Текст книги "Горчаков"

Автор книги: Виктор Лопатников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

И та и другая державы были недовольны соглашениями, установившими межгосударственные границы и международные условия существования государств. Если в случае с Россией это был Парижский трактат, то Франция видела ущерб своим интересам в Венском трактате 1815 года, принятом после разгрома Наполеона I. Россия была единственной державой, которая в тот момент могла поддержать Наполеона III в борьбе за вытеснение Австрии из Италии. Ослабление империи Габсбургов было выгодно и России, стремившейся укрепить свои пошатнувшиеся позиции на Балканах. В перспективе Наполеон III мог также рассчитывать на поддержку России в противодействии немецкому объединению. Ответной услугой, на которую российская дипломатия могла рассчитывать, была отмена нейтрализации Черного моря.

В условиях, когда австро-немецкое влияние в Петербурге было по-прежнему сильным, изменение политического курса не могло проходить безболезненно. Горчакову стоило большого труда пойти наперекор династическим традициям, убедить российского императора на время забыть прежние привязанности. О том, сколь много сил и дипломатического искусства приложил Горчаков к тому, чтобы Франция и Россия после окончания Крымской войны образовали прочный союз и установили взаимодействие, написано немало. И в ту пору, и впоследствии концепция Горчакова подвергалась критике с разных сторон. Его противники всячески пытались доказать нецелесообразность такой политики, что было довольно легко, если иметь в виду достижение немедленных результатов – быстрого решения главной для России проблемы. Во внимание, однако, не принималось самое существенное – отсутствие других реальных альтернатив.

В итоге российскому министру иностранных дел удалось склонить Александра II к русско-французскому союзу. Официальные визиты, тайные контакты, переговоры, встречи, беседы на разных уровнях, секретные соглашения прокладывали дорогу к намеченной цели. Результат был достигнут, и довольно скоро. Между Францией и Австрией произошла локальная война, в ходе которой Австрия потеряла права на значительную часть своих владений в Северной Италии.

Войне предшествовала длительная дипломатическая подготовка, в которой Россия заняла позицию активного нейтралитета.

Политика Министерства иностранных дел Российской империи в итальянском вопросе подробно исследована [182]182
  См., например: Серова О. В. Горчаков, Кавур и объединение Италии.


[Закрыть]. Было бы неправильно преувеличивать роль Горчакова в деле итальянского объединения, хотя политическое участие России в этой проблеме было весьма значительным. Приходилось после развала Священного союза выстраивать тесные союзнические отношения с европейскими партнерами на новых основаниях. В этом смысле будущая объединенная Италия могла стать серьезным противовесом Австрии, а усилия Сардинии уже на том этапе вполне совпадали с политическими целями российского правительства. К главной теме примешивалось, однако, немало других весьма болезненных вопросов. Необходимо было, как это случалось не раз в истории, брать под защиту итальянских монархов, то и дело оказывавшихся под ударом народных восстаний и революций. Судьбы итальянских монархических дворов, связанных династическими узами с европейскими, немало беспокоили российского императора и его окружение. И не в последнюю очередь тревожила судьба неаполитанских Бурбонов, с которыми дом Романовых поддерживал связи, уходящие в далекое прошлое.

Идеи итальянского национального освобождения, к неудовольствию российских правящих кругов, перекликались с целями национальной борьбы поляков за независимость. Более того, существовали прямые связи между польскими повстанцами и итальянскими инсургентами, оказывавшими друг другу не только моральную поддержку. Это обстоятельство налагало известные ограничения на внешнюю политику, проводимую Горчаковым в итальянском вопросе, оставляя не слишком много возможностей для маневра. Тем не менее Россия была заодно с Францией во всем, что касалось вытеснения Австрии с Апеннинского полуострова, а идеи и программа Кавура сближали два столь, казалось бы, разных народа, находившихся на весьма схожих путях национального возрождения. Горчаков внимательно следил за событиями на Апеннинах. Заметим, что после окончания Крымской войны между Турином и Петербургом были немедленно восстановлены дипломатические отношения. На сближение двух стран в первую очередь влияла всеобщая неприязнь к Австрии. Однако прямых интересов на Апеннинском полуострове у России не было. Поддержка российским министром замыслов Кавура была частью многоходовой комбинации, нацеленной на всемерное укрепление союзнических отношений между Францией и Россией. Италия вполне вписывалась в эти планы. В сентябре 1857 года произошла историческая встреча Наполеона III и Александра II, в ходе которой впервые на высшем уровне был затронут вопрос о позиции России в случае франко-сардинского конфликта с Австрией.

Горчаков ясно чувствовал близость кульминации в событиях на Апеннинском полуострове. Достаточно полно представляя себе цели политики Наполеона III, российский министр намеревался разыграть итальянскую карту в своей игре. За поддержку Франции и Сардинии в ее военных устремлениях против Австрии Горчаков видел возможность получить гарантии пересмотра Парижского трактата. В ходе многочисленных дипломатических контактов, которые осуществляли Горчаков и его единомышленники, становилось ясно: Россия может быть полезной Франции во всем, что касалось австро-итальянской проблемы, однако в главном для России деле – в отмене условий нейтрализации Черного моря – Франция решающей роли не сыграет… По этой причине секретный русско-французский договор, подписанный в марте 1859 года, обязывал Россию всего лишь сохранять дружественный нейтралитет в случае войны Франции и Сардинии с Австрией. Луи Наполеон пытался втянуть Россию в войну или хотя бы склонить ее к разрыву дипломатических отношений с Веной. Горчаков остался непреклонен. «Помощь, которую от нас требовали, – объяснял впоследствии Горчаков, – неизбежно ввергла бы нас в европейский пожар, который революция и общее пробуждение народностей сделали бы вдвойне опасным и который поглотил бы средства, необходимые для проведения наших внутренних реформ, нанеся ущерб стране» [183]183
  Цит. по: Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. С. 262.


[Закрыть].

Тем не менее Горчаков приложил немало усилий для того, чтобы удержать германские княжества от войны на стороне Австрии. Ему удалось умело использовать давнее стремление Пруссии к доминированию в Германском союзе. «Если вы, – убеждал Горчаков, – займете решительно позицию, свидетельствующую о вашем намерении считаться лишь с чисто прусскими интересами, вы подчините мелкие государства политике, которая подходит именно вам, и тогда будут искать Германию в Берлине» [184]184
  Цит по: Серова О. В. Горчаков, Кавур и объединение Италии. С. 166.


[Закрыть].

К сожалению, Наполеон III не сумел по достоинству оценить стратегические преимущества укрепления союзных отношений с Россией, настаивая на определенных условиях.

Из длительных, в том числе и секретных, дипломатических переговоров с Наполеоном III и его окружением Горчаков вынес убеждение о невозможности добиться на основе союза с Францией пересмотра основных, наиболее уязвимых статей Парижского трактата. В конце 1859 года Горчаков пишет записку, содержащую обзор секретных соглашений, заключенных императорским правительством с Францией, где делает трудный, но принципиально важный вывод: «Договор 1856 года, Парижский трактат, ставший результатом гибельной войны, может быть расторгнут лишь удачной войной или, по меньшей мере, радикальными изменениями современного положения на Востоке» [185]185
  Цит. по: Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. С. 268.


[Закрыть].

Ключевым звеном в политической жизни Европы шестидесятых годов XIX стал польский кризис, существенно повлиявший на политический климат, соотношение сил и вызвавший необратимые последствия. Положение России становилось еще более шатким.

Для российской политической элиты потеря Польши казалась немыслимой. Значение придавалось не только и не столько прошлым отношениям двух славянских народов, весьма болезненным и драматическим, сколько дню сегодняшнему. На фоне крайне неблагоприятных недавних событий (поражение в Крыму), непрекращающейся Кавказской войны, а также в силу внутренней нестабильности, вызванной началом крестьянской реформы, складывалось впечатление, что отказ от Польши мог повлечь распад самого российского государства.

Польский кризис подверг серьезному испытанию механизм государственного управления Российской империи. В ее правящем эшелоне произошел глубокий раскол. Каким путем урегулировать положение в Польше, как остановить вооруженное восстание – вопросы, которые разделили правящие круги.

Сам Горчаков немало колебался между «полонизмом» и «абсолютизмом». Ему, члену Государственного совета, пришлось участвовать в выборе пути разрешения кризиса. Его либеральные воззрения, которым вполне отвечали демократические меры, предлагаемые польской элите великим князем Константином Николаевичем, все более обнаруживали свою бесперспективность. Нараставшее противостояние в отношениях с европейскими партнерами повлекло за собой «дипломатический поход на Россию». Несмотря на то что польские события происходили в пределах международно признанных границ Российской империи, а возникавшие проблемы всецело относились к разряду внутрироссийских, обозначилась опасность внешнего, в том числе и военного, вмешательства.

В истории дипломатических отношений XIX века, судя по всему, нет более яркого примера столь многоплановой и интенсивной политико-дипломатической деятельности государств. Целью этой деятельности было оказать давление на Россию, вынудить ее принять условия, подрывавшие ее суверенитет.

Исключительную по масштабам работу выполнило в ту пору Министерство иностранных дел России. Кризис, тлевший в условиях безуспешных мер «по умиротворению», достиг к 1863 году своего апогея. Жесткие карательные меры, предпринимавшиеся экспедиционным корпусом в ответ на многочисленные террористические акты, подавление гражданского неповиновения вызывали нараставшую обеспокоенность и противодействие в европейских столицах. Горчаков использовал все доступные дипломатическому искусству средства, стремясь извлечь пользу для России не только из явных противоречий, но и из мельчайших различий в позициях государств-оппонентов. Ключевую роль в этом играли Англия и Франция, избравшие курс на создание коалиции европейских государств. Одной из главных ее целей было навязать России иностранное посредничество, передать рассмотрение польского вопроса на обсуждение общеевропейской конференции… Баланс сил и интересов складывался не в пользу России. По существу, лишь Пруссия оказалась на ее стороне. При этом, разумеется, исходным фактором были далеко идущие политические цели Бисмарка, писавшего впоследствии: «Для германского будущего Пруссии позиция России (по польской проблеме. – В. Л.)была вопросом первостепенного значения. Дружественное полякам направление русской политики благоприятствовало бы оживлению русско-французских связей, к развитию которых стремились при случае со времени Парижского мира и даже раньше <…>. Дружественный полякам русско-французский союз… поставил бы тогдашнюю Пруссию в затруднительное положение» [186]186
  Бисмарк О. Мысли и воспоминания. Т. 1. С. 265.


[Закрыть].

Противоречия в верхах, жесткие столкновения противников и сторонников крайних мер сказывались и на действиях тех, кто представлял центральную власть на местах. Конфликт в Варшаве двух российских полномочных представителей – варшавского наместника генерала Ламберта и генерал-губернатора Герстенцвейга, назначенных императором урегулировать кризис, – привел к тому, что соперники устроили так называемую американскую рулетку. Жребий выпал Герстенцвейгу, и он вынужден был покончить жизнь самоубийством. На другой день, вне себя от горя, покончил с собой и его отец. Последовали отставки, новые назначения, а за ними – наращивание военного присутствия, карательные акции, вплоть до тотального подавления вооруженных выступлений, высылка их участников в Сибирь…

Международную напряженность вокруг Польши, грозившую военным вмешательством в дела России, министру иностранных дел Горчакову удалось свести к дипломатическому турниру, в который оказались втянуты многие европейские страны. Турнир этот затянулся, достигнув своего апогея к 1863 году, когда и вооруженное восстание в Польше, и противостояние государств, вовлеченных в конфликт, приняли наиболее драматический оборот. На ультимативные требования западных держав к России принять предлагаемые ими условия урегулирования Горчаков отвечал дипломатическими демаршами, в которых сила политических аргументов сочеталась с историко-правовым обоснованием избранной Александром II линии поведения. Суть российских возражений излагалась в серии дипломатических посланий, где приводились убедительные доводы, опровергать которые политическим противникам России было довольно трудно.

«С нашей точки зрения, какому бы то ни было преобразованию Царства Польского должно предшествовать восстановление порядка в стране. Достижение этой цели зависит от условия, на которое мы призывали уже внимание правительства Ее Британского Величества и которое не только не выполнено, но даже и не упомянуто в депеше лорда Росселя: «мы говорим о материальном содействии и о поощрениях, которые восстание черпает извне».

Мы не знаем, на основании каких сведений правительство Ее Британского Величества составило себе понятие о положении дел в Польше. Мы должны предположить, что источник их небеспристрастен. И действительно, мы видим, что лорд Россель придает равную силу известиям, сообщенным в «Journal de S.-Peterbourg» на основании данных, состоящих под контролем, и ответственности должностных лиц, установленных правительством, и известиям всякого рода, которые лондонские журналы заимствуют, без разбора и какого-либо ручательства, из наиболее подозрительных публикаций польской революционной печати.

Если лорд Россель внимательно следит за произведениями печати, преданной интересам польского восстания, то он должен знать, что мятежники не требуют ни амнистии, ни автономии, ни более или менее широкого представительства. Даже безусловная независимость Царства Польского была бы для них не более как ступенью для достижения дальнейшей… цели их стремлений. Цель их – владычество над провинциями, в которых огромное большинство населения русское… словом, распространение пределов Польши до двух морей, после чего они неминуемо потребовали бы себе тех провинций, которые принадлежат другим, соседним державам.

Что же касается мысли о конференции из восьми держав, подписавших Венский трактат, которая занималась бы обсуждением шести пунктов… то мы видим в ней важные неудобства, не будучи в состоянии в то же время извлечь какую-либо пользу.

Если меры, о которых идет речь, достаточны, то они не имели бы цели, если же меры эти долженствовали бы сделаться предметом дальнейших обсуждений, то это повело бы к прямому вмешательству в… домашние подробности администрации, к вмешательству, которого не могла допустить ни одна великая держава и которого Англия, конечно, не потерпела бы.

Польские выходцы, пользуясь своим общественным положением, организовали там (в Париже. – В. Л.)обширный заговор, поставивший себе задачею, с одной стороны, вводить в заблуждение общественное мнение Франции системою беспримерного поношения и клеветы, а с другой – питать беспорядки в Царстве Польском то материальными пособиями, то террором тайного комитета, то, главнейшим образом, распространяя убеждение о деятельном постороннем вмешательстве в пользу самых бессмысленных стремлений восстания.

Это влияние составляет ныне главнейший источник агитации, которая иначе исчезла бы пред действиями закона, пред равнодушием и отвращением масс. В этом надлежит, следовательно, искать нравственную причину, содействующую продолжению бедственного порядка вещей, скорое прекращение которого французское правительство, подобно нам, призывает во имя человеколюбия и мира. Нам приятно думать, что оно не позволит злоупотреблять его именем в интересах революции в России и Европе.

Мы думаем, что французское правительство не менее нас затруднилось бы определить характер, размеры и способ какой бы то ни было сделки, имеющей целью восстановить военное статус-кво, которое очевидно не может существовать между законно установленным правительством… и тайным комитетом, основанным на терроре, действия которого ознаменованы лишь преступлениями и которому служат шайки мятежников, рассыпанных по лесам. Между подобными элементами возможна лишь одна сделка, согласная с требованиями порядка, достоинством Императора и с чувством русского народа и русской армии, а именно покорность мятежников» [187]187
  Московские ведомости. 1863. 10 июля


[Закрыть].

«Московские ведомости» так комментировали дипломатические усилия Горчакова:

«Читая эти депеши, русский человек на каждом слове должен воздавать честь и хвалу писавшему их; так в них все зрело обдумано и зрело высказано, так все согласовано с великими интересами, которых князь Горчаков был истолкователем. Решимость отказа является в них столько же выражением чувства и достоинства, сколько и благоразумия. В этом отказе нет ничего похожего на вспышку, нет ничего вызывающего. Этот отказ сам собой вытекает из сущности дела, и его могла бы сделать для нас сама Европа.

Время сомнений и колебаний, если они и были возможны ввиду совершающихся событий, теперь, после ответов князя Горчакова, безвозвратно миновало. Эти ответы, представляя по своей форме истинно художественное произведение русского дипломатического искусства, по своему содержанию составят эпоху во внешней и внутренней политике России. Что было до сих пор смутного и неясного в недавно занятом нами положении, разом уяснилось и определилось самым удовлетворительным образом для нашего народного чувства и для будущих судеб нашего отечества…» [188]188
  Московские ведомости. 1863. 11 июля.


[Закрыть]

Восторженные отзывы не могли, однако, скрыть от публицистов тот существенный факт, что в ходе польского кризиса для России произошли все же необратимые изменения стратегического порядка. Значительно более ослабленная в политическом и материальном отношении Россия еще более отдалилась от заветной цели – восстановления своих прав на Черном море. Она утратила одного из важных союзников, на которого едва ли не десятилетие делалась ставка, – Францию. Разработанная Горчаковым дальняя стратегия уступила место стратегии ближней. Поиски решения польского вопроса повлекли за собой попытки создания новых союзнических комбинаций. Покровительство, оказываемое Францией польским повстанцам, разрушило выстраивавшийся Горчаковым союз, вынудило его изменить политические планы. Союз России с Пруссией, рожденный в ходе преодоления польского кризиса, стал неким подобием брака поневоле. Разрушение франко-российского союза развязало Пруссии руки, способствуя целям германского объединения… Горчакову приходилось начинать все сначала, выстраивать новые политические подходы, ведущие к достижению программных целей.

Возвращать Россию на прежние международные позиции, создавать благоприятные внешние условия для ее последовательного реформирования было делом далеко не простым. Требовались мудрость, терпение, осмотрительность. Министерству иностранных дел России и его министру приходилось учитывать и то, что внутри государства находились силы, не считавшиеся с реальностью. «Политические инстинкты» в российском обществе, проявление которых было вызвано обостренным «национальным чувством», проявляли себя в ту пору особенно болезненно. На смену старому генералитету приходили молодые военачальники (которые, по меткому замечанию Бисмарка, «испытывали желание реализовать себя до той поры, пока не наступила старость» [189]189
  Бисмарк О. Мысли и воспоминания. Т. 2. С. 226.


[Закрыть]), оказывавшие все большее влияние на императора и его окружение. Единственное, чего им не хватало, это боевых заслуг. Их не устраивало разрешение внутренних конфликтов, ведение изнурительной, по сути дела, партизанской войны на Кавказе и в Польше. Это непривлекательное, непрестижное дело не сулило крупномасштабных битв, территориальных приобретений, трофеев, почестей, орденов. Между тем операции на Кавказе и в Польше отнимали немало сил, и затевать какие-либо другие военные действия было крайне сложно. Но даже в этих условиях российские «ястребы», выбрав момент, пытались сыграть на чувствах императора, предлагая облегченные варианты победоносной войны. Искусное подстрекательство иногда приносило свои плоды.

Таким рискованным и малообдуманным шагом Александра II, предпринятым под воздействием «партии войны», стало предложение Пруссии сообща объявить войну Англии, Франции и Австрии (1864). При этом война замышлялась как возмездие за вмешательство этих стран в польские дела. К счастью для России, как, впрочем, и для Европы, это предложение было Россией отклонено…

Смысл и значение еще одного эпизода и теперь может толковаться по-разному. Поддавшись уговорам морского ведомства, Александр II в 1863 году санкционировал весьма рискованную акцию – скрытый переход двух эскадр российского флота к Атлантическому и Тихоокеанскому побережьям США – страны, охваченной в ту пору Гражданской войной между Севером и Югом. Цель акции сводилась к демонстрации поддержки американского Севера Россией, внутреннее положение которой, не говоря уже о внешнеполитическом, было весьма незавидным. В противовес военному вмешательству в американские дела, со стороны Франции и Англии был предпринят демарш в поддержку правительства А. Линкольна.

Неокрепшая американская государственность в этот период оказалась на грани развала, и определенность позиции императорской России была очень существенна для нее. Россия неоднократно заявляла: «Мы проповедуем умеренность и примирение, но мы признаем в Соединенных Штатах только то правительство, которое находится в Вашингтоне».

Торжественный прием, оказанный российским эскадрам, восторженные отзывы и рапорты и, наконец, благополучное возвращение – все это не могло компенсировать те невероятные издержки, с которыми был сопряжен неподготовленный, выполненный скрытно, без заходов в промежуточные порты переход. Экипажи судов поразила цинга, многим участникам не довелось больше увидеть родные берега.

По замыслу организаторов похода, экспедиция была призвана показать всему миру уверенность России в себе, несмотря на угрозы, звучавшие в ее адрес в связи с польскими событиями. Это был вызов, последствия которого могли оказаться непредсказуемыми. Риск войны на море с флотами Англии и Франции мог обернуться для России новой трагедией, не менее серьезной, чем Крымская война 1853–1856 годов. К счастью, поход не имел драматических международных последствий. Кораблям удалось избежать соприкосновений с конфликтующими сторонами. Обошлось и без серьезных политических осложнений, а именно такая угроза вызывала серьезное беспокойство. Российский министр иностранных дел Горчаков в своих депешах к посланнику России в США Э. А. Стеклю неоднократно требовал обратить особое внимание на то, чтобы «наши храбрые моряки, сердечно отвечая на оказываемый им прием, воздержались бы от того, чтобы придавать своим речам характер, угрожающий какой бы то ни было державе, и чтобы тем самым не давать повод к предположениям, не входящим в наши намерения и не соответствующим нынешней политике» [190]190
  Цит. по: Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. С. 281.


[Закрыть].

Достоинство России как великой державы неоднократно подвергалось испытанию. Возникало немало поводов быть вовлеченными в конфликты, и Горчакову приходилось всячески противодействовать окружению императора, которое проявляло готовность использовать эти поводы. Требовалось высочайшее политическое искусство, чтобы удержать Россию от возможных авантюр, и в этом смысле канцлер оказывался большим государственником, чем сам монарх. Опасность втянуться в широкомасштабную войну возникала слишком часто, поскольку войны на европейском континенте не прекращались: это и Австро-франко-сардинская война (1859), и война Австрии и Пруссии против Дании (1865), и Австро-прусская война (1866), и Австро-итальянская война (1866), и Франко-прусская война (1870–1871). К этому необходимо добавить восстания в Польше (1863–1864) и на Крите (1867–1869).

Дипломатическое маневрирование долгое время оставалось единственным средством в разрешении противоречий, в налаживании взаимоотношений между государствами. Не случайно и цели внешней политики в первые годы царствования Александра II были минимизированы. Обрести уверенный голос Россия смогла лишь к началу семидесятых годов, когда удалось наконец стабилизировать общество, наладить новые экономические отношения, запустить эффективную систему государственного управления. Страна оправилась от потрясений, а монарх начал приходить в себя после покушения Каракозова.

В политической летописи Европы 1870 год – одна из наиболее выразительных страниц. Тогда произошли вызванные Франко-прусской войной события исторического масштаба. Европейское статус-кво претерпело серьезные изменения. На политической карте Европы явственно проступили контуры империи, сколоченной из прежде самостоятельных германских княжеств прусским канцлером Бисмарком с помощью «железа и крови».

В это время изменилось не просто соотношение сил внутри европейского сообщества. Была существенно поколеблена европейская система координат. Тщательный анализ новой политической реальности сподвигнул Горчакова предпринять решительный демарш с целью денонсации наиболее трудных для России статей Парижского трактата.

Горчакову с самого начала приходилось преодолевать боязнь и сопротивление правящей элиты, развеивать сомнения и колебания императора. При этом российский министр с уверенностью смотрел в будущее, прогнозируя мирное развитие затеянного им дипломатического наступления. «С самого возникновения всего дела князь Горчаков предвидел возможность только войны на бумаге, газетной перебранки и прений в парламентах», – писал его ближайший помощник барон А. Г. Жомини послу России в Лондоне графу Ф. И. Бруннову [191]191
  Цит. по: Горяинов С. С. Босфор и Дарданеллы. СПб., 1907. С. 143.


[Закрыть].

От Горчакова требовалось определить не только стратегию, но и тактику в продвижении к намеченной цели. В циркулярной ноте правительствам европейских государств от 31 октября 1870 года Горчаков приводил факты их непоследовательной политики, свидетельства нарушений странами, подписавшими Парижский трактат, его основных положений. Одновременно Россия в лице Горчакова решительно заявляла о своем отказе далее следовать тем статьям соглашения, которые ограничивали ее суверенные права в акватории Черного моря.

13 марта 1871 года в Лондоне после длительных переговоров состоялось подписание соответствующей конвенции. Державы – участницы Парижского договора – отказались от дискриминационных ограничений в отношении свободы судоходства в Черном море и проливах. Было также подтверждено суверенное право России на строительство и содержание здесь военного флота.

Именно после того, как мирными средствами были достигнуты важные политические результаты – практически пересмотрены итоги Крымской войны 1853–1856 годов, – зародились противоречия между МИДом и Военным министерством, между канцлером и военным министром. В этой сфере, сфере мира и войны, тесно соприкасались интересы дипломатического и военного ведомств. Необходимо было, покуда велась подготовка военной реформы и переоснащение армии и флота, избавить Россию от риска быть втянутой в крупные военные конфликты. С другой стороны, внешнеполитические обстоятельства того времени приобретали иногда до такой степени непредсказуемый характер, что уровень военной готовности становился предметом серьезного беспокойства. Это происходило в условиях, когда военная машина империи, по сути, находилась в разобранном состоянии. Демонтаж старых частей и узлов, перевод на новые рельсы был делом не простым и не скорым. Степень готовности российской армии к ведению полномасштабной войны – вопрос, который постоянно возникал в то время при рассмотрении кризисных ситуаций.

С начала семидесятых годов и далее, когда речь шла о приведении в действие военных сил России, Горчаков все более оказывается в изоляции. Вопреки его упорному сопротивлению, буквально через его голову, было принято решение о начале военных операций в Средней Азии. Наиболее сильным аргументом считался пример колониальных захватов Франции в Африке, Англии – в Индии и Китае. Россия не хотела отставать от великих держав, стремившихся поскорее завершить территориальный раздел мира. Военный министр Милютин, по словам П. А. Зайончковского, «по-прежнему продолжал оставаться сторонником активной политики и преодолевал сопротивление кн. Горчакова. Часто те или иные вопросы, касавшиеся Средней Азии, ставились Милютиным перед Александром II в обход кн. Горчакова. Так, например, вопрос о занятии войсками всего Кокандского ханства был решен Александром II в 1873 году по настоянию Милютина и Кауфмана, об этом было предложено Милютину лишь довести до сведения канцлера» [192]192
  Зайончковский П. Л. Д. А. Милютин: Биографический очерк. С. 47.


[Закрыть].

События 1875 года стали последним аккордом в миротворческой деятельности Горчакова, о чем в учебниках политической истории и поныне пишется по-разному. В политических кругах Европы нарастало ощущение опасности войны, которую, по мнению причастных к политической кухне людей, в превентивном порядке готовил немецкий Генштаб. Целью агрессии при этом вновь становилась Франция, сумевшая в весьма короткие сроки после поражения в Франко-прусской войне 1870–1871 годов восстановить свой экономический потенциал, выплатить наложенные на нее репарации и затем приступить к строительству своих вооруженных сил. Разыгрывались нешуточные политические страсти, накалявшиеся органами печати. Назревавший конфликт, получивший название «военная тревога 1875 года», в конечном счете был разрешен на встрече двух императоров – Александра II и Вильгельма I – в Берлине. Во время встречи состоялся весьма жесткий диалог, в ходе которого от немецкой стороны были получены официальные заверения в отсутствии у Германии агрессивных планов в отношении Франции…

Картину происходившего весьма путано и гневно попытается воссоздать Бисмарк в своей книге «Мысли и воспоминания». Возлагая всю ответственность на Горчакова, старческому воображению которого якобы пригрезилась опасность новой войны Германии против Франции, автор мемуаров тем не менее всем ходом своих размышлений обосновывает неизбежность немецко-французского противостояния, подтверждает наличие таких планов у немецкого Генштаба. Затрагивая суть данного исторического эпизода, Бисмарк в своих воспоминаниях о многом умалчивает. В том числе оставляет за чертой миссию в Санкт-Петербурге советника Министерства иностранных дел Германии Радовица, чьей целью были зондаж позиции России в случае возникновения военного конфликта с Францией, попытка выдвинуть условия российского нейтралитета.