Текст книги "Крошка из Шанхая"
Автор книги: Вэй Хой
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Вслед за Мадонной и Ай Диком пришел Паучок в сопровождении лаовай – иностранного студента из университета Фудань. Сначала обняв Тиан-Тиана, Паучок заключил меня в объятия и расцеловал как безумный. Потом представил нам своего спутника:
– Это Иша, он из Сербии.
Услышав это, я навострила ушки. У приятеля Паучка был печальный вид, но он учтиво поцеловал мне руку и сказал, что я пользуюсь большой известностью в университете и что многие студентки, прочитавшие мои рассказы, тоже мечтают стать писательницами.
– Я тоже читал ваш «Вскрик бабочки», – сказал он.
Его слова и грустное выражение лица, пронизанное горечью за трагическую судьбу близких и своей родины, бесконечно тронули меня. Мне вдруг стало тревожно: что, если, узнав янки в одном из гостей, он рассвирепеет и полезет в драку? Ведь американцы сбросили на Югославию тысячи тонн боеприпасов, сровняв с землей множество домов и погубив беззащитных женщин и детей. На его месте я бы набила морду первому же попавшемуся мне американцу!
– Пожалуйста, располагайтесь, – сказал Тиан-Тиан, сопровождая приглашение радушным жестом. – Выпивки и закуски у нас вдоволь, только постарайтесь не сразу бить посуду и бутылки!
Паучок присвистнул:
– Нужно было взять пластмассовую посуду, ничего бы и не билось!
Затем прибыл Крестный отец в компании друзей. Каждый держал по розе. Из карманов они достали листки бумаги со старыми стихотворениями, опубликованными в университетском сборнике четырехлетней давности под названием «Поэтическая нива». Все торжественно прочли по одному стихотворению. Я представила гостей Тиан-Тиану. Мне всегда легко дается светская церемония представления. Эта способность сродни умению смешивать коктейли или бегать с одной кинопремьеры на другую.
Позже всех появился Летун в сопровождении нескольких ослепительных манекенщиц. Эти молодые и соблазнительные красотки были завсегдатаями вечеринок, коктейлей, телешоу и прочих светских тусовок; всегда на виду у мужчин, но недоступные простому смертному с улицы, роскошные и загадочные, словно золотые рыбки в аквариуме.
Волосы у Летуна переливались всеми цветами радуги, как павлиний хвост. На нем были элегантные очки в черной оправе (хотя зрение у него отменное), фирменная футболка от D amp;G, обтягивающие брюки в черно-белую клетку. Поверх брюк бедра были обернуты куском темно-красного миткаля из Таиланда наподобие юбки, только сексуальнее. Мы обнялись и поцеловались – наши губы сошлись в сочном и звучно чмокнувшем поцелуе. Тиан-Тиан наблюдал за нами издали, потягивая выпивку. Он испытывал необъяснимый страх перед бисексуалами и геями, но не шарахался от гетеросексуалов и лесбиянок.
Монотонную и неспешную, как жужжание пчелы, беседу сопровождала мелодичная электронная музыка. С бокалами в руках, гости рассматривали развешанные на стенах картины Тиан-Тиана в приглушенном вкрадчивом свете. А Летун любовался ими с преувеличенно оживленными ужимками, словно еще минута, и он зайдется в оргазме у всех на виду.
– Я уже почти влюбился в твоего дружка, – томно прошептал он мне на ухо.
Я постучала серебряной ложечкой о край бокала и официально объявила тематический вечер «1 + 1 + 1» открытым. По условиям его проведения каждому из присутствующих полагалось преподнести розу тому из гостей, кого он считает самым привлекательным (независимо от пола), и продекламировать стихотворение в честь самого умного из пришедших. А в конце, по числу врученных роз и посвященных стихов, мы выберем победителя и по красоте, и по уму. По желанию, каждый из приглашенных мог предложить себя предмету своего восхищения (независимо от пола). Правда, этот этап можно было отложить на потом. Квартирка у нас с Тиан-Тианом была достаточно просторная, но в мои планы совсем не входило устраивать здесь разнузданную оргию.
Меня оглушил шквал возмущенных криков, свиста, улюлюканья, топота и звона разбитой вдребезги посуды. Обезумевшая от ужаса Пушинка сиганула с балкона вниз. Одна из спутниц Летуна истерично завопила:
– О, господи, она же разобьется!
– Ничего подобного, – спокойно сказала я, смерив ее хладнокровным взглядом. Ну, не нравятся мне красотки, поднимающие визг по любому поводу. С моей точки зрения, это бездарное сотрясение воздуха и ничего больше! – Она просто спустится по водосточной трубе и пойдет погуляет.
– А твоя кошечка – пикантная штучка! – хихикнул Летун. Он явно получал удовольствие от всей этой бурной сцены, воплей и неразберихи. Типичный представитель нового поколения, без устали рыскающий в поисках острых ощущений.
– И как это тебе пришло в голову придумать такие идиотские правила? – поинтересовался Паучок, ехидно ухмыляясь. За каждым ухом у него торчало по белоснежной сигарете, и он был похож на молодого плотника из строительной бригады.
– А как быть, если я захочу предложить себя тебе? – проказливо полюбопытствовала Мадонна, с кокетливым прищуром глядя на меня.
– А почему бы не попробовать? – ответила я, одарив ее провокационной улыбкой.
От вина, курева и электронной музыки иногда становишься таким радостным и беззаботным!
– А что если мне придет в голову посвятить стихотворение и предложить себя твоему дружку? – задал очередной вопрос Летун с обворожительным кокетством, чувственно прикусив губу.
– У меня есть право отказать тебе, – спокойно пояснил Тиан-Тиан.
– Вот именно. Все отношения такого рода должны быть основаны только на обоюдном согласии. А вот отказываться от розы или стихов, которые вам посвящают, нельзя! – Улыбнулась я. – Здесь совершенно безопасно, почти как в раю. Так что можете расслабиться и наслаждаться жизнью! Итак, с чего начнем? Мадонна, дорогая, давай ты.
Мадонна, как всегда прятавшая глаза за темными очками, скинула ботинки и босая вышла на середину комнаты. Она взяла одну розу из вазы и торжественно произнесла:
– Я хочу преподнести эту розу моему прекрасному Тиан-Тиану, а стихотворение посвятить милой Коко. Что же касается меня, то я еще не приняла окончательного решения. Ведь я только что начала пить. Откуда мне знать, как все обернется и в чьей постели я окажусь наутро? – хихикнула она.
Она бросила розу на колени Тиан-Тиану, сидевшему на полу, потом передвинула очки на лоб, достала из сумочки листок бумаги, изящно опустилась на одно колено и, обращаясь к Тиан-Тиану с чувством и театральной проникновенностью, продекламировала:
– Увы, все это не твое, / и не касайся поцелуем / и не тревожь покой!
Она закончила, заслужив бурные аплодисменты присутствующих. А я послала ей воздушный поцелуй в знак благодарности.
Затем настала очередь Джонсона. Он подарил розу моей кузине Чжуше, с его точки зрения самой прелестной из присутствующих женщин. А стихотворение посвятил самой умной из дам, Мадонне. Оно было коротким, но выразительным:
– Душа моя / отправимся вдвоем в далекие края / туда, где среди вечных льдов нас ожидают добрые пингвины, / и вместе разопьем там счастья чашу.
Он сказал, что тоже еще не решил, с кем проведет эту ночь.
– Тебе что, приглянулась миз [107] [107]Миз – обращение к женщине в англоязычных странах, когда не хотят подчеркивать, замужем она или нет. – Е.К.
[Закрыть] Чжу? – спросила у него Мадонна. – У китайцев есть поговорка «Прекрасна лишь любимая». Если ты счел ее самой прекрасной, значит, ты влюбился!
Джонсон зарделся от смущения.
Чжуша и Ай Дик, невзирая на бесшабашность окружающих, безмятежно ворковали, усевшись на уголок софы с бокалами в руках. Своей манерой держаться и поведением они разительно, как лед от пламени, отличались от фонтанирующей энергией Мадонны.
– Нет проблем! Ты – свободный гражданин Америки и можешь любить кого захочешь, – надувшись пробубнила Мадонна.
При этих словах Ай Дик не удержался от смеха. Он заключил Чжушу в объятия и произнес:
– Дорогая, как чудесно, что ты всем нравишься. Ты и впрямь настоящее сокровище!
– Пожалуйста, обойдемся сегодня без ревности и колкостей! – призвала я. – Это всего лишь игра. Поэтому давайте веселиться!
– Согласен, – сказал Летун и, улучив момент, тихонько подкрался ко мне, обнял за талию и томно положил голову на плечо. Тиан-Тиан старательно не замечал его проделок, сосредоточенно сдувая пушистый пепел с кончика сигары.
Я потрепала Летуна по уху:
– Твоя очередь, проказник!
– Я дарю эту розу прекраснейшему из существ – самому себе, посвящаю стихотворение умнейшей Коко, а отдамся тому, кто мне приглянется, все равно, мужчине или женщине, – пропел Летун, с довольным видом крутясь перед зеркалом и поправляя красочный саронг у себя на бедрах.
– Пожалуй, я сегодня выгляжу просто очаровательно! – добавил он.
– Мы тоже так считаем, – в унисон вторили ему его спутницы. Они окружили Летуна, повисли на нем, обвив руками, как клубок полуженщин-полузмей, извивающихся вокруг вожделенного спелого яблока.
– Мне никто не подарил розы. Чтобы не потерять лицо, я лучше сам себе ее подарю, – с этими словами, зажав стебель розы в зубах, Летун распростер руки в стороны, словно крылья, и покачивался в такт музыке, будто собирался взмыть вверх. Вид у него был странный и трогательно-беззащитный, но развевающиеся полы саронга придавали его красоте нечто пагубно-демоническое.
– Я тоже хочу преподнести тебе розу, потому что считаю тебя самым прекрасным, – неожиданно бойко по-китайски сказал серб Иша. – А стихотворение я посвящаю моему лучшему другу Паучку, у которого самый высокий интеллектуальный коэффициент из всех моих знакомых. Что до меня, то я хочу предложить себя тому, кого назвал самым красивым.
При этих словах глаза всех присутствующих устремились на Ишу, словно на пришельца из космоса. У белокурого американца невольно вырвался нервный смешок. Иша стремительно сорвался с места и навис над Джонсоном:
– Тебе смешно, да?
– Извини, – ответил тот, не в силах погасить улыбку. – Это получилось само собой.
– Точно так же, как самолеты твоей страны сами собой летают над нашими городами и сбрасывают на нас бомбы? Точно так же, как ваши солдаты сметают все на своем пути, убивая тысячи невинных жителей? Бесстыдная ложь! Дерьмовые американцы! – кричал он в исступлении. – Как подумаю о вас, блевать хочется! Всюду лезете не в свое дело, суете нос, куда не просят! Наглая и алчная свора! Вульгарные, тупые и примитивные, самодовольные до одурения! Плюнуть бы вам всем в морду, гады ползучие!
Джонсон проворно встал с кушетки.
– Какого черта ты на меня накинулся? Какое, мать твою, я имею отношение к этим гребаным бомбардировкам? Чего ты ко мне-то привязался?
– Потому что ты хренов американец!
– Да, ладно вам, перестаньте, – примирительно сказал Паучок, пытаясь разнять их. – Вы, ребята, просто перебрали лишнего.
Сидевший в окружении волооких красоток-моделей Крестный отец даже бровью не повел и невозмутимо продолжал забавлять своих обожательниц карточными фокусами. Правда, время от времени все они бросали любопытные взгляда на двух сцепившихся между собой красных, как рак, лаовай. С точки зрения этики, они, безусловно, были на стороне серба. Но эстетические соображения склоняли их симпатии на сторону похожего на Ди Каприо американца.
– Если вам не слабо, то попробуйте силой доказать свою правоту, – хихикая, подзуживала Мадонна. Единственное, что она не выносила, – скуку и безмятежное спокойствие. Летун подошел поближе и схватил Ишу за руку. Ведь, в конце концов, свара началась из-за того, что Иша признался в своей симпатии к нему. Это растрогало Летуна.
– Почему бы вам обоим не принять холодный душ, – без тени сарказма предложил Тиан-Тиан.
Его слова не были издевкой, они шли от души, были продиктованы добротой и простотой натуры. Он искренне полагал, что омовение улучшает самочувствие, помогает решать проблемы. Для него ванная была спасительным убежищем, как материнское чрево. Искупавшись в чистой прозрачной воде можно смыть с себя всю грязь внешнего мира, избавиться от засевшего в мозгу гула рок-н-ролла, от царящего вокруг насилия и жестокости, от забот и боли.
Итак, международный инцидент был исчерпан, и вечер продолжился. Тиан-Тиан подарил розу, посвятил стихотворение и всего себя мне, а я сделала то же самое по отношению к нему.
– Ну, ни дать ни взять воркующие голубки, преданные друг другу до гроба, – саркастически усмехнулась Мадонна. – Самим-то не тошно?
Тиан-Тиан слабо улыбнулся.
– Прости, мы не хотели выставлять наши чувства напоказ всем на зависть.
Я не могла избавиться от угрызений совести. И Мадонна, и Чжуша были в курсе моей связи с Марком. Но как мне признаться в этом Тиан-Тиану? Благодаря удивительной духовной близости и гармонии между нами, Тиан-Тиану удавалось затронуть те струны моей души, которые были недоступны Марку. Эти двое мужчин были совершенно разными, и каждый будил в моем теле неповторимые, ни на что не похожие чувства. Не думаю, что я поступала слишком эгоистично и самовлюбленно, но признаюсь, мне трудно было сохранять самообладание в такой ситуации, и я постоянно подыскивала оправдания своему поведению.
***
Помню, как-то в разговоре с Чжушей я обронила:
– Никак не могу себе этого простить!
А она ответила:
– Вообще-то ты уже давно себя простила.
Верно.
***
Чжуша и Ай Дик обменялись друг с другом и розами, и стихами, и признаниями в любви. Паучок, Крестный отец и двое его друзей посвятили свои стихи мне. (Таким образом, я была признана самой умной женщиной на вечеринке. Среди прозвучавших в мою честь стихов были такие строки: «Твоя улыбка возрождает к жизни, / она как бесценный дар…», что было весьма лестно. Еще в одном стихотворении говорилось: «Ты словно закаленная броня, / а не живое существо из плоти…», что, на мой взгляд, звучало унизительно. А еще одно было таким: «Она смеется и плачет, она реальна и эфемерна», что, с моей точки зрения, вполне соответствовало действительности.) Из четырех мужчин, отдавших цветы спутницам Летуна, трое были выпускниками университета Фудань, а еще один – выпускником только наполовину. Последним, разумеется, был недоучившийся там Паучок. Бывшие студенты и красотки-манекенщицы кокетливо переглядывались и вовсю флиртовали. Хорошо, что в гостиной была не только софа, но еще кровать и мягкий ковер, где им, в крайнем случае, совсем не будет тесно.
Пока Ай Дик внимательным взглядом художника рассматривал картины Тиан-Тиана, мы с Чжушей разговорились, уплетая клубнику из одной тарелки.
– Ты недавно виделась с Марком? – поинтересовалась она, не поднимая глаз.
– Угу, – ответила я, покачивая ногами в такт джазовой мелодии, которую только что поставил Тиан-Тиан.
В комнате царил полный хаос Все присутствующие так расчувствовались и разомлели, что, казалось, вот-вот растают. Глаза округлились, утратили осмысленное выражение, стали похожи на желток, готовый в любую секунду растечься липкой лужицей. Каждый веселился в свое удовольствие.
– А почему ты спрашиваешь? – я повернулась в ее сторону.
– На работе ходят упорные слухи, что он очень скоро уедет из Китая и вернется в главный офис компании.
– Правда? – я старалась сохранять безразличный вид. Но проглоченная клубника комом застряла в горле от внезапно подступившего спазма.
– Судя по всему, его повысили, потому что он отлично справлялся здесь. Поэтому в Берлине его скоро назначат на одну из руководящих должностей.
– Что же, вполне возможно, – согласилась я, встала с кушетки и, отшвырнув журнал и красную атласную подушку, вышла на балкон.
– Постарайся не думать об этом, – вполголоса посоветовала Чжуша.
– Сколько звезд! Красотища! – воскликнула я, высоко задрав голову и глядя на небо.
В темном, бездонно-холодном небе звезды висели раскаленными осколками, разлетевшимися во все стороны после взрыва. С каждого сочилась серебристая кровь. Если бы у меня были крылья, я взмыла бы ввысь и расцеловала каждую звездочку. Ту же острую боль и последующее раскрепощение я ощущала каждый раз, когда тело Марка касалось моего. Когда-то я старательно внушала себе, что женщина способна отделить телесное влечение от сердечного. Ведь мужчины могут, так почему бы и женщине не поступать так? Но в действительности получилось, что я все больше и больше думала о Марке и о тех ужасных и одновременно волшебных моментах, которые пережила с ним.
Чжуша и Ай Дик попрощались и собрались уходить. Однако перед уходом Чжуша сочла своим долгом подойти к Джонсону и поблагодарить его за проявленное внимание и за розу. У Джонсона вид был не из веселых. Сначала они повздорили с сербом, а вот теперь уходила эта прелестная девушка.
Вечеринка постепенно выходила из-под контроля, превращаясь в бедлам. В три часа утра Летун с сербом уехали в отель «Цзиньцзян», где остановился стилист. Паучок, Крестный отец и двое его друзей по университету развлекались с манекенщицами в гостиной. Тиан-Тиан, Мадонна и я улеглись спать на огромной кровати в нашей спальне, а Джонсон прикорнул на софе.
В пять утра я внезапно проснулась от резких звуков, словно где-то рядом шла потасовка. Из-за двери доносились громкие стоны и крики, похожие на ночное уханье совы. Мадонна удрала с нашей кровати и теперь обвивалась вокруг Джонсона, словно стройная и белая змея. Занимаясь любовью, она даже не бросила сигарету, а по-прежнему держала ее в руке и время от времени затягивалась.
Я наблюдала за этой сценой каких-то несколько мгновений, думая о том, что Мадонна все-таки была настоящей чертовкой. В этот момент она переменила позу, заметила меня и жестом пригласила присоединяться.
Неожиданно пробудившийся Тиан-Тиан крепко обнял меня. В комнате было душно, висел тяжелый запах адреналина, табака, спиртного, от которого бы даже мухи передохли.
Из стереосистемы неслись нескончаемые звуки песни «Зеленый огонек». Всем было не до сна. Мы с Тиан-Тианом поцеловались и обнялись, словно в последний день нашей жизни. После того как издаваемые Мадонной и Джонсоном стоны и вздохи затихли, мы так и заснули, не разжимая объятий.
На следующее утро в квартире не осталось ни гостей, ни даже их тени. На столе ни одной записки. Все словно испарились в никуда. Повсюду на полу и на столе валялись объедки угощения, окурки, пустые облатки из-под таблеток, замызганные бумажные полотенца, чей-то вонючий носок и пара черных трусиков. Отвратительное зрелище!
И поскольку во время вечеринки мое мрачное настроение совершенно улетучилось, возврат прежнего уныния был неизбежен. Я выбросила скопившийся мусор, прибралась в комнате и приготовилась начать жизнь сначала.
Внезапно я осознала – и приняла это как должное, – что снова могу писать. Слава богу, ко мне вернулась эта неуловимая, но всепоглощающая способность манипулировать словами!
Я целиком сосредоточилась на работе, торопясь закончить роман. Тиан-Тиан, как обычно, сидел в соседней комнате, время от времени навещал Мадонну, где играл в так полюбившиеся ему компьютерные игры или носился по городу на ее машине. В кухне опять воцарился прежний беспорядок. Мы перестали вместе придумывать всякие оригинальные рецепты и готовить пробные блюда. В нашу квартиру снова зачастил рассыльный из «Крошки из Сычуаня». Правда, это был уже другой парнишка. Дин уволился. Я думала, уж не начал ли он писать, но когда спросила об этом, официант не мог ответить ничего определенного.
27 Хаос
Внезапно позвонили из дома. Мать сломала ногу. Из-за перебоев с электричеством в здании не работал лифт, и она поскользнулась на лестнице. Эта новость сначала ошеломила меня, но затем я быстро собралась, схватила такси и помчалась туда. Отец читал лекции в университете, по дому суетилась горничная. Кроме нее никого не было видно, и квартира казалась удручающе пустынной и тихой. Тишина была такой пронзительной, что звенело в ушах и кружилась голова.
Мать лежала на кровати, закрыв глаза. Ее бледное, как алебастр, изможденное лицо сверкало, как полированная мебель, стоявшая вокруг. Левое колено было в гипсе. Я постаралась подойти как можно тише и присела в кресло у кровати. Она открыла глаза.
– Вот и ты, – сказала она просто.
– Тебе больно? – спросила я.
Она протянула руку и погладила меня по пальцам. Яркий маникюр на ногтях облез, отчего руки казались непривычно чужими.
Она вздохнула и поинтересовалась:
– Как продвигается твой роман?
– Да так себе… Пишу каждый день понемногу, но не уверена, что кому-то будет интересно его читать.
– Поскольку ты твердо решила стать писательницей, не стоит думать о таких вещах.
Впервые за все время она заговорила о моей работе. Я молча смотрела на нее. Мне страшно хотелось наклониться и крепко обнять ее, сказать, как сильно я ее люблю, как мне нужна ее поддержка, чтобы не пасть духом.
– Может, съешь чего-нибудь? – предложила я, не отважившись на объятие.
Она отрицательно покачала головой.
– А у твоего друга все в порядке? Она ничего не знала о том, что Тиан-Тиан лечился в центре для наркоманов.
– Он нарисовал множество иллюстраций, просто превосходных. Возможно, я вставлю их в свою книгу.
– Ты не переберешься сюда ненадолго? Всего на недельку?
Я улыбнулась в ответ.
– Конечно, ведь моя кровать еще на месте?
Горничная помогла привести мою старую комнату в рядок. С тех пор, как Чжуша переехала в отремонтированную квартиру, там больше никто не жил. На книжной полке скопился толстый слой пыли, а на самом верху по-прежнему восседал мохнатый игрушечный орангутанг. Когда в окно заглянуло заходящее солнце, комнату пронизали лучи мягкого и теплого света.
***
Я ненадолго прилегла на кровать, и мне приснился сон. Будто я еду куда-то по улице на старом, еще школьном, велосипеде, а мне навстречу попадаются знакомые лица. Неожиданно рядом со мной останавливается черный пикап и оттуда выскакивают несколько мужчин в масках. Главарь банды машет им рукой, не выпуская розового мобильника, жестом показывая, чтобы они затащили и меня, и велосипед в машину. Мне светят фонариками прямо в глаза и выпытывают секретные сведения о местонахождении какого-то важного лица.
– Где генерал, говори! – Они пристально смотрят мне в лицо и снова выкрикивают: – Давай, колись! Где генерал?
– Я не знаю!
– Не лги! Посмотри хорошенько на кольцо у тебя на пальце. Как может женщина не знать, где скрывается ее муж? – Я в полной растерянности смотрю на левую руку. И действительно, у меня на безымянном пальце сверкает красивое кольцо с огромным бриллиантом.
– Но я и правда ничего не знаю, хоть убейте! – в отчаянии кричу я.
***
Когда я проснулась, отец был уже дома. У меня в комнате по-прежнему было тихо, но я поняла, что он вернулся и что время близилось к ужину по едва уловимому тонкому аромату сигары, проникавшему в спальню с балкона.
Я встала, вышла на балкон и поздоровалась с отцом. Он уже переоделся в домашний костюм. Было видно его небольшое брюшко и уже поредевшие седые волосы, взъерошенные ветром. Он молча смотрел на меня, а потом спросил:
– Выспалась?
Я утвердительно кивнула, улыбнулась:
– Я отдохнула, поднабралась сил, так что хоть сейчас в горы, охотиться на тигра.
– Ну и отлично. Пора ужинать. – Он положил мне руку на плечо, и мы вошли в гостиную.
Маму уже усадили за стол в удобное кресло с бархатной подушкой. От сервированных блюд шел аппетитный запах, в носу защекотало от пряных ароматов.
Вечером мы с отцом сыграли в шахматы. Мать лежала на кровати и наблюдала за нами. Мы рассеянно болтали о разных вещах, пока разговор не зашел об одном из самых значительных событий в жизни любого человека – о браке. Не желая общаться на эту щекотливую тему, я быстренько сложила шахматные фигуры в коробку, искупалась и легла спать.
Лежа в постели, я позвонила Тиан-Тиану и во всех подробностях описала ему свой сон, спросив, что все это значит. Он ответил, что в глубине души я неосознанно предчувствую успех своего романа, но что поддаюсь обычному, свойственному человеческой природе, страху.
– Неужели? – скептически заметила я.
– Об этом лучше поговорить с Дэвидом У, – посоветовал Тиан-Тиан.
Неделя пролетела очень быстро. Большую часть времени я проводила с матерью, смотря с ней телевизор, играя в карты и с удовольствием уплетая домашнюю вкуснятину, по которой стосковалась: суп из зеленой фасоли и корней лотоса, пудинг с ямсом и кунжутом, оладья из протертой репы. Вечером накануне отъезда ко мне зашел отец, чтобы поговорить по душам.
– Помнишь, как в детстве ты часто убегала и бродила по городу одна? И, в конце концов, заблудилась. По большому счету, ты всегда была девушкой, которая сбивается с пути, – сказал он.
Я курила, сидя в кресле-качалке.
– Верно. И у меня мало что изменилось.
– Другими словами, ты ведешь себя слишком рискованно и постоянно надеешься на чудо. Конечно, это не смертельные ошибки… Но в жизни все порой не так просто, как кажется. Для матери и для меня ты всегда останешься нашей дорогой невинной девочкой…
– Но ведь… – я попыталась возразить, однако он жестом велел мне замолчать.
– Мы никогда не пытались останавливать тебя и не запрещали делать то, что тебе хотелось. Мы просто не могли поступать иначе… Но тебе следует помнить одну очень важную вещь. Что бы ты ни совершала, ты должна быть готова взять на себя ответственность за последствия собственных поступков. Вот ты всегда рассуждаешь о свободе личности по Сартру, но ведь любая свобода все равно ограничена определенными рамками или условиями.
– Согласна, – я выдохнула колечко сизого дыма. В открытое окно кабинета задувал свежий ветерок, доносивший до меня слабый аромат стоящей в вазе лилии.
– Родители всегда понимают своих детей. Никогда не следует пренебрежительно думать о старших как о старомодных людях.
– А я и не думаю, – не совсем искренне ответила я.
– Ты слишком эмоциональна. Если у тебя плохое настроение, ты все видишь в мрачном свете. Если ты рада, то тебе море по колено.
– Но, честно говоря, это мое естественное состояние.
– Одно из условий, которое необходимо соблюдать, если хочешь стать настоящим писателем, заключается в следующем: нужно отбросить тщеславие и научиться быть независимой в этой ненадежной профессии, где многое решает случай. Не обольщайся успехом, не довольствуйся в жизни только творчеством. Прежде всего ты человек и женщина и лишь затем – писательница.
– Вот именно поэтому я хожу на танцы в сандалиях и платьях на бретельках, посещаю психоаналитика, читаю хорошие книги, ем полезные для здоровья фрукты, богатые витаминами А и С, принимаю кальций в таблетках и вообще изо всех сил стараюсь вести себя как умная и совершенно исключительная женщина, – попробовала успокоить его я и добавила: – Обещаю, что скоро зайду навестить тебя и маму.
***
Конни пригласила нас с Тиан-Тианом на ужин, чтобы показать уже почти отделанный ресторан. Мы ели на балконе за столом из дерева и ротанга. Солнце уже зашло, но было еще светло. Во дворе шумели тополя, их ветки с густой листвой мерно покачивались прямо у нас над головой. По широкой мраморной лестнице, ведущей на балкон, проворно сновали недавно нанятые молодые официанты в новеньких, с иголочки, черно-белых униформах, подавая заказанные блюда.
Несмотря на явную усталость, Конни, как всегда, была безупречно накрашена. В руке ода держала гаванскую сигару, кончик которой по ее поручению только что срезал один из молодых официантов. Ей хотелось посмотреть, умеет ли он управляться с дорогими сигарами.
– Я нанимаю только молодых официантов, которые раньше еще нигде не работали и не успели набраться всяких дурных привычек, – пояснила она нам. – Таких можно всему научить с нуля.
Хуан был в отъезде. Он отправился в Испанию за целой бригадой испанских поваров. Они с Конни планировали открыть ресторан в начале сентября.
По ее просьбе я захватила с собой часть рукописи и несколько иллюстраций. Попыхивая сигарой, она с интересом рассматривала рисунки Тиан-Тиана и не скрывала своего восхищения.
– Надо же, какие дивные краски и какой тонкий рисунок. У Тиан-Тиана художественный талант с самого детства. Сынок, мама очень довольна твоими работами!
Тиан-Тиан промолчал, поглощенный едой. Ему как раз подали треску, запеченную в пергаментной бумаге. Бумага была слегка надрезана, и от блюда поднимался восхитительный манящий аромат пряного соуса и искусно приготовленной божественно вкусной белой рыбы.
– Спасибо, – не переставая жевать, внезапно вымолвил Тиан-Тиан. Теперь между матерью и сыном уже не было открытой, враждебности, лишь тягостное чувство усталости и разочарования.
– А знаешь, на втором этаже осталось две неотделанные стены, – вдруг сказала Конни. – Тиан-Тиан, ты не мог бы их расписать?
Я выразительно посмотрела на Тиан-Тиана.
– У тебя бы отлично получилось, – сказала я ему.
***
После ужина Конни провела нас по анфиладе комнат и фойе. Мастера уже завершали монтаж симпатичных светильников, были привезены и расставлены столы и стулья красного дерева изысканной ручной работы. В двух просторных комнатах были сложены камины из красного кирпича, а над ними на деревянных полках красовались бутылки с вином и виски. Стена напротив каждого камина была девственно чиста.
– Как думаешь, в каком стиле ее лучше расписать? – спросила Конни.
– Может, в манере Матисса? Нет, пожалуй, больше подойдет Модильяни, – ответила я.
Тиан-Тиан кивнул в знак согласия. – В его картинах чувствуется великолепие и сдержанность, отчего возникает желание приблизиться к изображению, но оно недостижимо и ускользает. Наверное, это райское блаженство – лениво потягивать вино и курить сигару, уютно устроившись в кресле у камина напротив картины в стиле Модильяни.
– Так ты берешься за это? – спросила Конни и посмотрела на сына с ликующей улыбкой.
– Я столько времени жил за твой счет, что мне пора бы вернуть хоть часть долга, – ответил Тиан-Тиан.
Мы пробыли в ресторане у Конни далеко за полночь, наслаждаясь латиноамериканской музыкой и вином.
***
Тиан-Тиан взялся расписывать стены в материнском ресторане. Теперь он надевал комбинезон, брал кисти и краски и отправлялся туда. И поскольку ресторан находился далеко от дома, он частенько оставался там ночевать в небольшой уютной комнатке, которую Конни заботливо приготовила для него.
А я между тем с головой ушла в работу, писала и тут же рвала написанное в клочья. Никак не удавалось найти достойный конец для романа. Уже поздно ночью перед тем, как лечь спать, я обычно проверяла электронную почту, просматривала сообщения от многочисленных друзей и знакомых. Оказалось, что у Летуна бурный роман с сербом Ишей. Недавно они вместе были в Гонконге на фестивале гомосексуального – тунчжи – кино. Летун прислал мне несколько фотографий по Интернету: он на пляже в окружении привлекательных молодых людей. Они изображали секс-коктейль, попросту говоря, устроили кучу малу, навалившись друг на друга в полуголом виде. У многих были проколоты уши, соски, пупки и даже кончики языка и повсюду натыканы серебряные колечки для пирсинга. Летун подписал эту фотографию «Наш прекрасный и безумный мир».
