Текст книги "Кочевые дороги"

Автор книги: Виктор Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА 21

С момента убийства важного подследственного прошло буквально несколько минут. Кровь еще капала на немытый каменный пол. Тыгын среагировал быстро:

– Оцепить храм! Никого не выпускать!

Я добавил:

– Надо закрыть город, общий досмотр всех выезжающих. Послать десяток к дому второй жены Кадыркула.

Тойон тут же подтвердил моё предложение, но внимательно посмотрел на меня.

– Ты откуда знаешь?

– Потом объясню.

Гонцы помчались ко всем заставам. Это так, мёртвому припарки. Стены у города нет, можно выбраться из любого садика и втихую слинять. Мысль мне не давала покоя, как убийца мог выскользнуть из казематов? А парень, который нас сопровождал, сообразил быстрее. Он вынул факел из держателя и прошелся вдоль стен. В конце коридора, в тупике, пламя качнулось. Парень сунул факел бойцу и попытался сдвинуть руками каменную плиту. Она легко отошла в сторону по направляющим, открыв темный провал тоннеля. Убийца спешил и не задвинул плиту до защёлки, туда и метнулся парень-шаман. Я сдуру полез вслед за ним. Шустрый чёрт, я едва поспевал, сбивая в кровь костяшки пальцев. Следом за мной пыхтели еще двое парней. Мы минут двадцать на карачках ползли по прямому ходу, пока не оказались в чьем-то саду. Следы преступника были хорошо видны на сырой земле, мы без помех шли по ним. Молодой шаман, как змея протискивался между колючими кустарниками, а я, изрядно запыхавшийся, уже за ним не успевал, и мне приходилось обходить заросли. Наконец я его догнал, он стоял возле куста, на колючках которого висел клочок ткани тёмно-зелёного цвета.

– Всё, теперь он не уйдет, – сказал парень и забрал тряпку.

– Меня зовут Магеллан, – представился я.

– Ичил, – ответил он, – сейчас поворожу.

Мы вышли из чужого двора, во избежание скандалов, а ведь надо мне тамгу просить у Тыгына, иначе я добегаюсь по городу. Ичил развел из сухих веточек костерок, из пояса достал какие-то пакетики и бутылочки.

– Иногда надо, – пояснил он, – жизнь нынче тяжелая.

Что это могло бы обозначать, я не понял. О чём-то своём, видать лепечет, о шаманском. Из бутылочки он капнул на лоскут вонючей жидкостью, что-то пробормотал. Ичил намотал тряпку на ветку и сунул мне в руки.

– Я буду держать заклинания, ты сунешь ветку в огонь.

В костер он кинул щепоть порошка из кисета, начал напевать, прищелкивая пальцами. Я сунул тряпку, как он велел, в огонь, но тряпка не загорелась. Из неё пошел белый дымок, пополз в разные стороны, а потом потянулся в одну сторону. Ичил махнул рукой, дескать, вперед.

Мы пошли по улице в ту сторону, куда нас вел дым. Ичил продолжал напевать заунывную мелодию, я, как по компасу, шел за ним. Помню, сигареты были такие, "Дымок", очень некстати пришла в голову мысль. Но вот дым завертелся винтом и ровной струйкой потянулся в небеса.

– Всё. Тот человек ушел в Верхний Мир, – объявил Ичил, – можешь выкинуть.

Я по общему направлению уже понял, куда мы шли. За вторым поворотом нашелся беглец. Он лежал, скрючившись, на обочине дороги, почти в самых кустах, и в стиснутых его ладонях клочья травы. Лицо покойника заострилось, как у узника Бухенвальда.

– Я так и знал. Симергел нюхал. Вовремя не остановился, – сказал Ичил.

На мой удивлённый взгляд пояснил:

– Мох такой, в лесу растёт. Если его дым нюхать, становишься быстрый, как ветер. Но долго нельзя, надо остановиться и отдыхать. Долго отдыхать. Если не остановился – смерть.

Теперь понятно, почему стража возле камеры не успела даже пикнуть. Накачанный стимулятором убийца, быстрый, как ветер. Если бы он закрыл за собой выход, у него был бы шанс отлежаться в кустах. А мы теперь потеряли все нити к заказчику.

– А ты что делал? Магия? – спросил я у Ичила.

– Не знаю магию, надо просить дух воздуха, чтобы помогал. Любит сладкий дым и чтобы песни ему пели. Тогда помогает, – ответил парень

– Пойдём, проведаем жилище второй жены покойного Кадыркула. Там, может, что интересное найдём, – вздохнул я. Беготня по садам в неприспособленной для этого одежде меня утомила.

Все планы со стремительностью паровоза летели под откос. Свидетеля замочили, убийца помер. Ничего мы больше не найдём, если только не вводить в действие план "Перехват", но здесь такого слова не знают, он и в наших палестинах результатов даёт мало. Профи, профи вышли на тропу войны, шайтан их забодай. Мы пришли к дому второй вдовы, возле него уже толклись бойцы Тыгына.

– Ну, бойцы, доложите обстановку, – надо сразу показать, кто тут главный.

– Нет никто, господин Магеллан, мы пришли, совсем пусто.

Я собственно, такого и ожидал. Послали убийцу, снялись с якоря, и с собой наверняка всё подчистили.

– Идите заберите труп, – дал я команду бойцам, – может кто его и опознает.

Мы Ичилом зашли во двор усадьбы. Насвинячено до самого последнего предела. Ясно, что не князья жили, а бойцы революции. Меня больше всего интересовали полы в беседке, а не красоты с пейзажами, и даже не кладовка с наркотой.

– Ичил, посмотри, что в дому, я гляну в саду, – решил я отделаться от сопровождения.

Ичил пошел в дом, я шустро помчался в сад. Беседка на месте, и, что удивительно, полы у неё тоже не раскурочены. Я стал ощупывать доски, какая из них секретная. Тайник оказался под лавкой, да так хитро сделан, что пока не сдвинешь её, не освободишь защелку. Я поднапрягся, и вскрыл всё-таки её. Деньги на месте, уложены в кожаные мешочки, плотно заполняют пространство под полом. Я всё задвинул на место. Теперь нужно незаметно вытащить капиталы в другое место, чтобы не заметили тыгыновские и не успели вернуться владельцы. Я пошел в дом, смотреть, что там нашёл Ичил. Он уже стоит на крыльце и просвещает меня.

– Они ушли недавно, в спешке, все побросали. Пошли дальше смотреть.

Дальше следопыт на раз-два раскрутил весь ход событий. Бандиты ушли через соседний дом, благо заборы здесь не у каждого. Прорубили в живой изгороди лаз, оглушили соседей, и по параллельной улице умотали в неизвестном направлении. Да, сообразительные ребята.

– А поколдовать? – спросил я Ичила.

– Два раза подряд нельзя, – ответил он.

Жаль, но ему виднее. Прошлись мы по закуткам. Кладовка пуста, и это непонятно. Деньги оставили, но товар забрали с собой. Или раньше забрали, но это уже неважно. У них, наверное, есть ещё одна база, и где её искать? Теперь надо оставить засаду, ночью товарищи могут вернуться за золотом. И Тыгын что-то не едет, кто тут будет распоряжаться, я его людей не знаю. Я так рассуждал, а глаза мои шарили по углам, выискивая какую-нибудь сумку. Золота в тайнике много, по карманам не рассуёшь. Нашлось какое-то полотнище, я совершенно бесстыдно пошел в беседку, выворотил пол и выгреб оттуда почти все мешочки с монетами. Оставил три, на развод. Кое-как оттащил куль в сарай, закидал сеном. К этому времени вместо Тыгына приехал Талгат, с еще пятёркой бойцов. Я честно ему показал тайник в беседке и сказал, что ночью придут за золотом. Сам отобрал у кого-то коня, упаковал в сумки золото и уехал. Пусть тут без меня дальше дом шмонают. А Ичил как-то исчез незаметно, специалист, всё-таки.

Как дальше действовать, я понятия не имею. Нас наказали за беспечность, и что могут еще выкинуть повстанцы, мне неизвестно. Я не понимаю местных жителей, их образа мыслей. Но у меня есть ещё пара вариантов в кармане, и мой плюс – то, что местные не смогут просчитать моих действий.

Я поехал проведать своё хозяйство, с такой суетой можно и о главном позабыть. Таламат с Мичилом явно закисли от безделья, и я их понимаю. Дедушка оказался просто золотым хозяйственником. Всё, что сказано покупает, складирует в тюки, везде привешены бирочки, чего, сколько и почём куплено. Да, мастерство не пропьёшь. Мы расселись возле костра, я сразу деду и говорю:

– Уважаемый Улбахай, я думаю, что двенадцать таньга будет справедливой оплатой твоего труда. Я оценил твои умения.

Дедушка просиял от счастья.

– Вот и хорошо. Я внучке теперь монисто подарю, скоро замуж выдавать.

– Что еще нужно купить?

– Купили всё, можно ехать. Но цены на крупу и муку сильно поднялись. Какие-то купцы скупают всё подчистую и денег не жалеют.

Я насторожился. У нас обычно такое бывает перед войной. Мука, соль, спички и керосин. Надо будет это дело проверить, кто же такой умный нашелся. Я ещё попытал старичка про цены, например, на шерсть, войлок, шкуры, рога и копыта. Я хотел из своего хозяйства получить максимум. Оказалось, что шерсть бывает десяти сортов, а кошма – пяти, еще много всяких нюансов. Это наводило на размышления.

– Вот что. Купите завтра еще муки, сколько верблюд увезет. Денег хватит? Купите еще пять-шесть хороших щенков. Таламат, завтра снимайтесь и идите на Ыныыр Хая. Там разгрузитесь, верблюдов отправляйте на выпасы, мне они нужны крепкие и здоровые. Потом займешься овцами. Поделишь всех на три отары, белые овцы и бараны – в одну отару, черные в другую, и пегие – в третью. И не давайте им смешиваться, разгоните по разным пастбищам. Как приедешь, узнаешь все новости, пошлёшь ко мне гонца. Ну всё, я поехал в город.

Надо, в конце концов, хоть какую-то селекционную работу проводить. Белая шерсть почти в три раза дороже пегой только из-за того, что её сортируют вручную. Я переложил золото в сумку, пристроил к седлу и подался. Вдали виднелись ровные ряды палаток – похоже, тыгынское воинство собирается до кучи. Я подъехал к будкам стражников, что на въезде в город, и стал издалека смотреть, как указания Тыгына претворяются в жизнь. М-дя. Повеяло родным. С таким остервенением у нас на дорогах не шмонают даже фуры с южных направлений, так ведь и до бунта в городе недалеко. Пока я ностальгировал на бесчинства ППС, к посту подъехал отряд бойцов во главе с мужиком приметной наружности. В ширину, по-моему, он больше, чем в высоту, лицо его пересекает шрам и правый глаз почти скрыт неправильно сросшимся веком. Но это не помешало ему увидеть безобразия на посту, и он прикрикнул на стражников. Те вытянулись в струнку, а дядька им выговаривал нечто нелицеприятное. Большая шишка, видать, это мужик. А в отряде-то у него, матушка моя, чуть ли не половина девок, и все такие интересные.

Отряд проехал в город, я следом за ними. Рвения у стражников после разноса поубавилось, я слышал их недовольное ворчание, что "это начальство не поймёшь". Всё как везде. Я двинулся в сторону дома Улахан Тойона. Надо послушать, что он скажет, да и пацаны скоро придут.

В доме Улахан Тойона какая-то суета, много народу, шум и гам. Я прокрался в свои апартаменты, волоча на спине свою добычу. Попрятал всё в рюкзак. По двору слонялся Талгат, я спросил его, что за шум такой и суета? Оказывается, вернулся отряд Кривого Бэргэна и Хара Кыыс, что ездили в степь крошить род Халх. Сейчас они приводят себя в порядок, а потом им на доклад к шефу. В храме Тыгын в ярости чуть всех не перевешал, но его уговорили подождать конца расследования, которое проведет самый старший шаман. Засаду в доме второй жены казначея Талгат оставил, так что есть надежда, может кого и поймают. Я покивал головой, бормоча, что всё, типа идёт по плану.

Я зашел к Тойону с вопросом, намерен ли он кого-нибудь назначать на должность начальника Geheime Staatspolizei и, во-вторых, не найдется ли мне какой-нибудь домишко в городе, чтобы я не стеснял уважаемого Улахан Тойона. Оказывается, у Тыгына есть уже начальник личной охраны, Кривой Бэргэн, который будет назначен рейхскриминальдиректором и займётся ловлей комиссаров. Что ж, собака с возу – бабе легче. Хату пообещал после окончания ревизии недвижимости в городе, оказалось, что есть дома без хозяев, и это Тыгына беспокоит. Тут и Бэргэн подтянулся, это тот мужик, со шрамом на фэйсе, квадратный и кривоногий. С ним прибыли валькирии, тиомать, ни капли женственности, чиста мужики с титьками. Лезбеянки, однозначно. Фигурки у них, конечно, классные, но рожи, прости господи. Сидят и зыркают глазами, аж мурашки по спине. Это типа личная охрана Сайнары, как представил их Тойон. Ага, провинились, значицца, и теперь ищут на ком зло сорвать. Меня представили тоже, что вызвало в рядах охранниц нездоровое оживление. Надо будет потом провентилировать, какие сплетни они насобирали в степи обо мне.

Бэргэн доложился, как они гоняли по степи род Халх, пять дней потратили, пока всех не выкорчевали, нашли среди них носителей жетонов, но допросить не догадались. И кого в начальники гестапо собираются поставить? Он же мясник, сначала рубит, потом думает! Если вообще думает. И девки такие же. Тьфу. Но расстраиваться я не буду, пусть сами разбираются. Я повторил свой план облавы по поимке повстанцев, доложил о том, что перед смертью видел мытаря, он то и поведал мне о пристрастиях покойного министра финансов. На том совещание и закончилось.

Я всегда был уверен, что на службе напрягаться нельзя, перенапрягаться – тем более. Если вовремя не соскочить с мучительных размышлений о благосостоянии работодателя и не перестать брать в голову чужие заботы, то можно быстро заработать приступ головного мозга или того, что его заменяет. Верное профилактическое средство – это гармонизация взаимоотношений с ноосферой, которая может принимать разные, порой причудливые формы. Начиная от рыбной ловли и кончая употреблением каннабиса. В промежутке между этими крайностями значится выпивка. В пустой моей похмельной голове иногда рождались божественные стихи, материализованная музыка сфер. Правда редко кто их понимал, но в этом и состоит трагедия истинного гения – его творения при жизни никогда не поймут. Я стоически терпел издевательства своей первой жены над моими стихами, пока, наконец, не догадался её выгнать из дому. В два часа ночи, налегке, в халатике и розовых шлепанцах.

Психотравму, полученную сегодня от неизвестных убийц казначея, можно смело считать травмой производственной, поэтому я решил взять больничный. А душа жаждет сенсорных раздражителей. Ночных клубов нет, а из известных и доступных мне развлечений имелись секс, водка и наркотики. Наркотики отпадали, секса тоже не хотелось. Оставалась водка. Но пить в одиночку можно себе позволить в лесу, а в городе же это монвентон.

Во дворе поймал Ильяса и потребовал мне сменить костюм. Тот ужаснулся, но я сказал "ша" и он притих. Привязал на пояс свою любимую фляжечку, в карман насыпал горсть мелочи и отправился разгонять тоску в питейное заведение. Там никто не обратит внимание на то, что я пью, а конечный результат одинаков – что от бузы, что от водки. За исключением поноса, который меня прошибал каждый раз, когда я хотел понять, что же хорошего в прокисшей, не до конца перебродившей браге из половы. Да и выпить её до получения необходимых кондиций нужно не менее пяти литров. Я к такому не готов. Так что я если и вернусь на рогах, никто меня не посмеет упрекнуть в том, что я нарушал закон. На всякий случай я потребовал у Талгата эскорт в количестве пяти человек. Ребятам я сказал переодеться в простое крестьянское платье, но ножики свои не забывать. Мало ли что случится в этом гадюшнике на местном вокзале. Снабдил их мелочью, на представительские расходы. Жаль, что других питейных заведений здесь нет. Непорядок, стану жить в городе, открою шикарный кабак со стриптизом.

Мальчишки меня поджидали за воротами усадьбы.

– Так, хлопцы, вы теперь будете моими агентами. И первое задание такое. Я пойду в караван-сарай, сяду там и буду отдыхать. Когда я покажу на людей, вы проследите, куда они пойдут. Потом проследите, куда пойдут те, которые потом выйдут. Потом мне расскажите. Понятно?

Им было понятно, как же. Но по сто раз объяснять я не стал, сразу по ходу дела тупых отсею. Я прибыл в караван-сарай в самый разгар вечерних посиделок. Расположился, а парням Талгата кивнул, чтобы располагались неподалёку, во избежание фатальных последствий. Заказал себе еды и бузы. Официант с сальной рожей опять предложил водочки, и на этот раз я не отказался. Надо произвести сравнительный анализ, не из одной ли бочки наливали водку здесь и ту, которую я конфисковал у Пяти Пальцев.

Первая соточка, как и водится, настроила меня на добродушный и философический лад. Рожи за соседними дастарханами стали чутка посимпатичнее, но от любви ко всему сущему я ещё далёк. Вот так бывалоча, сядешь на вокзале, эх, молодость, молодость… Хорошие времена были, помню, однажды в компании сидели, ждали поезд на Казань. А потом проводница разбудила меня почему-то в Кривом Роге. Мистика. Водка по своим качествам оказалась сильно похожа, что намекает.

В углу харчевни притулился кабацкий акын, певец степей и выразитель, так сказать, чаяний. Похоже, на него никто не собирался раскошеливаться, сидел он сиротливо с единственной пиалкой под носом и что-то себе бренчал на деревяшке с двумя струнами. Я кинул ему таньга и ободряюще махнул рукой. Мне нужно было прослушать образчики местного фольклора, чтобы проникнуться атмосферой и вдохновиться на дальнейший словесный понос в нужном ритме и тональности. Акын исполнил незамысловатую песню о любви пастуха и селянки, которых злой рок разлучил навеки. Головы караванщиков повернулись на звуки балалайки. На халяву слушать были все горазды, а как заслуженному деятелю искусств копейку заплатить, так удавятся. Певец, воодушевленный гонораром, перешел на героические саги, по своей занудности мало отличающиеся от любовной баллады. После плотного ужина я раздобрел окончательно и пригласил акына разделить со мной трапезу, иначе говоря, доесть, то, что я не осилил.

В этом мире мозги людей ещё не засорены материализмом, эмпириокритицизмом и навязчивой рекламой. Ну чисто дети. Верят всему, что им рассказывают. Если в эпосе говорится, что боотур ударил палицей по скале, и скала рассыпалась – верят, что скала рассыпалась. И, главное, нет желания проверить или критически осмыслить. Акын загибает совершенно невозможные с точки зрения здравого смысла вещи – верят. Пока я наслаждался фиоритурами, появилась компания конспираторов. Я нашел взглядом своих шпионов и показал на заговорщиков. Накатил еще водочки. Я тут один, без ансамбля. Пора начинать борьбу с мировой закулисой. Я перебил акына на полуслове:

– Скажи, уважаемый, а не знаешь ли ты чего-нибудь повеселее?

– Что ты имеешь в виду, господин?

Я включил голос погромче и начал декламировать в вольном изложении срамные произведения Баркова. Причем главным героем я сделал Нюргуун-боотура, покорителя женских сердец, неутомимого любовника, непревзойденного любителя пожрать, выпить и подраться. Когда я дошел примерно до средины Луки Мудищева, народ в харчевне притих и стал ко мне прислушиваться. Финал публика встретила восторженным гомоном и весёлым смехом. Один мужчина подавился от смеха, пришлось вставать и лупить его по спине.

– Понял ли ты, о певец, истинную красоту слога?

Акын помотал головой. Такая смена парадигмы публичных выступлений его сбивала с толку, но он не был ортодоксом. Новый формат пользовался успехом, и, следовательно, мог принести дополнительный заработок. Я же продолжил концерт. Царь Никита и сорок его дочерей приятно скрасили вечер и прибавили мне популярности.

Пора переходить к основной программе.

– Я сейчас вам расскажу душераздирающую историю про Нюргуун-боотура и его волшебный меч! – сделал я анонс, убедился, что все смотрят мне в рот, – Однажды, а это было давным-давно, Нюргуун-боотур ехал по степи, возвращался в своё кочевье. В гости ездил, к брату свой второй жены. Хорошо они праздновали, родственник делал большой той, много бузы выпили, несчитано баранов съели, всех служанок поимели. И видит Нюргуун-боотур, двое всадников быстро скачут. Крикнули он им: "Эй, парни! Куда спешите? Давайте сядем у костра, расскажем друг другу новости!" Но всадники ещё быстрее поскакали, скрыться хотят от боотура. Но не таков Нюргуун! Почему не хотят здороваться? Почему правила вежливости нарушают? Что везут у себя в седле? Рассердился Нюргуун-боотур и поскакал вслед за ними. Догоню, думает, побью невежливых людей. День скачут, два скачут, три скачут. Начал уставать конь. Горы уже начались, а они всё скачут. Но видит Нюргуун-боотур как остановились всадники, три раза прокричали на скалу "Сим-сим, откройся!", и открылась скала. Заехали туда всадники. Слез с коня Нюргуун-боотур и тихонько пошел за ними. Чувствует он, недоброе дело они затеяли. Тут из стены вышло чудовище с тремя головами…

– Эй, не это ли сказка про Нюргуна, который обосрался на прошлом Ысыахе? Так мы её слышали уже три раза!

Я замолчал. Такие умники на каждом форуме встречаются, не успеешь сказать "А", так они уже орут "Баян!".

– Ты самый умный, да? Ну тогда рассказывай сам, если сумеешь, а мы послушаем, – прокомментировал я выкрик из зала и замолчал.

Шибко умных нигде не любят, а в степи особенно. За это и побить могут. И конкретно этого экземпляра уже не раз били, судя по ссадинам на скулах. Народ зашикал на тролля.

– Э! Магеллан, продолжай! Не слушай этого дурака! – публика требовала продолжения банкета, но я на такие мелкие уловки не ведусь. Цежу из пиалы свой коктейль. Выдержав паузу, продолжаю:

– Еще раз какой-нибудь мудак меня перебьёт, вообще ничего рассказывать не буду, – предупредил я аудиторию и продолжил:

– Тут из стены вышло чудовище с тремя головами, пышет пламенем из вонючих пастей, норовит пожечь Нюргуун-боотура, не хочет пропускать его в пещеру. И бились они три дня и три ночи. Кровь текла по стенам, клочья шкуры летели по земле, не может победить Нюргуун-боотур страшное чудовище. Срубит голову Нюргуун-боотур, отскочит чудище в сторону и заново отрастают у него новые лапы, хвосты и головы! Выбился из сил Нюргуун-боотур, чувствует, конец его приходит, и воскликнул он: "О Элберет Гилтониэль! Да пребудет с тобою Сила!" Засветился тогда славный меч богатыря неземным светом, ударил Нюргуун-боотур чудовище и рассек его пополам! Вспыхнуло и сгорело оно синим огнём! Утёр пот богатырь и пошел дальше. В конце пещеры увидел он чёрный-пречёрный камень, и понял Нюргуун-боотур, что это алтарь Тёмных Сил. А те всадники уже творят своё чёрное-пречёрное дело. Положили они на алтарь беременную женщину, вонзили в неё черный-пречёрный кинжал, вырвали печень из невинной жертвы и стали поедать её, урча от удовольствия.

В этом месте народ зашумел от возмущения. Беременная женщина неприкосновенна, а тут такое святотатство! Я продолжил:

– Потекла кровь по алтарю. Раскрылся камень, и вышло из него чудище обло, озорно и лаей! Пасть его, как пещера, с зубами на триста рядов, глаза его – как блюдо для плова, а вместо руки и ног – змеи скользкие. Упали наземь убийцы и возопили: "О, Ктулху! Мы в жертву тебе принесли беременную женщину!" И взял в руки Ктулху серп острый и молот тяжелый и сделал знак из бронзы. Вырвал желтый язык из третьей своей пасти, повесил это на шею убийцам и сказал громким голосом, таким голосом, что содрогнулись скалы: "Хвалю вас, о верные слуги мои, и даю вам знак, чтобы вы отличали друг друга от остальных людей! Кто поклоняется мне, будет счастлив вечно!" Вытянулись змеи из тела Ктулху, приникли к головам убийц беременных женщин, и выпили у них весь мозг! Засветились счастьем лица этих нелюдей и пошли они из пещеры, а Ктулху скрылся в чёрном-пречёрном камне.

Подошел пацан, из агентуры, дёрнул меня за рукав.

– Магеллан, там, за углом тебя ждут шесть человек. Бить будут.

– Хорошо, сынок, беги на подворье Улахан Тойона, найдёшь там Талгата, пусть он пришлет пятерых бойцов. Держи таньга, – и я продолжил рассказ.

– Выбежал Нюргуун-боотур из пещеры, сел на своего верного коня. И воскликнул он: "Не пропущу в степь убийц беременных женщин, которые поклоняются Ктулху, и носят на груди знаки со звездой, серпом и молотом! Отомщу за поруганную честь наших родов!" И бились они тридцать дней и тридцать ночей, и убил Нюргуун-боотур прислужников Ктулху. Слез он с коня, раздробил черепа врагов своих. Но не знал великий воин коварства темных сил, выскочили змеи их разбитых черепов и укусили его в самое сердце. Окаменел Нюргуун-боотур и стоит теперь камень в далёкой степи, ждет когда верные сыны степи убьют всех почитателей Ктулху, которые носят дьявольские знаки! Так давайте же выпьем за то, чтобы Меч возмездия был поднят над головой прислужников Тёмных сил, которые носят знаки Ктулху – звезду, серп и молот! – закончил и свою речь тостом и выпил. А то в глотке пересохло от таких длинных речей.

В харчевне наступила тишина. Народ переваривал первый креатив нового для степи жанра – ужастика. Акын очнулся и спросил, может ли он рассказывать другим новые сказки?

– Да, – ответил я ему, – не только можешь. Теперь это твой гражданский долг. Вот тебе три таньга, и пой новые песни. Тебя ждёт слава!

– Люди! Будьте бдительны! Они среди нас! – заканчивал я свою программу, – Они коварны и очень похожи на людей!

Народ зашумел, осуждая новости, а мне пора идти баиньки – ну улице уже темнело. Я кивнул своему эскорту, и мы двинули на базу. За углом нас действительно ждали. Молча накинулись с целью нанести тяжкие телесные, а возможно и просто убить, но просчитались хулиганы. Их повязали не просто быстро, а очень быстро, и поволокли на правёж. Возле дома Тойона мы сдали неудачливых киллеров Бэргэну со специалистами. Они забрали, поволокли куда-то. В застенки НКВД, наверное.

Я приплелся в свои апартаменты и прилёг отдохнуть. Какой насыщенный день, и, главное, сделан первый вброс. Новостей мало и любой человек, способный складно рассказывать небылицы, пользуется популярностью. Тем же и обусловлена неприкасаемость акынов и музыкантов. Сенсорный голод. И я его удовлетворю. Уже завтра утром человек двадцать-двадцать пять уедут по своим домам, а там расскажут эту историю другим.

С утра я продолжил свои игрища. Выпив натощак кофия, двинул на базар. Пора сделать парочку вещей. Прошелся по рядам. Во-первых я навестил ювелира, ознакомился с достижениями, заказал латунные значки в виде меча: десять с белой эмалью, пять с синей и два с красной. Неплохо бы мне еще сделать бунчук своему роду, чтоб всё как у людей. В деле символики и атрибутики я решил применить самые последние достижения креативной мысли. А никто не достиг в этом совершенства, как римляне, а потом их наработки были творчески освоены национал-социалистами. Я поплёлся в квартал мастеров. Кто помнит, крылышки на шевронах циники называли "курицами" или "воронами", так я решил произвести инверсию. Моя ворона станет орлом с вороньей головой. В лапах она должна держать венок из дубовых ветвей с мечами. Пришлось пресечь пожелания мастера украсить скульптуру позолоченными барочными финтифлюшками. Строгость линий и чёткость форм, узнаваемость образа и мрачный символизм. Вот основные тезисы моего проекта. Цветовая гамма должна быть красно-сине-золотой с траурной каймой. Помпезное, обшитое бахромой полотнище штандарта с золотыми кистями. Настало время заявить о себе, если не делами, то бунчуком. Я не строил иллюзий по поводу того, что эти символы для остальных родов, претендующих на первенство в степи, станут как красная тряпка для быка. Хозяин мастерской суетился предо мной, чуя неслыханные дивиденды, но дизайнер проекта мне показался немного не от мира сего. Такой, весь витающий в образах, вьюнош со взором горящим.

Я вернулся в усадьбу Тыгына, надо было бы скоординировать свои действия с начальником гестапо. Я подошел к двери апартаментов, где квартировал Бэргэн. За ней раздавались хлопки, стоны и тяжелое дыхание. Хмм, что-то это мне напоминает. Не хватало только криков "О! Е! Фантастишь!" Раздался последний вопль, потом зверское рычание. Минут через пятнадцать дверь распахнулась и из неё вывалилась Хара Кыыс, обвела окрестности невидящими глазами и уползла, опираясь на стенки и придерживая сползающие штаны. Я зашел. Бэргэн, в распахнутом халате, вешал на стенку камчу. Очень, однако, своеобразная утренняя гимнастика.

Я просветил Бэргэна насчёт своих действий, и предложил объявить награду любому, кто принесет бляху с серпом и молотом, а ещё лучше – привезёт самого владельца. Тому надо выдавать денег и значок в виде Меча Возмездия. Соответственно первой, второй и третьей степени. О создании призового фонда и наград надо объявлять ежедневно утром в обед и вечером в местах скопления народа. Так же восхвалять тех людей, которые получат приз. Всех соискателей с пристрастием допрашивать, где, когда и при каких условиях он добыл бляху. Никто же не говорит, что награды должны доставаться легко, можно и пострадать немного.

Потом поговорили про вчерашнее. Конечно же, мои недоброжелатели оказались не совсем дураки. Бить меня подрядились какие-то бичи. Их уже отправили на заработки в каменоломни. У Талгата не сложилось ничего, на участок вдовы никто не пришел. Ну и ладно. Сегодня у нас мероприятие по массовому отлову смутьянов на рынке и караван-сарае, начались приготовления, люди уже выходят на свои позиции.

Тут меня вызвали к воротам. Ко мне пришли мои юные друзья. Взахлёб начали рассказывать, как они, рискуя жизнями, проследили за всеми фигурантами. Свора пацанвы выросла вдвое. М-дя, что ж я с ними буду делать. Пришлось снова беспокоить Бэргэна с известиями о том, что мои поднадзорные бегали по городу, из одного дома в другой. Пусть ходит, их ищет. Попросил его, чтобы до моего прихода всех не умучили, я хотел послушать пленников. "Я за вас свою работу делать не буду", так примерно я рассуждаю, в лучших традициях. Я здесь не для того, чтобы в засадах сидеть и шашкой махать, у меня работа тонкая, интеллектуальная.

Пацанам пришлось дать таньга за смелость и находчивость. А тут служка меня позвал к Тыгыну, решать вопросы. Во-первых, он мне объявил, что город полон негативной энергии, а ему доктор прописал лечение на водах, возле родных аласов. Бэргэн прибыл, теперь он будет заниматься коммунарами, бомжами, наркоманами и алкоголиками. Городскую стражу передают в его распоряжение. Мне Тыгын предложил домик вдовы Нуолана. Старушка преставилась вчера вечером, наследников нет, так что я могу похоронить её и вселяться. Дом бывшего казначея мне не дал. Сказал, что сильный род, много наследников, будут ещё рядиться, кому он достанется. Хотя, на мой непросвещенный взгляд, при конфискации за злодеяния, подлог и растрату, родственники идут лесом. Про то, что я рылом не вышел, Тыгын деликатно промолчал. Ну и ладно. Не сильно-то и хотелось. Я их того домика конфетку сделаю, а то что он мне хороший дом пожалел – еще припомню. Я не злопамятный.

Пошел сразу, в долгий ящик не откладывая, принимать наследство. Но не просто так. Пришлось Ильяса соблазнить неведомым подарком, щедрым угощением и бузой до полного довольствия. Повёлся он на посулы, объяснил мне, что выморочное имущество моё теперь по факту дарения и не нужны никакие бюрократические процедуры. Я попросил его поехать со мной, чтобы он помог организовать все дела по освобождению территории от остатков прежних хозяев. Во дворе я пнул конюха, велел коня мне подать, что как положено. Теперь я настоящий горожанин, у меня недвижимость. Красиво жить не запретишь.