Текст книги "Загадочные края (СИ)"

Автор книги: Вера Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Я не рабыня. – Она нервно облизала губы.

– А захочу, так будешь. Думаешь, так уж сложно – надеть на тебя ошейник? А потом продать. Правда, дорого за тебя не дадут. Теперь уже ты стоишь сущую ерунду.

– А твой поступок – он того стоит? Что ты получишь, забив меня до смерти? Сейчас ты покуражишься, потом придётся отвечать. Это разве того стоит?

Скиольд дёрнул её к себе и пальцами сжал её щёки, будто хотел смять её лицо наподобие куска влажной глины. Ингрид попыталась сопротивляться, но какое там. У неё и раньше-то не хватало сил отбиться от него, а сейчас остатки того, что было, её покинули, а тело стало слишком уязвимым. Всякая мысль о сопротивлении из её головы улетучилась.

– Знаешь, мне сперва было жаль твоего тела, – сказал он. – Восхитительная кожа, прекрасные округлости где надо. Конечно, будь ты полнее, выглядело бы лучше, но и так сойдёт. И всё же я добьюсь своего, даже если придётся разрезать тебя на кусочки. Поняла? Ты и в самом деле хочешь, чтоб тебя пытали? – Она замотала головой. – Ну вот. Я хочу, чтоб ты осознала: или будет по-моему, или никак. Давай, начни вести себя прилично. Ты ведь любишь меня, девочка?

– Ты просто ублюдок.

Пинок. Сильный. Больно. Очень больно. Даже перед глазами потемнело.

– Давай поговорим о происхождении каждого из нас, давай. И о твоём в особенности.

Тут он ослабил хватку.

Ингрид не знала, зачем она вообще пошевелилась. Может быть, чтоб улечься поудобней, найти положение, в котором не будет болеть проклятое ребро. Может быть, затем, чтоб попытаться уползти. Она уже плохо соображала, что и зачем делает. Но в итоге получилось так, что, собравшись и поджав ноги, она с силой распрямила их и попала Скиольду прямо в пах.

Этого он не ожидал. Он согнулся, уткнулся головой в край кровати, и потому вой получился приглушённым. Ингрид попыталась скатиться с постели, но лихое движение не получилось, и на пол она перебиралась с грацией беременной бегемотихи, едва шевелясь, чтоб не разбередить слишком сильно ушибы и раны и не отключиться. Обошла кровать, прицелилась, попыталась посильнее пнуть Скиольда в шею, чтоб наверняка, но он, воин до мозга костей, даже корчась от боли, сумел так прикрыть уязвимые точки тела, что вряд ли у неё получилось бы хоть что-то путное. Даже если б повезло. Она попыталась ещё и ещё раз, но удобный момент был упущен, и её пленитель, взяв себя в руки, хоть и с трудом, но приподнялся.

Он схватил её за ногу, дёрнул, и молодая женщина полетела на пол. Удар вышиб дыхание и обжёг тело болью изнутри. Ингрид свернулась клубочком, и очень своевременно, поскольку на неё обрушились удары. Кривясь от боли, пригибаясь, Скиольд принялся избивать её, и даже умудрялся делать это так, чтоб ненароком не пришибить пленницу вовсе.

Ингрид едва стонала, тесно прижималась к полу; ярл наконец успокоился и встал над нею, тяжело дыша.

– Тварь. Грязная шлюха. Ладно. – Он выдохнул. – Зачем тебя жалеть. Вообразила себя невесть какой ценностью, и только потому, что решила, будто моя мать на самом деле тебя любит? За одно это я тебя сотру в мелкий песок. С огромной радостью. – Он ещё раз пнул названную сестру. – Никто и никогда не оспорит её любовь ко мне, ясно? – Выглянув из комнаты, Сорглан позвал одного из тех пожилых воинов, которые раньше ходили с ним в походы, а теперь присматривали за хозяйством. – Возьми её. Во двор и в колодки.

– До утра? – усмехнулся, разглядывая почти обнажённое девичье тело, крепкий шестидесятилетний старик, одноглазый и без левой кисти.

– Давай до утра.

– Можно, ярл?

– Нет, – отрезал Скиольд. – Перебьёшься.

Ингрид вытащили из комнаты.

Скиольд, как только смог, налил себе пива, чтоб заглушить остатки болезненных ощущений, а потом пошёл посмотреть, что на этот раз привезли его люди – припасы и меха как раз выгружали с кораблей. Их было маловато, но на ту скромную сумму, которую ярл выручал со своего хозяйства, он мог жить сам и кормить своих людей, а богатства добывал другими способами.

Скиольд приказал распаковать тюки и принялся перебирать искрящиеся меха грубыми узловатыми пальцами. Лицо его помягчело и стало почти нежным – он испытывал особенную тягу к «мягкому золоту». Да и само золото он любил едва ли не больше, чем женщин – те вызывали у него только временную тягу, а потом презрение. Красивые игрушки, необходимые мужчине, чтоб получить наслаждение и сбросить напряжение, не более того. Золото же – это овеществлённая власть. Та, которую можно подержать в руках и запереть в сундуке.

Продукты он велел перенести в кладовые и поставил двоих доверенных людей, чтоб проследили за этим. Не углядишь за рабами – и, смотришь, пол-окорока пропало, а окорок – это не та еда, которая подобает слугам. Полотно же – льняное, конопляное и шерстяное, скатанное в тугие валики – он велел нести туда же, где будут храниться меха. Всё, что сделано человеческими руками, можно продать и превратить в золото или серебро.

С корабля в конце концов спустили и перепуганных девушек, и даже не двух – сразу трёх. Крестьяне Скиольда, стремительно бедневшие, всё чаще были вынуждены откупаться своими детьми, и с меньшим сопротивлением отдавали дочерей, потому что их ведь полагалось обеспечивать приданым, а в результате добро уходило в чужую семью. Каждый же следующий сын – опора хозяйству, лишняя пара рук, которая всегда пригодится. Единственная проблема, с которой уже успели столкнуться подвластные Скиольду деревни, заключалась в том, что молодым мужчинам перестало хватать невест, а из других поместий и соседних баронств в земли ярла дочерей мало какой полоумный отдавал.

Ярл оглядел девушек со всех сторон. Одна полненькая, помятая, другая тощая, совсем некрасивая, а вот третья ничего себе. Маленькая, ладная, хоть и не красавица, но очень-очень… За неё можно будет взять цену. Скиольд показал, чтоб девчонок повернули так и эдак. И дело тут было не только в том, чтоб всё до мелочи рассмотреть. Вчерашние крестьянки сразу должны понять своё новое положение.

Скиольд взял за плечо некрасивую девицу и насильно повернул боком. Плоская как доска, смотреть противно.

– Разве нельзя было найти что-нибудь получше? – недовольно спросил он того из своих людей, который возглавлял отряд, ходивший собирать подати в нынешнем году.

– У той семьи больше ничего и не было. Сын этим летом свалился с дерева, других дочерей нет. Я решил, что лучше это, чем ничего. – Боец равнодушно смотрел на крестьянскую девушку. – Да она крепкая и здоровая, а таких охотно покупают. Всё умеет что положено.

– Ладно, – пробурчал ярл. – Новости есть?

– От кого? – удивился его собеседник. – Все новости ты узнаёшь первым.

– Мало ли. От Сорглана, например.

– От графа? Разве он не в столице?

– Да в столице, в столице. Я просто спросил. Мало ли. – Скиольд снова посмотрел на девиц. – Ладно, пусть идут работают. Скажи на кухне, чтоб выбрали из них самую умелую. Заодно и посмотрим, что они могут. И предупреди: будут плохо работать, станут развлекать моих парней.

Скиольд обошёл будущих рабынь и поднялся на дощатый причал, на ту его часть, которую пока не занимали остатки дани. Он хмуро смотрел в серую воду, аккуратно отражающую облака, которые всё норовили затянуть небо, и думал о человеке, которого до двадцати лет считал отцом.

Сорглан всегда внушал ему трепет, и хотя возмужавший Скиольд старался давить это чувство в себе, остатки пиетета никуда не делись. Во-первых, граф был воином, как говорили, одним из лучших среди воинов империи, и мог бы добиться высокого поста, если б только хотел. Он не проиграл почти ни одной битвы. Только, как говорили, подвела его удача в паре мелких сражений, но и там он смог всё повернуть так, что эти поражения не лишили его армии и в итоге привели к победам. Во-вторых, граф был графом и имел огромное влияние в своих владениях и при дворе. Император относился к нему доверительно, а это многого стоило. В собственных же землях его власть почти ничем не была ограничена. Ещё и потому, что повиновались ему с радостью.

Старший сын Алклеты всегда завидовал своему отчиму, но больше всего на свете хотел бы быть на его месте. Он слегка презирал его за то, что тот провозгласил своим наследником чужого сына в угоду жене, что так снисходителен к рабам и слугам. Но нельзя было не признать, конечно, что он справлялся с ними, и отлично справлялся. Его люди по доброй воле шли за ним в огонь и воду, не оглядываясь, жена была покорна, несмотря на то, что количество поблажек, делаемых ей мужем, достигла, с точки зрения Скиольда, запредельного, недопустимого числа.

Ярл знал, что отчим никогда не бил его мать, ни разу не толкнул, не замахнулся, не оскорблял. Скиольд считал, что это глупость, но приходилось признать, что, несмотря на такое попустительно, жена не только не обманывала его, но и уважала, и любила, и слушалась. То же самое и с рабами. Этому Скиольд тоже завидовал, как и взгляду отчима, который почти всегда, когда они жили вместе, заставлял его прикусить язык. Сорглан был сильным человеком.

И, несмотря на свою внешнюю самоуверенность, ярл всё-таки боялся, что граф Бергденский явится сюда за приёмной дочерью. Скиольд не думал, что отчим действительно привязан к девчонке, скорее пойдёт на принцип. И он сомневался, что Сорглан посмеет что-то ему сделать, был уверен, что дальше разговора дело не пойдёт. Но этот разговор обещает стать чертовски неприятным. Ярл, не признававший никаких авторитетов, кроме себя, даже себе отказывался признаться, что отчим оставался для него каким-никаким, но авторитетом.

Мужчина смотрел в воду у причала, а сам всё думал о родителях. Об обоих. Он и не догадывался, что всё-таки по-своему сильно любит мать. И очень болезненно её ревнует.

Но себя, конечно, он любил больше.

– Эй! – вынырнув из глубин переживаний и размышлений, окликнул своих людей, которые толпились у вытащенного на берег корабля. – Скоро будете готовы?

– Вот-вот, ярл, – откликнулся один из них, весёлый, нахальный; он много себе позволял, потому что был побратимом Скиольда. Звали его Стейн. Ярлу нравилось его воображение и упорство – лучше него никто не мог вести допрос пленных.

– Отлично. Соберётесь – и завтра же с утра выступайте. Сельцо нужно научить уму-разуму на сотню лет вперёд. И если найдётся более или менее приемлемая молодёжь, изволь проследить, чтоб её ещё можно было продать. Ты меня понял?

– Постараюсь, ярл, – усмехнулся Стейн. Ему было лет двадцать пять, не больше, а жизненного опыта и ярости к удовольствиям хватило бы на двух сверстников. Он упёрся плечом в днище корабля, как и все остальные. Бойцы спускали судно на воду и работали в полную силу.

25

А тем временем за несколько десятков миль оттуда корабли герцога уже шли под всеми парусами в сторону многострадального поместья. Восемь больших кораблей по внешнему виду напоминали старинные парусники, но построены были совершенно по-другому, чем это делали в древности на Терре. Они были куда больше среднего гребного судна и даже парусного гиганта – большой боевой корабль герцога принял на борт больше шестисот воинов, провизию, запас воды, и ещё осталось место для всяких мелочей, без которых сложно вести войну. Был на каждом корабле и лекарь с помощником и со всем нужным скарбом, а на флагмане поместились даже два – военный врач Ригана, прекрасный травник, и Валентин, хирург, которого Сорглан по такому случаю настойчиво предложил герцогу. Помимо того с флотилией шли несколько маленьких кораблей сопровождения и быстроходный корабль-разведчик.

Наследник императорского престола, одетый в потрёпанную чёрную замшевую одежду, а не в мундир, своим видом ничем не отличался от своих людей. А рядовые гвардейцы выглядели даже наряднее его.

Флагман принял чуть больше воинов, чем предполагалось сначала; на борту стало тесновато, но всё необходимое кое-как разместили. На корабле имелись три помещения, поднятые над трюмом – каюта герцога, запасная каюта, в которой разместили Гранмара и трёх старших офицеров, и что-то вроде закрытого камбуза, где имелась небольшая печка. Так что горячая еда готовилась по необходимости, а не только по вечерам, и кораблю для этого не нужно было приставать к берегу. Каждое судно Ригана было оборудовано подобным камбузом. Так что эскадра и по этой причине передвигалась куда быстрее, чем можно было ожидать.

В своей каюте герцог приказал разместить на большом столе подробную карту и каждый день отмечал на ней путь, пройденный флотилией, чтоб случайно не пропустить какую-нибудь важную мелочь. Офицеры Ригана обязательно раз в день собирались у него на флагмане (перебирались сюда со своих кораблей), но ненадолго – лишь сверить данные и обсудить их. Герцог снова не высыпался, а потому был хмур, замкнут и неразговорчив.

Часто он поднимался на нос корабля и подолгу стоял там, кутаясь в тёплый, на меху, плащ. Он упрямо мёрз под пронизывающим северным ветром, но вообще-то, хотя умел терпеть холод, всегда предпочитал ему тепло. Он не смотрел на скользящую мимо землю, окованную горными хребтами, а только на воду, которая плавно качала его корабли.

– Если будем идти с такой скоростью, то подойдём к нужной нам долине завтра к вечеру, – сказал молодой офицер, подойдя к Ригану на расстояние трёх шагов, чтоб не слишком сильно помешать, если герцог занят какими-то важными мыслями.

Офицера звали Хедаль, он был гардландцем, северянином из земель, лежавших далеко на западе, одним из немногих друзей герцога, родившихся не на Терре. Два с половиной года назад Риган купил его на рынке, и с тех пор двадцатидвухлетний молодой человек, оказавшийся на деле очень хорошим воином, который попал в плен и, соответственно, в рабство после неудачного поединка, держался рядом с Риганом. Он был предан ему, как пёс.

– Вряд ли стоит начинать штурм вечером. Граф сказал, там обеспечено наблюдение за морем. Ночью тяжело предугадать, что противник может для нас приготовить.

– Задержать эскадру? – Хедаль выглядел озадаченным.

– Нет нужды. У нас будет задача, которая естественным образом задержит корабли. На подходах к долине нужно попытаться захватить кого-нибудь, более или менее знающего о том, что происходит в поместье. Скажем, какого-нибудь рыбака или местного жителя. Снабжается же эта усадьба хоть как-то!

– Разумеется.

– Кроме того, бойцы должны идти в бой отдохнувшими.

– У вас элитная гвардия. Они подготовлены так, что могут и без отдыха идти в какое угодно сражение.

– Они тоже люди. Отдохнувшие, они способны на большее.

Хедаль замолчал и какое-то время просто стоял рядом. Он прежде не любил моря, но ради Ригана, который охотнее всего передвигался именно на кораблях, заставил себя полюбить. Волны, ложившиеся по обе стороны от борта, были всех оттенков монохрома, от белого до чёрного – небо с утра затянуло облачной хмарью. С камбуза запахло вкусным – кашей, копчёным мясом и салом. Готовили обед.

– Счёт может идти на часы, – напомнил Хедаль. – Разве наша цель – не спасение девицы?

– На первом месте, конечно, жизнь и свобода леди Бергденской. Но она может быть уже мертва, от неё уже могли избавиться, передать или продать кому-нибудь… Могло случиться что угодно. Так что сейчас самое главное – совершить суд над ярлом или по крайней мере обезопасить от него людей. Леди Бергденской нисколько не поможет наша совместная гибель.

– Я понимаю. Может быть, выслать вперёд корабль-разведчик?

– Вышли. Не помешает.

– После обеда?

– Сейчас.

Хедаль ушёл. Вскоре подошёл поближе и тот самый разведчик – лёгкое маленькое парусно-вёсельное судёнышко, выкрашенное в серо-голубой цвет, который позволял ему совершенно потеряться на фоне воды. Паруса у него были того же оттенка, а древесина, пошедшая на корпус – самая лёгкая и надёжная из существующих в мире, из того, что подходило на постройку корабля. Кораблик небольшой, человек на сорок, он обошёлся герцогу в огромную сумму, но зато ни один корабль, ни маленький, ни большой, не смог бы его догнать. Столь быстроходного судна на верфях империи прежде не создавали.

Герцог молча любовался изящными движениями корабля, с маху развившего впечатляющую скорость и очень быстро канувшего в береговой дымке. Ещё то было в нём хорошо, что осадка получилась минимальная, и судно могло очень близко подходить к берегу.

Риган любил свои корабли, ценил своих людей, но и к тем отрядам, которые ему давали на время, как теперь, умел относиться бережно. Он признавал за собой недостаток знаний, опыта, зачастую и выдумки, но умел учитывать это и всегда слушал чужие советы. Любые – лишь бы они были дельными. Он держал при себе тех офицеров, которые не только блистали идеями, но и раз за разом подтверждали результатами, что идеи у них – ходкие, не бредовые. А наиболее удачные мысли получались из сочетания идей.

Разведывательный корабль вернулся неожиданно быстро, вильнул и пошёл бок о бок с флагманом как раз у самого носа, чтоб не попасть под вёсельный размах. Юстэ́ль, молодая женщина из Риктагела, где женщин обучали воевать наравне с мужчинами, прекрасный офицер, которую Риган совсем не зря использовал в разведке, встала во весь рост и подошла к борту.

– Мой герцог… – Она говорила с лёгким акцентом, а потому старалась произносить слова медленно и разборчиво, чтоб в любом случае быть понятой.

– Что случилось, Юстэль?

– Там. – Она махнула рукой в направлении берега. – За грядой рифов есть долина. В долине деревня. Она уже принадлежит ярлу…

– И что же?

– Там сейчас воины. Стоит один корабль. Дымки́, крики. Словом, резня.

Риган нахмурился. Юстэль внимательно следила за выражением его лица.

– Позвольте, мой герцог.

– Что?

– Мы на этом корабле притворно атакуем их, а потом выманим бандитов на основные силы. Позволите, мой герцог?

– Уверена, что вам удастся их выманить?

– Уверена.

– Действуй.

Кораблик снова канул в дымку, и Хедалю, который подошёл за разъяснениями, герцог пересказал разговор, а потом кивнул вслед.

– Действуй. Думаю, хватит двух кораблей.

– Я возьму три, если позволите. Нам же они нужны живыми, верно?

– Именно так.

Хедаль снова ушёл, а Риган остался на носу флагмана. Задача была слишком проста, и здесь не требовалось его вмешательство.

Выйдя из-за гряды рифов на глубокое место, через некоторое время Хедаль (а он сразу же перебрался с флагмана на первое подошедшее поближе судно; теперь у него это стало получаться намного быстрее и легче) и в самом деле увидел, как за неторопливо удирающим разведчиком гонится приземистый боевой корабль. Воины явно надеялись на богатую и лёгкую добычу, они на полной скорости вышли из-за скал – и оказались в окружении. Один корабль так и остался ждать неподвижно – он перекрыл путь вдоль берега, единственное глубокое место – второй немного сдвинулся и отрезал противника от глубины, а третий обошёл его с тыла. Пыл воинов ярла мгновенно испарился. Они ещё попытались сманеврировать, но куда более мощный корабль Хедаля (он перебрался на «Единорога») отобрал у него ветер, а «Фаластар» перекрыл путь к отступлению.

– Оружие бросай! – набрав в грудь побольше воздуха, от души рявкнул Хедаль – голос у него был неслабый. – Живо!

– Брошу, если обещаешь оставить нам жизнь и свободу! – ответили со Скиольдова корабля.

– Переговоров не будет, – ответил Хедаль. – Или сдаётесь – или всех перестреляю. – И сделал жест рукой. Над бортом поднялись бойцы Ригана – все в полном доспехе, на этот раз вооружённые кто луками, а кто арбалетами.

– Повозишься с нами. Многих потеряешь!

– Сомневаюсь.

– Да и на земле наши ещё есть!

– Возьмём и их. Хватит болтать! Последняя возможность сдаться!

Стейн (а говорил он) оглядел своих. Нет, они не хотели драться. Может, кто-нибудь таил мысль выбраться живым, быть отпущенным восвояси или даже откупиться – мало ли. Стяги кораблей, которые их окружили, несли знаки императора, а всем здесь было известно, как опасно сражаться с людьми императора. Простой смертью не отделаешься.

– Идёт. – Стейн швырнул на палубу свой меч и принялся стаскивать доспех.

Его первым подняли на борт «Единорога». Корабли флотилии герцога неторопливо загружали в трюмы трофейное оружие и пленников – их не связывали, но запирали. Стейна же, признав в нём предводителя этого небольшого горе-воинства, Хедаль повёл на нос корабля. Судно плавно разворачивалось обратно, туда, где ждал флагман «Крылатый». Он задал пленнику только два вопроса:

– Кому служишь?

– Ярлу Скиольду.

Хедаль смотрел на него бесстрастно.

– А село чего громили? Разве оно не принадлежит ярлу?

– По его же приказу. Лоботрясы не заплатили подать.

Больше офицер Ригана с ним не разговаривал. Он видел, как из трюма корабля вытащили нескольких девушек – перепуганных, избитых, едва одетых – и приказал отвести их в каюту, чтоб потом лекарь мог осмотреть их всех вместе. Легко было догадаться, что скоро врач понадобится и на земле. Наверняка люди ярла погуляли в деревеньке на славу, а коль скоро Сорглан отрешил от себя сына, земли он вернёт себе, и, конечно, захочет получить не только горы, реки и пашни, но и крестьян.

Хедаль по опыту знал, что Риган относится к мародерству и насилию над мирными жителями не лучше его самого, который видел разгул находников в родной деревне из самой непосредственной близи и относился к подобным развлечениям соответственно. Тут он был волен действовать, руководствуясь личными убеждениями. Поэтому теперь перебрался на борт другого корабля, который нацелился продолжить путь к берегу, и уже оттуда крикнул, чтоб шли к герцогу, везли ему пленных и вообще действовали в соответствии с приказами.

Большую часть добычи, в том числе и крестьян, предназначенных, видимо, на продажу, люди ярла пока оставили на берегу под охраной нескольких своих. Эти, когда увидели выдвинувшиеся на них из-за мыса хищные носы больших боевых кораблей, бросились бежать, но Хедаль был начеку, он подогнал корабли поближе, и беглецов тут же обстреляли, кого-то уложили, а кого-то в итоге отловили. Часть бойцов герцога даже в доспехе были быстроходны. Впрочем, если они кого-то упустили – не страшно. По разъяснениям графа Хедаль помнил, что из долины трудно куда-то деться, но если вдруг головорезы и знают перевалы, они не поспеют в поместье Скиольда быстрее кораблей Ригана.

На берегу, проверяя, все ли ярловы люди пойманы или отогнаны, он вынужден был наблюдать картины, которые, не будь он уже, к сожалению, к подобным привычен, вогнали бы его в шок. Многие женщины, брошенные насильниками со вспоротыми животами, ещё дышали, но большинство из них лекарем, который осмотрел каждую, были признаны безнадёжными, и им просто дали наркотик. Большая часть крестьян, видимо, не оказала сопротивления, их каратели либо оставили на продажу, либо решили использовать для развлечения. Только поэтому часть их была ещё жива.

Тех из них, кого посадили на кол, не стали пытаться спасти, потому что это было бессмысленно, но остальных, к примеру приколоченных гвоздями к собственным заборам, осторожно сняли, и лекарь занялся ими. Он не позволил прикончить и того, кого пытали огнём, успев суеверно утвердиться в несомненном могуществе террианского врача. Валентин вёз с собой огромный сундук лекарств и медицинского инвентаря, собранного со всего рынка, и он смог убедить собратьев по профессии, что зачастую спасти можно даже совершенно безнадёжного на вид человека. Во всяком случае, стоит попытаться. Прибавляло уверенности и то, что личный травник герцога немного владел магией, кстати, самого герцога лечил тоже он.

Добро, сволочённое со всей деревни на пристань, Хедаль приказал не трогать, только отнести в какой-нибудь из домов. Перепуганных девушек и молодых парней, присовокуплённых Стейном к добыче, отпустил ухаживать за пострадавшими соплеменниками и посоветовал успокоить их.

– Больше ничего подобного не случится. Все вы переходите под руку графа Бергденского, он не даст вас в обиду.

Жители деревни были слишком запуганы, чтоб как-то отреагировать на обещания. Но паники больше не было.

Оставив в деревне десяток воинов, Хедаль приказал возвращаться.

Риган ждал его, всё так же стоя на носу «Крылатого», можно было подумать, что он не двинулся с места с того момента, как отправил Хедаля в деревеньку. Он выслушал довольно подробный рассказ друга и пожал плечами.

– Это говорит только о том, что граф нисколько не ошибся в отношении своего сына. Жаль только, что это произошло слишком поздно. В любом случае, из-за этой вынужденной остановки завтра к вечеру мы к поместью ещё не поспеем. Прикажи бойцам отдыхать. Всем, кто не на вёслах. Пусть гребцы стараются в меру, берегут силы. Ветер хороший.

– Да, милорд. Вы… Вы будете допрашивать захваченных людей Скиольда?

– Зачем мне этим заниматься? Юстэль и Дио справятся намного лучше меня. – Риган зябко повёл плечами и, повернувшись, ушёл к себе в каюту.

Восемь больших кораблей выстроились в боевой порядок и заскользили по холодной серой воде. Разведчик шёл впереди всех.

…

Когда Ингрид вынули из колодок, установленных в крытом дворе, и позволили повалиться на землю, которая пахла немного металлом, немного кровью и мочой, а немного – навозом, она испытала сильнейшее в мире наслаждение. Тот момент, когда сознание её обвалилось в сон, стал самым желанным. Проспала она, может быть, пару мгновений, пока её не пнули в бок, заставив прийти в себя. Несколько раз попытались поставить на ноги, но ничего не получилось, и тогда её просто отволокли в одну из каморок первого подвального этажа. В тот момент, когда её уронили на тощую охапку соломы, брошенную у стены, она второй раз испытала столь же сильное наслаждение. Это была почти свобода.

На этот раз её разбудили лишь время спустя. Разбудили довольно мягко – потрясли за плечо. Ингрид проснулась и подняла голову.

Разбудил её один из старых воинов, следивших за порядком в Скиольдовой тюрьме. Он заглянул в её глаза. Во взгляде не было никаких особенных чувств, чисто технический интерес. В двух шагах от него Ингрид увидела Скиольда.

– Пришла в себя.

– Да сам вижу… Ну как? Понравилось?

Никакого ответа. Она устало опустила голову на руки, но не решилась снова засыпать. Хоть, честно-то говоря, не слишком ей хотелось слушать, что он скажет.

– Одумалась?

«Дурак! – мысленно вздохнула Ингрид. – Спроси ты у меня это, пока я ещё там стояла, обмерзая, я б тебе что хочешь пообещала, лишь бы вынули. А теперь я ещё подержусь. А там посмотрим…» Но так ничего и не сказала. Какая-то оцепенелая внешняя и внутренняя неподвижность снизошла на неё. Не шевелиться, не говорить, не думать… Почти что не быть. Может быть, это и есть смерть? Должно быть, она умирает… Ингрид подумала об этом и забыла.

Скиольд подошёл, пнул её, но не сильно, скорее по привычке, взял за плечо и тряхнул, как трясут, схватив за шкирку, нашкодившего котёнка. Она висела в его руке безвольно и практически не обратила на его действия внимания.

– Зря делаешь вид, что тебе всё равно. Чего ты дожидаешься? Чуда? Чуда не будет. Но я могу устать от твоих капризов. Последний шанс. Проси прощения, умоляй о нём, и я могу пожалеть. Прикажу тебя отмыть, полечить и накормить. Нормально, а не этой бурдой. – Скиольд занёс ногу и опрокинул поставленную рядом миску. Мутноватая вода со следами каких-то разварившихся овощей разлилась по полу.

Ингрид приподняла голову и посмотрела на него. Хотела что-то сказать, а, может, согласиться, но только уронила голову обратно.

– Так что? Повторить экзекуцию?

Внезапно распахнулась дверь, и в камеру заглянул боец – совсем молоденький и слегка схожий лицом со Скиольдом. О том, что ярл является его отцом, парень не знал.

– Ярл…

– Что такое? – недовольно спросил Скиольд.

– Только что приплыл ялик. Двое наших были в Крохотке…

– Ну так что?

– Они говорят, сюда идёт несколько боевых кораблей. Идут вдоль берега, мимо рифов, но рельеф знают. Наших посекли в деревеньке, куда вы отправляли за данью…

– Что?! – Ярл развернулся к двери. – Сколько кораблей?

– Они сказали – то ли семь, то ли восемь. Больших.

– Сколько?! – Он резко провел по лицу. – Откуда столько может быть… Чей стяг – они видели? Неужели чайка…

– Нет. Стяг императорский.

Скиольд сильно укусил себя за сустав указательного пальца. Его лицо перекосилось, но даже знающий его человек решил бы, что дело в ярости. Потому-то о нём говорили, что он не знает страха.

Развернувшись, он схватил Ингрид за волосы и рванул. Застонав, она встала на колени и испуганно посмотрела в глаза своего мучителя. Вообще-то она избегала смотреть ему в глаза, потому что совершенно терялась под давлением его взгляда, в котором читала настоящую, прежде не встречавшуюся ею в других людях жестокость. Скиольд был из тех, кому нравилось причинять боль, а Ингрид умела это понять.

– Думаешь, они за тобой приплыли? И не думай. А если и так – ты им не достанешься, учти. Я заберу твою жизнь, а тушку пусть везут Сорглану. Ну, так что? Думай, девочка. Последний раз спрашиваю. Ну? Отвечай!

– Иди к черту, – едва справляясь с непослушными губами, ответила она. В душе всколыхнулась надежда, хоть и довольно вяло – Ингрид уже плохо слышала, с трудом могла видеть и почти ничего не чувствовала. Даже радости.

Скиольд схватил её за горло.

– Ну, ты выбрала. Идём, Гру.

Наотмашь ударил её по лицу ладонью, развернулся и выбежал. Было не до упрямой девицы, каждая минута на счету.

– Живо! – приказал он. – Собрать всех воинов, кто есть в поместье! Корабли на воду. Гру, мои ключи!

Распорядитель, доверенное лицо, вполне способный заменять Скиольда в его отсутствие, поспешил за ключами. Старик, он был очень бодр и скор, и умел, когда надо, вертеться очень быстро. Мгновение – и усадьба кипела, к берегу один за другим неслись воины, кто уже при доспехе, кто только нёс его в руках вместе с оружием. Корабли один за другим сталкивали на воду, и Скиольд гордо отметил свою предусмотрительность. На борт несли только самое необходимое – запас еды, питья, оружие, стрелы, одеяла. И ещё…

Взяв у Гру ключи, Скиольд отпер тайник в оружейной (выдолбленный в скальном основании, на которое одним боком опиралось строение) и приказал троим рабам нести находящиеся там сундуки на свой корабль. Тщательно запер снова, проследил за тем, как золото было уложено в его каютке, после чего приказал отвести всех троих рабов в сторону и прикончить. Его бойцы сделали это ножами. Мечи даже не стал доставать. Марать их, вот ещё.

Сбор занял не больше двух часов. Оглядев своё готовое к выходу воинство, Скиольд обернулся к распорядителю и велел:

– Гру, позови на выбор двоих парней побесполезнее и скажи им, чтоб прихватили на конюшне вожжи. Идём-ка.

Они спустились на этаж, всё в ту же камеру, и, нагнувшись над Ингрид, он снова посмотрел ей в глаза. Ингрид испуганно глядела на него и молчала.