Текст книги "Загадочные края (СИ)"

Автор книги: Вера Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Надо ждать? – спросил император. – Или тебе хватит той части столичной стражи, которую можно забрать?

– Ваше величество, я не хотел бы забирать отсюда ни одного человека. Столица всегда должна быть хорошо защищена. Что касается тех, кто доберётся до столицы через три дня, они будут измотаны. Им нужны хотя бы три дня на восстановление, нельзя требовать от людей невозможного. – Риган обвёл взглядом находящихся в комнате. Он думал. – Это дело срочное, люди нужны будут на краткое время. Ваше величество, мне кажется, осмысленно взять для этого дворцовый гарнизон и гарнизоны окрестных замков. Через три дня в моём распоряжении будет где-то две с половиной – три тысячи, а ещё через четыре – уже пять. Как раз нужное количество.

– Дело действительно срочное, – согласился Сорглан. – Мне кажется, трёх тысяч гвардейцев, коль уж о них идёт речь, вполне достаточно для захвата поместья Скиольда. Он обычный ярл, и ничего, кроме личной дружины, у него нет.

Риган посмотрел на него холодно.

– Пять тысяч, – повторил он. – На восьми больших кораблях. Повелитель?

– Действуй, Риган, ты в этом деле уже разбираешься лучше меня. Гарнизоны так гарнизоны.

– Я с вашего позволения отдам приказ, ваше величество. Теперь же позвольте мне идти.

– Конечно. Мне ждать тебя на ужин?

– Нет, государь. Простите, я очень устал. – Он коротко поклонился и вышел.

– Как видишь, Сорглан, – услышал он за спиной голос Гвеснера. – Твоё дело в надёжных руках.

Риган вызвал своих заместителей, кратко объяснил им, что нужно сделать, и, глядя им вслед, подумал, до чего же он устал и до чего же ему не хочется никуда плыть ближайшие полгода. «Убью гада!» – с раздражением, близким к холодной ярости, подумал он о бывшем наследнике графа Бергденского. По крайней мере, в сложившейся ситуации легко найти виноватого.

…

Риган прошёл дворцовыми переходами в своё крыло, где ему был выделен десяток разномастных комнат. Вообще-то он имел в столице большой дом, а немного поодаль – старинный особняк, укреплённый, как настоящий замок. Но сейчас слишком устал, хотелось поскорей добраться до постели. Любой постели, и неважно, где она стоит. Тело буквально ломило от желания лечь и растянуться на чистой простыне. Герцог добрался до своих покоев и, сбросив одежду, повалился на кровать. Слуга, который спешил за господином, помог ему стянуть сапоги, укрыл его одеялом и, прихватив одежду, на цыпочках вышел из комнаты.

Риган проснулся только на следующий день к полудню и долго лежал, отходя от беспросветного омута почти суточного сна. Он умел месяцами обходиться толком без отдыха, но зато потом непременно должен был обеспечить своему телу возмещение, и лучше всего столь же длительное, как и напряжение. Теперь же, после такого долгого и глубокого сна, предстояло срочно браться за работу, а ведь так хотелось порасслабляться хоть несколько деньков и ночей.

На звон диска с бубенчиком прибежал слуга, выслушал распоряжение и отправил одного из своих помощников на кухню. Через полчаса оттуда доставили горячий плотный завтрак и большой кофейник (прекрасный кофе уже почти сто лет доставляли из Вельхии, только варили немного иначе). Герцог улёгся на бок, пристроил поднос поудобнее и, заедая горячий ароматный напиток копчёным мясом и булочками с вареньем, начал заново, на свежую голову обдумывать ситуацию.

Дело по первому взгляду кажется не таким уж сложным. Троекратного превосходства сил нет, но его и не нужно, поскольку вряд ли его бойцов ожидают серьёзные укрепления, которые придётся всерьёз штурмовать. Пожалуй, стоит пообщаться с графом, чью дочь увезли, посоветоваться с Альдаром, но так-то и его собственного опыта должно хватить, чтоб должным образом противостоять этому Скиольду. Человек он, без сомнений, опасный, но не в этом главная проблема. Главная проблема состоит в том, что цель его – не наказать мерзавца, хотя и это тоже, а освободить девицу живой и по возможности невредимой. Если она, конечно, к моменту вызволения будет жива. Хотелось надеяться, что это удастся, иначе зачем вся нынешняя спешка?

Герцог потянулся разок, другой, потом всё же встал и начал надевать свежую одежду, которую для него разложили на кресле. Он предпочитал обходиться своими силами в этом деле, поэтому слуга даже не пытался предложить помощь.

До сапог дело не дошло – распахнулась дверь, и в спальню влетел крепенький мальчишка лет четырёх-пяти на вид, одетый в комбинезончик и рубашку без ворота, словом, в такую одежду, которая удобнее всего для игр. Он подскочил к Ригану, подпрыгнул и повис у него на шее.

– Папка! – крикнул, цепляясь за отца изо всех сил. – Папка, наконец-то! Я так ждал, а мне сказали, что ты приплыл, и я тут же попросил Го, чтоб он меня привёз, и он привёз. Мне все говорили, что ты спишь, спишь, и я тогда стал играть с Конрадом и Эдом, а потом мы немножко подрались. Ну, как бы в шутку.

– Ну, и кто победил? – улыбаясь, спросил Риган.

Мальчик немного погрустнел.

– Конрад. Он сильнее. Но он и старше, ему уже шесть.

– А тебе вот-вот стукнет пять. Ты не должен сдаваться.

– Я и не сдамся! – уверенно вскрикнул мальчик. – Я ему ещё покажу, где раки летают!

Риган расхохотался. Сын смотрел на него сосредоточенно, но и непонимающе.

– Чего, пап? Ну чего?

– Раки не летают. Они ползают.

– А что такое раки? – Отец, как мог, объяснил. Сын выслушал внимательно, но тут же возразил: – Но я же слышал, ты говорил – покажу ему, где раки летают! Ты так говорил о Го.

– Во-первых, я говорил «покажу, где раки зимуют», а во-вторых, я так говорил в шутку. Надеюсь, ты не сказал Го, что я ему что-то там буду показывать, И́вар?

– Сказал, – смутился мальчик. – Но он ответил, что никогда не видел, чтоб раки летали, и с удовольствием посмотрит…

Риган снова расхохотался и спустил Ивара на пол. Тот немедленно залез на отцовскую постель со сбитыми простынями и одеялом и принялся жевать последнюю оставшуюся булочку.

– Пап, а где раки зимуют? – спросил мальчик, отрываясь от булочки.

– Не знаю, – рассеянно ответил герцог. Он как раз наклонился над картой, расстеленной на столе.

– Не знаешь? – изумился сын. – А зачем тогда говоришь? Как же ты покажешь?

– Это идиома такая.

– А что такое идиома?

– Устоявшееся выражение.

– Пап. – Ивар оставил булочку, подбежал к отцу и прижался к его бедру. – Пап, когда мы поедем домой? Я скучаю по Виге и по пони…

Риган опустил руку и погладил сына по голове, по взъерошенным золотисто-русым волосам. Мальчик доверчиво смотрел на него снизу вверх.

– У меня есть ещё одно дело. Закончу его – и поедем.

– А что за дело?

– Один нехороший человек похитил девушку. Её надо выручить.

– Ты будешь спасать девушку? – Ивар смотрел на отца с восхищением. – Ты будешь биться?

– Придётся.

– Здорово! – Он подпрыгнул и снова обнял отца. – Ты самый лучший папа на свете! Самый смелый и самый сильный! – И побежал хвастаться приятелям, что его отец снова будет совершать нечто героическое.

Риган посмотрел вслед сыну с нежностью и тоской.

Над его столом в кабинете, куда он прошёл из спальни, висел большой портрет, выполненный с редким искусством, но несколько неуверенно, поскольку делался мастером не с натуры, а с крохотной чёрно-белой фотографии, сохранившейся у герцога после всех перипетий. Не с первого раза художнику удалось подобрать удовлетворивший Ригана оттенок волос, а уж над глазами он бился несколько недель, пока герцог не сказал наконец: «Ладно, оставь, лучше всё равно не будет». С портрета смотрела молодая женщина лет восемнадцати-двадцати, немного грустная, немного лукавая и очень усталая. Волосы вились тонкими кудряшками надо лбом, остальные же, большая часть, были стянуты в косу. Под глазами лежали лёгкие тени, щёки впали, а губы едва заметно улыбались. На красивых ровных ключицах лежало чёрное ожерелье, а рядом, дразня взгляд, выглядывала родинка, особенно заметная на белоснежной коже. И всё. Её можно было назвать красивой, но самое главное, что заметный шарм, дарованный далеко не каждой женщине Терры и редко какой – здесь, проглядывал сквозь наносную усталость.

Риган смотрел на портрет, пока пришедший издалека шум не отвлёк его. Он провёл рукой по лицу, сел за стол, но первые несколько минут думал не о деле, а о жене, пропавшей три года назад… Больше уже, почти четыре. Хоть портрет сохранился. Хоть что-то можно показать сыну.

23

Риган встретился с императором Гвеснером в самый сложный момент государевой жизни. Младший брат его отца, устав ждать своей очереди на трон, поднял бунт против племянника, мотивируя это тем, что имеет больше прав на престол и может дать империи наследника, а племянник – нет. Гвеснер бежал из столицы с маленьким отрядом телохранителей, но и этого оказалось мало – и имеющийся отряд таял с каждой милей, отсчитанной копытами их коней.

Под конец император остался один. Он скакал на север, надеясь сам не зная на что, а его настигали три десятка воинов – то, что осталось от большого отряда, отправленного дядюшкой про его голову. Гвеснер погонял усталую лошадь, уже слыша за спиной стук копыт, когда вылетел из-за леса на небольшую группу молодых крепких ребят, устроивших привал у костра. Опасаясь попасть на тех, кто уже предан его сопернику, Гвеснер промчался мимо них, и тут-то пала его лошадь.

Риган помнил, как он грохнулся о землю и остался лежать, наполовину оглушённый. Кто это, он тогда, понятно, не знал, не знали и его друзья, с которыми Риган встретился сразу после того, как через врата перебрался в этот мир из Терры. Парней было немного, всего человек пятнадцать, зато им удалось вооружиться. Кое-что они принесли в империю из родного мира, а часть нашли на корабле бандитов, которые явились пограбить Терру, но внезапно столкнулись с сопротивлением. Находники привыкли к тому, что им не сопротивляются, и растерялись.

На одинокого всадника терриане сперва обратили мало внимания, но когда вслед за ним из-за леса вынырнул отряд бойцов и устремился прямо на костёр, друзья Ригана решили, что эта толпа им угрожает. Кто схватился за копья, кто вскинул луки, с которыми упражнялись ещё дома, и сразу покосили половину. Когда нападающие моментально переключили внимание с одинокого императора на его незнамо откуда взявшихся защитников, добрались до пеших терриан, их осталась лишь половина, и встретились они с достойным противником. Самое главное, что ребята, которые уже встречались в этом мире с местными бандитами, пасовать не захотели и почти без потерь справились с уставшей от погони гвардией бунтаря-герцога.

И очень сильно удивились, когда узнали, что спасли не кого-нибудь, а местного императора, и тем самым включились в местную войну.

Всё это показалось террианской молодёжи восхитительным приключением. К мысли о смерти они относились легкомысленно и быстро согласились помочь правителю добраться до его войск. Позднее они участвовали в битве при Эмвеле, решающем сражении, где встретились преданные Гвеснеру войска с войском его дяди, почти все уцелели и были одарены землями, где спокойно поселились.

Риган же особенно приглянулся императору. Они много общались, и в этом молодом мужчине правитель разглядел перспективного военного и умного человека. В сражении при Эвмеле Риган командовал небольшим отрядом. Он сам не знал, чем так полюбился своему нынешнему приёмному отцу. Гвеснер попросил его остаться при нём и дальше не отпускал от себя. Он казнил своего дядю, бывшего военного лорда империи, и освободившийся после его смерти титул герцога Кольдеронского даровал Ригану. Чуть позже был проведён и полный церемониал усыновления в присутствии всех значимых аристократов империи. Тем самым император признал Ригана своим наследником, а тот сперва этого и не понял. Государь тоже пришёлся ему по вкусу чисто по-человечески, и он согласился стать его сыном. Вовсе не потому, что мечтал о короне, просто стосковался по тесным семейным отношениям – он рано лишился матери, отца и вовсе не знал. До женитьбы друзья были единственной его семьёй.

Он и сейчас поддерживал с ними отношения, но уже не такие, как прежде. Женившись, он окунулся в супружескую жизнь с головой. Теперь, когда у него остался только сын, он не смог снова сблизиться с друзьями. Трудно было понять, почему. Обязанности военного лорда империи отнимали много времени, но это было не причиной, а объяснением. Тем не менее, он с готовностью помог друзьям, образно говоря, закрепить статус – обзавестись гербом и местом в мире.

Поразмыслив, ребята образовали нечто вроде клана, объявив, что находятся друг с другом в названном родстве. Добрая половина их поспешила обзавестись жёнами из числа местных благородных дам, кое-кто, как глава новосозданного клана Эбер Вартиан, даже и детьми. Трое служили вместе с Риганом: один в качестве заместителя, двое других – боевыми офицерами. Им рано или поздно будут даны земельные владения, так император обычно награждал верных ему старших офицеров за непорочную службу.

Особенно легко это стало после Эмвела, где легла едва ли не половина всей имперской знати, и земли тех из них, кто служил дяде Гвеснера, император отобрал у бунтовщиков и вернул себе. А значит, мог теперь свободно распределять. Таким образом, между прочим, получил собственное поместье и сын графа Бергденского Гранмар.

Риган вдруг вспомнил его. Да, конечно, они встречались, и молодой офицер очень понравился будущему герцогу. Он был весёлым, в любой ситуации готов был сострить, причём с большим вкусом, а в бою держался на удивление упорно и через любые препятствия рвался к цели. Потом они с Риганом и Эбером Вартианом вместе пили после боя. Ещё за столом тогда был брат Гранмара, Кормак, по случаю победы одаренный графством. Гвеснер даровал бы графство и Гранмару, но тот был женат на единственной дочери герцога Бохадертского, должен был унаследовать это герцогство, так зачем ему ещё и графство?

Император рассудил разумно. Риган вспомнил и Кормака. Мрачный, неприветливый, но надёжный. В бою он вёл себя, как крестьянин на поле – вот эту делянку вспахать, а эту – переборонить, и торопиться некуда, кто торопится, тот делает дважды.

Но взять с собой, наверное, стоит всё-таки Гранмара, если окажется, что он знает, как укреплено поместье этого ярла Скиольда. Во-первых, он старше, а во-вторых… Ригану кажется, что так правильно.

К концу рабочего дня, то есть где-то часам к трём ночи, план был почти закончен. Риган ничего не писал и почти ничего не чертил, он предпочитал всё держать в голове. Кроме того, в нынешнем случае не было ничего сложного, поскольку окончательный план придётся создавать экспромтом, прямо во время сражения. Слишком много всплывёт неизвестных сейчас факторов. В любом случае, всё, что он смог сделать один, он сделал, а различные обсуждения, споры и совещания – это уже днём. Герцог с чистой совестью повалился спать, приказав не будить себя раньше полудня.

Если, конечно, раньше назначенного времени кто-нибудь не явится по делам.

В кабинет герцога один за другим приходили заместители с докладами о том, как из ближайших замков извлекаются гарнизоны. Первые сотни регулярной армии империи, только что прибывшие в столицу вслед за главнокомандующим, были размещены в казармах, где им обещали сутки отдыха и дальнейшее размещение по постам в городе и императорском дворце, поскольку свою элитную гвардию император всё-таки посоветовал взять. И бойцы хорошие, и опыт им не помешает, пусть попробуют себя в реальном бою.

Риган подумал о той симпатии, которую его величество испытывает к графу Бергдена. Легко догадаться, что на подобный шаг даже и под таким весомым предлогом ради кого-нибудь другого он вряд ли бы пошёл. А значит, девчонку, так глупо попавшую в переделку, следует непременно выручать, хотя бы ради императора.

Бес (на Терре его звали иначе, но и местное имя тоже не прилепилось; парень и сам легче отзывался на прозвище) сообщил, что корабли пригнаны на военные верфи, и их как раз осматривают, приводят в порядок, перебирают такелаж, словом, готовят к предстоящей погоне и бою.

– Ну и хорошо, – сказал Риган. – Как ты думаешь, когда мы сможем отплыть?

– Дней через пять. Кстати, рельефная карта готова.

– Где она?

– В холле поставили.

– Прекрасно. Попроси ко мне Гранмара, сына графа Бергденского.

– Свёернундинга?

– Да.

– Сию секунду.

Рельефная карта представляла собой подробную схему нужного участка имперской или какой-либо ещё хорошо известной картографам территории, выполненная с помощью песка и глины на огромном столе. Горы и низменности, как и прочие подробности пейзажа, были выполнены объёмно, представляли собой местность как бы с высоты птичьего полёта. Приученному уроками географии в школе к нормальным плоским картам герцогу достаточно было обычной схемы, но местные в большинстве своём плохо умели, либо совсем не умели читать знаки с листа, и для них приходилось организовывать такие вот карты.

Риган оглядел плод трудов своего картографа. За два дня он сумел найти знающих людей и обеспечил максимально возможное сходство карты с местностью. Искусно вылепленные горы плотно примыкали к морской глубине, и только в одном месте отступали, образуя небольшую долинку в форме треугольника на берегу глубокого залива – нечто среднее между простым заливом и фьордом. Словом, залив, который удобно защищать, если ярлу придёт в голову такая идея. Треугольник долины располагался острым углом вглубь гор, которые здесь слегка понижались. С гор текли две реки, но вряд ли их русла достаточно удобны для марша, разве что они сезонные. Поблизости от этой долины располагалось ещё несколько, и только одна из них имела выход к морю, остальные были внутренними. Картограф отметил там небольшие деревеньки. Видимо, отсюда ярл получает доход, если не считать прибыли от грабежей.

– Господин герцог. – В холл вступил граф Бергденский в сопровождении трёх сыновей – Канута, Гранмара и Кормака. – Доброго вам дня.

– Приветствую вас, граф. Добрый день. – Риган коротко, в пределах вежливого обхождения, поклонился сыновьям Сорглана. – Взгляните.

Сорглан подошёл, наклонился над картой. Рассматривал её не меньше десяти минут, после чего взял с установленного на треножнике подноса кусок размятой тёплой глины.

– Усадьба Скиольда располагается здесь. – Он довольно ловко вылепил что-то вроде домика. – Рядом, вот с этой стороны – три лодочных сарая, а дальше, вглубь – хозяйственные постройки. Причал – вот здесь. Он совсем маленький. Большой корабль к нему подойти не сможет.

– На какое расстояние он сумеет приблизиться к берегу? – уточнил внимательно слушавший Риган.

– На пару перестрелов. Вот здесь мелко. А здесь, если мне память не изменяет, рифы, но не острые, маленькие. Моя яхта как-то на них наткнулась, но обошлось без пробоин. С другой стороны, она лёгкая.

– Как укреплена усадьба?

– Раньше никак не была укреплена. На скалах у горла залива находились наблюдатели, но оттуда не так уж сложно метать камни при помощи самых простых приспособлений.

– Откуда конкретно?

– Отсюда. Кораблям, правда, не придётся проходить впритирку к скалам, проход довольно широкий.

Риган задумчиво изучал карту.

– У ярла нет возле поместья никаких стационарных метательных приспособлений вроде катапульт?

– Мои сведения сильно устарели, поскольку я не имел оттуда сведений почти шесть лет.

– А где катапульты можно поставить?

– Да почти где угодно.

– Понимаю. Напасть с земли на усадьбу возможно? И где можно высадиться по соседству?

– Если высадить десант на небольших лодках, то легко можно пристать здесь. И ещё здесь. – Смочив руки в подставленном слугой тазу с водой, Сорглан взял второй кусок глины и принялся вылеплять рифы за пределами залива. Потом присыпал всё вылепленное песком. – Они не видны во время прилива.

– Разница между приливом и отливом велика?

– Нет, совсем невелика. Небольшая лодка может подойти к причалу и в отлив, большая не подойдёт и в прилив.

– Средних размеров торговый корабль подойдёт?

– Нагруженный? Нет. Пустой – в зависимости от осадки. Наши, северные, проходят.

Риган кивнул и, погладив гладко выбритый подбородок, принялся разглядывать получившуюся схему. К карте подошли и его кормчие – они больше интересовались подробностями морского рельефа, так как битвы их почти не касались. Подтянулись также старшие офицеры – они командовали кораблями и должны были знать подробности плана, чтоб действовать в соответствии с ним. Герцог посторонился, чтоб дать им возможность всё детально рассмотреть. Каждого из них он подбирал сам, всех их он отлично понимал, давно нашёл общий язык. Каждому доверял в достаточной степени, чтоб дозволить им значительную инициативу.

– Что ж, – произнес Риган. – Выступаем через четыре дня на пятый, рано утром, к тому времени каждый из вас, господа, обязан привести свой корабль и команду в полную готовность. Теперь прошу ко мне на совещание.

– Милорд, – Сорглан окликнул Ригана и даже сделал к нему шаг, немного потеснив Беса. – Я прошу вас включить меня и моих людей в команду одного из ваших кораблей.

Несколько долгих секунд герцог изучал лицо старого графа. Он, конечно, знал, что Сорглан в своё время прославился как прекрасный воин и военачальник. Сыновья, говорят, от него не отстают.

– Вы же не хотите, милорд, – медленно произнёс он, – чтоб старший сын вашей супруги погиб от руки одного из ваших сыновей. Или от вашей. Я возьму с собой одного из ваших сыновей с тем, чтоб он помог мне в случае необходимости сориентироваться в поместье и опознать девушку. Но только одного. Кого-то из старших. Кого вы можете посоветовать?

– Гранмара. Или Кормака, – подумав, ответил граф. Он признал доводы герцога разумными, а потому решил не спорить. – Оба они жили там какое-то время. Правда, давно.

– Гранмара, – выбрал Риган. Летун, помрачневший после известия о пропаже сестры настолько, что его не тянуло даже шутить, коротко кивнул и ушёл куда-то. Наверное, распоряжаться о том, чтоб подготовили его снаряжение. А может, готовить его самостоятельно.

– Возьмите и меня! – Вперёд дёрнулся Канут. Он кипел от негодования и ненависти уже не первый день, желание свернуть Скиольду шею порой становилось невыносимым. Канут многое бы отдал за то, чтоб первым добраться до сводного брата, и не мог хотя бы не попытаться.

Риган перевёл на него взгляд и смотрел долго, испытующе. Казалось, он видел то, о чём думает один из младших сыновей Сорглана, и ему это не понравилось.

– Нет, – коротко ответил он. – Мы с вашим отцом приняли решение.

– Возьмите! – настаивал Канут. – У меня большой опыт. И потом, я неплохо знаю Скиольда. Мы с ним сталкивались. Вы должны меня взять, это, в конце концов, моя сестра!

Герцог взглянул в его сторону ещё раз, теперь казалось, будто это взгляд немного свысока, хотя Канут был старше его больше чем на год.

– Не подобает, – медленно и чётко ответил Риган, – сыну графа Бергденского становиться братоубийцей.

Слова и в особенности тон его были подобны холодному душу. Но Канут упёрся. Он не собирался так быстро сдаваться.

– Какой он мне брат! Мой отец отрёкся от него.

– Ваша мать его родила. Разве вы не уважаете её?

Сын графа Сорглана и леди Алклеты нахмурился, смутился и отступил. Он отвернулся, пытаясь скрыть своё смущение, но смысла-то не было – Риган больше не обращал на него внимания. С этого момента Канут неосознанно и неконтролируемо начал испытывать к герцогу неприязнь, с которой не смог, да и не попытался справиться позднее. Но Ригана, как всегда, это не слишком-то интересовало. Он кивнул своим людям, и они окружили стол с картой плотным кольцом, чтоб высказать своё мнение и сформировать план в мельчайших деталях. Сорглан понял, что он тут лишний, и ушёл вслед за Гранмаром, уводя за собой безразличного на вид Кормака и Канута, кипящего от возмущения.

24

Скиольд чувствовал себя в своём поместье, как правитель небольшой, но надёжно защищённой и полностью ему преданной страны. Он мог творить у себя всё что ему вздумается, и это ему чертовски нравилось. Ему нравилась власть над крестьянами и рабами его поместья, нравилось, что его люди в большинстве своём преданы ему полностью. И это понятно, ведь многих из них он прикрывал от закона. Некоторые даже были приговорены к смерти, больше они не могли появляться ни в столице, ни в каком-либо из крупных городов, даже как сопровождение Скиольда, только идти с ним в походы или жить в пределах его владений. Виновны они были в самых различных преступлениях, кто в убийстве, кто в насилии над женщиной, кто в грабеже. Но все эти бойцы, в том числе и те, кто не был ни к чему приговорён, представляли собой внешне пёстрое, а по сути единое общество, накрепко сбитое совместными боями, пьянками, одинаковым нравом и замашками.

На берегу кипела работа – бойцы Скиольда, если их можно было так назвать, возились с кораблями, обновляли такелаж, борта, дно, перебирали паруса. На глубоком месте залива стояли два небольших грузовых корабля – их привели только утром, и их трюмы были наполнены собранной с деревень податью, которую взяли натурой: зерно, вяленое и солёное мясо, рыба, овощи, дичина, сотканное крестьянками полотно, шкурки, кожи и всякая мелочь. Кроме того, с прочим грузом наверняка привезли одного-другого ребёнка тех неудачливых родителей, кто не смог собрать удовлетворяющий господина выкуп. Ярл предпочитал получать в дани девушек, молоденьких и более или менее привлекательных, он сперва наслаждался ими сам, потом делился с кем-нибудь из офицеров на недельку-другую и только потом продавал на ближайшем рынке. До сих пор непокорные среди крестьянок ему не попадались, всё, на что они были способны – это стонать и кричать в первые пару раз. Потом становились шёлковыми.

Ярл улыбнулся своим мыслям. Пожалуй, если на этот раз привезли парочку, то можно потребовать обеих сразу. Пара тычков – и девчонки сделают всё что он скажет.

Скиольд пинком прогнал с дороги немолодую рабыню, тащившую огромный котёл, и, поднявшись по лестнице на второй, жилой, этаж, вошёл в свою спальню.

– Ну что? Не передумала?

Ингрид сидела на полу недалеко от окна. Она была привязана за руки к кольцу, врезанному в стену, и с трудом могла пошевелиться. Плечи и локти давно ныли, ног она почти не чувствовала. На ней была только изодранная рубашка (уже не тонкая льняная, а простая, грубая, вроде тех, которые носят служанки, занятые чёрной работой), в прорехи была видна кожа, а заодно и многие синяки и кровоподтёки. Кое-где Соргланов ремень разрезал кожу, кровь запеклась. Девушка сначала боялась, что раны могут загноиться. Потом перестала.

Она почти изнемогла. Запавшие щёки и тени под глазами говорили, что если она и спала последние дни, то совсем немного. Её мало кормили и почти не давали отдыха, вполне резонно надеясь, что это окажется непосильным для изнеженной благородной девушки. Это и в самом деле оказалось бы непосильно, будь она с самого начала избалованной дамой. Но она знавала и другую жизнь. Конечно за последний год успела привыкнуть к хорошему, но опереться ей было на что.

Скиольд подошёл и слегка пошевелил её ногой. Она уже почти не отреагировала, потому что привыкла к подобному обращению. Она вообще быстро ко всему привыкала. Кроме того, пинок был не сильный и почти не отдался в измученном теле. Он не попал по больному боку. В смысле, наверное просто и не целил.

Ингрид трудно было понять, сколько прошло времени. Может, пара недель, может, месяц. Может, год. Нет, для года слишком мало происшествий. За это время ей пришлось посидеть в мокрой холодной камере – образце подобных заведений в лучшем виде – терпеть побои и издевательства, голод, жажду и даже бессонницу, но недолго, кажется, всего пару суток. Скиольд определённо не представлял, на что способна продолжительная бессонница, и за это Ингрид благодарила бога всякий раз, как вспоминала об этом. Обычную боль не так уж сложно терпеть. Главное всегда помнить, что сильная боль не может быть продолжительной, что рано или поздно наступает бесчувствие, надо только чуть-чуть потерпеть. Гораздо тяжелее вынести тонко рассчитанные издевательства в сочетании с голодом и равнодушием мучителей, которые не испытывают к тебе ненависти, просто у них работа такая.

Скиольд умел куражиться над пленными, у него явно был богатый опыт такого рода занятий, но пока Ингрид удавалось сносить всё это почти без ущерба для своего разума. Она стала более безучастной, уже не мечтала о том, чтоб вымыться, как следует поесть и согреться. Её тело потеряло часть своей уязвимости, но всё равно оставалось обузой.

Она ещё верила в то, что её спасут, хотя Скиольд и говорил, что никто не узнает о похищении, что решат, будто она бежала. Постепенно доходило, что найти её в этом мире не так-то и легко. Но даже если её найдут, не случится ли это слишком поздно? Если Скиольд будет продвигаться вперёд такими темпами, от неё скоро ничего не останется.

Скиольд протянул руку и неторопливо распутал верёвку. Ингрид тяжело повалилась на пол.

– Что с тобой? – притворно удивился он. – Никак плохо себя чувствуешь?

– Ты плохо на меня действуешь.

Пинок. Посильнее прежнего, кроме того, не по ноге, а в живот, она даже задохнулась и несколько минут пыталась продышаться.

– Испытываешь моё терпение, девочка.

– Я тебе не девочка.

– Ага, знаю. – Он грубо усмехнулся. Ингрид лишь устало прикрыла глаза. – Давай, поднимайся. Не верю, что ты такая уж обессиленная. Раз можешь дерзить, значит, сил хватает. Встала, я сказал! – Она лишь слабо шевельнула руками. – Нарываешься.

– Мне всё равно, что ты думаешь.

Он подхватил её с пола и опрокинул на кровать. От удара о вроде бы мягкий тюфяк она застонала. Больно. Похоже, в одном из рёбер трещина. Переломов-то она не смогла найти, но слишком было тяжко. И дышать трудно.

– Я узнал, что ты, оказывается, была рабыней. – Он вырос над ней, как конник над пехотинцем, и пленница зажмурилась. – И долго. Ну надо же! И что же хозяева тебя не научили, как следует себя вести?

– Тяжело им пришлось, – выдохнула девушка. – Как и тебе.

Скиольд расхохотался.

– Тяжело? Ты шутишь. Я ещё за тебя и не брался. Зачем? Торопиться нам некуда, времени полно. Мне даже интересно, надолго ли хватит твоей дурости. По моему опыту девицы при должном обращении быстро умнеют.

– Твоё понимание ума не делает тебе чести.

– Что ты несёшь? Болтаешь, словно что-то разбираешься в жизни, а на деле на твоём месте любая деревенская баба уже давно бы замолчала в тряпку. Догадалась бы, что не стоит напрашиваться на порку… А? Как насчёт хорошей порки? А потом тебя поставят к столбу до вечера. Сразу желание болтать пропадёт… Что, задумалась? И правильно. С рабынями, да ещё вздорными, только так и следует обходиться.