Текст книги "Банда 2"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

– Ничего. Обвес, обсчет... Обычные торговые дела.

– И за это пять миллионов? Он что, ошалел?

– Кто? – осмелился спросить Пафнутьев.

– Анцышка... Многовато запросил... Такие дела стоят меньше. Продолжай.

– Халандовский не простак. Он понимал, что обвинение дутое. Для того и составленное, чтобы получить с него деньги. И он, ничем не рискуя, обратился в областную прокуратуру. Те ухватились. И сегодня утром провели операцию. Халандовский вручил Анцыферову пять миллионов меченных денег, те тут же вошли следом за ним И оформили факт получения взятки. Были изъяты и сами деньги, и газетная упаковка, пересыпанная светящимся порошком, тут же сфотографировали руки Анцыферова, они тоже светились.

– Засветился, значит, наш прокурор, – задумчиво проговорил Сысцов, с улыбкой глядя на Пафнутьева. – Засветился... Жаль. Хороший был человек, а, Павел Николаевич?

– Мы с ним давно работали, – осторожно ответил Пафнутьев, не разобравшись в смысле вопроса.

– Ну, хорошо... А твоя роль во всех этих событиях... В чем она заключается? Ведь я же не поверю, что ты ничего не знал и ни о чем не догадывался, а?

– Знал и догадывался, – кивнул Пафнутьев.

– Почему же не спасал Анцыферова?

– Это моя обязанность?

– Да.

– А вот этого я уже не знал.

– Врешь, – просто сказал Сысцов. И улыбнулся каким-то своим, невысказанным мыслям. И Пафнутьеву эта его улыбка не понравилась. Он вдруг ясно понял, что если сейчас, вот в этом разговоре, он не переломит этого упрямого, сильного, воспонимающего противника, то ему придется не просто менять работу, ему придется поменять и место жительства. В этом городе оставаться будет попросту опасно. И спокойствие Сысцова объяснялось только одним – он уже с ним попрощался. И сейчас лишь исполнял последний долг. – Да, Павел Николаевич, ты обязан был Анцыфсрову помогать, выручать, предупреждать о малейшей опасности, а в случае надобности, закрывать его собственной грудью. Только при таком отношении к Анцышке мы с тобой могли бы работать дальше. Вот в этом кабинете, ровно год назад, даже немного больше, он сделал тебя начальником следственного отдела. Ты не забыл об этом?

– Не забыл, – Пафнутьева охватила легкость, которая посещала его в минуты крайней опасности. Не было ни сомнений, ни колебаний, не было запасного выхода и спасительного входа, все решалось в эти вот самые секунды, решалось навсегда. Пафнутьева охватило шалое состояние вседозволенности, которое он однажды уже испытал в этом кабине, когда так самозабвенно и нагло излагал им же самим придуманную версию убийства Пахомова. Тогда еще он открыл слабое место этих вот могущественных людей – они могут переиграть любого в игре солидной, обстоятельной, продуманной. Но если им все время, безостановочно подбрасывать доводы и объяснения, которые не вписывался в обычную логику поступков, они теряются, происходит сбой в их непоколебимой уверенности.

Пафнутьев провел годы за следственным столом, допросив за эго время тысячи людей, и не просто допросив, а вывернув их, можно сказать, наизнанку. И эти годы, эти допросы, знакомство с тысячами людей дали опыт, который позволял вести себя так, как требовалось именно в этом положении, именно с этим человеком и выходить на результат, который требовался.

– Наш разговор окончен, Павел Николаевич, – сказал Сысцов, тяжело поднимаясь из кресла. – Нам обоим все ясно, не правда ли? Анцыферов будет на свободе сегодня же, сейчас же... Мне кажется, что вы с ним уже не сможете работать вместе. Но это уже решать Анцыферову.

– Вот так круто?

– Да, Павел Николаевич, только так. Вы просчитались. Я знаю, вы в душе игрок, азартный игрок, с фантазией, с необходимой долей наглости и блефа... Я понял это еще год назад. И должен вам сказать, что именно эти качества меня и привлекли. Таких людей везде ценят... Но только в тех случаях, когда они правильно себя ведут и ставят на ту карту, на которую им указывают. Но когда они начинают своевольничать, совершать поступки в меру своего куцего понимания событий, когда они проявляют уже собственную гордыню, самостоятельность, как им кажется...

– А на самом деле что они проявляют? – поинтересовался Пафнутьев, вдавленный в кресло словами Сысцова.

– А на самом деле они проявляют собственную ограниченность, – усмехнулся Сысцов, садясь за стол. – В таких случаях с ними прощаются. Более того, принимаются меры, чтобы обезопаситься от них и в будущем. Вы понимаете, о чем я говорю, да?

– Местами, – дерзко ответил Пафнутьев.

– Я и не рассчитывал, что вы сможете понять все... Что же вы сидите, Павел Николаевич? Я же сказал – разговор окончен.

– Разговор еще не начинался, Иван Иванович, – произнес Пафнутьев и даже нашел в себе силы улыбнуться прямо в лицо Сысцову. – Присядьте, Иван Иванович, – Пафнутьев великодушно показал на кресло, с которого только что поднялся Сысцов.

Тот изумленно поднял брови, склонил голову к плечу с таким выражением, будто услышал что-то чрезвычайно забавное.

– Ну-ну, Павел Николаевич...

– Наш разговор еще не начинался, – повторил Пафнутьев и положил, только сейчас снял с колен и положил на журнальный столик, рядом с серебряным подстаканником Сысцова свою потертую папку. Папка – это документы, а документы Сысцов уважал. И, завороженно глядя на папку, приблизился к столику и опустился в кресло, с которого только что поднялся. Сел, не сказав ни слова, понимая, что любое произнесенное им слово будет как бы на руку Пафнутьеву, будет работать на ту новую роль, которую тот себе выбрал. А молчание – это достойно, это сильно.

– Слушаю, – наконец сказал он, не выдержав паузы.

– Вы сказали мне, дорогой Иван Иванович...

– Сбавьте тон, – резко сказал Сысцов.

– Постарайтесь меня выслушать... Я не задержу вас слишком долго. Надеюсь, вернее, убежден, что вы не пожалеете о тех десяти минутах, которые потратите на меня, – теперь уже Пафнутьев заговорил с изрядной долей жесткости. – Так вот, вы напомнили мне, дорогой Иван Иванович, о нашей встрече в этом кабинете год назад. Вы сказали, что Анцыферов великодушно назначил меня начальником какого-то там отдела и за это я должен был его благодарить по гроб жизни. Я все происшедшее тогда понял иначе. Меня назначили вы, Иван Иванович. А Анцыферов лишь согласился, скрипя сердцем.

– Скрепя сердце, – поправил Сысцов.

– Мне больше нравится так, как я сказал. И благодарить я должен именно вас, Иван Иванович, за то давнее назначение. Именно так обстояло дело.

– Возможно, – благосклонно кивнул Сысцов. Несмотря на свой ум, опыт, хватку, отказаться от похвалы он все-таки не мог. А Пафнутьев понял – начал он неплохо, что-то в душе Первого ослабло, на него он уже смотрел с интересом. И в глазах у него не было холодного, стального блеска.

– Когда я оказался в ловушке у этих бандитов....

– Я наслышан об этом.

– Когда я оказался в ловушке у этих бандитов, – Пафнутьев пренебрег замечанием Сысцова, больше того, своим повтором он как бы осадил его, поставил на место, и Сысцов опять взглянул на него с изумлением – он открывал для себя Пафнутьева нового, неожиданного. – Этот мясник, этот наемный убийца, прежде чем отрезать мне голову в ванной, решил позабавиться. И когда ему кто-то позвонил, он отчитался, выслушал чьи-то там указания, а потом взял да и протянул мне трубку – послушай дескать, и ты.

– Он дал вам трубку, не закончив разговора? – Сысцов напряженно наклонился вперед.

– Да, Иван Иванович, именно так. Он не очень, уважительно отнесся к собеседнику... Он поднес трубку к моему уху, когда тот еще продолжал говорить.

– Я не знал этой подробности, – чуть смешался Сысцов. – И что же вы услышали?

– Я услышал голос Анцыферова.

– Не может быть! – искренне воскликнул Сысцов, отшатнувшись в кресле. – Это надо же быть, идиотом!

– Кому? – улыбнулся Пафнутьев.

– Обоим.

– Не будем сейчас об этом... Таким образом, у меня появились основания усомниться в Анцыферове.

– Он очень неважно выглядел, когда я появился в его кабинете с головой на собственных плечах. Он предпочел бы, чтобы свою голову я держал под мышкой.

– Представляю, – хмыкнул Сысцов.

– Я тоже... Естественно, работать ему со мной стало неуютно. Но это тоже к делу не относится. И когда после всего этого до меня дошла информация о готовящейся взятке... Согласитесь, у меня были основания не бить в колокола.

– Понимаю вас, – кивнул Сысцов. – Возмездие – святое чувство. Прекрасно вас понимаю.

– Никакого возмездия, никакой мести. Доложить, вам о телефонном звонке, когда я лежал связанным по рукам и ногам, я был обязан. Но мог ли я, положив голову на плаху, утверждать, что это был голос именно Анцыферова? Не показалось ли мне это в моей тогдашней предсмертной тоске? Я – следователь. И я обязан был положить на стол доказательства. А у меня их не было.

– Но у вас их никогда и не будет, – произнес Сысцов с той странной интонацией, когда его слова можно было истолковать и как вопрос, и как утверждение, но было в нем и сочувствие, и удовлетворение.

– Не обо мне разговор, – сказал Пафнутьев, пресекая попытки Сысцова выудить подробности. – Я – Птица не столь уж высокого полета. Речь идет о вас, Иван Иванович. О вашей судьбе, о вашем будущем.

– Даже так? – на этот раз в восклицании Сысцова уже не было прежнего благодушия.

– Эти бумаги, пленки, фотографии были обнаружены сегодня утром в сейфе Анцыферова, – Пафнутьев вынул полдюжины разноцветных папок с резолюциями, сделанными фломастерами в углу каждого конверта. – Обратите внимание, Иван Иванович... На каждой папке рукой Анцыферова сделаны соответствующие пометки... Как я понимаю, сделаны они для собственного потребления, он их делал для себя... Я оставляю вам эти документы.

– Их уже кто-то видел?

– Нет. Я изъял их при обыске, а когда понял их характер, содержание...

– Они уже побывали в областной прокуратуре?

– Нет.

– Невродов с ними знакомился?

– Нет.

– А его люди?

– Нет.

–  – Это хорошо, – Сысцов взял папки, бегло взглянул на них. – Да, это рука Анцыферова. Любопытно...

– Если хотите, можете посмотреть прямо сейчас. Я посижу, подожду... Можете посмотреть их без меня, я позвоню позже... Можете вообще оставить их себе. Но в любом случае моя просьба заключается в следующем – посмотрите их сегодня. Пока Анцыферов еще...

– Я понял, – кивнул Сысцов. – Пока он еще изолирован.

– Когда я взглянул на эти бумаги, которые он хранил так бережно, которые подбирал и сортировал так тщательно, которые наверняка готовился пустить в дело... Я понял, что тот голос в трубке принадлежал все-таки ему.

– Но ведь нужно быть идиотом, чтобы хранить подобные бумаги в служебном сейфе, – пробормотал Сысцов, заглянув в одну из папок.

– Знаете, Иван Иванович, мне кажется, что это не единственный его поступок, который вызывает.., сомнения.

– Деликатно вы иногда выражаетесь, Павел Николаевич, – усмехнулся Сысцов.

– Как говорит наш эксперт, с кем поведешься, с тем и наберешься.

– Позвоните мне через пару часов. – сказал Сысцов и, взяв папки, направился ;к письменному столу. – Анцыферов знает, что эти бумаги обнаружены при обыске?

– Да. И подтвердил это при понятых. Его подтверждение занесено в протокол.

– Что же это он... Растерялся?

– Очень, – заверил Пафнутьев.

– Но это же надо быть дураком... Почему он не отрекся от них, почему не сказал, что их ему подсунули?

– Мы об этом уже говорили, Иван Иванович, – Пафнутьев поднялся. – Анцыферов иногда совершает странные поступки.

– Я жду вашего звонка, Павел Николаевич, – на этот раз Сысцов произнес имя Пафнутьева даже с некоторой долен уважительности.

* * *

Пафнутьев позвонил Сысцову ровно через два часа. Секретарша соединила его тут же, не задав ни единого вопроса – видимо; была предупреждена.

– А, Навел Николаевич, – буднично произнес Сысцов. – Рад, что вы нашли время позвонить мне... Я разобрался с вашим вопросом. Мне кажется, нам не надо особенно беспокоиться и вмешиваться н это дело... Пусть все идет, как идет. Суд разберется и скажет свое слово. Вы согласны?

– Конечно.

– Вот и отлично. Продолжайте работать. Кстати, подумайте, кто бы мог заменить.., хотя бы временно.., отсутствующего.., работника.

– Если мне это позволительно... – начал было Пафнутьев, но Сысцов перебил его.

– А почему бы и нет?

– Хорошо... Я попытаюсь...

– Всего доброго, Павел Николаевич. Благодарю вас.

И Сысцов положил трубку.

* * *

Овсов стоял у окна, глядя па жизнь больничного двора, Валя сидела за его спиной па кушетке и шел между ними привычный, неспешный разговор о том, о сем. Говорили о самих себе и о странных отношениях, сложившихся между ними, когда и рвать нет сил, и продолжать тягостно. И вдруг Овсов увидел, как во двор въехала машина. Он, сразу обратил на нее внимание, потому что въехала она не так, как обычно въезжают машины в больничные ворота. Сюда въезжают на малой скорости, притихшие, понимая свою неуместность здесь, среди покалеченных, больных, умирающих. А эта въехала на скорости, с визгом остановилась у самого крыльца, из нее быстро вышли два человека и бегом поднялись по ступенькам.

– Кажется, к нам гости, – проговорил Овсов. И хотя больше ни о чем не успел подумать, взгляд его сам по себе остановился па телефоне – надо бы позвонить.

– Кого-то привезли? – спросила Валя.

– Скорее, за кем-то приехали... Ты на кого-то оформляла сегодня выписку?

– Кому положено, ушли еще до обеда.

– Слышишь? – спросил Овсов, дав Вале знак замолчать. И оба услышали в коридоре частые, решительные шаги. Они приближались, становились громче и в них явно звучала угроза – по больничным коридорам так не хотят. Шаги замерли у самой двери, помедлили секунду. Дверь распахнулась и в ординаторскую вошли два молодых человека. Оба были одеты в черные кожаные куртки. Один был повыше, массивнее, с пучком волос, собранных на затылке, второй пониже, весь поменьше, но жилистее, стремительнее. – Слушаю вас, молодые люди? – проговорил Овсов, повернувшись к ним от окна.

– Где Званцев? – спросил высокий, взяв на себя разговор.

– Простите? – Овсов удивленно вскинул брови.

– Я спрашиваю, в какой палате лежит Званцев "Сергей Дмитриевич! – отрезал длинный. – Вопрос ясен?

– Валя, – обернулся Овсов к девушке, – у нас есть такой больной?

– Не знаю... Надо уточнить, – Валя легко поднялась и вышла из ординаторской. В коридоре прозвучали ее быстрые, срывающиеся на бег шаги. – Молодец, – успел подумать Овсов. – Все поняла. И юн понял – пришли добивать Зомби. Но как они узнали, что он жив, что он здесь?

– Куда она пошла? – подозрительно спросил длинноволосый, шагнув к Овсову.

– Вы же просили уточнить насчет больного... Наверно, в приемный покой. Там регистрируются все поступления, самые свежие, самые...

– Нам не нужны свежие поступления! Этот тип лежит у вас уже полгода!

– У нас есть больные, которые лежат и дольше, – ответил Овсов, затягивая время, давая Вале возможность что-то предпринять. – А что она может предпринять? – подумал Овсов. – Увести Зомби куда-нибудь? Куда? Хотя, может... В кладовку какую-нибудь, за швабрами спрячет, в рентгецкабинет, там бронированные двери, эти не смогут пробиться даже со взрывчаткой... Не один ли из них приходил сюда полгода назад? Очень даже может быть... Если и не из них, то очень похожий... Из того же племени.

– Нас интересует человек, который поступил сюда, к вам, полгода назад. Его привезли в бессознательном состоянии. Авария на дороге".. Где он?

– А что у него? – спросил Овсов.

– Не понял?

– С чем он лежит у нас? Перелом, потеря крови, ушибы... Я могу долго перечислять болезни... Больные распределены по палатам, в соответствии ,с повреждениями... Например, в седьмой, рядом с моим кабинетом, у всех переломаны ноги... Дальше, в пятой, у всех какие-то несчастья с руками.

Коротко остриженный парень, который остался стоять у двери, выглянул в коридор и тут же обернулся.

– Пошли! – быстро сказал он. – Баба куда-то его повела!

– Ну, падаль! – пригрозил длинноволосый Овсову и оба парня выскочили в коридор. Он был достаточно длинным, не менее ста метров, и Овсов, выйдя вслед за гостями, увидел в конце коридора Валю и Зомби, они торопясь выходили из палаты. Заметив бегущих к ним парней, оба вернулись в палату.

– Кажется, пробил час, – пробормотал Овсов и, войдя в свой кабинет, схватил стоявший за шкафом костыль – металлическую палку с ручкой. С этим ненадежным вроде бы оружием он бросился к палате Зомби. Парни были уже у двери и что есть силы ломились в нее. Фанерная клееная дверь уже болталась на одной петле и гости с хрустом выламывали ее из рамы.

Подбежав на несколько шагов. Овсов перехватил костыль, будто это было ружье, и выставив его вперед, сделал еще шаг к палате.

– Прекратить! – заорал он хрипло, – Прекратить безобразие! – видимо, не было у него более сильных слов, или же не решался он произнести их в больничном коридоре.

– Отвали, папаша! – прорычал высокий детина.

– Убирайтесь немедленно, не то буду стрелять! – заорал Овсов с таким убеждением, что оба парня на мгновение остановились.

– Боря, разберись! – бросил парень с пучком волос на затылке и, вырвав дверь, отбросил ее в сторону. И в этот момент оглушительно грохнул выстрел, прозвучавший особенно громко в замкнутом пространстве коридора. Серый линолеум под ногами парней взорвался, вспенился клочьями от вошедших в него крупных картечин.

– Больше предупреждать не буду! – воспользовавшись растерянностью парней. Овсов успел перезарядить странное свое оружие.

Парни переглянулись, посмотрели на Овсова, на направленный па них ствол, на развороченный линолеум и одновременно попятились.

– Один шаг в мою сторону и буду стрелять, – предупредил Овсов. – Я знаю куда нужно целиться.

– Ну, падаль, – сказал высокий, открывая дверь на лестничную площадку. – Мы еще встретимся!

– На операционном столе! – успел крикнуть вдогонку Овсов. И убедившись, что гости ушли, обессиленно прислонился к стене. Коридор уже был наполнен больными, ходячие на костылях торопились к месту схватки, собираясь насмерть драться за своего врача, но в этом уже не было надобности. – Вес в порядке, ребята, все в порядке... Расходитесь по палатам... Первую атаку мы отбили с Божьей помощью.

Овсов вошел в палату, приблизился к окну, И увидел отъезжавшую машину с гостями. Обернулся – Зомби сидел на кровати, растерянно улыбаясь, рядом безудержно рыдала Валя.

– Отъехали, – сказал Овсов, положив Вале руку на плечо. – Как вы тут заперлись?

– Валя успела швабру вставить в дверную ручку, – Зомби показал на переломанную палку.

– Ясно, – Овсов взял руку Зомби, нащупал пульс, удивленно посмотрел на больного.

– Что? – спросил тот. – Что-то не так?

– У тебя все не так, как у людей... Пульс, как у спящего ребенка. Ты что, совсем не испугался?

– Я бы рад, – улыбнулся Зомби. – Но не могу.

– Надо же, – Овсов присел на стоявшую рядом табуретку. – Ты успел заметить, кто это был?

– Такое ощущение, что раньше я их видел... Но кто это... Не знаю, не могу вспомнить.

– Ну и приятели у тебя...

– Думаете, приятели? Судя по тому, как они ломились, пришли эти приятели вовсе не для того, чтобы спросить о здоровье.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Овсов. – Валя, перестань! Умойся, причешись и станешь краше прежнего. Мы уж тут пока сами будем отбиваться.

Не поднимая головы, девушка поднялась и быстро вышла из палаты. Зомби и Овсов молча проводили ее взглядами, потом одновременно посмотрели друг на друга.

– Видишь, как получается, – проговорил Овсов. – Ты еще не знаешь, кто есть на самом деле, а они знают. Они называли тебя Званцевым. Сергеем Дмитриевичем.

– Неплохо звучит, – проговорил Зомби.

– Как они могли узнать о тебе? – спросил Овсов.

– Пафнутьев, – ответил Зомби.

– Не может быть...

– Других вариантов нет. Где-то он вел себя не слишком аккуратно. Это называется утечка информации.

– Ну, что ж... Пошли звонить Пафнутьеву, – и, подхватив странный свой костыль. Овсов первым вышел из палаты. Следом за ним, откинув назад голову, так что приобрел даже какую-то горделивость, вышел Зомби. По коридору он шел, не глядя на больных, провожавших его взглядами, полными какого-то испуганного сочувствия.

Овсов начал набирать номер, не успел даже присесть, и лишь когда пошли длинные настойчивые гудки, нащупал сзади рукой стул и опустился на него.

– Паша? – спросил Овсов, едва Пафнутьев подал голос.

– Да, это я... Как поживаешь, Овес? – Плохо. У нас чрезвычайное происшествие. Бандитский налет. Искали моего любимого клиента. Совместными усилиями удалось отбиться.

– Он жив?

– Стоит передо мной. Если он и уцелел, то только благодаря мужеству и самоотверженности твоего лучшего друга.

– Это ты о себе?

– Да, такие слова я могу говорить только о себе. Искали Званцева. Мы с Зомби еще не знаем, что он Званцев, еще не успели в этом убедиться. А они знают. Как это понимать, Паша?

– Дай сообразить.

– Соображай, Паша. А я пока могу сообщить тебе несколько подробностей сегодняшнего утра... Дверь в палату выломана, в коридоре пахнет порохом, у меня срывается голос, а моя любимая женщина зализывает раны. А ты соображай, Паша...

– Так... Была стрельба? Кто стрелял?

– Я стрелял.

– В кого?

– В пол.

– Это хорошо... Откуда же потянуло порохом, а Овес?

– Я слышал, что ты был в редакции, потом собирался навестить какую-то женщину, которая может оказаться...

– Постой-постой! Я ее навестил. Так... Сиди на телефоне и никуда не отлучайся. Позвоню через десять минут. Или подъеду. Пет, я все-таки подъеду. Буду У тебя через пятнадцать – двадцать минут.

Пафнутьев нашел в блокноте телефон Званцевой и тут же набрал номер.

– Женя? Здравствуйте. Пафнутьев. Из прокуратуры. Помните?

– Ой, здравствуйте... Знаете, у меня так редко звонит телефон, что каждый звонок заставляет вздрагивать.

– У меня один вопрос, – Суховато сказал Пафнутьев. – С кем вы поделились своей радостью?

– Ни с кем, как мы и договаривались, Павел Николаевич... Неужели вы думаете, что я могу...

– Я ничего не думаю. Ни о чем. Никогда. Думать, вредно. Все, что мне требуется для работы, я уже передумал. И надобности думать вообще не испытываю. Поэтому, не задумываясь, повторяю свой вопрос: с кем вы говорили о наших с вами маленьких тайнах? Вспомните, Женя... Это очень важно. Снова повторяю – это чрезвычайно важно.

Женя некоторое время молчала и Пафнутьев ее не торопил. Он умел понимать и молчание. Женя молчала не из упрямства, не из какой-то зловредности или преступной наклонности. Она молчала в растерянности и он это чувствовал.

– Видите ли, Павел Николаевич... Эти полгода дались мне очень нелегко... И был только один человек, который меня не забывал... И если мне удавалось изредка переброситься словечком по телефону, то только с этим человеком. И когда пришли вы, когда сообщили о Сергее... Я не могла, понимаете, просто не могла не поделиться радостью...

– И поделились, – мрачно сказал Пафнутьев.

– Да, – простодушно подтвердила Женя.

– С кем?

– Видите ли, Павел Николаевич...

– С кем? – повторил Пафнутьев как можно мягче, чтобы не вспугнуть издерганную женщину слишком уж настойчивыми вопросами.

– Когда Сережа купил или получил машину. – Естественно, возник вопрос о страховке...

В этом месте сердце бедного Пафнутьева вздрогнуло и несколько раз с силой ткнулось в грудную клетку, как может ткнуться теленок своей мордой в чью-то ладонь.

– Говорите, Женя... Я внимательно вас слушаю.

– Короче, мы застраховали машину. И эта женщина мне очень помогла, когда пришлось получать страховку. Собственно, только благодаря этой страховке мы с малышами и выжили...

– Вы позвонили страховому агенту? – не выдержав, спросил Пафнутьев.

– Да.

– Как ее зовут?

– Изольда Цыбизова.

– Ясно, – тяжело перевел дух Пафнутьев. – Суду все ясно.

– Скажите... Это очень плохо? – спросила Женя, озадаченная его словами.

– Да.

– Очень? – повторила она почти в ужасе.

– Да, – безжалостно подтвердил Пафнутьев.

– И ничего нельзя исправить? – по ее голосу Пафнутьев понял, что Женя может попросту бухнуться в обморок.

– Да нет... Сказали и сказали... Подумаешь... Почему не поделиться радостью с близким человеком, – сжалился Пафнутьев.

– Я тоже так подумала, – улыбнулась Женя с облегчением.

Пафнутьев прекрасно понимал ее – все эти несколько месяцев она постоянно боялась сказать что-то не то, не так поступить, везде ей чудилась опасность, подстерегали невидимые враги. Женя наверняка сделалась суеверной, отмечала счастливые номера машин, домов, мелькнувшая случайная мысль обрастала страхами и опасениями, которые преследовали ее весь день. И сейчас, стоило Пафнутьеву спросить, не сообщила ли кому-нибудь о его визите, как ей уже начали чудиться всевозможные беды, свалившиеся на Сергея. А когда он сказал, что ничего страшного не произошло, она с таким облегчением перевела дух, что он, кажется, увидел, как Женя, смахнув испарину со лба, обессиленно опустилась на стул.

– Скажите, вы позвонили ей сразу, как только я ушел? – спросил Пафнутьев.

– Нет, что вы! – воскликнула Женя. – Как я могла... С полчаса, наверно, прошло после вашего ухода.

– Да! – крякнул Пафнутьев, и Женя уловила его досаду.

– Если что, я позвоню Золе, предупрежу ее...

– Ни в коем случае! – почти вскрикнул Пафнутьев. – Остановитесь. И внимательно выслушайте то, что я вам скажу. И выполняйте то, что вы сами обещаете. Иначе я вам уже ничем не смогу помочь.

– Боже... Что случилось?

– Ничего, – сбавил тон Пафнутьев. – Но вы должны вести себя так, как вам указано! – жестко сказал он. – Опасности не кончились, Женя, поймите! Может быть, они только начинаются. Не надо их умножать.

– О, Боже! – повторила женщина слабым голосом.

– Вы хорошо помните то, о чем мы с нами договаривались? Вы помните, что я вам написал в записке?

– Дословно, Павел Николаевич!

– Повторяю... Живите, как жили. Никаких перемен. Никаких звонков никаким подругам, никаким спасительницам!

– Но Золя...

– Вы понимаете простые слова? Вы хорошо меня слышите? Я внятно произношу звуки?

– Хорошо... Я обрежу телефонный провод.

– О, Боже! – теперь уже простонал Пафнутьев.

– Простите меня, – сказала Женя. – До меня что-то начинает доходить... За Сергеем охотятся?

– Да! – заорал Пафнутьев и бросил трубку.

Через пятнадцать минут Пафнутьев входил в кабинет Овсова. Молча пожал руку хирургу, потрепал по плечу поднимавшегося с кушетки Зомби, как смог, улыбнулся Вале, сидевшей в сторонке с красными заплаканными глазами.

– Что, досталось? – спросил Пафнутьев, присаживаясь на кушетку. – Ну, рассказывайте.

– Особенно-то и рассказывать нечего, – сказал Овсов. – Ворвались двое, прямо вот сюда...

– Как выглядели?

– Обычно... Кожаные куртки, зеленые штаны... У одного пучок волос на затылке, второй поменьше... Потребовали больного по фамилии Званцев. Я сразу понял, кто им нужен и для какой надобности. Начал вертеть вокруг да около... Кто такой, зачем нужен, надо что-то уточнить... Ну, и так далее. Валя, молодец, тоже сообразила, вышла из ординаторской, но увести Зомби не успела. Один из этих бандюг выглянул в коридор как раз в тот момент, когда она с ним выходили из палаты. Но жизнь ему спасла – тут же вернулась и заперлась на палку от швабры. Пока они выламывали дверь, я подбежал... Есть у меня на крайний случай одна интересная "штуковина... Я из нее и бабахнул прямо перед ними в пол... Квадратный метр линолеума вспорол... Потом посмотришь... И сказал, что следующим выстрелом уложу их обоих. И уложил бы, – улыбнулся Овсов, снова переживая недавнюю схватку. – Но они дрогнули...

– Удрали?

– Отступили к площадке и вниз но лестнице драпанули. Пообещали, правда, со мной еще встретиться.

– Круто работают ребята, – пробормотал Пафнутьев озадаченно. – Не дают ни дня передышки.

– Ты знаешь их? – спросил Овсов.

– Это те же самые, которые меня прихватили несколько дней назад.

– Неужели они? – засомневался Овсов.

– Я совершенно в этом уверен.

– Что делать? Ему опасно здесь оставаться, – Овсов кивнул в сторону Зомби. – Перевести бы его куда-нибудь в более безопасное место.

– Я могу забрать его в поликлинику управления внутренних дел, – сказал Пафнутьев. – Ты как? – спросил он у Зомби.

– Даже не знаю... Когда?

– Сегодня. Если хочешь, прямо сейчас. Я на машине, могу сразу тебя забросить. А? Решайте, ребята. Там, может быть, не так удобно, не будет отдельной палаты и березы в окне, но зато безопаснее, это уж точно.

– Собраться надо, – неопределенно ответил Зомби, повернувшись к Овсову, словно предлагая тому принять решение. – Я уж привык здесь. Можно сказать, дом родной.

– Дом родной там, где тебе ничто не угрожает.

А этот дом уже горит синим пламенем. Я бы не тянул, – сказал Пафнутьев. – Эти хмыри... Которые были у вас сегодня... Очень уж крутые. Я таких и не помню.

– Давай, Паша, к вечеру, – сказал Овсов. – Нужно документы оформить, выписку, составить схему лекарств... Ведь он нуждается в ежедневном осмотре... Это все не так просто. В крайнем случае пришли своего человека, поселим его в ту же палату, а?

– Неплохое решение, – улыбнулся Зомби.

– Смотрите, ребята, – Пафнутьев поднялся. – Я предложил неплохое решение.

– Вы узнали, откуда сквозняком потянуло? – спросил Зомби у Пафнутьева, – Как они узнали кто я, где я, что я это я...

– Да, я все узнал. Тебе известна такая фамилия – Цыбизова? Изольда Цыбизова?

– Я ведь был у нее... Это страховой агент. Мне кажется, она плохой человек... Это враг.

– Правильно. Враг. Отъявленный и давний.

– У меня такое чувство, что я с ней встречался и раньше, – неопределенно протянул Зомби. – Может быть, ошибаюсь, но вот что-то подсказывает мне...

– Ты с ней встречался и довольно часто.

– Она не узнала меня, когда я приходил к ней?

– Думаю, нет. Иначе ваши сегодняшние гости нагрянули бы сюда гораздо раньше.

– Значит, это она устроила охоту за мной в больничных коридорах?

– Во всяком случае, по ее наводке, – подтвердил Пафнутьев.

– Может быть, это пригодится, – Зомби вынул из кармана больничной пижамы и протянул Пафнутьеву черный блокнотик. – Когда я был в гостях у этой дамы... Не удержался и прихватил. Вдруг, думаю, пригодится.

Пафнутьев взял блокнотик, ощутив пальцами настоящую кожу, перелистнул несколько страничек – его интересовала буква "Б". На этой странице было несколько телефонов, но ни под одним не стояла фамилия, все номера была безымянными. Но эта неопределенность его только порадовала – если человек не указывает, кому принадлежит номер, значит, у него есть для этого основания.

– Почему же раньше не отдал? – спросил Пафнутьев у Зомби.

– Не знал, как вы отнесетесь к моей самодеятельности. Но после сегодняшних событий хранить его у себя уже нет смысла. Вот и в том, что я был у нее, признался, – Зомби улыбнулся.

– Да знали мы о твоем визите к этой даме, знали. Сфотографировали тебя наши ребята и при входе, и при выходе...