Текст книги "Изумруд - камень смерти"

Автор книги: Виктор Мясников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Твое счастье, все казанки вчера посшибал, бить не могу. – Уточнил: По зубам.

Стоявший за спиной Цепной Пёс внезапно врезал Вовцу ногой по икре, принудил опуститься на колени. Пистолетное дуло от затылка убрал, полез рукой в рюкзак. Вытащил свернутый рулоном полистироловый коврик, заорал:

– Это нам надо?

Жвачный Бык со своего места лениво махнул рукой, давай, мол, сюда, пригодится. Пёс бросил в его сторону коврик и выволок спальный мешок. Потряс, разворачивая. Бык пренебрежительным движением спальник отверг. Пёс ещё пошарил в тряпках и выудил со дна надувной матрас.

– А! Вот это точно надо! – закричал Быку: – Гляди, плавать будем!

После этого Цепной ощупал карманы рюкзака. Где были мягкие тряпки, не тронул. Вытащил эмалированную кружку, повертел, решил, что вещь полезная, пригодится в бандитском хозяйстве, кинул её вслед за матрасом. Вовец слегка расслабился, подумал, что просто пограбят и отпустят. Он заблуждался. Времена благородных разбойников давно миновали, нынешние беспредельщики брали все, что понравится, и творили все, что заблагорассудится. Так что расслабился он слишком рано. Стоявший перед ним Рыжий Кот ещё раз оглядел свой залепленный пластырем кулак, сокрушенно покачал головой, дескать, не могу тебе зубы пересчитать, и врезал в солнечное сплетение.

Вовец задохнулся. Раскрыл рот, хватая воздух, зажмурился от боли. Он бы согнулся и упал, но Рыжий схватил за волосы, удержал. Удар под дых имел ещё одно следствие. Рыжий почувствовал, что под одеждой что-то есть. Через десять секунд он уже отобрал у Вовца нож вместе с ремнем и был этим чрезвычайно доволен. Тем временем Цепной Пёс в другом кармашке рюкзака нашел полиэтиленовый мешочек с изумрудами, потряс, побрякал, соображая, что это такое выловил.

– Камушки, – дошло наконец. – Эй, Киборг, тут камни!

Судя по реакции, Киборгом оказал сам Жвачный Бык: действительно, человеческого в нем было немного. Рыжий Кот отпустил волосы Вовца, получил в освободившуюся руку кулек с изумрудами, отдал Цепному свой блестящий ломик и резво побежал к бригадиру. А Пёс принялся комом запихивать в рюкзак спальный мешок. Вовец наконец продышался и проморгал выступившие слезы.

– Ребята, – подал сиплый голос, – тут изумрудов на полмиллиона долларов. Считайте, что это подарок. А мы пойдем на поезд.

Вовец бессовестно врал, камни тянули от силы на пятьсот баксов, если не на пятьдесят, но он был готов ещё с три короба наврать, лишь бы их оставили в покое. Пёс за спиной присвистнул, на него сумма произвела впечатление, он даже стал аккуратнее укладывать спальник. Но Кибербык даже ухом не повел. С тупой рожей сунул лапу в угодливо подсунутый мешок, вытащил горстку камней, уставился оловянным взглядом. Полуденное солнце светило ярко, и камни в его лучах сверкали вполне привлекательно.

– Ну что, договорились? – нетерпеливо крикнул Вовец.

– Не понял! – Бык поднял голову, посмотрел с деланым удивлением в его сторону. – Он ещё здесь? А ну, бегом, пока не передумал!

Похоже, гонять людей бегом было у этой банды фирменным развлечением. Пёс толкнул Вовца в спину, так что тот упал на четвереньки, едва успел руки выставить. И тут же получил крепкий пинок под зад. Торопливо вскочил, машинально поправив лямки рюкзака, и побежал трусцой. Главное, сохранять спокойствие и ровное дыхание. Сзади раздался визг Валентины и хамский хохот парней. Как тут остаться спокойным? Но и голову терять нельзя. Пёс хотел наподдать ещё раз, но чуток не дотянулся и выругался. Что-то сбрякало на землю.

– Блин, шпалер выпал!

Уронив пистолет, Цепной Пёс не остановился, чтобы подобрать, а ещё раз пнул воздух, не достав какой-то сантиметр. Вовец, озираясь через плечо, старался контролировать расстояние. Псу очень хотелось попасть, но в развязанных, спадающих кроссовках это плохо удавалось. Тогда он махнул ломиком, но снова не достал. Погнался бегом. Вовец тоже прибавил скорость. После двухчасового перехода это далось нелегко, но выхода не было. И он решил использовать дрянную ситуацию себе на пользу – оторвать преследователя от остальной банды. Поэтому крикнул, как только оказался за поворотом:

– Я тебя, паскуду, убью!

Этого оказалось достаточно, чтобы Цепной Пёс пришел в неистовство и, изрыгая отборную матерщину, припустил что есть духу в погоню. Пару раз он даже стукнул ломиком по рюкзаку, но до головы не дотянулся. Метров через пятьдесят задыхающийся от быстрого бега Вовец решил, что пора действовать. Истошный визг Валентины, доводящий его до бешенства, не стал слышен, значит, достаточно отбежали, и Вовец резко свернул с дороги в лес. Вломился в плотный молодой сосняк, выставив руки, загораживая лицо. Прорвался сквозь колючие упругие ветки. Сзади раздался вой. Когда в походе группа туристов идет через лес, идущий впереди предупреждает следующего за ним: "Ветка!". Тот останавливается или прикрывается, чтобы не получить по глазам. Вовец, конечно, и не думал предупреждать бегущего следом, наоборот, специально направился в такие заросли и руками ветки развел на бегу в стороны, да пошире, чтобы сошлись порезче. Когда в глаз кулаком засветят – это очень больно. А если тонкой веткой стегнуть? А если вдоль по ней во все стороны длинная хвоя топорщится? А ты в одних плавках на голое тело и, будучи человеком абсолютно городским, думаешь, как бы тебе пузо не поцарапало, его и прикрываешь. В общем, правый глаз Цепной Барбос успел заслонить от ветки справа, а ветку слева пропустил и увидел левым глазом изумрудную россыпь в пятьсот тысяч долларов. А может, и на целый миллион. Не успел оценить...

Вовец развернулся и пнул его в колено. Туристический ботинок – не китайская кроссовка. Парень упал как подкошенный. Следующий удар Вовец нанес каблуком по кулаку, сжимавшему ломик, сверху вниз, притопнул, так сказать. Он и не помышлял церемониться. Его богатый жизненый опыт убедительно показывал, что в такой ситуации врага надо выводить из строя наверняка и надолго. Пёс завыл, как зимней ночью на луну, – тоскливо и безысходно. Раздробленную руку он зажал между колен, словно там она меньше будет болеть. Вовец подобрал ломик.

– Я ж тебя предупреждал, псина поганая, что убью, – и он замахнулся сверкающей железякой, но помиловал: – Ладно, живи, гнида, но больше так быстро не бегай.

Нервное возбуждение драки, которое только что им владело, вдруг отпустило. Он сразу успокоился, внутренне собрался. К нему вернулось обычное хладнокровие. Конечно, адреналин в крови играл, но уже не бурлил. Вовец несколько раз ударил воющего Пса железякой по ногам, стащил с него кроссовки и забросил в заросли. Теперь если и встанет, то босиком не разбежится, значит, не успеет присоединиться к банде. А пока Пес валялся вниз лицом и грыз землю от боли и бессильной ярости. На спине у него действительно оказалась закреплена маленькая открытая кобура, пустая, к сожалению. Ремешок весьма остроумно опоясывал бедра. У Вовца даже мелькнула мысль: а не прихватить ли с собой? Но толку от пустой кобуры никакой, только время терять на возню с ремешком. А вот цепочку с шеи снял. Ограбить грабителя – это не зазорно, даже почетно в глазах многих граждан. Тем более, что надо было как-то материально компенсировать потерю ножа.

Оставив завывающего Пса в сосняке, Вовец бегом выбрался на дорогу. На ходу сбросил рюкзак, швырнул на противоположную обочину в неглубокую рытвину. Сразу почувствовал себя свободней. Подобрал из колеи камень с кулак величиной. Бегом бросился к повороту дороги. Визг Валентины становился громче, но часто прерывался, видно, ей пытались заткнуть рот. Прямо по дороге Вовец выбегать не стал, ринулся к поляне напрямую через кусты. Тут ему пришлось замедлить бег, чтобы восстановить дыхание и собраться. Сквозь ветки он увидел, что не слишком опоздал. Валентина ещё пыталась отбиваться, хотя футболки и лифчика не ней уже не было. Один из парней усадил её на траву и крепко держал заведенные за спину руки. Другой силился стащить облегающее трико. Девушка дергалась, пыталась отбиваться ногами, но своими судорожными движениями, наоборот, только помогала бандиту. Жвачный Кибербык поднялся и, заметно хромая, направился к ней. Его потная морда дебила сияла животным предвкушением.

Вовец выскочил из кустов и метнул камень. Он не целился ни в кого из троицы, слишком далеко – метров семь-восемь. А мишень должна быть достаточно большой, чтоб с первой попытки не промазать. Он метнул в автомобиль. Тот стоял чуть дальше, но камень долетел, не потеряв энергии, вложенной Вовцом. Лобовое стекло звучно упало внутрь салона. Это должно было отвлечь внимание насильников на секунду-другую. За это время Вовец намеревался добраться до них и пустить в ход ломик. Один находился к нему спиной, держал девушку. Второй, наоборот, лицом, но был слишком занят одеждой Валентины. Звонкий хруст, безусловно, их отвлек. Но Бык заметил нападение раньше, ещё до броска. И он не оглянулся, а упал на колено, решив, что целят ему в голову, и тут же подхватил с резинового коврика маленький короткоствольный револьвер. Негромкий выстрел, пламя из ствола и маленькое облачко прозрачного дыма.

Вовец успел сделать только один шаг. Тут же резко метнулся вправо, потом влево. Одна за другой прожужжали две пули. Он остановился на мгновение и метнул ломик. Может, и не стоило этого делать, обезоруживать себя, но в столь острой ситуации думать некогда, все действия диктуются инстинктом, заученными шаблонами или страхом. Сверкающим пропеллером ломик просвистел над головой пригнувшегося Быка и исчез в зарослях. Выигранной пары секунд Вовцу хватило, чтобы махнуть обратно в лес. Крики за спиной свидетельствовали о близкой погоне.

– Гаси его, козла!

– Мочи на месте!

Он выскочил на дорогу, бросился влево, к повороту, по сути, назад. Даже на мгновение не задумался, прошлый опыт погнал в этом направлении, диктовал – по прямой не убегают. Надо было ещё взять в руку что-нибудь подходящее – палку, камень, бутылку... Но крутить головой на бегу, отыскивая взглядом дубину, рискованно. Вовец зацепился ногой за пенек, незаметный среди буйных побегов осоки и крапивы. Плюхнулся на живот, как лягушка, проехал по земле. Хорошо, руки успел выставить. Отбил и ободрал ладони. Машинально схватил земли, сколь сумел. Правая рука попала в разъезженную колею, зацепила пригоршню крупного грязного песка, а в левой оказался комок мягкой травы и жестких корней, что смогла выдрать. Вовец едва успел вскочить и швырнуть эту зелень в лицо подбежавшему рыжему парню, замахнувшемуся стальным стержнем. Тот отпрянул, вместо удара просто выбросил руку перед собой, заслоняясь. Но сразу сообразил, что это со стороны Вовца лишь жест отчаянья, а не сопротивление, не угроза. С торжествующе-злобным воплем вскинул над головой ломик. И тогда Вовец метнул песок. С полутора метров трудно промахнуться, пришлось точно в глаза. Тут же нырком ушел в сторону. Просвистела железная палка, ослепленный Рыжий не видел, куда бьет, и, естественно, не попал. Вовец перехватил ломик за конец, удержал, не давая им орудовать, и врезал носком ботинка парню в пах. Насильников положено бить именно так. Резко крутнул ломик, вывернул из сразу ослабевшей руки, да Рыжий и не пытался удержать. Он согнулся, сунул ладони между ног, словно это могло унять адскую боль, и тонко заскулил болевой шок сбил дыхание, громко орать не получалось. Вовец отступил на шаг и размашисто хлестнул ломиком снизу вверх поперек склоненного лица. Парень опрокинулся на спину, как был, с зажмуренными слезящимися глазами. Скулеж оборвался. Поперек носа отпечаталась глубокая белая вмятина. Она тут же стала наливаться багрово-синим цветом, а из ноздрей обильно хлынула кровь.

Вовец не задержался. Треск веток говорил, что сейчас на дорогу выскочит новый враг, и его так просто не возьмешь, у него револьвер. Вовец помчался по дороге. Через десяток шагов дорога повернула, и он вместе с ней. Позади негромко хлопнул выстрел, но хромой Бык опоздал. Вовец уже обогнул выступающие мыском из леса березы и осины, что торчали из колючего клубка малины и шиповника. Мельком бросил взгляд на то место, где Цепной Пёс потрошил его рюкзак. Там валялась какая-то выпавшая тряпочка, носок или платочек, но оброненного шпалера не оказалось. Очевидно, именно он сейчас был в руке Кибербыка.

Сделав этот небольшой крюк, Вовец снова оказался на прогалине возле дороги. Валентина пыталась освободиться из рук прыщавого парня, но это не удавалось, как она ни колотила ногами по земле. Облегающие синие брюки были стянуты ниже колен, и на белом налитом теле оставались, по существу, только розовые хлопчатобумажные плавки. Полные груди колыхались в такт движениям, крупные соски, качались поплавками на волне. Мокрые от слез щеки раскраснелись от стыда и ярости. Прекрасные каштановые волосы рассыпались по плечам, упали на глаза. Поэтому она не могла видеть Вовца, несущегося к ней с перекошенным злобным лицом. Зато его прекрасно видел Прыщавый, особенно стальной стержень, костоломное воздействие которого знал слишком хорошо. Оставшись в одиночестве, эти крутые парни обычно враз теряют всю свою крутизну. И Прыщавый не стал ждать, пока железка окажется в опасной близости, выпустил пленницу и со всех ног кинулся в лес. Валентина, получив нежданную свободу, первым делом принялась натягивать свои узкие штаны.

Вовец пробежал по лежащим на траве сиденьям, на ходу подхватил полиэтиленовый мешочек с изумрудами, затолкал в нагрудный карман энцефалитки. Ударом ломика размозжил бормочущий двухкассетный "батон", куски пластмассы так и брызнули. Поднял с травы ком из футболки и лифчика. Их разом стащили с девушки через голову и так бросили. Валентина уже стояла, справилась наконец со своим эластиком, резинка звонко шлепнула по животу. Вовец подбежал сзади, резко толкнул в плечо тряпичным комком, мол, хватай скорее, и рвём отсюда. Девушка столь же резко развернулась, отбрасывая волосы и прикрывая грудь левой ладонью, а правой с размаха влепила увесистую пощечину, не разбирая, кто перед ней стоит. Чуть с ног не сбила. Прав оказался Клим – тяжела у девушки рука.

– Да ёж тебя ешь! – Вовец прижал к горящей щеке влажную футболку, остро пахнущую потом, но тут же сунул её в ладонь Валентины, уже отведенную для нового удара. – Бежим! Потом оденешься! Давай!

Подхватил за локоть, повлек к близким деревьям. Валентина уже сообразила, что ситуация в корне изменилась, а желание убежать подальше появилось у неё ещё несколько минут назад. Придерживая тяжелую грудь, прижав к ней обеими руками смятую футболку с торчащими из неё бретельками бюстгальтера, бросилась вслед за Вовцом, задающим темп. Он не лез в густые заросли, петлял между сосен. Оглядывался через каждые несколько шагов, опасаясь преследования. Постепенно забирал влево, ближе к дороге. Пробежав пару километров, убедился, что погони нет, и немного успокоился. Упал под сосну на бурый хвойный подстил, воткнул в землю ломик, перевел дыхание. Бросил через плечо:

– Оденься, я не смотрю.

Воообще-то ему безумно хотелось посмотреть. В конце концов он нормальный мужчина, к тому же давно не видевший обнаженной женщины, тут уж никакой стресс не сможет подавить влечение. Прикрыл глаза, и в памяти тут же всплыла большая белая грудь с яркими вишенками сосков. Он и видел её всего мгновенье, но, словно схваченная фотовспышкой, картинка крепко отпечаталась в сознании. Тяжело вздохнув, Вовец открыл глаза и встряхнул головой, прогоняя наваждение. Рядом, не глядя на него, села Валентина, и тихо сказала прерывающимся голосом:

– Извини, я была в таком состоянии...

Прижала ладони к пылающим, красным щекам. Вовец тоже погладил свою горящую щеку, усмехнулся, вспоминая. Повернулся к девушке, хотел сказать что-нибудь ободряющее и успокаивающее, пошутить, может быть. Но увидел, что Валентину бьет крупная дрожь, и испугался, что у неё сейчас начнется истерика. Поднялся, хотел её тоже поднять, наклонился, тронул за плечи. Девушка отняла руки от лица и пронзительно закричала, отбиваясь. Случилось-таки.

Вовец несколько растерялся, не зная, что предпринять, как успокоить. Эти вопли могли накликать погоню. Обычно для прекращения истерики хватает пощечины, ну, двух. Но к Валентине оказалось невозможно приблизиться. Она, продолжая сидеть на земле, яростно махала перед собой руками, царапалась и безостановочно кричала:

– Нет! Не трогай меня! Не трогай! Уйди от меня!

И Вовец, который тоже ещё не успел полностью отойти от горячки драки, тоже весь взведенный, как комок голых нервов, взорвался. Машинально сжал кулак и сверху вниз ударил, метя в лоб, чтобы хоть таким жестоким образом выключить этот истошный вой. В последний миг удержался, махнул над головой. Схватил обеими руками прямо у себя из-под ног по пригоршне сухой хвои и всякой лесной трухи, швырнул одну за другой в искаженное криком лицо, целя прямо в раскрытый рот, чтобы хоть так его заткнуть. Видимо, уже зафиксировался в мозгу стереотип – метать, что в руку подвернулось.

Валентина поперхнулась, задохнулась, подавилась, захлебнулась – всё сразу. Глаза вылезли из орбит, она замерла, схватилась за горло. Не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, только щеки раскраснелись ещё больше, кровь прилила от натуги. Текли секунды, казавшиеся вечностью, и Вовец испугался. Подскочил, стукнул кулаком по спине, потом еще. Валентина надрывно кашлянула, изо рта вылетели серо-коричневые вилочки парных хвоинок и тонкие чешуйки коры. Она кашлянула второй раз и повалилась набок, началась рвота. Вовец схватил её обеими руками поперек живота, оттащил на пару шагов в сторону и поставил на четвереньки. Девушка стояла в этой глупой позе, спазматически содрогаясь всем телом, слезы и слюни капали в мерзкую лужу.

Вовец столь же судорожно озирался по сторонам, боясь быть застигнутым врасплох, хотя в сознании мелькала мысль, что гнаться за ними просто некому: двоих он покалечил сейчас, а третьего угостил обушком в колено ещё дней двадцать назад, четвертый же просто трус. Но он все-таки удостоверился, что истерические вопли его спутницы никого не привлекли, только после этого снова обратил на неё внимание. Следовало обтереть ей губы, дать водички прополоскать рот, просто попить. Но пластиковая фляжка осталась в рюкзаке, снятом с неё бандитами. А в карманах у Вовца, как назло, не оказалось ни платка, ни бинта, ни тряпченки какой. Тогда он вытер ей рот просто ладонью, встряхнул, мазнул о жесткую сосновую кору, потом об штаны. Еще раз огляделся и выдернул из земли трофейный ломик. Следовало сматываться.

Валентина наконец поднялась, глянула на Вовца со страхом и тут же отвернулась. Он молча пошел в сторону дороги, девушка поспешно побежала следом, всхлипывая и утирая слезы. Догнала, пошла рядом, сохраняя некоторую дистанцию, чтобы случайно не соприкоснуться плечом или рукой. Вовец старался идти не особенно быстро, хотя ноги сами несли подальше от опасных мест. Через несколько минут вышли к дороге. Вовец присел за кустами, взмахом руки показав Валентине, чтобы тоже не маячила. Та послушно опустилась на корточки. Он прислушался, ничего подозрительного не услышал, осторожно выбрался на проселок. На просохших колеях никаких четких следов прочитать не удалось. Можно было раглядеть довольно глубокие отпечатки мощных протекторов "Кировца", но поверх них уже натоптали другие автомобили.

Вовец опять взмахом руки дал спутнице понять, чтобы следовала за ним. Быстро перебежали на другую сторону, углубились в лес на полсотни метров. Постояли, поприслушивались. Напряженное лицо Валентины все ещё оставалось испуганным. Она вообще выглядела не столь привлекательно, как утром. Вовец пошел вдоль дороги в обратном направлении. Особого желания возвращаться к месту неприятных событий у него не было, но стало жалко бросать и второй рюкзак, тем более чужой. Ладно бы отобрали, а то, получается, сам кинул. Валентина с явной неохотой молча семенила рядом, то отставая на шаг-другой, то нагоняя снова.

К месту бандитской засады подбирались медленно, останавливаясь, прислушиваясь и озираясь. Рюкзак оказался в той ложбинке, куда его бросил Вовец, хотя теперь увидел не сразу. Зеленая ткань совершенно растворилась в окружающей зелени, так что заметить его можно было только с достаточно близкого расстояния. Он надел лямку только на одно плечо, чтобы в случае необходимости тут же сбросить и налегке вступить в драку. Сейчас Вовец опять был спокоен и собран, готов к неожиданностям. Глядя на него, и Валентина немного подобралась, перестала всхлипывать.

Он решил взглянуть на банду со стороны, попытаться понять, что они теперь делают и чего следует опасаться. Начал тихонько подкрадываться лесом. Кругом стояла тишина, только дятел глухо телеграфировал где-то за спиной, да попискивала невидимая птичка. На лесной прогалине не оказалось ни людей, ни автомашины. Получается, что враги убегали друг от друга.

Вовец отправился взглянуть на место схватки, но Валентина идти туда наотрез отказалась. Ее вид этой поляны приводил в ужас, она даже снова начала вдрагивать. Осталась на противоположной стороне дороги, обняв рюкзак, словно укрываясь за ним. Вовцу тоже не доставлял удовольствия поход по местам недавних сражений, но требовалось добыть хоть какую-то информацию о враге.

Вытоптанная трава, обломки магнитофона, пустые банки и бутылки, окурки. Смятые сигаретные пачки, обрывки упаковки от печенья, жвачки и "сникерсов". Похоже, ребята сидели обстоятельно, может, не первый день. Там, где стояла машина, он нашел осколки стекла, несколько капель масла на траве и целый ворох окровавленных тряпок. Вовец присел, брезгливо развернул непросохший лоскут. Новую рубашку не пожалели пустить на обтирочный материал, вон и рукава валяются в крови и соплях. Видать, здорово он Рыжему Коту морду лица попортил. На придавленной подошвами траве нашел ещё нечто любопытное – стреляные гильзы от малокалиберных патронов. Вывод напрашивался сам: поскольку револьверов под этот патрон не выпускается, значит, оружие самодельное или переделанное из газового. Теперь понятно, почему звук выстрелов оказался таким слабым. Крутые парни на самом деле не столь круты, чтобы иметь настоящее боевое оружие. Подобрав пластиковый баллон, в котором плескалось грамм двести теплого "Пепси", Вовец возвратился к Валентине. Та встретила его с явным облегчением.

– Выпей, – протянул баллон, – или во рту пополощи. Мне оставь чуток.

Валентина отвернула пробку, подозрительно понюхала горловину, возвратила.

– Давай ты первый. Я потом.

Вовец пожал плечами, сделал пару приличных глотков, машинально обтер горловину рукой. Валентина пополоскала во рту, подумала и допила, бросила пустой баллон на обочину. Вовец надел рюкзак и пошел вперед по дороге, спутница старалась не отставать. Он рассуждал примерно так: банда могла сняться с места по двум причинам. Первая – отвезти раненого в больницу, вторая – перехватить беглецов. Он сам им сказал, что идут на станцию, значит, на подходе к ней их могут ждать. На лесной дороге ловить не станут, видели, что убежали в лес. Но Вовец понимал, что на станции появляться не стоит. Тем не менее другого пути пока нет, надо выбираться из леса, а там уже определяться, идти ли в Крутиху, на одну из соседних станций или ловить машину на тракте.

Через час вышли к асфальтовому шоссе, естественно, в полукилометре от того места, где с ним соединяется проселок. Это было возле Крутихи, на противоположной стороне тракта стоял железный навес автобусной остановки. Они минут пятнадцать осторожно выглядывали из-за кустов, опасаясь новой засады. Понятно же бандитам, что беглецы вынуждены будут пересекать шоссе.

Неожиданно на дороге появился автобус. Слева за лобовым стеклом белела табличка с крупными цифрами номера и мелками буквами пунктов маршрута.

– Рейсовый, междугородний, – прошептал Вовец и уже громко скомандовал: – Бежим!

Он выбежал на шоссе, размахивая руками, чтобы привлечь внимание водителя. Тот понял и остановился на обочине, по инерции проехав чуть дальше остановки. С шипением открылась дверь салона. Вовец поставил ногу на нижнюю ступеньку, поджидая, пока прибежит Валентина, пропустил её вперед и уже потом поднялся сам, оглянувшись последний раз. Никаких подозрительных машин и людей он не заметил. Никого вообще не было поблизости.

* * *

Все сидячие места в автобусе оказались заняты. Всю дорогу до Екатеринбурга они стояли в проходе салона спиной друг к другу, молча смотрели на проносящийся мимо пейзаж. Вовец чувствовал себя усталым и опустошенным, вряд ли Валентине было легче. Она старалась касаться лопатками спины Вовца, видно, это её успокаивало. Пятьдесят минут пути показались часами, автобус еле плелся, останавливался у каждого столба, толстые деревенские тетки, ругаясь по поводу дороговизны проезда, еле вползали в салон, а сходили ещё медленнее. Спрашивается: чего ради ехать на автобусе с их пенсиями, да ещё ругаться при этом, если на поезде втрое дешевле?

Доезжать до автовокзала Вовец не собирался, попросил водителя тормознуть на углу Гагарина и Блюхера, отсюда до дома ему было всего три квартала. Выходя, махнул Валентине рукой, мол, прощай, будь здорова. Но та, непонимающе взглянув и словно проснувшись, вдруг подхватила свой рюкзак и выскочила следом в уже закрывающуюся дверь. Автобус тут же отчалил от уличного поребрика.

– Не прогоняй меня, – жалобно попросила Валентина и поглядела глазами испуганной собачки, – я боюсь...

Вовец со вздохом вскинул на плечо рюкзак и, не оглядываясь, пошел по тротуару. Он словно бы заново узнавал знакомые дома и дворы, будто после долгой отлучки. И даже испытал некоторое разочарование, что ничего здесь не изменилось. Это казалось странным, ведь произошло столько событий: большие пешие переходы, ночная битва, счастливое вызволение Сержа из ящика для кернов, изумрудная шахта, ещё одна жестокая схватка с ломанием костей... Он почувствовал, что совершенно измотан, как если бы целый сезон бил шурфы, копал разведочные канавы и таскал на себе ящики с образцами. Хотелось поскорее прийти домой, бросить на пол рюкзак, упасть на диван и до завтрашнего дня не шевелиться.

Навстречу шли две девчушки в мини. Поспешно уступили дорогу, так что Вовец сразу понял, какой он грязный, страшный, всклокоченный, провонявший дымом и потом. А позади тащится женщина, она выглядит не лучше. Он обернулся. Валентина, торопливо семенившая следом, улыбнулась виновато. В общем-то он не возражал против её визита – всегда приятно, когда в холостяцкую картиру заглянет хорошенькая дамочка. Начал вспоминать, все ли у него дома в порядке?

У подъезда, как всегда в хорошую погоду, на лавочке сидели соседки. Уставились во все глаза на спутницу Вовца, впервые увидали, что не один домой идет. Вовец традиционно поздоровался, Валентина вслед за ним тоже что-то промямлила. Он усмехнулся, представив, какой бурный диспут сейчас разгорится на лавочке.

Отперев квартиру, пропустил Валентину вперед, сразу включил свет в ванной и распахнул дверь, кивнув, мол, можешь ополоснуться. Поставил рюкзак и сбросил ботинки. Прошлепал босиком в комнату, стащил на ходу пропотевшую энцефалитку. Машинально включил телевизор, пошарил по каналам, нажимая кнопки пульта. Предвыборная истерия выплеснулась с экрана, как из помойного ведра. Убавил звук, остановившись на российском канале, там скоро должны были начаться "Вести". Сменил брюки, надел просторные домашние. На кухне поставил чайник. Сунулся в холодильник, вынул банку тушенки и стратегический запас замороженного хлеба, засунул его в духовку отогреваться. Была ещё бутылка водки, стояла за диваном, чтоб друзья не нашли, любители шляться в гости. Сейчас она была кстати, могла снять напряжение, не отпускавшее Вовца уже несколько часов подряд. Он знал это ощущение: невозможно заснуть, отвлечься, думать о чем-то мирном. Все время настороже, все время ждешь нападения. Вроде, дома уже, заперся на два засова, а все равно не можешь расслабиться.

Подумал, что не мешало бы охладить бутылку, а потом махнул рукой – и так сойдет. Плеснул себе грамм пятьдесят. Ничего, сошло. Тут Валентина вышла из ванной: волосы обернуты полотенцем, запах приятный распространился. На ней были чистые брюки из плащевки песочного цвета и желтая футболка на голое тело – соски так и прокалывали мягкую ткань. Осуждающе посмотрела на вываленную в миску холодную тушенку и полезла в холодильник. Только что там найдешь? Десяток картофелин в нижнем выдвижном ящике, луковицу, засохший майонез да окаменевший маргарин. Вовец её остановил, успеется эта вся кухонная бодяга, лучше выпей, освободи голову. Себе чуть не полный стакан налил, замахнул не чокаясь, выдохнул, заработал вилкой. Ну и что, что мясо холодное, зато хлеб из духовки вон какой горячий и пахнет вкусно.

Хорошо стало, легко. Еще чуток добавил – совсем отлично себя почувствовал. Какие там ещё бандиты? За хвост – да об косяк! Вообще-то он последние два года почти не пил, зарекся после одного случая. Только дома и в меру. Да и то при наличии веского повода. Сегодня повод – увесистей некуда, вот и позволил себе полбутылки заглотить. Посидел, весь окутанный блаженным теплом, умиротворенно глядя на Валентину. Та выпила совсем каплю, он уговаривал добавить, убеждал, что только на пользу пойдет, но та не соглашалась. И с опаской следила, как он пьет. Понял: боится, что закосеет, станет приставать. А ему после сегодняшнего скорей бы в ванну лечь, потом в койку...

Вовец пустил в ванну воду и тут только вспомнил, что на двери нет никакого запора. То-то Валентина за три минуты вымылась, так торопилась, рассмеялся. А зачем задвижка, если он один живет? Улегся в теплую воду, закрыл глаза и расслабился. К нему-то она точно не вломится, а хоть бы и ввалилась... Не заметил, как задремал.

– Вова! Володя! – вломилась-таки. – С тобой все в порядке?

– А? Что? – дернулся спросонья, чуть воды не хлебнул. – Сколько времени?

– Одиннадцать, – откликнулась из-за двери. – Я уже забеспокоилась, тебя не слышно, мало ли что, выпил...

– Ты стели себе на софе, – Вовец пришел в себя, сообразил, где он и что, – только подушки боковые скинь на пол, я на них лягу. Простыни и прочее в тумбе у окна. А я сейчас.

Он мылся и думал: вот бы не послушала его, а раздвинула софу и постелила обоим вместе. В конце концов он её сегодня спас, имеет право на взаимность и благодарность. Когда вытирался, то был уже окончательно уверен, что так и будет. Поэтому чрезвычайно удивился, увидев, что она выполнила распоряжение: постелила на диван и на пол, на положенные в ряд прямоугольные подушки. Но сама не легла.