Текст книги "Мы из ЧК"

Автор книги: Виктор Кочетков

Соавторы: Михаил Толкач
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Плохой ты хозяин, Фома!

– А чого?

– У жеребца бока опали, будто бы сто верст отмахал…

Скиба растерянно стянул белесые брови к переносице. Заячья губа подрагивала:

– Ну и глаз! Ты часом не козак?

– С конем имел дело…

К обеду веялка работала как новая. Хозяин, довольный ремонтом, позвал жинку:

– Слухай сюды! – и выразительно щелкнул себя по горлу.

На столе появилась бутылка первача. Мы не отказывались. «Где горилка – там может быть и бандит!» – научила нас жизнь. После третьей кружки Скиба заоткровенничал:

– Давлю оцю слезу, а у самого печенка гниет. Хлеба дюже мало. А он – подавай горилки – и никаких.

– Кто он? – быстро спросил я.

– А казалы – не шпие-оны! – Фома расхохотался во все горло, оглядывая нас победно.

– Пошли, Петро, от этого трепача!

Васильев вылез из-за стола и стал собирать свою котомку Я – за ним.

– Ото горячка! Я пошутковал. – Скиба подхватился и сильными руками усадил Васильева за стол. Меня толкнул на табуретку. Он изрядно захмелел.

– Воны без грошей машину починили. А ти лесовики що? Тильки грозят: убьемо! Скиба плюе на Ворона! Хоть зараз пойду в чека!..

Бахвальство пьяного могло испортить дело: вдруг за стеной бандитский агент!

– Тише, Фома! У тебя жинка та диты. Усадьба гарна. А бандюки дознаются… – Носко обнял Скибу за плечи.

Тот отбросил его руку:

– Та годи тоби! Що ты разумеешь, недотепа? Топора не маешь – пло-о-отник! Попробуй не дать горилки. Зничтожит!..

Носко тем временем взял деревянную лопату и куском угля набросал на дереве портрет хозяина. Скиба изумленно глядел на него. Потом заорал:

– Горпына, подывись! Мов живой. Ото чертяка тоби в горлянку! А если на бумаге? Дорого визьмешь?

– За так намалюю.

– Горпына, давай!

Вскоре на листе желтой оберточной бумаги появился портрет Скибы. Хозяин, размахивая руками, выкладывал душу:

– Сам батько пользуется моим самогоном. А боюсь його! Був такий Гудыменко. Перебежал к чекистам. Трошки его обидели. Добре, що свой человек Ворона известил. Красные в курень – пусто! Ха-ха-ха! Батько к расстрелу приговорил Гудыменко. А может, и повесит, де попадется…

Под яблоней в саду уложили спать хозяина. Поздно ночью я добрался до штаба Леонова и доложил о разговоре.

– Проследите связного. Скибу не трогайте. Надо использовать его в наших целях. Как там Носко?..

Леонов особенно тепло относился к Петру.

– Покончим с бандитами и пошлем тебя, Петро, музыке учиться, – не раз говорил он Носко.

Петя стеснительно краснел, отмалчивался. В ЧК было решено: после операции послать его в Харьковскую консерваторию!

И вот мы вновь в хате Скибы. Вечеряем. Хозяин мрачен: горилка не удалась!

Вдруг на улице конский топот. Громкие крики; В хату Фомы постучали:

– Видчиняй!

Скиба перетрусил: каганец дергался в его руках! А если кто донес про его бахвальство? Может, оци мастеровые от батька?..

– Принимай гостей, Хома! – Порог переступил колченогий Щусь. Притопывая на вывернутых пятках, уставился на нас.

– А оцэ хто такие?..

– Мастеровые… плуги налаживают… – Скиба услужливо подставил табуретку. А в хату вваливались все новые селяне – в брылях, самотканных свитках – и все с оружием.

– Геть! – Махнул плеткой Щусь. И нас оттерли в сени.

– Беги, Петро, к Леонову! – шепнул Васильев Носко.

И тому удалось улизнуть из усадьбы. А нас посадили на пол. Бандиты по очереди караулили. Из горницы доносилось:

– Горилки!

В хате накурили. Воняло самогонкой и конским потом. Каганец вот-вот угаснет. Мы с тревогой нарастающей ждали: успеет ли Носко?..

– Горилки! – Щусь стучал кулаком по столу.

– Немае, пан атаман! – Скиба пугливо развел руками. Заячья губа дрожала.

– Як нема? Ты кому такэ кажешь? – Щусь со всего размаху ударил Скибу плеткой. – Дайте ему грошей!

Подручный Щуся, толстый бандит с перебитым носом, положил на стол несколько желтоватых бумажек. Я узнал их – то были деньги, которые печатались у Нестора Махно.

– Темно, где же ее купить? – плакал Фома. – Ночь кругом.

– Хлопцы, посветите пану Скибе! – Щусь пьяно захохотал и снова пустил в ход плетку.

В мгновение ока бандиты запалили хлев, где стояла скотина. Заревели коровы и телята. Испуганно ржал жеребец.

Скиба кинулся было отворять ворота, но налетчики не пустили его.

– Ратуйте! – голосила Горпына, мечась по двору. Бандиты подбрасывали солому в огонь. Васильев не вытерпел: в два прыжка очутился у ворот, выдернул засов.

– Стой, хвороба тоби в горло! – Щусь стрелял в воздух.

Васильев распахнул ворота, прикрыв голову попоной, нырнул в дым. На ощупь добрался до стойла. Падали горящие доски. Конь храпел, задыхаясь в чаду. Ухватив его за гриву, Васильев потащил к выходу. За воротами дико закричал:

– Воды-иии!!!

Даже бандиты покорились его приказу: окатили из ведра холодной водой. Жеребца увели подальше от огня. Щусь, косолапо ступая, облапил чекиста:

– Гайда до моего куреня!

– Нема часу, жениться приспичило, – отшутился Васильев, прикрывая глаза, чтобы не выдать своей ненависти к бандиту. Воспользовавшись суматохой, я отошел в темноту, надеясь добежать до наших.

Во двор Скибы пьяные налетчики втащили мальчишек. У меня замерло сердце: Саша и Вася!

– Хто такие? – Щусь, раскачиваясь, играл плеткой.

– Беженцы… хлебушка просили, – сквозь слезы отвечал Саша. Вася ревел вовсю:

– Ногами… дерутся…

– Хто обижает сирот?

Заговорил мужик в немецком мундире:

– Пан сотник, воны биля тачанок шастали. Мабуть, красные подослали.

Щусь без слов ударил Сашу плеткой со всей руки. Парнишка волчком завертелся и завыл от боли. Главарь снова замахнулся, но Васильев перехватил его руку:

– Не тронь!

Окружающие застыли в изумлении: перечить Щусю! Но главарь опустил руку:

– Люблю смелых!

Ребятишки юркнули в темноту. Кто-то свистнул. Другой заулюлюкал. А Щусь, вяло усмехаясь, сказал:

– Смелых взять! Под стражу! Всыпать по двадцать пять горячих!

Васильев расшвырял налетчиков. Они растерялись. За горящим сараем он увидел оседланную лошадь. С ходу – ногу в стремя! Жеребец вздыбился, бросился в сторону и понесся. Сзади стреляли. Васильев припал к гриве – ветер засвистел в ушах.

На звуки стрельбы и сполохи пожара прибежали другие налетчики, шнырявшие по Ямному. Верзила с шеей борца и кулачищами боксера отыскал Щуся, козырнул:

– Пан атаман, красного поймали!

– Давай сюда!

Вот он показался в багровом свете пожара. Я замер. Привязанный, вслед за лошадью бежал избитый Носко. Вблизи огня лошадь захрапела, остановилась. Моя рука сама потянулась к нагану. Но чего-либо предпринять не успел. Щусь, нагнув пьяную голову как разъяренный бык, приблизился к Носко и выстрелил через карман: махновский почерк! Петя согнулся, повернул голову, обвел тоскующим взором толпу и, не встретив сочувствия, выдохнул:

– С-сволочи!

За селом темное небо прорезала красная ракета, оставляя меркнущий кривой след. Ударили глухие выстрелы.

– Спо-о-оло-ох!

Я выстрелил в Щуся. Промахнулся. Какой-то бандит наотмашь полоснул меня шашкой, но попал по револьверу…

В усадьбу ворвались наши. Спешились. Стянули буденовки, кепки, шапки. Молча столпились у трупа Носко.

Петю уложили на попону, прикрыли вышитым рушником. Его подала хозяйка.

В Ямном на солнечном пригорке с воинскими почестями схоронили Петра Носко.

Через неделю я с Васильевым и Гудыменко, заменившим Носко, поздним вечером заглянули к Скибе. Встретил он нас мрачнее тучи.

– Лихо! Вчера сам набежал. Опять меня били. Ты, товарищ Васильев, убежал на жеребце самого Щуся. Они моего забрали. Теперь во дворе ниякой скотины. Детишки ревут. Горпына при смерти…

– Ты нам поможешь, а мы – тебе, – сказал Васильев.

Он знал, что всю агентуру Черного Ворона, выявленную разведчиками, чекисты обезвредили. Лес, где обосновались главные силы шайки, обложен – все дороги и тропки перекрыты.

В прямой бой Леонов не разрешал вступать: людей жалел. Разведчиков заставил отыскать верного проводника, который вывел бы отряд к «схрону» Черного Ворона. Вот Васильев и нацелился на заику.

– Так как же, Фома?

– Одни розмовы! – недоверчиво отозвался Скиба.

– Оставайтесь, товарищи, а я – за конем! – Васильев натянул свой поношенный картуз, хлопнул дверью.

Фома, узнав Гудыменко, все не верил, что чекисты оставили махновца живым.

Ночью Васильев привел лошадь. Узнав, что ее передают бесплатно, Скиба испугался:

– Ни-и! Скажу – купыв. Бо убьют.

– Правильно, купыв! – Гудыменко похлопал коня по гривастой шее. – Мабуть, Андрей у тебя бывает?..

– Бува… – Скиба машинально подтвердил, но спохватился:

– Який Андрей?

– Заика. Сведи с ним.

Скиба начал хитрить. На радостях собрал ужин с магарычом. А захмелев, заговорил о сокровенном:

– Вы спасли мое, а воны – спалили та забрали. Собственность мою! За такое кровью платят – так и скажу Андрею. Нехай перекаже своему Ворону. Знал бы, дэ куринь, сегодня увел бы туда чекистов. Не чипай мое! – Ось дали гроши! – Скиба пьяно захохотал, передавая мне пожелтевшие бумажки. То были махновские карбованци с забавной надписью. С одной стороны: «Анархия – мать порядка!». А на обороте четверостишье:

 
«Ой, жинко, веселись,
У Махно гроши завелись.
Хто цих грошей не братыме,
Того Махно дратыме!»
 

Мы прочитали вслух это предупреждение и от души посмеялись.

А Васильев гнул свое:

– Познакомь с Андреем.

– Сидайте на горище и чекайте своего заику!

На чердаке хаты Скибы мы укрылись за пустыми бочками. Гудыменко, знавший замашки бандитов, предложил:

– Спать по очереди.

Ждать пришлось долго: три дня и три ночи! Бандиты, напуганные отрядом Леонова, не решались послать в село даже связного. Но вот на четвертую ночь часовой тихо разбудил всех.

Кто-то крался вдоль тына, В избе зажегся свет. Ночной пришелец скрылся в сенях. Хозяин, словно на кошку, прикрикнул:

– Цыть, проклятая!

Это условный сигнал: есть!

Приготовили оружие. И через порог.

Бандит пил молоко. Обрез и кубанка на столе. Он даже головы не повернул.

– Здорово, Андрей! – Гудыменко на всякий случай обшарил карманы позднего гостя.

– Т-тебя расстрелять дд-должны. Б-ба-атько приказал.

Гудыменко старательно сложил большую дулю:

– Оцэ бачив?

Васильев начал допрос. Андрей отвечал охотно. Оказывается, его махновцы захватили насильно. Пригрозили. Он давно хочет вернуться к мирной жизни. У него под Полтавой хозяйство, молодая жена и дочурка. Черный Ворон перебазировался в лесной хутор под Знаменчей. Часть банды еще на марше. Дня через три соберутся. Тогда и напасть удобно…

– Воз-з-зьмите м-меня с собой. Или домой отп-п-равьте. Обрыдло! – просил Андрей.

Пришлось его разочаровать.

– Уйдешь из банды, когда мы скажем! Неси горилку в стан бандитов.

Васильев взял с Андрея слово сообщать обо всем чекистам, договорился о пароле и месте встречи. И связной Черного Ворона ушел в лес.

– Смотри, достанем из-под земли, если обманешь! – предупредил Васильев.

Перед решающим боем Леонов выделил группу чекистов и приказал доставить из Знаменчи патроны и гранаты.

– Махорки везите поболее! – просили курцы.

Васильев должен был встретиться с Андреем, передать новый пароль и назначить новое место встречи.

В Хористовке было холодно. Моросило. Тусклые огоньки поселка светляками помигивали в сумерках.

Чекисты подошли к вокзалу, когда там началась облава на беспризорников. Беготня, крики, плач и ругань.

Васильев увидел, как под склад, возвышающийся на сваях, нырнули два подростка. И опять он узнал Сашу и Васю. Но пока он бежал к складу, громко звал ребят, тех уже и след простыл.

Чекисты выставили охрану у вокзала, а мы с Васильевым зашли к дежурному по станции.

– Поездов в Знаменчу скоро не ожидается, – ответил дежурный на вопрос Васильева.

– А вам куда, товарищи? – в свою очередь поинтересовался хромой стрелочник.

Я шуткой прекратил расспросы:

– Состаришься скоро, если все будешь знать!

Бойцы прикорнули в тепле. К ним и мы присоединились. А в это время над нами нависла смертельная опасность.

Курень Щуся возвращался после грабежа в лесной «схрон». Тачанки пересекали железнодорожный переезд. Из будки выскочил стрелочник, захромал рядом со Щусем.

– Чекисты на вокзале. Горяченьких возьмете, пан атаман!

Как потом оказалось, стрелочник был тайным осведомителем банды Черного Ворона.

Тачанки Щуся помчались к вокзалу. На счастье чекистов, прямого пути к перрону не было, и громилы катили в объезд.

Часовой заметил их, выстрелил:

– Ба-а-анда!!!

Принимать бой было бессмысленно: семеро и сотня! Васильев быстро сообразил, куда укрыться. Он вывел товарищей к водонапорной башне.

– Давай сюда!

Двери заложили тяжелым ломом и подперли обрубком старого рельса.

– Роман, оставайся внизу! – приказал Васильев. Остальные по старой лестнице полезли наверх. Вспугнутые голуби и воробьи задевали лица. Вот и бак с водой. Роса выступила на железных стенках. В разбитые оконца видно, как бандиты выволокли на перрон дежурного. Щусь бил его плеткой. Стрелочник указал на башню. Щусь пристрелил дежурного. Всадники, махая шашками, погнали лошадей по путям к нашему укрытию.

– Огонь! – скомандовал Васильев.

Мы стреляли на выбор. Падают лошади. Свирепо кричат налетчики. Первые уже ломятся в двери. Я бросаю сверху гранату. Грохот и новые крики. Из-за станции загавкал вражеский пулемет. Пули высекали искры, попадая в железо. Посыпалась щепа из раздробленных досок. Застонал и затих боец.

– Берегите патроны! – Васильев пытался оказать помощь товарищу, но тот уже без дыхания.

Внизу грохнул взрыв: Гудыменко отбивается! Васильев посылает вниз еще двух бойцов. Один не успевает спуститься: падает, простреленный насквозь.

Мы надеемся, что в расположении отряда Леонова услышат стрельбу и выручат.

А бандиты не теряют времени: подтаскивают снеговые щиты к дверям башни, валят сено.

– Поджарят, сволочи! – кричит Гудыменко. – Бейте по тачанкам.

Но налетчики близко у стены, в мертвом пространстве, и огонь наш не причиняет им вреда. Снова бросаем гранату.

Пламя лижет крашеные доски. Дым заволок башню. Внизу надсадно кашляют ребята.

– Может, прорвемся, – предлагаю я.

Васильев возражает:

– Перещелкают! Светло как днем… Наши подоспеют!.. Эх, послать бы гонца… Вовремя не сообразили…

А бандиты плотным кольцом опоясывали башню. Сухое дерево горело с треском. Огонь охватил здание со всех сторон.

Васильев сквозь оконце увидел в светлом кругу колченогого Щуся. Задрав голову, тот что-то кричал. Васильев прицелился и выстрелил. Дым плотно заволок оконце.

Внизу бандитам удалось сломать двери. Чубатый махновец в шапке полез по лестнице. Гудыменко сшиб его и бросил гранату. Взрывом разметало налетчиков.

На Васильеве загорелась шинель. Я плескал воду на него из чана.

Нам видно, как налетчик пытается подобраться к лестнице, прикрываясь попоной. Васильев навскидку стреляет. Бандит падает в огонь. Но другие лезут и лезут. Кажется – спасенья нет.

– Давайте руки, братцы! – громко сказал Васильев, обхватывая меня и Гудыменко за плечи. И хриплым, будто бы глубоко простуженным голосом запел:

 
– Это есть наш последний и решительный бой…
 

В ушах у меня звенело. Хриплый голос Васильева глох в пламени и треске горящих досок. И я выдохнул вместе с дымом:

 
– С Интернационалом воспрянет род людской…
 

Гудыменко приободрился, тверже стал на ноги, крепче сжал в руке наган и неровным фальцетом подтянул. Нам на головы сыпались искры, падали догорающие доски. Пули бандитов свистели вокруг. Голоса наши окрепли, звучали слитно. Но дышать было все труднее, жар становился нестерпимым. Гудыменко вдруг икнул и замолчал, обвиснув на наших плечах. Мы не смогли удержать его – он покатился по лестнице вниз. Бушлат его загорелся, и уже огненным факелом чекист полетел на землю.

А там, внизу, беспорядочная команда:

– На ко-о-оне-ей!!!

Васильев первым увидел мчавшихся к башне товарищей. Впереди – сам командир отряда. Шашку вертел над головой, и она сверкала сплошным кругом.

– Володя, наши…

Галдят ребята на разгоряченных конях, приплясывающих у края огня. Смотрят вверх с тревогой и ожиданием. Кто-то катит пожарную бочку с насосом. Леонов заметил нас:

– Живы-и-и!

У нас еще хватило силы накрыться мокрой шинелью Васильева и сбежать по жаркой лестнице. Упали на пороге.

Ребята вырвали нас из огня. Я очнулся лишь на тачанке, на марше. Рядом с собою признал веснушчатого Васю. Васильев ехал верхом на лошади. Голова – в бинтах. Стремя в стремя с ним – худой загорелый Сашка. О чем-то балабонят… Мне не слышно и больно – руки и голова в марлевых повязках…

На околице Хористовки отряд задержался. Леонов распорядился найти предателя и поскакал к нашей тачанке.

– Как вы, ребята, одыбали?.. Им скажите спасибо, – басил Семен Григорьевич, указывая на мальчишек, – Прямо в штаб прорвались! «Там ваших палят!» Ну, мы – сюда… Чуть не припоздали…

Горевшая башня рухнула, плеснув в темное небо фонтан искр. Бак с водой держался еще на трубах, виделся как чудовище, вдруг высунувшееся из земли грибом.

– Щусь убежал на тачанке! – с огорчением говорил Леонов. – Ты как, Васильев, сбегаешь за Андреем на условленное место?

Васильев лихо козырнул перебинтованной рукой.

– В один миг!

Лекпом стал строго отчитывать Леонова.

– Рану расшевелил, товарищ командир! Слезайте, смотреть треба!

– И кто выдумал эту медицину! – ворчал Семен Григорьевич, покидая седло.

В это время бойцы доложили, что стрелочника-предателя вытащили из погреба железнодорожного дома.

– В Екатеринослав с конвоем! – кинул Леонов, морщась от боли – лекарь обрабатывал йодом разбереженную рану на руке.

Послали гонца и в истребительный отряд губчека: настал час!

Вскоре Васильев вернулся с Андреем. Бандитский перебежчик показал на карте место стоянки Черного Ворона. Наклонившиеся над картой чекисты не заметили, как к ним в круг втиснулись мальчики.

– Я знаю дорогу к штабу Ворона! – сказал Сашка. – И Вася знает – искали вместе. Можем провести.

Леонов переглянулся с командирами и ответил:

– Побудьте недалеко, ребята. Понадобитесь, позовем.

– Н-надо сп-пешить, а т-то Щусь п-подымет т-тревогу, – с беспокойством говорит заика.

У меня кружилась голова, нестерпимо болело обгоревшее лицо, но я попросил Леонова оставить меня в строю.

– Давай на тачанке! Возьми карабин, – разрешил он.

– По ко-о-оня-а-ам! Ма-арш!

Взметнулись эскадроны, покидая Хористовку. Перед лесом разъединились: одну группу повел Андрей, а впереди другой, рядом с командиром отряда – Саша и его друг Вася.

В помощь чекистам к Знаменче вышел бронепоезд с десантом. С севера в поход против шайки Черного Ворона тронулся отряд Попруги.

Незаметными тропами и малоезженными проселками вели проводники чекистов. На рассвете бесшумно окружили делянку леса, где отаборилась банда Нечитайло. В предутреннем тумане мерцали полупотухшие востры. В кустарнике чернели тачанки и лошади. Нахохлившись, как истукан, замер часовой.

Леонов отобрал добровольцев, и они за Андреем гуськом потянулись к отдельно стоявшей хатке без крыши. Там располагался вражеский штаб.

– Хто идэ? – издали окликнул часовой, щелкая затвором.

– Свои, чи не бачишь? – Андрей назвал пароль.

А у костров уже вскочили люди, хватали оружие. Кто-то выстрелил. В лагере тревога:

– Спо-о-оло-о-ох!!!

– Щусь убегает, – затормошил меня Вася. – Вон он! Ловите-е! – закричал он тоненько.

Колченогий сотник, нахлестывая лошадь, уже скрывался за деревьями.

– В кусты шмыгнул! Окружайте! Держите Щуся!

Я стрелял вслед бандитскому атаману, но в рассветной дымке промазал.

За штабной хатой ярко вспыхнул костер. На крыльце появился Платон Нечитайло в белом исподнем. Растирая свою бычью короткую шею, громко зыкнул:

– Не паниковать! Отходи в лес! Тачанки к бо-ою!

В свете большого костра он узнал Леонова и тем же зычным пропитым голосом приказал:

– Бей Цыгана!

Один из бандитов упал за пулемет, что стоял на крыльце. Стая хищных пуль просвистела над головой Леонова. Сверху посыпались ветки, срезанные очередью. Рыльце пулемета, пламенея, склонилось ниже. Леонов метнул на крыльцо гранату и укрылся за толстым деревом. Но и после взрыва гранаты пулемет остервенело рвал лесную дымку.

Васильев вьюном прополз к крыльцу и в упор пристрелил пулеметчика.

По всему лесу шел бой. Бандиты отбивались ожесточенно. Но кольцо чекистов в этот раз не разомкнулось.

Уже утром, при солнце, затихли выстрелы. Нечитайло нашли в чаще. Рядом валялся наган с пустым барабаном. На вывернутых губах ползали муравьи. На виске зияла рана: Черный Ворон сам застрелился.

Леонов придирчиво осматривал убитых: искал человека со шрамом и лазутчика Войтовича.

– Ну, вот что, хлопчики, теперь от меня вам не сбежать, – сказал парнишкам Леонов, когда отряд вернулся в Сечереченск. – Товарищ Васильев, вам поручаю доставить Васю Новикова и Сашу Самойлова в школу-коммуну. Об исполнении доложить через трое суток! Смотрите, они ловкие, убегут.

– Будет исполнено! – с теплой улыбкой ответил Василий Михайлович.

– Все равно убежим! – Саша озорно поглядывал на Леонова. – К тетке укатим, на Кубань…

Леонов не мог сказать мальчишкам, что деникинцы убили Васину тетку, язык не поворачивался. И он, быть может, впервые в жизни сказал неправду:

– Наши ребята из Екатеринодара сообщили, что Васина тетка выехала куда-то. Нет ее на месте!

Потом обнял Сашу, поцеловал. Вася сам обхватил его шею тонкими руками, прижался.

Васильев и ребята вышли. Леонов смотрел в окно, пока они не скрылись за поворотом.