Текст книги "Крошка из Шанхая"
Автор книги: Вэй Хой
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
3 У меня есть мечта
Перед добродетельными женщинами откроются врата рая, а для порочных открыты все двери.
Джим Стайнман [18] [18]Джим Стайнман (Jim Steinman, p. 1948) – американский певец, композитор, продюсер. Альбом «Bat Out of Hell» (1977), песни для которого были написаны Стайнманом, за год был продан в количестве 200 000 экземпляров, став вторым по продаваемости альбомом всех времен. Автор текста песен мюзикла Эндрю Ллойд-Вебера «Свисни по ветру» (1996), музыки к мюзиклу Романа Полански «Бал вампиров» (1997).
[Закрыть]
Что я за человек? Мать и отец убеждены, что сущий дьявол, начисто лишенный совести. (Уже в пять лет я научилась добиваться своего, упрямо топая ногами, пока не получала вожделенный леденец на палочке.) Учителя, бывший босс и коллеги по редакции журнала считают меня умной, но своевольной, хорошим профессионалом с непредсказуемым характером и невыносимой привычкой с первых кадров фильма или первых страниц детектива догадываться, кто же убийца или чем закончится любовная история. Большинству мужчин я, наверное, кажусь изящной красоткой, мягкой и податливой, как нежный весенний свет, отражающийся на зеркальной глади озера; обладательницей огромных, по-восточному раскосых глаз и длинной стройной шеи, как у Коко Шанель. Но я-то знаю, что на самом деле я всего лишь обыкновенная женщина, и останусь ею, даже если когда-нибудь и стану знаменитой.
Когда была жива моя прабабушка по отцовской линии, она часто говаривала: «Судьба человека подобна нити, удерживающей воздушного змея. Один ее конец здесь, на земле, а другой витает в облаках. От судьбы не уйдешь», или философски вопрошала: «Разве какая-то пора жизни достойнее остальных?»
Эта седовласая, как лунь, тщедушная старушка целыми днями сидела в кресле-качалке, свернувшись калачиком, напоминая клубок белоснежной шерсти. Многие верили, что она обладает пророческим даром. Она точно предсказала шанхайское землетрясение 1987 года, сила которого достигла 3 баллов по шкале Рихтера, и заранее, за три дня, до своей действительной кончины оповестила о ней родственников. Ее фотография до сих пор висит на одной из стен в доме у родителей. Они уверены, что ее чары по-прежнему оберегают их от злых сил. Вообще-то именно прабабушка напророчила мне писательскую карьеру. Как она образно выразилась, звезды – покровители творчества – благосклонны ко мне, а в моем чреве полно чернил, так что я обязательно оставлю свой след в литературе.
Во время учебы в университете я обычно писала письма ребятам, в которых была тайно влюблена. Эти живые и необычайно страстные послания почти всегда помогали завоевать сердце очередного избранника. Работая в редакции журнала, я готовила интервью и материалы, следуя законам беллетристики, лихо закручивая сюжет и пользуясь таким необычным языком, что вымысел казался правдой и наоборот.
Но когда я, наконец, поняла, что попусту растрачиваю свой талант, то бросила высокооплачиваемую работу в журнале. Чем в очередной раз разочаровала моих бедных родителей, повергнув их в отчаяние. Ведь отцу пришлось изрядно подергать за ниточки, чтобы пристроить меня на приличную должность.
– Дитя, неужели ты действительно моя родная дочь? Почему ты платишь нам черной неблагодарностью и упорно наступаешь на одни и те же грабли? – спрашивала меня безутешная мать. – Столько усилий, и все зря!
Моя мама – миловидная, хрупкая женщина, всю жизнь усердно гладила мужу рубашки и наставляла дочерей на путь истинный, который непременно должен был привести их к счастью. Она категорически не признавала физической близости до брака и считала верхом неприличия надевать футболку на голое тело, потому что при этом видно соски.
– Когда-нибудь настанет день, и ты поймешь, что самое главное в жизни – это размеренность, стабильность и реализм. Даже Айлин Чан [20] [20]Айлин Чан (Eileen Chang, 1920 – 1995) – известная китайская писательница, эмигрировала в США в 1956 году. Автор художественных произведений и эссе.
[Закрыть] утверждает, что любому человеку необходима основательность, – говорил отец.
Он прекрасно знал, что я восхищаюсь этой писательницей. Папуля – невысокий коренастый, добродушный профессор, преподающий историю и обожающий хорошие сигары и задушевные беседы с молодежью. Этот безукоризненно воспитанный интеллектуал баловал меня с самого детства. К трехлетнему возрасту он уже приобщил меня к оперному искусству и научил восторгаться «Богемой». Он жил в постоянном страхе, что когда я вырасту, то непременно стану жертвой сексуального маньяка, и был убежден, что «его ненаглядная, дорогая девочка должна опасаться мужчин, и никогда не лить из-за них слез, потому что они этого не стоят».
– Мы думаем совершенно по-разному. Наши поколения разделяет пропасть длиною в век. Давай не будем спорить, ведь это абсолютно бессмысленная трата времени, а просто научимся уважать друг друга, – сказала я ему. – Мне двадцать пять, и я твердо намерена стать писателем. И хотя эта профессия теперь немодная, я попробую вернуть ей былое значение.
Когда я встретила Тиан-Тиана и решила переехать к нему, дома поднялась настоящая буря, по разрушительной силе не уступающая океанскому шторму.
– Ума не приложу, что мне с тобой делать. Нам только остается сидеть и ждать, до чего еще ты докатишься. Мне даже кажется, что ты мне не родная дочь! – голос матери срывался на крик. У нее был такой оскорбленный вид, будто ей дали пощечину.
– Ты огорчила маму, – упрекнул меня отец. – Я тоже разочарован, дочка. Такие девушки, как ты, всегда попадают в беду. Ты говорила, что у этого молодого человека странная семья, что его отец умер при загадочных обстоятельствах. А сам-то он нормальный? На него можно положиться?
– Поверь, я знаю, что делаю, – отрезала я. Поспешно побросала в сумку кое-что из одежды, несколько музыкальных дисков, зубную щетку, прихватила картонную коробку с книгами и ушла.
***
Янтарное солнечное пятно разлилось рядом со стереосистемой на полу кафе подобно луже пролитого виски. После ухода группы безупречно одетых американцев снова наступила тишина. Старик Ян засел у себя в офисе-спальне и орал на кого-то по телефону. Паучок вальяжно прислонился к подоконнику и с жадностью грыз недоеденную кем-то из посетителей шоколадную вафлю. (Он постоянно так поступал, чтобы развить в себе животные инстинкты и чувство самосохранения.) За окном стройной чередой выстроились сикаморы. Город был по-летнему свеж и зелен, напоминая кадр из европейского фильма.
– Коко, а чем ты занимаешься, когда тебе скучно? – спросил Паучок с отсутствующим видом.
– Скучно, это и значит, что нечем заняться, поэтому как можно в это время чем-то заниматься? – резонно возразила я. – Вот как сейчас, например.
– Вчера ночью я просто помирал со скуки и решил заглянуть в чат. Клево, когда можно болтать одновременно с десятком человек.
Я взглянула в его глубоко посаженные, словно вдавленные ложкой, черные глаза.
– Я познакомился в Сети с девушкой по прозвищу Соблазнительница. Непохоже, чтобы это был один из тех парней, которые строят из себя баб. Она сказала, что красива и что до сих пор девственница.
– В наше время девственницы тоже себе на уме, ты разве не знал? – решила я подразнить его. – К тому же любая девушка, не стесняющаяся говорить о таких вещах, просто бесстыдница.
– А по-моему, все, что говорит Соблазнительница, это круто, – продолжил он без тени улыбки. – У нас с ней одни и те же идеалы. Мы оба мечтаем заграбастать уйму денег и путешествовать по миру.
– Уж очень похоже на ту неразлучную парочку из «Прирожденных убийц» [21] [21]«Прирожденные убийцы» («Natural Born Killers») – боевик режиссера Оливера Стоуна, снятый по сценарию Квентина Тарантино в 1994 году.
[Закрыть]. И как же ты собираешься разбогатеть?
– Открою свой магазин или ограблю банк, пойду на панель или подамся в жиголо. Да как угодно! – ответил он почти серьезно. – У меня и план есть.
Он наклонился ко мне и прошептал на ухо такое, от чего я чуть не грохнулась в обморок.
– Да ты что, совсем спятил? Не смей этого делать! – прошипела я с яростью.
Этот придурок собирался ограбить кафе и звал меня в сообщницы. Он приметил, что каждый вечер старик Ян складывает всю дневную выручку в сейф, а относит деньги в банк только раз в месяц. У Паучка был дружок-медвежатник. Он решил и его взять в долю, и с нашей помощью вскрыть сейф, захапать все денежки и смыться. Конечно, это должно выглядеть так, будто ночью в кафе пробрался неизвестный грабитель и обчистил сейф.
Паучок уже и дату назначил: на следующей неделе, во вторник, у него был день рождения. Будто бы случайно мы оба будем работать в вечернюю смену. В честь дня рождения он собирался угостить старика Яна выпивкой. Тот бы вырубился, и все дела.
Услышав этот безумный план, я не на шутку разнервничалась. У меня даже мурашки побежали по спине.
– Очнись, придурок! Брось ты эту затею. Лучше придумай что-нибудь дельное. Погоди-ка, а это часом не Соблазнительница тебя надоумила?
– Тсс… – прошептал Паучок, услышав, что старик Ян закончил свою телефонную перебранку и возвращается в бар. Я прикусила язык, испугавшись, что могу невольно выдать приятеля.
Дверь кафе открылась, и на пороге появился Тиан-Тиан. У меня по телу прокатилась удушливая теплая волна. Он был в серой рубашке, черных вельветовых брюках, в руках книга. Длинноватые волосы растрепаны, близорукие глаза подернуты влагой, сжатые губы чуть изогнуты в улыбке. В общем, более или менее, мой любимый во всей красе.
– Миленок пришел, и… О, как она счастлива, – нараспев и с легкой добродушной издевкой произнес старик Ян с выраженным шанхайским акцентом, с которым обычно исполняют старинные сучжоуские баллады [22] [22]…старинные сучжоуские баллады. – Сучжоу – один из самых древних городов бассейна реки Янцзы, существует более 2500 лет. Находится в провинции Аньхой неподалеку от Шанхая.
[Закрыть]. Вообще-то Ян – добрая душа, хотя и простоват.
Такое приветствие смутило Тиан-Тиана. Я принесла ему капуччино и ободряюще пожала руку.
– У нас еще целых сорок пять минут, – сказал он тихо, глядя на часы. – Я подожду, когда ты закончишь.
***
– Паучок просто свихнулся на мысли о деньгах, – говорила я, яростно жестикулируя из-за обуревающего меня беспокойства. На маленьком круглом столике, за которым мы с Тиан-Тианом на китайской шахматной доске играли в «четыре из пяти», горела одинокая свеча, и на противоположной стене преувеличенные взмахи руки превращались в театр теней.
– Когда умным людям приходит в голову мысль совершить преступление, это похуже укуса бешеной собаки, – развивала я мысль. – Они будут грабить банки с помощью компьютеров, взрывать самолеты и корабли, использовать невидимое секретное оружие для уничтожения людей, даже не остановятся перед тем, чтобы вызвать эпидемию или спровоцировать трагедию. Если в 1999 году действительно наступит конец света, его устроят именно такие безбашенные придурки.
– Ты проиграешь. У меня скоро будет четыре из пяти, – Тиан-Тиан указал на шахматную доску, пытаясь привлечь мое внимание к игре.
– Рассудок – это дар, а безумие – инстинкт. Но пользоваться ими ради наживы непростительно. – Мой полемический задор понемногу угасал. – В итоге гений может натворить больше бед и глупостей, чем полный идиот. Когда мы выходили из «Зеленого стебля», там стояла подозрительная, гробовая тишина. Мне даже было слышно, как я моргаю. Наверное, скоро произойдет убийство или еще что-нибудь ужасное. У меня тревожное предчувствие.
– Тогда увольняйся, сиди дома и пиши, – спокойно сказал Тиан-Тиан.
Слово «дом» звучало в его устах совершенно естественно. Это жилище из трех спален и гостиной, где стоял запах подгнивших фруктов, сигаретных окурков, французских духов и алкоголя, полное книг, музыки и наших безудержных фантазий, крепко держало нас обоих. Его атмосфера окутывала, словно волшебный туман колдовского леса. Сколько ни пытайся разогнать его, – он снова сгущается вокруг. Обжитое нами пространство было более реальным, прочным и осязаемым, чем обычный дом.
Пойдем домой. Настало время проникнуть в суть вещей. Начни писать. Пора вступить на тернистый путь творчества, прихватив мечты и любовь вместо багажа. И пиши, пиши неустанно, безупречную прозу, роман за романом. И пусть в них будет острота и страсть, интригующая завязка, напряженное действие, нарастающая и мощная кульминация и неожиданная долгожданная развязка. Пусть они звучат так, будто самая знаменитая певица мира стоит на вершине Эвереста и во всю мощь своего дивного голоса поет одну из прекраснейших арий на свете.
Будто неведомая сила внушила мне эту мысль. Невидимая рука стремительным росчерком пера написала это у меня перед глазами. Тиан-Тиан заставил меня пообещать, что завтра утром я позвоню старику Яну и уволюсь.
– О'кей, – согласилась я. Уйти с работы, покинуть кого-нибудь, распрощаться с прошлым. Для такой, как я, расставание превратилось в инстинкт, оно давалось мне легко. Мне суждено двигаться по жизни от одной цели к другой, доходить до предела и снова отправляться в путь.
Чтобы польстить моему самолюбию, Тиан-Тиан продолжил:
– Как только я увидел тебя в «Зеленом стебле», сразу понял, что из тебя выйдет настоящая писательница. Ты смотришь прямо в душу, и в том, что ты говоришь, столько подлинного чувства. Ты очень наблюдательна, видишь каждого посетителя насквозь. Я как-то слышал, ты говорила с Паучком об экзистенциализме и магии вуду.
Я нежно обняла Тиан-Тиана. Его слова согревали меня лучше любой ласки, ни одному мужчине до него этого не удавалось. Часто, слушая его завораживающий голос, глядя ему в глаза, любуясь его губами, я испытывала необыкновенный прилив чувственности, который подхватывал меня, словно бурный поток.
– А еще что? Продолжай. Мне нравится слушать тебя, – пробормотала я, целуя его в мочку уха.
– А еще… тебя невозможно провести или вызвать на откровенность. Наверное, у всех одаренных писателей раздвоение личности. То есть, я имею в виду, что они не очень надежные люди.
– Что тебя беспокоит? – озадаченно спросила я, отрывая губы от его уха.
Тиан-Тиан покачал головой.
– Я люблю тебя, – сказал он, легко обняв меня за талию и положив голову мне на плечо. У самой шеи я ощутила прикосновение его трепещущих ресниц. И снова теплая волна неизъяснимой нежности наполнила сердце. Наши руки сплелись, мои – скользнули на его ягодицы, его – легли мне на живот. Так мы и замерли лицом к лицу, глядя друг на друга, как на свое отражение в холодной водной глади зеркала.
***
Позже, когда он заснул, свернувшись калачиком в кровати, я еще долго лежала в задумчивости, обняв и прижавшись к его спине. Все это время его упрямство и уязвимость оставались для меня необъяснимой загадкой. Сама не знаю почему, но я считала, что отвечаю за него, и меня мучила совесть.
***
На самом деле в день рождения Паучка в «Зеленом стебле» не произошло ровным счетом ничего страшного. Не было ни профессионального вора, ни ограбления, ни хитроумного плана – даже пылинки не пропало. Все шло своим обычным чередом. Старик Янь по-прежнему спокойно и беззаботно пересчитывал выручку по вечерам, давал нагоняи персоналу, ругался по телефону и храпел в задней комнате. Сменившая меня официантка оказалась ничуть не хуже, а вскоре после этого Паучок бесследно исчез вместе со всеми своими коварными замыслами в неизвестном направлении.
***
Я всерьез засела за книгу. Ни на что другое просто не хватало времени. Мне приходилось все время подстегивать воображение и ждать, когда из этого мучительного, сводящего с ума безмолвия проступят очертания будущего сюжета и действующих лиц. Тиан-Тиан прислуживал мне, как верный раб, всеми силами пытаясь помочь мне реализовать мой волшебный дар и создать что-то подлинное и стоящее. Это стало смыслом его жизни.
У него появилась новая страсть – ходить за покупками в супермаркет. Подобно родителям, мы добросовестно посещали супермаркеты «Топс», набивая тележку всякой вкусной снедью и разными хозяйственными мелочами. И хотя медики предупреждают, что такие продукты, как шоколад и попкорн, страшно вредны для здоровья, именно они нам и нравились.
Дома я раскладывала перед собой девственно чистые листы бумаги, которым в скором времени предстояло стать рукописью, и иногда, как бы невзначай, поглядывала на себя в маленькое зеркало: проверяла, не проступает ли уже на лице выражение мудрости и знания человеческой природы, отличающее любого настоящего писателя. Тиан-Тиан неслышными шагами ступал по квартире, заботливо наливал мне содовую, готовил фруктовый салат со специальной заправкой, отламывал дольки от плитки шоколада «Дав» и кормил меня ими, чтобы лучше думалось; придирчиво выбирал музыкальные диски, чтобы они будоражили творческую фантазию, но не отвлекали, и регулировал кондиционер. Огромный письменный стол был уставлен блоками сигарет «Майлд Севен», они громоздились друг на друге подобно кирпичной кладке, завален книгами и пачками писчей бумаги. Я совсем не умела пользоваться компьютером и не собиралась учиться.
Я придумала уйму заголовков для будущих книг. По моему замыслу все произведения должны были иметь глубокое содержание и привлекательную, эротичную обложку.
Инстинкт подсказывал, что следует писать о Шанхае на рубеже веков. Об этом жизнелюбивом городе, об окружающей его ауре призрачного счастья, о новом поколении, которое он вскормил, о вульгарной, сентиментальной и таинственной атмосфере, царящей в его переулочках и аллеях. Это уникальный азиатский город. Начиная с тридцатых годов прошлого века в нем сохранялась и развивалась культура, представлявшая собой своеобразный сплав китайской и западной цивилизаций. И сейчас город захлестнула вторая волна, пришедшая с Запада. Описывая Шанхай, Тиан-Тиан как-то употребил слово «постколониальный». Разноязыкая и пестрая толпа посетителей «Зеленого стебля» напоминала мне о временах расцвета старомодных салонов с их изысканной светской болтовней. Но все меняется, и современный Шанхай похож на любой другой многонациональный город.
Написав удачный, с моей точки зрения, абзац, я обычно с чувством и выражением читала его Тиан-Тиану.
– Моя дорогая Коко, ты уловила самую суть. Своим творчеством ты способна создать вымышленный мир, гораздо реальнее того, в котором мы живем. Подожди-ка… – Он схватил мою руку и прижал ее к своей груди, поближе к сердцу. Оно билось под моей ладонью. – Гарантирую, это тебя вдохновит, – добавил он.
Часто Тиан-Тиан ни с того ни с сего покупал мне подарки, как будто ему доставляло удовольствие тратить деньги на красивые, но совершенно бесполезные вещи.
Но мне-то были нужны не подарки, а он сам. Дождусь ли я того дня, когда мы станем близки?
Чем сильнее любовь, тем острее боль плоти.
***
Однажды ночью мне приснился эротический сон. Мне привиделось, что мое обнаженное тело сплелось в какой-то дикий клубок с телом мужчины в темных очках. Наши конечности извивались как щупальца спрута, а золотистые волосы на его теле маняще щекотали кожу, от чего меня бросало в жар. Где-то вдали звучал мой любимый джаз. Потом музыка внезапно оборвалась, и я проснулась.
Воспоминания об этом сне невольно порождали угрызения совести. А затем я вдруг подумала: что занимало Тиан-Тиана в последнее время? Он был больше меня увлечен будущей книгой. Это превратилось у него в навязчивую идею. Возможно, моему творчеству суждено сыграть роль гормонального стимулятора, способного усилить связывающую нас необъяснимую и ущербную любовь? Было ли это добрым знамением, благословением свыше… или наоборот? Кто знает!…
Я не могла избавиться от этих мыслей, потом вдруг повернулась к Тиан-Тиану и заключила его в объятия. Он мгновенно проснулся, увидел следы слез у меня на лице и, не задавая вопросов, не произнося ни единого слова, начал нежно и бережно ласкать мое истомившееся тело. Никто не учил его, но он мог сделать так, что я возносилась к небесам. Не плачь. Не говори о расставании. Я просто хочу улететь с тобой по другую сторону ночи.
Бренность и горечь нашей жизни неизбывны, а от романтических грез не остается и следа.
4 Искуситель
Я из Берлина, и твоя любовь мне принадлежит. Ночь близится, сомкни, любимая, объятия, и воспарим.
Борис Брахт
Мадонна пригласила нас на тематическую вечеринку в стиле ретро под названием «Возвращение авеню Жоффр», которую устраивали на последнем этаже небоскреба на углу улиц Хуайхай и Яньдан. Авеню Жоффр, а ныне улица Хуайхай, была старинным бульваром, символом шанхайского романтического прошлого тридцатых годов. В атмосфере постколониального увлечения былыми нравами, возрождающегося интереса к старинным традиционным одеяниям, ципао [23] [23]Ципао – женское платье, в англоязычных странах эта одежда более известна под названием «чонсам», что означает попросту «длинная рубаха». Высокий стоячий воротничок платья застегивается под самую шею, а рукава могут быть как совсем короткими, так и во всю длину. Свободное по груди, прилегающее по талии, и с двумя разрезами по бокам, платье запахивается на правую сторону и закрепляется специальными застежками-петельками.
[Закрыть], плакатам с изображениями волооких красавиц, рикшам и джазовым оркестрам, то есть ко всем атрибутам прежней вальяжной жизни, снова входящим в моду, этот бульвар бархатной лентой обвивал измученное ностальгией сердце Шанхая.
У Тиан-Тиана было скверное настроение, но он все-таки пошел со мной. Как я уже говорила, мы были неразлучны, тенью следуя друг за другом, как сиамские близнецы.
Я в стилизованном ципао и Тиан-Тиан в традиционной чжуншань [24] [24]Чжуншань, или суньятсеновка – мужской костюм, по внешнему виду напоминающий военный китель и занимавший центральное место в китайской моде на протяжении многих лет. Был излюбленной униформой доктора Сунь Ятсена (более известного в Китае под именем Сунь Чжуншань).
[Закрыть] вошли в кабину лифта. «Подождите, пожалуйста!» – раздался вдруг незнакомый голос. Тиан-Тиан придержал рукой уже закрывающиеся двери лифта, и в кабину, обдав нас ароматной волной одеколона «Си-Кей», скользнул высокий мужчина, судя по внешности, приезжий из Европы.
Откуда-то сверху падал бледный, розоватый свет. Стоя между двумя мужчинами и машинально следя за почти неуловимым мельканием индикатора этажей скоростного лифта, я на мгновение утратила чувство реальности от легкого головокружения. Невольно взглянув на стоящего рядом высокого иностранца, я отметила про себя равнодушно-безразличное и одновременно чувственное выражение его лица, выдававшее опытного плейбоя.
Двери лифта неслышно разошлись в стороны, и меня оглушил шум, крепкий запах табака и человеческих тел. Высокий незнакомец улыбкой дал понять, что пропускает меня вперед. Мы с Тиан-Тианом миновали прикрепленную к стене пластмассовую вывеску «Авеню Жоффр» и, отодвинув тяжелую бархатную портьеру, вошли в зал. Нашему взору предстало море лиц. Гости танцевали под декадентскую музыку прошлых лет.
Мадонна шла нам навстречу, излучая радость, словно электрическая лампочка в тысячу ватт. Ее подвижное, необычайно оживленное лицо напоминало фосфоресцирующее глубоководное существо.
– Дорогие мои, ну наконец-то! О боже, Марк, как дела? – Она непроизвольно приняла кокетливую, сексуальную позу, обращаясь к шедшему за нами незнакомцу. – Поди-ка сюда. Я хочу тебя кое с кем познакомить. Это Марк, из Берлина. А это мои друзья Тиан-Тиан и Коко. Между прочим, Коко у нас писательница.
Марк вежливо протянул руку: «Привет». Прикосновение теплой, сухой ладони было приятным. Тиан-Тиан уже отошел от нас и курил, усевшись на софе и рассеянно уставившись в пустоту.
Мадонна пришла в полный восторг от моего черного атласного ципао (сделанного вручную на одной из шелкопрядильных фабрик в Сучжоу, правда с несколько претенциозной вышивкой на груди в виде огромного розового пиона). Она похвалила, назвав ку – «крутым», и старинный костюм Марка западного покроя с плотным облегающим шею воротником и тремя петлицами. По словам Марка, он купил этот костюм по баснословной цене у наследника какого-то шанхайского капиталиста. И хотя костюм был немного поношен, все же имел весьма аристократичный вид.
Подошли другие гости.
– Это мой приятель Ай Дик. А это Номер Пять и Сиси, – быстро представила их Мадонна.
Длинноволосому парню по имени Ай Дик на вид нельзя было дать и восемнадцати. Однако он уже стал настоящей знаменитостью в Шанхае, прославившись своими авангардистскими работами. У него и в самом деле есть недурные карикатуры. Именно его талант изначально и привлек Мадонну. Должно быть, его неординарная, чуть блеклая и детская манера письма пробудила в ней материнский инстинкт.
Номер Пять – походил на ходячую рухлядь. Он и его вырядившаяся в мужскую одежду подружка Сиси – оба в пиджаках и галстуках – были весьма странной и колоритной парочкой.
Марк пытливо посмотрел в мою сторону и, чуть помедлив, подошел.
– Может, потанцуем? – предложил он.
Я оглянулась туда, где на софе, стоящей в углу, расположился Тиан-Тиан. Он сидел, опустив голову. В руках – маленький пластиковый пакетик с несколькими унциями марихуаны. Перед очередным приступом хандры он всегда до отупения пичкал себя марихуаной.
– Ладно, – вздохнула я.
Со старомодной виниловой пластинки в игральном автомате, сквозь шуршание и потрескивание, доносился чудный золотой голос Чжоу Сюань [25] [25]Чжоу Сюань (Zhou Xuan, настоящее имя Su Pu, 1918 – 1957) – китайская певица. Начала артистическую карьеру в 1937 году, снявшись в фильме «Улица ангелов», в котором исполнила две песни. Записала более 200 песен и снялась более чем в 30 кинофильмах. Из-за пережитых семейных проблем и несчастной любви тяжело заболела и с 1951 года перестала петь.
[Закрыть], исполнявшей «Времена года». Ее пение неожиданно растрогало меня до глубины души. Марк двигался, полуприкрыв глаза, и, казалась, наслаждался танцем. Краем глаза я видела фигуру Тиан-Тиана, свернувшегося калачиком на обширной софе и тоже устало прикрывшего глаза. От красного вина и косячка всегда развозит. Я была уверена, что Тиан-Тиан уже заснул. Он почему-то быстрее засыпал среди людского многоголосья и призрачных теней.
– Ты где-то витаешь, – неожиданно произнес Марк по-английски, но с заметным немецким акцентом.
– Неужели? – рассеянно ответила я.
Его глаза блестели в темноте, как у притаившегося в чаще хищника, излучая невероятно притягательную энергию, которая шла откуда-то из глубины его существа мощным потоком и фокусировалась в них, словно в линзе. Типичный взгляд белого мужчины. Он удивительным и странным образом действовал на меня.
Костюм Марка был безупречно отутюжен, опрятен и элегантен, волосы обильно напомажены, и выглядел он как сложенный, новехонький зонт.
– Я смотрю на моего приятеля, – сказала я.
– Похоже, он прикорнул, – слегка улыбнулся Марк. Его улыбка пробудила мое любопытство.
– Тебе кажется это забавным? – поинтересовалась я, употребив вместо «забавный» французское слово.
– Ты перфекционистка [26] [26]Перфекционист (от лат. perfectus – абсолютное совершенство) – человек, стремящийся во всем к совершенству, предъявляющий повышенные требования к себе и другим.
[Закрыть]? – он неожиданно сменил тему.
– Понятия не имею. Я не всегда сама себя понимаю. А почему ты спросил?
– Твоя манера танцевать наводит на эти мысли, – ответил Марк. Он производил впечатление чувствительного, но уверенного в себе и самодовольного человека. На его лице промелькнула улыбка, больше напоминающая ухмылку.
Заиграли джаз, и мы стали танцевать фокстрот. Все вокруг погрузилось в неоклассический, подернутый зыбким сине-фиолетовым туманом мир, сотканный из атласа, шелка и миткаля. Я без устали кружилась в этом водовороте счастья и беззаботности.
Когда музыка смолкла и все разошлись, включая Марка, на софе никого не оказалось. Тиан-Тиана нигде не было видно. Мадонна тоже куда-то испарилась. На мой недоуменный вопрос Номер Пять сообщил, что Мадонна и Ай Дик только что уехали, а Тиан-Тиана он видел на софе буквально минуту тому назад.
Вскоре появился Марк, который принес, мягко говоря, не самую плохую новость на свете. Оказалось, что Тиан-Тиан рухнул в мужском туалете прямо рядом с писсуаром, но, к счастью, не порезался и не сблевнул. Он, должно быть, заснул на ходу. Марк помог мне дотащить его до выхода и вынести на улицу, а затем поймал такси.
– Поеду вместе с тобой, – решил он. – Тебе одной все равно не справиться.
Я взглянула на Тиан-Тиана. Он вырубился напрочь. Несмотря на хрупкое телосложение, в бессознательном состоянии он весил как упитанный молодой слоненок.
Было два часа ночи. Такси мчалось по пустынным городским улицам. За окном мелькали небоскребы, витрины магазинов, неоновые вывески, рекламные щиты, одинокие фигуры загулявших прохожих. В этом городе, который никогда не смыкает глаз, всегда происходит что-нибудь таинственное.
Сильный запах алкоголя, накатывавший на меня волнами, чередовался со стойким ароматом одеколона «Си-Кей», который настырно проникал в легкие. Я была опустошена. Из двух сидевших рядом со мной мужчин один был в полной отключке, другой упорно молчал. В этой напряженной тишине я лишь замечала промельк теней за окном и чувствовала пристальный, исподволь изучающий меня взгляд.
Машина подъехала к дому. Мы с Марком перетащили Тиан-Тиана по лестнице к нам в квартиру, положили на кровать, и я накрыла его одеялом.
Марк ткнул пальцем в письменный стол:
– Значит, здесь ты и работаешь?
Я утвердительно кивнула.
– Совсем не умею пользоваться компьютером. К тому же, говорят, от него бывает рак кожи. Я слышала, компьютеры превращают людей в одержимых и неуравновешенных пессимистов, боящихся выходить из дома. Во всяком случае…
Я вдруг осознала, что Марк приближается ко мне, а с лица у него по-прежнему не сходит эта самоуверенная чувственная улыбка.
– Было очень приятно с тобой познакомиться. Надеюсь, еще увидимся. – Он слегка, на французский манер чмокнул меня в обе щеки, пожелал доброй ночи и уехал.
У меня в руке осталась его визитная карточка. Там были указаны адрес и телефон его фирмы – какой-то международной, принадлежащей немцам, инвестиционной компании с офисом на улице Хуашань.
