Текст книги "Четыре реки жизни(СИ)"

Автор книги: Виктор Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

То ли от тебя побегут, то ли тебе придется спасаться бегством. А было всякое. И окна разбивали, и двери в садике вскрывали фомкой, и избивали сторожей. Как на войне, только без оружия и один, против своры.

Однажды, мой напарник по дежурству, а дежурили мы по 12 часов, через два дня на третий, пока принимал вечером объект под охрану, ворье сумело утащить из детского сада сварочный аппарат. Пока он с прорабом ходили закрывали и опечатывали комнаты, лихие люди подогнали грузовик, к заранее открытому окну и погрузили в кузов сварочный трансформатор весом более 80 кг. Прораб, услышав шум, пока выскочил на улицу, ГАЗон с аппаратом, уже покидал территорию садика. А попробуй, догони автомобиль на дороге. Но в основном воровали по мелочи.

Как-то заступил я на дежурство, а была поздняя осень. Дождь, темень, холод. Закрылся в вагончике, утеплился ватником, лежу на столе, напеваю песни, как чукча. Делать-то больше нечего. Читать невозможно, темно. Спать еще рано, да и нельзя – наступило самое воровское время, с 8-ми вечера до 1 часу ночи. Глаз да глаз нужен. Реагируешь на все шорохи и стуки, как собака. Через каждые полчаса делаешь обход объекта. Осторожно вышел, а походка у меня бесшумная, прирожденного охотника, иду и вижу жулика. Мужичек, уже где-то раздобыл то ли ведро краски, то ли шпатлевки, идет согнувшись по недавно прорытой траншее и не видит меня. Рассчитал, где он будет вылезать из грязной канавы, присел и жду вора, сжимая в правой руке заточенную арматурину, с рукояткой, как у коротких мечей спартанцев. Между прочим, страшное оружие ближнего боя. Копье и меч, и никто тебе не страшен, окромя человека с ружьем.

Вот, на четвереньках, скользя по грязи, вылезает мужик. Сначала показалась мокрая, старая фуражка, всего-то в полутора метрах от меня. Такой соблазн ударить по башке арматуриной, а потом закопать на дне траншеи, под трубами. Через пару дней бульдозер все сровняет. Был человек и нет. Знать бы мужику, как я мог бы распорядиться его судьбой, какие мысли одолевали меня в тот момент.

А я взял и протянул ему руку. Мужичок от испуга пролил на себя полведра, не ожидал он такой встречи. Бормоча «благодарствие», в полном конфузе, мелко и косолапо семеня ногами по мокрой глинистой тропе, поспешил раствориться в темноте за пеленой нудного дождя. Вот так я впервые отдал ведро «народного» добра. А что же мне убивать человека, за ведро краски, который сам что-то мастерит для себя. Возможно ремонтирует только, что полученную квартиру, отделанную с качеством «тяп-ляп». Такая была наша жизнь при развитом социализме. Вот такие были нравы в конце 70-х годов.

Несколько месяцев я умудрялся и сторожить, и здесь же работать плотником-бетонщиком, делать отмостку, заливать тротуары и дороги бетоном, класть бордюрные блоки. А днем умудрялся, через зевоту, проектировать автоматизированные системы для сварки обечаек атомных реакторов. Вот откуда истоки «чернобылей» и «курсков». А сколько можно было сделать за время воскресного дневного дежурства. Все «бурилки», блесны, грузы, поплавки и другие рыбацкие снасти и были сделаны за эти долгие дежурства. Зато в свободные выходные дни мы прекрасно оттягивались на рыбалках по полным программам. А вскоре у меня появился мопед и теперь удавалось облавливать все более и более далекие водоемы.

***

Глава 3. Щуки.

Мопед позволял не зависеть от редкого, непредсказуемого транспорта и помогал быстро добираться до тех мест, куда и за несколько часов пешего хода не дойти. Особенно, если за плечами тяжелая резиновая лодка и рюкзак. Но дороги в Сальских степях имеют пренеприятную особенность. Слой пыли, который всегда покрывает их, как мука, даже после небольшого дождя, вызывает сильное скольжение, аварии и полную непроходимость. Нередко, даже малейший поворот давал занос, ты летел в одну сторону, а мопед падал в другую. Скользили и падали пешеходы, летели в кюветы автомобили, резко увеличивалось число аварий на дорогах.

Однажды эта пыль сыграла и со мной злую шутку. Как-то, после удачной рыбалки на озерах и протоках в окрестностях Дона, я решил остановиться и помыть сапоги при въезде в город. Проехал подвесной мост через оросительный канал и спустился на бетонные плиты канала, вниз к воде. Берега канала в тех местах бетонированные, наклонные и, когда они сухие, по ним свободно можно ходить, не боясь скатиться в воду. Согнувшись, помыл один сапог, закончил второй, стал разгибаться, чтобы выйти наверх, заскользил и очутился в холодной воде. Видимо вода пролилась под сапоги и сцепление-то и нарушилось. В полной амуниции: болотных сапогах, телогрейке и толстых брюках, пришлось плыть вниз по течению, там где выступали камни и держась за них, выбраться на берег. Потом более часа сушил одежду у костра, бегая нагишом вокруг него, чтобы согреться и вспоминал далекое детство. Только шапка не намокла. С тех пор на наклонном сапоги не мою.

Поздней осенью, ребята из нашего института, разведали на небольшой речке Солянке, щучьи места. Большими компаниями по десять-пятнадцать человек, с хорошей закуской, как на пикник, нередко по выходным дням, мы отправлялись туда блеснить щук.

Дорога в те края пролегала среди сплошных болот, приходилось идти по глубокой скользкой колее от "Кировца", нередко падая и матерясь за неудачи, пока наконец мы не выходили на покрытые зеленью берега речушки Солянки. Неглубокая (1-2м) и неширокая (30-50м) она медленно текла меж пологих топких берегов, нередко заросших тростником и осокой. Но в этой никудышной реке плавали несметные щучьи орды, плотва, караси и уклейки. И за ту осень, зиму и весну, щуку в ней мы изрядно повыбили.

Бывало, залезешь в реку в болотных сапогах, полметра воды, полметра ила. Черная, как деготь муть, медленно расползается от твоих ног, а ты без устали хлещешь блесной вдоль берегового тростника. Если блесна не успела зацепиться за подводную растительность или не угодила в тростник, хват щуки обеспечен. После подсечки и вываживания, главное выдернуть сапоги из грязи и самому не упасть, пока выбираешься на берег. Нередко, однако, вместо щук хватало что-то тяжелое. Тащишь, ходит упруго туда-сюда, а приволочешь, оказывается огромная, как сковородка, ракушка. Тройник (N14) цепляет за створки, створки улитка мгновенно намертво смыкает и вот подводный кораблик идет галсами, ты в радости о крупной рыбине, а подвел ближе, полное разочарование. Рыбачили здесь всю осень, в дождь и снег, но лишь я, как самый упертый, умудрился прийти по морозцу 31 декабря и поймать спиннингом несколько хороших щук на новогодний стол. Фаршированная щука и котлеты гостям пришлись очень по вкусу!

Но лучше всего на реке Солянке мы ловили щук ранней весной. Как-то выбрались в самом начале апреля небольшой компанией друзей проведать старые щучьи места. Обловили почти километр берега, а улов худой – килограмма по 2-3 на брата. Устали, солнце припекает, расположились перекусить. Вдруг Саша вскочил и кричит.

–Змеи!

Действительно, позади нас на пригорке поднялась одна змея в стойку и шипит. А рядом с ней целый клубок извивающихся змеюк. Быстро собрали еду и тикать оттуда. Шутить весной со змеиным царством опасно. Донские края изобилуют этими опасными древними рептилиями. Даже на изолированной каменной дамбе, что в Цимлянском море, мы от нечего делать, соревновались, кто попадет с лодки блесной в огромных, двухметровых змеюк, что грелись на камнях. Иногда змеи случайно попадались на крючок блесны, на заливах и протоках острова. Приходилось отрезать блесну и уходить от греха подальше. Нередко мы находили непрошенных соседей неподалеку от наших ночных стоянок и костров. А летом на песчаных берегах Дона, такие встречи особенно часты. Нехотя, двухметровые черные твари уступают тебе дорогу. Но я не помню случая, чтобы на кого-то из нас напала змея, хотя и наступали возле них не раз.

Вновь расположились на обед, поджарили сало и сосиски на палочках на костре. Расстелили телогрейки, на газетах разложили нехитрые съестные припасы. Кто принес соленые огурцы, перец и помидоры, кто вареные яйца и колбасу. Я был мастером по засолке щучьей икры, получался хороший закусон под водку. Володька, как всегда, разливал по кружкам свой фирменный "диетический" самогон и наступала такая благодать! Незлобные соленые мужские шутки над товарищами, перемежались обсуждением мировых проблем и, в конце концов, как всегда, заканчивались "бабами" и народными песнями. Наверное, ради этого мы и ходили на рыбалку компаниями, отдохнуть на природе от городской премудрой суеты, да и белковый прибавок семье принести. В те времена вареная колбаса была в дефиците, а зарплата была мала, не хватало даже на прожор, не говоря про все остальное. В России всегда в стоимости товара, составляющая фонда оплаты труда, в несколько раз меньше, чем в нормальных развитых странах. Что до революции, что после, что при нынешнем капитализме. Причем разрыв в доходах между самыми богатыми и самыми бедными, также в несколько раз выше, чем в развитых гражданских обществах.

А наши "умные" аналитики с экранов, «чешут репу», почему в России не идут реформы. Вся боятся сказать, что правящая элита привыкла обращаться с народом, как быдлом, как с порабощенными иноземцами, а не как с равноправными партнерами, живущими на одной территории, под названием Россия. Изощренное «свободное» рабство народа России продолжается.

Пока философствовали одни, а другие пребывали в полудреме, кто-то обратил внимание на проходящих вдали мужиков, несших мешок с точащими щучьими головами. Санька, как самый молодой, сбегал узнать, где они столько надрали рыбин. Вернулся, рассказал, что всего в километре от нас есть небольшой залив, где щук видимо-невидимо. Быстро собрались и пошли туда. Вечер-то поджимал.

Действительно, вскоре показался небольшой округлый заливчик, окруженный кустами, тростником и густой травой, так что для нормального заброса было пространство всего в пару метров. Гурьбой, оттесняя друг друга, зашли в воду и начали хлестать. Первые же забросы показали, что мужики нас не обманули. То один, то другой вытаскивал полутора-двухкилограммовую щучину. Икряные, толстые с зубастыми пастями, как у крокодилов, они хватали тройники N14, так что проходилось вытаскивать их или плоскогубцами, или палкой. Встаешь ей на шею огромным болотным сапогом, чтобы не вырвалась, одной палкой открываешь пасть, а другой поддеваешь тройник. Но даже при таких долгих манипуляциях, нередко получали мелкие травмы и все пальцы были в крови.

После первых удачных бросков, у нас проснулся настоящий дикий охотничий азарт. Солнце стремительно садилось, сгущались сумерки, а никто уходить и не собирался. Почти после каждого удачного заброса блесны, следовал мощный удар по блесне, хватала щука, делала свечу, чтобы ослабить натяжение лески и освободиться от крючка. Если ей это не удавалось, она утыкалась носом в траву или лезла в коряги. Но крючки были жесткие, каленые, леска 0,4-0,5 мм, удилища металлические, да и катушки самые мощные, по тем временам, "Невские". Эти прочные снасти почти всегда выручали нас.

Даже если получался перекид в кусты или тростник, то наматываешь леску на рукав телогрейки и прешь, как трактор – или куст сломается, или леска оборвется. Тогда взрыв хохота, соленые мужские прибаутки, а ты привязываешь новую блесну, теряя драгоценное время и лучшее место заброса. Потом жди, когда оно освободится. Главное встать на удачное место и забросить туда, где у соседа только, что сошла рыбина, а он вытащил пучок травы и сейчас очищает блесну. Занимаешь место и когда сосед кладет рыбу в рюкзак выходя на берег, тогда ему ничего не остается, как кидать с неудобья, или туда, где много травы и щука помельче.

Азарт давал много сходов, много зацепов, да и друг с другом мы нередко путались лесками. Шла веселая, боевая ловля мощного хищника. Чуть подведешь щуку к берегу, как она начинает бешено мотать башкой, нередко блесна отрывается и пулей летит в тебя. Не успел увернуться, можешь получить травму. Такое было не раз. А щучина сойдет с крючка, отойдет на несколько метров в глубь, затаится и ждет, когда блесна снова пройдет мимо. Эта совершенная машина для убийств, прекрасно видит и понимает, что стальная блесна не пища. Она нападает на блесну, как на соперника и теряет самоконтроль. Вот отсюда корни "блатарской психологии" – «зачем мою территорию топчешь»? Хвать зубами и жертву ко дну. Иногда щука промахивалась и крючок цеплялся за брюхо. Тогда борьба ожесточалась. Спиннинг дугой, рыбина то в траву на дно, то в тростник, тянет как пятикилограммовая, а вытащишь, увы и ах, всего-то на килограмм. Дошло до того, что рюкзаки заполнились, мешков нет, а рыба все хватает и хватает. Стали выбирать только толстых, икряных щук, остальных отпускали. Мой старый рюкзак не выдержал очередной утрамбовки и стал расползаться по швам. Пришлось закончить рыбалку и перевязать его веревками и леской, чтобы хоть как-то дотащить добычу до дома.

Сгустились сумерки, а щука все шла и шла. Пятеро краснорожих мужиков, грязные, в икре и слизи от щук, с мокрыми, кровоточащими руками, стоя по колено в черной воде, с остервенением «полощут» поверхность залива. Гогот, «ржачка», прибаутки после каждой удачи или схода. Глаза горят, проснулся древний инстинкт охотника, столь редкий в наше цивильное, сытое время.

Едва угомонились, в темноте недолго и глаза друг – другу позацеплять крючками, да и рыбу уже некуда класть. А впереди еще грязная, скользкая дорога в три километра, до автобуса. Налегке, посветлу и то проблема, а тут ночь, да у каждого за спиной за двадцать килограмм. Больше часа добирались до шоссе, чумазые с ног до головы. Кое-как умылись в лужах, чтобы из автобуса не выгнали и лишь к двенадцати часам добрались до дома.

В тот же вечер я накрутил вилкой икры (так снимают пленку) и засолил два с лишним литра икры. А на следующий день ходил одаривал знакомых и родственников щуками. Другие выходные дни были менее удачными. Щука уже отметала икру, болела и брала очень редко. Да и в последующие годы такой удивительно богатой рыбалки, больше не было. Наверное поэтому и запомнилась та первая весенняя рыбалка, с диким охотничьим азартом в глазах, среди многих других походов за щуками по многочисленным водоемам нижнего придонья.

***

Глава 4. Остров.

Дон для нас начинался сразу после плотины. Вода там мощным потоком, отработав в турбинах ГЭС, вырывалась на свободу, бурля и пенясь. Потом еще несколько сот метров, буруны и водовороты выходили на поверхность быстрой реки, постепенно угасая и превращаясь в обычное плавное течение равнинной реки. Летом часть воды обычно, сбрасывалась через один, два слегка приподнятых затвора плотины. Но по весне, когда паводок пригонит с верховьев особо много воды в водохранилище и оно начнет угрожающе подтоплять прибрежные поселения, открывались аварийные затворы плотины на полный проход воды.

Вся река начинала кипеть и пениться от усиленного потока воды. Мгновенно заполняются низины, разбухают протоки и озера на острове. Заливные луга покрываются более, чем метровым слоем воды и уже станичники с низовьев Дона требуют закрытия паводковых затворов. Два-три дня гуляет большая вода, затем начинает входить в свое обычное русло, оставляя к радости рыбаков множество зарыбленных озер и проток.

Поэтому, не дожидаясь установки парома, мы нередко командой из нескольких резиновых лодок, переплывали еще быстрый Дон и устремлялись на ближайшие протоки и озера острова. На нем нередко попадались большие лужи, в которых, если внимательно приглядеться, кишмя кишела рыба. Это, прежде всего, сазанчики и серебристые караси-гибриды. Вот тут и начиналась ловля. Кто сачком, кто болотными сапогами и ветками, во множестве выбрасывали рыбу на берег. Крупную забирали себе, мелочь отправляли расти обратно в воду. Летом эти лужи обычно пересыхают и тогда начинают пировать птицы и звери, которые во множестве обитали на этом громадном острове. Такие лужи встречались десятками, у некоторых из них мы надолго задерживались, поэтому, придя на место ловли, уставшие и грязные, обычно обедали, отдыхали и часок другой поблеснив, отправлялись в обратный путь. Жаль, что такие большие разливы бывали не каждый год. Зато зашедшая и перезимовавшая мелочь, на обильном корме, через год-другой вырастала в килограммовых щук, больших карасей и сазанов. Да и плотва нередко вырастала до полукилограмма.

Обычно на остров мы отправлялись в мае, когда щука в реке Солянке и примыкающих к ней водоемах уже была нами основательно выбита. Проток и озер на острове было множество, но хорошо ловилась рыба лишь в некоторых из них, причем в каждый сезон в разных местах. Поэтому все разбредались в разведку в разные стороны, потом кричали друг другу и собирались там, где был лучший клев. Один раз напали на икряного гибрида (карася), грамм по триста и таскали его, пока не устали руки.

Удилища то за пять метров, попробуй, взмахни тысячу раз. Как всегда потом шел костер с ухой и водочкой, отдых часок-другой и начиналась охота на щук. Ловля щук на спиннинг была нашим коронным развлечением, при любой ловле, при любой погоде и сезоне.

Усталые, пропахшие костром и рыбой, измазанные икрой и молокой, нередко приходили домой, когда уже начинало смеркаться. Но это, наверное, было самое радостное время в моей жизни. Было много друзей, мы были еще молоды, энергичны и здоровы. Хватало сил и на далекие рыбалки и на работу, а иногда и на две-три работы и на все остальное...

К июню протоки на острове зарастали травой, рыба становилась ленивой и только на самых глубоких местах оставались окна с чистой прозрачной водой. Но и до этих окон не всегда было можно добраться – разросшиеся кусты и тростник мешали забросу поплавковой удочки, не говоря уж про спиннинг. Было у меня излюбленное место – большой наклонившийся к воде тополь на одной из заросших проток. Я залезал на него и с двухметровой высоты смотрел в чистую открытую воду, наблюдая за рыбой. Совсем, как когда-то в далеком детстве.

Вот лениво копошится стайка карасей у дна, а сверху нежатся в теплой воде плотвички и красноперки. Едва покачивая перьями хвоста, пересекает чистое место пара, отливающих желтым серебром, килограммовых сазанов. Медленно, едва шевеля грудными плавниками, проплывает наискосок, головой вниз, зубастое полено-щука. Увидела меня, застыла в удивлении, что за чудо с дерева сует ей под нос «блескучую» железяку на толстой леске. Нет, такой номер не пройдет, я сыта и довольна, наверное подумала щука, когда я совсем по наглому хотел ее забагрить за брюхо. Изгиб хвоста и она проворно скрылась в траве, оставив меня с носом.

Клева нет, зато кругом такая красотища – кричат многочисленные птицы, носятся белые чайки, а выше всех парит, как планер, могучий орел, высматривая зазевавшуюся живность. Хрустнув веткой, прошло несколько лосей, в дальнем тростнике тонко взвизгнул кабаненок. На миг все стихло, только теплый ветерок едва шелестит листвой дерева, да кровопивцы-комары, жалят мою, уже почерневшую от загара шею. Догадались, что руки заняты, вот и обнаглели.

Охота на острове запрещена, заповедник однако, но рыбу ловить можно. Только попасть на остров тяжело. С одной стороны широкий Дон, с другой река Сухая, шириной под сотню метров. Это только она называется Сухой, на самом деле это стремительное и глубокое ответвление Дона, которое вновь соединяется с ним ниже, километров за пятнадцать. Эти две реки и образуют вытянутый остров с максимальной шириной около пяти километров. Народу на острове мало, особенно в глубине его. Редко встретишь рыбака летом, а осенью тем более. Все пасутся обычно по берегам.

В середине лета, когда выдавались не очень жаркие дни, мы предпринимали вылазки на реку Сухую. На автобусе доезжали до станицы Красноярской, а там пешком через степь еще с час топать. Вообще расстояния в донских степных низовьях очень обманчивы. С возвышенности, с кургана вот там за теми деревьями видится недалекая река, а идешь и идешь к ней больше получаса хорошим шагом. Места равнинные, плоские, однообразный ландшафт не кончается, глазу зацепиться не за что. Один раз, под осень буквально в километре от реки, я как-то попал в густой туман. Иду, а берега речки все нет и нет. В двадцати метрах буквально ничего не видно. А шел, как всегда напрямую, без дороги. Почти час я шел этот километр, пока вдруг не увидел береговые кусты. Оказалось, что шел почти параллельно берегу. Хорошо хоть, что не ушел обратно от реки. Не зря говорят – черт водит в тумане.

Но, достаточно высоко поднявшееся солнце и легкий ветерок, быстро разогнали прибрежный туман и вдруг открылась вся красота неширокой, но глубокой реки с мощным течением. По весне, ближе к лету, да и под осень, в этих местах вырастают целые стойбища из разноцветных палаток. Приезжие рыбаки ловят леща, вялят его и хранят в глубоких, вырытых в земле, подвалах. Некоторые приезжают даже семьями и живут здесь по несколько недель.

Когда появился мопед, я пристрастился ездить на Сухую на нем. Там в конце лета и в начале осени, хорошо шел голавль, судак и щука. Но езда по трассе, где много автомобилей, очень рискованна. Даже "Запорожец" и тот так и старается тебя прижать к кювету и завалить. А уж КАМАЗы тем более. Каждый норовил отравить гарью «маленького кузнечика». Поэтому чуть дождь или грязь, приходилось добираться на автобусах и топать по степи пешком.

Нередко приезжал ловить голавля и на левую сторону Сухой. Обычно на пароме переправлялся через Дон на остров, а затем пешком пересекал его. Левый крутой берег реки был безлюдным, покрытым во влажных местах высокой сильной травой, кустами непроходимого терновника, раскидистыми ветлами и черемухой. В одном месте даже росла на приволье огромная шелковица, ягоды с которой я нередко даже привозил домой на варенье. Ловля голавля на Сухой ничем не отличалась от его ловли в юности на Белой. Только голавли здесь были крупнее и вкуснее.

Бывало, тихо подкрадешься к уступу берега среди высокой травы или кустов, выследишь греющихся на отмели красавцев-голавлей и лежа или стоя на коленях, далеко забрасываешь, как нахлыстом, приманку. Крупные голавли, нередко хватали мелких лягушат, громадных кузнечиков и большие корки хлеба. Обычно насадка, дав полукруг, подплывала к стоящим у отмели рыбам. Конечно, они глазастые, все твои ухищрения видели и не всегда тебе сопутствовала удача, но и их сбивал с толку азарт, безумие. Едва потягивая и шевеля насадку, вызываешь клев, особенно, если сверху подбросил кусочки хлеба. У рыб разыгрывается аппетит, заглушающий страх и вот уже одна из рыбин, торпедой идет на твою наживку и хватает ее. Хорошая подсечка и на виду у всех сородичей, отчаянно сопротивляющийся экземпляр уже бьется в воздухе, поднимаемый вдоль обрывистого берега. После такой картины обычно все голавли уходят, да и тебе надо менять место лова. Раньше чем через полчаса ловить здесь бесполезно. Вот так и кочуешь вслед за голавлями, ища укромные уголки, чтобы повторить все с начала.

Однажды так увлекся ловлей, что и не заметил, как стало вечереть. Быстро смотал удочки и спешно пошел через остров к парому. Но, как ни торопился, не успел. Паром уже зачалили на противоположном берегу и паромщик ушел домой. Пометался я по берегу, размахивая руками проходящим редким моторкам, бесполезно. "Крутые", бездушные казаки на мои просьбы не реагировали, да и денег особо не было. Искать бревна и проволоку, чтобы сделать плот, в этих местах бесполезно. Все в этом безлесном краю давно собрано.

Ничего не оставалось делать, как разжечь костерок, сделать парениху и поужинать крохами, что остались от припасов. Ночевать на берегу было холодно, шел сентябрь, поэтому я отправился в зеленый массив, где по пути видел копну сена. В сене тепло и мягко, не то, что на ветру, на дереве. Нашел эту копенку, высотой в полтора метра, в сетку с рыбой набил осоки, чтобы рыба не испортилась и подвесил ее на высоких кустах, на ветру. Подальше от моей копны, чтобы зверье не кучковалось рядом, привлеченное запахом рыбы. Зверья-то здесь хватало. Недалеко от стожка нашел хорошее крепкое дерево, чтобы в случае опасности взлететь на него. Рядом поставил два крепких дрына, для удобства влезания. Вырезал дубину и сделал копье из кинжала. Такое оружие позволяет более уверенно себя чувствовать и спокойнее спать. Разворошил верхушку копны, чтобы прогнать возможных постояльцев, закинул рюкзак и удочки, и с помощью дубины-копья, с разбегу, залез на верхушку копны.

Уже совсем стемнело. Едва проклюнулись звезды. Прохладный северный ветер, старательно чистил их редкими легкими облаками. Где-то на юго-востоке уже набирала силу светлая округлая луна. Стоял конец сухого сентября. Зверье на этом островном заповеднике, особенно активно в такую лунную ночь и потому опасно. Так, что мои приготовления имели под собой почву. Особенно опасны в эту пору лоси – начинался гон, да и подросший молодняк кабанов очень любопытен в этот период. А вот для волков еще рановато разбойничать.

Вспомнил, как в прошлом году, с другом Сашей Черным, мы припозднились, ловя щук на далеких протоках острова. Уже стоял сумрачный ноябрь. Идем обратно, а вдали два волчьих силуэта. Срочно вырезали по хорошей дубине, приладили к ним кинжалы. Получились неплохие пики. Ускорили ход, громко оря песни. Так и провожали эти «нахалы» нас до самого берега Дона. А у нас новая проблема – не можем найти спрятанную резиновую лодку. Туда – сюда рыщем по кустам, нигде нет. Стало совсем темно. Неужто кто-то подсмотрел, когда мы прятали лодку и спер ее. Да, вроде нормальных людей в эту пору на острове не сыщешь, а такие как мы рыбаки, чужого никогда не возьмут. Разожгли несколько больших костров и с факелами обшарили все близлежащие кусты. И вот она, родная, нашлась. Лежит, под кустами, хорошо спрятанная и звуков не подает. Быстро надули лодку, в темпе переплыли, едва успев на последний автобус из Романовки в город.

Лежу на сене, вспоминаю былые приключения. Вот опять невезуха. Переночевать в стогу не проблема, хотя и легко одет. Обидно, что матушка будет беспокоиться и переживать, что случилось с сыном. Обещал к вечеру вернуться, а уже глухая ночь. Волноваться ей особо нельзя – возраст под семьдесят лет. А я здесь под звездным шатром, вдали от людей и городской суеты пережидаю ночь. Луна уже набрала хорошую высоту, стелит по траве четкие черные тени от ближайших кустов и деревьев, делая их листву переливающейся серебристо – черной. Пейзаж вокруг, как в сказочных картинах Куинджи.

Медленно течет ночное время. Долго всматриваешься в безбрежный океан звездных миров, что опрокинулся огромным куполом от горизонта до горизонта и невольно ощущаешь себя таким маленьким созданием. Прямо на юг великое созвездие Ориона, с тремя звездами пояса, указывающими на самую яркую звезду северного полушария – Сириус. С детства запомнил ее яркость -1. А вот Полярная всего лишь светит на 4 единицы. Почти над головой сверкает созвездие напоминающее W – созвездие "Корона". Левее и южнее располагается созвездие "Плеяды". Это далекое скопление звезд само является огромной Галактикой, с мириадами звезд и созвездий, не видимых нами. На востоке уже взошла яркая, переливающаяся всеми цветами радуги звездочка, планета Юпитер.

Когда-то, учась в институте, много раз смотрел в настоящий большой телескоп на Юпитер, наблюдал его луны, рассматривал разноцветные кольца Сатурна. Преподаватель удивлялась, как технарь, не проходивший школьного курса астрономии, так неплохо ориентируется в звездном небе. Невдомек ей, что я под ними вырос и хотя многое, чем владел до восемнадцати лет, уже подзабылось, но даже этот багаж позволил мне сдать астрономию досрочно и на отлично.

Мои мысли прервал шум в далеких кустах. Так и есть, лоси. Видимо выясняют между собой отношения, а это самое страшное. Не попадайся на пути разгоряченных рогатых чудищ. Весь напрягся к деру на дерево, если направятся в мою сторону. Был и другой вариант – поджечь охапку и с криком бросится на них. От внезапности могут и испугаться, а я тем временем залезу на дерево. Но шум ушел наискосок, за дальние деревья и стих. Сразу задремал. Чуткую дрему прервал топот ежа. Когда один, ночью в тиши, очень обостренно начинает работать слух и обоняние, да и глаза быстро привыкают к темноте, но их блеск выдает присутствие. Вот почему шум от когтистых лапок пробегающего в пяти метрах ежа, показался топотом. Посмотрел на часы. Шел двенадцатый час ночи. И я снова уснул.

Внезапно проснулся от чувства, будто кто-то пристально смотрит на меня. Не шевелясь, чуть приоткрыл один глаз – действительно, в 30 сантиметрах от моего лица, на рукаве штормовки, находится громадный мохнатый паучище. Чуть меньше коробка спичек. Сидит и пристально уставился в меня всеми своими восемью глазами. Осторожно, чтобы не спугнуть, приподнял руку и резким движением сбросил паука на траву под копну. Нечего будить уставшего человека.

Остаток ночи прошел в чутком, но глубоком сне. Утром бодрый от холода до стука в зубах, снял мешок с рыбой с дерева, напугав лисичку, и пошагал к Дону. На берегу развел костерок, согрелся, а вскоре и паром подошел. Так благополучно закончилось мое одно из многочисленных путешествий по острову между Доном и Сухой.

***

Глава 5. Река Сал.

При всем многообразии водных просторов низовий Дона и Сухой, озер и проток острова и их рыбном изобилии, все же самой заветной речкой для меня стала далекая река Сал. Небольшим, пунктирным ручейком, вьется она по сухим сальским степям, в засушливые годы пересыхая и делясь на многочисленные русловые озерца-старицы. Но чем ближе Сал подходит к Дону, впитывая в себя редкие, скудные, а потому столь дорогие братья-ручейки, тем больше он начинает напоминать речку, тем больше в нем появляется глубоких сомовьих ям, тем выше и круче становятся его берега, тем больше надо прошагать, чтобы найти подходящий брод для перехода. Это река контрастов: где-то можно ее перепрыгнуть с хорошего разбега, где-то перейти вброд в болотных сапогах, увязая в тине, а в сотне метров отсюда можно встретить плес за пятьдесят метров ширины с четырехметровыми глубинами.

Все живое стремится из раскаленной степи к ее прохладе, к немногочисленным зеленым оазисам с колючими акациями, стройными тополями и береговому ивняку, чтобы укрыться в них от долгого знойного дня и напиться теплой солоноватой воды. Но настоящая жизнь здесь начинается с сумерками. Шумно вздыхая и чавкая топкой береговой грязью пробираются сквозь плотные заросли тростника чумазые кабаны. Редкие лисы и волки подкарауливают в глухих местах многочисленных зайцев и крыс. Множество водоплавающей и другой пернатой дичи недовольными криками выясняют между собой отношения в воде, воздухе и в кустах. Этот шумный сухопутный и водяной мир дополняет мир подводный – безмолвный и молчаливый на первый взгляд, но такой же активный и подвижный, если присмотреться.