Текст книги "Шмордонские игры (СИ)"

Автор книги: Виктор Емский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Как обычно – навалом! – воскликнул Джем.

– А мы и не сомневаемся! – отозвался Кебаб. – Ждем вас в боте.

И здесь Шмор с Джемом увидели, как в нижней части истребителя стали разъезжаться в стороны стальные плиты.

– Пли! – рявкнул Джем, ткнув пальцем кнопку запуска двигателей.

– Да! – взревел Шмор, судорожно сжав гашетку.

Сноп пламени вырвался из джабля и поглотил корму истребителя.

– А-а-а! – прозвучал в эфире вопль шмордонского капитана.

– О-о-о, – вторил ему Кебаб по внутренней связи, – надо же, как там у вас интересно!

Джем, нырнув рукой вниз, перевел рукоять управления двигателями в крайнее положение и джабль рванулся вперед. Увидев надвигающийся борт истребителя, он резко перевел штурвал вверх и джабль, каким-то чудом не задев шмордонский корабль, вырвался на простор.

По внутренней связи прозвучал голос Батона:

– Джем, полегче! Отжим уже блюет внутрь скафандра. Зато Вискерс очнулся...

Джем, не отвечая, с дикой перегрузкой уводил джабль подальше от горящего истребителя. Шмор, крепко держась в кресле, удовлетворенно улыбался. Наконец Джем выровнял курс, и Шмор, вздохнув, спросил:

– Эх, ну почему у меня никогда не было таких классных специалистов, как вы, Джем?

– Специалистов в чем? – поинтересовался Джем, тревожно вглядываясь в экран радара.

– Во всем, – ответил Шмор. – Надо же было так слаженно сработать! А главное – придумать и осуществить.

– Здесь вы немного не правы, – сказал Джем. – Если честно – я сам удивляюсь результатам нашего рывка. Вообще-то на джаппурских джаблях вечно что-нибудь не включается. То пушка не выстрелит, то двигатели в нужный момент не заведутся. Сегодня прямо праздник какой-то! Может, из-за того, что джабль новый? В нашей старой лоханке (с помощью которой мы захватили в плен вашего отца Шмора Двенадцатого) вообще ничего не работало. Приходилось даже плевать, открывая форточку в космос.

– Вы это серьезно? – спросил Шмор, бледнея.

– Нет, конечно, – ответил Джем, рассмеявшись. – Но если честно – нам сегодня повезло. Правда, не знаю, до какой степени.

И как бы в подтверждение его слов в эфире вдруг раздался голос с обездвиженного истребителя:

– Я, капитан Бамс, попался на подлую джаппурскую уловку! Но мои ракеты сейчас утвердят статус-кво! Получайте!

Джем, взглянув на экран, сообщил:

– Они выпустили две ракеты. Мы на пределе досягаемости и...

Закончить он не успел, так как корпус джабля потрясли сразу два мощных удара. Они последовали с интервалом в одну секунду и за это время оба обитателя капитанской рубки сначала ударились шлемами о пульты, а потом откатились в своих креслах к задней стенке. Увидев, как панели пола начинают расходиться, Шмор с Джемом опустили плексигласовые колпаки на своих шлемах и помчались в сторону шлюзовой камеры.

Уже находясь в спасательном боте, своевременно выстреленном катапультой из разваливающегося на куски джабля, Джем, отобрав рацию у Хапса, поинтересовался в эфире:

– Эй! Есть кто-нибудь поблизости, кроме придурков с шмордонского истребителя?

– Есть! – ответил бодрый голос со странным акцентом.

И тут же борт какого-то большого корабля закрыл перед спасательным ботом звезды.

– Я капитан шмордонского Звездного Флота Бамс, – донесся в эфире голос с истребителя. – Капитан неизвестного звездолета! Вы находитесь на территории Шмордонской империи! Боты с моего корабля преследуют преступников! Вы не имеете права спасать их! Вы будете наказаны!

– Мы находимся сейчас в нейтральном космосе, который разделяет Шмордон и Джаппурию, – последовал немедленный ответ. – Поэтому не надо никого пугать. Ваши ракеты сюда уже не достанут. Отдыхайте с миром!

В борту звездолета, неожиданно возникшего перед спасательным ботом джаппурцев, обнаружилась раздвинувшаяся створка, и их бот плавно и быстро засосало внутрь большого корабля.

ДЖАППУРИЯ. СОЧИ

Лорд Крокозябл-младший прибыл в столицу Сочи город Джян, воспользовавшись обычным рейсовым джаблем.

Коситься на него стали еще в полете. Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что дело в одежде. Остальные пассажиры имели откровенно пляжный вид – в отличие от шмордонского посла, одетого в строгий черный костюм и обутого в кожаные полусапожки на меху. Но Крокозябл, принимая во внимание свой важный статус, не считал нужным наряжаться в шорты и майку с надписью: "Сексотизм спасет мир". Поэтому он не обращал внимания на смешки и колкие замечания пассажиров джабля.

В космопорту он взял такси и попросил водителя отвести его в самое красивое место Джяна. Джамовоз был оборудован кондиционером и потому Крокозябл не чувствовал никакого дискомфорта. Но все прекрасное когда-то заканчивается и вскоре послу пришлось об этом узнать.

Пожилой усатый таксист привез Крокозябла прямиком на Центральный городской пляж и на вопрос, что же прекрасного в этом месте, ответил: "Море, телки, пиво". Крокозябл пожал плечами, заплатил деньги и остался на пляже под палящими лучами звезды Джаппурии рассуждать о странной любви таксиста к коровам.

Спустя пять минут у него вспотели даже кончики пальцев на руках, а ноги в полусапожках прогрелись до степени котлет, подвергаемых опытным поваром пропариванию.

Стоя на набережной, Крокозябл жаждущим взором глядел на голубую поверхность моря, расстилавшуюся всего в ста шагах от него, и приходил к осознанию того факта, что вода – самая прекрасная штука в мире, где бы она ни находилась, – в Джяне или Боскории.

Наконец, полный подходящего случаю осознания, Крокозябл бросился к ближайшей кабинке для переодевания. Он сорвал с себя всю одежду, собрал ее в кучу и, присоединив к ней небольшой дорожный чемоданчик, подбежал к воде. Бросив чемодан на песок, посол накрыл его сверху одеждой, критически оглядел свои трусы, фасоном напоминавшие плавки, и раздраженно махнул на все рукой. Разбежавшись, он с диким воплем плюхнулся в подхватившие его волны и с восторгом отдался их прохладной нежности...

Накупавшись вдоволь, Крокозябл упал на песок рядом с кучей своей одежды и блаженно прикрыл глаза. Чемодана уже не было и в помине, но посол этого не заметил и потому продолжал наслаждаться отдыхом.

Он грел свои косточки и рассуждал о превратностях жизни, которая в последнее время радовала его всем, кроме политической обстановки.

Жена (леди Крокозябл), занятая какими-то имущественными отношениями в Боскории, была далеко; бордели на всех обитаемых планетах Джаппурии работали на полную мощность, а вот душевного спокойствия не было.

Неделю назад по радиосвязи в зашифрованном виде пришли странные известия. Суть их заключалась в том, что император Шмор Тринадцатый, являвшийся личным другом лорда Крокозябла, назван узурпатором и теперь на троне воссел Шмор Четырнадцатый.

О новом императоре лорд Крокозябл старался не думать. Ну, мальчишка как мальчишка. А вот о старом... В шифровках сообщалось, что Шмор Тринадцатый объявлен сыном Крокозябла-старшего и теперь получалось, будто бывший император приходится родным братом шмордонскому послу в Джаппурии! Но это еще не все.

Через несколько дней после первого сообщения пришло второе, из которого следовало: джаппурский посол Джем Баламут вступил в преступный сговор с узурпатором (бывшим императором Шмором Тринадцатым) и помог тому бежать. Сам посол скрылся вместе с беглецом, умудрившись по пути повредить преследовавший его шмордонский военный корабль.

Такая шустрая деятельность Джема расценивалась новым императором как открытое объявление войны. Но инструкций, разъясняющих шмордонскому послу, как действовать в сложившейся ситуации, не было.

Лорд Крокозябл, перевернувшись с бока на живот, задумался об этом. Но мысли его прервались самым странным образом, так как в ногу вдруг постучалось нечто твердое и абсолютно на пляже лишнее.

Крокозябл, улегшись на спину, открыл глаза и увидел возвышавшуюся над собой фигуру индивидуума с посохом, одетого в фиолетовые одежды. Переведя взгляд ниже, посол уткнулся в сапоги такого же цвета, испещренные многочисленными дырками, способствующими циркуляции воздуха внутри этой обуви. Но жаркий климат планеты Сочи оставался равнодушным к любым дыркам, и потому сапоги нависшего над Крокозяблом человека гадостно воняли.

Посол, отодвинувшись, поинтересовался:

– Чего надо?

– Излечить заблудшую душу, – ответил фиолетовый индивидуум, вогнав посох в песок.

К вони сапог присоединился стойкий запах перегара.

Крокозябл, взмахнув рукой, сказал:

– Мне ничего не нужно. Свою заблудшую душу я излечу как-нибудь сам.

– Все так говорят, – ответил на это фиолетовый священник. – Но не все знают о геенне огненной...

– Послушайте, я атеист, – сказал Крокозябл. – Я не верю ни в бога, ни в беса! А потому проваливайте отсюда и не мешайте мне отдыхать!

– Бес – это не наше. Наше – черт, – ответил фиолетовый. – Атеисты – мой конек. Люблю атеистов. Сейчас я с помощью логики в два счета вовлеку вас в восхитительный мир Дважды Грохнутого Бога!

– Не надо меня никуда вовлекать! – воскликнул Крокозябл. – Я не желаю ни во что верить, а тем более – общаться со всякими пляжными клоунами.

– Это вы не к месту сказали, – заявил фиолетовый, видимо, обидевшись. – Я не пляжный клоун, а свистон отец Эндульген, спасающий грешников, пока они не утопли в море людских пороков. А по поводу геенны огненной могу сказать, что вы уже находитесь в ней, так как ваша белая кожа на спине обгорела самым болезненным образом.

– Ничего не чувствую, – пошевелил плечами Крокозябл.

– Обязательно почувствуете. Вечером... – Отец Эндульген вытащил из какого-то потайного кармана тюбик обезболивающего крема и повертел его перед носом посла. – А я вот спасаю таких, как вы. Не бесплатно, конечно...

– Ну и спасайте, – сказал Крокозябл, – меня только оставьте в покое.

– Э, нет, – качнув головой, сказал Эндульген. – Судя по шмоткам, валяющимся рядом с вами, человек вы не бедный. Потому пожалуйте что-нибудь церкви Дважды Грохнутого Бога: – и святой отец указал на кубышку, болтавшуюся у него на поясе.

– А если нет? – поинтересовался Крокозябл.

– Тогда я буду заниматься с вами миссионерством, – заявил свистон, спрятав тюбик в карман и конкретно усаживаясь на песок. – Часа три, минимум...

– Оставьте меня! – взорвался Крокозябл. – Я шмордонский посол лорд Крокозябл!

– Ага! – вскричал отец Эндульген, вскакивая на ноги. – Говори: пожертвуешь церкви?

– Ни беса не дам, – твердо ответил Крокозябл.

– Вот и хорошо, – заявил отец Эндульген. – Не надо теперь попусту языком трепать... Ну-ка, предъяви документы!

– Вы полицейский?

– Хуже. Я свистон! Не предъявишь документы – значит, шпион!

И святой отец, схватив посох руками как дубину, замахнулся им.

– Тихо, тихо! – взволнованно сказал Крокозябл. – Сейчас предъявлю.

Свистон опустил посох вниз, а посол, выругавшись, принялся рыться в куче своей одежды. Спустя несколько секунд он вдруг вскочил на ноги и исступленно заорал:

– А-а-а!

– Что с тобой, сын мой? – удивился Эндульген.

– Паспорт из кармана пиджака украли! – взвизгнул Крокозябл. – И чемодан с секретной посольской почтой!

– Ага, понятно, – кивнул головой свистон. – Выкручиваемся? Раз документов нет, значит – точно шпион.

Он бросил свой посох на песок, в мгновение ока заломал Крокозяблу руки за спину и связал их посольскими подтяжками.

– Это произвол! – вскричал Крокозябл. – Это объявление войны!

– Сейчас тебе Пахан Родимый все про войну расскажет, – обнадеживающе сказал Эндульген, поднимая свой посох с песка. – Шагай, давай, шпионская морда!

– А как же мои вещи? – проблеял Крокозябл.

– Нужными вещами тебя обеспечат на каторге, – ответил отец Эндульген, ведя твердой рукой задержанного им шпиона в полицейское Управление.

В одном из кабинетов полицейского Управления города Джяна происходил допрос, в котором участвовали три человека. На столе, стоявшем в углу кабинета, сидел начальник полиции города Пахан Родимый и курил гигантскую сигару. Его черные усы по обыкновению торчали ровно и параллельно горизонтальной плоскости стола, а коричневая сигара, выпиравшая изо рта, напоминала толстое копье, вставленное в натянутый канат баллисты и готовое выстрелить по команде. Клубы сизого дыма никак не мешали Пахану наблюдать за оперативно-разыскными действиями, которые производил министр полиции Квас Ядреный.

Третьим человеком в кабинете был модный певец Сексот. Он сидел на стуле с руками, скованными наручниками за спиной. Глаза его горели негодованием, и рот постоянно выбрасывал в воздух фразы различного содержания. Смысл их сводился к следующему:

– На каком основании?! Вы за это ответите! Я кумир миллионов! Немедленно освободите меня! Сколько я должен?..

Пахан молчал и размышлял о том, что впервые за свою деятельность в должности начальника полиции он прозевал целое шпионское кубло́, возникшее у него под носом. В том, что Сексот являлся глубоко законспирированным шмордонским шпионом, Пахан уже не сомневался, так как недавно с планеты Дубарь пришли справки, гласившие, будто никаких Сексотов там никогда не рождалось. Но, с другой стороны, патриотические песни и любовь всего джаппурского населения путали все карты.

Толстый, как пивная бочка, министр полиции Квас, расхаживая по кабинету, начал задавать вопросы.

– Ваше настоящее имя? – спросил он.

– Сексот, – ответил музыкант.

– Как вы проникли в Джаппурию?

– Никак я не проникал! – голос Сексота кипел возмущением. – Я родился на Дубаре – четвертой планете системы Джаппурии – и являюсь подданным королевы Беллы.

– Ваше рождение не зарегистрировано никакими официальными органами, чего просто не может быть! Назовите имена своих родителей.

– Пожалуйста, – мило улыбнулся Сексот. – Маму звали Лией, а папу – А́ра-чпо́ком.

– Это что за имя? – Квас, остановившись, шальным взглядом уставился на Сексота.

– Папа у меня – снежный человек, – с апломбом заявил тот.

– Снежных людей не бывает! – изумленно воскликнул Квас.

– Посмотрите на меня, – картинно выпятив грудь, сказал Сексот. – Я обычный сын снежного человека. И другие члены моей джа-группы тоже. Мы из одного племени!

– Кстати, где остальные пятеро из этого джансамбля? – Квас строго взглянул на Пахана Родимого, окутанного клубами дыма.

– Разбежались по борделям Хачапура Волосатого, – послышался голос из-за дымовой завесы. – Ничего, к вечеру всех переловим. Я дал поручение своим людям.

– Ну что вы, в самом деле! – заерзал на стуле Сексот. – Я вам сейчас все расскажу. В северном полушарии планеты Дубарь высятся Чахоточные горы. Там в пещерах испокон веков жили снежные люди. Они крали женщин из долин и от них рождались мы. Наше маленькое племя живет там и сейчас.

– Координаты! – потребовал Квас.

– Откуда я знаю? – удивился Сексот. – Снежные люди в географии – ни ухом, ни рылом! Вот если б показать, то я бы смог. Только надо тепло одеться, потому что придется идти три недели по снегу, карабкаться по скалам, ну, и ружья нужно захватить, а то, знаете ли – медведи всякие...

– Заткнись! – взревел Квас.

Он подскочил к полке с юридическими книгами и принялся выкладывать на стол том за томом, пробуя их на вес. Сексот, с опаской наблюдая за действиями Министра полиции, продолжал бубнить:

– Вы, господин начальник, заблуждаетесь насчет меня. Ведь я – кумир молодежи! Основатель нового социального учения, которое называется сексотизмом... Суть его: "Мы братья и сестры, джа! Любите друг друга и наслаждайтесь свободой!" Да ведь вам не дадут меня посадить! Братья и сестры поставят ваше Управление раком и освободят меня в три секунды! А вам настучат по голове тяжелыми предметами.

– Ничего подобного, – послышался голос Пахана. – В этом городе никакой сексотизм не сможет помешать мне осуществлять порядок!

Квас, выбрав два тома, перенес их поближе к Сексоту и, взяв в руку тот, что потоньше, второй положил на стол, стоявший рядом со стулом, на котором сидел шпион.

– Знакомься, – сказал министр полиции, – это Административный Кодекс Джаппурии: – и без какого-либо перехода врезал книгой по левому уху Сексота.

Тот вместе со стулом завалился на правый бок и впечатался в пол.

– Не видел, не помню, не знаю! – тут же донеслась фраза, вырвавшаяся из изумленных губ Сексота.

– Ага! – вскричал Квас. – Мы на правильном пути! Все шмордонские шпионы на первом допросе отвечают именно так!

Министр полиции, схватив шпиона за ворот, вернул его вместе со стулом в прежнее положение. И, пока тот не пришел в себя, с размаха двинул ему книгой в правое ухо. Сексот завалился в противоположную сторону и произнес:

– Не видел, не помню, не знаю!

– Нужно поставить стул боком к стенке и бить с одной стороны, – предложил Пахан, кутаясь в клубах дыма. – Тогда от амортизации он станет отскакивать прямо под удар, и не надо будет размахивать томом в разные стороны. Ну, как в теннисе...

– Спасибо за профессиональный совет, – поблагодарил Квас, поднимая стул с Сексотом в вертикальное положение и подтаскивая его к деревянному плательному шкафу. – Но пусть лучше лупится головой в дерево. И амортизация лучше, и для памяти полезнее.

– Господин начальник, – сказал Сексот, встряхивая головой. – Ну хватит превышать полномочия! Пытки в Джаппурии запрещены!

– Да, – согласился с ним Квас, кладя административный том на стол и беря в руки Уголовный Кодекс. – Именно так, как ты и сказал, но – в отношении подданных королевы! А ты – шмордонский шпион, и потому наши законы на тебя не распространяются. У меня в руках Уголовный Кодекс, который толще Административного в два раза, и сейчас ты с ним познакомишься тоже. Получай!

Квас врезал Сексоту в ухо толстенным томом, голова того стукнулась о стенку шкафа и, отскочив от нее, попала под следующий удар. Министр полиции, как заправский теннисист, управлял оказавшейся у него в руках "ракеткой", а несчастный кумир миллионов, стукаясь головой о стенку, вопил только одно:

– Не видел, не помню, не знаю!

Воздух в кабинете наполнился воплями Сексота, пыхтением грузного министра и гулкими звуками барабана, издаваемыми деревянным шкафом.

Пахан Родимый спокойным голосом комментировал:

– Хорошая техника, господин министр! Можно еще сверху приложиться, а то он в длину вытянется, и голова его будет походить на огурец.

В эту потрясающую своим трагизмом минуту дверь кабинета распахнулась и возникший на пороге сержант проорал:

– Господин министр! Тут духовная делегация!

Оттолкнув сержанта, в помещение ввалился отец Эндульген, волоча за собой лорда Крокозябла, на котором из одежды были только мокрые трусы, формой своей напоминавшие плавки. Лицевая и тыльная части тела посла великой державы контрастировали между собой самым резким образом. Если спереди Крокозябл был белым, то сзади его кожа пылала огненно-красным цветом.

От неожиданности сигара вывалилась из губ Пахана и шлепнулась на бетонный пол кабинета, подняв в воздух сноп веселых искр. Квас также удивился сверх всякой меры, в связи с чем том Уголовного Кодекса вырвался из его умелых рук, грохнулся вниз и зашелестел страницами. Лишь Сексот не обратил никакого внимания на изменение обстановки, потому что находился в зажмуренном состоянии по случаю ожидания следующего удара книгой по уху. Сам же Крокозябл просто злобно сверкал глазами и молчал.

– Что это значит? – поинтересовался у Эндульгена начальник полиции Джяна, спрыгивая со стола и подбирая с пола сигару.

– Мною пойман шмордонский шпион! – хлопнув себя кулаком в грудь, сказал Эндульген с гордостью.

– А зачем его было ловить? – задал новый вопрос Пахан, попутно гася в пепельнице окурок.

– Но он же шпион! – воскликнул свистон.

– Об этом знает каждый дурак, – сообщил начальник полиции, мягкими шагами подходя к Эндульгену. – Посол Шмордонской империи не может не быть шпионом. Но он – официальный лазутчик, имеющий дипломатическую неприкосновенность. Зачем его было задерживать?

Пахан, подойдя к свистону вплотную, остановился и уперся взглядом в нетрезвые глаза святого отца.

– Но у него не было паспорта, – как-то неуверенно сказал свистон.

– А ты, святой отец, что, шморовизор не смотришь? – прошипел Пахан. – Газет не читаешь? Да рожу лорда Крокозябла (простите – лицо) разве что на рекламных плакатах не рисуют! Ты в собачьей будке живешь? А зачем тебе его документы понадобились? Паспорта́ полиция проверяет! А твое свистонское дело – в душах ковыряться!

Начальник полиции уже орал в лицо отцу Эндульгену. Тот, пятясь к двери, ритуально свистел носом и испуганно моргал. Пахан, наступая, продолжал:

– Я тебя посажу за превышение должностных иерархических полномочий! Хочешь документы проверять – снимай свое фиолетовое тряпье и иди в полицию работать!

Неожиданно для свистона его нос оказался зажатым в пальцах руки начальника полиции.

– Ай! – взревел Эндульген, роняя посох на пол.

Пахан плавно опустил руку с зажатым в ней носом вниз (отчего святой отец вынужден был сложиться в поясе пополам), сделал ею полукруг, и голова свистона застыла как раз напротив открытой двери. Начальник полиции разжал пальцы, сделал шаг назад, хорошенько размахнулся ногой и выдал отцу Эндульгену потрясающей силы пинок.

– Вон!!! – оформил действие его вопль.

Из груди свистона вырвался хриплый выдох, и он, сверкнув напоследок изумленными глазами, вынесся в коридор, откуда тут же послышался треск ломаемых его телом стульев. Пахан, подобрав с пола посох Эндульгена, вручил деревяшку сержанту, с удовольствием наблюдавшему за действиями своего начальника, и приказал:

– Этой дубиной проводи святого отца к выходу, а потом верни ее ему. Перед тем, как распрощаться с этим энтузиастом-общественником, не забудь выполнить контрольный удар по его тупой башке.

Сержант, козырнув, выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. Несмотря на шумовую изолированность кабинета, из коридора все равно стали доноситься звуки тупых ударов и вопли отца Эндульгена, постепенно удалявшиеся в сторону выхода из здания.

Квас Ядреный тем временем подвинул к лорду Крокозяблу стул и участливо предложил:

– Присаживайтесь, господин посол.

– Вряд ли он сможет, – сказал Пахан Родимый, критическим взглядом осматривая спину Крокозябла.

– Сможет, – авторитетно заявил Квас. – Место, на котором сидят, у него не обгорело. Потому что в трусах...

– Да что вы все ко мне пристаете? – возмутился Крокозябл, усаживаясь на стуле. – Нигде я не обгорел! Лучше объясните мне, почему я оказался здесь?!

– Потому что вы сами в этом виноваты, – ответил Квас. – Я понимаю, что новый Договор никак не ограничивает вас в свободе передвижений, но если б вы заранее сообщали нам о своих туристических маршрутах, то никогда бы не попали в такую ситуацию. Кстати, где ваши документы?

– Их украли на пляже, пока я купался! – с негодованием сообщил посол. – Никакого порядка у вас нет. В Шмордоне такого никогда бы со мной не случилось. И чемоданчик с дипломатической почтой стащили тоже! И шморофон...

– Не переживайте, – успокаивающе сказал Пахан. – Мы обязательно найдем.

– Надо вернуть чемодан как можно скорее. Я крайне заинтересован в этом.

– Мы тоже! – согласно кивнул головой Квас.

– Что "тоже"? – не понял Крокозябл.

– Заинтересованы в его находке, – пояснил Квас. – Он же набит шмордонскими секретами и шпионскими явками! Мы чемоданчик найдем, почитаем, а потом сразу же вернем вам.

– Не имеете права вскрывать дипломатическую почту! – истерически взвизгнул шмордонский посол. – Чемодан опечатан!

– Не переживайте вы так! – ласково произнес Квас. – Мы же знаем, что вы – шпионский резидент. И ничего вам не делаем. И вы будете знать, что почта вскрывается. И тоже ни черта сделать не сможете. Это же законы жанра!

Крокозябл, надув губы, перевел взгляд на Сексота, тихо сидевшего в углу с видом, будто ничто его не касается. Квас, подойдя к шпиону, взял того за опухшее от произведенной ранее экзекуции ухо и, повернув его голову в сторону шмордонского посла, поинтересовался:

– Ты знаешь этого человека?

– Первый раз вижу, – ответил Сексот.

– Как бы не так! – проскрипел противным голосом Крокозябл, не простивший Сексоту последнего разговора. – Это самый натуральный шмордонский шпион. Руководитель диверсионной группы, заброшенной на Дубарь перед последней войной. У него в контраджасе, на котором он пиликает, спрятана переносная радиостанция.

Осознав, что его предали самым гнуснейшим образом, Сексот, наполнившись злобой, закричал:

– Да он сам шпион! Это резидент шмордонской разведки в Джаппурии! Его нужно с позором выслать к чокнутым императорам!

– Заткнись! – прикрикнул на шпиона Квас. – Господин посол, если Сексот шпион, зачем же тогда вы его сдали?

– Он никудышный агент, – заявил Крокозябл. – Шавка, неспособная принести пользу империи. Можете засадить его на полную катушку. А когда отсидит, не забудьте выслать в Шмордон. Родина ему все припомнит!

– Козел! – резюмировал Сексот и принялся с гордым видом смотреть в окно.

– Верните меня на пляж, – потребовал Крокозябл. – Там осталась моя одежда. И дайте связаться с посольством. У меня нет ни тагрика, потому что кошелек лежал в одном кармане с паспортом.

– Все сделаем в лучшем виде! – вмешался Пахан Родимый. – Сейчас я дам вам сержанта. Он доставит вас на пляж, а затем проводит в отель. В посольство сообщим немедленно. Отдыхайте, а как только мы найдем чемоданчик, тут же сообщим вам.

Пахан, выглянув в коридор, позвал сержанта. Полицейский предложил Крокозяблу следовать за ним, и они покинули кабинет. Как только дверь закрылась, Квас обратился к Сексоту со словами:

– Ну, вот тебя и почи́кали!

– Я не шпионил в пользу Шмордона, – ответил Сексот. – Потому Крокозябл меня и слил. Я занимался творчеством! Мною придумана целая идеология, облаченная в музыку! Это прорыв в искусстве!

Он помолчал немного и вдруг спросил заинтересованно:

– Как вы думаете, суд учтет мои заслуги перед Джаппурией?

– Учтет-учтет, – ответил довольный Квас. – Надо только покаяться и сдать всех шпионов, о которых знаешь.

– Я готов! – воскликнул Сексот. – Расстегните мне руки. Я изложу все письменно.

– Вот так бы сразу, – рассмеялся Квас, снимая браслеты с рук бывшего шпиона. – А то заставляешь пожилого человека тяжеленным томом махать! Думаешь, это легко?..

Прибыв на пляж, Крокозябл с сержантом поняли, что оказались они там вовремя, потому что в кучке одежды, оставленной послом, рылась какая-то неопрятная старуха. На песке рядом с ней стояли две громадные полотняные сумки, из которых торчали кукурузные початки и сушеные рыбьи хвосты.

Ковыряясь в одежде лорда Крокозябла, бабка приговаривала:

– Еще совсем новый костюмчик! За две тысячи тагриков продам Хинка́лу Бесчестному, он опять жениться собрался... О, ботиночки на меху! Предложу за три тысячи Беко́ну Костлявому. Раз он купил путевку на Дубарь – как раз там и пригодятся...

Подняв с песка носки Крокозябла, бабка нюхнула их, подумала немного и произнесла со знанием дела:

– Совсем еще свежие. Всего день в них походили. Запечатаю в полиэтилен и продам за сто тагриков как новые.

По всей видимости, старуха была хорошо знакома сержанту, потому что тот, подойдя к ней, выдрал из рук бабки одежду и обувь посла, сказав при этом:

– Чурчхела! Пошла вон отсюда!

– Как это так?! – вскричала старуха. – Шмотки уже три часа тут валяются! Кто-то забыл. Это моя добыча, потому что я первая нашла!

Сержант, ничего не говоря, со всей полицейской дурью поочередно пнул бабкины сумки, и кукуруза с рыбой разлетелись по всему пляжу.

– Изверг! – рявкнула бабка, принимаясь собирать рассыпанный товар.

Сержант, не обращая на нее внимания, передал вещи Крокозяблу, и тот стал одеваться. Тем временем полицейский подобрал с песка один из кукурузных початков, вымыл его в море и, оперативно обглодав, заявил:

– Посолил хорошо.

– А деньги где? – спросила Чурчхела, возникнув у сержанта за плечом.

Сержант тут же сунул ей в руку обглоданную кочерыжку и обратился к послу:

– Пойдемте, господин Крокозябл. Министр полиции Квас ждет вас в отеле "Полный релакс". Обед уже подан.

– Чтоб ты от этой кукурузы в штаны наложил! – каркнула Чурчхела.

Полицейский, не оглядываясь, лягнул ногой назад, и бабка с воплем завалилась на только что собранные ею сумки, а Крокозябл направился в сторону набережной.

На пути к отелю он спросил у сержанта:

– Не убили вы ее там?

– Ее даже шмордонский снаряд не убьет, – ответил полицейский. – Она его на лету поймает, так же на лету сварит и продаст как початок кукурузы.

Посол, удивленно покачав головой, вышел на набережную и вдруг почувствовал, что любой его дальнейший шаг стал отдаваться болью в спине и ногах. Но Крокозябл считал себя истинным шмордонцем, закаленным в горнилах многочисленных сражений и потому решил не обращать внимания на легкое недомогание, проявившееся так некстати...

Спустя два часа, в номере отеля, Крокозябл, будучи одетым только в трусы, уже лежал в кровати на животе и постанывал от наступившего облегчения, которое было связано с толстым слоем противоожоговой мази, облепившей его ноги и спину. Во время обеда с министром полиции Квасом у посла резко поднялась температура и спину посетила нестерпимая боль. Вызванный министром врач произвел обработку обгоревшей кожи Крокозябла специальной мазью, и теперь посол почувствовал себя лучше.

– Вот и все, – сказал доктор. – Крем вместе с чеком я оставляю на тумбочке. Мажтесь им по мере надобности. Через несколько дней боль сойдет на нет. Вместе с кожей.

С этими словами врач покинул номер отеля.

– На пляже нужно быть осторожным, – сочувственно сказал Квас. – Тем более – с таким белым телом, как у вас. Ладно, выздоравливайте, а я удаляюсь, так как у меня своих дел полно. Номер вам предоставлен на три дня. Чеки на оплату услуг отеля я положил на тумбочку.

Квас вышел, хлопнув дверью. Крокозябл, пошарив рукой по тумбочке, схватил оба чека и поднес их к своим глазам. Настроение посла тут же упало ниже кроватных ножек и из горла вырвались слова:

– Номер на три дня за пять тысяч тагриков?! Визит врача три тысячи?! За что? За тюбик крема? Мерзавцы! Грабители!

Здесь его осенило неким подозрением, и он повторно стал шарить рукой по тумбочке. Поиски быстро увенчались успехом, потому что в пальцах его оказался третий чек. Ознакомившись с ним, Крокозябл с негодованием сказал вслух:

– И оплату обеда в ресторане на меня повесили! Тысяча тагриков! Я только тарелку солянки съел, а все остальные блюда сожрал министр полиции!

Он попытался вскочить с кровати, но резкая боль дернула его за ноги, и Крокозябл вынужден был снова принять лежачее положение. Поругав ненавистную ему Джаппурию тридцать минут, посол устал и провалился в сон.

Снились ему снега Дубаря, дожди Слякоти и свежий ветер Потенции. А потом привиделось вдруг большое зеленое поле, по которому он бежит, ступая босыми ногами...

Неожиданно поле сменилось бетонными трущобами, и посол понял, что он находится в узком переулке, зажатом с двух сторон высокими стенами. Крокозябл стоял в колодце бетонных сооружений и смотрел на громадный шмордонский танк, выезжающий из-за угла.