Текст книги "Кочевые дороги"

Автор книги: Виктор Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Пока девушки гоняли дичь по полям, заметили на севере клочок тряпки на палке. Зоркий сокол, Сандра, видит, похоже, и за горизонтом. Говорит, мне, что человек идёт. И что теперь? Идёт себе человек и идет. Может, по делам. Или просто так, к соседу, кумысу попить. Для бешеной собаки семь верст – не крюк. Мы, помню, на ГТТ за самогонкой и за сорок километров по тайге гоняли. Однако любопытные девахи помчались смотреть, кто там и что там. Обратно привезли какую-то оборванку, от новостей чуть не захлёбываются.

– Что? – спрашиваю.

– Это внучка Улахан Тойона Старшего Рода Белого Коня! – отвечает Алтаана.

– И что с того? Что вы вообще туда помчались? Может там засада была, для таких дурочек, как вы? Посадите её в кибитку, пусть отдыхает. Останавливаться не будем, – проявил я самодурство и волюнтаризм.

Так и поехали дальше. Внучки всякие ходят, от работы отвлекают.

Вечером, когда припарковались на ночёвку, внучка начала качать права.

– Почему вы сразу не остановились, когда меня увидели? – высказывает претензии красотка, а глаза её сияют неземным огнём.

Знакомые какие слова, а? Я такое где-то когда-то неоднократно слышал. И ни здассти тебе, ни до свидания.

– Меня зовут Магеллан, род Белого Ворона! Был ли добрым ваш путь, уважаемая? – надо сбить с неё спесь, правила вежливости никто не отменял. Но эта коза считала иначе.

– Меня зовут Сайнара, Старший Род Белого Коня. Я внучка Улахан Тойона! Ты должен дать мне коня, еды на два дня и воды! – она ничуть не смутилась.

Принцесска, значить. А ничё так. Стройная, высокая, глаза хоть и не сапфировые, но все равно красивые. С поволокой. Светло-карие глазёнки. Ишь, как смотрит. Не смотрит, а сверлит, наскрозь. И грудя чуть не вываливаются из остатков халата. А гонору-то, а гонору. Принцесски, они такие, да. Под глазом застарелый бланш, руки в царапинах, дорогущий халат порван и весь в кровище, от шаровар одни тряпочки остались, сапоги – в клочья, волосы сбились в сорочье гнездо, а всё туда же. Права качать. Чувствуется порода. Только не та, что нам надо.

– А ху-ху не хо-хо? Детка, ты кому тут приказы приказываешь?

– Я внучка Улахан Тойона Старшего Рода! Вы должны мне дать то, что мне нужно.

– А я тойон рода Белого Ворона. И ничего никому не должен. Доедем до Ыныыр Хая, там поговорим. Всё!

Я отвернулся и ушел. Овца, походу, растеряла все ориентиры, пока бродила по степи. Таких надо на цепочке возле юрты держать, во избежание. Если бы это чучело не давило авторитетом, то я бы её лично на руках донёс до дедушки. Но беспонтовые наезды надо давить в зародыше. В таком вот аксепте.

Мы шли проторённым путём, четыре дня в дороге, и прибыли на пастбища. Так же быстро разложились. Поставили юрты, распаковали казаны. Здесь есть утоптанные площадки для юрт и кострища. Место, куда мы прибыли, мне понравилось. Плоскогорье, высотой метров двести, не более. Ыныыр Хая, гора-седло, виднеется километрах в трёх на северо-восток. Две пологие вершины, под пятьсот метров высоты, покрыты зеленым мехом леса. Шанхайский барс, не иначе. Недалеко от нас – небольшой водопад и речка.

Такие места называют аласы, то же самое, что и яйла, альпийские луга. Алас – слово-то какое красивое. Созвучно словам палас, атлас. И вправду – атлас. Изумрудная трава, яркое солнце, блики воды, шелком вышиты облака на синем небе. Луга тянутся на восток по косогорам до самого горизонта, на юге, за степью, видны Кара Кумы, черные пески. На север – поднимаются лесистые холмы, а дальше – невысокий хребет. Наконец-то мы на том месте, где можно расположиться с минимальным комфортом. Лес, вода, свежий воздух.

Первым делом я ввёл цивилизованные нормы для санитарии и гигиене. Песталоцци из меня неважный, конечно, но базовые навыки я им привил. Определил отхожее место и всем втолковал, для чего. Немедленно устроил для себя стирку с купанием. Побрился. Всех загнал на помывку. Стиральный порошок, шампунь, гель для душа произвели фурор среди девушек. Они бы всё извели в первый день, но я выдал по пять граммов на нос. И этого хватило. Мыло, оказывается, у них есть. Не супер, конечно, больше похожее на хозяйственное. После купания развесил я свои тряпки на кустах сушиться, сам переоделся в чистое. Нижнее бельё тоже вызвало расспросы. Довёл своё мнение до окружающих, что в человеке всё должно быть прекрасно.

Принцесска забилась куда-то в щель, не видать её. Западло ей с быдлом купаться. Она в кибитке рыдала долго. Крах стереотипов – тяжелое испытание для неокрепшей психики. Я заставил Алтаану набиться Сайнаре в подружки. Иначе возможен нервный срыв из-за когнитивного дисбаланса. Мы ушли от речки, тогда и Алтаана вывела на помойку внучку. Потом я вывел к реке кулутов, тоже помыться, выстирать своё тряпьё. Мне инфекции не нужны. В общем, первый день на новом месте был хорош. Девушки расположились на бережку, сидят лясы точат. И принцесска с ними. Ну и пусть общаются, может привьют ей навыки общежития.

На второй день, с утра, старуха начала гундосить, что надо ехать за шаманом. Без шамана нельзя. Надо камлать, духов-иччи задобрить, попросить, чтобы помогали. Типа так положено, на новом месте ублажать необузданные силы природы. Ну и праздник чтоб, для людей радость. Когда люди радуются, то духи тоже добрые становятся. Как всё запутано. Я почесал репу. Приглашать шамана – дело накладное. Тут сами-то с хлеба на квас перебиваемся, впроголодь живём, чтобы хоть как-то поголовье поднять выше критической массы.

Я не знаю, как тут шаманы, просто узурпаторы ритуальных обрядов, или же они действительно могли общаться с духами. Ни в чём нельзя быть уверенным. Антропоморфизм уместен ли здесь, не знаю. Но знающие люди говорят, что человек делает себе богов по своему образу и подобию. Я начал вспоминать всё, что мне приходилось видеть у казахов, калмыков и якутов на праздниках. Придумал себе, что я сам себе шаман и праздник будет синтезом якутского Ысыаха, монгольского Наадама и казахского Навруза. Если откинуть позднейшие наслоения, то изначально эти праздники как раз и проводились для ублажения духов предков и мест. Может они были и правы, наши предки. Жили в согласии с природой, и неврозов у них не было. Дух моего прадедушки вообще-то не здесь, но на всякий случай надо будет его тоже попросить мне помочь.

Михалыч мне в своё время выписал люлей, чтобы я больше нетрезвый в лес не ходил, и заставил вызубрить заговор на лешего. И еще, гад, костылем по спине огрел. Я тогда был не в силах сопротивляться и выучил пяток строчек устного народного творчества. Еще же, говорят, что леший помогал пастухам, если его попросить. Только тогда речь шла про коров и защиту от волков, но, может, и с овцами поможет. Я уже перестал скалиться на народные приметы, но по-прежнему скептически относился этим фокусам. Мне всё равно, с меня не убудет, а народ успокоится. Главное в деле одурачивания народных масс – сделать многозначительное лицо.

Выбрали самого тщедушного барана и я решил не откладывать в долгий ящик знакомство с местным пантеоном. В горку вела дорожка, шириной около метра, мощеная камнем. Поднялись, дошли всем родом до места жертвоприношения у подножья одной из гор.

Я посмотрел на капище. Очень похоже на ту площадь, в подземном городе. Ровная площадка, с трех сторон окруженная обрывом. С севера – стенка из интересного ровного камня. Я подошел поближе – сильно уж эта стенка напоминала мне не камень, а сланец. Поковырял ножом. Хм-м. Очень, очень странный камень. На капище – четыре деревянных истукана по сторонам света, мордами к центру. Неуловимое сходство с божками из тайного города имеется. Только стоят они на равном расстоянии от центра. Внутри площадки белой галькой выложен круг, а внутри него – крест, лучами направленный на божков. Понятно. Это и есть знак Тэнгри. Круг – это вечное синее небо и четыре опоры, на котором стоит хрустальный свод небес: воздух, вода, земля и огонь. Он же – символ вечного вращения жизни. Некоторые его называют колесом Сансары, но это, по-моему, более поздние наслоения. Из праздничного чорона я зачерпнул кумыса и побрызгал в разные стороны. Величаво вернулся к своим, отдал посудину, а сам поволок на заклание барана. Подвел к центру круга и полоснул ему по горлу десантным ножом. Полилась кровь. Баран дёрнулся и затих. Ишь ты, я даже не забрызгался, а говорят, из горла кровища в разные стороны хлещет.

Я подошел к духу огня. Ну вот мы и встретились, брателла. Прям я сегодня такой чуйствительный, я подарю тебе зажигалку. Не будешь в зависимости от причуд всяких человеков, со своим огнём. Чиркнул зажигалкой, показывая, что не фуфло толкаю, а, в натуре, вещь. Положил ему по ноги. Следующий из одаряемых, дух воды получил от меня пиалу с водкой. Это тоже вода, только горькая. Веселие Руси есть питие. От сердца для тебя отрываю, веришь? Это единственная субстанция, соединяющая несоединимое – огонь и воду. Я подошел к духу воздуха. А тебе что дать? Вентилятор я с собой не прихватил, извини. Подул ему на лысину. Это все что у меня есть, и моё дыхание будет с тобой, пока я жив. Духу земли я подарил старую подкову. Это, друг мой сердешный, квинтэссенция земли, сделанная из земли, землю же и попирающая. Пусть не ржавеет эта подкова, так и за мной не заржавеет. Мы у вас тут погостим немного, вы не возражаете? Вот и славно. Мы люди смирные, без вредных привычек, чистоту соблюдаем, посторонних баб водить не будем. Водку пьянствовать я буду сам, никому не доверю, а во хмелю я смирный, сразу засыпаю. Ну и вам налью, как же без этого. Только вот скажите мне, уважаемые, сколько можно ещё надо мной измываться? Будет ли край моим страданиям, или же я чего-то не понимаю? Э-э-эх, и пошто судьбу называют индейкою, а не другой, на неё более похожей птицею? Ну да ладно, засиделся я тут с вами, пора и честь знать. Я ещё зайду как-нибудь на огонёк.

Я вышел из круга и внимательно осмотрел контингент, который никак не мог понять, что это за такое камлание и как понять волю духов. Я всем объявил, что духи довольны и у нас ожидается хорошее, спокойное время. Праздник можете начинать без меня. Все довольные, сгребли барана и отправились его свежевать, а я решил навестить лес. За мной увязался Мичил.

– Ты куда пошел? – спрашивает любопытный Варвар.

– На кудыкину гору, – отвечаю, переведя эту идиому на местный, – надо говорить с духом леса.

– А ты умеешь с духом леса разговаривать? – малец оказался любопытным, в отличие от его соплеменников. Может, из него выйдет толк, – а зачем нам дух леса?

– Могу. Старый шаман научил. Лес – наше богатство, берегите его, – не удержался я от штампа, вбитого намертво в мои мозги.

– А меня научишь?

– Научу. Смотри и запоминай.

Я выбрал подходящий по размерам гнилой пень и разложил всё, что положено: пиалку водки, кусок лепешки, серебряную монетку. Пробормотал: "Хожу по лескам, по кустам, по мхам, по лыкодерам, по гнилицам, по черницам, по малинам, куда ль хожу – никогда не блужу. Солнце – по солнцу, луна – по луне, при частых звездах, при вечерних зорях, ты, леший, от меня, Владимира, отшатнись, в березу обернись!" На этом можно было заканчивать, но я еще добавил, типа, старик, я возьму твоих саженцев и посажу новый лес. Отвадь волков от моих стад.

Никакой реакции. Ну, чему, собственно, удивляться. Дремучие предрассудки среднерусской деревни. Ветер только зашумел в вершинах деревьев, да что-то мелькнуло по краю поляны. Это я переутомился. Малой стоял рядом, разинув рот.

– Пошли, – говорю, – надо пообедать.

– Ты шаман, Магеллээн! Дух леса ответил тебе, – пацан был в восторге, – я видел духа леса! Никто из степи не может разговаривать с лесом!

– Вот что, Мичил. Про всё что видел – молчи. Это тайна нашего рода. Если другие узнают про это, то лес перестанет нас слушать, – я нагнал страстей, так, на всякий случай. Мало ли.

В стойбище дым коромыслом. Все едят, пьют, и уже водят хороводы. Весело тут у них. Я тоже решил подкрепиться. Накатил соточку. Можно расслабиться, я сегодня переутомился. Потом проверил, как там мои кулуты. Их ведь тоже кормить надо, работники, как-никак. Но им выдали по миске харча, какие-то обрезки мяса, немного кумыса.

– Ну что, отщепенцы, – решил я с ними поговорить, – как дальше жить собираетесь? Искупать, так сказать, ударным трудом свои прегрешения?

Бурчат что-то себе под нос.

– Встать! – что-то нет у них ко мне должного пиетета.

Нехотя поднялись, глаза опустили.

– Как твоё имя? – ткнул я пальцем в грудь одного из кулутов, из тех, что смирные.

– У нас нет имён, гражданин насяльник, – мямлит он.

– Как раньше звали? – я настойчив.

– Таламат.

– Назначаю тебя старшим среди этого сброда. Буду общаться только с тобой. Ты будешь командовать ими, – тычу пальцем в кулутов. – Не слышу!

– Хорошо, господин! – отвечает Таламат.

– Не "хорошо", а "так точно" – ввожу первые элементы воинской дисциплины, и впредь, когда я называю тебя по имени, надо отвечать "Я". Еще отвечать "так точно, будет сделано", "никак нет".

– Так точно, гражданин насяльник, – отвечает лишенец.

– Отдыхайте, завтра трудный день. Разрешаю взять ещё мяса и кумыса. У нас сегодня праздник, всё-таки, – я строгий, но справедливый хозяин.

Я пошел навестить девушек, посмотреть на хороводы. Хорошо здесь. Поплясал с ними, потом еще накатил. Кажется, приходила Сайнара, требовала лошадь. Я, кажется, за лошадь потребовал ночь любви. Потом пришел дедок. Дух огня. Сел на корточки, начал набивать носогрейку. Потом зажигалкой, которую я ему сегодня подарил, раскочегарил трубку и сказал:

– Хорошо. Уважил старика. Без зажигалки просто беда.

Он выпустил в небо густую струю дыма. Я унюхал запах табака "Клан". Неплохо живут духи.

– Да не за что. Это я от бедности, но от чистого сердца.

– Вот именно! – ткнул мундштуком трубки в мою сторону дух, – тутошние всё норовят по протоколу. Я-то, конечно, помогу, потому как положено. Но только по-протокольному и помогу. А ежели от чистого сердца – то тогда не грех и расстараться для хорошего человека. Мы тут с мужиками перетёрли тему. Ты что хочешь?

– Я вообще-то домой хочу.

– Ты сегодня другой вопрос задавал, про свои страдания.

– Ну, так это одно и то же.

– Одно, да не одно. Страдания твои у тебя в голове, а попасть домой – это совсем другое. Я тебе вот что скажу. Перестань страдать, живи и радуйся. А к счастливому человеку удача сама идёт. Да и я помогу, чем смогу.

– Тогда хочу чтобы здесь был чай, табак, кофе и прочие колониальные товары.

– Ищите и обрящете, – рассмеялся дух, – ну, пора мне, гуд бай, амиго.

Я приоткрыл левый глаз. Темнота. Цикады стрекочут, потрескивает костер, а меня мучает сушняк. По бокам у меня притулились две девахи, не разобрать кто. Сопят тихонько. Я пошарил возле лежанки, но пиалу с водой не нашел. Странно, пиалы здесь делают, а кружки нет. Выполз из юрты, поплёлся к водопою. Какой яркий сон. Давненько я не напивался до появления внеземных цивилизаций. Такое редко мне снится, и, обычно, к пустым хлопотам в казённом доме.

– Грыждаанын насяльнек, – это Таламат, дежурит сегодня возле костра.

– Что хотел, Таламат?

– Надо оружие выдать. Слышал я, волки воют. Пока далеко, но могут придти. У нас нет ничего. Волки порежут овец, лошадей. Так неправильно.

М-да… это следует понимать, что гражданин решил выйти на свободу с чистой совестью. Но души прекрасные порывы надо поддерживать. Буркнул:

– Хорошо. Молодец. Так держать.

А сам отправился досыпать.

Утром позвал Мичила, построил зеков в шеренгу и произнес речь:

– Так, граждане хулиганы, тунеядцы, алкоголики. Я вам не возвращаю ваши санаа сюрун. Но упорным и добросовестным трудом вы можете искупить свою вину перед родом и подать прошение на помилование. Я его рассмотрю. А пока, в силу непреодолимых обстоятельств… – я что-то, как на производственной планёрке. Проще надо быть, – Короче, выдаю вам штаны, пояса и луки. Один нож на всех. Дежурить будете попарно восемь часов возле стада, восемь часов на стойбище. Один дежурит на холме, смотрит за обстановкой в округе. Таламат распределит, кто, где и с кем. Свободны.

Мичил выдал им обмундирование. Между собой пусть сами разбираются, степняки они или нет. А мы с Мичилом пошли заниматься спортом. Моя обновленная физиология требовала активного движения, нагрузок, а я сиднем сижу. На берегу реки взял валун, пуда на полтора и начал его выжимать. И Мичилу, говорю, бери камень по силе и делай как я. Потом пробежка, отжимания, подтягивания. Мичилу тяжело, но держится, как может. Потом помывка. Хорошо-то как!

Пришла Сайнара, опять про лошадь. Я что-то вчера обещал, нет? Надутая, как воздушный шарик. Наверное, про ночь любви я вчера погорячился. Я осерчал – я вообще с похмелья, и лучше меня не трогать. Сказал, что бесплатно только кролики размножаются и пусть соберет два мешка кизяка, тогда и лошадь получит. С нашим-то поголовьем мешка-то не набрать, но пусть работает. Труд из принцессок делает человеков. Развернулась и ушла с гордо поднятой головой и расправленными плечами. Не знаю, что для неё унизительнее – просить или навоз собирать.

Решил с мальцом заняться экономикой сельского хозяйства. Начали с арифметики. Умный мальчик Мичил. Отец мог бы им гордиться. Настоящий кочевник. Сказал, что арифметика – это для сецен-мудрецов, или юлэр-дурачков, что, с точки зрения степняка – одно и то же, а ему нужен меч и конь, как у Элбэхээн Боотура Стремительного. Еще один Буратина, деревянный. Впрочем, в его годы и я такой же был. Заставил его посчитать до десятка, сложение-вычитание. Педагог из меня никудышный. Тут розги нужны.

Встали, пошли по окрестностям. Осмотреть надо, всё-таки, что здесь и как. Прошлись по аласам, издалека посмотрели на кулутов-пастухов. Вроде пасут. Смех один. Для десятка овец – два пастуха. Ну плюс кони. У нас всего почти пятьдесят лошадей, мы типа состоятельные, а с другой стороны, жрать скоро нечего будет.

Я спотыкнулся о камень и чуть не пропахал носом траву. Пнул камешек. Какой-то он неестественный, чёрный. Поднял, потер. Черный, с характерным блеском. Поковырял его ножом. Антрацит, если мне не изменяет склероз. Набрал камешков покрупнее, и Мичила заставил набрать, пошли к костру проверять. Точно, ура, у нас уголь. Полыхает за будь здоров. Родня смотрит, открывши рты. Теперь не надо собирать кизяк и ломать хворост в лесу. Мля, мы со своим костром на угольном пласте стоим, не хватало нам еще устроить локальный Армагеддон. Погасили костёр, и я выложил днище очага крупными камнями. Так-то оно поспокойнее будет.

Девушки сидят, что-то то ли шьют, то ли шкуры выделывают. Принцесска тоже, вроде при деле. И лясы точат. Моё убеждение крепнет – два мешка навоза, и ни граммом меньше, пусть она здесь сидит хоть до морковкиного заговенья. Не нравится, пусть пешком идёт. Я с гордостью оглядел кочевье и удовлетворённо рыгнул. Жизнь наладилась.

Утром, когда я пил свой утренний кофе и смолил первую сигарету, ко мне подкралась Алтаана, и спрашивает, что это я пью.

– На, попробуй. Эта штука называется кофе.

– Фу, горький, я лучше кумыс пить буду.

– Вам, папуасам, не понять изысканного аромата, – я с утра недобр.

– Ты почему чай не делаешь? – опять спрашивает.

– А чай вы пить не умеете. Бухаете туда сахару, чтоб задница слиплась, а чай – напиток деликатный.

Ей что-то из-под меня надо, не верю я в добровольные приступы любопытства. И точно. Рассказывает мне романтическую историю любви и ненависти наследной принцессы и простого пастушка.

– Она ему не дала, что ли? – переспрашиваю я, – Зря. С её характером это, возможно, был единственный шанс. Ты мне к чему эту жалостливую историю рассказываешь? Я виноват что ли, что она дурочка? И я не психотерапевт Курпатов, вытаскивать из депрессии девочек, которых пытались насиловать. У неё на лице следы порочных наклонностей, как же я сразу не разглядел. Спасибо, что открыла мне глаза. Такой добрый лучистый взгляд только у серийных убийц и встречается. Заманила, короче, пацана в лес и распустила на ленточки.

– Не в лесу, а в горах! – Алтаана чуть не плачет. Её миссия проваливается, я уже сразу понял, что она пришла лошадь просить.

– Вот! В горы она его заманила! – не ей, наивной степной девушке, тягаться со мной в словесной эквилибристике. – Короче, золотая моя, лошадь она получит.

– Правда? – Алтаана расцветает.

– Как принесёт два мешка кизяка. Лично мне в руки! Я сказал, скво!

Алтаана уходит, понурив голову. Не знаю, что она поняла из моей речи. Не хватало мне тут женских заговоров. Пойду лучше, Нюрке впендюрю. С утреца – самое то. Сайнара провожает нас пристальным, презрительным взглядом. Целкам не понять прелестей секса. Потом, вместе с Мичилом, гимнастика, пробежка, упал-отжался. Купание.

Таламат кричит издалека, что к нам едут какие-то вооруженные люди. Я машу ему рукой, пусть спускается. Сам сижу возле костра, пью чай. Девок разогнал по юртам. Они и сами знают. На всякий случай готовлю пистолет. Компания, шестеро парней, поднимаются вверх по склону. Гопники, на мой первый просвещенный взгляд. На второй взгляд тоже. Манеры гопников, одеты, как гопники, ведут себя как гопники. Значит это гопники и есть. Гопота сгрудилась возле вожака и начала меня обсуждать. Концепция куфии им была неизвестна, и за то, что я платок намотал себе на голову, они меня за пидора принимают? Я пропускаю все их остроумные высказывания мимо ушей. Им весело. Они задорно ржут над шутками своего вожака. Пока предъявы не было.

Их заводила мне не нравится. Помесь надутого индюка и крысы. И, казалось, что его нос ходит ходуном, вынюхивая вкусненькое, а за спиной волочится тонкий плешивый хвост. И подпевала тоже не нравится.

Наконец шайка переходит к делу.

– Эй, как тебя там! – это начало разговора, – Я старший брат убитого тобой тойона рода Серой Куницы! Ты забрал, то, что принадлежит роду Халх! И я заберу это!

– За козла ответишь! – я начал наливаться яростью. Нет, с этим перцем надо кончать, – Да пребудет с тобой слава Тэнгри! Был ли добрым ваш путь? Велик ли нынче приплод в ваших стадах?

Боотур запнулся. Он нарушил правила вежливости и почти потерял лицо. И вместо того, чтобы вырулить ситуацию, попёр буром.

– Я заберу свой скот! Я заставлю тебя целовать мои сапоги, – он сорвался на крик.

А кто кричит, тот неправ. Я взмахнул рукой, будто стряхивая с кисти воду ему в лицо. Мне показалось, что в воздухе мелькнули золотистые искры. Его голова мотнулась, как от прямого в челюсть, и он свалился с лошади. Слишком яркий у него халат.

– Уберите эту падаль – сказал я его свите. – Если еще раз его увижу, то убью.

– Вы его не увидите, господин, – один из прихлебателей уже стоял рядом с поверженным отморозком, – он мертвый, – и начал оттаскивать тело от костра.

"Брата Кольку убили!" Это ко мне рванул кто-то из свиты фулюгана с саблей наголо. Вся остальная шайка замерла и смотрит, затаив дыхание.

Я смещаюсь вправо мелкими шагами. Бандит хочет ударить саблей, и разворачивается влево. Между нами морда коня. Я вправо, он влево. Бедняга, я не виноват. Я ударяю его в ноздри, конь отворачивает от меня. Показывается левый бок басмача. Я стреляю. От звука выстрела кони шарахаются в разные стороны, а на землю сыпятся мертвые тела. Из-за кустов с луками в руках выходят мои девчонки и Сайнара. Вот, блин, амазонки. Я еще тяжело дышу, прогоняя через легкие кислород.

– Вы что приперлись? Я вам где сказал быть?

– Господин, мы прятались по кустам, потому что это в юртах страшно, – потупив глаза отвечает Нюрка, – прошлый раз нас схватили так. А если бы мы были снаружи, нас бы не поймали. А чем ты убил этих людей?

– Это не люди, – соскакиваю с темы я, – это гады.

С пастбища кулуты ведут двух человек. Оказывается, пока мы упражнялись в остроумии, часть налётчиков пошла прямиком к стадам и получила отпор от моих кулутов. Таламат заранее туда отправил всех. Ну что, надо думать, это типичный сценарий налёта.

Изрядно помятых пленных я тут же завинтил в кандалы. Какая востребованная, оказывается, здесь вещь. Плюс четыре коня к нашему поголовью, и ещё один труп на пастбище. Сайнара подошла к безвременно покинувшему нас тойончику и пнула его ногой. Какие-то личные счёты. Я отрезал кусок от его халата, поджег зажигалкой. Понюхал дым, странно, это не шелк. Это вискоза, убей меня гром. Велел все трупы обобрать и закопать подальше от кочевья. Сайнара смотрит на меня с непонятным выражением лица. Видать, её уже просветили про освобождение возле Пяти Пальцев, а она не верила. Ничё, знай наших. Для полноты своего демонического образа я с удовольствием закурил.

Моих кулутов надо поощрить, а мне поразмыслить о произошедшем. Если это здесь норма жизни, то скоро против меня вся степь ополчится. И тогда мне нужна собственная банда, иначе каждый том, джерри или гекльберри будет считать своим долгом проверить нас на прочность. Замаешься натягивать им глаз на жопу, пока окрестные банды не поймут, что нас надо обходить стороной, а при встрече – отдавать всё и сразу.

Реально можно кулутам возвратить человеческое достоинство, других вариантов нет. Только нужно что-то такое, что будет их держать в узде и заставит беспрекословно повиноваться. В голову пришла идея. Я кликнул Мичила и мы отошли в сторону.

– Неси пояса и ножи кулутов. Я их заколдую и у нас будет банда. А завтра роду Халх мы произведем дефлорацию ануса.

Мичил воспрял и как пуля умчался за барахлом. Я подготовил кое-какие ингредиенты для будущего действа и погнал кулутов на капище.

Выстроил всю братию в ряд и приказал вытянуть правую руку. Прошел справа налево и надрезая каждому руку, капал по пять капель крови в чорон со спиртом… А вслух комментирую, дескать, смотрим внимательно! От каждого по пять капель. А от меня – десять. Дальше начал нагнетать обстановку. Вкратце речь шла о том, что их жизненную силу я собрал в чорон, и от себя добавил. Потом поджег спирт, в сумерках хорошо было видно синее пламя. Потом залил огонь кумысом и начал бурчать над чороном: Чижик-пыжик, где ты был, на Фонтанке водку пил. Бырга, бырга, ты могуч, ты гоняешь стаи туч! Шырдым-бырдым! Всякую пургу, короче, с обилием шипящих согласных. Звучало зловеще. Потом проорал про Тэнгри и Маниту, и объяснил неофитам, что теперь силой великих духов, они связаны смертью. Плеснул в костёр чутка и заставил каждого отпить по глотку из посудины и принести страшную клятву. Теперь, объясняю всем, вы связаны жизнью, смертью, огнём, песком, воздухом и водой. Свидетели этому – духи-иччи. И вы все – побратимы, а я ваш отец родной. Я возвращаю вам санаа сюрун!

Мичил подал каждому пояс и нож. Ребятишки просто преобразились.

– Вопросы есть? Вопросов нет. По случаю братания, я вам дарю по коню. А кто нарушит клятву, того поразит луч диареи.

Теперь надо их немного нагрузить чисто степными мотивациями. Должно подействовать. Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин…

– Вы хотели славы, коней и женщин! Но вам просто не повезло. Ваш прошлый вожак был сильный и храбрый, но не очень умный. Если вы пойдете со мной, у вас будет всё! Вся степь признает в вас самых доблестных боотуров всех времен и народов! – я посмотрел на реакцию будущих подельников. Хотел еще сказать, что вся степь ляжет к нашим ногам, но это статья 278 УК РФ. Здесь наверняка, что-нибудь похожее есть. Так что обойдемся частными целями. Подельнички приободрились.

– Таламат, Кураадай, Хараадай, Тимирдээй, Тиниктэй! На свободку – с чистой совестью! Я освобождаю вас для того, чтобы повести в ослепительное будущее. Вы будете первыми боотурами Армии Спасения! Вся слава будет ваша! Ура!

– Так точно, гражданин насяльник, – за всех ответил Таламат.

Ночью сбежал Хараадай, и приполз под утро, с покаянием. Понос его настиг через три часа побега. Ну, повинную голову меч не сечёт, и я его простил. Почти. Потом пристрелю, при случае. Мне за спиной проблемы не нужны.

Пленным я с утра устроил сценарий лишения их санаа сюрун с последующим избиением. Оставил их в одних набедренных повязках и хомутах на босу ногу.

После плотного завтрака начали собираться на операцию "Атын наносит ответный удар". Подбирали коней, подгоняли снаряжение. Я вычистил пистолет, снарядил обоймы. Мичил крутился рядом и выспрашивал, что это такое. Ещё хотел знать заклинание грома, которым убивают на расстоянии. Я по мере сил заморочил ему голову, чтоб только отвязался. Но наш поход не состоялся – к нам приехал мытарь.