Текст книги "Кочевые дороги"

Автор книги: Виктор Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

В такой непростой, но благотворной атмосфере прошло еще три дня, и однажды Ирина за завтраком – кофе, гренки, джем, пробормотала, дескать, что-то Боренька давно не являлся, не похоже на него.

– Тьфу на твой язык, – говорю, – тебе два дня до отъезда, а тут мне не хватало безобразных сцен на виду у всей деревни. Реноме моё разрушать, вместе с репутацией.

– Твоё реноме, моншер, – съязвила Ирина, – уже ничего не спасёт. Я завтра уеду, надеюсь, навсегда, а ты тут со своей репутацией останешься. И всю оставшуюся жизнь будешь её отмывать. Кстати, отвезешь нас утром в город, что-то неспокойно мне. – Она вздохнула. – Поедем мы завтра.

С утра я отвёз Ирину в город, мы с ней тепло попрощались. Она даже слезу пустила, да и мне чего-то не по себе стало.

– Ты звони, – всхлипнула она, – просто так звони. Может, на выходные съездим к тебе. И не забудь про ту штучку. Ну всё, пока.

Она развернулась и пошла, а Аня помахала мне рукой и крикнула:

– Ты, Вольдемар, нам позвони, мы к тебе приедем!

Я тоже не стал затягивать проводы, развернулся и сел в машину. Нечего сопли разводить. Надо было бы сделать кое-какие дела в городе. Поехал по магазинам, закупать всё по списку: и сантехнику, и инструмент, и спецодежду и бытовую химию. Набрал всякой еды из расчета на три недели, водки и коньяку. Короче, машину набил под завязку и подался обратно, к родным пенатам.

В доме, после отъезда Ирина с Аней было пусто и тихо. Я сообразил себе перекусить, и, потихоньку, за рюмкой коньяка, размышлять, что же надо сделать. Прошелся по своим владениям, нашел на кухне записку от Ирины и пакеты с травой. Ирина писала, чтобы я не пил много, а в пакетах оставила траву от похмелья, на всякий случай. Я видимо, чего-то недопонимаю, но этой траве можно было бы такие бабки понять, мама не горюй. Но никто даже и не шевелится, а мне и вовсе в лом, я сюда отдыхать ехал, а не торговлей заниматься. Походил я ещё кругами по усадьбе, полюбовался на газон, и решил, что моя нервная система получила слишком сильный стресс, и поступил по рецепту психотерапевта-алкоголика, своего бывшего соседа Курпатова. Так вот он считал, что нервические стрессы, а именно внутренние конфликты, надо вышибать хорошей дозой спиртного, так, чтобы утром не возникало никаких мыслей, кроме как о головной боли и тошноте. Это, по мысли доктора, должно примирить внутреннее и внешнее, и, тем самым, способствовать душевному здоровью пациента в ущерб физическому. Довод он приводил железный – сломанную руку можно вылечить, а сломанные мозги – нет. Я так и поступил, проще говоря, нажрался, как свинья.

Утром, конечно же, я еще раз пострадал. Ворона, гадина, уже сидела на подоконнике, а не на ветке. Поняла, что я не собираюсь её ощипывать, вот и обнаглела. Хотя, что ей надо – непонятно, колбасу не жрет, а другой еды у меня пока нет. Я забил на проблему болт, предсказания соседа сбывались – я не думал ни о чем, кроме своих страданий, и пошел заваривать себе волшебной травы.

Дальше пошло легче. Я разобрал купленные вещи по кладовкам и начал обустраиваться всерьёз. К примеру, пора было бы покрасить штакетник в палисаднике, его облезлый вид коробил мои истэтические чуйства. Я взял банку с синей краской, кисти, напялил перчатки и халат и отправился в палисад, непосредственно к фронту работ. Увидел соседку, Марью Афанасьевну, она обрабатывала свой палисадник, что-то там то ли окучивала, то ли выпалывала. Поздоровался с ней, пожелал доброго дня и начал красить забор. Чего-то мы зацепились с Афанасьевной поговорить насчет цветов, я рассказал ей про свой опыт выращивания морковки. Однажды, когда я еще в Якутии жил, у меня была под окном грядка. И я откуда-то припер семена, мне вроде их тётка давала, говорила, что это морковь. Ну я, как порядочный, конечно же по пьянке, взрыхлил два квадратных метра земли, густо посеял, обильно полил. А на следующей неделе меня загнали в командировку почти на пять недель. Вернулся, дело было поздним вечером, смотрю в окно, что-то народ с неестественной частотой нарезает круги мимо моих окон. Я немного удивился, вышел посмотреть, у моего дома мёдом, что ли намазано? А оказалось, что я перепутал семена и вместо морковки высадил ночную фиалку. Она настолько хорошо взошла, и даже так зацвела, что вечерами вокруг дома стоял медовый аромат, вот народ к нему и потянулся.

Афанасьевна посмеялась, потом и говорит мне:

– Чувствую, по твою душу едут. Ты стой, со двора не выходи и не вмешивайся. Я сейчас этого Борьку отважу навсегда, раз он по-человечески не понимает.

Я не сходу врубился, о чём речь, однако через пару минут услышал рёв движка. К моему дому подъехал наглухо затонированный джип, и из него вывалились четверо крепышей с битами в руках.

– Где эта сука? Ирка, выходи! Б… убью на… Ё…завела себе, где этот гандон? – первый из всех парней, был, судя по всему, Боря, совершеннейший бык, бойцовской породы, муж Ирины. Он увидел меня, его мозжечок получил целеуказание и Боря направился ко мне

– Аааа! Явился, не запылился! – заголосила Афанасьевна, выходя из-за ограды. В руках у нее был берестяной туесок с водой.

– Отстань, старая! Отвали, не лезь не в свое дело! – отмахнулся от нее бык. Однако, не обращая на него внимания, она подошла ближе и зачастила:

– Явился, не запылился, сокол ясный, говорила я тебе, чтоб ноги твоей здесь не было, – и тут она начала что-то говорить, быстро и неразборчиво. Я стоял столбом с кисточкой в руках и тупо смотрел на эту сцену, хотя мне надо было хватать дрекольё и готовиться к обороне.

Мир вокруг потерял цвет, все стало чёрно-белым, наступила тишина, я видел только, как шевелятся губы у Афанасьевны, как она макает руку в туесок и резким движением кисти брызгает водой на качка, как сверкают в солнечных лучах капли, как он вскидывает руки, пытаясь защититься от чего-то. Потом все потеряло резкость, подернулось рябью. Я очнулся, когда возле дома не было ни джипа, ни бугаев, ни Афанасьевны. В мир вернулись цвет и звук. Квохтали куры, где-то брехал пес и скрипел ворот колодца. Трава стала зеленая, забор синий, облака – белыми. Я зашел в дом, налил полстакана водки и махом выпил. Занюхал рукавом и плюхнулся на табурет.

ГЛАВА 8

Улахан Тойон сильнее всех. А нищий акын – сильнее тойона, ибо может заморочить человеку голову так, что тот потом три луны будет ходить сам не свой. И ведь никогда люди не говорили, что предсказания этих сумасшедших не сбывались, а тут прямо сказал «человек по имени Магеллан». И где теперь его искать?

Тыгын решил не забивать себе голову раньше времени лишними сложностями, а просто пообедать. Кто-то из конников уже съездил в деревню и привез свежих овощей, зелени, фруктов и лепешки.

– Ты кого ограбил, мошенник? – спросил у него Бэргэн.

– Я не грабил, я честно купил за три таньга у бабки, – возмутился тот.

– Мог бы ограбить, а на три таньга купить начальнику бузы, – хмыкнул Бэргэн, – службу не знаете, о себе думаете, а надо думать обо мне.

– Нам думать вообще не положено, сам же говорил, – отбоярился боец, – для этого есть начальник.

– Иди, умник, отнеси Улахан Тойону фрукты и лепешки.

– Слушаюсь, господин сотник! – ответил боец и тут же получил плёткой по загривку. Не больно, а чтоб знал, кто в доме начальник.

Для Тойона уже сварили новый котелок куропаток, подали зелень и лепешки. Распечатали новую бутылочку рисовой бражки, Тыгын плеснул немного в костер, пробормотал привычные пожелания духу огня, Тэнгри и Отцу-основателю. Теперь можно было не спеша поужинать, а потом и отдохнуть.

После ужина Тыгын приказал отправить людей на поиск места и приготовить всё для купания, несколько дней в пути по пыльным дорогам изрядно измотали людей и все покрылись грязью. Парни Бэргэна проехались по берегам речки, и нашли подходящую заводь, вдалеке от посторонних глаз. Они разъехались по окружающим холмам, спешились и, развернувшись спиной к реке, принялись охранять место купания молодой госпожи. После наказания конюха в городской усадьбе Тойона никому не хотелось попасть под кнут. Сначала Сайнара со своими служанками долго купались, плескаясь и визжа. После того, как они ушли, подъехал Тыгын. Он тщательно вымылся, и брадобрей побрил его, оставив лишь усы, и уложил волосы на голове. Тойон вернулся в лагерь и отпустил часть народа на реку, всем надо было искупаться и помыть коней. Остановка взбодрила людей, в лагере начал раздаваться весёлый шум. У Тыгына было подозрение, что нухуры где-то раздобыли бузы и теперь, будучи навеселе, приставали к служанкам. Ну и пусть. Немного расслабиться можно, тем более что дозоры уже разъехались по окрестностям, и никаких серьезных опасностей в этом густонаселенном месте нет.

С утра отряд тронулся дальше, спустился с холма, через мост переправился на другой берег притока и поднялся на северный берег реки, такой же высокий, как и противоположный. Но не успели люди спуститься в низину, как издалека донесся слабый гул и земля дрогнула. Лошади заволновались. Земля дрогнула еще раз, и до них донесся глухой рокот. Тыгын обернулся – холм, на котором ночевал отряд, полностью рухнул в реку, сметя вместе с собой половину деревни. Масса земли, свалившаяся в реку, подняла волну, которая ударила в противоположный берег, и тот рухнул в воду. От средины деревни не осталось ничего, река была перегорожена смесью глины, камней, бревен и кустарника. Высота завала была высотой около тридцати локтей, а ширина – не меньше пятидесяти шагов. До Тыгына доносились крики людей, вопли раненых, рев животных. Завал стал дамбой, перегородившей речное русло, и вода уже поднималась выше и выше.

Тыгын немедленно остановил отряд и велел осмотреться. Первым делом он разослал гонцов на поиски бая улуса, в котором они находились и его помощника, а также Мастера Воды и Мастера Земли. Оставшихся нухуров тойон послал посмотреть, чем они могут помочь селянам. Большего пока ничего сделать не мог ни Тыгын, ни кто другой.

Бая нашли довольно быстро, тот сам, услышав грохот, спешил к месту беды. Чуть позже прибыли Мастер Воды и Мастер Земли. Срочно возвращались с полей и пастбищ мужчины этого села.

Бай, смирился со старшинством Тыгына, несмотря на то, что тот не был Улахан Тойоном этих мест. Были посланы гонцы во все близлежащие аулы и наслеги, с приказом баям и ханам прислать возможно большее количества народу с кетменями и лопатами, а также женщин с посудой и запасами еды для своих работников. Тех же крестьян, что были в наличии, Тыгын построил в три ряда и сказал своё слово: половине вставать вдоль русла реки и начинать копать канаву, а второй половине – разгребать завали и попытаться хоть кого-нибудь спасти. Так же он назначил десятников и переписал их имена, чтобы по достижении темноты спрашивать о проделанной работе. Потом сказал баю, чтобы тот принимался руководить работами возле деревни. Бай начал раздавать указания. Женщин и детей, кто остался в живых от оползня, распорядился выводить на вершины холмов помогать пастухам, и готовить горячую пищу.

Тыгын взял три веревки, зеленую, черную и белую – надо было известить Эллэя, что на его земле случилась беда. В принципе, Тыгын мог спокойно ехать дальше, не его земля, не его люди, не его проблемы. Но заветы Отца основателя говорили о том, что власть дана Тойонам для установления спокойствия и справедливости и их долг – помогать своему народу. Здесь был то же самый народ, что и на его земле, и он не мог пройти мимо. Даже то, что у Тыгына были напряженные отношения с Эллэем, не было препятствием для остановки.

Тыгын навязал на зеленой шнур узел приветствия и пожелания здоровья, помощь; на белый – народ, работа, удача; на чёрный – знак земли, битва, знак воды, знак смерти, белый шнур связал с черным и обрезал черный конец. Эту связку переплел зеленым шнуром, закрепил узлом белый и зеленый шнуры – получилось письмо, краткое и содержательное. Гонец отправился в Харынсыт сразу же, до города было полдня пути, и Тыгын надеялся к вечеру увидеть Эллэя, а самому ехать дальше.

Тыгын поднялся на вершину холма, и встал рядом с охранником, чтобы рассмотреть повнимательнее, что творится возле завала. Крестьяне, как муравьи, облепили берег реки и то место, где были дома. Медленно, очень медленно работали они, но ничего сделать большего было невозможно. Вода поднималась, затапливая низины. Охранник несмело потревожил Тыгына:

– Господин! Господин!

– Что тебе? – спросил тойон.

– Смотрите, тут, где была вершина холма, что-то странное, наверное, спина черепахи, на которой лежит земля.

Охранник лепетал, как младенец, что раздражало Тыгына, неужели его так боятся?

– Показывай.

Боец спешился и пошел по косогору чуть выше оползня, затем показал Тыгыну небольшую трещину в земле, глубиной не более ладони. Тыгын тоже слез с коня и подошел к трещине. На её дне был видно гранитное основание холма и слегка ржавый край железной пластины.

Тыгын посмотрел на охранника и сказал:

– Быстро вниз, зови сюда Бэргэна и трех человек с лопатами. И молчи, что видел, иначе я сам тебя удавлю.

Примчался Бэргэн, за ним три бойца с лопатами наперевес. Тыгын показал Бэргэну странное и велел откопать, только аккуратно, а землю складывать в кучу. Вскрыли площадку два на два шага, под тонким слоем земли оказался вмурованный в гранит металлический ребристый круг. Бэргэн склонился над ним и начал палкой счищать остатки грязи. Под ней нашлась утопленная в прорезь ручка. Бэргэн потянул ее, под железом что-то щелкнуло. Круг откинулся на петлях вверх, открывая вход в подземелье. Вниз вела небольшая лесенка. Бэргэн посмотрел на Тыгына.

– Шайтан побери, это вход в Нижний мир! – пробормотал Бэргэн – это жилище абаасы!

Из подземелья не доносилось ни звука. Тыгын кинул вниз камешек, раздался глухой стук.

– Хватит трястись, – сказал Тыгын, – эй, ты, – показал он пальцем на молодого парня, – лезь вниз, посмотришь, что там и расскажешь!

Парень дрожал от страха, но перечить не посмел. Снял с себя перевязь с саблей, взял в зубы нож и полез вниз. Через некоторое время крикнул снизу:

– Тут нет никого. Только стол и скамейка. И еще что-то непонятное. Тыгын снял с себя халат и полез вниз. Помещение было размером примерно пять на шесть шагов, стены, потолок и пол были покрыты непонятным материалом серого цвета. Тыгын ножом потыкал в стену – это было не дерево, не металл и не кожа. Здесь были стол, странная вещь, видимо для сидения, какие-то трубы. На полу нарисован квадрат со стороной примерно шаг. В одной стене нашлась металлическая дверь, но она была без ручек. Боец навалился на неё плечом, но дверь была заперта. Тыгын подошел к столу, потрогал его, взялся за стоящий рядом предмет. Он откатился на маленьких колесиках. Странно, всё очень странно.

– Всё, уходим, – приказал Тыгын, и они выбрались на свежий воздух. Чертовщина, которую можно потрогать руками.

– Закрывай, – сказал Тыгын Бэргэну, и, после того, как дверь захлопнулась, добавил: – Закопать! Как всё было, и сверху укройте дерном, чтобы никто ничего не заметил. Кто проболтается про эту дверь – лично повешу!

Сам отошел в сторону, давая возможность людям работать. Не буди лихо, пока оно тихо. Мысли в голове путались. Этот подлый акын, будь он трижды неладен! Он знал! Он наколдовал! Такого не бывает. Двери из железа, которые никакой кузнец не выкует. Стены неизвестно из чего. А ручка на двери? Такого быть не может, но оно было. Это всё разрушало тихий спокойный мир, где всё было понятно и разумно. Абаасы и айыы занимались своими делами в легендах и преданиях, люди жили и работали здесь и сейчас.

Тыгын еще раз посмотрел на копошащихся внизу крестьян, убедился в том, что всё, что нужно было сделать, сделано, и поехал вниз, к своим людям. Никто не разбивал лагеря, все ждали, что скажет тойон. Однако Тыгыну было не до того. Мысли его путались, и это было неправильно. Надо успокоиться и с холодным разумом всё ещё раз обдумать.

Вернулся Бэргэн со своими людьми. Тыгын хотел переговорить с баем и Мастерами. Однако к нему пришел лишь Мастер Воды. Остальные слишком далеко разъехались по долине, вода в которой уже поднялась так, что затопила мост и часть полей и всё продолжала прибывать. Мастер Воды рассказывал, захлебываясь от возбуждения:

– Почему Мастерам нельзя уходить? Дехканину – можно, пастуху – можно, а мастерам нельзя? Я хотел уйти, я говорил Улахан Тойону, что нельзя там брать глину, но он меня не слушал. – Старик перешел на громкий шепот, – К нему приходили люди, хотели купить белую глину, никто не знает зачем. Вот и начали копать возле деревни, но там нет белой глины, но они копали. Может искали что?. Позор, позор на весь мой род! Люди теперь скажут, что абый совсем потерял разум и погубил долину, как я смогу смотреть в глаза людям? Что скажут про моих детей? Люди будут плевать мне в спину! О горе мне! Урожай весь погиб, сколько овец смыло в реку? Деревня погибла, люди погибли, арыки разрушены.

– Кто тебе сказал, что Мастеру Воды нельзя уходить? – возразил Тыгын, – Это нельзя кузнецам и шорникам переезжать с места на место. А тебе можно. Но куда ты пойдешь? Везде свои мастера, ты там не нужен будешь. А здесь бросишь работу – кто будет за арыками и водяными воротами смотреть?

– Я не знаю что делать, тойон. Три жены, пять внуков, жёны старшего и среднего сына, все, все там остались. Сыновья только уехали вчера на дальние каналы, менять заслонки. Когда они приедут, что я им скажу?

– Успокойся, уважаемый. Всё образуется. Время лечит. Но если тебе станет совсем плохо, приезжай в мой город, я тебе помогу.

– Спасибо, Улахан Тойон, да будет к тебе милостиво Небо.

Тыгын дал команду двигаться вперед, они и так потеряли много времени то с остановкой на купание, то с этим обвалом, а Талгат ждал их в другом месте. Надо бы, конечно, задержаться дня на два, проследить, как разберут завал, но дверь в подземелье настолько выбила его из привычного ритма жизни, что он начал спешить. Еще Тыгын надеялся, что встретит Эллэя, если, конечно, тот соизволит посетить аул, в пути, что поможет избежать ненужных разговоров.

Однако всё случилось не так. Навстречу отряду Тыгына прискакала группа, которую он посылал на разведку в Харынсыт и с ними же вернулся посол к Эллэю. Сразу же Тыгын выслушал доклады. Посла к Эллэю не пропустили, письмо хотел забрать какой-то человек, которые предъявил тамгу. Посол письмо не отдал и уехал. В доме у Эллэя люди какие-то запуганные. В городе, по словам разведчиков, говорили разное. Во-первых, о том, что во дворе Эллэя появились какие-то люди, неизвестного рода, и ведут себя там, как хозяева. Поговаривают, что сам Эллэй то ли тяжело болен, то ли куда уехал. Родня самого Улахан Тойона Старшего Рода Чёрного Медведя вместе с воинами находится где-то на аласах. В городе много людей с желтыми повязками на голове, ходят себе спокойно, никто их не ловит. Хотя в караван-сараях как раз и говорят о том, что некоторые разбойники – это как раз люди с желтыми повязками, но никого не опознали.

Не успели Тыгыну всё рассказать, как появился еще один отряд, из шести всадников, главный из которых, толстячок с бегающими глазками, немедленно рассыпался в льстивых приветствиях Тыгыну.

– Меня зовут Бээлбэй, о Улахан Бабай Тойон, Старшего Рода Белого Коня, приветствую тебя на землях Старшего Рода Чёрного Медведя. К сожалению, уважаемый Эллэй, Улахан Тойон Старшего Рода не может лично прибыть, он выдал мне тамгу, чтобы я навел порядок.

И ещё сто раз по сто слов, восхваляющих Тыгына и ни о чём не говорящих.

– Быстрее, уважаемый, – в тоне Тыгына не было никакого уважения. Этот человек не был Старшего Рода, соответственно, был никем в глазах Тойона.

– Я хотел бы поблагодарить тебя за помощь в трудную для нашего народа минуту. С твоего позволения мы проедем на место, где случилась беда

– Хорошо, езжайте, – буркнул Тыгын, какие-то несоответствия в поведении этого Бээлбэя настораживали, но понять какие, он пока не мог. "Нашего? Интересно, как он умудряется различать наш и ненаш народ?"

– Бэргэн, пошли трех человек к Талгату, пусть идут нам навстречу, что-то мне не нравится всё это.

На следующий день отряд ехал по дороге между ровных шпалер виноградника. Навстречу ему шла толпа крестьян с цепами и вилами в руках, судя по всему, решительно настроенная. Толпу возглавлял мужчина с желтой повязкой на голове. Он остановился и закричал:

– Стойте! Это ты, тойон, стоял на той горе, которая рухнула в реку и убила наших жен и детей!

Тыгын остановил коня. Рядом с ним остановился и Бэргэн. Вожак продолжал:

– Это ты топнул ногой, чтобы берег рухнул в воду! Это ты виноват в том, что погиб наш урожай, наши люди и наш скот!

Толпа возмущенно загудела.

– Я там стоял, да. И это никого не касается. Освободите дорогу. – Тыгын говорил спокойно, но край губы начал подергиваться.

Это было неслыханно, простые дехкане преградили дорогу Улахан Тойону! Закон требовал, чтобы он выслушал жалобщиков, но не выслушивал обвинения черни.

– Путь говорит один! – крикнул Кривой Бэргэн. Тыгын толкнул его локтем и показал знаками, чтобы тот выслал две пятерки в обход толпы.

Вперед вышел крепкий мужчина в желтой повязке и закричал:

– Пока в нашей многострадальной стране есть ещё голодные, все честные люди выйдут на борьбу с Тыгыном, который убил наших детей! – он обращался более к толпе, нежели к Тыгыну, и его речь совсем не была похожа на речь крестьянина. – Тойон Тыгын разрушил нашу деревню и наши поля, а в это время народ мрет от голода! Ты ответишь за страдания народа!

– Кто же это голодает? – спросил Бэргэн.

– А вот, – из толпы вытолкнули нищего оборванца с явными следами долгого пьянства на лице

Селяне одобрительно закричали:

– Раздать бедным зерно! Долой тойонов!

Взвинченная речами смутьяна толпа подходила всё ближе. Было видно, что основная масса хорошо подогрета бузой и никакие разумные доводы не способны были её остановить. Плотные стены виноградника не давали толпе обойти отряд по флангам, но к лошадям с поклажей уже подбирались ловкие парни, и даже успели срезать пару тюков. Сайнара хлестала воров плетью, девки визжали. Тыгын посмотрел на Бэргэна и сказал:

– Разогнать это быдло, а крикуна взять живым!

Бэргэн махнул рукой. Свистнули стрелы, и люди с вилами в руках свалились на землю. Толпа качнулась назад. Нухуры стремительно подняли лошадей на дыбы, и нагайками начали разгонять крестьян. Раздались вопли и крики, потекла первая кровь. Кто-то из бойцов Бэргэна кинул аркан и мужика с желтой повязкой уже выдергивали из толпы. Селяне попали в свою собственную ловушку – в виноградниках быстро скрыться было невозможно. Кто мог, развернулись и побежали назад, но сзади толпу уже поджимали парни Талгата, которые увидели, что церемониться ни с кем не надо.

Тем временем из кустов тащили двух лучников и главного говоруна. А те нухуры, которые добрались до хвоста отряда, уже споро вязали воров. Уйти никому не удалось.

– Господин! Этот толстый, который к нам подъезжал, как раз стоял на горке, на нас смотрел. А как холопов побили, так сразу и ускакал! – к Тыгыну подъехал один из нухуров.

– Хорошо. Позови ко мне Талгата и Бэргэна.

Несмотря на то, что Талгат был полусотником, а Кривой Бэргэн – всего лишь десятником, все знали, что Бэргэн – правая рука Тыгына и его десяток – это десяток лучших воинов. Поэтому Талгат всегда оказывал почтение Бэргэну и на совет к тойону пропускал его вперед.

– Всё плохо, – объявил Тыгын, – мы пролили кровь чужих людей и на чужой земле. Этого нам Род Чёрного Медведя не простит. Поэтому, во-первых, похоронить всех убитых, во-вторых, срочно допросить этого горлопана и лучников. Кто их послал, зачем, и кому они должны отчитаться о проделанном. В-третьих, Талгат, ты оставишь здесь десять человек в засаде. Мне на допрос нужен толстяк с тамгой, остальных – на ваше усмотрение, трупы спрячете где-нибудь. Потом нас догоните. Мы же пойдем без остановок, нам нужно срочно выходить на Дорогу Отца-основателя, да пребудет с ним слава, иначе мы отсюда не выберемся. Вы уходите тайком, чтобы никто вас не видел. Бэргэн, мы трогаемся немедленно. Приступайте.