Текст книги "Банда 2"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Зомби свернул в небольшой холл и сел на клеенчатую кушетку, ощутив ее влажность – видимо уборщица заодно провела шваброй по сидению. Солнце светило прямо ему в лицо и он, откинув голову, прикрыл глаза. Пришло понимание – это хорошо, что он вот так сидит на диванчике, что солнце слепит лучами, что лицо залито солнцем. Это хорошо... Что-то происходит в нем, он не знает что именно, но главное – чтобы в нем не остановилось, чтобы не замер он в этом своем состоянии.

– Процесс пошел, – пробормотал он знаменитые слова бестолкового вождя, который получил, кажется, все премии мира за успешный развал собственной страны. – Процесс пошел...

Кто-то присел рядом, но Зомби продолжал сидеть, не открывая глаз. Состояние приятного одиночества и сосредоточенности исчезло и он уже хотел было подняться, когда услышал знакомый голос.

– Балдеешь? – это был Овсов.

– Немного есть... А вам не спится?

– Выспался... Ночка была спокойная. Никого, слава Богу, не зарезали, не задавили... А ты как?

– Сегодня вспомнил... Было такое время... Солнце, ребята, утро... Я был на море, какой-то пионерский лагерь, нас там много было, несколько сот, как мне кажется... И в этот день мы должны были идти на море... Нам не каждый день позволяли купаться, то ли боялись, как бы кто не утонул, то ли вода казалась им холодной... Но именно в этот день нам обещали купание...

– Море – это хорошо, – кивнул Овсов. – Я последние годы в Пицунду ездил... Хорошее место. На целый год хватало сил... А этим летом нигде не был.

В Пицунде война... В газете видел снимок... Как куски хлеба раздают... Целая очередь детишек выстроилась... По глазам их понял – боятся не всем хватит... Дом, в котором я останавливался, сгорел, хозяев убили... Дети их потерялись. В газетах пишут – несколько тысяч детей потерялось из тех мест... Рассеялись по вокзалам, притонам, подвалам нашей бескрайней родины.

– Это плохо, – бесстрастно проговорил Зомби.

– Иногда ездил в Крым, в Ялту... Там у меня однокурсник... Сейчас это другая страна, в чем-то враждебная... Однокурсник озверел, ходит на митинги и машет желто-голубыми тряпками. Глаза горят, рот перекошен, слюна летит такая, что радуга на солнце возникает. А их толстомордые вожди несут такую же чушь, как и наши... Не менее толстомордые вожди. Сытые у власти.

– Это плохо, – так же невозмутимо отозвался Зомби.

– Как-то в Прибалтике довелось побывать... Дубулты, Юрмала... Не думаю, что я там так уж много у них съел и выпил... К тому же заплатил им за все выпитое и съеденное столько, сколько они запросили... А сейчас ткнулся" – говорят, хватит нас объедать.

– Деньги нужны, Степан Петрович.

– Зачем? – повернулся Овсов к Зомби, который все это время сидел, откинув голову и закрыв глаза.

– Мороженое, цветы...

– Какие цветы? – с интересом спросил Овсов.

– Разные... Женщины любят цветы.

– Откуда ты знаешь?

– Мне так кажется... А что, разве нет?

– По всякому бывает, – уклонился от ответа Овсов. – Ты когда-нибудь дарил женщинам цветы?

– Кажется, да. Астры. Терпеть не могу гладиолусы. Они кажутся мне не цветами, а какими-то архитектурными сооружениями. Много о себе понимают... Не представляю себе женщины, к которой можно прийти с гладиолусами... Это все равно, что прийти на свидание с кактусом.

– Некоторые кактусы цветут очень красиво... А их запах просто валит с ног.

– Если в этом цель, – начал было Зомби и замолчал.

– Я смотрю, у тебя сложные отношения с цветами, – Овсов озадаченно посмотрел на Зомби.

– Сам удивляюсь, Степан Петрович! Секунду назад не думал ни о цветах, ни о деньгах, ни о женщинах.

– Пафнутьев прав – жизнь у тебя была довольно насыщенная...

– Просто у меня была жизнь, – поправил Зомби.

– Ты хочешь куда-то идти?

– Ненадолго.

– Ночевать вернешься?

– Я отлучусь на час... Может быть, на два.

– Что-то вспомнил?

– Нет... – Зомби помолчал. – Надеюсь вспомнить.

– Я могу пойти вместе с тобой... Если хочешь.

– Не стоит... Знаете, как бывает... Когда кто-то ведет, дороги не запоминаешь. А когда доберешься сам... Значит, ты уже знаешь дорогу.

– Что-то в этом есть, – с сомнением проговорил Овсов и, сунув руку в карман халата, вынул десятитысячную купюру. – Возьми, авось хватит.

– Хватит.

– Вчера кто-то всучил... Впрочем, прости... Кто-то подарил. Выделил из скудных своих достатков. Даже не знаю за что... Людей приучили давать деньги на каждом шагу. Их убедили в том, что рыночные отношения – это когда ты в каждом кабинете выворачиваешь карманы и отдаешь все, что там еще осталось. Послушание – вот главное, что нам привили. Послушание – это надолго.

– На год, на два?

– На поколение, на два, на три, – ответил Овсов.

– Не думаю, – возразил Зомби, пряча деньги в карман. – Газеты полны сообщениями о том, что наши такие послушные граждане берут в руки ножи, пистолеты, топоры... И крушат все, что попадется под руку – жену, детей, соседний киоск, ненавистный завод...

– Это тоже послушание, – повторил Овсов. – И дерзость, и несогласие, и возражение должны быть осмысленными, к ним нужно прийти, их надо принять. А зарезать ближнего... Много ума не надо. Чаще всего на это идут как раз послушные люди, привыкшие подчиняться собственному безрассудству или безрассудству других.

– Беру с возвратом, – сказал Зомби.

– Бери, пока дают. А там видно будет.

– Кто-то мне в прошлой жизни говорил эти слова... Дают – бери, бьют – беги. Вспомнил... Это был мой дед. Да, у меня был дед, он знал много поговорок, прибауток, скороговорок... Хороший был дед, интересный.

– Умер?

– Думаю, да.

– Ты его помнишь?

– Нет. Просто знаю, что у меня был дед, что" он был шутником и балагуром, что он умер. Просто знаю. Будто мне об этом кто-то сообщил.

– А эту... Цыбизову? Не вспомнил?

– Нет. Пойду знакомиться.

– Надо бы с Пафнутьевым посоветоваться.. – Вдруг у него какие-то планы на этот счет, намерения... А?

– Ее фотография была в моем кармане, а не в его, верно? Значит, она моя знакомая. И я могу поступать по отношению к ней, как мне захочется. Я в чем-то ошибаюсь?

– Нет, все правильно. Такая логика вполне допустима. Но есть небольшое обстоятельство... Речь идет о неких криминальных проявлениях... И ты сюда попал не по доброй своей воле...

– Пафнутьев меня порадовал, сообщил ее фамилию... Я тоже хочу кое-что ему преподнести.

– Что именно?

– Не знаю... Что получится. Понимаете, Степан Петрович... Я вдруг понял – хочу видеть Цыбизову. Зачем, почему, на кой она мне понадобилась – не знаю. Хочу и все.

– Ну, если так... Тогда Другое дело, – согласился Овсов. – Цветы для нее?

– И цветы тоже, – и ответил, и не ответил Зомби.

– Ну, что ж, – проговорил Овсов озадаченно, – ну, что ж... С нетерпением буду ждать твоего возвращения. Надеюсь, ты придешь в лучшем виде, нежели в первый раз... Полгода назад.

– Я тоже на это надеюсь.

– Как с одеждой? Ты же не пойдешь по городу в этой пижаме? Тем более, к красивой женщине...

– Тут один выручит меня... Мы уже договорились.

– Не заблудишься?

– Все, что происходит со мной сейчас, я хорошо помню.

Все ложится, как на чистый лист бумаги.

– Чистый лист бумаги? – с улыбкой переспросил Овсов.

– Да... А что тут странного?

– Пафнутьеву понравилось бы это сравнение. Он бы сделал из этих слов много четких и убедительных выводов о твоем прошлом.

– Да? – Зомби, кажется, и сам задумался над словами, которые вырвались у него. – Действительно, сравнение позволяет кое о чем подумать...

– Когда ждать? – спросил Овсов.

– К обеду... Если все пройдет нормально.

– Ты знаешь ее адрес?

– Да.

– А как узнал? Насколько я помню, Пафнутьев тебе не сообщил адреса, телефона...

– Знаю я, и адрес, и телефон... Позвонил по справочному и мне все сообщили. В ординаторской никого не было, вот я и злоупотребил вашей беспечностью. Оказывается, по телефону можно получить любую справку, но за плату. Меня предупредили, что это удовольствие дороговато стоит...

– Кто предупредил?

– В справочной, куда я позвонил... Так что вы уж не удивляйтесь, когда на больницу придет счет тысячи на три... Моя вина.

– Три тысячи? – ужаснулся Овсов.

– Что же здесь удивительного? Бутылка водки или несколько буханок хлеба... Три пакета молока – вот стоимость моего звонка.

– Вообще-то, да, – Овсов поднялся. – Ни пуха. Отойдя на несколько шагов, Овсов остановился, оглянулся, хотел что-то сказать, но передумал. Посмотрел на Зомби долгим озабоченным взглядом и молча направился в ординаторскую.

После завтрака Зомби вышел во двор и некоторое время присматривался, словно примеряясь к прыжку. Потом осторожно, как бы переступая препятствие, вышел за ворота. Прежде чем повернуть за угол, оглянулся. Увидев в окне ординаторской бледный контур, помахал рукой Овсов махнул ему в ответ.

– Зомби идет по городу, – пробормотал про себя Зомби – Зомби идет по городу, – повторил он понравившиеся ему слова.

Первое, что поразило Зомби – город не показался ему совершенно незнакомым. Он не знал расположения улиц, не знал их названий, но он не видел за очередным поворотом ничего неожиданного, ничто не удивляло, ни на что не хотелось оглянуться. Он присматривался к киоскам, к магазинам, скверам. Если они и не казались ему знакомыми, то и незнакомыми тоже не выглядели, как это бывает, когда приезжаешь в новый город, где никогда не был раньше.

– Простите, – остановил Зомби проходившую мимо девушку. – Ищу улицу Чекистов... Не подскажете?

– А вон она, за углом, – и, прошелестев плащом, девушка пошла дальше.

– Спасибо, – бросил Зомби ей вслед, но она не услышала его.

Он проводил девушку взглядом, остро ощущая досаду, неприятный зудящий осадок остался в душе от этого мимолетного разговора. Зомби остановился. «Почему?» – спросил он себя. В больнице он привык разбираться во всем, что с ним происходило, что чувствовал, о чем думал «Так... Я спросил, где нужная мне улица Она ответила и пошла своей дорогой. Тогда почему я недоволен? Я же понимаю, что причина моего состояния именно эта девушка... Я ее знал раньше? Нет, дело не в этом» И вдруг он понял – девушка не заинтересовалась им лично. Своим вопросом он не затронул ее сознания, ее чувств. Она ушла, безразличная к нему. «Ага, – пробормотал Зомби удовлетворенно, – если меня это задело, значит, прежде я привык к другому отношению...»

Зомби подошел к витрине, придирчиво всмотрелся в собственное отражение. Он уже знал, что ничем не напоминает того человека, которым был когда-то. Овсов рассказал, что у него изменилась линия волос надо лбом, рост стал даже больше, стальные поставки в ногах прибавили около пяти сантиметров. Значит, если раньше его рост составлял сто семьдесят пять сантиметров, то теперь сто восемьдесят. Существенно... И все-таки, несмотря на перемены, ощущение опасливости оставалось, ему не хотелось, чтобы кто-то узнал его, будь то друг или враг. Он бы не узнал ни того, ни другого, и как вести себя с ними не представлял. Чтобы уж наверняка избежать неожиданностей, Зомби вынул из кармана и надел темные очки в тонкой металлической оправе – выпросил на день у больного из соседней палаты.

На углу продавали цветы. Он остановился, поискал глазами астры – их не было. И он купил розу. Выбрал самую лучшую, на длинном толстом стволе, утыканном кривоватыми, загнутыми вниз шипами, напоминающими шпоры. Роза была не из простых – семь тысяч рублей пришлось отдать за нее, но зато Зомби почувствовал себя увереннее.

Нужный дом оказался сразу за углом. Обычная пятиэтажка, без лифта, с загаженным подъездом, провонявшим кошачьей, да и не только кошачьей мочой. Медленно, стараясь не сбить дыхания. Зомби поднялся на третий этаж. Постоял на площадке, собираясь с духом. Здесь было чище, окно было почти прозрачным, видимо, его все-таки иногда мыли. Он не торопился, ожидая, пока успокоится дыхание. Разговаривать запыхавшись, выталкивая из себя слова и хватая воздух раскрытым ртом... В этом было что-то унизительное.

Зомби удивился, осознав, что нисколько не волнуется. Предстоял необычный разговор, который мог закончиться чем угодно, предстояла встреча с человеком, роли которого в своей жизни он даже не представлял, он вообще первый раз встречался с человеком после полугодового лежания в больничной палате. А волнения не было. Это его озадачило. Но Зомби лишь передернул плечами – ну что ж, пусть будет так...

Для предстоящего разговора он придумал себе имя – Алексей Птицын. Откуда-то из памяти вдруг выплыло это имя... То ли встречался ему человек с таким именем, то ли вычитал где-то эту не совсем обычную фамилию...

И, подойдя к нужной двери. Зомби нажал кнопку звонка.

Дверь открыли не сразу, в доме, видимо, не ждали гостей. Его внимательно рассматривали в дверной глазок и он, чувствуя это, держал розу у самого своего лица, давая понять, что пришел человек с добрыми намерениями. Когда дверь, наконец, открылась, он увидел на пороге именно ту женщину, которую искал – молодую, красивую, с дерзким, требовательным взглядом.

– Простите... Вы – Цыбизова?

– Если это вас устраивает, – женщина улыбнулась, глядя не столько на Зомби, сколько на розу.

– Изольда Федоровна?

– Она самая.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте... А вы, собственно, по какому поводу?

– Я из редакции, – Зомби протянул розу.

– Через порог нельзя, – женщина отступила на шаг в глубину прихожей и Зомби ничего не оставалось, как пройти вслед за ней. – Я, кажется, догадываюсь, в чем дело... Хотя вопросы остаются.

– Вопросы всегда остаются, – проговорил Зомби, вручая розу.

Взяв ее, Цыбизова поднесла ее к лицу, поглядывая на гостя поверх цветка. И тут же, повернувшись, ушла на кухню. Она вернулась через минуту – роза уже стояла в узкой хрустальной вазе, наполненной водой.

– Спасибо, – сказала она – Вы не разорились на покупке этой королевской розы?

– Почти... Но не жалею Вы не торопитесь?

– Полчаса у меня есть. Этого хватит? – спросила она, явно вкладывая в вопрос не один смысл.

– С вашей помощью уложусь, – он и сам удивился той легкости, с которой нашел слова, чтобы ответить и на явный вопрос, и на скрытый.

– Ну-ну! – усмехнулась женщина. – Ну-ну... Зомби прошел в комнату, осмотрелся. Нет, ничего здесь его не затронуло, не возникло того щемящего чувства узнавания, когда попадаешь вдруг в места, где когда-то бывал. Зомби прислушался к себе – волнения не было, хотя он и понятия не имел, что скажет, о чем спросит...

– Уютно, – произнес он, усаживаясь на диван, хотя приглашения не было.

– Стараемся. Итак? – хозяйка улыбнулась поощряюще и, пройдя к столу, поставила вазу с розой в самый центр. Отойдя на несколько шагов, обернулась.

– Нравится? – спросил Зомби.

– Да, в этой вазе ей будет неплохо. Я слушаю.

– У нас был опубликован снимок...

– Знаю. Вы напечатали мой портрет под чужим именем, с какой-то дурацкой подписью. Мне звонят друзья, знакомые – поздравляют, смеются... Согласитесь, положение совершенно ненормальное. И я, как последняя дура, всем рассказываю, что не работаю на фабрике, что меня зовут иначе...

– Да, это досадно, – произнес Зомби, поправляя очки. – Скажите, пожалуйста... Это действительно ваш портрет, или же вы просто похожи...

– Это мой портрет.

– Вы уверены?

Цыбизова прошла к стенке, взяла с полки альбом и протянула его гостю.

– Посмотрите... Вы напечатали не просто мой портрет, вы напечатали именно вот этот снимок! Я даже помню, где фотографировалась. В квартале отсюда есть ателье, там работает старичок...

– А как фотография снова оказалась у вас?

– Да он сделал шесть штук! Так положено. И у меня осталось не то два, не то три...

– А вы не можете сказать, как оказался в редакции ваш портрет? Как под ним появилась чужая подпись, я предположить могу, но фотография! В папке нашего ответственного секретаря! Может быть, вы знаете кого-нибудь из редакции? И сами подарили свой портрет?

– Нет, никого не знаю и никогда не знала! – жестковато ответила Цыбизова. Зомби насторожился. Как-то уж очень решительно она ответила, заинтересованно. И отрицает знакомство с явным перебором – не знает и никогда не знала. Ну, не знала и ладно, чего, собственно, волноваться?

– Может быть, кто-то из ваших друзей пошутил? – осторожно спросил Зомби, неотрывно глядя в лицо Цыбизовой сквозь темные очки.

– У меня нет друзей, способных шутить так глупо! – рассмеялась Цыбизова. – Еще чего! – добавила она с жестом, который тоже насторожил Зомби. Этот жест вдруг вступил в какое-то противоречие с тем ее образом, который до сих пор складывался. Вдруг что-то пошловатое, вульгарное выглянуло из нее и тут же снова спряталось. Роза, ваза, изысканная поза в кресле... И вдруг это подергивание плечами, будто перед ним сидела полупьяная девица вокзального пошиба. «Она не такая, – подумал он. – Во всяком случае, она далеко не всегда такая... В ней есть второе дно. И еще надо разобраться, какое дно – второе...»

– Ну, а если предположить? – настаивал Зомби. – Скажем, в порядке бреда... Для себя вы нашли какое-нибудь объяснение случившемуся?

– Думайте, что хотите, – она беззаботно отмахнулась от всех подозрений и предположений. – Наверно, все-таки кто-то из моих приятелей по пьянке взял да и устроил эту хохму! Отправил в редакцию, а вы и рады! Тут же тиснули!

– Да, – согласился Зомби. – Что-то подобное может быть... А что касается того, что мы, не глядя, вот так запросто тиснули, как вы говорите... Все и проще, и сложнее. Хорошо сделанный снимок, красивая женщина, украсит любой номер газеты... Вот сердце нашего ответственного секретаря и дрогнуло...

– Ладно! Замнем для ясности! – рассмеялась Цыбизова, чуть заметно покраснев от столь откровенного комплимента. – Передайте вашему секретарю, что я его прощаю.

– Как бы там ни было, мне поручено принести вам наши глубокие извинения, – несколько церемонно проговорил Зомби, но Цыбизова не уловила в его словах фальши. – Это у нас первый случай и, надеюсь, такого больше не повторится. Разве что в порядке извинения мы опубликуем вашу фотографию уже с истинной фамилией и вашей настоящей профессией. А? Как вам такая идея нравится?

– Нет, уж! Увольте! С меня хватит и этой славы! И так на весь город ославили!

– Скажите, а вам не кажется, что мы с вами где-то встречались? – Зомби произнес один из заготовленных вопросов.

– Встречались? С вами? – Цыбизова склонила голову к плечу, некоторое время рассматривала гостя пристальнее, чем раньше, снова передернула плечами. – Вряд ли... Я хорошо запоминаю людей. По работе мне приходится встречаться с десятками, если не с сотнями незнакомых люден... И всех я помню.

– Какая же у вас работа?

– Страховой агент. Вы не боитесь за свою жизнь?

– Думаете, мне грозит опасность?

– Конечно! Для жизни всегда есть опасность. Иначе люди не умирали бы... А если они время от времени умирают, значит, опасность существует.

– И что же из этого следует?

– Единственный выход – застраховать свою жизнь! – рассмеялась Цыбизова и Зомби не мог не отметить ее прекрасные зубы, открытую, раскованную улыбку человека, который отлично владеет собой.

– И тогда опасность исчезнет? – улыбнулся и Зомби.

– Нет, конечно... Но в случае, если вы останетесь живы, у вас будет какое-то утешение... В виде Нескольких миллионов рублей.

– А что вы еще страхуете? – чуть подправил разговор Зомби, выводя его на нужное направление.

– Господи! Да все, что пожелаете! Дома, имущество, машины... Ну, так что? Договорились?

– Надо подумать... Уж больно неожиданное предложение...

– А что у вас есть?

– Все, что вы только сейчас перечислили – дом, имущество, машина, жизнь вот пока еще есть... – он оглянулся по сторонам. – Знаете, мне кажется, что я здесь уже был...

– Ошибаетесь. Но это понятно – все квартиры одинаковы, вся мебель одинакова...

– Но не хозяйки!

– А! – она шало рассмеялась. – И хозяйки, при ближайшем рассмотрении, конечно, тоже одинаковы!

Ответить Зомби не успел – зазвенел телефон. Поначалу Цыбизова не хотела брать трубку, она пренебрежительно махнула рукой в сторону звонка и снова повернулась к Зомби. Но ему было важно услышать даже самый пустячный ее разговор и он показал рукой на аппарат. Дескать, говорите, я могу и подождать. И Цыбизовой не оставалось ничего иного, как взять трубку.

– Да! – резко сказала она посерьезневшим голо-, сом. – Слушаю!

Некоторое время Цыбизова молча слушала, сдвинув брови и сразу сделавшись старше. Поймав ее, скошенный в его сторону взгляд, он понял, что она не может говорить откровенно, пока он в квартире. – Хорошо, – сказала она. – Пусть будет так. Я буду через пятнадцать минут. Тут у меня неожиданный гость, – она улыбнулась Зомби, – но мы уже заканчиваем беседу. Да так, пустяк, – он понял, что она объясняет причину его появления. – Нет, никогда, – она сказала кому-то, что видит его впервые. – Об этом потом, – Зомби догадался, что Цыбизова объясняет кому-то причину его появления, кто-то встревожен, кто-то хочет подробных объяснений. Причем, речь идет не о шутливой ревности или любовном подзадоривании. Кто-то задавал Цыбизовой жесткие вопросы.

И он поднялся.

Цыбизова тут же положила трубку.

– Извините, пожалуйста, – сказал он, нащупывая у стола свою трость. – Я вас задержал... Мои полчаса истекли... Надеюсь, мы еще увидимся?

– Что значит «надеюсь»?! – воскликнула Цыбизова. – А страхование?! А ваша жизнь, ваш дом, ваша машина... Кстати, а какал у вас машина?

– "Девятка".

– И она не застрахована?!

– Это так важно?

– Это первое, что вы должны сделать. Ваша жизнь вряд ли кому понадобится, а вот машина... Где она стоит?

– Во дворе.

– Под открытым небом?

– Да... Это плохо?

– Сколько вы на ней наездили?

– Тысяч десять... Может быть, двенадцать... Зомби прекрасно видел ее неподдельный интерес ко всему, что касалось машины и отвечал именно то, что по его мнению было важно для человека, решившего его машину угнать, то есть, он отвечал в подзадоривающем, провоцирующем духе.

– Ваша беспечность меня удивляет, – сказала Цыбизова. – Вот моя визитная карточка... Звоните в любое время дня и ночи. Зовите меня, и я немедленно к вам прихожу.

– Даже так?

– Дозвониться ко мне вы сможете только тогда, когда я сама этого пожелаю, – она рассмеялась. – На ночь я телефон выключаю, на выходные выключаю, когда у меня друзья... Тоже выключаю... Поэтому говорю смело – звоните в любое время дня и ночи.

– Понял... Спасибо. Обязательно позвоню, – он повернулся и направился к выходу, чувствуя страшную усталость от затянувшегося разговора.

– Постойте, а как вас зовут? Ничего себе познакомились!

– Алексей Птицын.

– Оставьте и вы свой телефон, раз уж случилось у нас такое неожиданное знакомство.

– Не беспокойтесь, я вас найду, – заверил Зомби, улыбаясь и удивляясь себе – откуда у него эта неуязвимая наглость, откуда эти слова, которые он произносит так легко, не задумываясь, причем, человеку, которого видит, может быть, первый раз в жизни – в этой жизни, – уточнил он для себя, осторожно спускаясь по лестнице. В подъезде на него опять дохнуло густой вонью мочи и он постарался быстрее выйти на свежий воздух. Ему не понравилось, как пристально смотрел на него человек, стоявший в телефонной будке, не понравился внимательный взгляд из-за приспущенного стекла «Жигулей-», но у него уже не было сил на все это откликаться. Он свернул за угол и побрел ближайшей дорогой к больнице. И единственное, чего ему хотелось – как можно быстрее добраться до своей маленькой палаты и рухнуть в кровать.

* * *

Последнее время Вика соблюдала особую осторожность – подходила к дому каждый раз с другой стороны, а подойдя, еще и присматривалась – нет ли поблизости ее соседей, с которыми Андрей поступил так непочтительно. Какое-то время удавалось избегать встречи с ними, но она понимала, что рано или поздно с ними столкнется, рано или поздно придется посмотреть им в глаза.

Некоторое время она надеялась, что Андрей придет и на следующую ночь, а там глядишь, чего не бывает, останется на какое-то время.

Но нет, не пришел.

И не позвонил.

Она обиделась. Но не потому, что не пришел, это, в конце концов, его дело и у нее нет на него никаких прав. Дело было в другом – он оставил ее один на один с этими хмырями болотными, получается, что бросил им на растерзание. Вот этого она не простила. Да, у него могли быть основания, могли быть важные дела, непреодолимые обстоятельства, но все равно, все равно та ночь давала ей право на иное к себе отношение – Не пришел... И не позвонил, – повторяла она вслух и все больше проникалась мыслью, что надеяться может только на собственную осторожность. Да, конечно, Андрея можно понять – он еще не отошел от прошлогодних событий, его рыжекудрая подружка до сих пор преследует его, выглядывая из-за шторы, из телефонной будки, прячась в толпе или в листве скверов Да, все это можно представив и понять. Но он не пришел и не позвонил.

Однажды, не выдержав. Вика сама набрала его номер. К телефону долго никто не подходил, потом в трубке раздался женский голос, очевидно, мать. Голос был вполне доброжелательный, Вике он показался даже участливым, но она не решилась заговорить и повесила трубку.

Вика почувствовала опасность, когда уже ничего нельзя было изменить – перед ней стоял раскрытый лифт, рядом никого не были, а сзади мягкими, неслышными шагами приближался человек, которого она последнее время боялась больше всего на свете. Еще не увидев его, еще не услышав ни единого слова, поняла – он. Амон вышел из тени лестничной площадки, видимо, поджидал там, среди ведер и швабр. Скорее всего, он увидел ее еще на подходе к дому, обогнал и, войдя в подъезд, затаился в темноте. И теперь молча, улыбчиво, она даже не оборачиваясь видела выражение его лица, приближался к пей сзади.

– Далеко, красавица? – спросил Амон, отрезая путь к выходу из дома. Приблизившись вплотную, он грудью подтолкнул ее к лифту и Вике ничего не оставалось, как войти в кабину. И она вошла, решив про себя – будь, что будет Войдя следом, Амон на жал верхнюю кнопку. Двери с грохотом захлопнулись, кабина дернулась и поплыла вверх. Теперь никто, ни единая живая душа на всем белом свете не могла прийти на помощь. Вика была в полной власти этого человека. – Какой приятный встреча, да? – спросил он, опершись спиной в дверь лифта. Он нарочно коверкал слова, поддразнивая ее, прекрасно зная, как побаиваются люди такого говора, какая слава идет о людях, которые вот так произносят русские слова.

Вика молчала.

Кабина проскочила первые этажи, не останавливаясь, и Вика начала уже робко надеяться на благополучный исход этой жутковатой встречи. Но когда до девятого оставалось два-три этажа, Амон нажал красную кнопку. Кабина остановилась между этажами. Рядом прогрохотала вниз вторая кабина. Вика первый раз пожалела о том, что есть эта вторая кабина, не будь ее, люди уже через несколько минут колотили бы ногами в железные двери на этажах. А если есть вторая кабина, этого не будет. Человек подождет лишнюю минуту и доберется, куда ему нужно – Поговорим? – улыбнулся Амон, и Вика как-то внове увидела его редковатые зубы, растянутые в улыбке пересохшие губы. Глаз его не видела, боялась взглянуть в глаза, но знала наверняка – глаза его не улыбались. Только низенькие, крепенькие зубы с неприятным белесым налетом были перед ее глазами.

– О чем? – она взглянула, наконец, ему в глаза.

– О жизни, красавица... О чем же еще... О любви. Хочешь поговорить со мной о любви?

– Нет.

– ао чем желаешь?

– Ни о чем.

– Тогда займемся любовью, а? Ты умеешь, я знаю... Все говорят, что ты умеешь заниматься любовью. Я тоже хочу в этом убедиться, чем я хуже других?

– Выпусти меня! Слышишь?!

– Хорошо тебя слышу. Только не надо так громко кричать. Я не люблю, когда люди кричат, когда громко разговаривают... Мне тогда хочется закрыть им рот. И я закрываю.

– Тебе уже один раз закрыли рот? – зло спросила Вика. – И еще закроют.

– Не надо напоминать об этом... Я и так все помню. Очень хорошо помню. А ты, красавица, хорошо запомнила, что я сказал тогда твоему хахалю?

– Я запомнила, что он сказал тебе.

– Не надо, красавица... Не надо. Здесь твоего хахаля нету. А я очень обидчивый человек... Когда я обижаюсь, я даже себя не помню... Не рискуй, красавица. А твоему хахалю я тогда сказал, что он труп. И он уже труп. Пусть немного еще походи г по земле, пусть немного воздухом подышит... Может даже тебя трахнуть пару раз.. Но это уже конец, это уже прощание. Если я не о грежу ему голову завтра, отрежу послезавтра... Если не на этой неделе, то на следующей... У меня нет в жизни другого желания. Тебя я не буду убивать, тебя я трахать буду, а его убью. Так ему и передай.

– Передам, все передам. Только не вздумай снова оказаться у него на пути.

– Не надо так говорить, – Амон вплотную приблизился к Вике, зажав ее всем своим телом в угол кабины. – Ты хорошо меня понимаешь? – он неожиданно рванул платье на ее груди в стороны. Кроме этого платья на Вике ничего не было и перед глазами Амона оказались ее небольшие груди.

Вика закричала, но Амон, словно ожидая этого ее крика, легонько ударил ее кулаком поддых и она, поперхнувшись, замолчала.

– И кричать не надо, – сказал он как-то замедленно, будто ему самому слова давались с трудом. Он стоял перед ней бледный, на лбу выступила испарина, его шершавые губы посерели. – А то я быстро заткну тебе рот... Ты знаешь, чем я заткну тебе рот? Не знаешь? У меня есть, чем заткнуть твой рот, если ты будешь кричать, – Амон отступил на шаг и одним движением руки расстегнул молнию на штанах, принялся копаться там, пытаясь извлечь нечто громоздкое. И все это время он не сводил глаз с Вики. – Догадываешься, да? Посмотри какой красавец... Ты ему тоже понравилась, видишь, как он весь потянулся к тебе? Видишь? Он прямо устремился к тебе, он тебя хочет... Ты видишь, как он тебя хочет? Он хочет в тебя забраться... Весь... Давай ему поможем, а?

Вика не смотрела вниз, боясь даже искоса глянуть на то, что так настойчиво расхваливал Амон. Она смотрела в потолок кабины, чтобы невзначай не опустить глаза. Но когда Амон снова сделал к ней шаг, она рванулась к двери, распахнула легкие дверцы, но упершись в железную дверь лифта, изо всей силы закричала, так что крик прокатился по всей лифтовой шахте сверху донизу. Где-то послышались голоса, кто-то кричал снизу, пытаясь понять, что происходит.

– Помогите! – снова отчаянно закричала Вика, но Амон резко оттолкнул ее от двери, зажал ладонью рот.

Мимо них прогрохотал лифт. И Вика, и Амон понимали, что никто не сможет пробиться к ним. Даже если десятки людей, сейчас вот, услышав отчаянные крики, бросятся на помощь, а этого наверняка не будет, так вот, даже если бросятся, то в ближайший час они не смогут пробиться в эту кабину и Акон здесь может совершить все, что ему заблагорассудится. Знала Вика и то, что потом, когда кабину отключат, опустят, откроют, никто в этом доме не сможет задержать Амона, не сможет ничего с ним сделать, ни в чем ему помешать. В доме сейчас одни дети да старухи, все кто может ходить, работать, что-то делать, все ушли на заработки, какие ни есть – продавать газеты, копаться в мусорных ящиках, воровать, грабить, торговать...