Текст книги "Фрэнсис Дрейк"

Автор книги: Виктор Губарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

«Среди прочего, – писал он, – случилось так, что генерал отправил свое послание испанцам с помощью мальчика-негра, который нес белый флаг, означавший перемирие, как это обычно делают сами испанцы, когда они подходят, чтобы переговорить с нами. Этот мальчик, к несчастью, был встречен вначале одним из королевских офицеров с той испанской галеры, которая вместе с городом угодила к нам в руки. И он, без всякого приказа или повода, вопреки тому доброму обхождению, с каким мы обычно встречаем их посланников, в бешенстве пронзил бедного мальчика своим кавалерийским жезлом. С этой раной мальчик вернулся к генералу и, сообщив об этой несправедливой жестокости, вскоре умер у него на глазах. Генерал, будучи страшно разгневанным, приказал полицейскому маршалу взять пару пленных монахов, чтобы отвести их на то место, где мальчик был пронзен, в сопровождении достаточного количества стражников из числа наших солдат, и там немедленно повесить их, одновременно отправив другого несчастного пленника с объяснением причин этой казни и с предупреждением, что до тех пор, пока субъект, убивший посланника генерала, не будет передан в наши руки, чтобы понести заслуженное наказание, мы каждый день будем вешать здесь по два пленника до полного истребления всех, кто попал к нам в руки. На следующий день капитан королевской галеры [дон Диего де Осорио] привел обидчика на окраину города, чтобы передать его в наши руки. Но было решено, что более благородной местью будет казнь, которую они осуществят сами на наших глазах; и это, соответственно, было исполнено».

Повешенные англичанами монахи оказались членами доминиканского ордена. Одного из них звали Хуан де Сарабиа, второго – Хуан Ильянес. Сейчас на месте их казни находится площадь Дуарте, а прилегающая к ней улица Дуарте долгое время носила название Калье-де-лос-Мартирес, то есть «Улица Мучеников».

В архивах Венеции сохранилось любопытное свидетельство испанца, побывавшего в плену у англичан, а затем убежавшего от них. Он писал, что «в Санто-Доминго и повсюду на Эспаньоле Дрейк относился к индейцам и нефам с такой гуманностью, что они все любили его, а их дома были открыты для всех англичан».

Поддерживая порядок в захваченном городе, Дрейк и его офицеры зорко следили за тем, чтобы подчиненные им моряки и солдаты соблюдали дисциплину и строго выполняли полученные приказы. В один из дней по приговору военного трибунала был повешен солдат-ирландец, убивший своего капрала.

Один из испанских чиновников, с которым сэр Фрэнсис вел переговоры о выкупе за город, так описывал его внешность и нрав:

«Дрейк – человек среднего роста, белокурый и скорее полный, чем худой, веселый и аккуратный. Он приказывает и повелевает властно. Его люди боятся его и повинуются ему. Наказывает он весьма решительно. Резкий, неутомимый, красноречивый, склонный к вольностям и амбициям, тщеславный, хвастливый и не слишком жестокий».

Поскольку переговоры с испанцами о выкупе за город не принесли желаемого результата, Дрейк велел предать Санто-Доминго огню. Каждое утро с рассвета до девяти часов особая команда из двухсот матросов, охраняемая таким же количеством солдат, занималась поджогом тех домов, которые находились за пределами вырытых англичанами окопов. Работа эта оказалась не из легких, поскольку большинство зданий в городе было построено из прочного камня, нередко имело по несколько этажей и массивные, обитые железом двери. Кроме жилых домов захватчики сожгли половину крепости Осама, городской архив и все деревянные статуи святых, найденные в церквах Санта-Барбара, Ла-Мерсед, Регина-Сели, Сан-Франсиско и Санта-Клара. В конце концов, когда сгорела треть города, а внутреннее убранство церквей было полностью разорено, Дрейк согласился с предложением уполномоченного испанцев Гарсиа Фернандеса де Торрекемады ограничиться выкупом в 25 тысяч дукатов (выкуп должны были выплатить деньгами, драгоценностями, ломаным серебром, дамскими нарядами и пр.).

Многие англичане были весьма удивлены, что «в таком богатом и знаменитом городе», каким слыл Санто-Доминго, они нашли так мало сокровищ. Биггс объясняет это тем, что после истребления испанцами индейского населения на золотых и серебряных рудниках острова возникла острая нехватка рабочих рук и рудники пришли в запустение. Жители вынуждены были перейти на использование медной монеты – корсары нашли ее «в огромном количестве». Так, в одном из домов хранилось более 12 тонн медных монет, а в целом в городе их могло быть до 100 тонн. В то же время на складах был найден «большой запас крепкого вина, оливкового масла, уксуса, оливок и иных продуктов, таких как прекрасная пшеничная мука, упакованная в винные и другие бочки, а также таких товаров, как шерстяное и льняное полотно и немного шелка. Все эти продукты привозят из Испании, и они стали для нас отличным вознаграждением. Но серебряных тарелок и сосудов было мало, особенно в сравнении с огромным великолепием иных вещей этого города, ибо в этих жарких краях они используют такие красиво раскрашенные и лакированные блюда, называемые фарфором, которые они привозят из Ост-Индии. А для питья они используют стаканы изумительного качества и красоты, изготавливаемые в этом городе. Впрочем, немного серебра мы все же нашли, как и много иных хороших вещей – в частности, домашнюю мебель, прекрасную и богатую, которая стоила им очень дорого, но для нас особой ценности не имела».

Покидая Санто-Доминго 31 января, англичане забрали с собой 250 крепостных пушек, две или три тонны медных монет, большой запас шкур, колокола, снятые с церквей, 80 рабов, немного серебряной посуды и жемчуга, а также – согласно информации судового журнала «Примроуза» – увели из гавани три трофейных судна, включая галеру и большой галеон. В открытом море галера была сожжена, а галеон, принадлежавший Антонио Корсо, переименован в «Нью Йирс гифт» – «Новогодний подарок».

По данным С. Фернандеса Дуро, англичане захватили в Санто-Доминго корабль, нагруженный шкурами, а также сожгли королевскую галеру и 10 или 12 каботажных судов.

Анонимный французский капитан из Гавра утверждал, что Дрейк взял в Санто-Доминго «пять больших галеонов, одним из коих был корабль „Гранд Гай“ грузоподъемностью 600 тонн – новое судно французской постройки, подобного которому не было во всей Испании; 2 сеттии, которые сопровождали 2 галеры, 5 фуст и 15 фрегатов. Большую часть из них он сжег, не считая „Гранд Гая“ и 3 галеонов, которые он увел с собой».

ШТУРМ КАРТАХЕНЫ

От Санто-Доминго английский флот направился в сторону Южной Америки. Планом вест-индской кампании предусматривался набег на остров Маргариту, возле которого испанцы занимались добычей жемчуга, однако экспедиция «вывалилась» из графика, отстав от запланированных акций на два месяца. Поэтому, встретив противные ветры, затруднявшие продвижение флота в восточном направлении, Дрейк решил отказаться от нападения на Маргариту и велел идти к берегам Новой Гранады. 5 февраля корабли очутились в районе мыса Ла-Вела, откуда повернули на юго-запад, к Рио-де-ла-Аче. На военном совете было принято решение атаковать один из богатейших портов Испанской Америки – Картахену. 6 февраля вице-адмирал Фробишер отправился с частью кораблей осмотреть прибрежные воды, предполагая найти испанского пилота, который мог бы провести англичан к Картахенской бухте. Но, когда Фробишер вернулся, оказалось, что его миссия не увенчалась успехом.

9 февраля корабли экспедиции появились на траверзе города. Испанский поэт Хуан де Кастельянос, проживавший в те годы в Новой Гранаде, в поэме «Слово о капитане Франсиско Драке» упоминает о том, что на мачтах английских кораблей реяли черные флаги, а сам Дрейк был облачен в траурную одежду. Очевидно, флаги символизировали готовность англичан драться с испанцами, не щадя живота своего.

Рассказывая о начале операции по захвату Картахены, Биггс писал:

«Вход в гавань расположен в трех милях к западу от города; мы вошли в нее примерно в три или четыре часа пополудни, не встретив отпора со стороны их артиллерии… Вечером мы высадились (на пляже Ла-Колета. – В. Г.)прямо возле входа в гавань под командованием мастера Карлейла, нашего генерал-лейтенанта. Построив нас так, чтобы мы около полуночи двинулись как можно тише вперед, он велел нам с целью безопасности держаться ближе к берегу моря. Соответственно, мы так и пошли, не сбиваясь более с дороги, которую мы сначала, через час после начала движения, потеряли из-за плохой осведомленности того, кто взялся быть нашим проводником…»

В авангарде войска шли пикинёры Сэмпсона и мушкетеры Горинга. Следом двигались основные силы – четыре роты под командованием сержант-майора Пауэлла. Замыкали движение солдаты из отрядов капитана Моргана и капитана Сесила (правда, на сей раз последних возглавлял капитан Уинтер, передавший Сесилу командование своим судном).

Когда англичане, продираясь сквозь заросли деревьев и кустарника, находились в двух милях от города, навстречу им неожиданно выскочили испанские кавалеристы «числом до сотни» (на самом деле у испанцев было лишь полсотни кавалеристов). Стрелки Горинга тут же «угостили» их залпом из аркебуз, заставив спешно ретироваться.

Пока сухопутные силы продвигались по косе к стенам города, Дрейк велел Фробишеру взять часть кораблей, пинасов и шлюпок и атаковать испанский форт Бокерон, прикрывавший проход из лагуны во внутреннюю гавань. Цель этой диверсии заключалась в том, чтобы отвлечь внимание испанцев от продвижения отряда Карлейла. Вице-адмиралу оказывали поддержку капитаны Феннер, Уайт, Кросс и некоторые другие. Когда они приблизились к упомянутому форту, его батареи, насчитывавшие 16 пушек, открыли интенсивный огонь; артиллеристов тут же поддержали аркебузиры во главе с комендантом форта Педро Мехия де Мирабалем. Прорваться сквозь их огонь во внутреннюю гавань было проблематично, тем более что вход туда был перекрыт тяжелой цепью. Ядра разбили в щепки руль на пинасе Фробишера, сбили грот-мачту и выбили весла из рук нескольких гребцов, а пули, выпушенные из аркебуз, снесли шляпы с голов нескольких моряков и сразили наповал капитана.

Разозленный неспособностью Фробишера захватить испанское укрепление, Дрейк решил показать ему, как это нужно делать. С отрядом пинасов и шлюпок он предпринял новую попытку взять форт Бокерон, но и его постигла неудача.

Тем временем операция на суше проходила более успешно.

«Когда отряды оказались в полумиле от города, – сообщает Биггс, – полоса земли, тянувшаяся между морем и гаванью, сузилась, не превышая в ширину пятидесяти шагов… Это узкое место было надежно укреплено каменной стеной и рвом, вырытым перед нею; стена эта была построена по всем правилам, с укреплениями на флангах… Лишь в одном месте в стене имелся проход, чтобы в случае необходимости там могли проехать всадники или карета. Но даже и в этой части, лишенной стены, имелась надежная баррикада из винных бочек, наполненных землей, тянувшаяся от одного края до другого и отчасти уходившая в море. Это укрепление было снабжено шестью большими пушками, полукулевринами и Фальконетами, которые выстрелили прямо в нас, когда мы приблизились. Кроме этой стены со стороны внутренней гавани они подогнали также две галеры, поставив их носом к берегу и установив на них одиннадцать пушек, которые простреливали проход [по косе] и угрожали нашему [правому] флангу. На указанных двух галерах были установлены также три или четыре сотни аркебуз, а на суше для прикрытия лишь этого места они разместили еще триста аркебузиров и пикинёров».

Цифры, приводимые Биггсом, явно завышены. Согласно испанским документам, в то время гарнизон Картахены насчитывал 54 кавалериста, 450 аркебузиров, 100 пикинёров, 20 негров-мушкетеров и 100 индейских лучников, сформированных в два батальона; кроме того, на галерах, которыми командовал «генерал побережья Тьерра-Фирме» кабальеро дон Педро Вике-и-Манрике – ветеран войн в Италии. Фландрии и Алжире, – дополнительно разместилось еще 150 аркебузиров. Общее руководство обороной города осуществлял губернатор дон Педро Фернандес де Бустос, артиллерией командовал Блас де Эррера, сухопутными частями – Альваро де Мендоса. Для защиты стены, находившейся на косе, испанцы выделили лишь 30 аркебузиров и 50 индейских лучников под командованием Франсиско Диаса.

«Находясь в полной боевой готовности, дабы встретить нас, они не жалели ни ядер, ни пуль, – продолжает свой рассказ Биггс. – Но наш генерал-лейтенант, пользуясь темнотой (рассвет еще не наступил), приближался по низменной стороне, следуя тем маршрутом, который он сам перед тем выбрал, то есть по залитому морем берегу, где вода несколько спала, так что в итоге все их выстрелы пропали даром. Наш генерал-лейтенант велел беречь заряды до тех пор, пока мы не приблизимся к стене. Итак, выставив пики, мы приблизились к месту, где обнаружили баррикады из корабельных бочек – самое удобное место для задуманного нами штурма; и он был нами немедленно осуществлен, несмотря на то, что сие место надежно охраняли пикинёры и аркебузиры [испанцев]. Произведя залп из аркебуз им в лицо, мы разбросали бочки с землей и пустили в ход наши шпаги и пики. Наши пики были немного длиннее, чем их, а наши тела гораздо лучше защищены; среди них лишь немногие имели средства защиты. Превосходство наших шпаг и пик стало для них тяжким испытанием, и они вынуждены были отступить. В этой яростной схватке генерал-лейтенант собственноручно заколол главного знаменосца испанцев, который мужественно сражался до самой смерти».

Англичане потеряли в бою 28 человек убитыми, не считая раненых. Среди последних оказался и капитан Сэмпсон. Преследуя испанцев, «бежавших в город, словно овцы», солдаты Карлейла достигли рыночной площади и, сломив последний оплот сопротивления испанцев, овладели ею. «Итак, когда мы захватили это место и выставили защиту, – продолжает Биггс, – они вынуждены были терпеть наше присутствие в городе, сами же отправились к своим женам, которых они увезли в другие районы страны еще до нашего прихода. В конце каждой улицы они возвели очень прочные баррикады, наполненные землей, с траншеями с внешней стороны, сделанные настолько хорошо, что ничего подобного нам прежде не доводилось видеть. Сначала там было оказано незначительное сопротивление, но вскоре оно было сломлено; потери составили несколько убитых и раненых. Они привлекли к себе на помощь много индейцев, которых разместили в основном на флангах, все – лучники со злодейски отравленными стрелами, так что при малейшей царапине на коже раненого неизбежно ожидал летальный исход. Некоторых из наших людей они убили этими стрелами, а некоторых злоумышляли убить с помощью уколов со стороны небольших заостренных палок длиной полтора фута, один конец которых упирался в землю, а второй был отравлен; они торчали прямо у нас на пути – там, где мы должны были пройти от места высадки к городу… Но, поскольку мы двигались по кромке прибоя, большая их часть, к счастью, не задела нас».

Когда город был захвачен, уцелевшие защитники Картахены во главе с губернатором отступили в соседнюю деревню Турбако. Перед этим испанские солдаты, находившиеся на двух галерах во внутренней гавани, получили приказ вывести их в открытое море через мелководный пролив Бока-Чика, но отлив как раз достиг самой низкой отметки, вследствие чего приказ не был выполнен. Неожиданно взбунтовались галерные рабы, доведенные до отчаяния офицерами Мартином Браво и Кастаньедой. Чтобы посеять панику на галерах, рабы подожгли их (по другой версии, поджог осуществили сами испанцы, чтобы не дать англичанам возможности захватить их). Часть гребцов-невольников погибла в огне, другая часть, бросившись в воду, вплавь достигла берега и присоединилась к людям Дрейка. Лишь небольшое количество рабов испанцам удалось забрать с собой в окрестные леса.

Гарнизон форта Бокерон, охранявший вход во внутреннюю гавань, тоже сбежал. Теперь корабли англичан смогли беспрепятственно подойти к городу со стороны внутренней гавани.

«Мы оставались здесь шесть недель, и болезнь со смертельным исходом… распространилась среди наших людей снова, хотя и не в таких ужасных масштабах, как ранее. И из тех, кого коснулась эта болезнь и кто смог избежать смерти, почти никто не смог больше восстановить свои силы. Действительно, многие из них до того теряли память, что… когда кто-то начинал бредить, о нем говорили, что он заболел „калентурой“ – так испанцы называют горячку… Ее причину приписывают вечернему воздуху или воздуху начала ночи, который они именуют la serena;в это время, по их убеждению, всякий, находящийся на открытом воздухе, определенно будет заражен и умрет, если только он не индеец или не является уроженцем этих мест. Наши люди, стоявшие в карауле, подвергались заражению воздухом, который в Сантьягу был все же гораздо более опасным и смертельным, чем во всех прочих местах».

В общей сложности из-за болезней в Картахене умерло не меньше сотни участников экспедиции. Случались и боевые потери. Так, однажды часовой, дежуривший на колокольне, заметил в море несколько малых барков и лодок, приближавшихся к входу в лагуну. Капитаны Том Мун и Вэрни вместе с Джоном Грантом, шкипером «Тайгера», и некоторыми другими моряками тут же взяли несколько пинасов, решив перехватить незнакомцев до того, как они смогут приблизиться к берегу. Действовать нужно было быстро, чтобы сбежавшие из города жители или солдаты не успели предупредить команды барок и лодок об опасности. «И все же это случилось, несмотря на все попытки наших людей воспрепятствовать этому, – сокрушается Биггс. – Ибо испанские лодки, обнаружив наши пинасы, направлявшиеся к ним, выбросились на берег, а их команды сразу же укрылись в густом кустарнике на суше среди тех, кто подавал им оттуда сигналы. Наши люди, не произведя должного осмотра тех мест и не заметив ни одного испанца, немедленно взяли на абордаж испанские барки и лодки, но в то время, когда они находились на них совершенно открыто, отряд испанцев произвел по ним залп из кустов. Этим залпом были сражены капитан Вэрни, умерший мгновенно, и капитан Мун, который скончался спустя несколько дней, не считая четырех или пяти других, получивших ранения. С тем наши люди вернулись несолоно хлебавши, поскольку не имели с собой достаточно солдат, чтобы сражаться на суше…»

Том Мун был похоронен в кафедральном соборе города.

Оставаясь хозяином Картахены, Дрейк поселился в роскошном доме одного из своих пленников, Алонсо Браво, и спустя короткое время вступил в переговоры с губернатором Педро Фернандесом де Бустосом и епископом Хуаном де Монтальво относительно выкупа за город, церкви и монастыри. С самого начала сэр Фрэнсис требовал от испанцев 400 тысяч дукатов или 100 тысяч фунтов стерлингов, но те заявили, что не располагают такими деньгами, и предложили 28 тысяч. Переговоры зашли в тупик, когда выстрелы из пушек, установленных возле нового кафедрального собора, привели к его частичному разрушению. В «Трактате и описании экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка…» записано: «Когда испанцы увидели, что их церковь рухнула, они сказали, что не дадут нам денег за город, поскольку ценили свою церковь больше, чем город».

В ответ захватчики прибегли к испытанному методу убеждения – начали планомерно сжигать город квартал за кварталом (всего было уничтожено двести домов). Иногда небольшие испанские отряды приближались к городским окраинам и стреляли издалека по английским солдатам, но потом трусливо убегали.

27 февраля Дрейк собрал пехотных офицеров на военный совет, чтобы решить, что же делать дальше. После долгих дебатов пехотные капитаны приняли постановление следующего содержания:

«Поскольку генералу было угодно узнать мнение капитанов о том, какой курс, по их разумению, целесообразнее всего следовало бы теперь взять, пехотные капитаны, собравшись вместе и посоветовавшись на сей счет, выразили его в трех пунктах.

Во-первых, относительно возможности удержания города при вероятном появлении сил противника – либо тех, что здесь уже имеются, либо тех, что могут прибыть из Испании, – ответ таков:

Мы придерживаемся мнения, что с тем отрядом людей, который в настоящее время мы используем для несения сухопутной службы… мы вполне можем удерживать этот город, хотя в данный момент нести указанную службу способны не более 700 человек. Остальные – примерно 150 человек – по причине ранений и болезней не в состоянии нести какую бы то ни было службу. Поэтому флотские капитаны вслед за этим тоже должны принять решение, как они собираются обеспечить сохранность и дееспособность кораблей на случай прибытия испанского флота.

Во-вторых, относительно того, идти ли нам всем вместе немедленно домой или продолжить дальнейшие поиски удачи… и тем самым найти огромное количество сокровищ, которые вознаградят нас за наши мучения… мы даем такой ответ:

Хорошо известно, что и мы, и солдаты занялись этим делом в качестве добровольцев, без какого-либо принуждения или поручения Ее Величества или кого бы то ни было. И поелику мы до сих остаемся людьми чести и с величайшего благословения и благоволения нашего Господа взяли три таких известных города [Сантьягу, Санто-Доминго и Картахену], в которых, по расчетам всех людей, можно было найти величайшие сокровища… считая, соответственно, что раз уж все эти города с их товарами и пленными, захваченными в них, и выкупами… обманули те надежды, которые мы возлагали на них с самого начала; зная к тому же о слабости наших сил… мы пришли к выводу, что… лучше всего вернуться нам отсюда к нашей милостивой государыне, к себе на родину…

Третий и последний пункт относительно выкупа за город Картахену таков: еще до того, как его начали поджигать, было предложено 27 000 или 28 000 фунтов стерлингов.

Наше мнение сводится к тому, что следует согласиться с этим. Принять вышеупомянутое предложение предпочтительнее, чем отказаться от него, настаивая на первоначальном нашем требовании 100 000 фунтов стерлингов, ибо ясно видно, что им не под силу исполнить его в настоящее время…»

Офицеры пришли к выводу, что они и так уже захватили в Картахене изрядную добычу. Однако, учитывая, что рядовые участники экспедиции могут проявить недовольство относительно размеров причитающейся им доли, все командиры единогласно отказались от своей доли добычи в пользу простых солдат и матросов, решив вознаградить их за все опасности и тяготы долгого похода.

«Во время нашего пребывания в этом городе… между нами и испанцами сохранялись уважительные отношения – мы пировали и выказывали им различные знаки внимания, – пишет участник экспедиции. – Среди прочего имел место визит к нашему генералу губернатора Картахены с епископом города и иными знатными людьми. Город Картахену мы изрядно подпортили в разных местах, предав многое огню… от досады, а также с целью заключения договора с ними о выкупе; в конце концов мы договорились с ними о 110 000 дукатов [30 250 фунтов стерлингов] за то, что еще уцелело…»

Указанная сумма была согласована во время переговоров с представителями губернатора – капитаном Тристаном де Ориве и вице-губернатором Диего Дасой и внесена золотыми слитками. Но она касалась лишь города, а не его окрестностей. Поэтому англичане решили «выжать» из испанцев дополнительные суммы за неприкосновенность монастыря Сан-Франсиско, находившегося в четверти мили от Картахены, на холме Ла-Попа, скотобойни и форта Бокерон, охранявшего вход во внутреннюю гавань. Две роты солдат, занявшие монастырь, начали обкладывать его стены дровами. Осознав, что захватчики вот-вот подожгут святую обитель, настоятель монастыря поспешил отдать за его сохранность тысячу крон. Что касается форта, то он не был выкуплен, и англичане взорвали его. Кроме того, они сожгли стоявший на рейде испанский галеас и два своих судна, пришедших в негодность (вместо них Дрейк велел забрать два новых испанских барка).

После всех этих событий, закончив погрузку на борт трофейных пушек, колоколов и прочей добычи, флот двинулся к острову, находившемуся близ выхода из лагуны. Здесь корабли стали на якорь и команды занялись доставкой на борт свежей воды и фруктов – апельсинов, лимонов, гранатов, цитронов и прочих экзотических плодов.

«Проведя в этом городе шесть недель, – писал участник событий, – мы вышли в море в конце марта (согласно испанским данным, это случилось 2 апреля по юлианскому календарю или 12 апреля по григорианскому календарю. – В.Г.); через два-три дня большой корабль, который мы взяли в Санто-Доминго и который был назван „Нью Йирс гифт“, стал сильно протекать, будучи [изрядно] нагруженным пушками, шкурами и другой добычей, и ночью отделился от нашего флота. Генерал, обнаружив пропажу на следующее утро, собрал весь флот на совещание, так как боялся, что с ним могло приключиться великое несчастье… Ведь он протекал так сильно, что все его люди не переставали откачивать воду. Но в конце концов он нашелся, а с ним и барк „Талбот“, который, на счастье, оказался рядом и был готов забрать с него людей, чтобы спасти их. Генерал, узнав о их бедственном положении, повернул весь флот назад к Картахене».

Можно себе представить ужас на лицах испанцев, когда 4 апреля они снова увидели корабли англичан. Жители города немедленно бросились спасаться бегством. Чтобы успокоить их, Дрейк отправил к губернатору Картахены своего посланника с объяснением причин, почему флот вынужден был вернуться в бухту. Он заверил губернатора, что ни один английский солдат не сойдет на берег, и просил лишь позволить его пекарям свободно пользоваться городскими печами для выпечки хлеба. «Мы выпекали здесь галеты шесть или семь дней, – рассказывает очевидец событий, – и губернатор города встречал нас с величайшей учтивостью. Он объявил под страхом смерти, чтобы никто не смел обижать нас, но чтобы все помогали нам дровами, водой и прочими необходимыми вещами, позволяя нам ходить где угодно и когда угодно. А еще приказал, чтобы по два испанца в каждом доме, где мы занимались выпечкой, не подпускали к нам никого, кроме тех, кого мы сами хотели видеть».

Проведя в Картахенской бухте в общей сложности две недели, англичане разгрузили находившийся в аварийном состоянии корабль «Нью Йирс гифт» и сожгли его. 14 апреля (по другим данным, 18 апреля), закончив погрузку на суда галет, дров и воды, они снова вышли в море.

Казначей Луис де Гусман и бухгалтер Алонсо де Тапья в письме королю Филиппу относительно разорения Картахены Дрейком восклицали: «Все это, очевидно, бич и наказание, которое Господь пожелал применить к нам за наши грехи, ибо, испепелив и разграбив его, англичане оставили этот город до такой степени разрушенным, что его нынешнее состояние заслуживает глубочайшего соболезнования».

Высокую оценку набегу на Картахену дал знаменитый английский ученый, философ и политик Фрэнсис Бэкон в своих «Размышлениях относительно войны с Испанией» (1629). Взятие этого города он назвал «одним из самых пылких исполнений долга и наиболее рискованных осад из тех, что [нам] известны».