Текст книги "Мы из ЧК"

Автор книги: Виктор Кочетков

Соавторы: Михаил Толкач
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

ГОСТЬ ИЗ-ЗА КОРДОНА

Поздняя ночь июля. Пассажирский поезд, разметая прожектором теплую темноту, будит степную тишину, грохочет в перелесках.

Слабо освещенные вагоны скрипели жалобно, и люди в них не спали. Каждый цепко держался за свой скарб и с тревогой прислушивался: не стреляют ли?..

И седьмой вагон был полон ожидания. Из темного угла среднего купе выдвинулся мужчина в военном кителе. Блеклый свет свечного фонаря упал на небритые щеки и бороду.

– Сечереченск скоро?

– А хто ж его знае, – лениво отозвался дядько в мерлушковой шапке набекрень. Сладко позевывая во весь рот, в свою очередь спросил: – А вы, мабуть, в Долгушино сели?

Мужчина не отозвался и вновь отодвинулся в тень. Вскоре оттуда послышался храп крепко спящего человека.

В этом одесском пассажирском поезде службу нес оперативный уполномоченный ЧК Вася Васильев. Вместе с ревизором он обходил вагоны и присматривался к едущим. В седьмом вагоне, осветив фонарем среднее купе, Васильев обратил внимание на мужчину в военном кителе. Жесткие настороженные глаза. Правое ухо чуть больше левого, светлые волосы. Оперативник сразу даже не поверил: приметы Войтовича!

Не выдавая себя, Василий Михайлович лихорадочно соображал: «Документы в полном порядке. Какой повод задержания?.. А вдруг ошибся?.. Ведь это так просто!..» Равнодушно вернув мандат подозреваемому, оперативник перешел в соседнее купе. А у самого сердце рвалось из груди: рядом шпион! Из документов явствовало, что Пащенко Борис Федорович, демобилизовавшись из Красной Армии по ранению в ногу, работает в паровозном депо Долгушино и командирован в Сечереченск по делам службы…

На первой же остановке Васильев послал в дорожный отдел ЧК заранее обусловленную телеграмму:

«Встречайте поезд 74 вагон 7 Захаров».

И тотчас вернулся в седьмой вагон. В тамбуре закурил, издали наблюдая за Войтовичем. Тот клевал носом, прижав к груди холщовую сумку.

За окнами мелькали одиночные огоньки. Вырисовывались темные громады заводских корпусов.

Дядько в мерлушковой шапке тронул соседа за плечо. Тот отшатнулся и схватился за карман. Хохол добродушно рассмеялся:

– Чого злякався? Жулье чекисты переловили. Кажу, Сечереченск ось вин!

– Благодарю. Дякую… Приснилось что-то несуразное, – хрипло отозвался мужчина и направился к выходу. Он втерся в толпу, пропал из виду.

– Упустил! – ахнул Васильев, работая локтями. На перроне его встретили другие оперативники.

– Где Захаров?

– Ушел… Понимаешь, на глазах… В военном кителе. С холщовой сумкой. Светлые волосы. Правое ухо больше левого. Прихрамывает…

– И звать его Войтович! – гневно прошептал Никандр Фисюненко. – Это всем давно известно! Где он?..

Оперативники кинулись в толпу, торопясь занять выходы на перрон. А Васильев с тяжелой думкой и виноватой головой пошел докладывать Леонову.

– Значит, засомневался? – Семен Григорьевич был рассержен.

Васильев, опустив руки по швам, оправдывался:

– В полутьме мог ошибиться… Напрасно задержал бы…

В комнату вошел Бижевич, услышал разговор и во весь голос промолвил:

– Есть подозрение – бери! Ты революцию бережешь! Враг не церемонится – бьет в сердце и крышка!

– Стоп, Юзеф Леопольдович! Мы не жандармы. «Тащить и не пущать!» – это не для бойцов революции. – Ну-ка, заказывай Долгушино. Узнаем про Пащенко…

Вскоре на проводе отозвался Морозов, Леонов расспросил его о делах на железнодорожном узле и попросил:

– Тима, проверь-ка, пожалуйста, кто и куда посылал из паровозного депо слесаря Пащенко Бориса Федоровича. Слышишь, срочно!..

Бросив трубку телефона, Семен Григорьевич хлопнул Васильева по плечу:

– Айда спать! Утро вечера мудренее…

В поисках лазутчика чекисты Сечереченска сбились с ног: как в воду канул! Издергались ребята, одурели от недосыпания и долгого напряжения. Наконец поступил приказ:

– Отдыхать! Сутки не являться в «Асторию»!

Отоспавшись и отъевшись досыта, я договорился встретиться с Нюсей Лебедевой, телефонисткой ЧК, дочкой того самого машиниста Ивана Лебедева, которого расстреляли махновцы. Но ее срочно вызвали на работу, и я один спустился на пляж.

Берег был почти пустынен – день будний, люди заняты. Отыскал я Леонова и Зеликмана на песке под обрывом. В воде дурачились Васильев и Фисюненко.

Люблю до сих пор плавать в реке! Отплывешь сажен на десять, перевернешься на спину и отдашься течению. Небо кажется глубоким-глубоким – голубизна бездонна… Через час я вылез из воды и жадно закурил.

Леонов сердито отодвинулся:

– Брось чадить, Громов! Когда Христофор Колумб привез в Европу табак, то курящих его преследовали по закону. В Швейцарии ставили к позорному столбу. А в Англии – геть из страны!..

– А мы давайте Володю лупить крапивой по голой… – Васильев вырвал из моих губ папиросу и бросил в реку.

– Правильно! Пусть страдает место ниже спины, чем сердце. Здоровое сердце за сутки перекачивает почти 400 пудов крови! – отозвался Иосиф Зеликман. Он вернулся из тайной поездки в Крым. Исхудал. Загорел. Но, по обыкновению своему, весел и общителен.

– Ну и загнул! – Васильев схватил Иосю за ноги и потащил по песку в воду.

– Эй, Васильев! – окликнул его Никандр Фисюненко. – Слышал, твой тезка два раза женился.

Василий Михайлович бросил Зеликмана и оторопело уставился на товарища.

– Какой тезка?

– Не притворяйся! Из Шуи. Который имел восемьдесят семь детей.

Васильев даже присел. И все мы непонимающе смотрели на Никандра. Зеликман, отряхивая капли с рыжих волос, сказал серьезно:

– Брось заливать!

– Ничего не заливаю. – Фисюненко перечислял: – Первая жена Васильева родила двадцать семь раз. Четыре раза – по четверо, семь раз – по трое и шестнадцать раз – по двое. А всего – шестьдесят девять ребятишек народила!

– Ай да Васильев! – Леонов хохотал, обхватив свои острые колени. – Что ж ты, друг, от ЧК ховаешь свою биографию?

А Фисюненко не унимался:

– Вторая жена Васильева родила два раза по три и шесть раз – по два. Когда мужику исполнилось семьдесят пять лет, то в живых у него было восемьдесят три потомка! Не считая внуков и правнуков!

– Да где же тот Васильев? – спросил Зеликман.

– Спросите Васю. Он скрывает, что в Шуе…

– А когда?

– Старик родился на два года раньше Пушкина.

– Во, чертяка! – восхищенно смеялся Леонов.

А Василий Михайлович уже освоился и серьезно подтвердил:

– Васильевы, они такие! И откуда это у тебя все? – спросил он.

– Из энциклопедии, – ответил Фисюненко. – Полезная книга.

Вскоре я увидел мужчину с костылем, спускавшегося на песок по крутой тропе. Васильев вдруг замахал руками:

– Да-ва-а-ай к нам!

Пока инвалид осторожно пробирался по спуску, Васильев объяснил нам:

– Дворником служит. Хороший хлопец. В Петрограде оставил ногу, когда Зимний брал. Матрос с «Авроры»…

– Тебе, Вася, весь город знаком! – восхитился Зеликман.

– На том стоим!

А Леонов тем временем саженными бросками плыл по Днепру. Бронзовое тело его с каждым гребком вылетало на добрую половину из воды. Сильные плечи лоснились. Он по-мальчишески покрикивал:

– Эге-е-ей! Ух!

Вернувшись к нам, он упал на горячий песок и, блаженно щуря глаза, порадовался:

– Здорово это придумал Платонов – сутки отдыха! Так всю жизнь бы… Эх, братцы!..

Безногий мужчина тяжело опустился рядом на песок. Лицо загорелое, в оспинках, потное. Темные медлительные глаза – с веселинкой. Он тотчас начал отчитывать Васильева:

– Чого не заглядываешь?.. Жилец новый есть. Мне пара – прихрамывает здорово. Познакомлю – компанейский хлопец… К Зойке Рыжей похаживает…

Васильев переглянулся с Леоновым и весь потянулся к дворнику.

– У кого прижился?

– Иногда ночует у кухарки генеральской. Что все рукавички вяжет. Помнишь?.. Постоянно якорь еще не бросил – дрейфует. Молодой, интересный…

Леонов взбил черный чуб и стал поспешно натягивать одежду. Васильев хитровато прищурил глаз.

– А как же сутки, Семен Григорьевич?..

– Громов, Зеликман – за мною! – распорядился Леонов, взбираясь по крутому подъему.

Дворник понимающе смотрел на нас, отвязывал деревяшку от культи. Васильев хотел помочь ему. Морячок отстранил руку чекиста, ловко стянул тельняшку и, прыгая на одной ноге, вбежал в реку, упал на живот, ухнул и поплыл саженками…

…В садочке возле «Астории» на скамейке сидела Зоя. Чуток под хмельком. Нос густо напудрен. В глубоком вырезе кофты открывались пухлые груди. Увидев Леонова, поднялась навстречу.

– Гражданин начальник! – начала она. – Я женщина честная и не люблю штучек фраеров. Дело у меня к вам.

Семен Григорьевич проводил ее в свой кабинет.

– Садитесь, Зоя Викторовна. Что такое случилось?..

– Свои рубли я зарабатываю честно, – продолжала Зоя, усаживаясь на стул. – И нечего за мною следить! Смотрю, филер за углом. А ко мне в гости фронтовик. Такой беленький, ужасть. А я, извиняйте, не могу спокойно – очень они симпатичные, беленькие… – Зойка тряхнула рыжими кудерками. – А ваш филер торчит. Какое удовольствие?.. Так что, гражданин чекист, не нужно аплодисментов!

– Он еще придет, беленький твой?..

Зоя Викторовна кокетлива погрозила пальцем:

– Уж не ревнуете ли?

Леонов нахмурился и сухо оборвал:

– Давайте о деле, гражданка! Зачем пришли?

Женщина надула крашеные губы:

– Зойку все любят и уважают. Пусть это знают ваши филеры. Семен Григорьевич, а того, что керенки мне подсунул, куда задевали?

– Прогнали! Вы что, за этим приходили? – Леонов начинал терять терпение. – Ближе к делу!

– Так вот, гражданин чекист, зачем я пришла. Филеры, думаю, не за мною охотятся. Я птичка! Правильно думаю?.. Молчишь! Зойка понимает, что к чему! Мне хроменький беленький тоже не понравился. Понятно?.. Выпили мы. Уснули. Все по-честному. А он зубами скрыгает – мороз по коже! Страсть не люблю. И все бормочет, бормочет… Прислушалась: по-польски. Всю ночь не давал спать… Утром спрашиваю: «Ты по-польски можешь?» Всполошился: «А что?» Говорю ему: «Интересно знать». А он: «С поляками воевал. Нахватался ихних словечек». Говорю ему: «Радуйся! Поляков выгнали из Киева». А он на меня с кулаками.

Леонов положил широкую свою ладонь на плечо женщины:

– Зоя Викторовна, пусть еще придет твой беленький.

– А вы хорошо делаете, что зовете меня Викторовной. Это приятно!

– Так договорились? Ну, и сама знаешь, Викторовна: ты меня не видела, и я тебя не слышал.

– Могила! – Зоя вынула из ридикюля зеркальце и пуховкой припудрила носик. – Зашли бы, Семен Григорьевич. Чайком побаловались бы…

– Работать тебе нужно, Зоя Викторовна. Может, подыскать? Легкую, в тепле. Советская власть полное равноправие дала…

– А я сама себе хозяйка. Что хочу, то и делаю. – Женщина поднялась, одернула короткую юбку и вышла за дверь…

«Придется обратиться в местком профсоюза. Пусть займутся ею» – думал Леонов о дальнейшей судьбе Зойки Рыжей.

В тот же день, назвавшись инспектором пожарной части, Иосиф Зеликман обошел дом № 121 по улице Карла Маркса, в центре Сечереченска. Чекист спустился и в полуподвальное помещение, где квартировала Зоя Викторовна. Пробирался к ней по узкому темному коридору, примечая повороты и выступы. Операция могла быть и ночью – вести придется! Единственное окно, выходившее во двор, было зарешечено и запылено, и свет едва сочился.

Вернувшись в ЧК, Зеликман по памяти нарисовал план дома № 121 – выходы, окна, двери, коридоры. И отнес его Платонову.

…А у Васильева в комнате сидел знакомый стрелочник, совсем лысый, в холщовой рубахе навыпуск и степенно рассказывал:

– Стою у будки, чищу стекло. Подходит хромой гражданин: «Здорово!» «Здорово!» – отвечаю. «Прикурить не найдется?» – Подаю сирныки. Чиркает спичкой и мизинец отгибает, як тот барин. «Що з пальцем?» – спрашиваю. «Привычка» – и глаза отвел. Смикитил я: его благородие не хочет быть его благородием. Ну, черт с тобою! На том и расстались. А сегодня поехал к мосту, покопаться в огороде. И снова – здорово: барин мой – ось вин! На бережку покуривает, будто бы той стороной любуется. А сам глаз не спускает с моста. Дождался смены караульных и смылся. А тут, понимаете, на соседнем огороде мужичонка в клетчатой кепке топчется, что-то ковыряет. И на мост зеньки пялит. Фу-ты! Только мой барин потопал – этот незнакомый огородник следом. Чудеса! Говорю соби: Мыкита, справа нечистая. Крой швыдче к товарищу Васильеву. Проверьте оцэ.

– И проверим, товарищ дорогой! Дякую за сообщение…

Стрелочник за двери, а на порог – Никандр Фисюненко. Весь в черноземе. Клетчатая кепчонка на макушке.

– Проследил-таки Войтовича! От Зойки Рыжей подался на станцию. Потом к мосту попер! – восторженно докладывал Никандр, вытирая руки о старенькие штаны в узкую полоску.

– Понимаешь, место чистое. Как следить?.. Пришлось на огород налечь. Удивится хозяин: нашелся дурак бесплатно грядки полоть!

– Идем, огородник липовый!

– Как все случайно выходит, Федор Максимович, – говорил Васильев в кабинете начальника дорожно-транспортной ЧК. – Дворник случайно подсказал. Стрелочник случайно увидел. Зойка Рыжая случайно…

Платонов размеренно вышагивал по кабинету. Это меня всегда раздражало – приходилось водить головой ему вслед.

– Случайность помогает тому, кто к ней подготовлен, Василий Михайлович. Открытие Войтовича в значительной мере обусловлено тем, что наш народ настроен против всяческой мрази. Он настроен помочь нам в борьбе с врагом. Наша борьба – его борьба! «Теперь не надо бояться человека с ружьем» – помните слова Ленина? Народ вложил нам в руки меч. А мы должны быть такими же мудрыми, сметливыми, бесстрашными, волевыми, как сам народ…

Чекисты зацепили шпиона и прилипли к нему – не разлить водой! Второй тенью его стали Вася Васильев и Фисюненко. У Платонова и Леонова стягивались в узелок все ниточки: где бывал Войтович, что делал, с кем встречался, где ночевал, куда заходил обедать…

…Тимофей Морозов поднял Леонова телефонным звонком среди ночи:

– Еду к вам насчет гостя!

А утром докладывает, сердитый, невыспавшийся, с красными от переутомления глазами:

– Этот самый Пащенко Борис Федорович получил мандат в паровозном депо. Зина Очерет сама печатала. Она машинисткой работает. А взял документ Мусий Якименко.

– Что за птица? – спросил Леонов, настороженно поводя черными усами.

– Был членом петлюровской Центральной рады. Теперь – машинист. Поет в клубном хоре…

Вошел Платонов. Чекисты встали. Он поздоровался, присел рядом с Леоновым:

– Продолжайте, Тимофей Иванович!

– На разработку поставлю Скрипниченко. Дельный хлопец. Проверен в деле. Из Самары приехал, большевик.

Платонов согласился, но посоветовал:

– Зина пусть в клубный хор запишется. Присмотритесь к драматическому кружку. С душком нехорошим самодеятельность…

– А ведь Якименко там главным закоперщиком! – хлопнул себя по лбу Морозов.

– Вот-вот, присмотритесь…

Уехал Морозов в Долгушино, а на нас нагрянули новые тревоги: Войтович вторые сутки не выходил от Зойки Рыжей. Самые различные предположения рождались: вдруг заметил слежку?.. А может, Зойка Рыжая сболтнула?.. А может, наши парни проморгали?..

Из Москвы, из центрального аппарата ВЧК, сигнал: вражеский лазутчик будет прорываться в столицу. Арестовать шпиона в Сечереченске!

– А где он? – нервничал Леонов.

– Не майся, Семен Григорьевич, – успокаивал Васильев. – Перед прыжком в Москву залег медведь. Чтобы следы запутать. И Зою не выпускает. А насчет нее не сомневайся: дивчина верная. Если дала слово – кремень!

– Как операцию проведем, так займись, Вася, ее устройством. Куда-нибудь работать. Нельзя терпеть такую…

– Старый режим сделал ее такой.

Чекисты говорили о Зое, а мысли каждого были заняты Войтовичем: где он?.. И вдруг влетает Никандр Фисюненко. Глаза – ярче солнца!

– Зойка кричала: «На мою голову свалился! Я не обязана тебя кормить! Выметайся!» У нее он, гад!

Гурьбой повалили к Платонову. Тот обрадовался не меньше нас. Собрал всех и еще раз уточнил детали операции. Решили брать на рассвете.

Участники заночевали в «Астории». И спал-то, наверное, один Васильев. Растянулся во весь рост на полу, подложив под голову кипу папок. Храпит – стекла дребезжат! В открытых окнах слышен шелест листьев акации. Вот промчался автомобиль с грохотом. По асфальту прошаркали запоздалые прохожие…

За стенкой слышались твердые шаги Леонова. Он по давней привычке мерил свою комнату, осмысливая еще и еще раз будущую операцию. Да и остальные участники поимки Войтовича думали о предстоящем дне. Ведь нам впервые пришлось столкнуться с настоящим шпионом! Я представил себе, как мы ворвемся в комнату, скрутим заспавшегося лазутчика…

Из «Астории» вышли ранним утром. От Днепра тянуло сыростью. На траве серебрилась роса. У всех нас пистолеты, гранаты. Два бойца из отряда ВЧК ступали заученно в ногу. Ранние прохожие сторонились нас, провожая любопытными взглядами.

Вот и приметный красный дом – громадина! Темные окна – ни огонька! Тишина. Где-то в подвале – враг. Затаился, бить может, в данный миг выцеливает жертву. Вот-вот грохнет выстрел, и кто-то из моих товарищей упадет на асфальт. А может быть, я? А может, и не догадывается, спит беспечно Войтович?..

Зеликман на ходу еще раз объясняет, как расположены двери, где коридор.

– Напротив окна какая-то машина брошена. Щит из котельного железа. Там и устроить засаду! – жарко говорил он шепотом. Леонов молча кивал головой, придерживая гранаты в кармане брюк.

Щит валялся во дворе. Там оставили четверых. Из тени соседнего дома шепот Никандра Фисюненко:

– Не выходил. И Зоя не показывалась…

– Со мною Зеликман, Громов и вы! – Леонов глянул на бойца с винтовкой.

Спускаемся в подвал. Посвечиваем зажигалками. Иосиф – впереди. Он идет уверенно, а мы стукаемся об углы, цепляемся за неровности цементного пола. Чертыхаемся про себя. Вот и дверь комнаты. Простые нестроганые доски, но сколочены наглухо. Поторкались – изнутри на крючке. Семен Григорьевич отстранил Зеликмана и настойчиво постучал. Молчание. Леонов подергал за ручку. Женский голос:

– Кто?

– Проверка документов! – И Леонов постучал еще раз кулаком.

В комнате приглушенные голоса. Зеликман забарабанил кулаками.

– Открывайте!

Мы прижались к стенкам, погасили зажигалки и приготовили оружие. Щелкнул внутренний замок. Дверь приоткрылась.

– Ну, чего вам? – голос сипловатый, мужской.

Вместе с Леоновым наваливаемся на дверь. Боец, стараясь помочь, просунул в образовавшуюся щель винтовку со штыком. Но дверь оказалась на толстой цепи. Этого не установил Зеликман при осмотре. Мелочь, а испортила операцию в самом начале. Мужчина неожиданно вырвал винтовку из рук бойца и ударом всего тела прикрыл дверь.

– Вот гад! – ругнулся Леонов.

Боец растерянно смотрел на дверь, за которой очутилась его винтовка, и все еще не верил случившемуся. Мы дружно начали бить ногами, но доски были прочными. Внутри послышались визгливые крики Зои Викторовны:

– Откройте!.. Пусти! Полячишка гадкий! А-а-а!..

И тотчас за дверью ударили два выстрела. И громкий, смертный стон. И еще выстрел. Зазвенело стекло. Это палила наша засада. Войтович пытался вырваться через окно.

Дверь не поддавалась. Леонов зажег подвернувшуюся под ногу щепку.

– Иосиф, беги за топором!

Зеликман быстро вернулся и с ожесточением начал рубить доски. Из комнаты стреляли. Мы ответили из пистолетов. В дверях образовались щели.

– Сдавайся!

И вновь стрельба. Во дворе показались перепуганные жильцы. Их вернули в квартиры. Из окон соседнего дома высунулись любопытные.

– Руби сильнее! – кричал Леонов.

Операция непредвиденно затягивалась, и он отослал бойца в ЧК с донесением.

Негаданно из комнаты Зои Викторовны повалил густой дым – пожар! Смрад тянул в коридор, как в трубу. Мы задыхались и слепли. Зажигалки погасли. В дыму и темноте стало невтерпеж, и мы отодвинулись ближе к выходу.

Послышалась учащенная стрельба во дворе. Это Войтович еще раз попытался выбраться из западни через окно.

Мы не могли уже дышать. Леонов крикнул:

– Давай за угол! Бросаю гранату!

Уши заложило от взрыва, перехватило дыхание. Нам ничего не видно. Стоим, отплевываемся в ожидании, пока хоть немножко осядет дым. Зеликман пробрался ощупью вперед.

– Дверь сорвало с петель! – кричит он.

Вбегаем в комнату. Крадемся, выглядывая Войтовича. Натыкаемся на Зою Викторовну. Я наклоняюсь над ней, беру за руку. Сердце ее едва стучало.

– Неси на воздух! – приказал Леонов.

Я затопал к выходу, взвалив на плечи женщину. Слышу позади голос Зеликмана:

– Сдавайся!

Но Войтовича в комнате не оказалось. На поиски его ринулись другие чекисты. Тщетно! Валялась винтовка без затвора, пустые гильзы…

Из дымного смрада вывернулся Никандр Фисюненко.

– Там лестница на чердак!

Зеликман ругался, спеша за товарищем. Бежал туда и Леонов. Иосиф первым взбирался по лестнице. Но лаз был плотно закрыт. Торкнулся боец ВЧК – сверху выстрел. И боец свалился вниз мертвым. С грохотом упала его винтовка.

Стали совещаться, что делать дальше. Вскоре к дому на улице Карла Маркса прибыла усиленная группа из губернской ЧК. Приехал и Платонов. Увидев труп Зои Викторовны, которая так и не пришла в сознание, Федор Максимович сдернул кожаный картуз.

– Доберемся до тебя, подлец!

Район оцепили бойцы отряда ВЧК. Закрыли все выходы из красного пятиэтажного дома. На соседних крышах засели чекисты. Платонов распорядился выпроводить жильцов со всего верхнего этажа. Встревоженные событиями, они уходили за цепь солдат.

А день разгорелся на удивление тихий, солнечный, теплый. Только бы гулять да любоваться природой! Голуби беспечно вертелись в голубой вышине. В акациях живкали воробьи. А люди вели жестокую беспощадную войну…

Зеликман поднялся по лестнице к самому люку.

– Сдавайся, Войтович! Ты окружен!

– Не тычь, быдло! – зло орал на чердаке шпион.

– Я полезу на чердак! – решил Зеликман. – Другого пути нет…

– Давай, Иося! – разрешил Леонов.

Как кошка, вскарабкался Иосиф под потолок, смелым рывком поднял крышку лаза и попытался пролезть наверх. Шпион из-за трубы метко выстрелил. Пуля угодила в переносицу чекиста. Брызнула кровь, окрасив лестницу. Зеликман мешком ссунулся вниз, свалив в коридор чекистов, находившихся на лестнице.

Нелепая смерть Иосифа повергла многих в уныние. Но первая растерянность сменилась злостью, ненавистью к шпиону. Сразу несколько человек бросились к лазу. Грозный окрик Леонова остановил их:

– Отставить!

Иосифа Зеликмана вынесли во двор. Солнце играло в его рыжих волосах. Мне все еще не верилось, что он никогда не подымется и я не услышу его жарких речей. Он так хотел жить!.. Мечтал строить коммунизм. И вот лежит, залитый собственной кровью.

Толпа зевак издали глазела, как мы несли нашего дорогого товарища. Что-то кричали. Опечаленные чекисты в скорбном молчании накрыли Зеликмана простыней. Стыдно было всем нам: один лазутчик взбудоражил город!

Руководство ЧК приняло решение: выкурить Войтовича!

Вызвали пожарников. Облили керосином чердачный марш и подожгли. Работали сильные насосы, обливая водой стены лестничной клетки на пятом этаже, чтобы огонь не перекинулся вниз.

Но Войтович и тут обхитрил нас. Он укрылся за брандмауэром – кирпичной перегородкой. Пока наше руководство раздумывало, как взять шпиона, Войтович под прикрытием нашей же дымовой завесы выскочил наверх и спрятался за кирпичным выступом. Он выворотил из стенки кирпич и швырнул его вниз на группу чекистов, собравшихся во дворе. Кирпич попал в голову Платонова. Наш Максимыч, обливаясь кровью и пошатываясь, покинул поле боя.

А пожар на чердаке разгорался. Железная крыша накалялась. Огонь обступал шпиона со всех сторон. И Войтович убедился: не вырваться! Хрипло закричал:

– Сдаюсь!

– Бросай оружие! – приказал Леонов.

На асфальт слетели два нагана с пустыми барабанами и кольт.

– Выверни карманы, сними мундир! – командовал Леонов.

Огонь вплотную подступил к шпиону. Дым обволакивал его. И он нетерпеливо кричал:

– Скорее!

Пожарники подняли на крышу раздвижную лестницу, и Войтович стал спускаться, прикрываясь мундиром от огня. Лестницу охраняли бойцы с винтовками. Вдруг Войтович размахнулся и бросил вниз мундир. От неожиданности бойцы отпрянули, а шпион издевательски захохотал во все горло:

– Хамье!

– Брось кривляться, паскуда! – гаркнул Леонов и пошел с кулаками навстречу Войтовичу. Войтович побледнел, припал на больную ногу и попятился:

– Не смеешь!

– А ты смел? Лучших наших товарищей порешил!

Трусливо озираясь, шпион залез в машину.

Сперва на допросе Войтович вел себя вызывающе.

– Кто вы: Войтович или Пащенко? – задал вопрос Леонов.

– Как вам угодно, так и считайте!

– Что ж, вы правы. Нам все равно, кого расстрелять, – спокойно отозвался Семен Григорьевич.

– Пся крев! В городе знают, кто отстреливался от вас. Огромный дом подожгли, чтоб полонить одного человека.

– Дом отремонтируем. Дома всегда люди строят, а не такие паразиты, как вы!..

– Ты знаешь, гад, кого убил? – взорвался Васильев.

– Не тычь, я с тобою свиней не пас! Одним жидом меньше!

Васильев даже задохнулся от приступа ненависти.

– Да. Иося – еврей. Он был полезным человеком на земле. Он за счастье других погиб. А ты кто?.. Ты поляк, но Польша от тебя откажется. Порядочный человек руку не подаст!

– Он собирался продать разведданные французским штабистам. Даже не на Польшу работал. Поляк! – Леонов зашагал по комнате, вороша свой вороной чуб.

Васильев свернул самокрутку и жадно затянулся. Войтович сглотнул слюну.

– Позвольте папиросу.

Леонов достал из ящика стола пачку, раскрыл ее.

– Курите!

Шпион нервно вынул из пачки папиросу. Леонов поднес зажигалку.

– Дякую!

Глаза Войтовича блудливо метались от Леонова к Васильеву.

– Почему вы не выходили из подвала больше суток? – Леонов продолжил допрос.

– Нога подвела. Ходить не мог.

– В Москву собирались? – быстро спросил Васильев.

Войтович вяло усмехнулся и не ответил. Словно про себя заговорил:

– Честно скажу, не ожидал такой бедности от вас. Проститутка стала вашим агентом!

– Вам ли говорить о чести! Разве же честный человек станет стрелять в женщину?!

– Она выдала меня! Доверился шлюхе…

– Ваше благородие, Зоя Викторовна не выдала вас, а исполнила долг советского гражданина. Вы сами выдали, господин поручик! – Леонов выглянул за дверь и позвал бойца.

– Уведите!

…Лучший в Сечереченске катафалк был украшен черно-красными бантами и лентами, гроб обшит красным крепом. Следом шли женщины. Скорбно опущены головы. Шаги медленные. И один среди них мужчина – чекист Леонов. Высокий, плечистый, с непокрытой головой, он выделялся в процессии.

Зойка-Рыжая не собиралась так рано умирать и не приготовила свой последний наряд. Семен Григорьевич купил все необходимое. Пригласил старушек, чтобы они обмыли и одели Зою Викторовну. Заплатил за катафалк и венки, гробовщикам и могильщикам.

Леонов никогда не пил чай с Зоей. И не встречался наедине. Нет, он просто не мог спокойно пройти мимо несправедливости. А в судьбе Зои Викторовны он видел лишь цепь унижений, оскорблений и надругательств. Пусть же хоть в последний раз у нее все будет по-человечески!..

Он проводил ее на вечный покой. Первым бросил горсть земли в могилу на гроб. И последним ушел с кладбища.

…А утром велел привести Войтовича снова на допрос. Постаревший, с землистым лицом, вошел тот к чекисту.

– Значит, вы отрицаете, что пробрались к нам вредить?

Войтович мотнул головой.

Леонов окликнул дежурного.

– Давай!

В комнату впустили стрелочника Никиту. Он вытер ладонью лысину и осмотрелся.

– Ваш барин? – спросил Леонов, кивнув на Войтовича.

– Вин!

– Он высматривал охрану моста через Днепр? Он записывал расположение постов?

– Вин!

– Дякую, Мыкита Левонович. Можете идти.

Войтович раздвинул плечи и, усмехаясь, сказал:

– Я стихи писал на берегу Днепра. Докажите обратное!

Порог переступил дворник, гремя костылями и отдуваясь. Тяжело опустился на скамейку у окна.

– Это жилец генеральской кухарки? Он давал вам деньги?

– Он самый, товарищ чекист! Я сходил по указанному адресу, а он мне деньги. Крадучись ходили к нему темные людишки, ушастый тоже.

– Спасибо, друг! – Леонов проводил дворника до двери. Вернулся к столу и строго спросил:

– Так кто же вы: Войтович или Пащенко? Как писать в протоколе?

– Как тебе угодно!

Дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошла девушка с монистами на загорелой шее. Через плечо тугие длинные косы. Внимательно пригляделась к лазутчику:

– Этому самому брал мандат Якименко. Этот человек ожидал его в садочке, – признала она.

– Благодарю, Зина. Поезжай домой.

– Будем играть в прятки? Или вы назовете себя? – Леонов ворошил свои буйные волосы. Его удивляло напрасное упрямство врага. Семену Григорьевичу были известны все данные о шпионе.

Чекисты распутали нитки петлюровского подполья на Украине. Задержанная лазутчица открыла резидентов. На допросе она рассказала и о роли Войтовича.

– Вас спрашиваю: кто вы? – продолжал допрос Леонов. – Народ видел каждый ваш шаг. Вы шпион и убийца! Докажите обратное! Сколько бы вы ни молчали, от кары не уйти. Подпишите протокол допроса.

Войтович взял листки бумаги и тотчас порвал их.

– Этих свидетелей вы подкупили! Доказательств у вас нет. Дзержинский не верит домыслам. – Шпион нервно захохотал.

– Мы расстреляем вас за сопротивление властям и убийство сотрудников ЧК! – сказал Леонов, вызывая конвой.

Отправив арестованного, Семен Григорьевич углубился в изучение документов о провале последней авантюры Петлюры, затеянной им вместе со вторым отделом Генерального штаба Польши.

Специальный отряд полковника Михаила Палия переправился через Збруч накануне октябрьских праздников. Они рассчитывали соединиться с бандами Махно и Черного Ворона. Но в селах бандиты встретили отряды самообороны, и вместо хлеба-соли на них посыпались пули и гранаты. Запроданци – так называли селяне закордонных налетчиков, – огорошенные негостеприимством населения, стали зверствовать. Сельсоветчиков убивали, вскрывали животы и заполняли их зерном. Села сжигали, оставляя людей без крова.

Чекисты, зная, что в среде запроданцев, перебравшихся через Збруч, есть случайные люди, обманутые и насильно мобилизованные, подбросили в отряд Палия много экземпляров газеты «Красная Армия», издаваемой Киевским военным округом. В газете сообщалось, что раскрыт контрреволюционный заговор. Назывались имена лазутчиков и их приспешников, расстрелянных по приговору. Извещалось также об аресте и расстреле петлюровской лазутчицы Ипполиты Боронецкой и бывшего красного комбрига Леонида Федоровича Крючковского – атамана Крука. А на них-то у бандитов было столько надежд!..

Бывший комдив Крючковский тайно передавал петлюровцам планы советского военного командования, лекарства и медикаменты и должен был сдать пехотную бригаду петлюровскому полковнику Палию.

Чекисты раскрыли измену. Широкое извещение об этом через печать способствовало разложению закордонных налетчиков.

Войтович на допросах все-таки выдал часть связей, назвал некоторые имена резидентов и затаившихся контрреволюционеров. И операция, вызванная появлением закордонного гостя, развивалась. Особенно бурно и трагически закончилась она в Долгушине.