Текст книги "Тень (СИ)"

Автор книги: Виктор Шмыров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

7. Кологривов Виктор Миронович. 17 июля 1974 г., г. Ленинград.

Снова машина несла его по широкому проспекту, но уже не в город, а из города, и не такси, а видавший виды «газик» со спортивным парнем за рулем, выделенным ему Куницыным. Головой на сей раз Виктор тоже не крутил, Петров город не разглядывал.

Ай да Ираида Николаевна! Как она его! Да и сам лопухнулся, надо было тогда еще, в первую встречу, настойчивее быть, не пришлось бы потом четыре дня подряд вместе с ребятами подполковника всех знакомых геолога и прекрасной его супруги просеивать, устанавливать, где пребывает сегодня гражданка Малышева.

Проанализировав с Куницыным первый день своих поисков в Ленинграде и определив его, Кологривова, ошибки, они наметили план дальнейшей работы.

– Пусть они даже ненавидят друг друга, бывает и такое – ненавидят, а живут, все равно какие-то открытки, телеграммы, элементарные сообщения быть должны хотя бы у друзей, так что придется тебе, Виктор Миронович, нащупать почву для контакта, – подвел подполковник итог получасового совещания.

– Странно, что она не забеспокоилась, не поинтересовалась даже, почему ты ищешь... Малышев этот неизвестно где, документы его у бандита, может, его уже и в живых-то нет, а ведь у женщин в таких случаях интуиция. А она... Да, еще в институт загляни, полистай его прошлогодние бумаги, должны же быть какие-то старые отчеты, проекты планов, хоть они там и вольные художники.

Но заглянуть в институт Кологривову не довелось, не нашлось времени, с головой ушел в поиски прекрасной Ираиды Николаевны. Дома у Малышевых никого на другой день не оказалось, и тогда Виктор поехал к ней на работу. Представившись там случайно заехавшим в Ленинград коллегой мужа, напившись растворимого кофе с домашним тортом, он узнал, что Ираида Николаевна еще две недели назад ушла в очередной отпуск, да к нему старые отгулы присоединила, да пару недель без содержания выпросила, так что в конторе своей появится не раньше чем в конце августа; что событие это было достойно отмечено всем руководимым ею отделом в ближайшем кафе; что ни на юг, ни в Прибалтику в этом году она не собиралась, путевки ни в круиз, ни в турпоездку, ни даже в санаторий у нее также не было, а по случайно брошенным фразам отдел решил, что начальница собралась в деревню...

Здесь же, к немалому своему удивлению, Виктор услышал, что весь отдел считает брак Ираиды Николаевны исключительно счастливым, что в Павла Петровича немного влюблены все ее подчиненные, завидуют и ставят его, Викторова приятеля, в пример своим мужьям. Сомневаться в искренности коллег не приходилось – некоторые из них, панибратски называвшие Малышеву Ириночкой или Иркой и проявившие осведомленность в весьма деликатных подробностях ее семейной жизни, были если не подругами, то близкими приятельницами, а уж коли приятельница что-то там увидит постороннему глазу неприметное, то не откажет себе в удовольствии хоть намеком или неброской ироничностью выказать свои наблюдения. Ничего конкретного о нахождении Малышевой узнать не удалось, и Виктору не оставалось ничего другого, как вернуться к ее дому. А так как проектная контора и квартира Малышевых находились если не в противоположных, то все равно в значительно отдаленных друг от друга районах города и ехать нужно было с двумя пересадками – в городе и транспорте он ориентировался еще плохо, – то разъезды эти заняли у него уйму времени, и день уверенно повернул на вторую половину.

От соседей Малышевых уже вечером он узнал, что Ираида Николаевна куда-то уехала, что ездит она в это лето часто и что в ее отсутствие квартиру навещает какая-то женщина, видимо, цветы поливает и рыбок в аквариуме кормит, живет она где-то неподалеку и где находится сама хозяйка, сказать может она одна.

Поиски неведомой женщины закончились лишь на другой день, после того как Кологривов обошел несколько десятков квартир в ближайших домах и собрал информацию о Татьяне Львовне Кармышевой, оказавшейся школьной еще подругой Ираиды Николаевны.

От нее Виктор узнал, что где-то в Лодейнопольском районе у Малышевых в этом году появилась дача, даже не дача, а прекрасный большой дом в деревне с садом и огородом на берегу речки, что свалилось это счастье на них совершенно внезапно: в самом начале лета, когда Павел Петрович был уже в экспедиции, двоюродная тетка Ираиды Николаевны в три дня собралась и уехала на Херсонщину к приболевшей сестре, а там они решили пожить вместе сколько получится. Дом у больной сестры очень большой, живет она в достатке – покойный муж был военным в большом чине, – и тетка решила свой не продавать, а передать в бессрочное пользование племяннице и даже доверенность на нее оформила и выслала. Оказалось, что в Ираиде Николаевне вдруг неожиданно проснулась страстная огородница и рачительная хозяйка, и всякий выходной она незамедлительно уезжала туда, набивая сумки продуктами, химикатами и всякими садово-огородными инструментами, а как в отпуск вышла – совсем переселилась в деревню. Для удобства поездок Малышевы даже машину купили – подержанный, правда, «Жигуленок», но в полном еще порядке, – у знакомых и очень недорого.

Кармышева рассказала далее, что позавчера Малышева вернулась в город, собралась прожить здесь дня три-четыре, но к вечеру почему-то спешно собралась и укатила, видно, хозяйство новое спокойно спать не дает. Обнаружилось в информации Кармышевой еще одно любопытное обстоятельство, заслуживавшее внимания: по ее словам выходило, что Павел Петрович в начале июня был в Ленинграде. Второго числа – дату она запомнила точно, в этот день в институте зарплату дают – она забежала к Ирине должок вернуть, а там и хозяин собственной персоной, приезжал в институт на какое-то совещание, всего на пару дней, даже в деревню съездить времени у него не было, Ирка расстроилась... Она так всегда его ждет.

Адреса малышевской дачи у Татьяны Львовны не оказалось. Ира все собиралась оставить – мало ли что случится, телеграмму понадобится отбить или еще зачем, – но как-то получилось, что так и не оставила, все в суматохе, запамятовала, видно. Сама она там тоже еще не бывала, подруга объяснила, что повезет тогда, когда устроит все по своему вкусу, да и некогда, у самих хоть не дача, а мичуринский, но и он сколько времени требует.

Адрес дачи удалось установить лишь вчера. Двое сотрудников из аппарата Куницына, прикомандированных подполковником в помощь Кологривову, опросили кучу близких и дальних родственников, друзей семьи и просто знакомых, пока не вышли на полумифическую двоюродную тетку, в существовании которой и Виктор, и, как оказалось, сам подполковник изначально сомневались. Родство ее с женой геолога было даже не двоюродным, а еще более далеким – двоюродным оказался ее погибший на фронте муж. Сама она, Анна Трофимовна Кузина, сохранившая и в замужестве, и во вдовстве девичью фамилию, оказалась сиротой, потерявшей в Поволжье, в голоде, родителей да и всех других родственников, кроме погодка-сестры, выросшей вместе с ней в детдоме. Детей своих у нее никогда не было, и к Ире она привязалась еще в детские ее годы, когда болезненную девочку привозили летом на деревенский воздух, хлеб и молоко поправлять подорванное в эвакуации здоровье. Потом поездки эти вошли в правило, и, хотя состояние ее уже не вызывало опасения у врачей, девочка до самого десятого класса ездила на лето к «тете Ане» и была там всегда желанной и дорогой гостьей.

Позднее, во время учебы в институте, а особенно после замужества, поездки эти стали все реже. Отдыхали Малышевы обычно осенью, после окончания полевого сезона, на юге, но Кузину Ираида Николаевна обязательно навещала по два-три раза в год, так что щедрый подарок оказался при ближайшем рассмотрении не таким уж неожиданным. Выяснить адрес, имея анкетные данные «тети Ани», было делом нескольких минут.

Вот теперь машина, свернув с широкого шоссе на тряский грейдер, и несла Кологривова к гостеприимному дому Анны Трофимовны Кузиной к красивой женщине Ираиде Николаевне, жене неизвестно где обретающегося геолога Павла Петровича Малышева...

Газик въехал в поселок, и сержант-водитель обернулся к Кологривову:

– Приехали, товарищ лейтенант! Куда теперь, к поссовету?

Встречал Кологривова участковый, заранее предупрежденный по телефону о его визите, – плотный, даже толстый старшина лет пятидесяти с широким красным лицом и огромными ладонями.

– Понасенко, Михаил Федорович, – пробасил, возвращая удостоверение. – А вы, оказывается, из Перми приехали!

– Из Перми.

– Эк далеко.

– Далеко.

– Ага. Так вот, я тут поговорить успел кой с кем, сведения собрать. Рассказывать?

– Конечно, рассказывайте.

– Так присядем, может, – повел хозяин рукой на старые, но чистые и аккуратно расставленные у стены стулья. Стулья эти, штук шесть или семь, да еще такой же далеко не новый, но тоже приличный на вид диван, письменный стол и стальной шкаф в углу составляли всю меблировку небольшого, а при Понасенко казавшегося и вовсе крохотным кабинетика, полного зелени. Цветы были всюду: стояли на подоконнике и столе, висели на стенах в самодельных замысловато выгнутых из толстой проволоки кашпо, струились густыми толстыми прядями по стенкам шкафа, драпируя казенную его суть, а у окна, в простенке, тянулось кверху деревце с мелкими, на березовые похожими, листьями. Все цветы были в ладных горшочках – никаких консервных банок, жестянок и проржавевших, отслуживших свою прямую службу кастрюль, завернутых стыдливо в пожелтевшую бумагу.

Присел и старшина. По годами складывавшейся привычке – за стол, на обычное свое место, и ничего там, под тяжелой его фигурой, не пискнуло. Сидел участковый свободно, распустившись, словно и не на хлипком стуле, а на дубовом пне или колоде, вроде тех, на которых на рынках мясо рубят. Захотелось даже встать и посмотреть – на чем он там сидит.

– Так вот, говорят, что Кузина насовсем к сестре своей уехала, – достал Понасенко из нагрудного кармашка сложенный вдвое листок бумаги в клетку. – Вот новый ее адрес. А строение свое и участок оставила родственнице ленинградской...

Практически все, о чем рассказал старшина Кологривову, было тому уже известно, и то, что собранное по крохам у малышевских знакомых почти полностью подтверждалось «сведениями» Понасенко, было отрадно, да и нынешний адрес гражданки Кузиной мог еще пригодиться.

– Спасибо, – поблагодарил Кологривов участкового, когда тот кончил рассказывать.

– А мужик вас интересует?

– Какой мужик?

– Да тот, что в доме Кузиной живет.

– Как это, живет?

– Обыкновенно как.

– А Малышева что, тоже там?

– А то где же, – в голосе участкового шелестела ехидца. – Не знаю, кем он там ей приходится, товарищ лейтенант, только на брата не очень похож.

– И давно он... живет?

– А как Кузина уехала, так он и объявился. А эта к нему наезжает.

– Он что, все время, с мая так и живет?

– Ну да.

– И не работает нигде?

– Не знаю. Странный он, вообще-то, все больше дома сидит, на улицу совсем редко выходит. По вечерам, в основном. У реки порой, говорят, гуляет, на выгоне... Я его сам-то только в июне впервые увидел, потом уже узнал, что он тут с мая.

– И это вас не насторожило? Даже документы не проверили?

– Да поначалу, как узнал, пошел. А он у окошка сидит, строчит что-то на машинке пишущей, да бойко так, я с полчаса на бревнах под окнами сидел, курил, так он все стучал, почти не прерываясь. Ну, я и ушел, может, он писатель какой, а я к нему за документами...

– А для писателей что, у нас законы не писаны?

– Как не писаны, товарищ лейтенант, писаны... Только вот два года назад такой же жил все лето – ни на работу, никуда, даже на машинке не стучал, рыбачил да по грибы ходил, ну и сунулся я к нему за документами, а у него, как на грех, их с собой возьми да не окажись, я давай личность устанавливать, все, как положено, ничего лишнего не сделал. Так он кинорежиссером оказался, обиделся на меня, расшумелся, а потом мне еще и начальство всыпало – гляди, говорят, к кому суешься-то! Вот теперь и гляжу...

– Какой он? Как хоть выглядит? Приметы?

– Да, как писатель и выглядит, с бородой, не поймешь – может, лет тридцать пять, а может, и под пятьдесят. Да я его только раз и видал-то.

Кологривов долго молчал.

– Ну, что будем делать? – откашлявшись, спросил старшина.

– Нужно сначала установить личность писателя, а потом встретиться с Малышевой. Она здесь?

– С утра здесь была. И это все?

– Все. Только «писателя» устанавливать вам. Меня она знает, мне к ним в дом пока соваться нельзя.

Старшина утвердительно кивнул.

– У вас найдется повод в дом заглянуть, документы спросить?

– Да как не найдется. Удобнее всего – проверка паспортного режима, время сейчас дачное, в каждом, почитай, дворе либо родственники гостят, либо так. А проверки мы каждый год устраиваем, хоть и впустую – кто же будет на пару недель мороку с пропиской затевать? В этом году, кстати, сельсовет этой кампании еще не начинал. Так что все одно к одному.

– Ну хорошо. Сейчас и поедем. Дом Кузиной далеко?

– На другом краю.

– Поедем на машине, там вы мне дом и покажете.

– А машина какая? – окна понасенковского кабинетика выходили во двор, и он не видел, как подъезжал Кологривов.

– Газик. ГАЗ-69.

– Это хорошо, пойдем. А то ведь, бывает, и на «Волгах» приезжают да еще черных, за версту видно – начальство! А газиков у нас и своих полно.

Тут только оценил Виктор куницынскую предусмотрительность, а там, в Ленинграде, найдя по номеру старенькую эту машину, даже обиделся в душе, посчитав, что акции его упали окончательно.

Дом Кузиной оказался капитальным строением. Не веселеньким обшитым крашеным подтоварником домиком с пропильными фасонисто-кукольными наличниками, какие в великом множестве вытесняют традиционное крестьянское жилье уже не только в среднерусской полосе, но и на Урале, а порой и в Сибири, а внушительных размеров пятистенок из черных бревен с высоко вознесенными над землей оконцами, крытым двором, тяжелыми воротами, украшенными неброским орнаментом в виде округлых лепестков цветка, резанных прямо по толстым плахам.

Мимо кузинской избы машина прокатила дальше по пыльной улице, огибая табунки суетливых кур, до следующего перекрестка. Здесь Понасенко, кряхтя, выбрался из тесного ее нутра, одернул мундир, поправил на голове фуражку и зашагал обратно, вниз, а Кологривов на машине параллельной улицей вернулся назад.

Понасенко обошел несколько строений, имитируя подворный обход, у Кузиной пробыл пять минут, выйдя из него, снял фуражку, поскреб в затылке и двинулся дальше. Он посетил еще пять домов и только потом завернул за угол, где ждал его в машине Виктор.

– Муж это ее, Малышев Павел Петрович, – объявил минуту спустя, забравшись в машину и поерзав, устроиваясь на тесном для него сидении.

– Как это – муж?

– Да так. Я и документик видел, все точно.

– Какой документик? Паспорт?

– Да нет, не паспорт, паспорт, говорит, дома, в Ленинграде, лежит. Удостоверение институтское.

– Удостоверение? – голос лейтенанта заставил Понасенко оглянуться и пожать плечами.

– Ну да. Ленинградский научно-исследовательский геологический институт. № 658. Предъявитель сего тов. Малышев Павел Петрович действительно работает в институте в должности старшего научного сотрудника. 17 апреля 1973 года. Подписи, печати, фотография, продлено – все в порядке!

Виктор молчал. Такое же удостоверение Малышева, под тем же № 658, выданное 17 апреля 1973 года и тоже имевшее все необходимые реквизиты, лежало сейчас в сейфе полковника в Перми вместе с другими вещами «геолога» в качестве вещественного доказательства.

– А что, что-то не так? – обеспокоенно зашевелился Понасенко.

– В том-то и дело, что не так. Что он здесь делает все лето, спрашивали?

– Конечно! Отпуск творческий, говорит, получил полугодовой для работы над трудом научным, книгу пишет, вот и живет с мая.

– А документ этот, удостоверение, не может быть фальшивым?

– Фальшивым? Не-е знаю... А что, может и такое быть? Да вроде все в порядке, солидный документ, в пластик вплавлен. Разве что фотография, может быть, переклеена, это же не паспорт, просто мастичная печать, можно и подделать, глазом не разберешь... Да пойдемте к нему вместе. У них владение не оформлено, я и сказал, что кого-нибудь из поссовета приведу.

– А жена? Тьфу ты, Малышева то есть?

– Ее дома все равно нет, в магазин уехала, а там сейчас перерыв.

Они посидели, выжидая время, и минут через десять пошли к дому. Ворота оказались запертыми изнутри, на стук никто не отзывался.

– Давайте я с другой стороны обойду, там тоже выход есть, – предложил участковый. – А вы пока тут подождите.

Кологривов кивнул.

Понасенко в сторонке, там, где к рубленым хозяйственным постройкам примыкал штакетный заборчик сада, отодвинул незаметную калитку и скрылся внутри. Обратно он выскочил минуту спустя, запыхавшийся и возбужденный. Виктор рванулся навстречу:

– Что там?

– Такое дело, Виктор Миронович! Дом-то, значит, там на замке, а соседка, – он махнул рукой в сторону ближайшей к кузинской усадьбе, – она там у себя в саду работает, видела, как писатель этот минут десять назад задами к реке с рюкзаком прошел. Никак скрыться собрался?

– Куда можно выйти задами?

– Да куда угодно! Хоть к лесу, хоть на большак.

– Как уехать можно?

– На автобусе, – старшина взглянул на часы. – Он уже отошел. Только что!

– А еще?

– На попутной можно или на электричку уйти, тут леском...

– Поехали за автобусом!

До машины бежали. Затем газик неожиданно резво для старого своего тела сорвался с места и, распугивая поросят и кур, вскидывая задом и взвывая форсированным мотором, понесся пыльными улицами села. Водитель, склонившись низко к рулю, короткими точными движениями посылал его то вправо, то влево, огибая выбоины. Рейсовый ЛАЗ настигли километрах в пяти. Прижавшись к кювету с ювелирной точностью, так, что колеса застреляли щебеночными залпами в ромашковый луг, машина накренилась, грозя опрокинуться, но, не снижая скорости, обошла автобус и, вырвавшись метров на сто вперед, взвизгнув тормозами, разом встала поперек дороги. ЛАЗ не успел еще остановиться, когда Понасенко и Кологривов бежали ему навстречу.

Шофер смотрел испуганно и выжидающе. Виктор протянул в форточку раскрытое удостоверение и указал глазами на переднюю дверь, возле которой топтался Понасенко. Сбоку видно было, как участковый прошел до конца по полупустому салону, осматриваясь и коротко кивая знакомым, вернулся обратно, задержался у двери, спросив о чем-то водителя, и еще раз обежал салон глазами. Потом он вышел. Виктор махнул рукой, автобус тронулся, а газик послушно сполз с его пути.

– Нет, Виктор Миронович, – выдохнул Понасенко. – И шофер его на остановке не видел, на попутки он не садился. Так что, видно, на электричку подался.

– Перехватить успеем?

– Не знаю, на газике туда не проехать, только на мотоцикле, тропа там в лесу. Давайте-ка к моему дому, я покажу.

Мотоцикл Понасенко оказался неожиданно маленьким и стареньким, первых выпусков «Ковровцем», испуганно присевшим под тяжестью старшины.

– Что это, у вас и штатного нет? – не выдержал Кологривов, опасаясь, что хрупкая машина не довезет Понасенко.

– Как нет, Виктор Миронович, есть, «Урал» с коляской, – кивнул на ворота сарая. – Да на мустанге этом сподручнее там, я на нем на рыбалку езжу!

– Ну давайте, я вас у дома Кузиной ждать буду!

– Добро! – Понасенко, не распуская ремешка на фуражке, надвинул ее глубоко, так, что края врезались в короткую седую щетину, махнул рукой и отпустил сцепление. Взревевший «мустанг» сорвался с места, и уже через несколько секунд старшина скрылся в клубах густой пыли.

У дома Кузиной стояли зеленые «Жигули». Ворота были по-прежнему заперты, но калитка отворена. Обойдя строение, Виктор оказался перед распахнутым задним входом. Крутые ступени привели его в высокие сени, в которых направо и налево были прорублены двери. Он толкнул левую, обитую клетчатой клеенкой.

– Можно?

Попал в кухню. Справа громоздилась высокая свежерасписанная веселыми многоцветными петухами русская печь. Дальше, у окна, – резной посудный шкафчик и кухонный стол, накрытый светлой льняной скатертью. На лавке, рядом, привалясь друг к другу, стояли две туго набитые хозяйственные сумки и лежала широкополая соломенная шляпа. В проеме легкой переборки виднелся угол комнаты: стол со стопкой бумаг и книг, расчехленная пишущая машинка, старомодный диван с валиками, банки с полевыми ромашками и васильками на окнах.

Ираида Николаевна, загорелая, крепкая, еще красивее, чем при первой их встрече, в легком ярком сарафане, стояла возле стола вполоборота к вошедшему. В руках держала темные очки и листок бумаги. Вопрос и присутствие в доме постороннего дошли до нее не сразу. Машинально, не отрывая глаз от бумаги, она ответила приветливо:

– Да, да, пожалуйста.

Потом повернулась и взглянула. Первое недоумение сменилось пониманием, она еще раз, словно проверяя себя, бросила взгляд на бумагу, сложила вдвое, положила на край стола, шагнула к нему:

– А, это опять вы? Чем обязана? Как вы меня разыскали?

Виктор достал удостоверение.

Ираида Николаевна читала его внимательно, медленно, потом протянула обратно.

– Теперь кое-что понятно. Ну, а зачем вы меня все же ищете?

– Во-первых, для того, чтобы узнать, где сейчас находится ваш муж, Малышев Павел Петрович.

– А во-вторых? Или есть еще в-третьих, в-четвертых?

– Об этом потом. Ответьте на первый вопрос.

– Я вам уже всё, – она подчеркнула это «всё», – сказала!

– Но не может же быть, чтобы он совсем не писал?

– Почему не может?

– Ну хотя бы открытку, телеграмму. А если заболеет?!

– Если заболеет – сообщит. Пока не болеет.

Говорила Ираида Николаевна резко, отрывисто, неохотно. Причину Кологривов понять не мог.

– А друзья? Может, им пишет? Назовите их.

– Я думаю, что коли вы узнали, где меня искать, то и друзей его вам отыскать ничего не стоит.

Виктор рассердился. Она обращалась с ним как с мальчишкой.

– Друзей ваших, Ираида Николаевна, – медленно произнес он, – мы, безусловно, сами разыщем, кого еще отыскать не успели. Всех разыщем. И человека, который жил здесь и скрылся от нас, – тоже. Но будет проще и нам и вашим друзьям, да и вам, если вы сами их назовете. Меньше расспросов, меньше ненужных разговоров.

Малышева заметно сникла. Подумав, назвала несколько имен и адресов, которые Виктор записал.

– А теперь во-вторых. Кто тот человек, что живет здесь?

– Зачем вам это знать?

– Ираида Николаевна! Неужели вы не понимаете, что раз мы за дело взялись, то все это серьезно. Вы ведь даже не поинтересовались, почему мы разыскиваем вашего мужа! А если с ним что-нибудь случилось? Вас это не интересует? Я ведь через полстраны к вам летел!

Она на минуту нахмурилась. Но тут же согнала морщины с лица:

– Что случилось? А! Ерунда! Ничего с ним случиться не может.

– Вы уверены?

– Да.

– Ну хорошо. Так кто все-таки этот человек?

– Я не скажу. Это мой друг, и он здесь совершенно ни при чем.

– Он назвался вашим мужем.

– Это почти так и есть.

– Он назвался Малышевым Павлом Петровичем!

В глазах вспыхнули искорки гнева:

– Да, мы так договорились. Так проще.

– Он показал удостоверение Малышева!

– Муж оставил его случайно.

– Там фотография вашего... друга.

– Нет. Там фотография Павла. Они, правда, несколько похожи, да и фотокарточка старая. А потом борода...

– Вы можете отдать мне это удостоверение?

Малышева вошла в комнату, порылась в столе и, минуту спустя, вышла обратно.

– Его нет. Видимо, он случайно положил в карман.

– Какую записку вы читали?

В глазах Малышевой – снова искорки. Смех.

– Вас и это интересует? Пожалуйста!

Она вынесла листок. На нем было написано: «Уехал домой».

– Куда это – домой? Вы, конечно, не скажете?

– Конечно, нет. У него и так много неприятностей.

– Ну, хорошо. Боюсь только, что наша встреча не последняя. Я должен взглянуть на бумаги.

– Какие бумаги?

– Вон те, – он указал на стол и машинку.

– Ах те, ну пожалуйста!

Листы бумаги были покрыты чисто научным текстом, перемежавшимся формулами. По геологии, как понял Кологривов.

– Что это? Он тоже геолог?

– Тоже. Пишет книгу.

– Прошу вас никуда не уезжать. – Он встал.

– Ого! Это почти арест?! А санкция у вас есть?

– Нет. Санкции у меня нет. Но я ее возьму.

– Не сомневаюсь! Надеюсь, вы разрешите мне вернуться в Ленинград? Здесь мне делать больше нечего.

– Да, пожалуйста. Только будьте дома.

– О, непременно! Буду сидеть и ждать вашего визита.

Малышева грубила напропалую. Сам он, чувствуя, что снова оставлен в дураках, едва сдерживал злость и автобусную реакцию выпалить ответную грубость.

– Проводите меня, пожалуйста, отоприте ворота.

Понасенко встретился по дороге. Старшина с кончиков ботинок до околыша фуражки был покрыт ровным слоем белесой пыли. Спрыгнув с успокоенно зафыркавшего «мустанга», доложил:

– Не успел. Всего на пару минут и опоздал. Уехал «писатель», кассир опознала – билет до Ленинграда взял.

Кологривов махнул рукой.

Протокол

экспертизы оружия

Эксперт-криминалист Пермской НИЛСЭ Усанин Ю. И. произвел экспертизу пистолетной гильзы. Перед экспертизой были поставлены вопросы: 1. К какому образцу патронов относится данная гильза? 2. В каком оружии она могла быть использована для стрельбы? 3. Из оружия какого вида, системы, образца выброшена эта гильза? 4. Не выброшена ли гильза из оружия большего калибра? 5. Когда был произведен выстрел?

Экспертиза показала, что предъявленная гильза относится к боеприпасам, применяемым в пистолете системы Макарова. Следов применения гильзы в пистолете другой системы нет. Выстрел был произведен из штатного оружия. Химическое исследование порохового нагара гильзы позволяет судить, что выстрел произведен примерно за 30-35 суток до момента представления ее на экспертизу. Гильза имеет четко выраженные характерные индивидуальные особенности, образовавшиеся в результате обжатия в патроннике пистолета, что дает возможность идентифицировать ее в случае обнаружения оружия или других гильз, выброшенных из этого же пистолета. Оружия с аналогичными характеристиками в картотеке УВД не зарегистрировано.

17. 07. 74

Эксперт-криминалист Усанин Ю. И.