Текст книги "Торжище брака"

Автор книги: Вера Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Наконец они подошли к озеру, и Тамара в восторге остановилась, любуясь пейзажем. Перед ними расстилалась обширная водная равнина с гладкой, как зеркало, поверхностью, освещенная пурпурными лучами заходящего солнца. Поросшие лесом холмы, чередовавшиеся по временам с обрывистыми скалами, образовывали берега. Внизу изящного спуска тихо покачивалась красивая лодка, на которой золотыми буквами было написано имя Тамары. Около нее ожидал гребец, одетый в матросский костюм.

– Как здесь хорошо! – сказала молодая женщина, принимая руку князя Арсения, чтобы войти в лодку, и садясь напротив него.

– Да, здесь очень хорошо! Я вижу, что вам понравятся ваши новые владения, – ответил князь, с любопытством наблюдая за лицом новобрачной, которая умолкла, задумчиво устремив взор на живописные берега.

Лодка тихо скользила по гладкой поверхности озера. Не было ни малейшего дуновения ветерка, воздух был нежен и ароматен. Очаровательное личико Тамары гармонировало с окружающим их покоем природы. К ней вернулась вся ее свежесть, чудный цвет лица и полное спокойствие, некогда так отличавшие ее. Жесткая горечь и враждебный и недоверчивый взгляд, поразивший князя еще в мастерской Бельцони, исчезли без следа. Большие, сверкающие и ясные глаза светились глубоким покоем, в котором не было и признака страсти или желаний, и только энергичный и властный рот указывал, что это был уже не прежний наивный ребенок.

Князь Угарин не прерывал наступившего молчания. Он не находил темы для разговора и не спускал глаз со своей спутницы, до опьянения любуясь очаровательной фигурой женщины.

Под влиянием таких впечатлений они причалили к пристани и тихо направились к дому. Уже наступила ночь – одна из тех светлых лунных ночей, которая мягким, серебристым светом окутывает все предметы. С тяжелым сердцем, полным какого-то смутного беспокойства, шел князь рядом с Тамарой, жадно прислушиваясь к шуршанию ее шелкового платья и страстно следя глазами за каждым движением ее гибкого, грациозного тела. Никогда близость Екатерины не возбуждала в нем такого волнения и не заставляла его сердце биться с такой силой. Тамара первой прервала молчание.

– Вы много гуляете в Петергофе? – спросила она, взглянув на своего спутника; но при виде пылающего взора, устремленного на нее, лицо ее омрачилось.

– Да, когда мне это удается! Вы ведь знаете, что Екатерина очень любит общество, и наш дом вечно полон гостей, – ответил Угарин, опуская глаза. – Кстати, я должен передать вам поздравления, но только боюсь, что вы их не примете, так как они исходят от несимпатичного вам лица.

– Почему же? Добрые пожелания всегда приятно слышать. Но кто же посылает их мне? Я не думаю, что в Петербурге найдется кто-нибудь, кого интересовала бы моя судьба.

– Князь Флуреско! Он сидел у меня, когда я получил письмо Магнуса, и поручил мне передать вам его пожелания всего хорошего, сохраняя за собой право лично повторить их вам, когда вы вернетесь в город.

– Право! – сказала насмешливо Тамара.

– Я вижу, что вы неприязненно к нему относитесь и дурно истолковываете его намерения, – с живостью сказал князь. – Уверяю вас, Тамара Николаевна, что он действует без всякой задней мысли.

– О, конечно! Ведь я лично убедилась, что в вашем обществе все действуют с наивною откровенностью и подчас обнаруживают трогательную беззастенчивость.

– В моем обществе? Но ведь мы оба принадлежим к одному и тому же обществу, – возразил саркастическим тоном Арсений Борисович.

В эту минуту они вышли на круглую площадку перед террасой, посреди которой был фонтан в обширном бассейне. Молодая женщина остановилась и устремила задумчивый взор на струю воды, рассыпавшуюся бриллиантовой пылью.

– Нет! – сказала она после минутного молчания. – Я не принадлежу к обществу, о котором мы говорили, и не буду к нему принадлежать, так как оно покинуло и забыло меня. В тот день, когда все бежали от нас, пораженных несчастьем, я потеряла веру и уважение к этим людям без сердца и поклялась никогда не смешиваться с ними.

Угарин закусил губу. Он тоже бежал из дружеского дома, когда несчастье протянуло над ним свою руку, и вдруг в его памяти воскрес образ бледной, расстроенной Тамары, которая вошла тогда в прихожую и к которой он, вместе с другими, повернулся спиной.

– Итак, в наступающем сезоне вы не откроете ваших гостиных?

– Мы хотим жить для самих себя, а не для эгоистичной толпы, на которую смотрим так, как она того заслуживает. Я и Магнус, мы удовлетворяем друг друга и не нуждаемся в обществе посторонних людей! Поэтому-то я и думаю, что князю Флуреско никогда не удастся исполнить своего намерения.

– О, я понимаю ваш остракизм по отношению к Флуреско! Вы ненавидите его за недостаток вежливости, и я знаю, что такого рода вину вы никогда не простите!

– Ненавижу?.. Было бы слишком много чести для него, – ответила с презрением Тамара.

Пройдя через площадку и поднявшись на первую ступеньку балкона, она остановилась.

– Вы ошибаетесь, Арсений Борисович, объясняя мои слова злопамятством. Я ценю этого господина по заслугам, и моя оценка сделана уже давно. Вся его душа выразилась в грубой беззастенчивости по отношению к бедной девушке, из нужды рисовавшей его портрет. Князь Флуреско – это один из тех ничтожных людей, жизнь которых никому не нужна. Он не признает ни долга, ни труда! Украшение гостиных, изящная декорация балов и светских собраний, он исчезнет как тень, уступив место другим таким же бесполезным людям, как и он. Не думаю, чтобы я была слишком сурова, так как мне много приходилось слышать о пороках и безумствах князя Флуреско, но никто никогда не упомянул ни про одну его добродетель. Исходя из этой точки зрения, его поведение нисколько меня не удивляет. Бедную – он меня презирал и относился ко мне небрежно; к богатой же чувствует глубокое уважение. Все это очень понятно и не требует никаких объяснений.

Яркая краска залила лицо князя. Очень многое из того, что говорила Тамара, могло быть отнесено лично к нему, а между тем какие-то непобедимые чары влекли его к молодой женщине.

– И все-таки ваш дом возьмут приступом, Тамара Николаевна! Несмотря на ваше сопротивление, общество проложит себе путь, чтобы взглянуть на обольстительную женщину, красивую и умную, которая приносит свою молодость в жертву больному мужу. Картина идеальная, редко встречающаяся в наше время!

Его голос дрожал, и он, наклонившись к молодой женщине, страстным и пылающим взглядом посмотрел ей в глаза.

Тамара твердо выдержала этот взгляд и в ответ только улыбнулась. Но под влиянием странного выражения этой улыбки Арсений Борисович отступил на шаг назад.

– Может быть, вы были бы и правы, князь! Я допускаю, что именно теперь я и сделалась достойной возбуждать страсть в людях. Говорят, что жена ближнего всегда составляет предмет желаний мужчин и что какая-то особая прелесть заключается в обольщении и совращении с пути долга женщины, которую никто не хотел знать, пока она была бедна и свободна. Если, как вы говорите, мою дверь возьмут приступом, то ваше общество очень скоро разочаруется и бросит свои эфемерные проекты, так как нашу жизнь будут охранять два стража: любовь и долг.

Князь Угарин ничего не отвечал. Он понял гордый ответ, предупреждавший его о бесплодности всяких попыток.

– Войдемте в дом! – сказала молодая женщина, протягивая ему руку. – Позвольте мне поблагодарить вас за любезное общество и терпение, с которым вы целый вечер исполняли обязанности моего кавалера и проводника.

Арсений Борисович поцеловал протянутую руку и удержал ее в своей.

– Кузина, и я так же изгнан вместе с посторонними людьми, так низко бежавшими из дома вашего отца? И меня так же не пустите на порог своего дома?.. Неужели же кающийся грешник не найдет у вас ни милости, ни прощения? Это было бы недостойно христианки и спиритки!

– О чем вы там говорите, кузен? – ответила Тамара с доброй и веселой улыбкой. – Вы – наш родственник – всегда будете желанным гостем и смело можете рассчитывать на дружбу жены Магнуса. Я слишком люблю своего мужа, чтобы не разделять его чувств, а он вас любит. А теперь пойдемте домой!

Она быстро взбежала по лестнице и исчезла в ярко освещенной гостиной. Арсений Борисович поднялся следом за ней, но, вместо того, чтобы войти в комнаты, бросился на скамейку и прижал носовой платок к своему пылающему лицу.

– Обольстительная и опасная женщина! – пробормотал он. – Только сегодня понял я, как легко упасть в пропасть, если позволить себе слишком близко любоваться тобой! Но знаешь ли ты, что чем больше отталкиваешь, тем больше влечет к тебе? Неужели же ты вечно будешь такой невозмутимой?.. Неужели эта бледная тень, которую ты называешь своим мужем, сумеет наполнить твою жизнь?.. Но нет! Рано или поздно сердце должно проснуться, и если только это случится, оно проснется для меня!.. Я хочу этого!!! Я добьюсь этого!..

– Кузен Арсений, идите ужинать! – раздался в эту минуту звучный голос Тамары. – О чем это вы замечтались там при луне?

– Иду! – ответил князь Угарин, пожирая глазами стройную фигуру новобрачной.

IX

В середине сентября Лилиенштерны вернулись в Петербург. Они поселились на Адмиралтейской набережной в доме, купленном Тамарой по совету адмирала. Молодые супруги были совершенно счастливы. Окруженный вниманием и заботой молодой женщины, Магнус ожил и в глубине души благодарил Всевышнего Творца за Его милость, облегчившую чудесным образом ниспосланное ему испытание. Что же касается Тамары, то она до такой степени во всем симпатизировала своему мужу, что даже одна мысль о постороннем обществе была ей противна. Баронесса и адмирал часто посещали молодую пару. Последний целые дни проводил у них, чувствуя себя необыкновенно хорошо в их тихом и роскошном гнездышке.

Осенью вернулись также все семейства, посещавшие гостиную баронессы. Зная Тамару, они считали своим неоспоримым правом возобновить с ней знакомство. Дома один за другим гостеприимно раскрыли свои двери, но молодая баронесса нигде не появлялась, и все тщетно прождали ее визитов. Такое удаление от общества молодой женщины еще сильнее возбудило всеобщее любопытство. На все вопросы, обращенные к адмиралу и госпоже Рабен, те с улыбкой отвечали, что Лилиенштерн и его жена здоровы, но до такой степени счастливы в своем уединении, что не нуждаются ни в каких светских обществах.

Таким образом, Тамара оставалась невидимой для общества, и ее только изредка встречали на набережной во время ежедневной прогулки в экипаже с больным мужем.

Когда Надя Кулибина, вернувшаяся очень поздно из имения, так как она ухаживала там за больной сестрой своего мужа, приехала к Тамаре, та очень радушно приняла ее. Молодая женщина не забыла, что Надя одна из всех подруг отнеслась к ней с искренним участием в тяжелое время всевозможных испытаний.

В восхищении от оказанного ей приема Кулибина своим рассказом о жизни Тамары довела до крайней степени любопытство скучающего общества, старавшегося убить свое ничем не занятое время обсуждением дел ближнего.

Многие дамы решили, что так как баронесса Лилиенштерн очевидно пренебрегает долгом вежливости, то ей следует напомнить о нем, сделав первый шаг. Договорившись между собой, они в один прекрасный день сделали визит Тамаре, но к их великому разочарованию швейцар объявил, что барон нездоров, а потому баронесса никого не принимает. Через несколько дней молодые супруги оставили свои карточки у всех, кто к ним приезжал – на этом дело и кончилось. Но общество не простило Лилиенштернам подобного отношения к себе, и на их счет стали распространяться весьма ядовитые слухи.

В таком положении были дела, когда в начале декабря князь Угарин вернулся из Крыма, где вместе с женой выдержал курс лечения виноградом. Он тотчас же узнал от своих знакомых о непростительном поведении Тамары и разных слухах, ходивших на этот счет в обществе. Одни говорили, что Лилиенштерны из скупости запираются дома, избавляя себя от лишних расходов; другие уверяли, что они жалеют предложить гостям чашку чая и сами едят один черный хлеб в своем роскошном доме, который отделали из одного тщеславия. Такого мнения держались по преимуществу женщины. Мужчины же высказывали, что этот, разбитый параличом, больной был ревнив, как тигр, и мучил молодую женщину, держа ее взаперти.

Узнав от князя Флуреско про все эти толки, Арсений Борисович со смехом объявил ему:

– Нет, все эти предположения никуда не годятся! Они просто не хотят никого видеть. Но погоди, я съезжу к ним и сломлю лед… Не выгонят же они меня – своего двоюродного брата?

Восемь дней спустя после этого разговора коляска князя Угарина остановилась у подъезда роскошного дома на Адмиралтейской набережной.

– Черт возьми! А если, несмотря на все, она все-таки меня не примет?.. Она способна на такую штуку! – думал Арсений Борисович, пока швейцар носил его визитную карточку.

Но почти в ту же минуту выбежал лакей и объявил, что барон принимает. Сняв шубу, князь медленно стал подниматься по широкой, устланной ковром, лестнице, роскошно убранной тропическими растениями и бронзовыми статуями, поддерживающими лампы. Лакей в ливрее ввел Угарина в прихожую, где его уже ожидал Фредерик, камердинер Магнуса.

– Пожалуйте сюда, ваше сиятельство, – почтительно сказал он. – Баронесса просит вас в библиотеку. Барон сейчас заняты с управляющим и выйдут через четверть часа.

Арсений Борисович пошел за лакеем, но, войдя в большую залу, в изумлении остановился. Несмотря на богатство собственного дома, строгая и изысканная роскошь этой комнаты поразила его: стены были обтянуты коричневой с золотом материей и на этом темном, но чрезвычайно нежном фоне ярко выделялись картины известных мастеров и античные статуи, окруженные редкими растениями в японских вазах; на столах и этажерках была разложена масса всевозможных редкостей и драгоценных предметов, возбуждавших любопытство посетителя.

Князь сравнивал эту полную изящества и выдержанного стиля обстановку с грубым великолепием дурного тона своей квартиры, чем был обязан своему милейшему тестю. Недовольство собой все более и более охватывало его по мере того как он проходил через другие комнаты, отличавшиеся оригинальным и изящным убранством и напоминавшие маленькие музеи, наполненные редкостями всех поясов и эпох. Наконец, лакей приподнял портьеру и ввел князя в широкий коридор, отделанный дубом. В конце этого коридора виднелась готическая резная дверь, войдя в которую, Угарин подумал, что он внезапно перенесся в ученый кабинет доктора Фауста. Большая зала, стены которой были отделаны резьбой по дереву, освещалась двумя высокими окнами с цветными стеклами: цветные лучи играли на дубовом полу и большом столе, стоявшем посредине комнаты и окруженном стульями в готическом стиле. Полки по стенам, отделанные тонкой, как кружево, резьбой, и несколько шкафов со стеклами были наполнены книгами, брошюрами и журналами. Тяжелые, гранатового цвета, драпировки, с вышитыми на них гербами Лилиенштернов, закрывали все двери.

В первую минуту князю показалось, что комната пуста, но легкий шелест заставил его взглянуть в направлении окна, близ которого он увидел узкое средневековое кресло со спинкой; перед креслом стоял стол в форме пюпитра, на котором был раскрыт какой-то объемистый том. Только перелистывал его не старый маг, а грациозная молодая женщина, которая при виде князя с улыбкой пошла к нему навстречу.

Угарин поцеловал тонкие пальчики Тамары и поздравил ее с новосельем. Затем, заняв указанное место, он с любопытством рассматривал молодую женщину, еще более похорошевшую со времени их последнего свидания. Счастье и богатство придали ее очаровательному личику приятное и спокойное выражение. Фиолетовое плюшевое платье с высоким воротником Медичи оттеняло свежий и нежный цвет лица.

Спросив о здоровье князя и его жены, Тамара извинилась за отсутствие Магнуса.

– Он теперь занят с управляющим, так как я взвалила на него все заботы о моем состоянии, – прибавила она, смеясь.

– Так и следует! Справедливость требует, чтобы всеми докучливыми делами занимался муж.

– Я была того же мнения. Кроме того, Магнус, при его терпении и опытности, гораздо компетентнее меня в денежных делах. Но расскажите мне, что поделываете вы с Катей и что творится в вашем «свете»?

– В свете! Он глубоко оскорблен и страшно негодует на вас, баронесса, – ответил князь… – Вы ни у кого не бываете и тщательно запираетесь в своем прелестном эрмитаже, куда все горят желанием проникнуть!

– Зачем? Я не буду давать ни балов, ни праздников, так как ненавижу переполненные народом залы, где просто задыхаешься. Мне кажется, что вслед за этой легкомысленной и недоброжелательной толпой к моему домашнему очагу подкрадется какое-нибудь несчастье! Нет, нет, никогда общество не увидит меня на своих празднествах! У себя же я буду принимать только близких друзей и людей, симпатичных мне. Ведь у меня нет времени скучать! Взгляните только, каким хорошим и многочисленным обществом мы окружены, – прибавила она, указывая рукой на полки, уставленные книгами.

– И это общество удовлетворяет вас?

– Да! Книги – лучшие собеседники человека. Они возвышают его ум, обогащают знанием и служат лучшим средством против скуки. Но извините меня, кузен! Я на минуту оставлю вас: надо узнать, отчего Магнус так долго не приходит сюда.

Оставшись один, князь стал внимательно изучать окружавшую его обстановку, перелистывать журналы и просматривать заглавия книг. По мере того как он глубже вдавался в это исследование, удивление его все более и более возрастало. Прежде всего он полюбопытствовал узнать, что читала Тамара, когда он вошел в библиотеку. Прочтя заглавие: «Магия у древних Ходдеян», он покачал головой и направился к книжным полкам. Те были заставлены сочинениями по археологии, трактующими об Ассирии, Египте, Финикии и других странах; далее шли иллюстрированные описания раскопок в Трое и Перу, исследования искусств и астрономии древних, толкования Веды, масса всевозможных путешествий, мемуаров, и, наконец, все новейшие сочинения по магнетизму, гипнотизму, спиритизму и теософии. Один шкаф был специально предназначен для классических сочинений всех наций, но между ними не было ни одного современного романа.

– Боже мой, баронесса! У меня закружилась голова от чтения одних только заглавий всех этих ученых сочинений, – вскричал князь, увидев входившую Тамару. – И это должно служить пищей для души молодой и красивой женщины!.. Буквально ни одного романа для развлечения!.. Мне кажется, я сошел бы с ума от всей этой пыли прошедших времен. Отказаться от настоящего, даже в этом поэтическом убежище, достойном Фауста, было бы выше моих сил!

Тамара облокотилась на спинку резного кресла, и ее спокойный и улыбающийся взгляд скользнул по рядам книг.

– Да, кузен, здесь, в этом царстве мысли, я чувствую себя очень хорошо. Впрочем, вон в том шкафу налево и в моем кабинете собрана целая коллекция хороших современных романов, только оттуда изгнаны произведения школы натуралистов.

– Откуда у вас берется терпение читать все эти отвлеченные сочинения? Какой интерес могут представлять ничтожные остатки давно прошедшей жизни?

– Эти вопросы перестают быть отвлеченными, как только наш ум научается видеть в них законы жизни. Какое счастье иметь возможность черпать без труда знания из сокровищницы, для пополнения которой избранные люди жертвовали своею жизнью! И как поучительно изучение давно прошедших времен! Как с птичьего полета видишь постепенное развитие человечества, его падения и прогресс, благодаря которым оно вечно стремится к отдаленной и неизвестной цели. Как беспощадно история напоминает нам о нашем ничтожестве! Что значим мы, если целые народы, целые колоссальные цивилизации исчезли, не оставив после себя никакого следа? В какую глубину проникает наш изумленный взор при мысли, что на месте исчезнувших городов, давно вымерших и позабытых народов могли вырасти девственные леса!

Говоря это, молодая девушка воодушевилась, щеки ее покрылись румянцем, а большие сверкающие глаза были устремлены на князя.

– Поверьте мне, Арсений Борисович, если бы наше общество находило удовольствие в серьезном и систематическом чтении, развивающем ум и возвышающем мысль, оно не было бы так развращено, семейные узы были бы крепче и социальные законы не так расшатаны. Скука, пустота сердца и мысли наталкивают мужчин и женщин на эту безумную погоню за удовольствиями. Все бегут от домашнего очага, к которому ничто их не привязывает, где долг становится излишней, тяжелой обузой и где царствуют скука и лень! Они чувствуют себя хорошо только среди посторонних людей в том увлекающем и опьяняющем вихре, который оставляет своих жертв только на краю могилы. Если же иногда, за недостатком других средств к развлечению, и берут книгу в руки, то обязательно одно из тех отвратительных сочинений, отрицающих и осмеивающих всякое честное чувство. Произведения такого рода низводят человека до состояния животного, уничтожают стыдливость и добродетель, всячески стараются позолотить и украсить порок и, подобно гангрене, пожирают ум и тело. Можно ли удивляться падению нравственности, видя такой извращенный вкус, такое систематическое стремление к разврату?

– Вы слишком суровы и жестоки, кузина, – заметил князь Угарин, слушавший эту речь с легким неудовольствием. – Нельзя считать деморализованными всех людей, не читающих книг, подобных вашим. Каждый избирает чтение согласно своим познаниям. Я ничего не читаю, за исключением современных романов, да и то только изредка, так как светские развлечения и служба отнимают все мое время, но тем не менее я не считаю себя ни лентяем, ни порочным человеком.

– О присутствующих не говорят, – ответила, улыбаясь, Тамара. – Однако я думаю, что не ошибусь, предположив, что служба необходима для приобретения средств к существованию, но она не может дать пищи вашему уму. Впрочем, бросим этот разговор и пойдемте завтракать. Магнус, по всей вероятности, прикажет провезти себя в столовую.

Князь молча пошел за молодой женщиной. Сказанное поразило его, и он не мог не сознаться, что она права. В их обществе скучали и старались заполнить душевную пустоту, отдаваясь развлечениям и порокам. Да и сам он не уважал ни свою жену, ни тех, кого часто посещал. Никакое истинное чувство не влекло его к женщинам, за которыми ухаживал. В душе он презирал их, но они, как и его товарищи, помогали убить время, заполнить внутреннюю пустоту, так пугавшую его.

В ту минуту, когда они входили в столовую, в противоположной двери показалось кресло Магнуса. Кузены крепко обнялись, и затем все сели за стол.

Завязался оживленный разговор, касавшийся новостей дня. Смеясь и весело болтая со своими радушными хозяевами, князь Угарин внимательно наблюдал за ними. Как ни казалось это ему невероятным, но блестящие и любящие взгляды Тамары, нежное внимание ее к Магнусу – все убеждало князя, что молодая эксцентричная женщина действительно любила своего больного мужа.

Когда завтрак был окончен, баронесса объявила, что нужно перейти в кабинет Магнуса, так как у Арсения Борисовича начинается головокружение при виде стольких книг, трактующих о пыли давно минувших дней. В самом лучшем расположении духа маленькое общество перешло в кабинет – большую, светлую комнату, где весело пылал камин, и устроилось около низкого стола, заваленного альбомами и гравюрами. Видя, как Тамара заботится об удобствах мужа, князь заметил с улыбкой:

– Вы ухаживаете за ним, как за настоящим ребенком, Тамара Николаевна. Вы его так совсем испортите!

– Он и есть мой взрослый ребенок! Только он так умен, что можно баловать сколько угодно, – ответила молодая женщина.

И она ласково провела рукой по густым волосам Магнуса. Тот поймал ее руку и поцеловал. Этот маленький обмен нежностями произвел очень неприятное впечатление на Угарина.

– Hу, князь, теперь скажите, кто больше всего рассержен тем, что не может удовлетворить своего любопытства на мой счет? – спросила Тамара, садясь в кресло рядом с мужем.

– Вы слишком многого требуете от меня, баронесса! Одно верно: вы достигли своей цели и разозлили очень многих. А вы занимаетесь еще живописью?

– Без сомнения! Не далее как этим летом Тамара сделала мой портрет. Он висит в ее кабинете, и ты увидишь, что это за чудная работа, – ответил барон.

В эту минуту Тамара громко рассмеялась и лукаво спросила:

– Вы не знаете, кузен, что случилось с моей милой моделью, князем Эмилием Флуреско? Несколько дней тому назад я встретила его с черной повязкой на лице. Участвовал ли он в каком-нибудь сражении или ему просто повредили глаз? Как жаль, что это не случилось тогда, когда я рисовала с него портрет!

Магнус неодобрительно покачал головой.

– Как можешь ты радоваться несчастью ближнего?

– Несчастье не очень велико и, кажется, уже прошло, – сказал, смеясь, Угарин. – Что же касается закрытого повязкой глаза – это тайна! Злые языки рассказывают об этом целую легенду, он же сам уверяет, что просто обо что-то ударился. Только вам нечего жаловаться на портрет Флуреско: он и так верх злой насмешки!

– Что вы хотите? Всегда опасно попасть под кисть художника или перо писателя… Кстати, еще одна вещь: князь очень оживленно разговаривал с молодой красивой брюнеткой, совершенно мне незнакомой. Уж не взошла ли какая-нибудь новая звезда на горизонте веселящегося Петербурга?

– У нее восточная внешность?

– Да, да!

– В таком случае это Оленина, настоящая звезда, успешно конкурирующая в сердце Флуреско с Мажаровской. Эта Оленина – жена горного инженера, проводящего по делам службы три четверти года в Пермской губернии. Этот старый дурак страшно богат и имел глупость жениться на молодой опереточной певице, несмотря на ее очень бурное прошлое. Оленину всюду принимают, хотя, право, ее настоящее ничем не лучше прошлого.

– Вот еще одна из причин, почему я так старательно оберегаю двери своего дома. Я не хочу принимать у себя женщин подобного рода. Я никак не могу допустить, чтобы особы с подобной репутацией могли быть допущены в порядочный дом.

– С этим вы ничего не поделаете, – ответил Арсений Борисович. – Если быть таким разборчивым, то гостиные будут пусты. Раз будут исключены женщины с сомнительной репутацией, перестанут бывать и мужчины, приезжающие исключительно с целью повидаться с интересующими их дамами. Поверьте мне, Тамара Николаевна, эти господа не находят ничего скучнее общества порядочных женщин.

– Браво! В таком случае я поздравляю мужчин, так высоко ценящих своих жен, сестер и матерей, – сказала презрительно Тамара. – Кстати, позвольте поблагодарить вас за комплимент.

– Полно, кузина, ведь о присутствующих не говорят! Я говорил вообще.

– Все равно! Именно такое-то отношение к женщине и расшатало все основы семейства, – сказала Тамара, краснея от негодования. – Над честной женщиной смеются, считают ее глупой и едва выносят ее общество. В гостиных же и в семействах полновластно царствует куртизанка! Ей одной отдается то, что прежде принадлежало исключительно добродетельной женщине: уважение и любовь мужчины. Но зато каких же людей порождает подобный порядок вещей! Стоит только внимательней приглядеться к гостиным, к этим молодым старикам, усталым, истощенным и развращенным деморализованным обществом, среди которого они выросли. Без сердца и без чести, они торгуют собой и своими женами. Такие люди обыкновенно кончают жизнь больными или идиотами, покинутыми всеми. Женщины же по большей части с гордостью стремятся подражать куртизанке – этому идолу нашего века, диктующему моды и задающему всему тон. Нет, нет! Я буду оберегать свой дом от такого общества и никогда не приму у себя подобных дам, даже если они явятся под флагом замужних женщин!

Видя, что Тамара начинаем увлекаться, Магнус нежно пожал ее маленькую ручку.

– Не волнуйся так, дорогая моя, – сказал он. – Ты вспыхиваешь, как порох, как только разговор переходит на эту почву.

– Магнус прав. Вы страшно нетерпимы, баронесса, – заметил Угарин, побледневший при намеке на людей без сердца и без чести, не стыдящихся продавать себя. Смею вас уверить, что куртизанки еще далеко не из худших. Есть высокопоставленные женщины, нравственность которых еще ниже, а между тем их общества нельзя избежать.

– Тем хуже для тех, у кого не хватает мужества закрывать свои двери и доказать этим дамам, что никакое положение не может спасти их от презрения честных людей. Но оставим эту тему, она всегда страшно волнует меня.

Разговор перешел на другие предметы и сделался очень оживленным и веселым. Час спустя князь с сожалением встал, чтобы проститься с любезными хозяевами.

– Мне пора домой, – сказал он, взглянув на часы. – Сегодня наш приемный день.

– Я надеюсь, что ты часто будешь приезжать к нам запросто, – радушно сказал Магнус.

– До свидания, и до скорого, кузен. Поцелуйте за меня Катю, – прибавила Тамара, пожимая ему руку.

В странном настроении духа спустился князь с лестницы и бросился в свою коляску. У него страшно разболелась голова, и целый хаос различных впечатлений волновал мозг. Войдя в свою гостиную, он застал многочисленное общество. Вторая гостиная и будуар были также полны гостями, и глухой гул голосов слышен был даже в прихожей. Разбившись на группы, гости оживленно болтали, смеялись и злословили. Дамы же, разодетые и покрытые бриллиантами, пускали в ход все свое кокетство.

При виде хозяина все встали и обменялись с ним поклонами и пожатиями руки.

Арсений Борисович прошел в столовую, где за чайным столом председательствовала его жена. Весь этот шум, раздражающий аромат духов, смешанный с табачным дымом, и смех большой толпы превратили его нервную головную боль в настоящую мигрень. Большая столовая была буквально полна дымом. Точно сквозь синеватые облака князь увидел свою жену в кругу многочисленного общества, сидевшего вокруг стола и шумно разговаривавшего. Когда Угарин вошел, все громко смеялись над какой-то остротой князя Флуреско. Вид Екатерины произвел на князя отталкивающее впечатление. Одетая в светло-голубое платье, совсем не гармонировавшее с ее покрытым красными пятнами лицом, и громко смеявшаяся, с папироской в зубах, она показалась ему просто отвратительной. Тем не менее он подошел к ней и любезно поцеловал руку.

– Не перейти ли нам, дорогая Катя, в гостиную, а здесь приказать открыть форточки? Табачный дым просто глаза ест!

– Прежде выпей чашку чаю, – ответила насмешливо княгиня.

Она взяла чайник, стоявший на массивном серебряном самоваре, и, налив чашку, подала ее мужу. Тот с недовольным видом сел между двумя дамами, не замечая устремленных на него насмешливых взглядов. Рассеянно поднес он чашку к губам, но тотчас же поставил на стол.