Текст книги "Твой выход, детка! (СИ)"
Автор книги: Вера Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Хреново. Вот, пью коньяк. Катастрофически не могу заснуть. А когда засыпаю – мне снятся кошмары. Потом я просыпаюсь, хотя мне совсем не хочется просыпаться, потому что, проснувшись, я думаю о Пашке, и мне снова хочется заснуть. И я снова пью коньяк. А ты как?
Подруга нервно огляделась, обдумывая, как бы улизнуть, и мне стало жаль ее. Но еще больше мне было жаль себя.
– Я могу тебе чем-то помочь? – промямлила она, еще пытаясь спасти положение.
Это еще один дурацкий вопрос, который знакомые произносят при встрече со мной и от которого неизменно сводит кишки и кровь стучит в голове от гнева. «Да, конечно, вы можете мне помочь. Вернитесь в прошлое и помешайте моему мужу сесть в этот чертов автомобиль. Вот это будет ваша неоценимая помощь. Я буду вам вечно признательна. Но раз вы не можете этого сделать, то чем, скажите на милость, вы можете мне помочь в моем положении?»
Сегодня, спрятавшись за капюшоном Пашкиной толстовки, я петляла в толчее, стараясь не смотреть ни на витрины, ни на проезжающие мимо машины. Перед глазами проплывали отдельные пешеходы, до странного обособленные, одинокие, присоединенные к наушникам пустые лица, глаза смотрят строго перед собой. Приходилось все время лавировать. Мусор, шум и изморось. Вдруг рядом со мной резко затормозила машина, и я в страхе отскочила на другой край тротуара.
– Лен, в магазин? Подожди, я тоже туда, вот, только припаркуюсь нормально, – донеслось из открытого окна.
Я остановилась, наблюдая, как Ромка пытается втиснуть свой огромный джип в маленькое пространство между двумя, стоящими в «кармане», машинами.
Ранним утром в день открытия я была вся на панике. Кофемолка громоздилась на прилавке, но торговый представитель, который осуществлял доставку, никак не мог разобраться с инструкцией и подключить ее. Я смотрела на него через стекло, как он курит, ежась под проливным дождем, ожидая еще одного «специалиста», который выехал двадцать минут назад, но застрял в пробке. Хотя, смысла в его приезде уже не было – из-за грозы выключилось электричество, и подключение само-собой становилось невозможным. Вчера я весь день наводила лоск в магазине, готовя его к открытию, а сейчас здесь царил полный хаос: кругом валялись коробки и куски пенопласта от упаковки. Еще пришлось снять часть товара с полок, потому что он мешал при подключении, и теперь коробки кофе и шоколада в беспорядке лежали на стуле и подоконнике.
Открылась дверь подсобки, и вошел улыбающийся Беляев. В костюме, хорошо пахнущий, со свежеподстриженной бородой и хорошо уложенной прической (не поленился же заскочить в барбершоп при его то загруженности). Я же к тому времени была вся взъерошенная, с потекшим макияжем и в пыльном костюме, короче, на грани истерики.
– Мало того, что этот кретин привез поздно кофемолку и не может ее подключить, так теперь еще и электричество пропало. Зачем мы назначили так рано открытие? Зачем я согласилась на эту авантюру? – Мой голос взлетел до визга.
Пашка взял меня за плечи и легонько тряхнул.
– С электричеством, я сейчас посмотрю – скорее всего, просто выбило пробки. И с кофемолкой, думаю, разберемся. А ты успокойся и иди, приведи себя в порядок, – он подтолкнул меня в подсобку.
Соображая, как можно привести себя более-менее в порядок подручными средствами, я открыла дверь и замерла. На столе стояло, привезенное им, большое зеркало, сумка с косметикой и посреди комнаты, прямо на полу огромный букет роз в вазе.
***
Это было мое самое любимое место. Я готова была работать сутками. По началу, я пыталась найти продавца, но потом поняла, что никто мне не нужен. Это только мое и я одна со всем прекрасно справлюсь. Сегодня, пять лет спустя, все изменилось. Мужа со мной больше нет. Возвращаться к работе нет ни малейшего желания.
Вдруг меня кто-то обнял сзади.
– Ну, что? Пошли.
Ромка взял меня за руку и повел к магазину. Звякнул колокольчик. От запаха кофе на минуту перехватило дыхание. Я огляделась. За год ничего не изменилось. Все было таким родным и … таким далеким. Испугано глядя на меня из-за прилавка, застыла продавец. Симпатичная. Шкафы заполнены товаром. Хорошо. В углу свалены пустые коробки – надо убрать. И на прилавке крошки.
– Все таки – тянет? – он не выпускал моей руки из своей.
– Нет, и тебе это хорошо известно.
– С жильем решила? – тон стал озабоченно-деловым.
– Да. Нашла дом.
– Уверенна, что все делаешь правильно?
– Ни в чем я не уверена. Приеду и пойму на месте.
Мы не отводили глаз друг от друга. И вдруг: – Лен, ты не можешь вот так взять и бросить меня одного.
Стало как-то неловко и очень тихо.
Я подошла ближе, поцеловала его в щеку и вышла.
***
Сердце колотилось, волосы и майка стали мокрыми. Я шарила ладонями по постели рядом с собой. Но только холод и пустота. Казалось он все еще здесь. Обнимает меня. Горячие губы осыпают поцелуями мою шею. Его дыхание, слова, наши переплетенные ноги. Я откинула одеяло и опустила ноги на холодный пол. Свет уличных фонарей тускло освещал комнату. Внезапно пришло осознание.
Пашки нет.
Пашка умер.
***
Когда в морге я объявила, что отказываюсь присутствовать при том, как его будут кремировать, мои родители были в ярости.
– Ты окончательно сходишь с ума! – кричала моя мать, – это твой долг, ты пойдешь. И прекрати устраивать сцены.
– Долг? Какой долг? Да плевать я хотела на долг!
Я резко повернулась к ним спиной. Гнев временно заглушил боль.
– Да вам же глубоко наплевать на меня! Вам важно только соблюсти приличия. Важно играть роль разбитой горем семьи.
– А мы и есть разбитая горем семья, – спокойно возразила мать.
Я была на пределе. Меня трясло. Я не отрывала от них взгляд. Я искала в них хоть каплю сочувствия. Но нет, фасад оставался безупречно гладким.
***
Позвонить родителям я решилась только накануне отъезда.
– Ма, это я.
Фоном шел привычный звук включенного на полную громкость телевизора.
– Я завтра уезжаю.
– Что? Уезжаешь? Сделай по-тише, – это уже отцу, – объясни толком, что ты надумала.
Стараясь быть предельно краткой, я будничным голосом сообщила ей о моих планах.
– Зачем ты это затеяла? Ты не справишься и совсем сопьешься. Да-да, я знаю, что этот год ты вела не слишком трезвый образ жизни. А ты надеялась, что это останется твоей маленькой тайной?
Интересно, с чего это она взяла. Ромка точно не мог ей сказать. Наверное, кто-то из соседей видел как я отовариваюсь в магазине. Ну и плевать. Это мое дело. Вообще меня очень бесит неспособность моей матери адекватно выражать эмоции в переломные моменты жизни – патент можно брать на это дело, ей-богу. Любое событие, требующее мало-мальской искренности и душевности, она мгновенно замораживает и передергивает. Сколько себя помню, на днях рождениях, свадьбах, в радости и болезнях, она подкалывает или оскорбляет других. Вот и сейчас, у меня кризис в жизни, а мать язвит.
– … Ведь ты ничего и никогда не делала самостоятельно. Тебе всегда нужен был кто-то, чтобы тобой руководить. Так что, честно говоря, эта поездка тебе абсолютно не по силам. Тебе нужно общение с людьми, а не эта глушь. И, вообще, тебе лучше вернуться к нам, – мать продолжала негодовать.
– Попытайся понять. Этот город….Я целыми днями жду, когда же что-нибудь случится, жду какого-то знака… – я все еще пыталась до нее достучаться и объяснить свое состояние.
– Господи боже! Да это бред какой-то. Ты как маленькая! – разъяренный голос взмыл к потолку. – Это твое оправдание? Да это подростковый лепет. Надо научится брать на себя ответственность, вместо того чтоб талдычить о знаках и знамениях…
– Но я так и делаю, – перебила я. – Беру на себя ответственность. Делаю то, о чем ты прожужжала мне все уши.
– Сбегая в лес? – теперь в ее голосе слышалась паника.
– Спасибо, мама. Как хорошо, что я тебе позвонила. Ты меня по-настоящему поддержала и теперь я со всем справлюсь.
– Не юродствуй! Я права. Ты всегда была безответственная. Послушай, мы старались тебя не трогать, думали, что со временем ты поймешь. Но ты в своем репертуаре. Почему ты не пошла к психиатру, о котором я тебе говорила? Он очень толковый, он бы тебе помог.
– Хватит, мама. Я не хочу психиатра и тем более, я не хочу жить с вами. Я хочу покоя, понимаешь, хочу остаться одна, мне надоело, что за мной постоянно следят и пытаются руководить. Захотите связаться со мной – сотовый вы знаете.
– А о нас ты подумала? Как ты смеешь нас бросать?…
Но я уже нажала «отбой».
***
Ночь была длинной и гулкой от мыслей. Я тихо лежала, уставившись в потолок. Ждала, когда зазвонит будильник. Всю ночь я не сомкнула глаз. Прокручивала мысленно всю свою жизнь и пыталась понять, где произошел сбой. Где был тот тихий щелчок, который я за суматохой будней и моей непроходимой глупости не услышала, и который пустил нашу жизнь совсем по другим рельсам. Когда секс – по-прежнему вполне качественный – стал привычным. Когда мы начали вдрызг ссориться по пустякам: из-за закончившегося рулона туалетной бумаги или перегоревшей лампочки. Или вот, телефон. Он вдруг исчез со своего обычного места – из зарядника на окне. Теперь ночью он лежал с Пашкиной стороны кровати на полу. Иногда я просыпалась посреди ночи и видела, как возле его головы мерцает синим подсветка – «да просто время смотрю». Или телефонный разговор, прерванный на полуслове, едва я входила в комнату. А тот едва заметный засос на шее, автором которого, по идее, должна быть я, но об этом совершенно не помнила…и еще вдруг резко снизившаяся потребность в сексе … Он приходил все позже и позже. Мы разговаривали все меньше и меньше. Появились любопытно-сочувствующие взгляды, которые я ловила на себе на офисных вечеринках и встречах с коллегами своего мужа. Эти взгляды верные спутники той «счастливой» семейной жизни, которая начинается после того, как в нее вторгается измена. Это был как раз тот период, когда окружающие знали о моей личной жизни больше, чем я сама. Да, я чувствовала, как вокруг меня сгущается липкий и промозглый туман вранья. Но был магазин, были друзья, было его «все хорошо, просто много работы». И потом, этот отпуск. Как луч солнца на грозовом небе. «Ничего не пропало. Это шанс все вернуть».
Зазвенел будильник, и я, как автомат, встала. Голова раскалывалась от назойливых мыслей, которые я старательно отгоняла от себя весь прошедший год: если бы он не погиб – мы бы развелись.
Через несколько часов я сяду в поезд, который увезет меня в мой новый дом. Я начну там новую главу своей жизни, а все прошлое я бережно сохраню в своей памяти и закрою в дальней комнате своей души, куда буду изредка приходить, чтобы вспомнить и, может быть, поплакать.
***
В ванной я сняла простыню с зеркала и увидела себя впервые за много месяцев. В последний раз вымыла голову шампунем мужа и оделась в свои вещи.
С чашкой кофе в руках выбрала наугад несколько фотографий и сунула в карман сумки.
Села на диван и стала ждать, нервно перебирая пальцы. Большой палец зацепил обручальное кольцо. Как же я упустила этот момент. Куда его деть? Оставить. Но на новом месте наверняка придется с кем-то общаться, они увидят его, и станут расспрашивать, где мой муж. Что я смогу ответить? Снять. А потом? Не бросать же в пустой квартире. Я сняла с шеи цепочку, продела ее в кольцо, снова застегнула и опустила под водолазку, подальше от чужих глаз.
Щелкнул дверной замок. Не говоря ни слова, вошел Ромка. Одежда на нем была мятая и висела мешком, как будто он спал не раздеваясь. От него разило алкоголем и табаком, глаза были красными и опухшими. Он молча взял мои сумки и понес в машину. Я обошла квартиру. Поворот замка – вот и все, обратной дороги не было.
Глава 3
Промучившись четыре с половиной часа в дороге, прокручивая все снова и снова в голове разные варианты предстоящих событий, я вконец растеряла остатки своего боевого настроя. Мысленно ругая себя, на чем свет стоит, за трусость, я все равно представляла картинки, одна страшней другой. Даже обратный билет не взяла на всякий случай. Дура!
В половине шестого поезд медленно подкатил к перрону. Я заранее вышла с сумками в коридор, ожидая остановки состава. «Подпорожье» прочитала я вывеску на здании вокзала, не замечая, что говорю вслух. Вагон дернулся и остановился.
В спину меня грубо толкнули сумкой.
– Ну и долго ты будешь сама с собой разговаривать? Он тут стоит две минуты. Давай, пошевеливайся! – сзади на меня напирала крупная тетка, таща в обеих руках огромные клетчатые сумки.
– О, коллега, – мелькнуло в голове. Связываться с такой – себе дороже.
– Извините, – прошептала я, подхватила свой багаж и, чуть ли не бегом поспешила к выходу. С того момента, как я вышла из поезда, мне никак не удавалось вздохнуть полной грудью. Я автоматически поплелась за редкими пассажирами по перрону к зданию вокзала. Яростные порывы ветра едва не сбивали меня с ног. Воздух был ледяным, неся с собой запах чего-то сырого и не знакомого. Вконец замерзшая, разбитая, измученная, я вдруг с ужасом поняла, что по собственной воле влипла не пойми во что. Мне отчаянно захотелось оказаться дома, но в старый дом возврата не было, а до нового еще ехать больше ста километров. Надо найти такси.
На парковке оказалось всего две машины. У одной, опершись на капот, стоял мужчина внушительных размеров (как он помещался за рулем было не понятно) и курил, вторая была без водителя.
– Не богато, – с отчаянием подумала я.
А вдруг он просто ждет кого-то. Как быть дальше в этом случае даже страшно подумать. Собрав весь свой оптимизм, я напряженно зашагала в его сторону.
– Прохладно у вас как-то для лета, – стараясь перекричать ветер, сказала я.
Он поежился и взглянул на небо.
– Вроде бы обещали, что к обеду распогодится.
Пронизывающий ветер начал действовать мне на нервы. Я достала сигарету и попыталась закурить. Прикуривая, я подпалила прядь волос. Мужчина улыбнулся.
– Далеко собралась? – не переставая улыбаться, спросил он.
Я назвала место. Какое-то время он молча рассматривал меня, явно прикидывая сколько с меня можно содрать по максимуму. Когда я согласилась с его ценой, очень похожей на питерскую, он кивнул и стал грузить мои вещи в багажник. Затем, распахнув настеж водительскую дверь, ловко влился в машину, заполнив собой половину салона. Я пристроилась рядом. Внутри пахло потом и застоявшимся сигаретным дымом, да и вообще, было не очень чисто, сиденья кое-где замотаны изолентой и почти не пружинили. Ремней безопасности не было. Супер!
– Да ни к чему это, – он был невозмутим.
Через несколько минут мы уже неслись по трассе, и я жалко цеплялась за подлокотник, ручки и собственные колени, когда на поворотах я то съезжала к водителю, то впечатывалась в дверь. Любой выступ на дороге – и зубы у меня стучали друг о друга. Проехав полдороги, я начала привыкать к манере вождения и местным дорогам. Напряжение понемногу отпускало. По пути не было никого и ничего, кроме серого и нудного дождя до самого горизонта. И ни одной пробки. Было что-то жизнеутверждающее в этом путешествии, в размытом от скорости пейзаже за окном, в дороге – пока еще просто к названию поселка.
Водитель не лез с разговорами, и я прокручивала в голове все снова и снова сцену прощания с Ромкой. До самого вокзала мы не произнесли ни единого слова. Он курил сигарету за сигаретой, не глядя на меня. И вот последняя минута. Мы стояли лицом к лицу, смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
– Ну, все, – сказал он, глядя на свои ботинки. – Наконец-то я избавлюсь от тебя и заживу своей прежней, свободной жизнью.
– Да, а я – своей.
– Но у тебя еще есть шанс остаться, потому что твой раб готов и дальше прислуживать тебе, – шутить явно не получалось.
– Не начинай. Ладно – мне пора.
– Будем на связи?
– Конечно.
Я всегда ненавидела расставания. Сегодняшнее оказалось особенно трудным. Я прижалась к Ромке, и он порывисто обнял меня в ответ.
– Ну, все.
Развернувшись, он быстро пошел, не оглядываясь, по перрону к выходу. Я зашла в вагон.
***
Уже начало темнеть, когда мы въехали в поселок и медленно ползли, пытаясь отыскать нужный номер. Дома были раскиданы как попало вдоль крутой узкой улицы. Я безуспешно крутила головой в надежде на прохожего. На улице – ни души. Даже спросить не у кого. Настроение мое тихо поползло «в минус». Да, Яковлев был прав, ну и дыру же я выбрала!
Пришлось звонить риэлтору, чтобы он нас сориентировал. Дом оказался «спрятанным» в маленькой бухте на самой окраине поселка, что меня вполне устраивало. Рядом с моим, было еще два – значит, у меня будут соседи. Мы остановились у калитки. На шум мотора на крыльцо вышла не молодая миниатюрная женщина в халате и приветливо помахала мне рукой. Я выдавила улыбку.
– Здравствуй. Ты Лена? А я Валентина Ивановна. Хорошо доехала?
– Рада с вами познакомиться, – обозначая дистанцию, я шагнула к ней и протянула руку. Она бросила на нее ироничный взгляд и пожала ее.
– Послушай, ты свои столичные манеры забудь. Мы здесь люди простые, живем без затей и тебе придется, а иначе – не приживешься, – она добродушно смотрела на меня. – Пойдем, я провожу, – она поежилась на ветру, – только куртку накину.
Выйдя с ней на дорогу, мы свернули к дому, который был ближе всех к берегу. Ага, значит вот, где я буду жить. Пытаясь не упасть в темноте, я профессиональным взглядом окинула строение. Дом мало чем отличался от других домов в поселке, он был небольшим, одноэтажным и стоял на прочном фундаменте. Перед входной дверью – деревянная веранда. Я была приятно удивлена, потому что начальная цена была довольно низкой. Прямо скажу – цена последней надежды. И она совсем не соответствовала его реальной стоимости.
«Кажется, у него есть душа» почему то пришла в голову такая мысль. «Так, интересно, что меня ждет внутри», – я зашла следом за Валентиной Ивановной в открытую дверь.
В доме было прохладно. Я прошла в кухню, большую полупустую комнату с голыми деревянными половицами и большим сосновым столом, на котором на белой простыне были разложены какие-то травы. Приятный землистый запах сухих растений наполнял дом. Занавесок не было.
– Извини, я все уберу. Здесь прохладно и никого нет, вот и сушу их здесь.
Спальня и гостиная оказались более уютными и обжитыми. Показывая мне комнаты, Валентина Ивановна говорила без умолку.
– Мы его уже продаем два года. Но желающих нет. Иногда приезжают на выходные или отпуск и просятся пожить. Я пускаю. Ну, а чего? Если люди хорошие, то, что не пустить? Хоть какая-то копеечка. Мы ж на него потратились, пока готовили к продаже, – она, оправдываясь, посмотрела на меня. – А так, дом хороший. Теплый. Есть АГВ. Туалет, ванная – все как в городе. Белье новое, – проходя мимо спальни, она махнула на двухспальную кровать, – я там маленькую подушечку положила с душистыми травками – будешь спать как королева. А вообще, у нас тихо. Комбинат закрыли лет десять назад. Работы нет. Народу в поселке осталось немного, все друг друга знают. Кто-то уехал, кто-то остался. Рыбалка, охота – лишь бы прокормить семьи. Одним словом – выживаем. Поэтому любопытных особенно нет, никто с расспросами не полезет, пока сама не захочешь поговорить.
Попутно она пыталась ознакомить меня с кабельными каналами.
– Спасибо, все хорошо. Я со всем разберусь.
– Извини за мою болтовню, но я так рада, что кто-то будет жить рядом. Мне тут иногда одиноко, особенно зимой. Егорыч на озеро уйдет, дети – в городе – приезжают не часто. Вот я одна и кукую, – она заторопилась к выходу. – Все-все, совсем заболтала тебя. Ухожу, тебе надо отдохнуть с дороги.
Я проводила ее до двери. Уже на крыльце она обернулась:
– Когда устроишься, заходи в гости. Я познакомлю тебя с мужем. Да и обсудить наши дальнейшие дела по оформлению документов на дом надо.
– Да, да, конечно.
В первую ночь я никак не могла уснуть, несмотря на усталость и на удивление удобную кровать. За стенами ветер завывал, дождь барабанил по стеклам, крыша трещала. Я лежала, закутавшись в одеяло, прокручивая в памяти снова и снова сегодняшний день. Уже под утро, когда я наконец уснула, мне приснился Ромка: он сидел напротив меня в электричке метро, слегка покачиваясь, лицо у него в дрожащем искусственном свете было спокойное. Ты что здесь делаешь? – спросил он. – Домой! Живо! Я тебя жду! Только голос был совсем не его. И я, дрожа, хватая ртом воздух, проснулась.
Натянув на себя джинсы и свитер, я вышла в гостиную, которая после выгрузки багажа, оказалась полностью завалена моими сумками. Собираясь с мыслями, куда раскладывать вещи, я вдруг осознала, что очень хочу есть. Ругая себя, что не побеспокоилась об этом вчера, я пошла на кухню, согреть хотя бы чай. На столе, накрытый полотенцем, стоял еще теплый, большой и румяный пирог. Похоже, с утра у меня уже побывали гости. В холодильнике было молоко, какие-то банки с соленьями. На полке стояли коробочки с кофе и чаем. А в корзине у плиты: картошка, лук. Мне стало неловко, хозяйка очень готовилась к моей встрече. Надо обязательно ее поблагодарить. Наверное, она рассчитывает на какие-то особые отношения, которые мне сейчас не по силам. Буду максимально оттягивать посещение, ведь я приехала не для того, чтобы общаться с пожилой парой, да и вообще – ни с кем близко сходиться я пока не намерена.
Каждый день лил дождь, который к концу месяца перешел в мокрый снег. Я продержалась почти неделю, не выходя из дома, на оставленных Валентиной Ивановной запасах и привезенных мной сигаретах. Несколько дней я потратила на то, чтобы разобрать вещи. Привыкать к мысли, что это мой дом, было трудно. Он совсем не знал моего прошлого. Уличные фонари не освещали комнату ночью, а шум города не убаюкивал перед сном. Стоило стихнуть ветру – и тишина становилась невыносимой.
Но время шло. И нужно было определяться.
Я твердо решила никому не звонить (хотя кроме Ромки и звонить то было не кому). Проспорив сама с собой неделю, я все же купила этот дом. Мой дом. От одной мысли волосы на руках вставали дыбом. А с ним я купила три березы и восемь сосен, заросли ежевики, пляж и потрясающий закат.
Хорошая сделка. Наверное, одна из лучших в моей жизни.
***
Магазин в поселке был один и, поэтому, в его небольшом помещении можно было найти все: начиная от лопат и кончая детским питанием. Я бродила между стеллажами и чувствовала на себе настороженные взгляды. Прислушиваться не было смысла – обсуждали меня. Особенно вежливые или любопытные подходили поздороваться. Я бурчала что-то в ответ, потому что отвыкла от общения, да и разговаривать с абсолютно незнакомыми людьми было странно. Их доброжелательность действовала мне на нервы. С чувством облегчения и большим пакетом продуктов я вышла на свежий воздух. Теперь я смогу продержаться в доме дней десять.
Но свое затворничество мне пришлось нарушить – в двери торчала записка от Валентины Ивановны с настойчивым приглашением зайти в гости.
В доме моих хозяев было хорошо. Я удобно устроилась на диване с чашкой зеленого душистого чая.
– Травы сама собираю, – щебетала Валентина Ивановна. – Если захочешь, в следующий раз могу тебя взять с собой. У нас здесь очень красиво. А грибов!
В комнату вошел довольно крупный мужчина с загорелым, обветренным лицом и совершенно белой бородой. Он не спеша прошел к креслу, которое стояло у окна и сел. От него веяло каким-то спокойствием, которое уравновешивало неуемную восторженность жены.
– Алексей Егорович, – кивнув на мое «здрасте», скупо представился он.
Я как могла, пыталась весело поддерживать беседу. Болтая о всякой ерунде, главным образом о погоде, а точнее, о дожде и о том, какой у меня прекрасный дом. Потом я начала уставать.
– Вы здесь родились? – спросила я в конце концов.
– Нет, но живем давным-давно.
– А чем вы занимались?
– Я работала учительницей в местной школе. А он, – она кивнула в сторону мужа, – врач, и очень хороший.
– Да ладно тебе, – смутился Алексей Егорович, – врач, как врач. Самый обыкновенный.
– Но лучше ты нам расскажи, чем занимаешься. Почему приехала сюда? Почему одна?
– Решила узнать ваши края получше. Может быть напишу книгу, – не понятно зачем соврала я.
– В одиночестве? Почему с такой красивой девушкой никто не приехал?
– Слишком долго объяснять. Ну, мне пора.
Я встала, подхватила куртку и направилась к выходу. Хозяева потянулись следом. Чувствовалась какая-то неловкость.
– Тебе нужны резиновые сапоги. Здесь без них никак, – глядя на мои кроссовки, заботливо проговорил Алексей Егорович, – мать, посмотри-ка в чулане. Какой у тебя размер?
– Да ну, что вы. Не надо, – я попятилась к двери, – завтра схожу в магазин и куплю. Это не проблема.
– А зачем покупать, деньги тратить, когда можно просто получить в подарок, – Валентина Ивановна протянула мне сапожки. И потом, пряча улыбку: – Когда еще ты книгу напишешь…
С улицы донесся шум подъезжающей машины.
– Вадим что ли? – Валентина Ивановна с удивлением посмотрела на Егорыча, – вроде не обещал. Это наш сын. Приемный. Живет тут, рядом. В третьем доме. Но не постоянно, а так, набегами, – коротко пояснила мне она.
Я была разочарована. Еще один сосед.
Мы все вышли на крыльцо. Заляпанный грязью внедорожник стоял перед домом. По тропинке к дому быстрым шагом, низко опустив голову и слегка наклонившись вперед, шел молодой мужчина. На голове бейсболка – лица не видно.
– Привет, – он кивнул Валентине Ивановне и пожав руку Егорычу, развернулся и так же быстро пошел к машине.
– Вадим, сынок, может покушаешь?
– Нет. Завтра зайду, – на ходу, не поворачивая головы, бросил он. Быстро сел в машину и резко развернувшись, так, что комья грязи полетели во все стороны, рванул к своему дому.
В мою сторону он даже не взглянул, как будто меня вообще здесь нет. «Неплохо» подумала я. «А главное – интеллигентно».
– Не обращай внимание. Он со всеми такой, – пытаясь сгладить ситуацию, сказал Валентина Ивановна. – Трудно сходится с людьми. Но он хороший.
«Кто бы сомневался».
С неприятным осадком на душе я отправилась к себе домой, успокаивая себя тем, что когда мне в следующий раз понадобится выйти из дома – этого мерзкого типа уже не будет. Как, кстати, его зовут? Вадим. Даже имя противное.
Но, к моему большому удивлению, быть затворницей мне категорически расхотелось. Несмотря на постоянный дождь, сунув в карман куртки бутерброд с сыром, я часами бродила по пустынным, но теперь знакомым тропинкам, вдыхая полной грудью сырой грибной воздух, очищающий и излечивающий меня изнутри. Но не все дни были дождливыми, иногда вдруг появлялось солнце, мгновенно высушивая и прогревая все вокруг. Сегодня был именно такой день. Гуляя по побережью, я впервые села на песок, чтобы посмотреть на озеро. Казалось, я одна в целом мире. Я закрыла глаза, плеск волн, накатывающих на берег в нескольких метрах от меня, убаюкивал. Солнце припекало. Ветер приятно ласкал кожу, наполняя кислородом легкие. Вдруг за спиной раздался резкий звук хрустнувшей ветки. Я открыла глаза и оглянулась. От меня в сторону поселка быстрым шагом, насколько позволял песок, удалялся Вадим. Какое хамство. Не окликнуть, не поздороваться. Он же не мог меня не узнать. И что он здесь делал? Следил за мной? Настроение было испорчено, я поднялась: «надо пойти, и что-нибудь приготовить». Сухомятка порядком надоела.
Подходя к дому, я увидела, что Вадим поставил свою машину прямо у моей калитки и что-то загружает в багажник. Деваться было не куда.
– Добрый день.
Молчание.
– А что, здороваться вас мама не учила?
Он недовольно посмотрел в мою сторону.
– Я могу пройти?
Он нехотя отодвинулся, освобождая мне дорогу. Я медленно прошла мимо него с гордо поднятой головой.
– Надолго ты здесь? – вдруг услышала я сзади.
– Да. Надолго. Я купила этот дом.
Видно было, что особой радости эта новость ему не принесла. Открыв дверь ключом, я зашла в дом и громко хлопнула дверью.
Обед готовить желание пропало на прочь.
Этот Вадим, почему то совершенно выбил меня из позитивного настроя. Я опять перестала одеваться, ела что попало и когда попало. Часть дня спала. Если сон не шел, лежала в постели и наблюдала в окно за небом и облаками. Иногда тупо следила за глупостями на экране телевизора, выключив звук. Словом, я вернулась к своему, уже привычному, образу жизни. То, на что я надеялась, приезжая сюда, не случилось. Успокоение улетучилось. Чувство освобождения не приходило. Я ничего не хотела, я даже больше не могла плакать. Время шло, и дни казались мне все более длинными.
Этим утром, вместо того, чтобы оставаться в постели, я решила сесть к окну. Сварила кофе, закуталась в одеяло – небо я уже разглядывала много дней и теперь, для разнообразия, буду рассматривать озеро.
Мое внимание привлек стук калитки. Вадим вышел из дома. На его плече висела большая сумка. «Неужели уезжает?»– в надежде подумала я. Быстрым шагом он направился к озеру. Его темные волосы были еще больше всклокочены, чем в прошлый раз.
Вот он исчез из поля моего зрения, пройдя за скалой. Полчаса спустя снова появился, поставил сумку и начал рыться в ней. Без бинокля не понять, чем он там занимается. Потом он присел на корточки, и теперь я видела только его спину. Он долго оставался в таком положении.
В животе заурчало, это напомнило мне, что я не ела со вчерашнего дня, и пришлось идти на кухню делать бутерброды. Когда я вернулась, Вадим исчез. Я свалилась на стул и без всякого аппетита съела свои бутерброды.
Шло время, я не двигалась с места. Начинало темнеть. Вдруг я увидела, как Вадим выбежал из дома и направился точно в то место, где уже был утром. Я накинула одеяло на плечи и вышла на крыльцо, чтобы было удобнее за ним следить. В руках у него был какой-то предмет. Вадим поднял его на уровень глаз, и мне показалось, будто я разглядела фотоаппарат. Он оставался не подвижным. Я замерзала, поэтому, подождав несколько минут, вернулась в дом.
Ситуация немного прояснилась – мой противный сосед оказался не маньяком, а просто фотографом. Это было интересно. Теперь я выстраивала свой день под его расписание. Он выходил из дома в разное время, чаще – с фотоаппаратом, и направлялся на побережье. Найдя нужное место, мог часами оставаться неподвижным. Не реагировал ни на ветер, ни на дождь.
Благодаря своим наблюдениям, я кое-что о нем узнала. Во-первых, он был заядлым курильщиком – сигарета постоянно торчала у него изо рта. Во-вторых, та вызывающая неопрятность, которая кинулась мне в глаза в день нашего знакомства, была для него привычным делом. Он ни с кем не разговаривал и к нему никто не приходил. Отсюда вывод: этот тип – натуральный эгоцентрик, никто и ничто, кроме фотографий, его не интересует. И снимает он все время одно и то же: одни и те же волны, один и тот же песок. Ха – он абсолютно предсказуем, и мне ничего не стоило предугадать любое его действие.
