Текст книги "Тень (СИ)"

Автор книги: Виктор Шмыров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

4. Никитин Евгений Александрович. 2 июля 1974 г., р. Кутай.

В ожидании помощи Никитин занялся лагерем. Ни в палатке, ни в рюкзаках ничего необычного не нашлось – стандартный набор полевиков: белье, одежда, теплые вещи, туалетные принадлежности, инструменты, бинокль, приемник транзисторный – вот, собственно, и все. Бумаг никаких обнаружить не удалось – ни документов, ни писем, совсем ничего. В одном из полотняных белых мешочков, обвязанном плотно бечевкой, оказалось несколько щепотей золотого песка и маленький, чуть больше ногтя, камушек золотой же, самородок. В другом – патроны к карабину. Бич в сознание не приходил, и Никитин принялся за поляну.

Здесь было пять глубоких, по четыре-пять метров, шурфов, тянувшихся кривой цепочкой от верхнего края поляны к нижнему. Последний, видимо, был недокопан. Внутри – лопата и кайло. Вторая лопата воткнута в отвал.

От этого шурфа Никитин спустился к реке. Именно здесь и сидел промывальщик, когда они пристали. На гальке бечевника лежали брезентовые рукавицы и широкое деревянное корытце с полого наклоненными стенками. «Лоток», – понял Никитин. На дне его горкой сбились гальки, штук десять. Он взял в руки одну, повертел – камень как камень. Положил обратно. Потом заметил желтый блеск на бортике. Задержав дыхание, склонился: на дереве посверкивали мелкие крупинки золота.

Осторожно перенес лоток к лагерю, сходил за рукавицами, лопатами, кайлом. Возвращаясь, заметил, что бич очнулся и следит за ним из-под полуприкрытых век.

Никитин с лотком присел у него в ногах, ожидая, когда тот перестанет валять ваньку и поймет, что играть с ним бесполезно. Через минуту бич открыл глаза.

– Что это?

– Золото, – тихо, почти шепотом ответил тот. Видно было, что к нему возвращалась боль.

– А камни зачем?

– Так. Выкинуть забыл.

– Вы здесь золото мыли?

– О-ох!!! – лицо бича исказилось гримасой. – Начальник! Увези ты меня отсюда, больна-а!

– Терпи, – ответил Никитин. – Скоро за нами прилетят. Так вы здесь золото мыли?

– О-оо! – в полный голос тянул бич. – Ничего я не скажу! Ничего-о! Убьет он меня, убье-ет! Увози скорее, начальник, о-оо!

Никитин поставил второй укол, и скоро бич затих.

Капитан вернулся к столу и взял подсохшую тетрадь, сшитую, как оказалось, не из обычной линованой бумаги, а из плотной миллиметровки. Наполовину тетрадь оказалась заполненной записями, выполненными одним и тем же мелким аккуратным почерком, и рисунками: схематическими набросками реки, зарисовками стенок шурфов, планами и другим. Записи были сделаны профессионально, с сокращениями, конспективно. Местами к листам прилеплены нашлепки глины и земли разного цвета.

«Ш. 9, – разобрал Никитин на последнем заполненном листе, – поч. покр. – 12; лессов. сугл. – 20-25; гал. мел. фр. (до 5 см) – 105-110 см; гл. сн. – 18-20; сугл. щб. – 45-50 (пермь?)» и так далее, в том же духе. Смысл прочитанного был неясен, но понятно стало, что записи сделаны геологом. Сердце щемило...

Вертолет прилетел даже быстрее, чем он ожидал. Внезапно выскользнув снизу из-за поворота, прошелся по долине, наполнив ее отраженным от гор гулом, развернулся над лагерем, завис и мягко сел в стороне. Дверца распахнулась сразу, как только колеса коснулись земли, из темного его чрева на поляну первым выпрыгнул Лызин, за ним молодой парень в белом халате с металлическим сундучком скорой помощи в руке, потом посыпались остальные: в сапогах, в брезентовых куртках, у некоторых были охотничьи ружья и даже две лайки.

Доктор, оглядевшись, не говоря никому ни слова, сразу же пошел к лежавшему под кедром забинтованному бичу. Лызин – к Никитину.

– Кто такой?

– Не знаю, – пожал плечами Никитин.

– Вот как? И что с ним?

Никитин кратко рассказал о том, что разыгралось здесь несколько часов назад.

– Да-а! – присвистнул Лызин. – Дела-а! Что предполагаешь?

– А черт его знает! Послушал тебя, полез, а тут! – Никитин сокрушенно махнул рукой. – Может, конечно, сообщники Боева, но больно уж много их получается, там трое, здесь – еще двое! Может, старатели самодеятельные? Я слыхал, там, где золото, встречаются... Может, он и в самом деле геолог и тоже старательством занялся, а тут напугался?

– Он, говоришь, документик тебе оставил?

– Вот, – Никитин подтолкнул Лызину сумку.

Тот раскрыл ее, достал бумаги и тетрадь, полистал, почитал.

– А на этого? – кивнул головой на бича, возле которого суетился врач. – Никаких бумаг?

Никитин помотал головой.

– А золото где?

– Вон, на столе. В мешочке и на лотке.

Лызин склонился над столом.

– Занятно, занятно... Ну ладно, какой он геолог, мы выясним быстренько. – Взглянул на часы. – Сегодня уже поздно, а завтра с утра в Ленинград запрос пошлем. А я, признаться, подумал, что напрасно тебя сюда сговорил. Боева-то, похоже, уже в живых нет.

– Как это нет?

– А вот так! Не у одного тебя новости. – И теперь уже Лызин рассказывал о браконьере-трусе Черткове, исчезнувшем трупе и гильзе.

– Я ведь, честно говоря, как труп-то всплыл, решил, что Боева убрали при дележе. А теперь... Не вяжется все это.

Подошел доктор.

– Ну что же, перевязан он вполне терпимо, лучше здесь не сделать. Нужно в больницу. Что ему ставили?

Никитин кивнул на сломленные ампулы.

Доктор пошел к вертолету за носилками.

Лызин, сунув в рот два пальца, громко свистнул и махнул рукой. Милиционеры подошли. В одном из парней, с лайкой на поводке и с ружьем за плечами, Никитин узнал кудрявого здоровяка.

– A-а, Алеша! Привет!

– Здравья желаю, товарищ капитан. Только зовут меня Володей.

– Да я помню, Алеша – это так, вроде присказки, ружье-то тебе зачем?

– Камуфляж, вроде как охотники.

– Какие сейчас охотники?

– Ну так браконьеры, еще лучше. Что, их здесь не бывает? А попадется что, так мы и в самом деле постреляем!

– Эй, Попов! – оборвал его Лызин. – Я тебе постреляю. И поболтаю тоже.

– Я чё, товарищ капитан, – снова придурился тот, – я ничё.

– Ну ладно, хватит зубоскалить, время терять, слушайте. В лесу преступник. Ранен срикошетировавшей пулей вот там, на воде, в лодке, но потом выбрался на берег и ушел. Ушел, по всей вероятности, вниз, вверх не пойдет, путь у него один – к Вишере. Будем прочесывать тайгу. Начнем отсюда: трое по одному берегу, трое по другому. Сегодня нужно дойти до лагеря геологов, это километров десять по реке, там определимся с дальнейшими поисками. Если встретите – сигнал три выстрела. Не исключено, что вооружен, карабин его у нас, но может быть карманное оружие, страхуйтесь. Брать только живым. Вопросы?

– Куда он ранен?

– Поймаем – узнаем. Еще?

– Может, он утонул?

– Будем исходить из того, что жив.

Больше вопросов не было. Не теряя времени, свернули и погрузили лагерь, скатали лодку. Одну тройку перебросили на правый берег и полетели к геологам.

Там их ждали. К вертолету, едва он коснулся земли, подошли Молотилов, Галка и высокий бородач в «энцефалитке».

– Капитонов Николай, – представился, – начальник отряда треста Пермнефтегеофизика.

– Извините, что беспокоили вас и еще побеспокоим. У вас тут следователь из Перми побудет, – показал Лызин на Никитина.

– Конечно. Что-то случилось?

– В тайге раненый преступник. А может, он и утонул. Наши люди сейчас прочесывают тайгу и к вечеру выйдут сюда. Приютите на ночь?

Геолог кивнул.

– Хорошо бы организовать поиски в реке. У вас лодки есть?

– Лодки-то есть, да только после работы, сейчас все на профиле.

– Ну конечно, после работы. А я еще пришлю помощь снизу, от сплавщиков. И последнее. Вы геолога, что выше вас стоит, знаете?

– Малышева? Он к нам приезжал.

– Зачем?

– Да так, познакомиться, соседи все-таки, коллеги. Керн смотрел, карты.

– Чем он занимается?

– Мерзлотой. Гляциолог он, льдами интересуется.

– Здесь есть мерзлота?

– Ну да, линзами встречается. На картах помечена.

– Золото его интересовать может?

– Золото? – Капитонов искренне удивился и, бросив взгляд на окрестные сопки, покачал головой. – Я, конечно, не специалист, но золото, здесь... Хотя золото всегда много загадок загадывает.

– Понятно. – Лызин достал малышевскую тетрадь и протянул Капитонову:

– Что это?

– Полевой дневник. Называют еще пикетажкой, пикетажной книжкой.

– Точно? А это что за записи?

Николай вчитался.

– Обычные полевые записи.

– А вот здесь, – распахнул Никитин последнюю страницу, – здесь что написано?

– «Шурф номер девять. Под почвенно-покровным слоем мощностью до двенадцати сантиметров лессовидный суглинок толщиной двадцать-двадцать пять сантиметров, ниже галечник мелких фракций, диаметром до пяти сантиметров, толщина слоя сто пять-сто десять сантиметров. Ниже синие глины, стерильные, мощностью в восемнадцать сантиметров, ниже суглинок, насыщенный щебнем, сорок-сорок пять сантиметров, возможно, пермской эпохи». Всё.

– Спасибо. В этой записи с точки зрения того, чем занимался Малышев, ничего необычного нет?

Капитонов пожал плечами:

– Как будто нет.

– Ну, еще раз спасибо. До свидания. Салют! – махнул рукой на прощание. – Вечером свяжемся.

Вертолет легко скользнул вперед и вверх и через минуту скрылся за поворотом реки.

Для служебного пользования.

ОВД г. Чердыни Пермской области.

УГРО.

На ваш запрос № 583/12 от 14. 06 сообщаю, что Боев Георгий Павлович встал на учет в г. Сарани 4 мая 1974 г., получил паспорт VII ШЖ № 749883 15 мая и был трудоустроен слесарем на хлебозавод с 25 мая.

9 июня Боев предъявил администрации предприятия заверенный телеграфный вызов на похороны сестры – Кошелевой Клавдии Павловны из г. Свердловска, получил недельный отпуск и отбыл из города. После Боев ни по месту работу, ни по месту жительства не появлялся.

26. 06. 74

Инспектор по надзору

Саранского ОВД

лейтенант Овчинникова

4-го 16 час. 07 мин.

БЛ. 17.

Из Ленинграда 4402

19 04 1517

Г. Чердынь,

райотдел милиции.

Начальнику.

Срочная

Ответ ваш запрос подтверждаем старший научный сотрудник института Малышев Петр Павлович командирован производства работ гляциологической тематике различные районы Пермской Свердловской областей том числе Красновишерский Чердынский районы тчк. Просим сообщить институту причину запроса тчк.

Заместитель директора научной работе Белов

5. Казанцев Анатолий Витальевич, по прозвищу Толька-Шпрота, бич. 5 июля 1974 г., г. Чердынь.

Толька-Шпрота блаженствовал. Он, – давно отвыкший от тепла домашнего и человеческого, годами скитающийся по тайге да по задам не ахти каких многолюдных и устроенных сибирских поселков-новостроев, живущий днем идущим, давно разучившийся заглядывать хоть на сутки вперед, есть нормально, спать в постели, – лежал теперь в отдельной палате районной больницы. Наплевать было ему, что панели в ней, крашенные казенной темно-синей краской, протерлись так, что сквозь грязные залысины проступала местами не только серая штукатурка, но и добротный дореволюционного темного обжига кирпич, а разводы по краям обнажали напластования зеленой, оранжевой, желтой и бог еще знает какой краски, случайно оказавшейся к очередному ремонту на складах больничных, райпотребсоюзовских, а то еще и купеческих. И неважно также, что полуторасаженное окно, задернутое в нижней части желтоватой, застиранной до кисейной тонкости шторкой с чернильным штампом в углу, сиротски темнело грязным стеклом и облупившейся рамой, что из мебели, кроме железной кровати, в палате, узкой, как пенал, стоял лишь квадратный стол с облезшей полировкой, синяя тумбочка да единственный обитый дерматином стул, что тусклая, засиженная мухами лампа убого свисала с высокого потолка на витом шнуре. Толька-Шпрота не замечал убожества: он лежал на панцирной сетке, олицетворявшей в годы его детства и юности чуть ли не буржуйскую роскошь, а на кроватях спать, пусть и не на белоснежных, но стираных простынях, ему приходилось в жизни нечасто; и какая разница, что лежал он немытый: кормили три раза в день, сытно и вкусно, первым, вторым и третьим, и не было у него сейчас никаких забот, а что касается до страданий, то он к ним сумел приспособиться, по-звериному отключался, и лишь по ночам достигала его тупая боль и непроходящий зуд под бинтами. Да еще эти вот, из милиции...

– Где и как вы встретились? – задал следователь новый вопрос, и Шпрота понял, что так просто он не отстанет.

– Ой, начальник, больна-а! – попытался захныкать, но сидевший на стуле Лызин пресек:

– Брось! Не больнее, чем час назад, а песни ведь пел! Ну, так как же вы с этим геологом встретились?

– Это он ко мне приехал.

– Куда?

– В Майский. Поселок такой есть в Сибири.

– Зачем приехал?

– Промывальщик, говорит, нужен, вот и разыскал.

– А что, поближе не было? Ты один на всю Сибирь? – Лызин решил «завести» бича и не ошибся, тот схватился враз.

– Может, поближе и было, только, начальник, знаешь, какой я промывальщик? Э-ээ!.. Ниче ты не знаешь! Да я же у самого Николая Ивановича Лугина работал! Он меня как ценил? Куда сам – туда и меня: и на Колыме, и на Алдане, и где мы с ним только не работали, сколь золота нашли! Премию государственную получили, вот! А ты – поближе...

– А премию что, и ты тоже?

– Да нет, – бич потускнел. – Кто нам премию даст. Это Николаю Ивановичу. Но он мне сам сказал: «Это, говорит, Толька, не только моя, это наша с тобой премия! Нужны деньги – бери! Хочешь в Крым, хочешь на Кавказ, куда хочешь езжай – гуляй! Я бы, говорит, без тебя этого золота ввек не нашел!» Да зачем мне деньги? Гульнули с корешами и все. Хороший он мужик, лучше не встречал, и на том спасибо.

– А в Тюмени как оказался? Тоже золото искал?

– Не-е. Умер Николай Иванович, сердце не выдержало.

– И ты – в Западную Сибирь?

– Еще бы! Звали меня, правда, другие в свои отряды, но я ушел. Болеть стал часто, климат там плохой, холодно и сыро, вот и уехал. Корешки говорили, что в Сургуте жить хорошо, нефть, мол, нашли, люди разные, деньги, опять же, есть...

– Когда ты переехал?

– Да и не помню. Лет восемь или девять, а может и меньше, я годы-то не считаю, мне без надобности.

– Ну, а с Малышевым как встретились? – спросил Никитин.

– А где он? Вы его поймали? – снова напрягся Шпрота.

– Убит твой начальник, убит. Говори, не бойся.

За отсутствием второго стула Никитину пришлось устроиться на боевской кровати, в ногах, на краешке стальной рамы, едва прикрытой тощим матрацем. Накануне, поздно вечером, он с группой вернулся в Чердынь. Дольше задерживать в тайге милиционеров не мог – служба райотдела стала выбиваться из наезженной колеи, и начальник приказал Лызину прекратить поиски. Ни живого, ни мертвого геолога обнаружить не удалось; неоднократно прошарив прибрежную тайгу и дно Кутая, Евгений Александрович укрепился во мнении, что Олег убил или тяжело ранил Малышева, и, раненый, тот утонул. А труп найди-ка в такой реке: то омуты бездонные у скал, то перекаты да пороги, местные говорили, что порой через год, а то и позже отпускает река свою добычу. Но неопределенность все же оставалась. Лызин считал, видимо, иначе, и от того было муторно.

– Верно, убит?

– Ну да.

Шпрота воспринял известие недоверчиво: веки его снова стянулись в тонкие щелочки, узкий лобик наморщился и потемнел, губы беззвучно зашевелились. Толька-Шпрота думал.

– Ну ладно, – наконец решил он. – Пусть будет по-вашему, начальники. Я ведь правду сказал – сам он меня нашел. Я тогда даже работал, в артель на промысел записался, а тут он и объявился.

– Когда это было?

– Недели две назад, сейчас посчитаю, – снова зашелестел провалившимися в беззубый рот губами, – ну да, точно, перед днем медиков, Козел еще, Козлов Яшка – артельщик, говорил, что отмечать будем, готовиться надо.

– Ну и что Малышев?

– Как что?! Пришел аккурат в обед, мы ушицу хлебали. Подсел, бутылку достал, как полагается... А потом меня спросил, говорит, промывальщик срочно нужен месяца на два-три, до конца сезона, что ему меня Павел Николаевич рекомендовал. Вот и все.

– И ты сразу же согласился?

– Так он ведь сказал, что от Павла Николаевича!

– А кто это – Павел Николаевич?

– Ветров. Буровик он. Буровой мастер. Я у него две зимы трудился, он мне как отец родной. Уж если он просит, я для него... Да и самому интересно стало, сколь годков лоток в руках не держал.

– Как Малышев представился?

– Все честь по чести. Документик с фотокарточкой предъявил, от института, Малышев Павел Петрович, научный работник, сказал, что его льды и золото интересуют.

– Золото?

– Ну да. Он говорил, что золото на его гипотезу работает, объяснял, да я не понял толком, образование-то у меня...

– Он сказал, что нужно будет за Урал ехать?

– Говорил, что начнем с этой вот стороны, а потом обратно через горы перевалим.

– Тебе ничего странным не показалось?

– Тогда нет.

– А потом?

– Потом? Не знаю я о нем ничего, гражданин начальник, – Шпрота говорил ровно, без обычного ерничества и надрыва, даже вроде грустно. – Но геолог он, точно. И хороший геолог! Я уж разбираюсь, поработал с ними, пожил, всяких насмотрелся. Работать умеет, что надо сам делает, не заставит лишнее за себя пахать, лопаты не брезгует. Вот только глаза у него...

– Что глаза?

– Дурные... Ничего плохого он мне, вроде, за эти две недели не делал, наоборот, но задумается порой, глянет на меня – мороз по коже.

– На Кутай давно прибыли?

– Давно. Из Майского прямо на другой день выехали – и сюда.

– Всё вдвоем были? Никого не встречали?

– Не-е. Всё вдвоем. Вот только в Свердловске, при пересадке, часа четыре времени было, так он куда-то уходил, но к поезду вернулся, а так все вместе.

– Где ты его ждал в Свердловске?

– На вокзале, где ж еще? С моей-то рожей да в город...

– А он что, но делам ходил?

– Не знаю. Посиди, говорит, тут, я сейчас, а сам... Может, ездил куда, а может, и нет, я-то ему зачем? Он вон какой, а я? Конфузил бы только...

– На Кутае все на одном месте стояли?

– Да нет, начальник. Сначала на лодке вверх да вниз. Он вроде как осматривал реку-то, сам, видать, раньше на ней тоже не бывал, но карта у него, все по ней сверялся.

– Какая карта, в планшетке?

– Да нет, другая, самодельная, вроде как абрис. Он ее в кармане штормовки держал, мне не показывал, а как место подходящее заметит, так остановится, осмотрит, карту свою достанет, прикидывать начнет... Я удивлялся еще, почему абрис? У нас на Алдане такие были, так там понятно, дикий край, никаких карт других вообще не было, а здесь?

– Что он искал?

– Да не знаю... Приметил только, что мы все больше у ручьев разных да островов останавливались. А потом в том месте встали и шурфы стали бить.

– Понятно... Ну а золото? Много намыли?

– Да нет, куда там! Да и какое здесь золото? Я, конечно, граждане начальники, не геолог какой, образование у меня – я уже говорил, но повидал я его, проклятого, немало. Так что без наук знаю, где можно взять, за то меня Николай Иванович держал, а здесь все не так... Вот если б Николай Иванович, он бы вам точно сказал, есть или нет здесь золото, но по-моему – нет.

– Но на лотке-то было!

– Так это ж знаки только, блеск. Я его вам, хотите, прямо вот тут, – кивнул головой на окно, – намою, во дворе, поупираюсь, а намою. Его где больше, где меньше... На Кутае – много, но это еще не золото.

– Ну а самородки не попадались?

Бич уставился на Никитина, даже приподнялся в постели, пожал под серым одеялом забинтованными плечами:

– Какие самородки, начальник? Это же тебе не Клондайк и даже не Колыма!

В дверь заглянул врач.

– Товарищ Лызин, – зашептал, – к телефону!

Оставшись наедине с Никитиным, Шпрота подобрался. Этот второй опер был связан со стрельбой, болью, ранами, всем ужасом, пережитым им там, на Кутае; Шпрота его боялся.

– Ну а почему он в вас стрелял?

– Не знаю, начальник, ей-богу, не знаю! Ничего я ему не сделал, как на духу говорю! Сам не знаю, это он в вас, а не в меня стрелять должен был, наверно, перепутал.

– Ну вот что, – бросил вошедший Лызин. – Разговор ваш интересный в Перми продолжите. Так что готовься к перелету, путешественник! – подмигнул даже.

– А я чё, я готов.

Лызин подхватил Никитина под руку и повел из палаты. Обостренным слухом привыкшего к невзгодам человека Шпрота успел услышать последние его слова, сказанные товарищу в дверях палаты:

– В отдел, полковник звонит, и Вилесов что-то откопал, сидит, ждет. Держись, сейчас с нас с тобой за два утерянных трупа три шкуры спустят!

Протокол

технико-криминалистической экспертизы

Мною, экспертом Пермской НИЛСЭ Кругловой Н. Г., произведена технико-криминалистическая экспертиза удостоверения Ленинградского научно-исследовательского института геологии Министерства геологии СССР за № 658, выписанного на имя Малышева Петра Павловича, и открытого письма того же института.

Перед экспертизой были поставлены вопросы:

1. Не подвергался ли какой-либо из этих документов подчисткам, припискам, исправлениям или другим изменениям? 2. Не произведена ли замена фотокарточки на удостоверении? 3. Фабричным или кустарным способом изготовлена печать, оттиски которой имеют эти документы? 4. Не дорисована ли какая-либо часть оттиска печати?

Произведенная экспертиза показала, что на удостоверении переклеена фотокарточка, оттиск печати на ней воспроизведен графическим способом (дорисован) с высокой степенью точности. Бланки документов изготовлены типографским способом. Позднейшим исправлениям тексты и подписи не подвергались.

6. 07. 74

Эксперт-криминалист Круглова Н. Г.