Текст книги "Банда 2"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

– Нехорошо говоришь, Паша, очень нехорошо, – погрустнел Худолей. – Но я зайду.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– И я в тебе, Паша, не сомневаюсь.

Худолей вошел в кабинет Пафнутьева не через полчаса, как обещал, а через час. Следователь удивился, но спрашивать ничего не стал, да и весь вид Худолея не располагал к расспросам – он вошел в мокром плаще, с которого стекали ручьи осеннего дождя, с мокрыми волосами и была в нем какая-то значительность, что-то он такое знал, но вот так просто сказать не мог, ему, видимо, хотелось, чтобы его расспрашивали, интересовались, и наконец, когда все изнемогут, он скажет что-то такое-этакое...

Войдя в кабинет, Худолей, не торопясь, снял плащ, бросил его на стоячую вешалку у двери, подошел к столу, сел, отвалился на спинку стула, закурил. Задумчиво так, невозмутимо.

– Тебя повысили? – спросил Пафнутьев.

– Я только что из редакции, – помолчав, ответил Худолей.

– Как поживает Боловин?

– Его уволили.

– Давно?

Худолей посмотрел на часы, опять помолчал, стряхнул пепел, перегнувшись через весь стол, так что Пафнутьеву даже пришлось отшатнуться. – – Полчаса назад.

– За что? – спросил Пафнутьев, начиная понимать с какими вестями заявился к нему эксперт.

– За плохое отношение к служебным обязанностям, – сказал Худолей со скорбью в голосе.

– Что же он натворил? – усмехнулся Пафнутьев.

– Опубликовал непроверенные данные. Перепутал фамилии, имена, фотографии... Читатели возмущены, звонки идут потоком, все телефоны в редакции раскалены... Выход завтрашнего номера газеты под угрозой... Кошмар какой-то, – Худолей нервно затянулся подмокшей сигаретой – у него и сигареты оказались подмокшими.

– Ты, наверно, имеешь в виду тот снимок, который подсунул, воспользовавшись его доверчивостью, дружеским расположением... А?

– Да, но меня к этому подтолкнули... Люди, которых я искренне уважаю, преклоняюсь перед их человеческими и служебными качествами... Вот как они с нами поступили.

– С кем это, с вами?

– Со мной и с моим другом Боловиным.

– Как же мне теперь искупить вину?

– Ха . Сам знаешь Не впервой.

– Это что же получается, – закручинился Пафнутьев. – По бутылке на брата?

– Мы и от твоей не откажемся, – Худолей скромно потупил глаза – и надеясь на третью бутылку, и боясь в нее поверить.

– Не справитесь, – сказал Пафнутьев.

– Не сразу... И потом, у нас с Боловиным друзья... Они все за нас рады... Когда я рассказал им о твоей проницательности, справедливости, человеческом участии... Они все пожелали выпить за твое здоровье, Паша. Вот так, – Худолей состроил странную гримасу – потупив глаза и вскинув брови. Получилось очень достойно и прилично.

– Ладно, – согласился Пафнутьев. – Свою отдам. Но на третью не потяну.

– Ну что ж... Нет, так нет... Жила бы страна родная и нету других забот.

– Ну, говори уже... Хватит душу мотать.

– Ее зовут Цыбизова. Запиши, а то забудешь... Цыбизова Изольда Федоровна.

– Причудливо!

– К красоте люди тянутся, – Худолей поднялся, подошел к окну, откинул штору. – Была, здесь только одна, – Худолей посмотрел на следователя со смешанным чувством удивления и обиды.

– Я же не знал, что ты так быстро все сделаешь... Приготовил одну. Приходи завтра в это же время... Там будет стоять вторая. Но ты не сказал, где она живет, чем занимается" телефон" семейное положение...

– Паша! – вскричал Худолей, – Ты.., ты неблагодарная... Прости, – спохватился он. – Но об этом не было разговора.

– Среди профессионалов это само собой разумеется. Ладно, спасибо и за фамилию, С меня причитается. Родика тебя не забудет – Родина – ладно... Бог с ней. Главное, чтоб ты" Паша, об этим помнил. А я, – Худолей обернулся уже от двери, – я, честно говоря, об этом помню постоянно. А если уж совсем откровенно, – Худолей улыбнулся и его тощая мордочка приняла страдальческое выражение, – я только об этом и помню. И о твоем обещании, Паша. О благородстве и бескорыстии... О великодушии твоем и щедрости...

– Был случай, чтобы я забыл? – резковато спросил Пафнутьев.

– Ни единого! – твердо сказал Худолей, прижав розоватые ладошки к груди.

– И не будет!

– Какие прекрасные слова, – со вздохом промолвил Худолей и вышел из кабинета осторожно прикрыв за собой дверь – чтобы не хлопнуть слишком громко, чтобы не выронить бутылку, торчащую из кармана штанов, чтобы не нарушить ход начальственных мыслей.

Пафнутьев проводил взглядом Худолея и еще некоторое время сидел, уставившись в дверь, за которой скрылся эксперт.

– Цыбизова, – бормотал он про себя. – Изольда Федоровна... Очень красивое имя... Тут уж не собьешься с цели, – он положил перед собой фотографию и еще раз всмотрелся в женское лицо. – Значит все-таки опознали тебя, красавица, наши бдительные граждане, значит, не стерпели неточности в газете, не смогли допустить, чтобы слава досталась кому-то другому... И для Зомби будет сюрприз...

Что-то екнуло в душе Пафнутьева, когда вечером оперативник положил ему на стол сведения о Цыбизовой. В справке был и ее адрес, и телефон, и род занятий – страховым агентом, оказывается, работала очаровательная молодая женщина. «Ну что ж, – пробормотал Пафнутьев, – пусть так, пусть страховой агент... Значит, у нее достаточно свободного времени, она может выкроить себе не только денек-второй, но и, пару недель... Что еще? Она посещает состоятельных граждан, знает сколько стоит их дом, мебель, видеотехника, машина... Ей доверяют не только материальные, но матримониальные тайны... Прекрасная работа».

Прочитав справку, Пафнутьев не ощутил ни успокоения, ни разочарования. Пришла уверенность в том, что этот портрет не случайно оказался в кармане убитого, но выжившего человека. Чего-то похожего он ожидал. Впрочем, нет, не ожидал, скорее, надеялся на что-то похожее. Вот если бы действительно она Оказалась работницей кондитерской, швейной или мебельной фабрики... Тогда – другое дело, тогда все гораздо менее интересно...

– А как у нее насчет друзей, подруг? – спросил Пафнутьев у оперативника.

– Никто внятно сказать не мог. Если и есть друзья, а они наверняка есть, то они хорошо законспирированы, – оперативник сидел у двери, мял в руках вязанную шапочку, которая за день промокла насквозь, переставлял промокшие ноги в расползшихся туфлях и, похоже, единственно, о чем мечтал – это добраться до ванной.

– Что она страхует? – спросил Пафнутьев.

– Все. Квартиры, детей, молодоженов...

– Машины? – нетерпеливо перебил Пафнутьев.

– Да... Как и все агенты. Тут она ничем от прочих не отличается. Кстати, это одна из наиболее выгодных страховок. И вещь дорогая, и взносы большие, и отчисления ей идут неплохие... Да и угонов все больше.

– Замужем?

– Нет.

– И не была?

– Говорят, не была. Во всяком случае, никто не помнит ее замужней... Что, в общем-то, странно.

– Почему?

– Соблазнительная бабенка.

– И никаких ухажеров?

– Ходят смутные разговоры о каком-то настойчивом хахале. То ли он был ее мужем, то ли все ограничилось пламенной любовью, то ли они собираются внести поправку в свое семейное положение – Но разговор такой есть. А она на подобные темы ни с кем не говорит.

– О чем же она говорит?

– Ни о чем.

– Молчит? – уточнил Пафнутьев.

– Нет, она не молчит,. – поправил оперативник и пересел на другое место, поскольку под стулом, на котором сидел, образовалась лужа. – Цыбизова очень разговорчивая женщина, красивая, себя держит в полном порядке... А вот говорит она ни о чем.

– Это как?

– Вчерашние телепередачи, помолвка Аллы Пугачевой, черный муж Понаровской, способы похудения, цены, поездки, наряды... Ну, я так далее.

– У нее самой есть машина?

– Есть. Старенький «жигуль», чуть ли не первых лет выпуска, на вид неказистый, но на ходу. Я видел его... И покрасить бы не мешало, и зарихтовать есть что, и лобовое стекло нуждается в замене...

– Водит сама?

– Сама.

– Гараж?

– Нет, машину оставляет во дворе.

– Что же она так неосторожно?

– Эту машину я бы не стал угонять, – усмехнулся оперативник.

– Ей действительно нужна машина?

– Круглый год. Страховому агенту без машины тяжело... Клиенты разбросаны по нескольким кварталам, есть и в других районах города...

– Я смотрю, ты достаточно плотно с ней познакомился?

– Она подвезла меня немного... Разговорились, – усмехнулся оперативник. – Хорошая девочка... Но...

– Самое интересное для меня, когда ты произносишь «но»! – воскликнул Пафнутьев. – Продолжай, пожалуйста, именно с этого слова «но». Хорошая девочка, но...

– Больно четкая. Рядом с ней я себе показался простоватым. Недотепой каким-то. Цены, моды, валюты, курсы доллара, акции...

– До чувств дело не дошло?

– Чувства у нее есть, но, похоже, они нисколько не влияют на поступки... Очень конкретная девочка.

– У нее были случаи больших выплат клиентам?

– Были.

– Угоны?

– Да.

– Бывала за рубежом?

– В прошлом году круиз по Средиземному морю. Большой белый корабль, артисты, фокусники, бизнесмены, конкурс красоты... Ну и так далее. Я бы не отказался.

– Даже с ней? – усмехнулся Пафнутьев.

– Особенно с ней.

– Уж не влюбился ли ты случаем?

– Если и дальше буду ее разрабатывать, то не исключено.

– Но денек-второй выдержишь?

– Постараюсь, Павел Николаевич. Хотя... Это будет нелегко.

– Надо же... Но в круиз вряд ли сможешь ее пригласить... Даже по Волге, не говоря уже о Средиземном море.

– Она пригласит, – усмехнулся оперативник.

– Ну-ну... Как она сама объясняет этот круиз? Даже по нынешним временам это... Из ряда вон.

– Поговаривают о каком-то благодетеле. То ли сама проболталась, в чем я сомневаюсь... Скорее всего сознательно назвала источник, чтобы не задавали лишних вопросов. Спонсор – и все тут. Женщина, говорит, я молодая, на здоровье не жалуюсь, а организм своего требует.

– Раскованная девушка, – пробормотал Пафнутьев.

– Да, это качество все отмечают. Но другие в страховых агентах и не задерживаются. Надо уметь и расколоть человека, и в доверие втереться, и убедить в собственной надежности.

– И для нашей работы подошла бы?

– Вполне, – не колеблясь ответил оперативник. – На ней висит что-то серьезное?

– Пока не знаю.

– Но не исключено?

– Да, так можно сказать... Послушай, Миша, уж коли она так тебе по душе пришлась... – Пафнутьев помолчал, преодолевая собственные сомнения. – Сделай полную фотографию ее рабочего дня. От того момента, когда вспыхнет свет у нее на кухне, до того момента, когда свет погаснет в спальне. Разумеется, она не должна об этом знать.

– Можно.

– Давай прямо завтра. Не откладывая.

– С удовольствием.

– И еще... Она ведь при каком-то районном управлении, верно?

– Наверняка.

– У них должна вестись картотека, ведь дело связано с выплатой больших денег.... Карточки на клиентов, карточки на агентов... Понимаешь? Потрудись, ладно? Кто ее клиенты, что застраховано... И это... Самое главное – списки выплат. Когда, за что, сколько... – Есть такая возможность?

– Я там кое-кого знаю, в этом управлении. Помогут.

– А кто там у тебя?

– Не помню, как ее зовут... Симпатичная такая...

– Все понятно, – усмехнулся Пафнутьев. – Не настаиваю. Пусть будет по-твоему. Возникнут неожиданности – звони.

– Не хотелось бы мне, чтобы она влипла, – сказал оперативник, поднимаясь. – Ох, не хотелось бы!

– Знаешь, Миша, мы ничего изменить не можем. Если влипла, то уже влипла. И, как я понял, ты этого не исключаешь?

– В том-то все и дело, Павел Николаевич. Уж больно рисковая девочка. И чует мое оперативное сердце – может пойти на серьезное. Может.

– Что я тебе, Миша, скажу, – Пафнутьев поднялся, проводил оперативника до двери. – Злобствовать не будем, от мстительности удержимся... Но дело свое сделаем. Чтобы было за что уважать себя, чтоб рисковым девочкам было за что нас любить.

– Красиво говорите, Павел Николаевич, – улыбнулся оперативник. – Прямо записать хочется.

– Валяй, дорогой! Записывай, – проворчал Пафнутьев.

* * *

Вика и Андрей несколько раз сталкивались в кабинете Пафнутьева – то ли везло им по молодости, то ли лукавый Пафнутьев подстраивал встречи. Как бы там ни было, встречались, все больше знакомились, но не возникало ничего трепетного между ними, не возникало. Андрей уже работал в прокуратуре водителем и бывал довольно замкнут. И по своему внутреннему состоянию, и по должности – водителю не положено быть слишком уж разговорчивым. А Вика, приходя в кабинет Пафнутьева, вольно или невольно все внимание уделяла хозяину кабинета. И Пафнутьев вынужден был откликаться на ее внимание, на блеск ее глаз и дерзкие слова – ведь к нему в кабинет пришла, его жизнью интересуется, в него шпильки свои невинные запускает.

Понимая двусмысленность происходящего, Пафнутьев частенько выходил из кабинета, оставляя их вдвоем, иногда задерживался и у Анцыферова, и у Дубовика, принимая участие в допросах, которыми мог и пренебречь. А возвращаясь, нередко заставал в кабинете одну Вику или одного Андрея. И, может быть, самое удивительное было то, что Пафнутьева это нисколько не огорчало. Он и сам этому удивлялся – делал все, чтобы ребята сошлись поближе, и ничуть не огорчался, когда видел, что этого не происходит.

Сложные процессы происходили в душе начальника следственного отдела и он не стремился расследовать собственные чувства, уклонялся. Знал Пафнутьев, прекрасно знал, что с ним происходит, но избегал называть вещи своими именами. Устраивая иногда неожиданные встречи Вики и Андрея, он этим словно снимал с себя какую-то вину, будущие обвинения, которые могут прозвучать из тех или иных уст. А куражливое, вызывающее поведение Вики облегчало эту задачу, позволяло говорить вещи важные, но в то же время не нагружать их угрюмой значительностью.

– Не любите вы меня, Павел Николаевич! Не жалеете! – горько восклицала Вика, уходя из кабинета.

– Что ты. Вика! – притворно ужасался Пафнутьев! – Как ты можешь так говорить! Люблю я тебя всей душой и всегда буду любить!

– Всегда? Может быть... Но это уже не Важно.

– А что же важно. Вика? – Пафнутьев ловил себя на том, что ему нравится как можно чаще произносить ее имя.

– Важно, что вы не любите меня именно сейчас! Сегодня! В эту минуту!

– Люди вокруг. Вика!

– Но меня эти же самые люди не смущают!

– А меня смущают, – краснел Пафнутьев, краснел и Вика это видела. И забавлялась. Не по испорченности, не по надменности характера, а скорее от беспомощности – она тоже не решалась перейти на отношения серьезные и ясные.

– Так вы стеснительный?

– Да, – Пафнутьев виновато разводил руки в стороны, по-дурацки кланялся, прося извинить его неуклюжесть и такую вот слабость – стеснительность.

– Придется вами заняться, – говорила Вика, протягивая узкую свою ладошку.

– Займись, Вика, буду тебе чрезвычайно благодарен.

– Больше некому?

– Видит Бог – некому!

– Это наводит на размышления, Павел Николаевич!

– Да, Вика! – охотно подтверждал он. – Но на грустные размышления. Только на грустные! – Пафнутьеву нравилось подольше стоять вот так в дверях и подольше пожимать прощально руку.

– Заметано! – решительно говорила Вика. – Я подумаю, что с вами делать, Павел Николаевич! Берегите себя! Нынче бандитские пули летают по городу, как никогда часто и прицельно.

– Знаю, Вика, знаю, – вздыхал Пафнутьев, закрывая за ней дверь. Некоторое время он еще смотрел в дверной проем, словно в нем еще присутствовал контур этой женщины. Но через минуту наваливались дела и он забывал о Вике до нового ее появления. И она появлялась, как обычно некстати. Но он терпел, легко и охотно откладывал дела, отлагательства не терпящие.

* * *

Выйдя из кабинета Пафнутьева, Андрей и Вика остановились на крыльце, привыкая к мелкому осеннему дождю. Постояв с минуту, оба как-то неловко посмотрели на небо, на поредевшую листву деревьев и наконец, просто вынуждены были взглянуть друг другу в глаза.

– Тебе в какую сторону? – спросила Вика.

– Туда, – Андрей неопределенно махнул рукой вправо, только потому что стоял справа от Вики.

– А мне туда, – она показала в, противоположную сторону, хотя идти ей надо было тоже направо. – Пока.

– Всего, – ответил Андрей.

Вика сбежала по ступенькам, раскрыла на ходу зонтик и словно бы отгородилась им от Андрея. По тому, что она ни разу не оглянулась, не махнула рукой, не улыбнулась на прощание, Андрей понял – обиделась. «Ну и пусть – подумал. – За всеми не угонишься...»

Да и не хотелось. Именно это и пугало его последнее время и не хотелось. Не было ни малейшего желания ухаживать за кем бы то ни было, общаться, улыбаться, а о более плотном общении он вообще думал с легким содроганием.

– Послушай, тебе нужно познакомиться с хорошей красивой девушкой, – сказал ему как-то Пафнутьев.

– Не стоит, Павел Николаевич.

– Встанет! – заверил Пафнутьев, направив разговор в другой смысл.

Больше они к этому не возвращались. И сейчас, глядя как оскорбление трепыхается на длинном ремне кожаная сумка Вики, глядя на ее четкие, напряженные, тоже оскорбленные шаги по мокрому асфальту, Андрей лишь усмехнулся своему пониманию. Печальному пониманию, можно добавить, потому что понимание всегда печально. Он как-то отстранение, словно на экране видел Вику – она шла в серой плащевой куртке, капюшон был отброшен на спину, гладкие волосы едва достигали плеч, красно-бело-синий зонтик четко отражался в лужах, и фигурка ее, удаляясь, становилась все меньше, недоступнее.

– Вика! – неожиданно для себя крикнул Андрей. И по тому, как быстро она оглянулась, как резко остановилась, догадался – ждала его окрика. – Подожди! – и он, сойдя со ступенек, подбежал к ней. – Провожу.

– Надо же, – протянула она с защитной насмешливостью, н опять он догадался – Обрадовалась.

– Уж холи мы с тобой втянулись в криминальные знакомства, оставлять тебя без присмотра опасно.

– Всем нам лучше не оставаться без присмотра, – проговорила Вика, беря Андрея под руку.

– Договорились.

– Ха! Скажите, пожалуйста! Он решил и мы уже договорились! – Вика явно дерзила, отыгрываясь за согласие пройтись с Андреем. – Крутовато!

– Ладно, кончай, – примирительно сказал он.

– Что-что?! – Вика резко остановилась и повернулась к нему, распахнув невинные глаза. – А что ты сделал, для того, чтобы я кончила?

– Ну, ты даешь! – растерялся Андрей, – Далеко не каждому! Далеко! Что бы не рассказывал твой распрекрасный Пафнутьев.

– Вика! – взмолился Андрей. – Дай дух перевести! Я не поспеваю за тобой!

– Ладно, дыши, – сжалилась Вика. – Привет! – она помахала кому-то рукой. – Пиши! Звони! Заходи!

– Слушай, а чем ты вообще занимаешься? – спросил Андрей, когда Вика снова повернулась к нему.

– Чем занимаюсь? Хм... Живу.

– А в свободное время?

– Знаешь, считается, что учусь. Хотя на самом деле я не стала бы этого утверждать. Что-то из меня готовят, а какое блюдо получится... Одному Богу известно. Все перепуталось в этом мире. О чем говорить, если сейчас самая распространенная и уважаемая профессия – сиделка в коммерческом киоске.

– Почему сиделка?

– Да по той простой причине, что в киоске больше делать нечего, только сидеть. Или отсиживать, как тебе больше нравится. У них же ничего не покупают, А на киоске написано, что работают круглосуточно. Могу себе представить их ночные смены... Где-то с двух, до пяти... А? – Вика шало посмотрела на Андрея.

– На кого ты все-таки учишься?

– Поступала в библиотечный. Но скажи, кому нужны сейчас эти разнесчастные библиотекари? В этом тысячелетии – не понадобятся. Не до книг. Не до чувств. Не до истин.

– Почему... Покупают книги, сам видел. Вон, посмотри, какие прилавки!

– Эти книги в библиотекарях не нуждаются. Так же, как и покупатели.

Они миновали скрежещущий трамвайный поворот, Прошли Мимо длинных книжных рядов с детективами, мистическими сочинениями, астрологическими Откровениями, рекомендациями по колдовству, по белой и черной магиям, мимо: христианских и буддийских изданий, мимо всех тех книг, о которых совсем недавно никто и слыхом: не слыхивал. А сейчас, многократно и роскошно изданные они лежали совершенно доступные; не привлекая внимания редких прохожих, которых чаще всего останавливали только жутковатые обложки и не менее жутковатые цены.

– Посидим? – предложила Вика и первой села на свободную скамейку. – Не могу в это время домой идти.

– Что так? – спросил Андрей уже раскаиваясь в своей минутной слабости – согласился проводить Вику.

– Понимаешь... Придется, наверно, квартиру менять. У тебя ничего на примете нет? Хорошая однокомнатная квартира, девятый этаж, лоджия, все удобства, телефон, паркет...

– А чем плоха?

– Соседями. Был в прошлом году хороший сосед, да нечаянно с балкона свалился... Дружки помогли.

– Жехов, что ли? Слушай, давай лучше пройдемся... Мокрая скамейка, – Андрей поднялся.

– А ты откуда его знаешь? – Вика тоже встала.

– , Пафнутьев немного рассказал о подробностях.

– Ну так вот, – Вика перепрыгнула через лужу и снова взяла Андрея под руку, распахнув над ним цветастый зонтик. – Квартира жеховская освободилась. И тут выясняется, что он то ли продал ее еще при жизни, то ли завещал, то ли в момент убийства подписал какую-то бумагу... Как бы там ни было, теперь в его квартире обитает странная компания... Кошкин дом... Вон они, мои соседи... Сидят на скамейке... Дышат.

– А чем занимаются?

–  – Не то воруют, не то торгуют... Скорее всего и то и другое. А где начинается одно и заканчивается другое, наверно, и Павел Николаевич не разберется.

– Южных кровей ребята?

– Южных, – кивнула Вика. – В том-то все и дело... Пришлось летом побывать в Челябинске, Мурманске, Иркутске... И везде они. Ни в одну гостиницу не попасть. Слушай, Андрей, может это какая-то тихая бескровная оккупация?

– Насчет бескровной я сомневаюсь... А что касается оккупации... То очень может быть, – Андрей посмотрел на часы – через полчаса начиналась тренировка и он не хотел ее пропускать. Но Вика сразу заметила его настроение.

– Все! Будь здоров, дорогой. Очень рада была с тобой поговорить. Иди, а я еще похожу, подышу, – она протянула руку.

Андрей взял ее ладошку, остро ощутив и слабость, и обреченность ее напускной бравады. Как-то неожиданно для себя он понял, что вся ее раскованность заканчивается чаще всего слезами в ночную подушку. И продолжал стоять, держа в руке ее холодную ладошку.

– Ну? – спросила Вика. – В чем дело?

– Пошли, – сказал Андрей. – Провожать, так до конца.

– До чьего?

– Покажешь, как живешь, чайком угостишь, – он уже знал, что слова у нее иногда выскакивают довольно двусмысленные и был готов к этому. – Угостишь?

– Без сахара.

– Сойдет. Будем пить вприглядку.

– Чай грузинский, – предупредила Вика.

– Соседи снабжают?

– Держи карман шире! Они снабдят! Догонят и еще раз снабдят. Да и они, похоже, из других стран. Ладно, чего уж там... Пошли.

– Может, зайдем в магазин? Чего-нибудь к чаю купим? – предложил Андрей.

– Ни фига ты там не купишь! А в киосках разоришься до нитки. Прошли, Андрюша, те времена, когда можно было вот так запросто зайти в магазин "и чего-нибудь к чаю прихватить. И не жалей о них, – о тех временах. Мы и об этих будем вспоминать с восторгом – неужели было такое, неужели можно было вот так запросто зайти к человеку и выпить чаю?! Когда-нибудь через год угостит нас, к примеру, Павел Николаевич, морковным чаем, а мы и вспомним... Помнишь, Андрей, как зашли однажды ко мне домой, а у меня – грузинский чай! И так очаровательно, так потрясающе несло от него распаренным банным веником!

– Достану я тебе чаю, – пообещал Андрей. – Достану. Авось и веником вонять не будет.

– А что, бывает такой? – рассмеялась Вика.

– Все бывает... Пошли.

Скамейка у подъезда была сделана с небольшим пластмассовым навесом и, подойдя поближе, Андрей действительно увидел расположившихся на ней двух парней. Один был одет в черное, да и сам он выглядел смугловатым, смотрел неулыбчиво, исподлобья, будто давно уже поджидал Андрея с Викой и вот теперь дождался, чтобы получить с них какой-то долг. На втором был модный по нынешним временам спортивный костюм, расшитый лиловыми, зелеными, фиолетовыми клиньями. Костюм был легкий, вздувающийся, посверкивающий, вроде новогодней игрушки. Этот парень был заметно крупнее черного, волосы на затылке были собраны у него в пучок.

– Спокойно, Андрей, только спокойно, – прошептала Вика и Андрей почувствовал, как пальцы ее впились в его локоть.

– А я что... Я ничего, – ответил Андрей, присматриваясь к парням, прикидывая, какая опасность в них может таиться.

Оба они сидели расслабленно, в позах была ленца, будто после долгого застолья они вышли на свежий воздух подышать и сменить обстановку. Парни скучали и на приближающихся Андрея и Вику смотрели с поощряющим интересом, выжидающе.

– Молча проходим и сразу в подъезд, – прошептала Вика. – Не задерживаясь... Не вздумай что-нибудь выкинуть... Понял?

– Не все.

– Остальное поймешь позже... Я объясню.

– А сейчас не хочешь?

– Андрей... Я прошу... Молча и сразу в подъезд... И ни слова. Ни единого слова.

Расстояние между Андреем с Викой и сидящими на скамейке парнями сокращалось, вот уже осталось метров двадцать, десять, вот их разделяло всего несколько шагов. Парень в спортивном костюме сидел, вытянув руки и положив их на спинку скамейки, его приятель поставил локти на колени, подперев ладонями подбородок.

– А вот и наша соседка, – сказал он, раздвинув губы, но улыбки не получилось, просто шевельнулись губы и обнажились негустые, но крепкие зубы.

– Хахаля приволокла... Ничего хахаль, – добавил второй. – Трахаться пришли...

– Славная будет ночка, а. Вика? – спросил низкорослый в черной куртке. – Освободишься – загляни к нам... Мы тоже по палке бросим. На хлеб заработаешь...

– Приятное с полезным! – захохотал его приятель.

– Времена тяжелые настали, – продолжал черный, – надо помогать друг другу.

Андрей остановился, ответил на улыбку черного. И Вика уже не тащила его к подъезду. Где-то парни перешли границу, и теперь пройти мимо, сделав вид, что ничего не произошло, уже было нельзя. И парни это знали, они эту грань перешли сознательно – хотелось потоптаться по самолюбию Вики и ее спутника, позабавиться хотелось.

– Вика, – проговорил Андрей, – ты ничего не хочешь сказать? Скажи им что-нибудь... А то неловко как-то... Они обращаются к тебе, а ты, вроде, и не слышишь...

– Козлы вонючие! – с силой сказала Вика.

– Совершенно с тобой согласен, – кивнул Андрей невозмутимо, будто речь шла об обезьянах, сидящих за прутьями решетки. – Самые настоящие козлы. И очень вонючие. Но, знаешь, – он пошел дальше к подъезду, продолжая говорить чуть громче, чем требовалось, чтобы те, на скамейке, слышали его, – невонючих козлов и не бывает. Они все вонючие. Некоторые, правда, воняют меньше, некоторые вообще нестерпимо, но воняют все, – он повторял и повторял это слово, прекрасно сознавая, как царапает оно самолюбие. Знал Андрей и то, что его слова тоже нельзя пропустить мимо ушей, они тоже требовали ответа – словом ли, действием, но без ответа остаться не могли.

Так и произошло.

– А ну подожди! – низкорослый легко поднялся, мягкими, быстрыми шагами догнал Андрея и схватив за рукав, резко развернул к себе. – Что ты сказал?

– Что я сказал? – Андрей высвободил рукав. – Ничего я не сказал.

– Кто козел? – низкорослый вплотную приблизился к Андрею, уставясь на него злыми глазками, которые посверкивали откуда-то из-под бровей.

– У тебя что, со слухом плохо? Девушка по-моему, ясно сказала... Я сразу догадался, кого она имела в виду.

– Кто козел? – от ненависти, распиравшей его, парень не мог говорить свободно и только повторял свой вопрос.

– Ты, – сказал Андрей с улыбкой.

– А ты знаешь кто? Знаешь кто ты?

– Кто?

– Труп. Ты труп, понял? Тебе не жить, понял?

– Понял, – Андрей похлопал парня по рукаву, улыбнулся и снова направился было к двери, но низкорослый снова схватил Андрея за рукав, развернув его к себе. Он стоял, согнувшись в поясе, как перед прыжком, с отведенными назад кулаками.

– Если ты не упадешь на колени, если ты не будешь ползать в этой грязи и лизать мои ноги... Если ты сейчас... – брызжа слюной, черный никак не мог закончить угрозу и без конца повторял одно и то же. – Ты труп, понял?

– Я все понял, – улыбнулся Андрей. – У меня со слухом порядок. Это с козлами случается... Уши шерстью зарастают, насекомые в ушах заводятся, колючки всякие, репейники...

– Пошли, Андрей! – стонала за его спиной Вика, понимая, что начинается что-то страшное, нечто такое, что не закончится ни сегодня, ни завтра.

– Никуда он не (пойдет, – сипловато, врастяжку проговорил низкорослый. – Уже пришел, – зубы его были сжаты, но губы приоткрыты, отчего он казался каким-то ощерившимся. Андрей даже не уловил молниеносного движения рукой, только вдруг увидел, что черный стоит с ножом, зажатым в руке. Оттеснив Вику к двери, он спиной втолкнул ее в подъезд и остался один на один с низкорослым парнем. Второй, в цветастом костюме, тоже поднялся со скамейки и, посмеиваясь, подошел ближе. Он, видимо, нисколько не сомневался в исходе предстоящей схватки и не спешил вмешиваться. Он знал, что черный в помощи не нуждается, его можно только сдерживать, но помогать ему в таких случаях нет никакой нужды. Такое примерно выражение было на его крупноватом лице.

Андрей оставался спокойным. Единственное, что он сделал, это отступил на шаг назад, поднявшись еще на одну ступеньку и этим увеличив разницу в росте. Но черного это нисколько не смутило – то ли злость помутила его рассудок, то ли слишком привык он к своему превосходству. Дернувшись в одну сторону, в другую, попытавшись сбить Андрея с толку, он вдруг вынырнул слева и быстрым, четким движением выбросил нож вперед. Но Андрей оказался готовым к этому выпаду. Перехватив руку черного, он легонько отвел ее в сторону, легонько уклонился от удара, вроде бы даже с удивлением посмотрел на нападавшего и тот вдруг взвизгнул от сильной, неожиданной боли. Нож со звоном упал на бетонные ступеньки крыльца. Согнувшись в поясе и зажав руку, черный сделал несколько шагов от Андрея, пытаясь прийти в себя.

Андрей поднял нож, повертел его перед глазами и, сунув лезвие между бетонными блоками фундамента, надломил его. Лезвие, хрустнув, упало на ступеньки. Это произвело на черного совершенно неожиданное впечатление – то, что вот так осквернили, уничтожили его нож, взбесило его куда больше, чем личное оскорбление. Забыв о боли, он снова бросился на Андрея, но неуловимо быстрый удар ногой под дых, отбросил его на несколько метров. Он приподнялся на четвереньки, и, стоя в луже, бормотал непонятные проклятия.

Видя такой поворот событий, на Андрея бросился парень в спортивном костюме, но с ним все произошло еще проще – Андрей неожиданно сделал шаг в сторону и подставил ногу. А когда здоровяк, споткнувшись о нее, полетел вперед, он добавил ему ускорение легким ударом по шее. Тот со всего размаха, всем весом врезался лицом в бетонный угол подъезда.