Текст книги "Твой выход, детка! (СИ)"

Автор книги: Вера Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

Яковлев встречает меня на вокзале. В руках огромный букет белых роз.

– Привет, – говорит он и берет мою сумку у меня из рук.

– Привет.

Мы дружим уже десять лет. Теперь мы говорим «привет» и не смотрим друг другу в глаза.

– Как же я рад тебя снова увидеть, – говорит Ромка, и: – Вид у тебя измученный, – и: – Ты надолго приехала? – и вручает букет.

Я, не глядя на него, забираю цветы и пробираюсь сквозь толпу пассажиров к стоянке машин.

– Лен, ты будешь со мной разговаривать? – он останавливается возмущенно.

– Неудачный момент, ты не находишь? – я подхожу к машине, открываю дверь, забрасываю букет на заднее сиденье и одариваю его самой лучезарной из своих улыбок.

Он закидывает сумку в багажник. Мы садимся в машину и сидим в полной тишине.

– Лен! У тебя что-то случилось? Кто-то обидел?

Он пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ее. Сейчас хлынут слезы, которые ни при каких обстоятельствах я не могу ему показать. В моей раздрызганной душе происходит что-то немыслимое, полный переворот – я ничего не понимаю и я в полной панике. Прошло всего ничего, а я уже тосковала по Вадиму. Я все еще слышала его голос, ощущала его запах. Грудь сдавило от осознания потери. В голове застучало. Но ведь ничего, ничего не кончено и я могу вернуться в любой момент! Хотя, кого я обманываю? Я уезжала не для того, чтобы возвращаться. Я просто в очередной раз струсила и сбежала.

– Скажи хоть что-нибудь. Пожалуйста, только не молчи – до меня доносится голос Яковлева.

– Сказать? Иди на хрен, Рома! Катись к чертовой матери! Все? Так нормально? Теперь мы можем ехать?

Он обалдело таращится на меня.

– Ну, ты даешь! Слушай, я, конечно, понимаю, что ты устала и я понимаю, что после того, что произошло между нами ситуация довольно непонятная, но…

– А вот на эту тему я вообще ничего не хочу слышать, – резко перебила его я, поднимая руки.

– Блин, но рано или поздно это придется обсудить. Мне тоже неловко, если тебе это интересно.

– Нет! Не интересно! Не хватало еще, чтобы я тебя избавляла от переживаний по этому поводу! – я гневно уставилась на него. – И давай больше никогда не будем вспоминать тот случай. Это была ошибка. Моя ошибка. И не надо со мной себя вести, как герой-любовник. Мы и раньше были – никто друг другу, так давай ничего не менять…

– Лен… – произносит он упавшим голосом, – что-то я не понял. Ты меня, что – ненавидишь?

Я смотрю на него в упор и отвечаю со всей искренностью, которую можно изобразить:

– Да. Ненавижу.

– Хорошо…Тогда поехали, – он спокойно заводит машину, выкручивает руль и мы выезжаем с парковки.

***

Мы у подъезда моего дома. На секунду я застыла, словно вернувшийся с войны солдат, который завидел вдалеке родной дом. Сердце у меня сжалось.

– Леночка! Добрый день! – консьержка Лидия Семеновна с медовой улыбкой высунулась в свое окошечко. В глазах явно читалось возбуждение сплетницы. – Тебя давно не было видно. Отдыхать, наверное, ездила?

– Добрый, – отвечаю я и дальше тяну неопределенное, – Да-а…

Этого хватает, чтобы быстро дойти до лифта и нажать кнопку вызова.

– Ваши родители здесь были, кое-какие вещи забрали, – не унимается она, выходя из своей комнатки и жадно рассматривает нас с Яковлевым, в надежде узнать побольше новостей из моей личной жизни, чтобы потом было что обсудить с консьержками из других подъездов или особо любопытными соседками.

– Знаю, – коротко отвечаю я.

Мы заходим в лифт, и двери с лязганьем спасительно закрываются, оставляя Лидию Семеновну одну в прохладном подъезде.

– Корова! – вырывается у меня.

Ромка молчит с непроницаемым лицом, и я не могу понять обиделся он на меня за мои слова на вокзале или нет. Очень не хотелось бы выяснять отношения.

Возле двери в квартиру я спохватываюсь:

– Вот черт. Надо было в магазин заехать. Дома же пусто. Хоть кофе купить, перекусить что-нибудь.

– Не надо. Я уже все купил, – бурчит Ромка, достает ключ и открывает дверь.

– Откуда у тебя ключ? – удивленно спрашиваю я, и с замиранием сердца переступаю через порог.

– Твоя мама дала в обмен на плотские утехи, – криво улыбаясь, он еще пытается шутить.

– Везет тебе, – говорю я хмуро.

– А то! – он смотрит на меня выжидающе. – Лен, это шутка была.

– Знаю.

– Ты раньше любила мои шутки, смеялась.

– Шутки были смешнее.

Он усмехается.

– Какая жизнь, такие и шутки, – произносит он и смотрит на меня долго, пристально. Интересно, что он видит?

Квартира дыхнула на меня чем – то незнакомым и затхлым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Чем-то здесь пахнет, – Ромка тоже обратил на это внимание.

– Разочарованием и разбившимися надеждами, – мрачно поясняю я.

Он засмеялся:

– Ну, не надо так депрессивно.

Я щелкнула выключателем. Люстры не было. Кругом лежала пыль, в центре гостиной одна на другую громоздились коробки.

– Да-а-а… – я растерянно остановилась. – А коробки – то здесь откуда?

– Это все, что я смог спасти. Тут была такая битва с твоими родителями. Знаешь, при всем уважении, но они вели себя, как настоящие мародеры. Ты бы с ними поговорила, объяснила, что так не хорошо делать, что надо все вернуть.

– Не сейчас, – я медленно обошла квартиру. То там, то здесь зияли темные пустоты, как дыры во рту после удаленных зубов, оставшиеся от вывезенной мебели и бытовой техники. – И вообще, поздно учить моих родителей порядочности.

Яковлев двигался за мной по пятам, и я чувствовала на себе его напряженный взгляд. Боится, что сорвусь и опять провалюсь в депрессию. Нет, дружочек, я теперь сильная и в эту самую депрессию меня не так-то легко столкнуть!

– А давай сделаем так, – Ромка хлопнул в ладоши и склонился надо мной с наигранно – веселым лицом, как перед маленьким ребенком. – Сейчас мы уедем: можем прогуляться по городу, можем заехать в твой магазин или, если ты хочешь отдохнуть, я могу отвезти тебя к себе домой, а в это время я приглашу людей, и здесь все уберут. Как? Согласна? – он заботливо смотрел мне в глаза, боясь прикоснуться. – А не хочешь чужих людей, тогда давай вдвоем все уберем? – добавляет он, улыбается и быстро отворачивается, чтобы сгладить неловкость.

Меня охватывает нежность к нему. Я медленно выдыхаю, киваю и тихо говорю:

– Давай вдвоем.

Он с готовностью скидывает с себя джинсы, кашемировый пуловер и натягивает Пашкины треники и майку. Я достаю тряпки и чистящие средства, и мы дружно начинаем отмывать мою квартиру от пыли, грязи и горьких воспоминаний.

Провозившись с уборкой несколько часов, мы уселись на пол. Квартира сияла чистотой – в отличии от нас.

– Давай – в душ и поужинаем, – предлагаю я, – чур, я первая.

– А может быть вместе? – насмешливым тоном спрашивает Ромка.

– И не мечтай!

Через несколько минут, когда я вышла из ванной, квартира была наполнена сумасшедшими ароматами жареного мяса. Я заглянула на кухню: Яковлев стоял у плиты, как заправский шеф-повар, и жарил стейки, на столе, в центре – огромная чашка с зеленым салатом и бутылка шампанского, посуда, салфетки. Все, как я люблю.

– Надеюсь, ты там не стала вегетарианкой? – он переложил куски мяса по тарелкам и заботливо укрыл их фольгой. – Пусть отдохнут, а я успею сполоснуться.

– Ну что ты, я – все тот же мясоед – это неизменно, – я жадно следила за его маневрами, чувствуя, как скручивается желудок от голода, при виде еды. – Имей в виду, я долго не выдержу.

Он радостно посмотрел на меня.

– Я – быстро.

***

Уже не один час мы сидели напротив друг друга в одинаковых махровых халатах (на Ромке халат моего мужа и это вызывало у меня очень странные эмоции) и пытались настроить наши отношения на одну волну, при этом избегая говорить о главном. Просто сидели и вспоминали разные смешные случаи из нашего студенческого прошлого. Наш смех звонким эхом разносился по опустевшей квартире, и было все как раньше, без этих страшных, черных дней, моего бегства и Пашка …просто вышел покурить на балкон и сейчас вернется…

Когда общие воспоминания иссякли, Ромка переключился на свою любимую тему – приключения с подружками. Эта тема была настолько объемна и неисчерпаема, что ее хватило бы на целую неделю. Через час я уже безостановочно зевала, а он все еще безостановочно говорил, явно рассчитывая остаться на ночь.

– Послушай, – прервала я его, – у нас впереди еще полно времени, наговоримся, а сейчас я валюсь с ног. Завтра – куча дел. Во-первых, я буду разбираться с магазином (ты все мне расскажешь, передашь дела и – вольный казак), потом надо съездить к нотариусу. Да! – оживилась я. – Мне надо купить машину, ты же мне поможешь?

Он кивнул в знак полного согласия.

– Поэтому давай закругляться, – сонно закончила я.

Он удивленно смотрел на меня.

– Я что-то не понял – ты приехала не продавать магазин? Ты что, остаешься?

Я просто посмотрела на него.

– О’кей, я все понял.

Он встал и отправился в комнату переодеваться. Я убрала посуду и пошла к выходу.

– Встречаемся завтра в десять в магазине, – сказала я на прощание. – Спокойной ночи.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– В чем дело?

– Так, ни в чем. Я очень рад, что ты приехала.

Он подошел совсем близко, наклонился и, прежде чем я смогла что-то понять, поцеловал меня в губы.

– Яковлев! – моему возмущению не было предела, я видела, как его настойчивыми усилиями, наши отношения постепенно и неумолимо приобретали иной смысл, переходя из дружеских в … Фух! Даже подумать немыслимо!

– Спокойной ночи! – Ромка мягко закрыл за собой дверь.

Через десять минут я была в постели, но сон не шел. Уютно укутавшись пуховым одеялом, я тихо лежала и с любовью оглядывала свою спальню: большую, квадратную, примерно шесть на шесть метров. Мы с Пашкой не стали загромождать ее мебелью, чтобы сохранить ощущение простора. Кроме огромной двухспальной кровати, на которой я лежу, в комнате еще стоят две прикроватные тумбочки. Напротив кровати на стене когда-то висел тридцатидвухдюймовый «Панасоник» с плоским экраном (я была против телевизора в спальне, но Пашка настоял), но его забрали мои родители. Теперь там из стены торчит оборванный провод. В центре комнаты нет ничего, кроме светло-бежевого ковра. Между кроватью и креслом, стоящим в углу – дверь в гардеробную. Спальня в моем доме в деревне как раз размером с эту гардеробную. При воспоминании о доме, меня обуревают нахлынувшие мысли, которые я пытаюсь привести в порядок. Мой побег для того, чтобы что-то прояснить в своей жизни и наладить ничего не дал. По факту все только усложнилось: внезапная беременность, запутанные отношения с двумя мужчинами. Прошло полгода, но я вернулась к той же точке отсчета, от которой убежала. Я надеялась, что все как-то волшебным образом решится, но… Похоже, нечего ждать манны небесной, а надо засучить рукава и устраивать свою жизнь самостоятельно. Тем более, что времени у меня на все это, как выяснилось, в обрез. И еще я поняла, что успела отвыкнуть от шума города, гудков машин, громыхания лифта, и я уже скучала по Норду.

Я вдруг почувствовала себя слабой и незащищенной! Как я все осилю?! Как?! Денег нет, мужа нет, я совершенно одна… Да, как ни крути, рассчитывать приходилось только на свои силы.

Так, без паники. У тебя все получится, пыталась успокоить я себя. И с чего это я решила, что – одна? Нет. Теперь нас двое! Бережно погладила живот: ну и трусиха, твоя мамка…

Вот бы сейчас уснуть, а проснуться в своей прошлой, такой спокойной и беззаботной жизни. Я закрыла глаза и вдруг вспомнила рыбалку на озере. Было раннее – раннее утро. Лодка быстро скользила по глади воды, направляемая сильными и умелыми гребками Егорыча. Затем с хрустом ломая сухие камыши, остановилась. Нас накрыла тишина, только плеск воды о борт да тонкий писк растревоженных комаров…

– Ты должна научиться добиваться своего. Будь жестче и настойчивее. Иначе у тебя никогда не будет своей жизни.

Ведь он прав! Прав!

Долго ворочаясь, я, наконец – то, забылась беспокойным сном, в котором все время убегала от невидимого врага по темному лесу, а густые и колючие ветки хлестали меня по лицу, но мне было совсем не больно, а даже приятно, потому что в конце пути меня ждал он…

Когда меня разбудил грохот мусоровозов, чувство было такое, что меня катапультировало в другую вселенную. Не открывая глаз и замерев под одеялом, я пролежала еще какое-то время, привыкая к новой действительности и мысленно накидывая план на день. Но я заспалась: было уже девять. Пора вставать.

***

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Разволновавшись и дрожа от возбуждения, я почти машинально оделась, наспех накрасилась и, не помня как, добежала до магазина. К этому времени, из редких реплик Яковлева, я уже понимала, как плохо идут дела. Остановившись перед витриной, я перевела дух, повернула ключ и потянула на себя дверь – звякнул колокольчик. Еще несколько шагов и я очутилась в маленьком торговом зале, до краев наполненном моими воспоминаниями. Я огляделась, прошла за прилавок. На полках под ним был полный бардак. Толкнула плечом дверь в подсобку и заглянула внутрь: так, коробки с товаром аккуратно стояли на стеллажах – хорошо, но на столе полная неразбериха: кучей свалены счета, тетради с записями, какие-то документы, фантики от конфет. Неряха подумала я о продавце. Надо срочно искать новую. На прилавке у стены громоздилась уродливым монстром кофемашина, купленная в мое отсутствие. Я подошла, склонилась над ней, пытаясь разобраться со всеми этими режимами и нажала кнопку. Она долго молчала, потом дрогнула, загудела и выплюнула мне порцию кофе в бумажный стаканчик. Я села на стул и сделала большой глоток. Да, с горячим кофе он здорово придумал, размышляла я. Надо еще добавить маленький прилавок с какими-нибудь авторскими конфетами и шоколадом. И еще, надо поставить диванчик в подсобке, хоть самый маленький, где бы я могла прилечь и дать отдых отекающим уже за день ногам. Беременность моя внешне была еще не заметна, но все признаки: утренняя тошнота, перепады настроения, отеки ног – были уже мне знакомы. Да, работы предстоит много и все это влетит мне в копеечку.

Минут через десять я увидела сквозь стекло витрины, как к входу подъехал темно-синий BMW и оттуда вылез свежий и радостный Яковлев с большим букетом белых лилий и двумя коробками пиццы.

– Доброе утро, – воскликнул он, – поздравляю с началом рабочей недели.

Он положил букет передо мной на прилавок.

– Цветы?

– Да. Тебе.

– Но у меня еще вчерашние не кончились.

– Запасайся терпением, их теперь будет много!

В нос ударил резкий запах лилий. Подкатила тошнота, и я еле успела добежать до туалета.

Когда я вернулась, Ромка озадаченно смотрел на меня.

– Что это было?

– Ничего. Все в порядке. Просто – цветы.

– У тебя что, аллергия?

– Не знаю. Похоже на то.

– Понял, – он взял букет, вышел на улицу, воткнул его в урну перед магазином и победно помахал мне рукой.

Тут к нему подошла молоденькая, хрупкая девушка в джинсах, короткой куртке и смешной вязаной шапке. Ромка начал что-то говорить ей, наклонившись к самому лицу, девушка внимательно слушала, поеживаясь и притопывая ногами, затем он приобнял ее за плечи и завел в магазин.

– Здравствуйте, – она нерешительно замерла у входа.

– Здравствуйте, – я дружелюбно посмотрела на нее.

– Это наш продавец, – Ромка, стоя у нее за спиной, жестом показал мне «отлично».

Господи, ей восемнадцать – то хоть есть? Махонькая, ребенок совсем!

– Заходи, раздевайся. Как тебя зовут?

– Света, – она стянула с себя куртку и подошла ко мне.

– А я – Елена Геннадьевна.

– Я знаю, – тихо сказала она. – Вы извините, там грязно, – виновато добавила она, перехватив мой взгляд, – я не успела. Вчера принимала товар, и покупателей было много. Я не успела, – снова повторила она. Оправдание, конечно, так себе, но на первый раз сойдет.

– Много покупателей – это хорошо, – я поискала глазами мусорную корзину, и не найдя таковой, поставила стаканчик из-под кофе на полку под прилавок к десятку таких же грязных стаканчиков. – Но порядок надо поддерживать постоянно.

– Хорошо, – еще тише согласилась она, опустив голову. Сгребла в охапку куртку и сумку и скрылась в подсобке.

– Как ты? Все нормально? – обращаясь ко мне, Ромка вынес стул на середину зала и сел на него верхом. – Давно ты здесь?

– Да нет, не больше получаса. Кое-какие изменения наметила. Наверное, придется на пару – тройку дней закрыться и сделать косметический ремонт.

– Хорошая мысль, – его глаза смотрели на меня с азартом. – Отделочников я тебе дам. Дизайн можем вместе придумать. В каком стиле бы ты хотела?

Я на минуту задумалась.

– Ну, не знаю…

– Может – Марокко? – высунувшись в дверной проем, уверенно вмешалась Света, – у них красивые орнаменты… и посуда…

Смотри-ка – шустрая, а на первый взгляд: мышка-мышкой.

– Неплохо, – мы оба кивнули в ответ, – обсудим еще, а теперь давайте займемся бухгалтерией, – я достала из сумки блокнот и ручку.

Света метнулась назад в подсобку за документами.

– Ты что, новенькую взял, – шепотом быстро спросила я Яковлева, когда мы остались одни – была же, вроде, другая?

Он скривился и махнул обеими руками:

– Выгнал. Там был просто кошмар, – так же шепотом проговорил он. – А этой я доволен. Толковая деваха. Считает хорошо. С клиентами вежливая. Ну, сама посмотришь.

В это время из подсобки с ворохом бумаг вышла Света:

– Вы хотите, чтобы я сдала работу..? Ну, то есть – это у меня последний день? – растерянно глядя на меня, с запинкой спросила она.

– В смысле? – я повернулась к Роме за объяснениями.

Он уже сидел, облокотившись обеими руками на спинку стула и, с отрешенным взглядом читал что-то в телефоне.

– Ро-о-ом?

Он вздрогнул, выныривая из своих мыслей и с напускной строгостью ответил:

– Я же думал ты с другой целью едешь, – он покрутил руками в воздухе, – вот и сказал, чтобы она искала работу. Ну, простите, поторопился. Я же не мог знать, что ты передумаешь.

– Нет, Светочка, я думаю – это не последний день. Я думаю, если все пойдет хорошо, и мы сработаемся, то это только начало. Готова? – я кивнула ей на место рядом с собой, приглашая присоединиться.

– Да, – улыбнулась она.

Мы втроем сели вокруг прилавка и начали разбираться с бумагами. Где-то в обед Яковлев уехал по своим делам, а мы вдвоем со Светой до темноты продолжали наводить порядок в отчетности. После добровольного и длительного безделья и заточения в четырех стенах я с удовольствием окунулась в привычно-напряженный ритм рабочих будней. Присматриваясь к Светлане, я украдкой наблюдала за ней: как она, подталкивая очки повыше на носу и по-детски шевеля губами, внимательно просматривала список имеющихся товаров, как старательно записывала мои замечания мелким аккуратным почерком в тетрадку, как легко и быстро ориентировалась в бухгалтерии, и все больше убеждалась, что девочка – не плохая, и, что, похоже, мы сработаемся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты учишься где-то? – я устало распрямила плечи.

– Да, заочно в универе, на экономическом.

– А живешь где?

– В Красносельском. Однушку снимаю.

– Далеко. А что ж родители?

– У меня только мама, в Петрозаводске.

– Понятно.

Отправляясь домой, я не стала брать такси, а пошла пешком, чтобы прояснилась голова. Пытаясь немного прийти в себя, я вышла на тротуар и застыла посреди вечерней толпы. Все казалось куда грязнее и враждебнее, чем мне помнилось – и еще, холоднее, улицы были шумными и серыми, как старая газета. Я вдруг поняла, что очень проголодалась. В паре домов от моего магазина была кафешка. Я заскочила туда и купила первый попавшийся капкейк (оказалось со вкусом зеленого чая и какой-то ванильной начинкой, чудной, но все равно вкуснейший) и большой, сказочный капучино с карамелью и взбитыми сливками. От сладкого мне практически сразу стало лучше, я ела, слизывая крем, и с изумлением разглядывала в окно целеустремленную толпу, снующую по тротуару. Многие бежали по одиночке, но некоторые прогуливались не спеша, держась за руки или в обнимку. Иногда я отводила взгляд от окна и разглядывала украдкой зал, неловко кивнув нескольким мимолетным знакомым; они улыбнулись, кивнули в ответ и тут же отвели глаза, хотя я в этом и не уверена, так как я сама уже отвернулась. Выйдя из кафе, я направилась в сторону дома. Ветер влажно хлестал меня по лицу. Небо было низким и набухшим – грязные облака, будто растертые ластиком следы карандаша на шершавой бумаге. Все казалось промозглым и приземистым. На улице было порядочно народу. Горели фонари. Мне стало очень грустно и одиноко. Все тело у меня ныло, меня, как-будто, даже, начало знобить, как-будто мой родной город был обижен на меня за что-то и не хотел принимать назад в свои объятия. И все-таки я любила этот город. Мне нравилась мгновенная смена здешней погоды – от проливного дождя до блеска яркого солнца. Нравилась Нева и прогулочные кораблики на ее тягучей, как патока воде. Нравились чудесные парки и величавые набережные, и, даже, гулкие парадные, пахнувшие сыростью и кошками. Я не спеша прошагала пешком оставшиеся два квартала и добралась до спасительного дома.

Потом, уже после того, как я посидела, поеживаясь в горячей ванне, и после того, как я выпила аспирин и, пройдя в спальню, уткнулась в пышную подушку с чужим, незнакомым запахом, я точно знала, что, не смотря ни на что, я больше всего на свете хочу остаться именно здесь.

***

Среди ночи меня разбудил звонок. Сердце подпрыгнуло к горлу. Я схватила телефон и уставилась на экран. Яковлев.

– Да, Ром. Что случилось? – встревожено проговорила я хриплым ото сна голосом. Эти ночные звонки редко приносят хорошие вести.

Он молчал. Слышно было только его тяжелое дыхание и глухая бухующая музыка. Наверное, где-то в клубе зависает.

– Рома?

– Ну что, разобралась в магазине? – не твердо проговорил он заплетающимся языком.

– Да …, – я слушала его сопение, – … Яковлев, ты что, напился?

Я была очень удивлена, потому что, если он и пил, то всегда в меру и пьяным за все время нашего знакомства я его никогда не видела.

– Нет… Так…. Слегка …

– Ты где?

– А это важно?

– Хорошо – не важно. Тогда, что ты хочешь?

– Поговорить…

– Понятно. А этот разговор не потерпит до завтра? Сейчас два часа ночи. Я очень устала.

– Ле-е-еноч-ка, – пропел он, – это уже вообще не может потерпеть. Ни до завтра, ни до сегодня. Знаешь, я ведь слишком долго терпел. Десять лет. И ты считаешь, что этого не достаточно, что надо еще потерпеть?

– Ром, что ты хочешь?

– Я хочу знать, что дальше? Что ты намерена делать дальше?

– Дальше я буду делать ремонт в магазине.

– Я не об этом…

– Я знаю, но это пока все, что я могу тебе сказать.

***

После возвращения я целую неделю не решалась встретиться с родителями. Они даже не знали, что я вернулась и собираюсь остаться. И ей-богу, не было ни малейшего желания выслушивать их колкие комментарии по поводу меня и моего образа жизни, а тем более отвечать на вопросы и делиться своими новостями. Но когда откладывать уже было невозможно, я, наконец, позвонила им и договорилась о встрече. В родительском доме я сразу ощутила дискомфорт, как всегда, и когда жила там и после, когда приходила в гости.

Сколько себя помню, отец всегда преподавал в Университете. Доктор наук. Специальность редкая и по сути малопригодная – византийская и новогреческая филология. В свое время он имел значительный вес среди преподавателей Университета. Но потом он как-то постарел, сник, и его постепенно задвинули на второй план. Он все так же продолжал читать лекции, но часов стало значительно меньше и, как результат, денег тоже стало меньше. Мать тоже когда-то преподавала в этом же универе, но, под предлогом «надо не упустить девочку», с удовольствием бросила работать, когда у меня наступил переходный возраст. Будучи натурой энергичной и авторитарной она сначала захандрила без своих студентов, но потом быстро перестроилась и свою нерастраченную кипучую деятельность направила прямо на нас с отцом, а точнее будет сказать – против нас с отцом.

Сегодня она восседала на кухне при полном параде с бокалом красного вина, держа все под своим цепким неусыпным контролем. Она наклонилась и поцеловала воздух где-то рядом с моим лицом, стараясь не смазать многочисленные слои помады, покрывающие ее губы. Стол был накрыт, словно для фотографии в кулинарный журнал: накрахмаленные салфетки, красочный зеленый салат, заливная курица, серебряное сервировочное блюдо с рыбной нарезкой. Из духовки доносился запах запеченного мяса. Я села на предложенное мне место. Отец суетился у духовки – готовил в доме только он.

– Ради бога, Геннадий, осторожнее, иначе ты выльешь весь сок на себя, – недовольным тоном проворчала мать и, повернулась ко мне, – как дела?

– Все так же.

– Мы там кое-что забрали из твоей квартиры. Надеюсь, ты не против, – голосом мамы-кошки промурлыкала она.

– Ну что ты, – с нескрываемым сарказмом ответила я.

– Ты редко звонила, – голос приобрел металлические нотки – мать перешла в наступление. – Мы волновались.

– Не стоит, я в порядке.

Она посмотрела на меня поверх бокала, и в ее взгляде явно читалось: «тебе меня не одурачить». Затем она снова переключилась на отца:

– Там все прожарилось? В прошлый раз, когда ты готовил мясо – я отравилась.

– Галя, давай не сейчас!

– А что такого? Я просто сказала. Я всю ночь не выходила из туалета. Это был просто какой-то Ниагарский водопад.

– Черт возьми, мама! – возмущенно воскликнула я.

– Елена! – молниеносно реагирует на мое «черт возьми» мать.

Когда ситуация того требовала, она сама могла ругаться, как сапожник, но мне в ее присутствии даже чертыхнуться считалось недопустимым. Двойные стандарты нашей семьи. И дальше ужин уже пошел так, как обычно проходили наши совместные ужины.

– Ты проездом или как?

– Нет, я приехала насовсем.

– Что, наигралась в деревенскую жизнь? Ненадолго же тебя хватило, – она победно смотрит на меня. – А ведь я тебя предупреждала. Надеюсь, что хоть сейчас ты возьмешься за ум. Чем планируешь зарабатывать себе на жизнь?

– Все тем же – у меня магазин, – я вижу, как она презрительно скривилась. – Сейчас там дела идут не очень, но я надеюсь, что через некоторое время мы будем в плюсе. У меня есть кое-какие задумки.

Ненавижу себя! Ну почему в ее присутствии я всегда начинаю оправдываться, как маленькая провинившаяся девочка!

Отец садится напротив и подключается к разговору, нарушая, таким образом, свое же, установленное много лет назад правило; «никогда не вмешиваться в наши с матерью разговоры»:

– Не морочь нам голову. Какой магазин? Ты же ничего не понимаешь ни в торговле, ни в бизнесе! После смерти Павла это не возможно.

Я удивленно смотрю на него.

– Что ты так смотришь? Я знаю, что все твои дела вел он. В дополнение к своим архитектурным.

– Ничего подобного, с чего ты это взял? И вообще, я уверена, что у меня все получится.

– Глупости. Здесь нужна мужская хватка, тебя же, с твоей безалаберностью и эмоциональной неустойчивостью враз облапошат.

– Интересно, и что же ты предлагаешь?

– Мы с мамой решили, что магазин надо продавать. И этим займусь я, – он мягко бьет ладонью по столу, проявляя не свойственную ему твердость и давая понять, что вопрос решен и дальше обсуждать нечего.

– А тебе искать работу, – командным голосом вставляет мать.

– Это мой магазин и мне решать, продавать его или нет, – медленно, но твердо проговариваю я, смотрю на мать, и мне совсем не нравится этот злорадный блеск в ее глазах. Что они задумали? Никогда раньше их не интересовало: как я живу, и чем я на это зарабатываю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет, дорогая моя, ошибаешься! Магазин, чтобы уйти от налогов, твой муж, царство ему небесное, оформил на отца, – победоносно чеканит мать.

Повисает немая пауза, и мои родители дружно принимаются за еду. На их взгляд наша встреча в принципе подошла к концу. Они донесли до меня, что хотели, а мое мнение никому из них совершенно не интересно. Я же сижу совершенно сбитая с толку и лихорадочно пытаюсь вспомнить нашу поездку к нотариусу, через полгода после смерти Пашки, когда я вступала в наследство. Что было написано в документе? Какой перечень имущества? Я пытаюсь восстановить картинку, но в памяти возникают только резкий голос матери и ярко оранжевые волосы секретарши в приемной. Подавив в себе панику, я придаю голосу твердость и спокойно продолжаю разговор:

– Я проясню этот вопрос. Хотя думаю, что вы не правы.

– С кем ты собираешься прояснять этот вопрос? – мать со звоном кидает вилку с ножом на тарелку, рискуя разбить ее.

Я молчу.

– Не веришь нам с отцом?! Ты в семье – не забывай. У нас нет секретов.

Я смеюсь:

– Между нами вагон секретов.

Она и бровью не ведет на мое замечание.

– Опять с этим Романом?! У него, между прочим, половина фирмы…

– И что?

– А то, что он спит и видит, как получить вторую часть. Ты думаешь что, он от большой любви к тебе не вылезал из твоего дома весь этот год. Разыгрывал искреннего друга… Да он ситуацию контролировал… Поди и бутылки тебе таскал… А что? Ему очень выгодно, чтобы ты спилась! Давал бы тебе копейки на содержание, а сам бы все один загребал…

– Мама, что ты несешь! Замолчи!

– Не смей меня затыкать! – кричит она, – и имей в виду, Елена, магазин ты так просто не получишь.

Я смотрю в ее серые, ледяные глаза и понимаю, что передо мной сейчас сидит не мать, а дикий хищник, почуявший добычу. Сглатываю ком слез, предательски перехвативший горло и задаю вопрос, ответ на который мне уже ясен:

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что если ты хочешь, чтобы магазин был твой – тебе его придется купить у нас, – она делает большой глоток вина и, как ни в чем не бывало, умиротворенным голосом продолжает, – давайте закончим этот разговор и спокойно поужинаем. Не так уж часто мы собираемся вместе за одним столом.

Я сижу прибитая к стулу услышанным, пытаясь взять себя в руки и не расплакаться. Наши отношения всегда были не теплыми, но чтобы вот так…Это уже слишком!

Пора было уходить. Но я не сделала главного, ради чего пришла. Поднимаю голову, выпрямляю спину и весело говорю:

– У меня для вас новость. Я беременна.

Они, как по команде, перестают жевать и устремляют на меня глаза. Мать хватает отца за руку.

– Повтори, – просит она, прижимая другую руку к груди.

– Что именно? – я продолжаю веселиться.

– Все.

– Я беременна.

– Боже всемогущий, – шумно выдыхает мать. – Ты не успокоишься, пока нас не прикончишь.

Она лезет в большую модную сумку, которая лежит рядом с ней на подоконнике, и шарит в ней, пока не находит пузырек с успокоительным. Затем глотает серую пилюлю и запивает ее вином.