Текст книги "Крупа бывает разная (сборник) (СИ)"

Автор книги: Виктор Дашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Была или поздняя ночь, или раннее утро. Иннокентий обычно хорошо чувствовал время, но сейчас ощущение не работало, он спал слишком глубоко. И именно поэтому ему удалось так хорошо восстановиться.

Нет, так дело не пойдет. Если он позволит себе спать – пытка может затянуться надолго. И, кто знает, может, голодом и болью им и правда удастся его сломать? Это недопустимо.

Он еще раз оглядел зал и вспомнил, как он вошел в него в первый раз. Стены еще не были оштукатурены, пол вымощен едва ли наполовину, никакого алатыря. Зато пыль стояла коромыслом, имелись строительные леса и рабочие в пропахшей краской и известкой одежде.

Иннокентий был еще рядовым дивом, а его хозяином – старший следователь. Он и отправил подручного в подвал, чтобы узнать, как там идут дела. Никто из служащих не захотел спускаться и дышать пылью. Но все считали дни до переезда в это огромное, удобное и комфортное здание, сильно отличавшееся от крохотных комнаток и подвалов бывшего Приказа.

Воспоминания. Вот чем он займется. Если он начнет их прокручивать с момента первого поступления на службу, то это займет много, очень много времени и позволит не заснуть. А как воспоминания закончатся, он может прокрутить их заново.

Он закрыл глаза, и…

– Папенька, папенька, приняли, приняли! – молодой хозяин взбежал по белым ступеням особняка и ворвался в дом, размахивая бумагами. Гонец только что прибыл из столицы, и Федор немедленно бросился к карете, едва не опередив самого Иннокентия. Фамильяр Стрельниковых принял пакет с государственной печатью и протянул его молодому хозяину с поклоном. Тот моментально сорвал печать и, вглядевшись в бумаги, издал такой радостный вопль, словно ему снова стало шестнадцать лет. И рванул в дом.

– Я поеду в столицу! Государю буду служить! В Тайном сыске!

Глава семьи вышел из столовой, потянулся, протянул руку и посмотрел бумаги. И поманил Иннокентия.

– Собери вещи Федора. И сам приготовься. Тоже служить поедешь. Следи за моим сыном. Пить и в карты играть не давай, понял?

Из воспоминаний его выдернул резкий запах мяса и чеснока. И железа и пороха. Иннокентий открыл глаза. Прямо перед его носом маячил кусочек сала, нанизанный на штык.

– Жри давай!

А вот и Степан… Значит, снова заступил в караул. За его спиной стоял колдун, и на этот раз никакой улыбки на его лице не было. Зато Иннокентий сумел выдавить из себя ее подобие, хотя нестерпимо хотелось вцепиться в этот кусочек зубами, да так, чтобы сталь штыка захрустела.

Нет, больше всего хотелось вцепиться в горло проклятому мятежнику. И рвать, рвать в клочья, наслаждаясь теплым, дымящимся мясом. А потом уже приняться за Степана. И за второго, как его… память начинала подводить. Зато улыбка стала вполне натуральной, и Иннокентий даже, кажется, ощутил запах кровавой разорванной плоти. И отвернув голову от куска сала, медленно и монотонно проговорил:

– Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству.

Он снова погрузился в память.

– Ну вот, готово, – его светлость князь Бестужев, отступая на шаг, указывает на Иннокентия, стоящего в центре алатыря: – А ну-ка, Иннокентий, назови свои высшие приоритеты.

– Служба государю нашему и защита его. Служба Российской Империи, защита и поддержание закона и порядка, – тихо, но твердо говорит он.

– Подумать только… – это голос графа Ростопчина, его будущего хозяина, – даже не верится. А ведь перекрылись обычные-то приоритеты… и все, никак теперь не стереть, а, ваша светлость?

– Никак, – в голосе князя Бестужева звучит неприкрытая гордость, – только если в Пустошь отправить.

– А ну как сожрет он меня? Сбежит?

– Может, и сбежит. Да только когда поймают его – снова служить станет. Не украсть его теперь у государства и себе не присвоить.

– Небывалое чудо…

В ушах Иннокентия раздался грохот аплодисментов.

…Он уже не чувствовал ни боли от ударов, ни запаха еды. Иногда его вынуждали открывать глаза, и тогда он, произнеся: «Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству», – снова закрывал их и опять уходил в воспоминания.

Он помнил, как выглядел Владимир после двух недель серебряных колодок. Сам Иннокентий, наверное, теперь выглядел почти так же – истощенный, обтянутый лохмотьями кожи скелет, едва шевелящий губами. Да слышал ли кто-то, что он говорит? Это уже не было важно. Даже воспоминания теперь появлялись обрывками: вот он, Владимир, закованный в колодки, а вот он же, во время смертного истязания, которое никак не мог пережить, но пережил… даже запах его настолько силен, что…

Иннокентий медленно приоткрыл глаза. Нет, это не воспоминание. Перед ним, отделенный лишь прутьями клетки, стоял Владимир. В высоких хромовых хозяйских сапогах, в военной форме. Ворот его формы был наглухо застегнут, но Иннокентий был уверен – под ним ошейник. А на самом вороте были нашиты красные полоски – такие же, как у мятежного колдуна и его подручных.

Владимир встретился с ним взглядом. Лицо его ничего не выражало. Он обернулся к стоящему чуть поодаль колдуну:

– Он умирает, хозяин. Вам его не подчинить.

– «Товарищ Дзержинский», – поправил его колдун, – я уже говорил: тут больше нет хозяев и рабов.

– Как прикажете, товарищ Дзержинский, – проговорил Владимир и добавил: – Я знаю его много лет. Его не сломать.

– Ты сказал, что можешь поговорить с ним.

– Да. Но наедине. И пусть мне принесут еду. Много.

Колдун посмотрел куда-то в сторону:

– Степан, принеси из кухни каши. Все, что осталось от завтрака.

– Будет сделано.

Хлопнула дверь. Иннокентий снова прикрыл глаза. Но воспоминания не шли.

Владимир. Он возвращался на службу даже когда и приоритетов-то у него еще никаких не было. Он не ушел сейчас, когда погиб его хозяин, и защищал Управление до последнего. Почему он с ними? Как его смогли так быстро сломать?

Иннокентий снова открыл глаза. Владимир так же неподвижно стоял и смотрел ему прямо в лицо. Глаза его стали совсем прозрачными. Последний раз он поднимал взгляд на Иннокентия очень давно, в самом начале своей службы, будучи еще совсем диким и совершенно неуправляемым. Потом, даже когда они служили одному хозяину и Владимир из двух дивов был главным, он не бросал вызова. Но сейчас… от него ощущалась сила и власть.

«Мы сейчас власть», – вспомнил Иннокентий слова мятежного колдуна. Неужели и Владимир стал частью этой преступной, варварской «власти»?

Снова скрипнула дверь, и до Иннокентия донесся запах еды.

– Поставь на стол и уходи, – не оборачиваясь, велел солдату Владимир.

– Ты кто такой, чтобы мне указывать? – возмутился Степан и демонстративно грохнул котелком по столу. – Мне Феликс Эдмундович пост покидать не приказывал.

Владимир медленно повернулся и постучал пальцем по красной полоске на воротнике. И тогда Иннокентий рассмотрел на ней какие-то прямоугольники. А спустя миг Владимир сорвался с места, и его острые, похожие на кинжалы зубы щелкнули возле уха незадачливого солдата.

Тот вскрикнул и бросился к выходу.

– Работы с личным составом предстоит еще много, – пожал плечами Владимир. Подошел к дверце клетки и, открыв ее, протиснулся внутрь, старательно обходя алатырь. Нагнулся и начал пристально рассматривать пленника.

– Тебе надо поесть. Неделя в колодках – это тяжело и опасно даже для тебя. А тебя еще и пытали. В таком состоянии ты и вправду не годишься для службы.

– Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству.

Иннокентий произнес это, едва шевеля губами. Но Владимир его, несомненно, услышал. И резко, наотмашь, насколько это позволяла клетка, ударил Иннокентия кулаком по лицу.

Следующий удар пришелся в горло, а еще через мгновение носок тяжелого, снятого, возможно, с собственного хозяина сапога врезался Иннокентию в живот.

И в этот момент Иннокентий ощутил, как вместе с болью поднимается вверх тяжелая клокочущая ярость. Кем этот предатель себя возомнил? Неужели он думает, что ослабевший и израненный бывший Главный див будет послушно сносить побои от ничтожества? И когда кулак Владимира снова врезался ему в челюсть, мотнул головой, щелкнул зубами и немедленно ощутил во рту сладкий вкус чужой плоти и крови. И, не удержавшись, облизнулся от удовольствия. Владимир же, отдернув руку с начисто откушенными пальцами, развернулся и вышел из клетки. Капли крови упали на пол, и Иннокентий с трудом смог отвести от них взгляд. С усилием подняв голову, он посмотрел на Владимира.

– Я… до сих пор намного сильнее тебя, глупец. И это не изменить ни пытками, ни серебром.

– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – проговорил Владимир, и Иннокентий с некоторым удивлением отметил, что бывший подчиненный больше не поднимает глаз.

– Вот теперь с тобой можно и поговорить, – Владимир облизал кровь с руки и сел на пол перед клеткой, – они не слушают меня. И не станут слушать, я им ровня и не могу приказывать, ты должен это понимать.

– Они?.. – Выходит, из дивов уцелел кто-то еще.

Иннокентий выпрямился, насколько позволяли колодки, и спросил, глядя на Владимира в упор:

– Чем закончился штурм? Что со следователями? Кому-нибудь удалось спастись? Сколько дивов осталось?

– Во время штурма погибли колдуны Стоцкий и Воронин. Старший следователь Углов застрелился. Остальных арестовали и увезли. Куда именно, мне пока не известно, но я стараюсь это выяснить. Дивов осталось в живых одиннадцать, включая тебя и меня. Трое сбежали, но находятся поблизости, я их чувствую. Казимир и Мирон в клетках наверху, остальные – в алатырях. Нас кормят из того же котла, что и солдат. При штурме был поврежден еще один лестничный пролет, обрушился главный вход, выбиты все окна, кроме трех в левом крыле на третьем этаже. Разрушенные лестницы восстанавливают, пока их заменят на временные, деревянные. Товарищ Дзержинский занял кабинет Главы, я вставил там стекла – вынул из нескольких уцелевших рам – и навожу порядок два раза в день. Сейф с документами охраняют двое солдат.

Иннокентий облизал губы и усмехнулся:

– Ты докладываешь мне так, будто я все еще главдив.

Владимир на миг поднял глаза:

– Ты главдив. Тебя никто не смещал с должности, не бросал вызов и не побеждал. Все дивы ожидают, когда ты снова вернешься к делам.

– Я не служу…

– Хватит, – резко оборвал его Владимир, – выслушай меня, наконец. Ты думаешь, мне нравится носить это? – Он указал на свою форму.

– Нет? – все с той же усмешкой проговорил Иннокентий. Чувствовал он себя существенно лучше. Владимира нужно выслушать: вряд ли он пришел сюда исключительно, чтобы накормить пленного сослуживца своими пальцами.

«Я стараюсь выяснить».

Этот Владимир всегда был непростым дивом. Слишком много колдунов ему довелось поглотить. И теперь он сам выбирал, кому будет служить, и, если считал хозяина достойным, был предан и безукоризненно послушен. Но если нет – никакие пытки и наказания не могли заставить его подчиниться. Значит, и ошейник, и эту форму он позволил надеть на себя не просто так.

– «Люди устанавливают власть, а черти ей служат. Люди устанавливают порядок, а черти его поддерживают», – полуприкрыв глаза, медленно проговорил Владимир. Иннокентий знал, кого див видит сейчас перед своим внутренним взором. Эти слова произнес когда-то его благородие Афанасий Репин, колдун, бывший их общим хозяином. Иннокентий служил ему совсем недолго, всего две недели. Но успел прекрасно понять, почему этому колдуну подчинился самый строптивый черт.

Но сейчас Владимир требовал невозможного. Поэтому Иннокентий сказал:

– Я не могу, как ты, признать этих людей новой властью.

– Но иначе не обойти Высший приоритет.

– Его установили не для того, чтобы мы его обходили, – в голосе Иннокентия прозвенела сталь. Что задумал этот Владимир?

– Дело не во власти. Мы должны поддерживать порядок. Ты сам сказал, что служишь государству. А что это, как не воплощение закона и порядка?

– Люди, которым ты предлагаешь сдаться, сеют лишь хаос и разрушения. Они – не закон. Я либо дождусь, что город освободят от бунтовщиков, либо умру здесь.

Владимир снова поднял взгляд, и Иннокентий понял, что див смотрит на колодки. Чуть повернув голову, он увидел свои руки. Кожа с них давно облезла, плоть высохла, и сейчас они напоминали мертвые дубовые ветки. Но Владимир смотрел не на них, а чуть выше, на выгравированное на колодках государственное клеймо в виде двуглавого орла.

– А если законная власть не вернется? – тихо спросил он. – Что тогда?

– Вернется, – Иннокентий с трудом повернул голову обратно.

– Поэтому так важно остаться на службе, Иннокентий, – дивы почти никогда не обращались к друг другу по данным им людьми именам. Владимир специально использовал имя, чтобы подчеркнуть важность своих слов. – Ты давно не выходил из здания, но ты прав, там хаос. Повсюду мешки с песком, перевернутые трамваи. Пьяная чернь средь бела дня врывается в магазины и банки, грабит, бьет стекла, обирает людей. Ночью светло от пожаров. Много колдунов погибло, и, кроме бандитов, горожан терроризируют демоны. Хватают и жрут прямо на улице, даже не прячась. Мы должны навести порядок. И колдун Дзержинский разрешил это сделать.

– Разрешил? Но ведь они это все и устроили.

– Они устроили военный переворот. После него всегда наступает хаос.

– У нас уже был переворот. Но такого не произошло.

– Тот, первый, и привел в итоге к нынешнему. Те люди не смогли удержать власть и навести порядок.

– А эти? Думаешь, они смогут? Отребье, воры и голодранцы? С недоучившимися колдунами во главе?

Владимир подумал, потом медленно повторил:

– Порядок наведем мы. И этот человек нам поможет. Солдаты, что заняли Управление, уже патрулируют улицы. С ними отряды вооруженных людей с повязками, которых называют милицией. Они ловят бандитов и мародеров. Я получил личное предписание товарища Дзержинского грабителей и мародеров жрать на месте.

Иннокентий перевел взгляд на сапоги сидящего перед ним дива и усмехнулся. Владимир тоже посмотрел на свои ноги.

– Они со склада, – пояснил он, – я не снимал их с мертвого колдуна, это называется «экспроприация». Были составлены накладные, подписаны документы по изъятию.

– Ты хочешь сказать, что бунтовщики соблюдают видимость законности?

– Не важно, что соблюдают они. Общественный порядок – один из наших Высших приоритетов. Бунтовщики не смогут его навести. Ты видел их чертей – их много, но с дисциплиной у них еще хуже, чем у солдат. Да и самый сильный из них не дотягивает до уровня слабейшего из нас. Мне поручено приучить их к порядку. Но это не быстро. А наверху сидят в клетках без всякой пользы шесть обученных и сильных полицейских дивов. Оставшиеся без командира. А мы должны быть на улицах. Не время для гордости. Ты должен признать эту власть и надеть ошейник.

– Не ожидал от тебя такого красноречия.

– Я читал книги. И если ты прекратишь героически умирать и займешься своими прямыми обязанностями – мы очистим город за неделю. Это сейчас самое важное.

Иннокентий внимательно посмотрел на Владимира и спросил:

– Ты уверен, что нам позволят выполнять приоритет?

– Да, – без колебаний ответил тот. – Этот колдун занимается тем же самым.

Иннокентий попробовал сжать и разжать кисти рук. Боль прострелила по всему телу до колен, но пошевелить руками удалось. Нужно много еды, чтобы восстановить форму, но это уже проблемы бунтовщиков.

– Учти, Владимир, – чтобы придать вес словам, Иннокентий тоже использовал имя, – когда сюда вернется настоящая власть, я лично надену на этого колдуна наручники. И ты не сможешь защитить его, даже если захочешь.

Владимир редко использовал человеческую мимику при разговоре наедине. Но сейчас по его губам скользнула очевидная усмешка.

– С удовольствием уступлю тебе эту честь, – проговорил он и поднялся.

– Иди за колдуном. И передай ему, что у меня есть условие.

Колдун Дзержинский появился быстро. Однозначно, ждал поблизости завершения разговора.

– Говори свое условие, – сразу перешел он к делу.

– Супруга князя Юсупова и его дочь, – проговорил Иннокентий, – отпустите их. И когда они будут в безопасном месте, я признаю вашу власть и позволю себя привязать.

Колдун внезапно рассмеялся:

– Я думаю, они уже давно в Крыму. Я не воюю с женщинами и младенцами. После ареста твоего бывшего хозяина их посадили на следующий же поезд. Можешь позвонить им, если знаешь телефон. Телефонную линию как раз вчера полностью восстановили.

– А фамильяр?

– Он в Пустоши, – развел руками колдун, – а жаль, хороший был экземпляр, пригодился бы. Это все?

– Да, – Иннокентий посмотрел на Владимира, стоящего за спиной колдуна.

– Сними с меня колодки, – велел он, – и принеси ложку. Я не собираюсь есть прямо из котла, как животное.

Глава 6. Афанасий на новогоднем корпоративе (Заговор ч. 1)

1746 год

– Как я до такого докатился… – пробормотал Афанасий, оглядывая свой белый, выполненный точно по указу жюстокор с зеленым воротником, серебряным шитьем по обшлагам и такими же серебряными кисточками возле петель. Кюлоты в цвет камзола дополняли образ.

Черт беззастенчиво оскалился и полил на рукава хозяина духи, специально для этого купленные во французской лавке. По комнате распространился едкий мускусный запах.

– Боже… что за гадость… – скривился Афанасий.

– Для привлечения дам, – пояснил чертяка.

– Каких, к лешему, дам?..

– Да как же? Танцы же будут, – черт продолжал лыбиться.

– Что за танцы? – опешил Афанасий.

– Да вы разве не читали приглашение, хозяин?

– Что там, говори, – велел Афанасий, уже подозревая недоброе.

– Так танцы, торжественная часть, игры и ужин ожидаются, – черт поклонился, скрывая за этим жестом беззастенчивую ухмылку.

– А ты чего зубоскалишь? – одернул его Афанасий. – Тебе тоже весело не будет. Черта в парадную залу никто не пригласит, не положено это. Просидишь весь вечер на цепи в чертячьей где-нибудь в подвале, ожидая меня и изучая рисунок на полу.

Но нарядного черта, которому по случаю выхода в свет был приобретен новый голубой расшитый цветами камзол, угроза колдуна не проняла.

– А то я на цепи не сидел, – нисколько не расстроившись, ответил он.

– Ух и наглый ты стал, разбаловал я тебя, – беззлобно проворчал Афанасий, – ну ладно, давай, тащи туфли.

Одевшись, Афанасий еще немного повздыхал и поохал. Положенные по этикету часы ему заменял колдовской прибор. А вот трость придется взять. Некультурно это, без трости.

Новая должность принесла новые заботы. Две недели назад колдун получил официальное приглашение на рождественскую ассамблею в доме его сиятельства нового главы Канцелярии. По слухам, поводом для приема послужила благость всемилостивейшей императрицы, щедро пролившаяся на напудренный парик графа и краем зацепившая всё подвластное ему ведомство.

И ладно бы просто прием. Но вот же беда: танцы, игры какие-то… Афанасий сроду не играл ни в какие игры, разве что в детстве в деревянную лошадку. До игр ли байстрюку в Академии? Но отказаться или не явиться к свеженазначенному начальнику было невозможно.

Собравшись с духом, Афанасий повелел:

– Всё, беги за экипажем. И на цену не смотри, бери приличный, всё же в графский дом едем.

Экипаж подъехал к величественному зданию близ Синего моста.

Черт открыл дверцу, колдун вышел и огляделся.

Фасад сиял яркими огнями, а главный вход украшали еловые ветви. У дверей грозно возвышались разодетые лакеи.

– Многовато лоску, как думаешь? – спросил Афанасий и, не дожидаясь ответа, протянул руку:

– Давай цепь.

Черт вытащил из кармана серебряную цепочку с мизинец толщиной и присел на корточки. Афанасий привычным движением приладил цепь к его ошейнику и застегнул замок. По закону в присутственных местах колдун должен держать черта на поводке.

– Ну что же, вперед, – Афанасий намотал конец цепочки на руку, затянутую в лайковую перчатку, и потянул черта за собой. Тот поднялся и послушно пошел в шаге за левым плечом.

В преддверии аванзала у колдуна забрали форменный плащ. Подошедший лакей поинтересовался его именем и званием.

– Куда определить черта, любезный? – спросил у него Афанасий.

– Черта берите с собой, ваше благородие, – ответил лакей.

Колдун и черт удивленно переглянулись. И Афанасий направился к высоким, сияющим позолотой дверям.

– Их благородие старший колдун Канцелярии ея величества господин Репин, – громогласно объявил церемониймейстер, открывая двери.

Афанасий чуть не подпрыгнул от неожиданности. Расфуфыренные дамы и господа обернулись. К счастью, всеобщее внимание длилось всего миг. Афанасий поспешил убраться из центра огромной залы, где и без него было тесно: помимо толпящихся гостей, солидное пространство занимала огромная, длиннолапая, нарядно украшенная ель. Блеск свечей, часть из которых оказались приторочены прямо к веткам, отражался в драгоценных каменьях, развешанных в равной мере на ели, колоннах и присутствующих дамах, отчего каменья загадочно мерцали.

Осторожно обойдя удивительную конструкцию, колдун подошел к окружающим ее колоннам, за которыми скрывалось множество столов. Устроившись рядом с сервированным на французский манер закусками столиком, Афанасий огляделся. Дамы для будущих танцев в зале действительно имелись, и не только дамы, но и девицы. Афанасий узнал несколько важных господ из начальства, которых сопровождали жены и дочери. Присутствовал и глава московской конторы, его Афанасий знал лично, значит, и из других губерний начальники тоже заявились. Но ни с одним из них не было черта. Очень странно... Его собственный чертяка, уже хорошо воспитанный, встал в шаге от колдуна, низко опустил голову и замер, глядя в пол. Высокородные гости сбились в небольшие кучки у столов, пили вино, беседовали и смеялись. Играла легкая музыка. Афанасий прислонил трость к столу, взял бокал с вином с подноса у важно проплывающего мимо прислужника и попробовал.

– Ну и гадость, – с отвращением скривившись, тихо пробормотал он. И поставил бокал на стол.

Наверное, стоило присоединиться к обществу главы московской конторы. Хоть какой-то знакомый.

Афанасий потянул черта за цепочку, намереваясь перебраться к группе коллег, когда услышал знакомый голос:

– Ваше благородие, Афанасий Васильевич!

Афанасий обернулся. К нему спешил Резников, подчиненный колдун-канцелярист. А позади колдуна виднелся черт.

Резников был старше Афанасия и служил дольше. Когда Афанасий только поступил в Канцелярию подьячим, то ходил в помощниках у Резникова. И, глядишь ты, теперь его начальник. Но уже немолодой колдун не обижался, работал честно, был человеком ответственным и исполнительным. И недавно даже раскрыл серьезное дело.

Подойдя к Афанасию, он поздоровался, а черт его склонился почти к самому полу.

– Вы только посмотрите, господин старший колдун, – рассмеялся Резников, – всего две недели он у вас пробыл, а как прочно к вам прикипел.

– Это хороший черт, – ответил Афанасий, приветствуя подчиненного кивком головы, – при должном обучении хорошо послужит. Вы уж постарайтесь, господин Резников.

– А как же, – лицо Резникова приобрело хитрое выражение, – я сразу приметил, что он к вам неровно дышит. И допросил со всем тщанием. Узнал, государь мой, некоторые ваши секретики, и теперь всенепременно буду пользовать.

– Пользуйте на здоровье, – разрешил Афанасий, – мне не жалко.

Мимо снова прошествовал слуга с бокалами, и Резников схватил один.

– Да неужто! – воскликнул он. – Как же их сиятельство расстарались! Не пожалели денег. Это же шампанское господина маркиза де Шетарди! Щедрый нынче у нас начальник.

И Резников принялся смаковать противное вино:

– Изысканный вкус... – восторженно прошептал он.

Афанасий посмотрел на него с сомнением. Резников был дворянином из незначительного разорившегося рода, на восемь братьев – один крепостной. Но всё туда же: вкусы у него и манеры.

Афанасий еще раз попробовал шампанское, в носу защипало. Он закусил новомодной ветчиной. И вышло не так уж и плохо.

– А как вам ель? – решил он поддержать светскую беседу. – Виданное ли дело, обрядили дерево, как девицу, каменьями.

– Да вы что, Афанасий Васильевич, побойтесь Бога, – в глазах Резникова заплескался суеверный страх, – как можно… сам батюшка наш Петр Алексеевич повелел еловыми ветвями дом украшать. А целая ель… да разве только во дворце такую роскошь и увидишь.

– Вот те раз… – изобразил удивление Афанасий. – А у меня аккурат под окном на такой роскоши вороны гнездо свили, вот же свезло-то…

– Ой… да вы скажете тоже, вороны… – забормотал Резников, бочком отодвигаясь от начальника.

Музыка смолкла, и на возвышение в дальней части залы вышел новоиспеченный глава Тайной розыскных дел Канцелярии граф Шувалов. Гости подвинулись ближе.

Поприветствовав собравшихся, его сиятельство объявил танцы.

Гости вслед за хозяином дома выстроились в длинную колонну. Рядом с графом немедленно оказалась в прямом смысле блистательная дама, вполне способная посоперничать даже с елкой. Под торжественную заунывную музыку танцоры начали степенно раскланиваться друг с другом.

– Это польский танец, – тихонько пояснил Резников, – придется выходить. В нем должны принять участие все приглашенные.

– А черта я им куда дену? – негромко, но возмущенно вопросил Афанасий. – С собой потащу, пусть тоже раскланивается? В присутственном месте нельзя черта без привязи оставлять.

Резников огляделся:

– Вот, можно к ножке стола привязать.

– Ну уж нет, – Афанасий скрутил с руки цепь и обратился к своему черту:

– Полезай под стол и двигаться не смей, – велел он и протянул поводок. Черт взял его, благо руки его тоже были укрыты перчатками. – Но украдкой посмотреть можешь, – едва слышно добавил Афанасий.

А сам в сопровождении Резникова, все-таки привязавшего своего черта к ножке стола, двинулся в конец танцевальной очереди.

Для боевого колдуна запомнить несколько простых движений и повторять их за ведущей парой было проще простого. Танец длился невообразимо долго. И всё это время нужно было держаться степенно и осанисто. Афанасий не видел в этом большой проблемы, и если бы не непривычные туфли, чувствовал бы себя прекрасно. Да и туфли не так уж и мешали. Но колдун заметил, как дамы, которые неоднократно менялись рядом с ним, всё больше устают. Неудобные платья, бальные туфли на каблучке, огромные тяжеленные парики. Афанасий даже посочувствовал великосветским жеманницам. В зале стоял тяжелый дух прокисшей помады, потных тел и благовоний.

Наконец танец закончился. Афанасий вернулся к столу и разом допил французское вино. Потом взял еще один бокал.

Снова намотал протянутый чертом поводок на руку, достал с блюда кусок ветчины и незаметно протянул черту.

– Жри, вкусно.

Ветчина тут же исчезла с его руки.

Следующий танец оказался не обязательным, и на всем его протяжении Афанасий пробовал закуски и пил вино. Он уже привык к странному вкусу шампанского, и оно не казалось таким отвратительным. Часть закусок он втихаря отдавал чертяке, пусть порадуется, когда еще ему придется жрать с графского стола.

Вскоре колдун почувствовал легкое головокружение. Вино оказалось с хитринкой и быстро дало в голову.

После второго обязательного танца гости разошлись по зале, кто-то отправился курить, кое-кто затеял игры в карты и в шашки. А Афанасий и Резников вернулись к облюбованному месту. Владимир так и сидел, выглядывая из-под скатерти. Это показалось Афанасию весьма удобным: так черт сильно не маячил, да и скармливать ему графские яства было сподручнее. Но черт Резникова по-прежнему торчал колом рядом со столом, делая вид, что ему совершенно не интересно окружающее съедобное великолепие. Но ноздри его едва заметно шевелились, и Афанасий заметил это. Он хотел было сказать сослуживцу, что черта следует накормить, но потом махнул рукой: Резников старше и служит дольше, сам разберется, как ему быть со своим чертом.

Мимо как раз прошествовал прислужник, разнося что-то, по цвету похожее на любимую сливовую настойку. И Афанасий принялся угощаться. Вкус оказался странноватым, но по крепости напиток не уступал сливянке, и колдун остался доволен. Сунув Владимиру кусок малосольной севрюжины, он от скуки принялся разглядывать гостей.

После нескольких танцев уставшие и потные высокородные дамы и господа выглядели презабавно. У многих дам парики посъезжали набекрень, а на тщательно напудренных шеях и лицах от царящего в зале жара и танцев случились потеки пота и полосками розовела кожа. Мужчины тоже не отставали: разгоряченные и выпившие, они шумели, махали руками и отирали пот с красных лиц крохотными тряпицами. Все беспрестанно поглощали напитки и что-то жевали, но в этом Афанасий от других гостей не отставал.

Взгляд колдуна остановился на весьма необычной дамочке. Из-за слоя пудры и грима ее возраст определить оказалось непросто, а сама она была тощая настолько, что про такую только сказать: «в чем душа держится». Стоя боком к колдуну, дама очень быстро опустошала тарелки. С такой скоростью, будто ее морили голодом как минимум неделю, а то и две. Впрочем, возможно, готовясь к приему, она ограничивала себя, чтобы влезть в тугой корсет роскошного зеленого шелкового платья. И теперь бедняжка просто не смогла устоять перед соблазном. Иногда она замирала и хищно шевелила пальцами в тонких кружевных перчатках, словно бы выискивая добычу. И спустя мгновение ее жертвами становились то крохотные миндальные пирожные, то увесистые куски буженины.

– Нравится девица, господин старший колдун? – ехидно поинтересовался за плечом Резников.

– Да нет, гляжу вот, лопнет на ней корсет или выдержит, – ответил Афанасий и принялся оглядываться в поисках слуги с настойкой. А за его спиной раздался дребезжащий нетрезвый смех коллеги.

«Не буду больше пить того французского вина, дурное оно», – решил про себя Афанасий. И снова поискал взглядом девицу. Она за короткое время уже перебралась к другому столу и продолжила пиршество. Афанасий хмыкнул. Достанется же кому-то жена-обжора. Или уже досталась.

Он выпил еще и вдруг подумал, что с барышней явно что-то не то. Нельзя сказать, что худосочная девица была некрасивой, хотя Афанасий любил крепких и дородных, чтобы в грудях и бедрах объемы не кружевом добавлялись и было, за что ухватить. Может, взгляд резал огромный дорогой рубин, блестевший на ожерелье, охватывающем тонкую длинную шею, и совершенно не сочетающийся с платьем?

Но что казенный колдун понимал в дамских штучках? Возможно, в этих сезонах модно быть похожей на украшенную елку? Хорошо еще, веток в волосы не навтыкали и гнезда не приладили.

Афанасий взял кусок сыра и, подойдя к Владимиру, сунул ему сыр и тихо проговорил:

– Видишь ту тощую девицу с красным камнем в декольте?

Сыр исчез, а черт кивнул.

– Приглядывай за ней. Что-то мне в ней не нравится.

Черт коротко подтвердил получение приказа, а Афанасий, закусив севрюгой настойку, которая с каждым глотком казалась все вкуснее и вкуснее, стал думать, не подойти ли ему к дамочке поближе и, под предлогом приглашения на аглицкий танец, попытаться завести знакомство и рассмотреть.