Текст книги "Твоя настоящая семья (СИ)"

Автор книги: Вера Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

В таких мыслях альфа добрался обратно к дому родителей – сейчас состоится ритуальный обед, а потом можно и смыться по-тихому. Но поминальная трапеза была обставлена с той же помпой, что и вся церемония, так что пришлось Мэтту сидеть ещё час между старым идиотом Тедом Дельфи и собственным папашей и любоваться на весь этот надоедливый спектакль. Допив наконец кофе – к счастью, вкусный, как и вся еда на столе, что хоть немного примирило альфу с ситуацией, – Мэтт поднялся со своего места и собрался прощаться. Отец, оторвавшись от увлечённого поедания куриной ножки, запечённой в слоёном тесте, махнул костью, как волшебной палочкой:

– Мэтью, на твоё имя пришло письмо. Твой папочка, по обыкновению, забыл тебе об этом сообщить.

– Ничего я не забыл, – тут же бранчливо, хотя и вполголоса, чтобы не слышали благонравные соседи, вставил Дейн. – Я вам не мальчик на побегушках. Оно там, на каминной полке. В следующий раз, Мэтью, будь так добр – сообщай своим корреспондентам, где ты сейчас проживаешь чаще всего. Мне делать больше нечего, как гонять Фреда через весь город в конуру твоего этого янки.

– Умерь пыл, папа. Ты так психуешь, будто не Фреда гоняешь, а сам ездишь.

Радуясь, что сейчас наконец-то уберётся отсюда, Мэтт прошёл к камину. Взял плотный конверт, сунул в карман пиджака и, вежливо – под пристальным взглядом папы – попрощавшись с гостями, вышел из дома. Когда он вдохнул свежего воздуха, напоенного ароматом зацветающих магнолий и энергией просыпающейся от зимней полудрёмы субтропической природы, альфа почувствовал себя узником, вышедшим из тюрьмы после многолетнего заключения. Несправедливого и безвинного, притом.

Донована ещё не было дома – точнее, уже не было, он снова убежал, на этот раз помогать приятелю строить вольер для собаки. Об этом альфу извещала записка на кухонном столе. Кроме того, в ней говорилось, что буде ненасытный обжора мистер Деверо захочет есть, то он сможет перекусить оставленными в духовке запечёнными с мясом цуккини, а также о том, что, несмотря на все его очевидные и скрытые недостатки, Донни его очень любит.

Мэтт прочёл записку, посмеялся и сбросил пиджак на пол. Пока он снимал галстук, заметил вывалившийся из кармана конверт – альфа совсем забыл про него. Тяжёлый, плотная бумага. Адрес дома Деверо – 2241, Уэст-Тайн-драйв, Бель Мид, Нэшвилл, Теннесси – впечатан на компьютере. Имя отправителя – Паоло Мастрантонио – ни о чём Мэтту не говорило. Должно быть, опять пачка документов от нотариуса из Мемфиса. Как же они все надоели, эти долбанные бюрократы. Чертыхаясь, альфа отбросил вконец запутавшийся галстук в сторону – тот улетел в ванную и приземлился там на полке с зубной пастой, – взял конверт, разорвал край и вытряхнул содержимое на кухонный стол.

Бумаг в конверте не было. Там были фотоснимки – шесть штук. «Что ещё за ерунда» – недовольно подумал альфа, беря один из них и рассматривая. Он не сразу понял, что именно ему прислали, что изображено на фотографиях – так разум вначале отказывается принять известие о смерти кого-то очень дорогого. Но глаза не обманывали альфу – на фото был Донни. В своей постели, в той самой, что стояла сейчас в спальне у окна, в той самой, на которой они ещё вчера вечером занимались любовью. Голый, с блестящим от испарины телом, зажмуренными от удовольствия глазами и приоткрытыми в громком стоне губками – именно так он выглядит, когда кончает, этого ли Мэтту не знать. Он сам сколько раз заставлял его так зажмуриваться… Вот только на снимках вторым в постели был не он. Какой-то парень, молодой, чернявый, гораздо полнее Мэтта, и с волосатой грудью. Он нависал над омегой, устроившись между его широко раздвинутых ног – любимая поза Донни, с подушкой под поясницей. И трахал его. Чужой мужик, противный и губастый, трахал его омегу. И тому, судя по его реакции, это нравилось.

Альфа бросил снимок на стол, словно тот был ядовит. Ноги его вдруг в один момент налились свинцом, руки затряслись, сердце заколотилось, как взбесившийся дизель. Не может быть. Да что же это, чёрт возьми, такое?! Как это понимать?! В безумной стихии эмоций, в одну секунду хлынувших в душу и мозг альфы, – так цунами смывает всё живое с маленьких островков, – чётко выделялась лишь одна мысль – за что?! Почему Донни с ним так обошёлся?.. Значит, не зря, не зря он почувствовал чужой запах, он был, и Дон врал ему – зачем?! Как так вообще может быть?!

Ну а собственно, почему нет?.. Кто сказал, что Донни Холден – безгрешный ангел? Он и раньше не был особенно строгого нрава, просто Мэтт полюбил его, вот и вообразил себе идеального омегу. А некто взял и открыл ему глаза – интересно, кто он, этот Мастрантонио, и зачем ему это нужно?.. А уж не он ли на этих мерзких снимках – внешность подходящая… Мысли альфы побежали наконец по единому, но крайне неприятному руслу. Вот они, фото. Вот он, чужой запах. Какие ещё нужны доказательства? Омега ему лгал, нахально и умышленно лгал прямо в глаза. Трахаясь за его спиной с этим итальянским жеребцом.

Альфа почувствовал себя отвратительно. Даже не будучи официальным мужем омеги, он уже примерил рога. И они ему явно не идут. Как же противно на душе… Ревность, обида, злость, боль, всё разом. Да он просто издевался. А сам, должно быть, посмеивался над наивным старозаветным южанином. Да, Мэтти, я так люблю тебя… Мне тебя-то много… Уж конечно, много, после такого-то ёбаря. Шлюха. Шлюха янки.

Мэтт вскочил со стула, на котором сидел. Схватил снимки, затолкал их обратно в конверт. Так, всё, пора отсюда уходить. Объясняться с этой лживой тварью он не намерен. Хватит с него унижений, ещё недоставало опять выслушивать враньё и оправдания. Альфа молниеносно собрал свои вещи – их оказалось довольно много, они с Доном встречались уже месяцев десять. Интересно, сколько из них он путался с этом козлом? Должно быть, это началось недавно, иначе Мэтт бы уже раньше что-то почувствовал.

Ну вот и прекрасно. Пусть этот лживый мерзавец с его чистыми красивыми глазками трахается с кем хочет, пусть кому-нибудь другому наставляет рога. Как же чертовски больно… Ведь ещё несколько часов назад Мэтт планировал уехать с ним подальше от родителей, завести детей и жить душа в душу, как жили они до этого… А теперь выходит – правы были родители-то. А дураком оказался он. Вместе со своими планами, мечтами и такими уже любимыми и желанными шестерыми детишками… Мэтт сдавленно застонал, изо всех сил ударив кулаком по дверному косяку. Он даже не заметил, как распорол ладонь торчащим из неё гвоздем – так сильна была душевная боль, что физическая совершенно не ощущалась. Пнув стену ногой, он вышел из домика омеги, не трудясь запирать его, забросил в багажник пакеты с вещами и сел в машину, хлопнув дверью ни в чём не повинной «Феррари». Спорткар сорвался с места и исчез за поворотом на Шелби-авеню.

Глава 4

Маленький «Фольксваген Битл», с трудом маневрируя, объехал по встречной полосе занявший собой половину проезжей части Лиллиан-стрит старый, ободранный «Форд Мустанг», с помятой дверью и ржавыми колпаками на колёсах, обутых в разнокалиберную резину. «Жук» припарковался сразу за «Мустангом», и выскочившая из него миниатюрная девушка громко сказала:

– Дурак! – Адресовано это было, очевидно, владельцу «Мустанга». Девушка с приличной для такого маленького тела силой пнула погнутый в нескольких местах бампер «Форда», который издал звук сродни консервной банке. Само собой, молоденькая бета не могла знать, что оный владелец, мистер Свон, мертвецки пьян третьи сутки, и не услышал бы её, даже скажи она ему это прямо в ухо. Правда, стоит заметить, что и знай она об этом, её бы это совершенно не обескуражило.

– Мудила, – добавила водитель «Жука», заперла дверь своей малолитражки и энергичным быстрым шагом направилась к крыльцу небольшого домика, обшитого белым сайдингом. Взбежав по выскобленным ступенькам, она постучала в дверь – открыл ей молодой парень-омега. По физическим кондициям этого высокого, крепкого парня посторонний мог бы принять за бету, а то и за альфу, но то был именно омега – о чём вполне наглядно свидетельствовал его круглый выпирающий живот.

– Тина? – удивлённо спросил он, увидев девушку. – Вы там уже по мне соскучились?.. Я всего-то два дня, как в декрет ушёл.

– Ну как ты? – с нежностью спросила девушка, и умильно обхватила обеими ладонями тугую округлость под мягкой домашней рубашкой омеги. – Ой, ну какое же пузико прелестное! Дон, ты изумительно выглядишь!

Омега смущённо улыбнулся, машинально погладив живот, и пропустил гостью в дом. Закрывая дверь, он окинул взглядом свою улицу, усталую зелень деревьев, несмотря на тепло, предчувствующих невидимо наступающую осень. Он мельком подумал – а ведь скоро полгода, как его альфа бросил его.

Мэтт просто в один прекрасный день ушёл из его дома, не объяснившись, не поговорив с ним, не оставив даже записки. Собрал вещи, пока его не было дома – и ушёл. Донни, в полном недоумении, позвонил ему раз десять – но тот не взял трубку. А потом безжизненный голос оператора сообщил, что номер отключён…

Не брал альфа телефон и на следующий день, и тогда омега решил найти беглеца, поговорить лично. Однако не так-то это оказалось легко. В особняк Деверо его не пустили – трижды он приходил, и трижды длинный, тощий дворецкий отвечал жестяным голосом: мастера Мэтью нет дома и сегодня не будет. В офис не пускала охрана, и тогда Донни окончательно осознал – Мэтт почему-то не хочет его видеть. Но почему? Что такого произошло? Ведь ещё тем же утром у них всё было в полном порядке, как всегда. Что могло случиться в эти несчастные несколько часов?.. Омега ничего не мог понять, как ни старался.

Ему удалось увидеться с альфой только через несколько дней, и то почти случайно. Он бесцельно, сам не зная зачем, болтался возле здания, где располагался офис одной из компаний Рика Деверо, и ему наконец повезло: из зеркальной двери вышел Мэтт, мрачный и насупленный, и, чуть не сбив по дороге с ног какого-то мужчину, своим стремительным шагом пошёл к такси. Донни бросился к возлюбленному.

– Мэтти! Мэтти! Привет…

Альфа взглянул на него – так, что у несчастного омеги душа ушла в пятки. Никогда в жизни никто не бросал на него таких ледяных презрительных взглядов – и уж конечно, не ждал он такого от парня, столько раз шептавшего ему «люблю тебя…», и столько же раз слышавшего то же в ответ. Донни растерянно замер, а Мэтт, ещё раз с той же холодной ненавистью взглянув на него, открыл дверцу такси. Сообразив, что альфа сейчас уедет, Донни превозмог себя и в один прыжок оказался рядом с ним, хватая его за руку:

– Мэтти, что происходит?.. Что с тобой?.. Я только понимаю, что произошло какое-то недоразумение…

– Не-до-разумение? – буквально выплёвывая каждый слог, произнёс альфа. – Это так теперь называется? Ну а я по старинке буду называть это блядством. А ты оставь меня в покое. Я не имею дела со шлюхами.

Донни ошалело смотрел на любимого – первое, что он подумал, это что Мэтт лишился рассудка. Шлюха? Кто – он, Донни?.. Почему?! Да что же это такое творится-то?..

– Ты что несёшь, Мэтти?.. – дрогнувшим голосом спросил он. – Какое блядство, у кого, ты о чём?.. Такое впечатление, что тебе мозги промыли…

Альфа криво ухмыльнулся:

– Ну, можно и так сказать. Глаза открыли уж во всяком случае. А тебе я больше повторять не стану – отвали от меня и не смей мне больше голову морочить. Найдешь себе другого дурака. – На миг омеге показалось, что в глазах альфы мелькнула боль, как от удара ножом, но в ту же секунду камнями перекатились желваки на его скулах: – Лживая дрянь…

Мэтт сжал зубы, и, грубо выдернув свою руку из руки омеги, сел на заднее сиденье машины. Хлопнула дверь, едва не прищемив пальцы онемевшему Донни – и такси уехало. Омега не помнил, сколько он потом стоял на тротуаре – его толкали прохожие, был час пик в самом оживлённом деловом квартале Нэшвилла, а он даже не слышал шума города, не слышал бренчания банджо и пиликанья скрипки на площади перед фонтаном, где выступала самодеятельная кантри-группа, не слышал шуршания колёс авто и голосов людей. Донни казалось, что само время остановилось. Как в тот вечер он добрался домой – он тоже не помнил.

На следующий день с утра стресс дал о себе знать в полную силу. Донни плохо спал, и утром ничего не смог съесть – при одной мысли о еде его начинало тошнить. На работу он опоздал, и перед завтраком его напарница Джастина Грин нашла его в учительском туалете – как раз в тот момент, когда его в третий раз за утро выворачивало наизнанку.

– Дон, – озабоченно сказала Тина, поглаживая его по спине. – Иди сейчас же домой. Ты болен. Не дай Бог зараза какая… Иди, зайди к Сельме, пусть она посмотрит, что с тобой.

Омега кивнул и побрёл в кабинет к медсестре. Объясняться с мисс Сельмой Лопес, особой довольно строгой, ему даже не пришлось – в её кабинете его снова стошнило, хотя желудок был совершенно пуст, и медсестра без звука выписала ему больничный лист.

– Давно это с тобой? – спросила она, заполняя графы стандартного бланка. – Что у тебя болит? Голова, живот? Температура была?

Донни покачал головой. Ничего у него не болело. Не говорить же Сельме, что ему вообще жить не хочется. Что по непонятной причине его любимый не хочет его видеть, вместо разговоров просто оскорбляет, разве что ещё по морде не дал – притом совершенно непонятно, за что. Его альфе будто осколок злого зеркала попал в глаз, как Каю из сказки про Снежную королеву. И как теперь быть, что делать – один Бог знает. А сейчас вот к душевной боли омеги добавилось ещё и физическое недомогание. Видимо, для полного уж счастья.

– Марш к врачу, – скомандовала Сельма. – Сейчас же. Держи направление.

К врачу Донни не пошёл. Остаток дня он провалялся дома на диване, глядя в потолок и ни о чём не думая. Апатия была полнейшая, омеге вообще ничего не хотелось делать. Ему хотелось заснуть – а проснувшись, обнаружить, что ему просто-напросто приснился кошмар. Что Мэтт рядом, они по-прежнему влюблённая парочка, что сейчас альфа его поцелует, обнимет, прижмёт горячо к себе – и всё будет хорошо.

Наутро ситуация повторилась, Донни полегчало только часам к двум дня. Вообще вся следующая неделя показалась ему одним сплошным днём сурка, с утра – тошнота и слабость, днём – апатия и сонливость, ночью – рваные тревожные видения и тяжкая, похожая на наркоз дрёма. Донни никому не звонил и ни с кем не хотел разговаривать, не беря трубку домашнего телефона и отключив мобильный. Он уже перестал ждать, что позвонит Мэтт – янки не был склонен питать пустые иллюзии. Всё уже и так ясно – альфа его бросил, какая теперь уже разница, почему. В пятницу обеспокоенная его молчанием Тина заявилась проведать друга.

– Ты был у врача? – первым долгом спросила она, вглядываясь в осунувшееся, побледневшее лицо омеги, с запавшими от слабости и недосыпания глазами. Тот покачал головой. – Дон, да ты с ума сошёл. На тебя же смотреть страшно. Тебя по-прежнему тошнит?

Омега кивнул:

– Но уже поменьше. А может, я привык просто. К обеду это обычно проходит.

Разговаривал он явно через силу, но Джастина Грин была не из тех, кого это смущает. Она вдруг прищурилась и внимательно посмотрела на своего друга:

– Слушай, а где твой альфа? Ты же жил с каким-то блондинистым красавчиком…

Донни махнул рукой. Он сам удивился, что при вопросе подруги о Мэтте не почувствовал острой боли, только уже привычную тяжесть в груди, переходящую в ноющее сосание под ложечкой.

– Поругались?.. Некстати… Ты мне вот что скажи – тебя же только по утрам мутит, да?

Омега кивнул. Ему это тоже казалось странным.

– Оригинальный у меня какой-то стресс – с утренним обострением.

Тина сжала губы в куриную гузку и почесала в затылке.

– Стресс? Что-то сомнительно. Тошнота по утрам – хм-м, мне одной это напоминает беременность? Помнится, когда моя соседка в том году после всех своих потрахушек со всем кварталом умудрилась залететь, она начиная с седьмой где-то недели из сортира не вылезала. Её почти месяц каждое утро рвало, как из брандспойта. А потом, перетерпев всё самое интересное, эта чума пошла и сделала аборт. Я её спрашиваю, курицу – а раньше это сделать религия не позволяла, что ли, раз уж ты всё равно не собиралась ребёнка оставлять? А она мне знаешь что говорит? Я, говорит, стеснялась, вдруг доктор молодой и красивый окажется, а меня на него стошнит. Дура несусветная. Вот и хорошо, что она разбортировалась, бедное было бы дитя – жить с такой мамашей. Да и кандидаты в отцы там были – один другого прекраснее. Таким и не стоит размножаться, и так генофонд засрали.

Донни слушал подругу одним ухом. Беременный? Нет, это невозможно. Он же противозачаточные горстями пил. В том смысле он и высказался, на что Джастина со знанием дела заявила:

– Фигня эти таблетки. И даже презик – не стопроцентная гарантия. Врачи и сами предупреждают, когда выписывают. «Вероятность наступления беременности от семи до двенадцати процентов». Лучше всего – использовать и резинку, и пилюли. Так надёжнее. У тебя когда течка была?

– В феврале. С восьмого по двенадцатое.

– Угу… Как раз второй месяц пошёл. Ну вот, значит, в ноябре родишь. Очень удачно, вообще. В ноябре и декабре, говорят, самые крепыши рождаются.

– Тина, – недовольно сказал омега. – Прекращай чушь пороть. Я не беременный.

И вполголоса пробормотал:

– Только этого ещё мне не хватало сейчас…

Но помимо воли в душе Донни зародилась робкая надежда – а что, если Мэтт, узнав о ребёнке, хотя бы захочет объясниться? Всё-таки альфа так мечтал о детях – именно от него, от своего омеги, может быть, хотя бы таким образом им удастся поговорить и всё выяснить? Хоть бы он рассказал, объяснил, в чём дело… А то как с цепи сорвался…

– Папочка, – Джастина всё о своём, сияет умильной улыбкой. Женщины-беты иногда просто помешаны на этом деле.

– Слушай, Тинкербелл, хорош. Не беременный я.

Однако анализ крови, ультразвуковое сканирование и милый пухлый репродуктолог доктор Катце были прямо противоположного мнения. Все разом.

– О да, мой дорогой друг, – рокотал Катце. – Состояние плодного ложа, тонус мышц родового пути, размер эмбриона… Да-а, всё соответствует седьмой неделе беременности. Как в учебнике. От всей души поздравляю вас, мистер Холден, и уверен, что вы будете превосходным папой. Здоровье у вас отменное. Ну, а на приём ко мне будете приходить не реже двух раз в неделю. Токсикоз – это совсем не страшно, скоро он пройдёт сам по себе, ну а облегчить ваше состояние помогут витамины для омег… Вот я вам сейчас их выпишу… И мой личный совет – попробуйте кушать лимон. Прямо вместе с кожурой. Иногда это помогает.

Через полчаса Донни сидел на скамье в парке у клиники Холли Харт. Джастина торчала рядом, обнимая его за плечи. Он беременный. У него будет ребёнок. От Мэтта. Омега сжал готовую разломиться голову руками, запустив пальцы в волосы. Ну и дела… Да, не так он представлял себе, как объявит своему альфе о том, что у них скоро родится первенец… Совсем по-другому это должно было быть. Тина тем временем заметила:

– Ты собираешься своему… Ну, отцу ребёнка рассказать?

– Конечно, – кивнул омега. – Это же его ребёнок. В любом случае он должен знать.

– Вот и молодец, – заключила Тина. – Правильно. Если он хороший парень, и действительно любит тебя, то даже если ему и кажется, что ты чем-то перед ним провинился, он в таком разе тебя хотя бы выслушает. Давай, я тебя отвезу домой. Тебе нужно побольше отдыхать, папочка…

Дома Донни без аппетита перекусил всухомятку, накормил Маркса, налил псу свежей воды. Он вовсе не был уверен, что не забывал вовремя делать всё это, пока был поглощён своими переживаниями. «Как ты только не околел тут у меня, бедняга» – приласкал он собаку, потрепал верного приятеля по жесткошёрстной толстой спине. Выпил витамины – по дороге Тина затащила его в аптеку, чтобы купить всё, что выписал доктор Катце. Спать Дону пока не хотелось, он включил было телевизор, но после пяти минут выключил, чувствуя, что от мельтешащей рекламы дезодоранта и хлопьев для завтрака его токсикоз готов обостриться прямо сейчас, несмотря на то, что до утра ещё далеко. Омега развернул утреннюю газету, валявшуюся на столе, подумав, что со всей этой катавасией уже сто лет не читал прессу. И в колонке светских новостей с газетной страницы глянуло на него такое знакомое лицо, самое красивое и любимое лицо в мире, лицо его альфы. Красочная заметка извещала о заключении помолвки и предстоящем бракосочетании Мэтью Джеймса Деверо, сына Ричарда Деверо и Дейна Уэста-Деверо, и Андре Жоффруа Бержера, сына Лайонела и Рива Бержеров. О дате свадебной церемонии, как говорилось в заметке, будет объявлено отдельно. Приглашения разошлют по почте.

Донни медленно отложил газету. Он ещё раз прокрутил в уме заголовок заметки – и вдруг понял, что ему больше не больно. Видимо, всю положенную дозу мучений – и физических, и душевных, – он уже получил. И достиг того максимума, после которого уже становится всё равно. Просто ему всё стало понятно. Ну вот, с этого и надо было начинать. Альфа просто послушал родителей. Ведь он теперь единственный наследник. Само собой, ему невыгодно обострять с ними отношения. Речь теперь идёт не о нескольких сотнях тысяч долларов, а о десятках миллионов, об активах, о крупной недвижимости. Это уже не мелочи. А может быть, он и изначально не планировал отношения с Донни, как нечто серьёзное, и сам ему попросту врал. Только непонятно, к чему весь этот спектакль с побегом, дурацкими обвинениями в неверности… Ну сказал бы прямо – так и так, дорогуша, прости, мне было хорошо с тобой, но там мне будет лучше. Оно и понятно, рай в шалаше сейчас мало кто предпочтёт раю в собственном особняке, с суммами в семь нулей на счетах. И Донни бы понял. Да, он бы так же страдал и испытывал ту же боль, но по крайней мере, он бы не терялся всё это время в догадках – что же происходит, что он сделал такого, что его любящий альфа в одну минуту отказался от него. И не ждал, не надеялся бы – вдруг всё это просто недоразумение, и Мэтт завтра вернётся к нему… А решение всех загадок оказалось до смешного просто.

И снова он не спал всю ночь. И даже утром, уже привычно обнимая унитаз, Донни не прекращал думать об одном и том же – как теперь ему быть, говорить или не говорить альфе о ребёнке, которого он носит? Работал теперь омега во вторую смену, так что с утра был свободен – если можно так назвать время, занятое невыносимой тошнотой. Однако рассудительности он, несмотря на недомогание, не утратил, и решение принял, как ему казалось, верное. Он не стал искать встречи с Мэттом, кто его знает, может быть, альфа по-прежнему склонен устраивать сцены, или, ещё того хуже, с ним повсюду таскается его новый жених. Тогда ситуация и вовсе будет выглядеть слишком уж пикантно. Донни не был мстительным, и совсем не хотел навредить Мэтту – в конце концов, он всё понимал. И он написал альфе письмо, с пометкой – лично в руки. Дворецкий в их доме вышколен на совесть, Мэтт сам об этом не раз говорил, так что можно не сомневаться, письмо попадёт именно к адресату, и ни к кому другому. А уж в зависимости от того, что предпримет альфа, будет действовать и сам Донни.

Мэтт не предпринял ничего. Не позвонил, не написал. Не искал встречи. Донни ждал ответа день, два, неделю – и постепенно перестал ждать. У него появились другие заботы. Токсикоз перестал его мучить, набухли соски, обозначился животик. Омега пил витамины, соблюдал диету, бросил курить и прилежно выполнял специальную гимнастику для беременных омег. Сейчас на дворе был август, и у него уже пошёл седьмой месяц. Его малыш должен совсем скоро родиться. Нужно было думать о вещах для нового человечка, о кроватке и игрушках. К тому же у Донни начала немного побаливать спина, и доктор Катце посоветовал носить специальный бандаж для живота – вот Джастина и приехала сегодня к своему другу, чтобы вместе с ним пройтись по магазинам. Ну, а в остальном Донни чувствовал себя прекрасно. Он немного поправился, совсем чуть-чуть, и ему нравилось, как он теперь выглядел – со своим аккуратным, кругленьким животом, с гладкой, без намёка на растяжки, кожей – он пользовался специальным кремом, да и гимнастика помогала. Омега не носил мешковатую одежду, наоборот, он с удовольствием подчёркивал своё положение. И судя по тому, как добро и ласково улыбались будущему папе даже совершенно незнакомые люди – никто ничего против не имел. Донни нравилось ходить беременным, он со счастливым замиранием сердца ловил толчки своего малыша внутри себя, часто поглаживал понемногу растущий животик, разговаривая с сыном, и почти не думал о Мэтте. Он ждал ребёнка – и сам не заметил, как перестал ждать его отца.

Глава 5

– Ох, столько ещё всего нужно сделать, – томно вздохнул Дейн Уэст-Деверо. – Кошмар. А я устал просто ужасно сегодня.

По его тону запросто можно было решить, что он поднялся раньше солнца, подоил коров, всё утро мёл двор, с обеда ухаживал в госпитале за тяжелобольными, а теперь ему предстоит большая стирка и приготовление ужина на семью из восьми человек. На самом же деле день богатого омеги выглядел так: встав с постели в половине одиннадцатого, он до часу дня занимался собой – принимал ванну, причёсывался, наносил крема и маски. Пообедав салатом из крабов и яйцами-бенедикт, он полистал журнал, выпил чашку кофе и отправился поиграть в гольф в Бель Мид Кантри-клаб, где провёл время до пяти часов. В шесть, после чая с кексом, Дейн посетил спортзал и сауну, и около половины восьмого появился дома, где и принялся за своё излюбленное занятие в течение уже нескольких месяцев – планирование свадебной церемонии своего сына и жалобы на связанную с этим усталость. В гостиной, где вечером собрались обитатели дома, его слушателями были муж, уткнувшийся в биржевые сводки, сын, лениво листающий старую прессу, и отец, Гарри Уэст, приехавший из Мемфиса погостить.

– Церемония начнется не здесь, я передумал. Лучше всего начать в церкви. Пусть гости съезжаются прямо туда. Там, естественно, вообще непаханое поле, с Кэлвина толку никакого, старый идиот, но к счастью, время у нас ещё есть… М-м… Да, потом в наш дом. У Лайонела с его идиотским гаражом для его сорока экземпляров металлического хлама почти совсем не осталось земли. Даже гостей разместить будет негде. Или им придётся сидеть и обедать ввиду гаража… Нужно ещё выбрать и заказать цветы для украшения дома, двора и… Мэтью, – недовольно сказал Дейн, обращаясь к жениху. – Такое впечатление, что тебе всё это совершенно неинтересно.

– Абсолютно верное у тебя впечатление, – не давая себе труда быть вежливым, ответил ему сын, не поднимая взгляда от «Форбса» за позапрошлую неделю.

– Между прочим, речь идёт о твоей свадьбе.

– Я тебе уже сказал, папа – это твоя затея, ты и занимайся. Мне на это положить.

– Ты как с папой разговариваешь?! – взвился Дейн. – Я родил тебя на свет Божий, я теперь из кожи вон лезу, чтобы устроить твою судьбу, я приношу тебе на тарелочке с золотой каёмочкой жениха-мечту, юного, красивого, невинного и чистого, как голубь, я всё согласовываю и организую – и вот она, благодарность! И не нужно тут разыгрывать из себя несчастного подневольного. Ты сам согласился вступить в брак с Андре, и даря ему кольцо, недовольным не выглядел…

– Папа, – резко сказал Мэтт, швыряя на стол журнал. – Оставь меня в покое! Тебе что, в сотый раз сказать?! Андре, шмандре, да мне глубоко похрен, я возьму за себя чёрта лысого, лишь бы вы от меня отвязались раз и навсегда!!!

Молодой альфа вскочил с низкого кресла и быстрым, нервным шагом покинул гостиную, едва не сшибив с ног нёсшего поднос с кофе боя. Бедняга только успел отпрыгнуть в сторону – младший хозяин пронёсся мимо, как торнадо, дробно простучали его шаги по лестнице вниз, и в холле оглушительно хлопнула тяжёлая входная дверь. Дейн, сжав губы, круглыми от возмущения и испуга глазами смотрел вслед убежавшему наследнику.

– Ричард, что происходит… – обратился он слабым голосом к мужу. Но ответил отец:

– Вот и я хотел бы знать, какого чёрта у вас тут происходит? Куда вы дели моего внука? Тот Мэтью, которого я помню, всегда был таким весёлым, жизнерадостным парнем, шутником, заводилой… А это что за байронический персонаж?.. Я живу у вас неделю – и всю неделю наблюдаю вот такое атмосфэрное явление. У него через две недели свадьба, по идее он должен сиять от счастья. А он кидается на всех, как цепные псы моего деда. Что за нахрен, Рик?

Ричард Деверо с неохотой оторвался от сводки результатов сегодняшних торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже. Как же они ему все надоели со своими свадьбами, похоронами… Никкеи падает, золото в цене скачет, экономика в кризисе, чёрт его знает, что будет с рынком ипотеки, а вокруг все лезут со всякой ерундой.

– Он был вынужден расстаться со своим прежним возлюбленным, – отрывисто сказал он тестю. – Его предупреждали, что связываться с янки – не самая лучшая идея.

– Подумаешь, – пожал плечами Уэст. – Тоже мне, трагедия. У кого в молодости не было подобных переживаний?

– Я так понимаю, что у них была очень сильная связь, – в голосе Ричарда неожиданно послышалось старому альфе что-то похожее на сочувствие. – Мэтт уже почти полгода не может прийти в себя. Ради этого парня он переругался со всеми нами, готов был отказаться от наследства, оставить всю свою прежнюю жизнь. И чем тот ему отплатил?.. Трахался за его спиной с каким-то мексиканским жеребцом. При эмоциональном строе Мэтта ситуация и в самом деле трагическая. Для него весь мир в один миг рухнул.

Гарри удивлённо смотрел на зятя – вот уж не думалось ему, что Рик в принципе способен на подобные выводы. Он всегда казался пожилому альфе совершенно бездушным – ходячий финансовый справочник. Дейн же как всегда не стал вдаваться в тонкости и сказал сердито:

– Ричард, ты должен с ним поговорить. В конце концов, сколько я могу один всё на себе тащить?

– Я, например, один тащу на себе бизнес, – тон альфы снова стал отрывистым и сухим, как жёлтый горох. – Хотя бы всю эту семейственную ерунду можно на меня не вешать?

Дейн возмущённо фыркнул и мотнул идеально причёсанной головой:

– Не понимаю, что ему ещё нужно? Андре – прелестный мальчик, и так хочет выйти за Мэтта замуж. Он мне говорил, что наш сын для него – прекрасный принц.

Теперь уже фыркнул Рик.

– Он сделает то, что ему велит Лайонел. Андре Бержеру восемнадцать лет. И даже для этого возраста он не отличается большим умом. Наш сын тут ни при чём, мальчишка просто хочет замуж, ему всё равно, за кого из них – наш сын, Аарон Прайс или Грег Дельфи, или ещё кто-то… Андре хочет пышную церемонию, белый костюм с кружевными манжетами, трёхэтажный торт, карету и свадебное кругосветное путешествие на белоснежной яхте. Все его любимые романы, фильмы и прочая ерунда всегда заканчиваются великолепной свадьбой. Ему и в голову не приходит, что свадьба – это отнюдь не окончание, это только начало. И дальше ему придётся жить всю жизнь с нелюбимым и не любящим человеком. Мальчишка просто об этом даже не думает. Я знаю таких омежек-одуванчиков. И ты знаешь, сам из таких был. Впрочем, именно поэтому ты и не соотносишь эти две ситуации – свою и Андре.