Текст книги "Четыре реки жизни(СИ)"

Автор книги: Виктор Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Еще когда сидел у костра, решил, что не стоит мучиться с плотами. Хотя течение быстрое, но ни на одном плоту я не плыл более часа. А разбор и сборка плотов, забирает времени и сил больше, чем если бы я шел по берегу, да и постоянные извивы реки слишком медленно приближают меня к пересечению с дорогой, идущей вдоль Ангары. По ней я и собирался вернуться в Братск на пойманной попутке. Почему бы мне не попытаться идти по направлению реки, спрямляя ее многочисленные изгибы, тем более, что завалов из деревьев вдали от реки не так уж и много и они обходимы. Вот я и шел, то приближаясь к руслу реки, то отдаляясь от него, сглаживая ее колены.

Часам к шести нашел недалеко от берега хорошее дерево для ночного гнезда, сплел его из гибких березовых веток, забросил сухой лапник. Затем спустился по берегу метров 100 вниз, развел костерок, хорошо поужинал остатками паренихи и чаем, тщательно затушил костер и замаскировал его. Наследил, будто пошел дальше вниз по течению, а сам осторожно, с утайками и стараясь не следить, прошел лесом обратно, бесшумно забрался в приготовленное гнездо на сосне. Примастерив копье, мешок и дубину, чтобы не упали при неосторожных движениях, долго озирал окрестности, со своей спальни на четырех метровой высоте.

Солнце еще подсвечивало сгущавшиеся тучи на западе, а стальная гладь реки уже почернела, едва видимые контуры берега, сливались с растущими кустами. Лишь хорошо просматриваемые верхушки высоченных берез и сосен мерно покачивались под легкими порывами северо-западного ветра. Их тихое, еле слышное поскрипывание и легкий шелест осенних листьев, навивали благодать и спокойствие. Перекурив последний раз, засунул мешок под голову, натянул капюшон штормовки на фуражку и укрывшись полиэтиленом, заснул чутким сном одинокого охотника.

Много лет, начиная с детства, мотаясь по ночевкам, нередко на 2-3 дня, давно заметил, что уже на второй день такого дикого одинокого существования начинаешь более глубоко и обостренно чувствовать окружающий безлюдный мир. Всякие многолюдные многодневные походы не дают такого обострения. Особенно развивается слух и обоняние. Нередко, идя вечером или ночью, сначала по запаху определяешь знакомое место и лишь потом визуально. Начинаешь замечать, что ночью все в лесу продолжает жить своей размеренной, не всегда замечаемой нами днем, жизнью. Вот раздался легкий всплеск и какой-то мелкий зверек завозился на берегу и опять все стихло. Кто-то, шурша, оставил свой звуковой след и более долгий, след запахов на лесной подстилке и опять тишина, лишь, на грани ощущений, доносится далекий, монотонный звук реки, струящейся через завал.

Раннее воскресное утро, встретило меня прохладным северным ветром, низкими пасмурными тучами и предчувствием скорого дождя. Быстро разжег костер, согрел чай, позавтракал остатками еды и отогрелся. Сразу стало веселее.

Надо было идти, пока не пошел дождь. Проверил все свои оставшиеся съестные припасы. Увы, еды на скудный завтрак, не более: небольшой кусочек сала, полбулки хлеба, пяток рафинада, 2 карамельки и сухарь (НЗ). По моим подсчетам, где-то на юге, юго-востоке, в 10 км должна быть дорога на Братск, чуть дальше Ангара. Но так как и дорога петляет вокруг сопок и Вихоревка, то возможно до дороги, и все 20 км. Солнца не видно, азимут по ходу туч, если ветер со вчерашнего вечера не изменился, можно взять с погрешностью около 30 градусов. По мху на березах и муравейникам погрешность направления на юг, еще больше.

Особенно начинаешь плутать в дождь. Плохая видимость, шум дождя, обходы завалов, заболоченных мест и крутых поросших склонов сбивают слабый интуитивный автопилот человека. Поэтому, при плохой видимости, в дождь или ночью путник переходит на большие круги, теряется и погибает в тайге. Все это я прекрасно знал, опасался, но знал я что сил и еды у меня достаточно, что при любых обстоятельствах, я рано или поздно выйду к каким-нибудь дорогам, снова к Вихоревке или к самому Братску. Да и хотелось испытать себя, как теперь говорят, "экстремом". Идти строго обратным путем, по отметкам из сломанных веток, надежнее, но долго и не интересно.

Поэтому решил не спешить, наловить рыбки на обед, сделать парениху, пока нет дождя и лишь потом отправляться в путь. Кто его знает, сколько еще идти, а идти сытым всегда веселее. Но холодный ветер загнал голавлей на дно, а хариус вообще пропал. Сменив множество мест рыбалки, с трудом поймал трех небольших голавликов, затратив больше двух часов. Еще раз согрел чай, напился от пуза, остаток в кружке, прикрыл плотно привязанной крышкой, отправился с таким водяным запасом в путь.

Выбрал направление, чуть левее хода облаков, намечая далекие ориентиры и стараясь не сбиваться с намеченной прямой. Низкие тучи, подгоняемые холодным северным ветром, почти скребли верхушки высоких деревьев, что росли на крутых сопках. Шел по бездорожью, с одной мыслью, как бы не напороться на гарь, так уж не хотелось преодолевать эти грязные препятствия и зазря изматывать силы.

Вот и пошел «столь долгожданный» татарин-дождь. Сначала лишь редкие мелкие капли, словно случайно, как бы извиняясь перед путником, падали лишь на траву и на ветки кустов, делая кеды мокрыми и лишь потом дождь обнаглел и стал бросать холодные капли в лицо. Пришлось остановиться, сделать из полиэтиленового куска конус, прошить его проволокой, прорезать дыры для глаз и рта и водрузить это сооружение на голову. Спереди полиэтилен закрывал туловище, сзади опускался почти до колен. Для путешествия в дождь по проселочной дороге это было неплохо, но в тайге, ветки задевали конус, он съезжал, приходилось идти полуслепым, лишь потом сообразил и обвязал веревкой и проволокой конус на шее и на поясе. Шел ходко, упираясь копьем на скользких склонах, стараясь, пока не сильно промок, найти хоть какую-нибудь лесовозную дорогу или тропку. Шагая по ней, не надо думать об азимуте, тропа обязательно выведет на дорогу, а дорога на шоссе.

Но время шло, промокли кеды и носки, штаны уже до колен, хоть отжимай, а ни тропки ни дороги нет и в помине. Устал. Разжег под раскидистой елкой костер, сделал парениху, чай. Разделил остатки еды на две части: кусок хлеба, сало, сухарь и карамельку в НЗ, все остальное съел сейчас. Подсушив брюки и кеды отправился в путь. Шел пятый час дня. Уже начинало смеркаться, из-за дождя и низких туч. Маршрут пролагал стандартно, от направления движения туч двадцать градусов левее, определяя ориентир в виде далекого большого дерева или сопки и старался держаться этого направления. Встретив муравейник или мшистое дерево, растущее на поляне, сверял направление на юг.

Постепенно стало совсем темно. Зашел на вершину соседней сопки, с трудом забрался на скользкое мокрое дерево и около 2-х часов пристально всматривался по направлению на юго-восток. Ну должна же хоть какая-то машина блеснуть фарами на подъеме-повороте и определить мой последний бросок к дороге. Но было воскресенье, вечер, дождь и редкий транспорт в этих краях, решил не показываться мне. А может не туда гляжу!

Так и сидел я, дикий человек, на ветке под дождем озираясь по сторонам в надежде уловить своими зоркими глазами хоть какой-то отсвет фар в пространстве или на облаках, пока не заметил легкое покачивающее свечение. Оно показалось совсем не в той стороне, чем я ожидал увидеть. Скорее это был где-то северо-восток. Отблеск помаячил несколько секунд и пропал. Однако мне этого было достаточно, чтобы наметить направление и ориентиры пути. Обрадованный, быстро слез с дерева, выложил палками направление и задумался.

Напрямую, до увиденного отблеска, по расчетам, около двух километров. Это в степи, в хорошую сухую погоду можно увидеть отблеск фар и за десять километров, а здесь тайга, дождь и горы, два километра наверное предел видимости, даже если и смотришь с высоты. Звук же глушат и отражают горы и деревья, поэтому звука и не слышно. Но два километра по прямой, это все 4-5 километров по гористой ночной тайге, где сбиться ночью в дождь, пара пустяков. Ждать утра или идти в эту кромешную жуть. Эти мысли сверлили в моей голове несколько минут.

Конечно, можно залезть под мохнатую шубу ближайшей елки, разжечь костерок, поужинать, обсушиться и с рассветом отправиться в путь. Или шагать в ночь, под дождем, в кромешной тьме, в мокрой одежде по скользкому бездорожью, где любая ветка так и норовит выколоть глаза. Да и маршрут выдержать непросто. Поскользнулся, упал, встал, куда идти, где направление. Только интуиция и спасает в таких ситуациях.

Взвесив все за и против, опять решил рискнуть. Для здорового, жилистого почти девятнадцатилетнего парня, это хорошее, не смертельное испытание. Людей в тайге в такую погоду нет, сытое зверье спряталось от дождя, далеко слышит и убежит, при виде такого страшного горбатого приведения с пикой в руках, с топором за поясом и высоким конусом на голове. Пропастей здесь не должно быть, а попадется болото или возникнут другие неодолимые трудности, всегда можно остановиться, разжечь костер и переждать до утра.

Немного отдохнул, подкрепился хлебом, двумя кусочками рафинада и полизав мокрые листья, в углублениях в которых скопилась безвкусная вода, неспешно, осторожно двинулся в путь. Маршрут сверял по движению едва видимых облаков и ветру. Шел одиннадцатый час ночи, для конца сентября, это время самой колючей темени.

Пробирался почти на ощупь, медленно обходя завалы и болотистые места, часто останавливаясь и прислушиваясь, вдруг появится шум автомобильного мотора. Но было темно, сыро и только шелест капель дождя о листья тревожил ночное спокойствие таежного мира, да еще шум шагов и удары копья ночного дикаря-одиночки, придирающегося сквозь заросли. И если бы кто-то встретил меня в тот момент – плохо бы спал несколько месяцев, настолько был страшен это, не похожее на человека, приведение. Конечно, больше всего опасался пьяных охотников.

Пальнут со страха и нет человека. Но сколько иду, даже у речки не встречал следов человека, хотя и видел давние кострища. А следы давно размыли дожди и росы.

Шел и чувствовал в себе силу, что я могу, что я преодолел себя, что мне многое по плечу. Шел и шел, то насвистывая, то напевая знакомые бесконечные туристские песни, подбадривая себя и отпугивая невидимое зверье. Все больше приходила очевидная мысль, что заблудился, что пора становиться на ночлег под мохнатой елкой. Одежда промокла уже до пояса и постепенно натирала движущиеся части тела. Еще несколько часов такой ходьбы и появится первая кровь, а до этого нельзя допускать.

Вдруг почувствовал ногами, что попал в длинное углубление. Зажег свиток сухой бересты, что хранил, в кармане штормовки, на всякий случай. Ураа! Действительно это была старая, заросшая травой лесовозная колея. Только в какую сторону идти, где она идет в лес, а какое направление на шоссейку. Поди узнай! Поставил знак в виде пирамиды из сучьев, с направлением движения и пошел, как бы в сторону юга. Если через час не выйду на шоссе, значит надо идти в обратную сторону. Отдохнул у костерка, подсушился и не спеша пошел в выбранном направлении. Через час заметил, что колея расширилась, стала свежее, значит «Правильной дорогой идете товарищи!», как говаривал вождь пролетариата Ленин, хотя и завел страну в разруху и войну. Но здесь я угадал верное направление и через пару часов был на дороге. Мои мучения кончились, я преодолел страх и тьму.

Тихий дождь мелкой сеткой, монотонно ткал лужи, кромешная черно-серая темень скрадывала силуэты ближайших деревьев и, даже стоя на дороге, можно о ней было только догадываться. Далее трех метров в любую сторону она не просматривалась. Рассчитав, что раньше утра, вряд ли удастся найти попутку, разжег под громадной сосной у дороги хороший костер, собрал с широких листьев воду и заварил чай. Почистил одежду и умылся, чтобы не напугать своим дикарским небритым видом водителей. Всю одежду снял и разложил сушиться на ветках над костром, сам же переоделся в сухие шерстяные носки и в трусах и майке, крутясь у огня, в очередной раз то ли поужинал, то ли позавтракал остатками еды из НЗ. Лучше ждать сытым, да и зачем теперь НЗ. На попутке до Братска меньше получаса хорошей езды. Это пешком по бездорожью, крутить по завалам и сопкам полдня, а у машины мотор и колеса, жми на газ и крути баранку и нет проблем даже в осенний дождь. Подсушившись, напялил всю одежду на себя, нагреб сухой хвои и лапника устроил лежанку. Перекурил и укрывшись куском полиэтилена, через полчаса спал мертвецким сном у костра, возле шоссейки.

Удивительна приспособляемость человека. Казалось, уже несколько сот лет живем в относительно комфортных условиях, а попал в «экстрем» на несколько дней и начинает тобой руководить много-тысячелетняя память подсознания, где записан весь лучший опыт многих тысяч предыдущих поколений древних людей-охотников. Через твой тонкий слой опыта, как сквозь вязкий сон, вдруг начинают пробиваться легкие всполохи этого древнего инстинкта. Важно суметь к нему прислушаться, ощутить его тонкую вуаль и отдаться его воле.

И тогда, это неизвестное раннее тебе состояние, выведет из леса, поможет найти ночью дорогу, сориентирует сделать правильный выбор в критической ситуации и не даст совершить опрометчивый поступок. Словно, кто-то свыше ведет тебя. Важно лишь не спугнуть это ощущение логикой своего левого полушария.

Такова общая система жизни, все что развивается в правильном направлении имеет право на жизнь, остальные направления вырождаются и погибают. А правильность определяется критерием, где лучше. Не надо быть Дравиным, чтобы заметить это. Достаточно быть пытливым, замечающим человеком и чаще быть одиноким на природе. Тогда все встанет на свои места, даже не противореча Библии. Просто ее символический текст непротиворечив разным уровням знаний.

Увы не всем это дано, не всегда это чувство повторимо. Жил в соседнем общежитии выпускник-инженер Серега. Заядлый закаленный турист-одиночка. Даже в лютые сибирские морозы ходил в легком свитере под х/б штормовкой. Его выносливость и закаленность восхищали всех, в том числе и меня. В любую погоду, по вечерам он уходил на лыжах накручивать круги по замерзшему морю. Но глубокой зимой, в феврале его накрыло сильной метелью. Ушел и не вернулся. Только на следующий день нашли его замерзшее, свернутое в клубочек тело, на подстеленных лыжах. Замерз такой парень.

Видимо заблудился в круговерти метели, устал, прилег и уснул. Не дошел до берега всего триста метров. А сколько плутал, одному Богу известно. С метелью шутить нельзя. Любой зверь в метель забирается в самую лесную гущу и пережидает ее там. На плоской, ровной, как скатерть глади замерзшего моря, укрыться негде, негде переждать непогоду. Ориентир только берег. Потерял берег из виду и нет тебя.

Лишь к рассвету меня разбудил натруженный рев идущей по шоссе машины. Выскочил на дорогу, водитель опешил и остановил грузовик. Нехотя впустил в жаркую кабину разухабистого ЗИЛка небритого, промокшего бродягу., которого сначала принял за пьяницу-БИЧа. Когда разговорились, удивился еще больше. Вместо того, чтобы выпить и спать в теплой постели общежития, этот, по его понятиям «придурок», шастает ночью в дождь по дремучей сибирской тайге. Этого он никогда не поймет. Для него такие люди, как инопланетяне. Вот он, другое дело. В субботу и воскресенье хорошо вмазали с друзьями на трассе и весело покатили с дружком в Братск. Но у дружка случилась авария, полетел кардан, от «частой смазки» рассыпался подвесной подшипник. Вот и тащит он ГАЗон дружка на буксире, а мотор на каждом подъеме кипит, как самовар. Приходится доливать из каждой лужи и остужать мотор ЗИЛа. Ночь проспали в кабинах и спозаранку тронулись в медленный путь. Так как должны были приехать в Братск еще в пятницу.

Уже совсем рассвело, когда разговорчивый «водила» притормозил невдалеке от моего ремзавода. До начала смены я успел принять горячий душ, переодеться в сухую «робу» (рабочую одежду слесаря) и приступить к работе. Только трехдневная щетина напоминала о необычно проведенном времени, да излишняя сонливость.

Вот так необычно я отметил свой девятнадцатый День Рождения. Много раз приходилось их отмечать и до и после этого, круглые и обычные даты, но лишь этот остался в памяти на всю жизнь, до мельчайших подробностей. А другие, пойдет месяц и все забылось. Да и я, после такого похода стал другим, более уверенным в себе. Но как ходил без компаса, так и хожу до сих пор. Надо же хоть иногда соревноваться с гусями по «ориентированию» без компаса. Чем мы, люди-человеки хуже их!

***

Глава 11. Братское море.

Еще один экстремальный случай, произошел со мной в Братске на следующее лето. Одержимый жаждой походов по окрестным лесам и водам, я решил в одно из воскресных дней пройти берегом до Братска-8 (ЛПК). Собрал вещмешок, удочку в руки и вперед, с песней. Иду час, другой, огибая глубоко вдающиеся в берега заливы Братского моря. Места здесь очень изрезанные, сопки да холмы. По прямой обычно двести, триста метров, а огибать залив, шагая по буреломам, все три километра выйдет.

Не выдержал искуса, нашел два длинных бревна в воде, кусок проволоки и обмотал бревна посередине. Разделся до пояса,

толстая палка в руках, чем не весло и взгромоздился на это тяжелое неповоротливое сооружение. Уже на середине залива почувствовал, что из-за встречного ветра, берег почти не приближается и что меня медленно, но верно сносит в открытое море, «где волны бушуют вдали». Чуть перестаешь грести, чтобы передохнуть, плот разворачивает и берег начинает отдаляться. Да и закоченевшие ноги, что держат бревна, начинают сводить судороги от долгого переохлаждения. А в море волны свыше метра, разнесут мой плот по бревнышку, за несколько минут. Ни проволока, ни окоченевшие ноги не помогут удержать скачущие на волнах тяжелые бревна. Пришлось развернуть плот против ветра и усиленно грести не к берегу, а вдоль залива, к торчащим из воды верхушкам затопленных берез. Это меня и спасло. Зацепившись за зеленый островок, на метр точащий из воды, я переждал сильный ветер, отдохнул, отогрел ноги на солнце и усиленно гребя, вновь поплыл к берегу. Лишь через полтора часа, после начала водного путешествия, я на кривых, онемевших ногах, заковылял по мелководью к берегу, покинув неуправляемый импровизированный плот.

На берегу срочно пришлось разжечь костер, согреться, обсушиться. Сразу расхотелось идти на ЛПК, решил половить рыбку, поесть и отправиться в обратный путь домой. Но уже не на плоту. Понял, что плоты в море, с их поверхностными ветрами и течениями, непригодный транспорт. Здесь нужен более мощный мотор, чем палка в руках. Только лодка и парус, в умелых руках может справиться с морской стихией, да и то не всегда. А здесь у меня навыки отсутствуют, поэтому нечего соваться в море. Ну сухопутный я человек, хотя и люблю малые реки и понимаю их. Большая вода не для меня!

Вот с такими мыслями я шел по берегу домой, огибая один залив, за другим. Прошлой осенью в армию не забрали, прошла весна. Вновь дали отсрочку до осени. И хотя появилось много друзей, чувствовал себя временщиком в этих лесных краях. Опять стала сниться Белая, мои заветные места и друзья. Да и мама все настойчивее звала домой, трудно ей поднимать тринадцатилетнего сына одной. Я, как мог, старался регулярно высылать денежные переводы. Но девятнадцать лет, свобода, и меня коснулась развеселая жизнь. Зимой компаниями ходили на лыжах, с большими кострами и выпивкой. Вечерами катались на коньках на большущем катке или ходили на танцы по женским общежитиям. Играли в волейбол и футбол, благо были неплохие спортивные площадки. Жили весело, вместе со всем нашим маленьким общежитием на десяток комнат, отмечали праздники, дни рождения и свадьбы. Я был наиболее молодым в общежитии и набирался житейского опыта у более старших, уже закончивших институты, товарищей. Было навалом свободного времени, подолгу просиживал в читальном зале библиотеки – журналы домой не выдавали. Наступила оттепель 60-х годов, много появилось интересных произведений в журналах «Иностранная литература», «Мир» и других. Будучи технарем, раньше я мало читал настоящую художественную литературу, довольствовался научной фантастикой, приключениями и записками путешественников. Классику проходили в объеме лишь школьной программы. Здесь же открылось море другой информации о современном мире, другой взгляд на события, отличный от официальных газет.

В это же время я впервые познакомился с авторской и туристкой песней, так как мы часто ходили в походы и распевали песни у костров. Уже тогда я обычно исполнял обязанности проводника и кострового, а это в походах, одни из главных.

Заводилой всех походных дел была Валюша, которая работала со мной в моторном цехе завода, по распределению института из Николаева. Эрудированная, начитанная, перворазрядница по плаванию, Валюха повернула мои дикарские навыки в цивилизованное русло. Под ее руководством мы организовывали первые турпоходы и турслеты в Братске-5. Навсегда запомнился ее прекрасный голос, гитара, первые походные песни у костра тогда еще неизвестных авторов Кукина, Визбора, Высоцкого и многих других.

Приезжала к нам в Братск и молоденькая Пахмутова с Добронравовым с концертами. Запомнился вечер на берегу моря, где вместе с артистами мы распевали «Марчук играет на гитаре и море Братское поет» из песни «Воспоминание о Братске». А сколько раз сплавляясь по Ангаре горланили пахмутовское «Навстречу утренней заре по Ангаре, по Ангаре…»

Лишь в сентябре начались первые отправки в армию, Бесконечные проводы друзей, сменились и моей отправкой. Подошел мой черед прощаться с Братском, с ребятами и девчатами. Махать рукой из открытого окна вагона. Поезд увез меня на восток и больше я Братска не видел.

***

Глава 12. Вторая метель.

Вот, наконец-то и закончились полеты. Отвез врача с аэродрома в МСЧ, отметил путевой лист, заправил полный бак и поставил машину на стоянку, в гараж автобата. Теперь быстро в солдатскую столовку, пока голодный и прожорливый молодой служивый народ не сьел мою пайку. Успел вовремя, наша транспортная рота только начинала ужин, стуча ложками о дно горячих тарелок с « кирзовой» кашей. Потом чай с сахаром и вот уже сытые, с довольными, обветренными красными рожами, горланя удалую песню, нестройной колонной, мы топали в казарму. Упитанный старшина шел рядом, немного поотстав, не обращая на нас никакого внимания и думал о чем-то своем. Легкие, сверкающие снежинки, весело кружились в желтом конусе лампы, что сиротливо весела на придорожном столбе. Личное время, туалет, поверка – все пролетело, как одно мгновение, но вот и отбой, когда тебя окутывает такой сладостный и вольный солдатский сон. Снова я буду на своей любимой речке плавать на плотах, буду обманывать хитрых пугливых красавцев голавлей. А может приснится Братск, милая Валюша, наши турпоходы и песни у костра, пьянящий аромат и жар ее молодого сильного тела...

«Подьем, на выезд»– орет в ухо дежурный по автобату и тормошит меня за плечо, грубо возвращая в реальность службы. «Заводи машину и к МСЧ. Повезешь больного с аппендицитом в Хабаровск. Приказ дежурного по гарнизону». Что ж приказ, есть приказ, а в армии приказы не обсуждаются. Нехотя, в полудреме, надел сапоги, умылся, накинул шинель и в гараж. Если напрямую, через котельную, то до стоянки минут десять всего-то, что спешить. На улице запуржило. Лампочки, под железными абажурами начали крутить, под напором ветр, свои бесконечные танцы, весело поскрипывая. Они уже едва видны в сплошной белой круговерти снежинок. Дорогу в некоторых местах перемело, а в затишьях, появились маленькие зародыши будущих сугробов. Моим друзьям из аэродромной роты, опять сегодня утром не поспать – еще в темноте их поднимут на чистку дорог в гарнизоне.

Зато полетов не будет, погода «сложняк» и остальным «водилам» благодать. Набьются в теплый бокс и в высоком кузове тягача будут храпеть до обеда. Не зря же поговорка: «Солдат спит, служба идет». Пусть старшина ищет. Одних найдет, прогонит на чистку стоянок, другие набьются в тепло, в кузов. Он один, а солдатиков сотня, пойди уследи за всеми. У офицеров свои дела, снизойти до поиска рядовых, честь не позволяет. Лучше накачать старшину за нерадивость. Каждому свое!

Пролитый горячей водой, движок завелся быстро, без проблем и уже минут через сорок, после звонка в роту, мой «скоропомощьной» санитарный «газон» стоял у КТП гаража. Было около часа ночи. Начиналась настоящая дальневосточная метель, когда становится не видно шлагбаума в пяти метрах, а сугробы на трассе вырастают за час до метра в высоту. Понял, что надо или переждать, или спешить. Путь до окружного госпиталя в Хабаровске неблизкий, в хорошую-то погоду больше часа езды, а сейчас, кто его знает, сколько придется «мумукаться». Вот приспичило заболеть солдатику не вовремя. Переметет трассу, придется буксовать, откапываться,

поэтому проверил колесные цепи, трос, лопату. Все в будке, в закрытом ящике, под замком, пока не украли. В армии все общее, поэтому то, что вчера было твоим, сегодня может стать моим. Что не спрятал, не закрыл – уведут. Шофера, что с них возьмешь. Попросил ключ, подтянуть гайку, как отказать коллеге, а он подтянул, ключ в карман и по газам, только его и видели. Через пару таких наколок и ты становишься таким же ушлым. В армии этому все быстро учатся, пример-то уж очень заразителен.

Дежурил на КТП пожилой капитан, зампотех автобата. По отчески напутствовал: «Знаю, что не выспался, но сменщик Дрыгунский, вернулся из Хабаровска только в девять вечера, поэтому придется ехать тебе. У солдата аппендицит, нужно срочно в госпиталь. Вот путевка и тулуп на всякий случай. Звонил в полковое «метео», сообщили, что циклон в ближайшее время только усилится. Знаю твою осторожность и опыт, поэтому и доверяю. Другого бы не послал. Не гони. Если дорога будет непроходимой, лучше переждать, не съезжая с трассы. Приказать не могу, но прошу».

Капитан приметил меня, еще когда я проходил курс молодого бойца, в карантине. С этого начинают службу новобранцы до принятия Присяги. Изучают устав, маттехнику и круто используются на кухне и уборочно-погрузочно-разгрузочных работах. Здесь и узнают, кто есть кто, а у начальства складывается мнение о каждом новобранце и определяется его дальнейшая служба. Как-то нужно было скопировать несколько схем. В числе исполнителей оказался и я. Быстро закончив свою схему, слонялся в классе, рассматривая планшеты и схемы, что висели на стенах. Капитан, просмотрев работу, заинтересовался мной, расспросил, что закончил, где работал и предложил заняться оформлением стендов учебки. А здесь проходили подготовку старики-дембели на водителей второго класса. Так что многие тяжелые работы первого года службы меня миновали. Нередко зампотех поручал мне вести занятия по устройству дизельных двигателей и автоэлектрике, в теоретических вопросах которых был не очень силен. А у меня была прекрасная техникумовская подготовка, да и дизеля больше года собирал и обкатывал на стендах в ремзаводе. Так что молодой обучал стариков. Ближе к весне помогал нескольким, самым авторитетным старикам готовится к вступительным экзаменам по математике в ВУЗ. За это прозвали меня академиком, уважали за знания и не давали в обиду, а мой служебный рост был очень стремителен. За все время работы, а именно такой была моя служба в транспортной роте автобата, ни одной даже самой маломальской аварии я не совершил, хотя до армии имел нулевой водительский стаж. Так, что капитан прекрасно знал мои сильные и слабые стороны, посылая в пургу.

Покинув КТП гаража, поехал к гарнизонной медико-санитарной части. Видимо дежурный позвонил и врач с солдатиком в огромном тулупе, уже ожидали меня на обочине дороги. Только вместо врача, оказалась немолодая дежурная врачиха. Конечно, благодаря моему дикому детству и юности, я не верил в приметы и чудеса (обычно наши вопли вокруг костра типа: « Аллилуй, аллилуй, ветер западный подуй!» не приносили успеха), но в такую погоду лучше иметь рядом мужика, да покрепче. Что ж, придется надеяться только на себя, свой опыт и интуицию. Мне такое не впервой, испытаю себя и в этот раз. Главное не увлекаться, не зарываться и не наглеть. Силы природы надо уважать, но не паниковать и больше доверять интуиции. А она ведет только тогда, когда нет страха.

Нормально проехали половину пути, почти нигде не останавливаясь, то на третьей передаче, то приходилось переходить на вторую скорость и лишь изредка на четвертую. Поэтому до Корховской, там, где много лет назад, бандиты убили следопыта Дерсу Узала, с такой любовью воспетым путешественником Арсеньевым, доехали за полтора часа. В Корховской, у столба с лампой, поставил цепи на задние колеса, чтобы меньше скользили и не буксовали. Эти цепи очень помогли мне в дальнейшем пути, так как за Корховской начался кромешный ад. Местность здесь возвышенная, холмистая, дорога пересекает Хехцирский хребет и поэтому много поворотов. Заряды же снега настолько усилились, стали такими плотными, что фары упирались в какую-то белую сплошную стену, стоящую в трех метрах от машины и что там, дальше за стеной, абсолютно не видно. Ехал на ощупь, по наитию, хорошо, что трасса знакома, да и зрительная память еще была неплохой.

Шестым чувством вдруг начинаешь ощущать, что здесь должен начинаться поворот, а его, вроде и нет. Останавливаешься, вылезаешь из теплой кабины в пургу и идешь вдоль бровки дороги, утаптывая снег сапогами. Действительно, вот поворот, а не вписался – вниз овраг, метров тридцать глубиной. Вот так и двигался дальше, в основном на второй передаче, по середине дороги, непрерывно сигналя и переключая свет фар с дальнего на ближний и обратно. Однако, за весь долгий путь навстречу попался лишь один вездеход ЗИЛ-157. Как темный призрак вылез он, с горящими глазам-фарами из белой круговерти и также внезапно исчез в темноте, благополучно миновав меня.

Подъезжали к Хабаровску в начале шестого утра. Метель сбавила обороты и только громадные сугробы на дороге напоминали о былой кутерьме. Там, где сходу пробить снег не удавалось и даже не помогали цепи на задних колесах, приходилось выходить из машины и расчищать дорогу лопатой. Жуть, как умаялся! Какай-то ГАИшник, уже в городе, вдруг, как приведение, возник из-за снежного сугроба обочины и поднял жезл. Я по тормозам, а уклон, чувствую, тащит в сугроб, тогда отпустил тормоза и малым газом вперед. Хорошо, что через квартал поворот на госпиталь. Только меня и видели. Что ему надо было, может сам увяз, так пусть местные и вытаскивают. Не скорую же помощь с больным останавливать.