза на Волчара или Мстивоя.

В разговоре приходилось взвешивать каждое слово – не оскорбить бы княжича. По молчаливой договорённости оба не касались древлянских войн.

– Святослав Игорич посылал к врагу слова «Иду на вы!», – задумчиво сказал Мстивой Ратиборич, пытливо глядя на киянина. – Владимир этого не делает никогда. Почто?

Волчар пожал плечами.

– Трудно судить, княже. Отец говорит – князь Святослав был благородным воителем и почитал за стыд нападать изподтиха. А для Владимира главное – победить, а как – неважно…

– И впрямь, – глаза княжича Мстивоя сузились, а голос зазвучал с ледяной ненавистью. – Убить врага – так убить, украсть победу – так украсть… яду подсыпать, кинжалом пырнуть, в спину выстрелить… а, Волчар?

Некрас молчал. Потом сказал неуверенно – надо ж было хоть что-то сказать в пользу своего господина:

– Зато Владимир, когда внезапно нападает, ворог силы не соберёт… – и умолк.

– Ну, чего умолк? – усмехнулся княжич без всякого злорадства. – Не червенскую ль войну вспомнил? Хороша была внезапность, коль к ляхскому князю аж Оттоновы германцы на помощь поспели. А Святослав с малыми силами бил такие рати козар, болгар да греков, что все диву давались.

Волчар молчал.

– А знаешь, в чём тайна? – на челюсти Мстивоя Ратиборича перекатились желваки – княжич неподдельно болел за то, о чём говорил. – Святослав ворогу войну объявлял, когда уже все рати собраны и готовы к битве. А готовился в жесточайшей тайне. И лицо своё сохранял благородный воитель, и ворога побеждал.

– А ты хорошо знал Князя-Барса, – обронил невольно кметь полувопросительно.

Борута напротив вновь поднял глаза, коротко усмехнулся, но промолчал.

– Ещё бы, – вновь усмехнулся Мстивой Ратиборич. – Мой отец воевал вместе с князем Святославом Игоричем. И погиб у Киева в бою с печенегами… И я сам там был… И тебя, Волчар мы не убьём не пото, что я стал благоволить к кметям князя-байстрюка, да ещё и самозванца, а пото, что твой отец воевал вместях с моим отцом.

Борута наконец, разомкнул уста:

– А здоровье и дела твоего отца – как?

– Отец… – Волчар на миг запнулся. – Отца я видел позавчера. Он был расстроен. В этот день у него всегда поганое настроение.

– Чего так? – Мстивой Ратиборич недоумённо приподнял косматые брови.

– В этот день погиб великий князь Святослав Игорич, – пояснил вместо Волчара Борута.

– Ага, – кивнул Некрас. – В этот день он каждый год пьёт с утра до вечера. А ныне даже с великим князем поссорился…

– Воевода Волчий Хвост поссорился с Владимиром? – ошарашенно переспросил Мстивой.

– Ну да, – помявшись, ответил Некрас. – Как оно там чего было, я не ведаю, только отец от него отъехал… В тот же день, как я из Киева уехал.

Во взгляде Боруты метнулось откровенное торжество, и он тут же отвёл глаза.

– А ты чего всё ж в Туров-то едешь?

– Отец послал, – ответил Волчар, ни мгновения не думая. – Ищет своих людей, тех, кто вместе с ним и Святославом-князем воевал.

Мстивой Ратиборич задумчиво покивал.

– Ладно, ступай, – вздохнул он. – Борута тебе покажет, где переночевать.

3

Река Уж около Овруча неглубока – сажени полторы. И в ширину – сажен пятнадцать. И течение спокойное. Волчар переплыл через неё, не слезая с коня. На полночь уходила едва заметная тропинка.

Солнце уже встало, и отдохнувший Буланый ходко бежал по прямой, как стрела, тропинке. Никто сыну Волчьего Хвоста больше не попадался – возможно, межевая стража просто получила приказ его не останавливать.

Волчар вновь был в своём походном облачении – кояр и кожаный шелом со стальной стрелкой на переносье, налобником и назатыльником. Меч за спиной и железный наруч на левой руке.

Лес. Огромное таинственное пространство, где свои силы и свои власти. И свои обитатели…

А всё ж кто был вчера на тропе – оборотни или настоящие волки? Хотя про древлян порой болтали, что в бой с ними ходят прикормленное и заговорённое лесное зверьё.

Боги, и кто только в лесах не живёт: древолюди, зверолюди, оборотни, лешие, Сильные Звери…

Тропа вновь утратила прямоту, извивалась меж деревьев, взбиралась, взбиралась на взлобки, ныряла в овраги и ямы, протекала вдоль ручейков и ручьёв, ни на мгновение не выглядывая из-за деревьев и кустов. В иных местах сужалась настолько, что кусты цеплялись за сапоги Волчара и бока Буланого. Конь недовольно косился назад и неприязненно фыркал.

Волчар остоялся около ручья. Конь пил жадно, устало поводя запавшими боками. Кметь спрыгнул с седла прямо в ручей, вода полилась в сапоги. Некрас окунул в ручей снятую с седла кожаную флягу, оплетенную ивовыми прутьями, и наполнил водой. И только потом сам напился вдосыть.

За ручьём тропа шла вверх по каменистому увалу, сплошь поросшему высоким янтарноствольным сосняком, а перевалив увал, ныряла в густой тёмный и мрачный ельник.

На увале Волчар остоялся, огляделся и, окружённый соснами, аж задохнулся – с увала открывался обширный и торжественный вид, сердце рвалось вверх, к цветущему вырию, на седьмое небо. Недаром говорят: «В берёзовом лесу – петь-веселиться, в сосновом – богу молиться, в еловом – с тоски удавиться». Вполне правы были предки…

В ельнике широкие лапы деревьев смыкались над головой, и Волчар словно попал из дня в ночь. Внутри всё сразу зазвенело и напряглось, словно кто-то, вращая колок гуслей, нечаянно излиха перетянул струну. Стало как-то неуютно, и Волчар невольно втянул голову в плечи и начал озираться.

И не зря!

Волчар успел ухватить взглядом, как метнулось с тяжёлой столетней ветки тёмное тело, и повалился из седла в сторону. Умница Буланый бросился вперёд. Кметь перекатился и встал на ноги. Выпрямился уже с нагим клинком в руке. И тут же понял, что на сей раз влип крепко.

Этих тоже было четверо, они двигались на полусогнутых напряжённых ногах, охватывая кметя полумесяцем. Высокие, выше Некраса на голову, четверо поросших густой серо-бурой шерстью, с желтоватыми лицами и когтистыми лапами. Из толстогубых ртов ненавидяще скалились жёлтые клыки, с чёрных губ капала слюна. Зверолюди. Дебрянь.

Когтистые пальца цепко держали короткие копья с широкими зазубренными костяными рожнами. На грубых кожаных поясах над косматыми набедренными повязками – суковатые дубины.

– …! – процедил Волчар сквозь зубы, делая мягкий шаг навстречь. Эх, кабы кольчугу да железный шелом!

Один оказался нетерпеливее всех. Дубина летела прямо в лицо, гулко ударила по наручу, словно колотушка по билу, удар больно отдался в руке. Ответный удар сделал из руки зверочеловека культю, меч возвратным движение взлетел к голове, и она улетела в кусты, махнув косматой гривой.

Совокупный удар двух копий мало не застал Волчара врасплох, но под одно он нырнул, второе отбил наручем. Как ни крепко железо, а всё одно наруч вместо щита годится мало. А ещё один заходил со спины.

Медлить нельзя, нельзя стоять!

Волчар рванулся вперёд в вихре свистящей стали. Отлетел косо срубленный копейный рожон, второй ушёл вверх, перехваченный толстой кожаной перстатицей, с хрустом лопнула под мечевым лёзом волосатая грудь зверочеловека. Волчар прянул влево, уходя от дубины того, что остался без копья и возможного удара сзади.

А сзади всё не били.

Кметь крутнулся в движении, глянул назад и на миг опешил: Буланый налетел на заднего зверочеловека, сбил его наземь и топтал копытами.

Мгновенная заминка мало не стоила Волчару жизни, стремительный круговой удар дубины едва не снёс ему полголовы, сбив только чёрный чупрун конского волоса с шелома. Но нет худа без добра – зверочеловека развернуло силой удара, и меч Волчара разорвал ему спинной хребет.

Некрас остоялся и обернулся – глянуть на того, кто сзади. Буланый уже стоял в стороне и рыл копытом землю, всё ещё гневно фыркая и раздувая ноздри.

Вот и всё.

Волчар устало сел рядом с тем, которого сбил последним. Сердце гулко колотилось в груди, как всегда после большой схватки.

Отдышался и перевёл взгляд на тело срубленного зверочеловека. Впервой видел дебрянь. На тяжёлом и толстом поясе висела кожаная сумка, похожая на русскую холщовую зепь. Дотянулся до неё, сорвал и развязал – лишний запас калиту не тянет.

Вяленое мясо, перетёртое в порошок и смешанное с сушёными ягодами. Волчар обмакнул в него пальцы, лизнул – вкусно. Сгодится. В маленьком липовом бочонке – мёд диких пчёл. Какие-то деревянные побрякушки, вроде оберегов. А это что? Смотанная на тонкую палочку паутина для наложения на рану; деревянная чашка с какой-то дрянью, похожей на воск и пахнущей мёдом; глиняная лепёшка с пятнами плесени. Целебные примочки – Волчар слышал о таких по рассказам кметей в гридне, тех, кто уже сталкивался с дебрянью.

Ну а теперь и ехать пора. Волчар свистнул, подзывая коня. Не услышал ответного ржания, обернулся и тут же вскочил, как подброшенный. Буланый уже не стоял и не рыл землю копытом – он лежал, вытянув ноги.

Кметь подскочил к коню. Буланый хрипел, изо рта шла пена. Конь, только что спасший ему жизнь, издыхал и это было ясно, как белый день.

Да что ж это?!

В левом боку коня, у самой подмышки виднелась небольшая рана, края уже почернели, а вокруг неё расходилась опухоль. Яд?! Видно, тот зверочеловек всё ж успел ткнуть Буланого копьём, а рожон смертным зельем смазан был. И ничего теперь не сделаешь…

Сжав зубы, Волчар глянул в глаза верному коню и одним движением ножа перерезал ему горло.

Смеркалось.

Волчар шёл по тропе уже больше часа. Она всё вилась и вилась, и конца-краю этому лесу видно не было. Текла мимо стена деревьев, ельник сменялся сосняком, за сосняком стоял белоствольный березняк, за ним – смешанная чаща, заросшая чапыжником.

На невысоком пеньке, закинув ногу на ногу, сидел щуплый старичок-калика. Волчар чуть насторожился, глянул на него. Обыкновенный старик, калика как калика: лапти, верёвка вместо пояса, полотняная шапка с обвисшими полями. Глаза добротой лучатся.

– Гой еси, витязь, – по-доброму улыбнулся старик. – Не устал ещё по лесу-то блуждать? Ась?

– Не устал, – хмуро сообщил кметь. Что-то ему было не по нраву в этом старике. А вот что именно…

– Не дозволишь ли с тобой идти, витязь? Дорога длинная, а одному в таких лесах страшновато. А у тебя вон какой меч да силы пудов десять… меня же, сирого, всяк зашибить норовит.

Хитрил старик, видно было.

– Ладно, – протянул Волчар, всё ещё сомневаясь. – Пошли. Но смотри – отстанешь, ждать не буду.

Старик, на удивление, шагал быстро, и ни на миг не смолкал, хотя говорил что-то неразборчивое и не совсем понятное, часто пересыпая свои слова шутками.

А ощущение тревоги всё росло.

И вдруг Волчар понял. Зипун на старике был запахнут справа налево, верёвка обвязана левым концом поверх правого, оборы лаптей замотаны противосолонь! Леший?!

– Так куда мы идём-то? – внезапно спросил Некрас у болтливого старика.

Тот вдруг с нестарческой прытью отскочил в сторону.

– Догадливый! – прошипел он неприязненно, потом вдруг засмеялся-задребезжал, шагнул за куст чапыжника и пропал.

Всё опричь вдруг дрогнуло и поплыло, лес исказился и вновь выпрямился. Теперь Волчар стоял посреди небольшой поляны, окружённой густой стеной ельника. А под развесистой широколапой ёлкой виднелся «ведьмин круг» – цепочка мухоморов. Завёл-таки, нечисть лесная.

Из-за ёлок раздался довольный смешок. Волчар плюнул в ту сторону, огляделся. Что ж делать-то… Кабы знать ещё, с которой стороны пришли.

Ага! Волчар сбросил сапоги, надел правый на левую ногу, а левый – на правую, стянул кояр, вывернул его наизнанку и опять надел. И двинулся к востоку.

Что-то незримое мешало идти, но с поляны той Некрас всё же выбрался. Когда солнце окончательно скрылось за окоёмом, под его ногами вновь была тропинка.

Спать кметь лёг прямо на краю тропинки, завернувшись в плащ и проведя опричь себя обережный круг.

4

Зоряна бежала по лугу со всех ног, звонкий смех гулко отдавался в ушах… а над лесом вдруг не пойми отколь, клубясь, выкатывалась чёрно-лиловая туча, за которой, расширяясь кверху сияющим серебряно-стальным лёзом, подымался в гибельном замахе огромный…

– Меч! – крикнул Волчар, проснулся и вскочил, как от удара в набат. Огляделся, выматерился шёпотом. Трава опричь была примята, будто семья кабанов жировала, бока болели нещадно.

По спине кметя вдруг побежали мурашки – так беспечно спать в глубине древлянского леса, где издревле невесть кто водится… ОНИ не враги человеку, ОНИ просто другие… но не дело человеку жить там, где ОНИ хозяева. Да и нежити в этих лесах наверняка полно. А уж вчерашняя дебрянь всякой нежити стоит, от той хоть обережный круг провёл…

Вспомнив про дебрянь, Волчар содрогнулся и пугливо огляделся по сторонам. Возможно, их уже нашли, а тогда… зверолюди по следу ходят стойно псам.

Есть пришлось быстро. Тёртое вяленое мясо, кусок хлеба да глоток воды из фляги. И вперёд, вперёд, пока не добрались до тебя косматые лесные следопыты.

Солнце-Дажьбог только ещё осветил окоём, птицы не начали распевать свои песни… Час был зловещий, как иной раз говорят, «меж волком и псом», когда волк уже в логово пошёл, а пёс ещё в конуре сидит. Именно в этот час больше всего и злобится нежить, бездушные мёртвые убийцы, перед тем, как Дажьбог беспощадно гонит её в заморочные укрывища.

Меж тем леший его вчера всё ж таки завёл невесть куда – теперь Волчар никакого понятия не имел, где он ныне и куда надо идти. Умом-то понимал, что вряд ли далеко – не больше трёх вёрст они пройти успели…

Однако надо было поспешать. Змейка Прозора упрямо показала на полуночный восход. Волчар наспех встряхнулся и зашагал в ту сторону, благо тропа туда и вела, а на ней были едва видны следы тележных колёс. Да это никак торговый шлях! С Киевом древляне торговать не хотели, а вот с туровскими купцами… тем паче, что Туров они считали своим городом – говорили, будто он ставлен на древлянской земле и не теряли надежды его отвоевать.

Волчар шёл вдоль шляха уже с час, когда за спиной послышался странно знакомый шум: голоса людей, псовый лай и ржание коней, скрип телег. Не иначе, шёл обоз.

На всякий случай кметь скрылся в кустах и затаился. А вскоре из-за поворота тропы показался обоз. Семь больших пароконных телег с пологами, трое воев для охраны, скорее больше для вида – татей в древлянских лесах не водилось. Всего при обозе было человек с дюжину: три воя, семь возниц, купец-хозяин и приказчик. И был ещё один, вид которого Волчару крайне не понравился. Это был древлянин. Вооружённый. Провожатый чести для, мать его. Он ехал с непокрытой головой, на которой не было обязательного для кметей чупруна. Стало быть, он не кметь, а просто вой городовой варты. И это плохо. Кметь мог видеть Волчара намедни при дворе и мог бы ему поверить, а вот простой вой…

Собак было две, и Волчар только молча порадовался, что укрылся на подветренной стороне. Обе бежали в олове обоза, миновали засаду Волчара, а кметь всё сидел в кустах, пощипывая в задумчивости ус. Наконец, с ним поравнялась последняя телега, и Некрас решился.

Мох прекрасно держал ногу, сообщая шагам кметя бесшумность. Раздвинув кусты, Волчар стремительно выскользнул наружу и несколькими размашистыми шагами нагнал телегу. На бегу он успел ещё подумать, что лицо купца, что ехал верхом в голове обоза, вроде бы знакомо, но додумывать было уже некогда. Одним прыжком он вскочил в телегу, упал на мягкие тюки в полусажени от возницы. Тот ошалело обернулся, уже открыв рот для крика, но увидел у самых глаз нагой клинок Волчарова длинного ножа и поперхнулся.

– Цыц! – прошипел кметь. – Будешь молчать – останешься жить. Внял?

– Внял, – так же тихо ответил возница, напряжённо косясь в голову обоза. – Ты кто таков?

– Не твоё дело, – насмешливо хмыкнул Волчар. – Кто хозяин обоза?

– Славята Викулич, – нехотя ответил возница, и Некрас мало не присвистнул.

– Какой Славята? С Вышгорода?

– Ну.

Когда-то отец Волчара, ещё в козарских походах, спас Славяте тому от печенегов-друзей и жизнь, и весь достаток. Тесен и узок мир. Да и чего дивиться – знал ведь, что Славята ныне торгует с древлянами. Приподняв голову, Волчар глянул вперёд. Его пока что никто не заметил, но долго на это надеяться было нельзя, тем паче в обозе Славяты – это мужик дотошный.

– Зови хозяина, – велел кметь к вящей радости возницы. – Только спокойно.

Вскоре снаружи полога послышался конский топот, и гулкий голос Славяты:

– Чего тебе, байстрюк?!

– Это я тебя звал, Викулич, – негромко сказал Волчар, привстав на колени так, чтобы его было видно хозяину. Тот побледнел, оглянулся в сторону охраны, но Волчар только качнул в руке нож. – Не вздумай орать, хозяин. Я быстрее, да и трое твоих воев мне не помеха, с древлянином твоим вкупе.

– Чего тебе надо? – хрипло спросил Славята.

– Не признал меня, Викулич? – усмехнулся кметь. – А ведь и в гостях у нас бывал, не помнишь ли?

– Волчар? – с изумлением спросил купец. – Ты, что ль?

– Ну да.

– Ты тут чего? Лазутчиком, что ль?

– Ну да, – хмыкнул Волчар. – Когда это кмети в лазутчиках ходили? Купцы вроде тебя – это да.

– А отец твой? – ехидно спросил Славята.

– Тут ты меня уел, – признал кметь. – Помоги мне выбраться в Туров.

Славята глянул на него и заскучал. Понять его было можно…

– Да ты не бойся, в долгу не останусь, – обнадёжил Волчар. – Ты ж знаешь, я слово держу.

– Угу, – кивнул он. – И все другие кмети княжьи тож держат. До сей поры – и своё слово, и пенязи мои.

Некрас только дёрнул щекой в ответ.

– Да ладно, тебе по старой-то дружбе… – купец махнул рукой, косясь вперёд, как и возница до того. – Древлянина видел? Нарочно ко мне приставлен. А ежели он на заставе бучу поднимет?

– А ты его сюда сей час позови.

– Да ты спятил! – ахнул Славята, вмиг поняв, что замышляет кметь. – Мне ж потом в Овруч никоторой дороги не будет!