Текст книги "Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки"
Автор книги: Виктор Острецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 67 страниц)
«Все эти противоречия, лицеприятия заставляют меня думать, что князь Голицын только фанатик, состоящий под влиянием Магницкого, которого наслал на Фотия, и который стремится только всплыть на поверхность производств, наград и проч. Не Государь, не отечество в виду (у него), а собственная личная польза.» (там же, с.534).
В одной этой фразе больше противоречий, чем дырок в хорошем сыре. Ведь если фанатик, одержимый, только и видящий вокруг себя врагов отечества, каких-то там смешных иллюминатов, масонов, тогда это одно состояние души – одержимость идеей-фикс. Но уже совершенно другое дело – расчетливость, карьеризм, стремление получить выгоду. У Санглена все это слито в одну кучу по принципу: лгите, лгите, что-нибудь да останется. К тому же любой москвич и петербуржец знал, что карьеру, награды, выгоды дает масонство, и что разоблачать его опасно из-за мстительности господ вольных каменщиков. Неизвестно ни одного случая в истории вообще, и России, в частности, чтобы кто-нибудь сделал карьеру на разоблачении масонства. Между тем, вместо серьезных возражений – дешевые софизмы: если боятся, значит, не опасны, а значит никаких иллюминатов и нет! Но кто же тогда боится?
Как хорошо было бы. если бы всегда было так и тогда не было бы никаких революций и кровавых потрясений. Надо заметить, что не всегда Санглен был такого мнения о масонстве. Будучи еще руководителем тайной полиции, он писал Александру I в 1813 году в записке, под заглавием «С.-Петербургские слухи, известия, новости» следующее:
«Усиливающиеся ежедневно франкмасонские ложи долженствовали бы обратить на себя внимание правительства, тем более, что люди, обязанные по местам своим иметь надзор за оными (намек, вероятно, на Вязьмитинова, управляющего министерством полиции) недовольно посвящены в мистериях ордена различных ветвей его, равно и изменений, чтобы всегда уметь искусно не только укрощать порывы подобной иерархии, но даже почерпать ту пользу (можно сказать многоразличную и важную) для государства, каковую поистине из сих обществ извлечь бы можно было.» (Семевский В.И. Декабристы – масоны. – «Минувшие годы» 1908, № 2, сс. 22-23).
Не отрицая возможную опасность со стороны франкмасонства для государства, Санглен вместе с тем уверял Александра I в невозможности истребить масонство. По этому поводу он писал:
«Должно бы, кажется, избегнуть ошибку тех правительств, которые, пренебрегая такими обществами, полагая, что они собираются единственно, для увеселений, раскаялись в легковерии своем, но поздно.» Это «тем более нужно, что истребить сих обществ нет сил. Им можно запретить собираться в большом количестве, но тем зло лишь увеличено будет.» (там же).
Таким образом, сам же Санглен был уверен в 1813 г., что раз появившись, масонство не может быть уже истреблено и правительство может лишь вводить его деятельность в какое-то приемлемое для себя русло. Не более. Странно после такого высказанного вполне трезвого взгляда на вещи вдруг услышать от такого сведущего человека, что в 1831 году никакого «иллюминатства», собственно, масонства, в России и нет.
Конечно, заявление Санглена о возможности правительству контролировать деятельность масонских лож представляется несколько лукавым. Ведь основная деятельность приходится на сферу образования, религиозную, идеологическую и уже лишь на заключительном этапе на собственно политическую. Не говорим и о том, что масонство в первую очередь втягивает в себя правительственные круги, становясь матрицей. его формирующей.
Заканчивается критический разбор записки князя Голицына Яковом де Сангленом самым неожиданным образом. Обвинив князя одновременно и в фанатизме и в карьеризме, он задается вопросом, а не принадлежат ли Магницкий, князь Грузинский и сам автор записки, князь А.Б.Голицын к «фанатической секте Якова Беме, родившегося в 1579 г.», так как ведь «из сей секты породилось впоследствии иллюминатство». (там же, с.531) И строкой ниже Санглен перечисляет названия сочинений Беме, по памяти! Можно отметить удивительное знание и даты рождения оракула масонства – Якова Беме, и его сочинений. Вряд ли оно случайно. И вряд ли случайно и само обвинение от человека, являвшегося специалистом в области тайных обществ, как бывшего главой тайной полиции и к тому же еще состоявшего в масонской ложе Петра к Истине, что была основана в Петербурге в 1810 году. То есть со всех сторон знатока предмета. Заметим, что Якова Беме, этого немецкого башмачника, вероятно еврейского происхождения, знатока еврейской каббалистики – это сапожник – то простой! – почитали и почитают все любители герметической, оккультной литературы. Что касается собственно иллюминатов, то эта отрасль масонства есть политическая надстройка над базовым масонством, сливающаяся в своих задачах с розенкрейцерством в вопросах влияния на печать, литературу, образование, духовенство, науку. Всего этого не мог не знать Санглен, читавший подлинные акты ордена иллюминатов и сочинения самого Вейсгаупта («Я Вейсгаупта не иначе читал, как отрывками» – с.530).
Затем он перечисляет розенкрейцеров времен предшествовавшего царствования, а именно Лабзина, Поздеева, Ленивцева и пишет, вполне справедливо, что это были последователи Беме, но при этом утверждает, что это была «просто фанатическая секта визионеров». И при этом признает, что такая секта должна быть под наблюдением, так как граница, отделяющая такую секту от иллюминатов очень тонка и «демаркационную линию соблюдать трудно.» Это последнее признание сводит на нет все предшествующие возражения Санглена князю Голицыну в смысле возможности существования иллюминатов в настоящее время, то есть в 1831 году.
В то время, как де Санглен трудился над своими возражениями «фанатику» князю Голицыну, а это происходило в первых числах февраля 1831 года, судьба самого князя была уже решена и его уже не было в Петербурге. 21 января 1831 года кн. Голицына отправляют согласно Высочайшей воле в ссылку в Кексгольм, как опасного преступника. Через неделю князь А.Б.Голицын жалуется дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту Потапову на стеснения, причиняемые ему охранявшим его план-майором, что тот сопровождает его повсюду, не давая нигде остаться ему одному, даже в комнате. Правда, по некоторым свидетельствам, князя отправили в ссылку не в день объявления ему о таковой, а после прочтения его записки Сангленом. Но это сомнительно и не принципиально. Важно, что Государь принял решение задолго до вердикта Санглена. И это означает, что Николай I действительно демонстрировал свою лояльность ордену в данном случае. Проверять искренность самого Санглена у Императора не было никакой необходимости. В тем более, что возражения самого Санглена носили исключительно формальный несерьезный риторический характер. Это был обмен мнениями между людьми, которые «все понимают», но для чего-то разыгрывают спектакль. Вернее, для кого-то. Дальнейшая судьба князя напоминает судьбу государственного преступника. Неизвестно, где жил первые пять лет ссылки А.Б. Голицын, но после вторичного обращения к Николаю I по поводу масонства, в 1835 году, III отделение, возглавляемое бывшим масоном и даже первым в России революционером А.Х. Бенкендорфом, сделало отставному генерал-майору кн. А.Б. Голицыну внушение воздержаться в дальнейшем от подобных писаний по разоблачению масонства и обязало его жить безвыездно в собственном имении, где за ним было учреждено наблюдение местной полиции. В 1836 году ему было запрещено жить везде, кроме столиц. В 1844 г. «опасный государственный преступник», князь Андрей Борисович Голицын, осмелившийся обратить внимание своего Государя и законного православного Царя на опасность, исходящую от масонства и обратившего Его внимание на собственное окружение, вновь обратился к Николаю I с просьбой снять с него это запрещение жить в столицах. Царь наложил 1-го ноября резолюцию: «В Москву, но отнюдь не сюда, ибо я не раз был им обманут.»
Такова была судьба человека, решившегося сказать правду своему Государю о масонстве. Он испытал на своей судьбе все, что теоретически было известно всем: масонство мстит своим врагам в основном клеветой, обвинениями в фанатизме, карьеризме и прочих моральных преступлениях, преследует административными мерами, разоряя и всячески дискредитируя противника. Все это узнал в полной мере князь Голицын на себе. Но странно, что орудием масонской мести выступил Самодержец Всероссийский Николай I.
А что же Яков де Санглен? Его ждала совсем другая судьба. Государь Николай I оказался очень доволен критическими замечаниями отставного начальника тайной полиции и масона. Он сказал, что все у де Санглена обстоятельно объяснено, «все доказывается и опровергается самими происшествиями и духом того времени», (там же. с.537) Государь милостиво пожаловал бриллиантовый перстень де Санглену в две тысячи рублей и велел выдать ему еще три тысячи рублей ассигнациями на путевые издержки. В целом это было больше годового пенсиона, получаемого де Сангленом из казны. Выразитель масонских интересов, показательно, получает знаки монаршего благоволения, а разоблачитель масонства отправлен монархом в ссылку...
На этом кончается история, связанная с князем А.Б. Голицыным, умершим в глубокой старости (1790-ок.1871)
М.Л. Магницкий и его записка о масонстве Николаю IПоскольку в своем письме Государю князь Голицын постоянно ссылался на Магницкого, проживавшего в ссылке в Ревеле, то вследствие этого Николай I потребовал от Магницкого разъяснения по поводу иллюминатов, что тот и не замедлил сделать, представив Государю обширную записку под заглавием: «Обличение всемирного заговора против алтарей и тронов, публичными событиями и юридическими актами. – О водворении иллюминатства в России.»
Эта записка представляет из себя обширное и основательное исследование вопроса о способах влияния масонства на общество и касается вопросов идеологии и культуры, (см. Два доноса в 1831 году. – Всеподданнейшие письма М. Магницкого имп. Николаю об иллюминатах. – «Русская Старина». 1899, №№ 1-3).
Начата была работа Магницким 3 февраля 1831 г. и закончена 21 февраля того же года. Прежде, чем приступить к рассмотрению этой записки, надо сказать хотя бы два слова о самом авторе – Михаиле Леонтьевиче Магницком. (23.04.1778 – 21.10.1855, по ст. ст., Одесса).
Это был в свое время блестящий молодой человек, красивой наружности, получивший очень хорошее образование, что при его умении увлекать разговором собеседников и литературных дарованиях много способствовало ему успехам по службе. Первое образование Магницкий получил в Московском благородном пансионе, что полностью гарантирует его раннюю причастность к идеям розового либерализма, европеизма и причастность к масонству. Впрочем, и отец его, Леонтий Иванович, занимавший в 1781 году должность прокурора, был членом ложи Озирис в Москве (ОР РГБ. ф.14, № 378, л.1 об.) Три года Магницкий служил в Преображенском полку, как полагалось дворянину в те времена, а затем ушел на дипломатическую службу. В 1798 году он был прикомандирован к А.В. Суворову для ведения его переписки. С 1801 года он служит в посольстве в Париже и здесь обращает на себя внимание генерала Бонапарта, будущего императора, и его супруги Жозефины. В 1803 он назначается начальником экспедиции в МИД. В 1804-1805 гг. он выполняет ряд ответственных поручений Александра I в Пскове, Вильне и др. местах. (см. Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М. 1994 г. «Магницкий»)
В это время он весь пропитан духом республиканским, либеральным и конституционным и этими своими качествами, кроме других, он оказался близок новому Царю. С 1810 года он статс-секретарь в Гос. совете, будучи уже действительным статским советником и в качестве директора Комиссии составления военных уставов и уложения он имеет личные доклады Императору. В эти годы он сближается с восходящим светилом российской бюрократии М.М. Сперанским. Казалось, карьера Магницкого и дальше будет восходить вверх по параболической кривой. В 1810 году Магницкий вступает в челны масонской ложи «Полярная звезда». созданной Фесслером специально для членов Комиссии составления законов, возглавляемой Сперанским.
В этой ложе с ним были и такие знаменитые впоследствии люди. как будущий министр просвещения С.С. Уваров, А.И. Тургенев – будущий директор департамента духовных дел под началом кн. А.Н. Голицына, ординарный профессор (с 1822 г.) Петербургского университета, основатель журнала «Инвалид» Пезаровиус Павел Павлович и др. Но в марте 1812 года друг Магницкого Сперанский был обвинен в измене Родине и сослан в Н. Новгород. Одновременно, в тот же самый день был арестован и Магницкий, которого сослали в Вологду. Впрочем, опала кончилась через четыре года и Магницкий снова начинает восхождение по чиновничьей лестнице. В 1817 году он назначается губернатором в Симбирск. Здесь впервые у него начинаются столкновения с масонами. Он не разрешает открыть кн. М.П. Баратаеву в Симбирске ложу, настаивая на ее полной легализации, то есть он требует, чтобы ему дали полные списки членов ложи и ее статусы. Кроме того, Магницкий объявляет. что не потерпит жестокого отношения помещиков к крестьянам. Это громогласное объявление наделало немало переполоху среди помещиков в этом тихом уголке провинциальной России. Он начинает бороться с взяточниками и фальшивомонетчиками. Надо ли говорить, что не прошло и 2 лет, как его убрали из Симбирска, а масонская ложа «Золотого Ключа к Добродетели» была, конечно, князем М.П. Баратевым, гонителем, кстати, Мотовилова, открыта.
В дальнейшем Магницкий стал членом Главного управления училищ и попечителем Казанского учебного округа. И примерно с 1820 года Магницкий стал приобретать известность, как ревнитель благочестия – с точки зрения людей благонамеренных, и как «реакционер», «мракобес», гонитель просвещения – с позиции либерализма и масонства.
Человек проницательный, основательно образованный в гуманитарной сфере, много повидавший, знающий практику и учение масонства не по теоретическим только выкладкам, он обратил внимание, что само преподавание философии и «естественного права» учит атеизму. И что эти дисциплины являются в сущности проявлением масонства, как определенной идеологии, в образовании. Мы не будем здесь входить во все многосложности перипетий борьбы «старого», традиционно-православного, с «новым», т.е. либерально-просветительским, как эти конфликты принято было называть в исторической литературе. Попытка Магницкого освободить наши университеты от преподавания «естественного права», а затем и от философии, провести чистку преподавательских кадров, освободив их от случайных людей, замешанных у себя на родине в какие-нибудь финансовые или политические аферы привели только к тому, что против Магницкого восстала вся «прогрессивная общественность». Конечно, его враги не преминули обвинить его и в фанатизме, и в доносительстве, и в расхищении казенных денег. Новый Царь одного за другим стал отдалять от себя и вовсе увольнять со службы всех тех. кто проявил себя во время предыдущего царствования, как противник масонства, а, следовательно, стал известен, как «фанатик» и «обскурант».
Новый Император приказал лично подвергнуть Казанский университет, где значился попечителем Магницкий, ревизии. Конечно, были найдены финансовые нарушения и недвусмысленные выводы в пользу того, что Магницкий попросту или казнокрад, или способствовал казнокрадству. Напрасно Михаил Леонтьевич пытался опровергнуть заключение этой комиссии. В мае 1826 года он был уволен от должности, на его имущество, к вящей радости масонов, был наложен арест. С этого времени, обесславленный, Магницкий, приобретя репутацию казнокрада, стал совершенно неопасным для ордена и его целей. В этом же году его под конвоем отправили в ссылку в Ревель. Только в 1834 году ему было разрешено переехать в Одессу, где он и умер. Между тем, все, чего хотел Магницкий, так это поставить дело образования в русских учебных заведениях на твердую почву православной веры и святоотческого учения, полностью заменив им философские науки, Гегеля и Шеллинга. В связи с этим нельзя не вспомнить, что уже не раз упоминаемый нами сардинский посланник де Местр писал в одном из своих частных писем в 1812 г.: «Истинный враг России – это ее правительство и даже Сам Император, который дал соблазнить себя новейшими идеями и прежде всего германской философией, которая для России есть не что иное, как настоящий яд.» (Местр Жозеф, де, граф, ук. соч., с.217).
Магницкий разделил судьбу тех, кто пытался бороться с навязыванием России совершенно чуждых и неподходящих ей идей, теорий и учений, которые тихо и упорно внедрялись в общественное сознание через образование, газеты и книги. И вели Россию к революции. И которые доказали свою подлинную ценность в 1917 году и последующие годы, включая и наши, когда русский народ оказался плененным еврейской олигархией, под протекторатом которой расцветает масонство. Впрочем, что же здесь удивительного: став колонией иудазированного Запада в культурно-идейном отношении, было бы странным не стать ею и в политическом отношении. Расшаркивание перед гегелями, шеллингами, преклонение перед каббалой и «всемирной культурой» не могло не привести Россию именно к этому результату.
В первой части своей записки Магницкий излагает обстоятельно историю баварских иллюминатов от первых шагов возникновения этого радикального ордена. При этом он привлекает недоступные сегодня немецкие источники того времени, включая газеты. Самым плодотворным и ценным является сам подход к проблеме с точки зрения идеологии и путей ее внедрения в общественное сознание. Выше мы уже приводили место из «правил» ордена иллюминатов. Они красноречивы и говорят за себя. Однако, надо повторить, что ничего принципиально отличного от других систем масонства в ордене иллюминатов не было. Просто так случилось, что документы ордена, речи руководителей его, письма, статуты и прочее попали в руки следствия. Более того, они были опубликованы в двух томах баварским правительством и разосланы во все европейские Дворы, но почему-то ни один из них не перевел их на язык своей страны и не опубликовал. Все монархи получили по экземпляру и постарались забыть об опасном подарке. В России тогда правила Екатерина II.
Относительно Германии Магницкий отмечал, что здесь орден иллюминатов в короткий период завладел едва ли не всей Германией и почти всей печатью, а «из европейских университетов составили они себе настоящие твердыни». («Русская Старина», 1899, № 1, с.35). Иллюминаты создали здесь многочисленные литературные общества и научные, создали свои мощные книгоиздательства. Николаи, «славный жид Мендельсон», королевский библиотекарь Бистер и советник берлинской консистории Гедике предприняли издание «Всемирной германской библиотеки» в Берлине, а в Веймаре Боде стал издавать «Всемирную литературную газету». В Веймаре же жил и трудился другой знаменитый иллюминат Гете, который действительно был членом ордена иллюминатов [60]60
ЦХИДК, б. Особый Архив., ф.1412, оп. 1, дело 5432 – Обязательства, автобиография, генеалогия, таблицы масонов; обязательства поэта Гете и историка Гердера (автографы) от 17.02.1783 г. – В этом же фонде хранятся многие подлинные документы баварского ордена иллюминатов, в т.ч. уставы как за XVIII век, так и за ХХ-й.
[Закрыть].
Магницкий обращает внимание Императора Николая Павловича на то, что масоны, иллюминаты, создали свой особенный язык, по которому и можно узнать их по печатным изданиям. Среди них особенно большое значение играют такие идеологемы, как «дух времени», «царство разума», «свобода совести», «права человека», «свобода». Все, что не удовлетворяет иллюминатов есть «фанатизм» и «обскурантизм». Впрочем, совершенно естественно, что идеология, основанная на идеях «прогресса», совершенствования рода людского и «исправления» мира, (тикун – евр.) на основах человекобожеского демонического мистицизма выдвинула и свой лексикон, заговорила своими терминами, выражающими в свернутом виде свои принципы.
Другим, весьма тонким и точным наблюдением Магницкого надо считать регистрацию факта существования в научной среде своего наукообразного иллюминизма, и именно наличия под эгидой «науки» самой обыкновенной идеологической догматики, выражающей оккультно-теософские идеи эволюционизма, вечности существования материи и самого мира и пр. Об этом он пишет ниже, в разделе, озаглавленном им «Об иллюминатстве академическом». Здесь же, в первой части Магницкий отметил проницательно, что проводящиеся регулярно в разных местах Европы всеевропейские съезды натуралистов на самом деле представляют из себя масонские европейские съезды. Недаром, пишет он, эти съезды ничего не публикуют после своего завершения и никого постороннего на эти съезды не пускают, (там же, с.35-36). Ниже, в очерке «Секреты тайных хранилищ» читатель найдет архивные документы, относящиеся уже к нашему веку, вполне подтверждающего, тем не менее, наблюдение Михаила Леонтьевича Магницкого.
После обзора немецкого иллюминатства, Магницкий переходит к России. Но, как человек основательный и хорошо знающий предмет, о котором говорит, он советует Государю Николаю Павловичу самому ознакомиться с некоторыми документами, «чтобы Вашему Величеству удобнее было обозреть сей важный предмет во всей его обширности, со всеми его ветвями и в надлежащей связи ...» (там же, с.81). Он советует ознакомиться с подлинными актами ордена иллюминатов, которые были изданы баварским правительством в двух томах и разосланы в 1786 или 87 году во все европейские дворы. «Они должны находиться в коллегии иностранных дел» – замечает он. Во-вторых, нужно было бы ознакомиться с бумагами Новикова или «так называемых мартнистов», а равно и с делом об изгнании из Московского университета профессора Мельмана, – тоже при Императрице Екатерине II. И здесь Магницкий приоткрывает одной черточкой положение Императора, находящегося в окружении «братьев». Он пишет:
«Все бумаги Новикова, по приказанию Императрицы ... захваченные в подмосковной [61]61
Село Авдотьино Бронницкого уезда.
[Закрыть], где жил тогда Новиков, находились в царствование Павла I и даже довольно долго при покойном Государе, в запечатанном ящике, под зеркальным столом в той комнате, где в Зимнем дворце собирался Государственный совет, до перевода его в так называемый Шепелевский. Многие из знающих людей сие знают: но дабы не возбудить внимания на занятие Вашего Величества сим предметом, кажется, можно достоверно осведомиться о сем ящике от камер-фурьера Бабкина, которому, сколько припомню, поручено было устройство комнат для перевода совета в новое место в 1810 г.» (там же, с.81-82)
Выше приведенные строки лучше всего показывают ту затаившуюся опасность для личности Императора, что подкарауливала Его в собственном дворце. Главное, не привлекать внимания окружающих Государя «на занятия Вашего Величества сим предметом»!
Государь должен был бояться проявить внимание к масонству! Об этом интересе Царя лучше, чтобы никто не знал. Найти надо ящик, где хранятся секретные бумаги с «делом Новикова», но как это сделать Царю незаметно? Надо спросить камер – фурьера Бабкина.
Вот положение Самого Царя в своем дворцовом окружении! Но такова была реальность. Не даром после убийства Александра II граф Н.П. Игнатьев, как мы видели выше, советовал Александру III переехать в Москву под охрану верного Ему народа.
Эти слова Магницкого, сказанные им как само собой нечто понятное и обыденное для его адресата, Самодержца Всероссийского Николая I, лучше всего подтверждают предположение о наличии некоего соглашения между Государем Николаем Павловичем и орденом, имевшим твердые позиции при дворе и в правительстве. Был некогда, в том же XIX веке, конкордат между папой римским и светской властью. Потом этот конкордат был заключен между Муссолини и папой римским уже в нашем веке. Здесь же мы можем предположительно говорить точно также о конкордате между Царем и Орденом на определенных условиях. Вероятно, такой же конкордат имеет место и во времена Александра II и Николая II.
Свою записку в разделе, посвященном уже России М.Л. Магницкий начинает с разделения иллюминатства (масонства) на: 1. Политическое, 2. Духовное, 3. Академическое и 4. Народное.
В первом разделе Магницкий описывает кратко то, что нашло себе место в исторических сочинениях по масонству более позднего времени у А.Н.Пыпина, Т.О. Соколовской, С.В. Ешевского, Г.В. Вернадского, Я.Л. Барскова и др. Кратко он излагает историю расцвета масонства при Екатерине II, а затем и при Александре I. Возражать Магницкому было бы сложно, потому что большая часть его сочинения основана на личных наблюдениях, а последующие исторические исследования лишь подтвердили достоверность всего сказанного им за исключением, быть может, двух-трех небольших неточностей, по преимуществу в датах. Сюжеты, которые читатель найдет в первых очерках в этой книге в развернутом виде и составили, в сущности, содержание этой части записки проницательного и основательного Магницкого. Конечно, здесь есть и весьма ценные личные воспоминания и описание событий, случившихся с самим автором записки. Шварца, проф. Московского университета Давыдова, академика Паррота, основателя Харьковского университета Каразина Магницкий относит к иллюминатам, что трудно подтвердить, но чего никак нельзя исключить. «Сионский Вестник» Лабзина, о котором не раз шла речь выше в этой книге, Магницкий называет журналом «совершенно иллюминатским». А ведь именно на него была особенно большая подписка духовных лиц. Хотя, надо сказать, что и запрещен он был из-за возмущения духовенства и православных мирян: раскол в этом мире существовал уже тогда. Об упоминаемом выше у кн. А.Б. Голицына А.И. Фесслере, протеже Сперанского, Магницкий отзывается так:
Фесслер был человеком «с отличным умом, дарованиями и глубоким знанием наук философских, языков: латинского, греческого и еврейского, обративший все сии способы на систематическое опровержение св. Писания, для замены учения веры (православной) иллюминатским. И сей человек выписан (Сперанским) с большими издержками, для преподавания еврейского языка и обучения его в критическом разборе книг библейских и где же? – в Петербургской духовной академии! Как действия его принадлежат к иллюминатству духовному, то и будут представлены в своем месте.» («Русская Старина», 1899, № 2. с.297).
С этими утверждениями Магницкого невозможно не согласиться. Многие историки, даже из самых осторожных, между тем также уверены, что Фесслер принадлежал именно к ордену иллюминатов, хотя и создал впоследствии масонское «духовное» ответвление, известное под его именем. Магницкий не скрывает факта создания Фесслером ложи «Полярная звезда», как и факта своего членства в ней. Он рассказывает о своих личных беседах с Фесслером в кабинете М.М. Сперанского. В этих беседах, пишет Магницкий Императору Николаю, «дошло дело до систематического и уже прямого опровержения христианства». Он подробно описывает ход этих бесед. Фесслер начисто отрицал Божественность Христа и видел в Нем малоудачного волшебника. Далее рассказывается о времени губернаторства в Симбирске, о столкновениях с мастером ложи кн. М.П. Баратаевым по поводу запрещения им открывать масонам ложу здесь, в Симбирске. Не обошел Магницкий и сюжета с Библейским обществом, в котором сам принимал самое активное участие.
В разделе «академическое иллюминатство» Магницкий критикует само устройство наших университетов. В стране самодержавной эти высшие учебные заведения имеют устройство чисто республиканское. К тому же, в одном вопросе они имеют власть, принадлежащую по праву только Царю: голосованием преподавателей они могут выбрать любое лицо в ординарные профессора, что дает звание надворного советника по табелю о рангах, а, следовательно, и дворянство и право приобретать недвижимое имущество.
Иллюминатство, пишет он далее, проникает в сам язык и в оценки в исторической науке. Юлиан Отступник стал «мудрецом», древние республики, оказывается, благоденствовали, а их философы были воплощенной добродетелью, цареубийцы – титаны духа и доблестные мужи. Они убивали царей ради свободы и счастья граждан. «И молодой человек, – заключает Магницкий, – принимает сию сказку иллюминатства за историю на всю жизнь, ибо переучиваться уже ни охоты, ни времени не будет.»
Заметим, впоследствии эти «сказки» назовут марксистским подходом к истории, хотя «сказки» либеральных историков, уверенных, что человечество живет ради «прав человека», прелестей английской конституции и олигархической демократии, в условиях «прогресса» ничем не лучше. О проникновении идеологии, догматики в область научную уже было упомянуто, (см. выше «Русская правда и ересь утопизма»). Философия же, по мнению Магницкого, проповедует утонченный материализм, заменяя Творца Вселенной то вечным эфиром, то другим каким-нибудь «вечным» началом, вроде влажности. Философия боготворит природу, распространяя пантеизм, древнее языческое, оккультное учение, и отвергая тем самым догмат о св. Троице и Божественность Спасителя нашего Иисуса Хориста. В конце концов, сложился среди ученых, пишет Магницкий, «академический заговор». В учебных заведениях воспитывается поколение молодых людей, враждебных правительству и государственному строю (там же, с. 18). И это поколение так обложило правительство, что «ни один голос, ему противный, не мог к нему (т.е. правительству – В.О.) проникнуть. «Сами» уставы университетов открыли широкую дверь иноземному иллюминатству, к нам приехали такие люди, которых потом насилу выгнали, но уже с чинами ...» («Русская Старина» 1899, № 3, 602).
Не оставил Магницкий без внимания и тему проникновения в среду духовенства иллюминатства. Основную опасность он видит в проникновении философии в духовные академии. А равно и в том, что одновременно были исключены из преподавания чисто церковные дисциплины. В результате «духовенство нового духа составило уже особую касту ...»
По примеру западных церквей, у нас появились магистры и доктора, что совершенно чуждо духу церкви.
«Вместе с тем, по мере, как усиливалось офилософствование нашего духовенства, ослаблялась положительность православного учения. Журнал невской академии («Христианское чтение») вмещает многие статьи из книг методистов и сектаторов ...» (там же, с.618). Кого же готовит духовная академия, спрашивает Магницкий. Чтобы понять это наглядным образом, «надобно видеть магистров наших академий, как мне то случилось, в сердце России, среди простого селения симбирских, нижегородских или воронежских крестьян. Смело можно сказать, – заключает тему Магницкий, – что расколы усиливаются именно от того, что сие духовенство, совершенно иностранное народу, не удовлетворяет его духовной потребности, во всей простоте и доступности истинной веры отцов его.» (там же, с.618).
