Текст книги "Футбол на всю жизнь"

Автор книги: Виктор Шустиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Пришла глубокая осень, и в команде стало совсем неуютно: шесть боевых торпедовцев, верных игроков основного состава уходили из «Торпедо». Анатолий Глухотко и Николай Маношин – в ЦСКА, Геннадий Гусаров – в московское «Динамо», Слава Метревели – в тбилисское, Леонид Островский – в киевское. Команда, еще два года назад составлявшая гордость и надежду отечественного футбола, рассыпалась, как карточный домик. И никто не предпринял решающих действий, чтобы предотвратить это крушение.

Помню первый вечер, когда я приехал к себе домой после того, как узнал тяжелую весть. Достал альбом с фотографиями и вырезками из газет, на которых мы были запечатлены в момент чествования, в зените своей славы. Победы, звон мячей, влетающих в ворота соперников, восторг трибун, великолепие настоящей игры – все это теперь казалось далеким и нереальным, как сон.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Скорей, скорей одевайтесь, ребята, опоздаем на самолет, – уже в который раз предупреждает администратор команды, но его никто не слушает. Ребята обнимают и целуют друг друга, шумно вспоминая эпизоды только что закончившегося матча. Матча, который вернул нашу команду на пьедестал почета. Но мы никак не можем остудить свою радость и приводим в полное отчаяние нашего «доброго гения», администратора Георгия Валентиновича Каменского.

– Товарищи, товарищи, – вновь ввинчивается в общий гам его взволнованный голос, – самолет ждать не будет.

На аэродром мы и правда прикатили, когда все пассажиры рейса Одесса – Москва уже сидели на своих местах. Однако нас никто не ругал за задержку, наоборот, к нашему удивлению, экипаж воздушного лайнера выстроился у трапа и сердечно приветствовал нас возгласом:

– Слава чемпионам СССР!

Мы летели сквозь ночь. Молоденькая изящная стюардесса, проходя вдоль салона от кресла к креслу, предупреждала, что в Москве непогода.

Непогода?! Право, это было неточное слово. После тепла южного города, где несколько часов тому назад мы отыграли свой последний матч в чемпионате страны, столица встретила нас по–зимнему. Широкое летное поле Внуковского аэродрома было занесено снегом. Яростно, пронзительно выл ветер, и от его холодного, пронизывающего дыхания буквально некуда было спрятаться. Вокруг тишина и безлюдье. Только самолеты, словно стадо спящих мамонтов.

– Автобус к аэровокзалу будет? – Какой там автобус в половине третьего ночи, – сказала уставшим голосом стюардесса. И мы двинулись вперед, сквозь поземку, к сверкающей огнями громаде аэровокзала.

И вдруг медь оркестра. Море людей. Над головами плакаты: «Спасибо – «Торпедо». «Вы доказали силу автозаводского характера!» Тысячи голосов подхватывают песню:

 
Не страшны нам преграды и беды,
Чист и ясен опять небосклон.
И опять наша гордость – «Торпедо»,
Нашей славной страны чемпион.
 

Стоим, слушаем и ничего не понимаем. Но вот кто–то узнал одного своего знакомого, кто–то другого…

– Ребята! Да ведь это заводские!

– Лихачевцы наши!

Действительно, это были они. Несколько сот рабочих и служащих автогиганта, искренних почитателей команды, закончив вечернюю смену и услышав о победе в Одессе, не считаясь со временем, приехали сюда, чтобы первыми приветствовать нового чемпиона страны. Их энтузиазм и трогательное внимание ярче слов говорили о той большой любви, которой окружена наша команда и которую мы особенно остро и неизменно ощущали все эти три долгих и трудных года.

Конец шестьдесят второго и начало шестьдесят третьего года были для нас драматичными. Команда, считавшаяся лидером и гордостью советского футбола, с которой мы связывали свои судьбы, распадалась на глазах. И впереди все казалось безрадостным и безнадежным, настроение у ребят опускалось ниже нулевой отметки. Выстоять в это тяжелое время нам помогло то, что наша команда – детище автозавода, что мы – неотъемлемая часть рабочего коллектива.

Есть у нас на Руси веками проверенная пословица: «Друзья познаются в беде». Холодной, зябкой осенью шестьдесят второго и зимой шестьдесят третьего мы смогли убедиться, какое множество искренних, верных, преданных друзей у московского «Торпедо». Хорошо помню, один из номеров нашей заводской многотиражки вышел в те дни с аншлагом: «Лихачевцы твердо верят в свою команду!» Под этим заголовком были помещены письма тружеников завода. Они призывали нас не падать духом, помнить о рабочей чести и гордости, приложить все силы, чтобы восстановить свое доброе спортивное имя.

Нам писали не только автозаводцы. Писали москвичи и ленинградцы, киевляне и жители солнечного Тбилиси… Эти весточки очень помогали нам, они дали понять с особой отчетливостью, какая высокая ответственность лежит на каждом из нас.

В те дни произошло у нас много встреч непосредственно на заводе. Мы приходили во время перерывов или на пересменке в цеха и вели беседы с рабочими, выслушивали их советы, пожелания, их честную, суровую критику.

В январе во Дворце культуры автозавода состоялся вечер встречи команды с лихачевцами. Хотя предстоял сугубо деловой разговор, попасть в зал многим не удалось. Народу набилось столько, что нельзя было пройти ни через фойе, ни через проходы, ни через служебные помещения.

Что же происходило в те часы во Дворце культуры? Я бы сказал так: нас заряжали энергией, уверенностью, сознанием возможности совершить невозможное. Сейчас вряд ли смогу перечислить в точности все, что было сказано тогда. Но основное помнится, и помнится хорошо.

Рассказал о днях своей молодости Герой Советского Союза начальник инструментального цеха Владимир Дмитриевич Федоров, легендарный разведчик Великой Отечественной войны.

– Этот случай произошел лет тридцать назад, – начал он свое воспоминание. – Я, тогда еще молодой рабочий, выступал за первую футбольную команду нашего завода. Играли мы финальный матч на Кубок Пролетарского района и первый тайм проиграли 0:3. И никто, конечно, ни на трибуне, ни среди нас не верил в возможность отыграться. В перерыве к нам в раздевалку прорвался пожилой рабочий. Возбужденно размахивая руками, срывающимся от волнения голосом он закричал на нас:

– Я, говорит, еще на АМО работал, всю жизнь заводу отдал, а вы что же, сорванцы, делаете?! Позорите наше доброе имя. Если хотите просто так, для потехи, играть, айда на пустырь, на безлюдье. А надел автозаводскую майку – отдай игре все. Умри, но отдай…

Вот так, – продолжал Федоров, – накричал, сплюнул род ногу, хлопнул дверью и ушел. Мы оцепенели. Даже как звать его спросить не догадались. Но только во втором тайме словно нам кто ярости добавил. И отыграли три мяча. В добавочное время вырвали победу. Так вот я желаю вам всем в предстоящем сезоне нашей, автозаводской ярости, нашей отваги, нашего оптимизма!

Ему горячо аплодировали. И жарче других аплодировали выступавшим мы. Каждое их слово, взволнованное, страстное, призывное, вдохновляло нас, возвращало веру в свои силы, зажигало энтузиазмом.

Конечно, завод помогал нам не только морально. Партийная, профсоюзная, комсомольская организации серьезно вникали во все дела и нужды команды, делали все, что могли.

На юг мы уезжали с хорошим рабочим настроением. Вез нас туда старший тренер мастер спорта Юрий Золотов.

Юрий Васильевич принял предложение стать старшим тренером «Торпедо» в ту пору, когда на это отважились бы очень немногие. Он знал, что корабль, на капитанский мостик которого он всходит, потерял нормальный ход, что, кроме шести видимых пробоин (уход игроков из команды), есть немало и других повреждений, и все–таки согласился.

Золотов был человеком с высоким чувством ответственности и любил свое дело. На одном из первых собраний сказал:

– Мы не будем, друзья, жить только сегодняшним днем. Поработаем во имя будущего.

Он первый стал нас настраивать на освоение «бразильской» системы с ее известной цифровой формулой 4 + 2 + 4. Тогда, после очередного чемпионата мира, эту перестройку вели все советские клубы. Однако тренеры совершенно по–разному толковали ее. Многие, например, видели в новой схеме лишь ее формальную сторону, т. е. понимали построение 4 + 2 + 4 прежде всего как усиление обороны, отвод на ее рубежи одного лишнего игрока.

Золотов с первых же шагов нашей совместной работы использовал эту систему в другой трактовке. Он ее сформулировал приблизительно так (как я запомнил, когда он первый раз стал разъяснять ее смысл):

– Формула 4 + 2 + 4, – заметил Золотов, – часто смущает сторонников атак. Но эти страхи не имеют под собой почвы. Бразильцы просто очень рационально и умело решили проблему использования площади поля. Ход их рассуждений каков? Самые важные места – это центральные позиции у ворот. Их надо максимально усилить. Два центральных защитника у своих ворот и два центральных нападающих у ворот соперника прочно заняли эти позиции. Центр поля – тоже важнейшая зона, пусть здесь также будут два футболиста. И, наконец, фланги, эти самые удобные плацдармы для организации вторжения, для подрыва и разрушения всех «бетонов» и «сверхбетонов». Следовательно, и на флангах должно быть по два футболиста: один защитник и один нападающий справа, а также слева. При этом следует учитывать важную особенность: именно эти два игрока являются своеобразными трансформаторами, через которые резко усиливается атакующая мощь команды, а в нужный момент – и оборонительная.

Когда наступление развивается, то вперед идут два эшелона по четыре игрока каждый, а когда оно срывается – назад возвращаются два защитника и два крайних нападающих. Таким образом, в атаке команда действует по формуле– 1+2 + 4+ 4, в обороне – 1+4 + 4 + 2.

Свои теоретические концепции Золотов осуществлял на практике. Хотя у нас не сложился еще надежный состав, нам явно не хватало исполнителей высокого класса, старший тренер постоянно нацеливал нас на атаку, на сохранение того стиля и почерка, которые были присущи «Торпедо» в ее самое лучшее время.

В шестьдесят третьем проверялись на прочность не только системы и стиль игры. Проверялись люди, их воля, их характер, их мастерство и закалка. В то трудное время не выдержали испытания талантливые ребята А. Са– вушкин и А. Медакин, стали нарушать режим.

И опять удивил нас Юрий Золотов. Голод на людей в «Торпедо» действительно был очень острый, но старший тренер не побоялся исключить из команды двух отличных игроков.

Решительность действий тренера, его требовательность поднимали дисциплину в команде, укрепляли наш боевой дух. И цементировали ее наши ветераны – настоящие спортсмены, вдохновенные патриоты команды. Валентину Иванову исполнилось 29 лет, но никогда, казалось, он не играл так сильно, с такой предельной самоотдачей. Он тогда оказался самым результативным игроком «Торпедо» и вошел в группу десяти лучших советских бомбардиров, на счету которых было сто и более мячей. Валентин вновь прочно занял место в сборной страны, так же как и другой ветеран – Валерий Воронин. В сборную страны включили Олега Сергеева и меня. Мы старались играть на пределе своих возможностей и своим примером увлекать молодых, которым охотно передавали свой опыт, помогали войти в напряженный ритм чемпионата.

Звание чемпиона страны в 1963 году оспаривали 20 команд. Мы оказались на десятом месте. Для команды, всего лишь три года тому назад сделавшей «дубль», это было падением. Для команды, потерявшей несколько месяцев назад почти половину старого состава, – несомненным успехом. И мы радовались десятому месту, конечно, не самому месту, а тому, что игра налаживалась, что вырастали крылья у молодежи. О команде писали: «Торпедо» стоит на единственно правильном пути». Да мы и сами чувствовали это. Иногда нам не хватало еще взаимопонимания, единого опыта, отсюда и частые срывы в равных поединках. Проигрыши с разницей в один гол, но, увы, отнимавшие два очка. Проигрыши, на которых мы учились, но которые вместе с тем отбрасывали нас все ниже и ниже в турнирной таблице.

Но сквозь тучи неудач уже нередко проглядывало солнце, обещавшее хорошую устойчивую погоду. Разве можно забыть, например, победу над киевским «Динамо» с небывалым для этой команды счетом 7:1. Или два принципиальных матча с московским «Спартаком», один из которых мы выиграли (2:1), а второй, поначалу безнадежно проигрывая, свели вничью (2:2). Постепенно мы обретали психологическую устойчивость и веру в будущее.

– Мы полны оптимизма и готовы к решительной победе за возвращение утерянных позиций, – заявил Юрий Золотов в одном из своих интервью, опубликованном в феврале 1964 года. А через несколько дней в другой газете появилось еще одно интервью о перспективах «Торпедо», которое давал только что назначенный на должность начальника команды Виктор Марьенко, который вскоре стал нашим старшим тренером.

Любая страница жизни Виктора Семеновича Марьен– ко – это отражение его характера. Родился он в сухопутном Донбассе, а испытал себя впервые на крутой океанской волне: в шестнадцать лет окончив «мореходку», он два года отслужил матросом первого класса на торговых судах советского флота, ходил из Одессы в дальневосточные наши порты. Всякое случалось в этих походах: трепал их жестокий тайфун, угрожал разбить свирепый шторм Охотского моря, сковывал ледяным панцирем северный ветер. И все, чего он добился позже на посту старшего тренера московского «Торпедо», стало возможным благодаря тому, что он прошел серьезные жизненные испытания – был он и моряком, и шофером, и студентом, и игроком.

Не один год выступал он на зеленых полях, сначала за донецкий «Шахтер», затем за наше «Торпедо», а когда «поджал» возраст – продержался еще пару лет в харьковском «Авангарде». Всюду играл очень уверенно, надежно, но не более. Восторженных отчетов газетчики о нем не писали, и трибуны не скандировали его имя.

Свои первые шаги на тренерском поприще Марьенко делал в ярославском «Шиннике» под началом знаменитого в прошлом вратаря Анатолия Акимова. Потом получил приглашение к нам.

Сказать откровенно, приход Виктора Семеновича не вызвал большой радости у ребят. Это и понятно: о его тренерских способностях нельзя было еще ничего сказать, а игроком выдающимся он себя не показал.

Тем более что многие считают, и не только болельщики и любители футбола, но и специалисты, что классным тренером современной команды может быть только тот, кто в прошлом был классным игроком. Сторонники этой «теории» в качестве доказательства ссылаются на такие примеры, как Константин Бесков, Михаил Якушин, Никита Симонян, Валентин Николаев, Валерий Лобанов– ский… Но разве не меньше и контрпримеров? Ни Гавриил Качалин, ни Борис Аркадьев, ни Виктор Маслов никогда не были «классиками» нашего футбола. Все зависит от индивидуальности, от природного дарования человека, претендующего на эту роль.

Марьенко, видно, тоже не без тревоги шел к нам. Закаленный судьбою человек, прошедший сквозь шторм и бури, явно волновался, когда его представляли команде, хотя старался это скрыть. Он долго задерживал взгляд на каждом из нас, словно спрашивая, как мы относимся к его приходу.

Как–то возвращаясь в автобусе с матча, я спросил будто невзначай Виктора Семеновича об этом:

– А вы, Виктор Семенович, наверное, боялись идти к нам в команду?

– Конечно, трусил, Виктор. Боялся, что не сумею найти правильный тон с командой, не подберу ключей к характеру каждого, ведь люди у нас разные – и игроки с мировым именем, и зеленые новички… Они раскроют себя только тогда, когда у них полный контакт с тренером.

Действительно, он быстро сумел установить в команде правильные, деловые отношения, в первых же матчах очень смело, без колебаний стал вводить в основной состав молодежь: Сараева, Соловьева, Шаповаленко.

Начинали мы сезон, как уже не раз, в Донецке. Радостное настроение в ожидании большого праздника, заполненные до отказа трибуны и будоражащий звук первого свистка судьи. Но мне помнится тот день другим. Закончив обычную установку Марьенко потряс пачкой телеграмм, зажатых в руке, и сказал:

– Ребята, это добрые пожелания лихачевцев. Завод верит нам. Завод требует, чтобы мы сыграли хорошо…

И потом в течение тех двух сезонов, пока мы были с Марьенко и шли к вершине, мы неизменно слышали эти слова. Не было ни одного состязания, на которое мы вышли бы без напутственных слов лихачевцев.

С «Шахтером» сыграли вничью, хотя все девяносто минут имели подавляющее территориальное преимущество. Когда пришли в раздевалку, Воронин с досадой сказал:

– Эх, Вальки не хватает, он бы сегодня обязательно завалил пару штук…

Действительно, нам явно не хватало в этом матче нашего опытного, мудрого бомбардира. Но уже в Ростове, в следующем матче, мы сумели забить два безответных мяча в ворота хозяев поля. На третий тур приехал Иванов. Словно желая показать ребятам, что не останется в долгу, он забил два гола в Кишиневе, где мы выступали против местной «Молдовы».

Но исключительно важное значение для определения потенциальных возможностей коллектива, для создания необходимого морального климата в команде имел матч с динамовцами Киева на их поле.

Лучшую команду Украины в тот год уже тренировал Виктор Александрович Маслов. Класс этой команды был всегда высокий, а теперь ее возглавлял человек, досконально знавший торпедовский механизм, и это делало соперников еще более грозными.

Мы тщательно готовились к предстоящему испытанию.

Марьенко обратил внимание команды на то, что киевляне, во всяком случае внешне, уже закончили перестройку и действуют по современной системе, выдвигая вперед то четырех, то трех форвардов.

– По–видимому, впереди против нас будет действовать ударное трио киевлян, – объяснил старший тренер, – а именно Базилевич, Каневский, Лобановский. Ребята с очень высокой техникой, с любовью к интересным, остросюжетным комбинациям, но… выполняемым, как правило, в одной плоскости. Они еще не умеют или не хотят маневрировать по фронту…

Учитывая динамовскую «геометрию», мы разработали свой план обороны, тщательно распределили между собой зоны наблюдения и продумали варианты всевозможных ходов при тех или иных осложнениях. Ожидаемый натиск соперников нам удалось сдержать, и мы одержали победу – 2:1. Я хочу процитировать заслуженного мастера спорта Виктора Дубинина, который писал следующее:

«В прошлом году, как все, вероятно, помнят, когда речь шла о примерах наиболее правильного, творческого освоения «бразильской» системы, чаще всего ссылались на трех динамовских китов – Москвы, Тбилиси, Минска. Мне думается, что в неменьшей степени это должно быть отнесено сегодня к московским торпедовцам. Виктор Марьенко и его подопечные показали, что превосходно освоили творческий динамический характер формулы 4 + 2 + 4 и имеют (несмотря на пережитую трагедию) достаточное число надлежащих исполнителей для претворения своих замыслов в жизнь».

Начало было действительно весьма обнадеживающим. Так, в первых пяти матчах чемпионата мы, выступая на чужих полях, набрали 9 очков из 10 возможных при отличном соотношении забитых и пропущенных мячей – 8:2. С таким же результатом впереди нас стояли лишь динамовцы Тбилиси.

На протяжении всего сезона мы спорили в основном с тбилисскими динамовцами, хотя по пятам шли и другие команды – московский «Спартак», донецкий «Шахтер», ЦСКА…

С московскими спартаковцами нам предстояло играть последний матч. Победа выводила на первую строчку турнирной таблицы наших соперников, ничья оставляла на этом месте нас. Подсчитывая при такой расстановке сил все «за» и «против», многие полагали, что мы изберем спокойный вариант. Ведь даже на промежуточном финише быть первыми очень приятно.

Приятно–то приятно, но о спокойной игре мы не думали. Как и в памятном шестидесятом, нашим козырем являлась скорость (или скорости), а кто же при серьезной игре отказывается от своих козырей?

В этом матче торпедовцы проявили максимальную изобретательность, сноровку, агрессивность. Наши форварды действовали на большой скорости, много и тонко маневрировали в глубину и по фронту, чем и взорвали весьма успешно спартаковский «бетон». В результате редкая для таких встреч победа – 5:0.

Почему так позорно проиграли тогда спартаковцы? Я вижу причину в двух различных подходах к ведению игры. В манере паса. Спартаковцы в той игре, как и обычно, отдавали предпочтение передачам «в ноги», или, как мы говорим, «в недодачу». У многих игроков и тренеров сложилось мнение, что именно такие пасы обеспечивают наибольшую точность. Однако при тактически грамотной, быстрой, согласованной игре защитников (а именно так действовала против спартаковцев наша оборона) времени на обработку мяча и взятие его под контроль, а тем более на осмысливание дальнейших действий явно не хватает. Это порождает технический брак и сводит на нет многие интересные и смелые замыслы.

По–иному действовали торпедовские защитники и форварды. Они производили передачу не «в ноги», а на свободное место, «на выход». Это всегда обеспечивало остроту, эффективность и красоту атак «Торпедо». Кроме того, при таких передачах ошибка в метр или даже полтора не имеет существенного значения: адресат хотя и двигается на предельной скорости, но всегда может внести соответствующую поправку.

Вопрос паса – это вопрос развития и срыва атаки. При жесткой аритмии современного футбольного матча побеждает тот, кто умеет все приемы, а особенно передачи выполнять технически безукоризненно, на большой скорости и с предельной целесообразностью. Последнее особенно важно отметить, потому что большинство наших полузащитников и нападающих даже в самых рядовых матчах внутреннего чемпионата сковывает страх потерять мяч. «Пусть он лучше перелетит из стороны в сторону, идет назад, лишь бы был у нас», – рассуждают они. Это неверное убеждение. Если нападающие при нынешних тактических построениях хотят добиться успеха, то они должны постоянно направлять мяч вперед, в длинные и неожиданные полеты, в поисках острых ситуаций. Конечно, при этом потерь будет больше, зато и больше настоящих голевых ситуаций. Иного пути нет.

…Если же вернуться хронологически к шестьдесят четвертому году, то вторая половина чемпионата характеризовалась острейшей дуэлью между торпедовцами и тбилисскими динамовцами. На протяжении нескольких месяцев «Торпедо» занимало бессменно положение лидера чемпионата, и неизменно ровно на очко отставали южане. За каждой нашей победой тут же следовала их. Такая напряженнейшая борьба требовала не только высокого мастерства, но и «железных» нервов, высокой психологической устойчивости.

22 октября в Тбилиси состоялась наша очная дуэль. Наша команда играла неплохо, однако победили хозяева поля с убедительным счетом – 3:1. Обозреватели писали, что нас задавил груз лидерства и страх потерять преимущество в одно очко, которое мы сохраняли столь длительное время. Это абсолютно неверно. Нас подавила мощная и вдохновенная игра тбилисцев, их бурный темп, их острые и умные комбинации. И теперь любители футбола были уверены, что многомесячный спор завершен. Одна из тбилисских газет так и написала накануне матча: «Кто победит, тот и чемпион».

Однако спорт, как и жизнь, полон неожиданностей. Через три дня после нашей встречи опять все изменилось: мы выиграли очередной матч у «Крыльев Советов», а «Динамо» сделало ничью в Алма – Ате, выступая против местного «Кайрата».

Равенство очков. И снова и для нас и для них каждый матч становится хождением над пропастью.

Каждый матч требовал от нас предельной выкладки. После игры ребята теряли 3–4 килограмма веса. На восстановление сил не было времени: игры шли одна за другой, да еще многим предшествовали переезды. В этих условиях и сказалась та огромная подготовительная и воспитательная работа, что велась на весеннем сборе и в течение всего сезона. Снова, как и в шестидесятом, «Торпедо» показывало не только высокую технику, блестящую игру, но и образцовую дисциплину, непреклонный бойцовский характер. Но невиданную ранее стабильностьвыступлений демонстрировали и тбилисцы. В результате этого соперничества мы набрали одинаковое число очков – по 46 из 64 возможных. Лучшее соотношение и лучшая разность были у нас (52:19 против 48:30 у южан), но тогда они в счет не шли. Предстоял дополнительный матч на нейтральном поле.

Не знаю, помните ли вы все, что происходило тогда, но я сохранил все в памяти с фотографической отчетливостью. Матч в Ташкенте 18 ноября 1964 года. Он, несомненно, стал чрезвычайным событием в футбольной истории страны.

Длиннейшая марафонская дистанция в семь месяцев, тридцать два яростных, трудных поединка позади, а все должен решить один матч. Можно ли не волноваться? Да еще кругом твердят: надо победить! Надо! А мы разве не знаем, что надо?

– Ребята, сегодня нужно показать нашу лучшую игру, – такими словами проводил нас на поле Виктор Марьенко.

Мы выходим на поле ташкентского стадиона с горячим желанием победить, чтобы доказать всем, что наша команда снова обрела свою прежнюю мощь. Тбилисцы играли хорошо, но мы их переигрывали, в первом тайме – бесспорно. Я не люблю слово «невезение» вообще, а применительно к спорту особенно, но то, что до перерыва мы не использовали несколько вернейших возможностей забить гол, несомненно. Разве не чудом можно назвать то, что С. Котрикадзе сумел отослать на угловой мяч, посланный с пяти метров могучим Олегом Сергеевым? Или кто забудет момент, когда после сильнейшего удара головой В. Щербакова мяч угодил в штангу, не дойдя до «девятки» нескольких сантиметров?

После отдыха обстановка почти не изменилась. На поле возникали взаимные атаки, но (или мне так казалось) чаще и острее наседали наши ребята. Особенно хорошо действовали Воронин, Иванов и Щербаков. Последний и стал автором первого гола. Оказавшись в зоне штрафной площади перед плотной стеной игроков соперника, он сделал два красивейших финта, вышел из–под опеки и сильнейшим ударом под планку забил гол.

Готовясь к встрече в Ташкенте, мы обсуждали каждую мелочь. Особенно занимал нас такой вопрос, как выбор вратаря. Когда объявили состав, многие были удивлены и разочарованы. Сезон 1964 года отлично провел Анзор

Кавазашвили. Его реакция, видение поля, сыгранность с защитой отвечали именно тем требованиям, которые предъявлял матч. Ничего плохого не могу сказать об Эдуарде Шаповаленко, но Анзору он тогда явно уступал.

Это особенно проявилось после того, как мы открыли счет. Пропущенный гол, поставивший тбилисцев в драматическое положение, вызвал яростный порыв, увеличил их силы, они неукротимо рвались в атаку. До конца матча оставалось минут двадцать, но, несмотря на напряженность игры, мы надеялись удержать счет. В нашей команде произошла замена, вместо В. Иванова тренеры ввели в игру тогда еще совсем молодого В. Сидорова.

Южане непрерывно вели наступление на наши ворота, но защита довольно успешно отражала их натиск, и по существу ни одного острого голевого момента соперникам так и не удалось создать. Только минут за двенадцать до свистка, который мог бы оказаться и финальным, наш Слава Андреюк, разряжая обстановку, послал мяч за лицевую линию.

Угловой пошел подавать Илья Датунашвили. Мы заняли свои места. Последовал свисток. Мяч прочертил в воздухе замысловатую дугу и, совершенно никем не задетый, опустился в наши ворота у задней штанги, где не оказалось Эдика Шаповаленко, который обязан был находиться здесь согласно «боевому расписанию».

Ни на минуту не принижая заслуг динамовцев, которые нашли в себе силы после неудачи продолжить борьбу и прочно перехватить инициативу, я все же должен сказать, что добиться первого успеха им помог случай и досадная ошибка нашего вратаря.

Пишу я отнюдь не для того, чтобы обвинить кого–то (винить даже Эдика особенно нельзя, нечто подобное произошло, как вы помните, даже с Львом Яшиным на чемпионате мира в Чили, когда мы играли против Колумбии), а чтобы начертить психологическую диаграмму проигрыша.

Итак: первый тайм – инициатива, по общему признанию, в наших руках. Второй тайм – открываем счет. Радость, надежда, подъем! Все направлено на то, чтобы удержать счет, все отдают себя игре целиком. И вдруг нелепый, неожиданный прокол. Он–то лишил нас боевого задора. Тем более что в нападении не было Иванова.

Вот почему, мне кажется, хотя счет после основного времени оставался 1:1, исход поединка уже в известной степени был предрешен. Это теперь, размышляя спокойно над причинами нашего поражения, я говорю, что «исход в известной степени был предрешен». Тогда мы даже и думать не смели ни о чем, кроме победы. Однако… Снова ошибается Шаповаленко, пропустивший сильный, но не совсем точный удар от того же Датунашвили. Через несколько минут преследуемый Месхи Андреюк нерасчетливо отпасовал мяч нашему вратарю. Эдик не среагировал на ошибку, и Михаил – «великий» (как называли грузины своего левого крайнего) без труда овладел «подарком». 3:1. Мы опустили руки. А гол, забитый с одиннадцатиметрового в наши ворота, уже ничего не решал.

Проигрывать всегда обидно. Тем более тогда, когда мы долгие месяцы возглавляли турнирную таблицу, провели десятки напряженнейших и победных матчей, а вот в последнем лишились этого. Но в какой–то мере нас утешало то, что мы уступили действительно сильной команде.

…Еще год тому назад, потеряв шесть лучших своих мастеров, мы все думали лишь о том, чтобы удержаться на поверхности, не скатиться вниз… И вот сейчас «утешаем» себя, завоевав серебряные медали, уступив первенство лишь в отчаянной переигровке. Сложное существо – человек!

Окончанию сезона и подведению его итогов был посвящен вечер, организованный парткомом, профкомом, комсомольской организацией ЗИЛа с такой тональностью, что не оставлял и тени для уныния, а заражал верой в наше будущее.

Когда мы подъехали к заводскому Дворцу культуры, то увидели толпы болельщиков, окружившие его. Нас они встретили громким скандированием: «Мо–лод–цы!»

На вечере было произнесено много добрых слов, но никто из футболистов не испытывал при этом чувства неловкости, потому что весь характер выступлений был таков, что не выделял кого–то из нас, а, наоборот, объединял с теми, кто сидел в зале, кто, не добыв билета, ждал на улице, и с теми, кто стоял у станков, у главного конвейера ночной смены…

– Ну, как не поздравить сегодня от всей души тор– педовских ребят, – произносит с трибуны наш почетный гость заслуженный мастер спорта Лев Иванович Яшин. – Как не обнять их, вложивших все свое умение, всю свою страсть в борьбу за спортивную честь завода. Самые лучшие и самые красивые слова, какие есть и какие еще найдут люди, я передаю тем, кто сумел так быстро избавиться от потрясений, еще недавно выпавших на долю торпедовского коллектива. Мы, советские футболисты, благодарим коллектив завода за то, что он воспитал настоящих бойцов, высоко несущих знамя нашего спорта.