Текст книги "Каникулы в стране сказок"

Автор книги: Вениамин Каверин

Соавторы: Эдуард Успенский,Евгений Шварц,Виталий Губарев,Софья Прокофьева,Валерий Медведев,Лия Гераскина,Святослав Сахарнов,Николай Поливин,Алла Казакова,Александр Шаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

Таня возвращается в аптеку «Голубые Шары»

– На себя я давно махнула рукой, – сказала Старая Лошадь. – Но ты должна надеяться, Таня. И главное – не привыкай к мысли, что ты Сорока. Не гордись своим раздвоенным длинным хвостом! Не трещи! Девочки быстро привыкают к тому, что они сороки, тем более что они вообще, как известно, любят трещать. Если ты увидишь золотые очки или золотое колечко, поскорее зажмурь глаза, потому что сороки воруют все, что блестит. И самое главное – постарайся все-таки заказать лекарство в аптеке «Голубые Шары».

– Спасибо, Старая Добрая Лошадь. Можно мне называть вас Ниночкой?

– Куда уж! – Лошадь шумно вздохнула. – Правда, как девочка я еще ребенок, но зато как лошадь я старый, опытный человек.

– Рецепт остался у Великого Завистника, – стараясь не трещать, сказала Таня.

– Эх ты! Впрочем, не беда. Я знаю Лекаря-Аптекаря. Он тебе поможет.

Ночь Таня провела в стойле, а утром полетела в аптеку «Голубые Шары». Да, Лошадь была права! Лекарь-Аптекарь с первого взгляда понял, что случилось с Таней.

– Не смей говорить, что этот негодяй превратил тебя в Сороку! – закричал он визгливо. – Не мучайте меня, у меня больное сердце. Дайте мне спокойно умереть.

Но, по-видимому, ему все-таки не хотелось умирать, потому что он взял с полки бутылку и выпил рюмочку, потом – другую.

– Яд! – сказал он с наслаждением.

Это был коньяк, о котором он любил говорить: «Это для меня яд».

– Ужасно, ужасно! – сказал он. – И самое печальное, что я ничего не могу для тебя сделать, решительно ничего. Не возражать! – крикнул он так громко, что фарфоровые белочки присели на задние лапки от страха. – Во-первых, до пенсии мне осталось только полгода. А во-вторых, ты дочь своего отца, а ведь ему-то именно этот негодяй и завидует больше всех на свете. И подумать только: если бы он просидел под водой хоть на одну секунду дольше, чем твой отец, они бы вынырнули друзьями! Все, что я могу сделать, – это посадить тебя на плечо и отправиться к больным. Сегодня у меня четыре визита.

…С Козихинской на Колыбельную, с Колыбельной на улицу Столовая Ложка, со Столовой Ложки на Восьмеркину – маленький, в потертом зеленом пиджаке, в ермолке, лихо сдвинутой на ухо, Лекарь-Аптекарь начал свой обход, а Сорока сидела у него на плече, стараясь не трещать по-сорочьи.

Один сел в калошу, другому соседка въелась в печенку, у третьего ушла в пятки душа – а попробуй-ка вернуть ее на старое место! Каждый раз, выходя от больного, он говорил Сороке: «Еще не придумал». Это значило, что он еще не придумал, как ей помочь. Наконец, выйдя от одного простодушного парня, который тяжело пострадал, сунув свой нос в чужие дела, он весело закричал:

– Готово!

Но, прежде чем рассказать Тане, что он придумал, Лекарь-Аптекарь вернулся домой, снял ермолку и зеленый пиджак, выпил рюмочку коньяку и сказал с наслаждением:

– Яд!.. Великий Завистник давным-давно лопнул бы от зависти, Таня. Но у него есть пояс, которым он время от времени затягивает свой тощий живот. Например, когда ты сказала, что твой отец до сих пор умеет превосходно нырять, ручаюсь, что Великий Завистник раздулся бы, как воздушный шар, если бы забыл надеть пояс. Нужно стащить у него этот пояс – и баста.

– Стащить?

– Да! Мы сделаем это, – торжественно сказал Лекарь-Аптекарь. – Я тебе ручаюсь, что он лопнет, как мыльный пузырь. А знаешь ли ты, что произойдет, если он лопнет? Ты снова станешь девочкой, Таня. Я приготовлю лекарство по рецепту Главного Городского Врача, и твой отец будет спасен, потому что его может спасти только чудо. А Старая Добрая Лошадь вернется к своим родителям и снова будет носить голубые ленточки – не в гриве, а в косах.

Любитель Необыкновенных Историй рассказывает Лоре сказку о Красной Шапочке

А Петька все читал и читал. Когда его окликали, он только спрашивал: «М-м?..» – и снова читал – строку за строкой, страницу за страницей. Одно собрание сочинений он прочел и принялся за другое. Можно, было надеяться, что он расскажет Великому Завистнику хотя бы кратко, о чем написаны книги, стоявшие в нарядных разноцветных переплетах на полках. А он не рассказывал. Не потому, что не мог, а просто так, не хотелось. Он даже попробовал, но Великий Завистник с таким удовольствием потирал свои длинные белые руки, когда кому-нибудь не везло даже в книгах, что Петька перестал рассказывать и теперь только читал.

В общем, он совсем зачитался бы, если бы не Лора, которая то и дело приходила к нему поболтать.

– Между прочим, отец давно хотел съесть тебя, – сказала она однажды, – но я не позволила.

– Почему?

– Просто так. Мне приятно смотреть, как ты сидишь и читаешь.

Два раза в неделю она брала уроки у феи Вежливости и Точности и, вернувшись, показывала Петьке, как она научилась ходить – не боком, а прямо. Легко, как снегурочка, а не тяжело, как медведь. Но Петька только спрашивал: «М-м?..» – и продолжал читать.

Чтобы похудеть, Лора ела теперь не пять раз в день, а только четыре и спала после обеда не два часа, а час двадцать минут. И похудела, правда не очень. Но Петька все равно не обращал на нее внимания. Она надела на шею ожерелье и, разговаривая, все время играла им, как будто нечаянно. Но хоть бы раз Петька взглянул на это хорошенькое ожерелье из цветного стекла!

Оставалось только рассказать ему что-нибудь поинтереснее, чем эти толстые книги, от которых он не мог оторваться. И она отправилась к Любителю Необыкновенных Историй.

Она вошла немножко боком, но вообще почти прямо. Не так легко, как снегурочка, но и не так тяжело, как медведь. Она вежливо поздоровалась и сказала:

– Не можете ли вы рассказать мне какую-нибудь интересную сказку? Я запомню ее слово в слово, у меня превосходная память.

– Да ради бога! – откладывая в сторону трубку, сказал Любитель Необыкновенных Историй. – Сколько угодно. Грустную или веселую?

– Веселую.

– Отлично.

И он рассказал ей о девочке Красная Шапочка. Вы, конечно, знаете эту историю, дети? Может быть, она не очень веселая, особенно когда волк глотает бабушку, надевает ее чепчик, который ему совсем не идет, и, поджидая Красную Шапочку, ложится в постель. Но зато все кончается хорошо. А ведь это самое главное, особенно когда все начинается плохо.

Лора запомнила ее слово в слово: у нее была превосходная память. Но слова почему-то запомнились ей в обратном порядке. Например, не «Жила да была девочка, которую прозвали Красная Шапочка», а «Шапочка Красная, прозвали которую девочка, была да жила». Понятно, что Петька послушал минут пять, а потом засмеялся и сказал:

– Да, здорово это у тебя получается.

И снова принялся за чтение. Теперь, когда Лора приходила к нему, он только лениво смотрел на нее одним глазом и читал себе да читал. Иногда, впрочем, он рисовал на полях чертиков с хвостами, изогнутыми как вопросительный знак.

Великий Завистник рассказывает о себе

Когда у Великого Завистника начиналась бессонница, он завидовал всем, кто спит. Он скрипел зубами, думая о том, что соседи сладко похрапывают с открытыми форточками – кто на боку, а кто на спине. А где уж уснешь, если то и дело приходится скрипеть зубами! Он завидовал даже ночным сторожам, но только тем, которые – даром что они были ночные сторожа – все-таки спали.

Все люди стараются уснуть, когда им не спится. Старался и Великий Завистник. Он ведь тоже был как-никак человек. Он считал до тысячи, представлял себе медленно текущую реку или слонов, идущих один за другим, важно переставляя ноги. Ничего не помогало! Он открывал окно и долго ходил по комнате в туфлях и халате – остывал, чтобы потом сразу бухнуться в постель и заснуть. Остывать удавалось, а заснуть – нет. Может быть, потому, что он начинал беспокоиться, что слишком долго остывал и теперь еще, не дай бог, простудился. В этот вечер он даже решился слазить на крышу с авоськой авось удастся словить хоть какой-нибудь сон: ведь над городом по ночам проплывают сны. И поймал, даже не один, а целых четыре. Но, спускаясь с чердака, он выронил авоську, и сны неторопливо выплыли из нее, задумчивые, неясные, похожие на дым от костра в сыром еловом лесу.

Когда не спится, лучше не смотреть на часы. Часы иногда врут. Нельзя, например, сравнивать их с зеркалом, которое всегда говорит только чистую правду. И все-таки, взглянув на часы, почти всегда можно узнать, далеко ли до утра или близок ли вечер. До утра было еще далеко, и Великий Завистник решил сходить в аптеку «Голубые Шары».

– Извините, – сказал он, постучав в стекло, за которым неясно виднелась маленькая фигурка в халате. – Прошу простить, это я. Как живете, старина? Вы не спите?

Ему казалось, что подчиненным, чтобы они его любили, нужно почаще говорить: «Ну как, старина?»

– Здравствуйте. Сейчас открою, – ответил Лекарь-Аптекарь. – Это он, – торопливо прошептал он Сороке. – Тебе нужно спрятаться, Таня. Сюда, сюда!

За аптекой была маленькая комнатка, в которой он готовил лекарства.

– Заходите, пожалуйста.

Он зажег полный свет, и фарфоровые белочки, притаившиеся между пузырьками, стали протирать глаза сонными лапками: они решили, что наступило утро.

– Извините, старина, что так поздно, – сказал, входя, Великий Завистник. – Что-то не спится, черт побери. Решил узнать, как наши делишки, и, кстати, прихватить у вас какую-нибудь микстуру, чтобы поскорее уснуть. Нет ли у вас чего-нибудь новенького, дружище?

– Новенького? Надо подумать.

Великий Завистник устало опустился в кресло. Он вздыхал, и левая ноздря у него не раздувалась, как всегда, а уныло запала.

– А вы молодец, как я посмотрю, – сказал он, глядя, как Лекарь-Аптекарь, быстренько вскарабкавшись по лесенке, сунул свой длинный нос сначала в одну бутылку, а потом в другую. – Интересно, знаете ли вы, что такое скука?

– Нет.

– А вот я смертельно скучаю, – сказал Великий Завистник. – Все мне врут, и, кроме дочки, меня никто не любит. А ты думаешь, мне не хочется, чтобы меня любили, старик? (В минуту откровенности он любил называть подчиненных на «ты».) Очень хочется, потому что, если подумать, я совсем неплохой человек.

Лекарь-Аптекарь молчал. Он размешивал микстуру стеклянной палочкой и старался не подсыпать в нее крысиного яду.

– Все, что угодно, можно сказать обо мне, – продолжал Великий Завистник. – Я простодушен, нетребователен, терпелив; меня легко обмануть. На днях, например, божья коровка притворилась мертвой, чтобы я ее не убил. И я поверил, как ребенок. И только потом догадался и убил. У меня много недостатков, но уж в зависти меня никто и никогда не смел упрекнуть.

– Готово, – сказал вслух аптекарь. – Примите, и я ручаюсь, что через полчаса вы прекрасно уснете.

Возможно, что самое главное произошло именно в эту минуту.

Великий Завистник встал и подтянул брюки – он забыл дома свой пояс. Разумеется, он сделал это по возможности незаметно: в присутствии подчиненных неудобно подтягивать брюки. Но у Лекаря-Аптекаря был острый глаз, и, пробормотав: «Извините, пожалуйста», он торопливо прошел в маленькую комнатку за аптекой.

– Таня, – прошептал он одними губами.

Сорока, забившаяся в темный уголок, встрепенулась.

– Лети к нему. Он забыл дома свой пояс. Ты помнишь адрес?

– Да.

Лекарь-Аптекарь распахнул окно.

– Я постараюсь задержать его. Принеси мне пояс. Забудь о том, что ты девочка. Ты – Сорока-воровка.

Таня и Петька ищут пояс

Днем Великий Завистник ссорился с дочкой: все хотел превратить Петьку в летучую мышь, а она не хотела. Днем Лора приходила и показывала, как она теперь ловко ставит ножки, когда ходит, и как изящно складывает их, когда сидит. А ночью Петька был один-одинешенек.

Никто не мешал ему читать и читать. Некоторые книги он перелистывал – они были холодные, точно на каждой странице лежала тонкая ледяная корка. Зато от других невозможно было оторваться!

Однажды – это было как раз в ту ночь, когда Великий Завистник отправился в аптеку «Голубые Шары», – Петька заметил, что он похудел. Теперь уж никто не назвал бы его толстым мальчишкой! Это ему понравилось. Плохо только, что штаны стали падать. Он поискал веревочку – не нашел. У Великого Завистника на спинке кровати висел ремешок. Недолго думая, Петька затянулся им и опять принялся за книжку.

Лора сладко похрапывала в своей комнате – устала, повторяя на память уроки вежливости и приличных манер; кошка с разбойничьей мордой шумно метнулась на кухне – поймала мышонка, – и все утихло, ни звука, тишина. Только страница прошелестит – прочитана, до свидания!

Вдруг кто-то постучал в окно. Петька взглянул одним глазом. Ничего особенного – сорока. И он перевернул страницу. Но стук повторился.

– Открой.

«Гм… Странно. Сорока, а говорит человеческим голосом. Впрочем, в этом доме лучше не удивляться».

– Открой, ты слышишь? Сию же минуту.

Петька лениво распахнул окно и швырнул в Сороку пустой чернильницей – жаль, не попал!

– Хорош, – влетая в комнату, укоризненно сказала Таня. – Не пускает, да еще и кидается. Дай срок, влетит тебе от меня, глупый мальчишка.

Они принялись искать ремешок. Но, конечно, Петька забыл, что он подтянул им брюки, – ведь это случилось между двумя страницами, из которых одна была интереснее другой! Да и трудно было представить себе, что Великий Завистник носил этот старенький ремешок. Его пояс – так им казалось – должен был состоять из стальных колец, тонких, как паутина.

Нет и нет! Зато в письменном столе Таня нашла рецепт Главного Городского Врача и бережно спрятала его под крыло.

Они искали все время, пока Великий Завистник, зевая, шел домой из аптеки «Голубые Шары». Он задремал в лифте – так сильно подействовала на него микстура. Полусонный, еле передвигая ноги, он вошел в свою комнату, и только тогда Таня с Петькой перестали искать ремешок. Полумертвые от страха, они притаились под кроватью, на которую он рухнул, едва стащив с себя пиджак и брюки.

– Надо бежать, – прошептала Таня.

Но пришлось подождать, пока Великий Завистник уснет. Наконец негромкие свисточки послышались в комнате – Великий Завистник всегда сначала посвистывал, а уж потом начинал храпеть. На цыпочках они выбрались в переднюю, оттуда на лестницу – и кубарем с девятого этажа! Кубарем катился Петька. Огорченная, громко вздыхая, повесив клюв, за ним плавно спускалась Сорока.

Впервые в жизни – веселые сны

Он еще посвистывал, как уходящий поезд, а сны уже стояли в очереди, толпились: «Я первый!» – «Нет, я! Позвольте, граждане, вот этот длинный сон может подтвердить, что первый именно я».

Это были не длинные и не скучные, а восхитительные, приснившиеся впервые в жизни легкие сны! Мальчик, на которого Великий Завистник наступил в прошлом году, явился смеющийся, розовый и сказал, что ему совсем не было больно. Девочка, которую он превратил в Старую Лошадь, долго старалась втиснуться в лифт и наконец, стуча копытами, вскарабкалась на девятый этаж – только для того, чтобы поблагодарить его: с тех пор как она стала лошадью, для нее началась настоящая жизнь. Божья коровка, которую он убил, летала вокруг него, напевая: «Так мне и надо, тра-ля-ля», и когда он спросил ее во сне: «Почему?» – она ответила: «А потому, что нечего было притворяться мертвой».

Да, самое лучшее в мире – это сон, но нет ничего хуже, как проснуться от детского плача. А между тем случилось именно это. Кто-то громко плакал в соседней комнате. Неужели этот уткнувшийся носом в книгу мальчишка?

Вскочив с кровати, Великий Завистник накинул халат, распахнул дверь… Плакала Лора. Она сидела на полу среди разбросанных книг; в руках у нее было длинное сорочье перо, и она плакала так громко, что у Великого Завистника защемило сердце: он очень любил свою дочь.

– Что случилось? – крикнул он с ужасом.

– Он ушел.

– Ушел? Это прекрасно… – начал было Великий Завистник и подпрыгнул, потому что Лора больно ущипнула его за лодыжку. – Ай! Почему ты плачешь, мое бедное дорогое дитя? Ты жалеешь, что я не успел превратить его в летучую мышь?

Вместо ответа Лора легла и принялась бить об пол ногами.

– Хочу, хочу, хочу, – кричала она, – хочу, чтобы он вернулся!

Она колотила своими толстенькими косолапенькими ножками так сильно, что жильцы восьмого этажа поднялись на девятый, чтобы почтительно спросить, не пожаловаться ли им в домоуправление.

– Он вернется, обещаю тебе! Даю честное благородное слово.

– Я не верю! – кричала Лора. – Ты нечестный, неблагородный. Ты сам говорил, что никому нельзя верить.

– Но как раз в данном случае можно! – в отчаянии кричал Великий Завистник. – Не забывай, что я твой отец. Успокойся, я тебя умоляю. Откуда у тебя это перо?

– А-а-а! Я хочу, чтобы он сидел в кресле и читал. Я хочу, чтобы он спрашивал: «М-м?..» – и смотрел на меня одним глазом!

– Хорошо, хорошо, он вернется.

Похолодев, он отнял у Лоры перо. Оно было сорочье, а сорочье перо могла выронить только Сорока.

Великий Завистник не находит свой пояс

«Враги! – уныло думал он, грызя ногти и втягивая маленькую черную голову в плечи. – Мне завидуют, это ясно. Я на виду, мне сорок лет, а я уже Старший Советник. Я доверчивый, а доверчивым всегда плохо. Вот пригрел этого мальчишку, а он ушел, даже не сказав спасибо…»

«Будем рассуждать спокойно: Сорока прилетела не за мальчишкой, а за рецептом. Она еще надеется заказать лекарство в аптеке „Голубые Шары“. Но аптекарь – мой друг! Я всегда относился к нему снисходительно… Тем хуже! Во всяком случае, для меня».

«…Я запутался, – думал он через час, пугаясь и холодея. – Мне грозит опасность. Вот что нужно сделать прежде всего: подумать не о себе. Это освежает».

Ему всегда было трудно думать не о себе, и главное – неинтересно. Но все-таки он подумал:

«Нет, Лекарь-Аптекарь не посмеет приготовить лекарство без моего разрешения. Ведь он знает, что первого июня я распоряжаюсь чудесами. И Художник умрет».

Улыбаясь, Великий Завистник потер длинные белые руки.

«Да, но его отнесут во Дворец Изящных Искусств. Духовой оркестр будет играть над его гробом похоронный марш, и не час или два, а целый день или, может быть, сутки. Самые уважаемые в городе люди, – думал он с отчаянием, чувствуя, как зависть просыпается в сердце, – будут сменяться в почетном карауле у гроба».

Это была подходящая минута, чтобы надеть ремешок, и Великий Завистник протянул руку – помнится, он повесил его на спинку кровати. Ремешка не было. Он обшарил платяной шкаф – не забыл ли он ремешок в старых брюках, – вывернул карманы, обыскал письменный стол. Он разбудил дочку и пожалел об этом, потому что, едва открыв глаза, она залилась слезами. Он засунул в мусоропровод свою длинную белую руку, и рука поползла все ниже – в восьмой, седьмой, шестой, пятый этаж. Нет и нет! Вытянув губы в длинную страшную трубочку, бормоча: «Ах так, миленькие мои! Значит, так? Хорошо же!» – он вернулся в свою комнату.

Старая Лошадь деликатно стучится в аптеку «Голубые Шары»

Лекарь-Аптекарь сразу же понял, что Таня не принесла ему пояс.

– Не смей говорить, что ты не нашла его! – закричал он, схватившись за сердце. – Все погибло, если ты его не нашла. Он догадается, что это была ты, а если он догадается…

Сороки не плачут или плачут редко. Но Таня еще совсем недавно была девочкой, и нет ничего удивительного в том, что она разревелась.

– Не сметь! – визгливо закричал Лекарь-Аптекарь. – Ты промочишь пиджак (Таня сидела на его плече), я простужусь, а мне теперь некогда болеть. Что это еще за мальчишка?

Мальчишка, стоявший у двери с виноватым видом, был Петька, и Лекарь-Аптекарь не хватался бы так часто за сердце, если бы он знал, что на Петьке был старенький, потертый ремешок из обыкновенной кожи.

– Мало с тобой хлопот! Теперь еще придется возиться с этим трусишкой. У меня больное сердце. Дайте мне спокойно умереть.

Но, по-видимому, ему не хотелось умирать, потому что он выпил рюмочку коньяку, а потом, немножко подумав, вторую.

– Яд, – сказал он с наслаждением. – Давай сюда рецепт, глупая девчонка. Он догадается, что это была ты, и меня, конечно, уволит, если я приготовлю лекарство для твоего отца. А мне до пенсии осталось полгода. Боже мой, боже мой! Всю-то жизнь я старался не делать ничего хорошего людям, и никогда у меня ничего не получалось, никогда! И вот, пожалуйста, опять! Ну ладно, куда ни шло! В последний раз. Умереть мне на этом месте, если я еще когда-нибудь сделаю хорошее людям… Почему ты так похудел, мальчик? Ты голоден? Возьми бутерброд. Ешь! Я тебе говорю, ешь! Ох, беда мне с вами.

Он ворчал и сморкался в огромный зеленый платок, хотя, как известно, все аптекари в мире стараются не сморкаться, приготовляя лекарство. Но он сморкался, и моргал, и даже раза два одобрительно хрюкнул, когда стало ясно, что для Таниного отца он приготовил не лекарство, а настоящее чудо. Плохо было только, что вместо одного пузырька он нечаянно приготовил два, а за два ему могло попасть ровно вдвое.

– Возьми, Таня.

Сорока осторожно взяла пузырек, на котором было написано: «Живая вода».

– Так. А второй мы спрячем. Не дай бог, пригодится. Счастливого пути. Живо! – закричал он и затопал ногами. – А то я еще передумаю! Ох как вы мне все надоели.

И Таня улетела – вовремя, потому что позвонил телефон и Лекарь-Аптекарь услышал голос, который действительно мог заставить его передумать.

– Как дела, старина? – спросил Великий Завистник. – Я хочу поблагодарить тебя за микстуру. Спал, как ребенок. Здорово это у тебя получилось!

– Пожалуйста, очень рад.

– Ты вообще имей в виду, что я к тебе отношусь хорошо. Вот сейчас, например, с удовольствием потрепал бы тебя по плечу, честное слово. Ты ведь, кажется, любишь птиц?

– Птиц? Нет.

– Понятно. Кстати, тут на днях к тебе не залетала Сорока?

– Нет. А что?

– Понимаешь… просыпаюсь, а на полу сорочье перо. Уронила. Ну, ты меня знаешь! Захотелось вернуть. Ищет, думаю, огорчается птица. Значит, не залетала?

– Нет.

– Тем лучше. До свидания.

Они одновременно положили трубки и зашагали из угла в угол: Великий Завистник – зловеще бодаясь маленькой черной головкой, а Лекарь-Аптекарь – в отчаянии хватаясь за свой длинный, сразу похудевший нос.

Они шагали, думая друг о друге. Мысли Великого Завистника летели в аптеку, а мысли Лекаря-Аптекаря – прямехонько на Козихинскую, три, и нет ничего удивительного в том, что они столкнулись по дороге. Раздался треск, не очень сильный, но все же испугавший Старую Лошадь, тащившую бочку с водой вдоль Медвежьей Горы. Ей давно хотелось узнать, заказала ли Таня лекарство, и заодно, если удастся, купить у Лекаря-Аптекаря очки. Купить, правда, было не на что.

«Но, может быть, – думала она, – я сумею оказать ему какую-нибудь услугу? Например, для микстур и настоев нужна вода. А в моей бочке она как раз очень вкусная и сколько угодно».

«…Да, без очков трудно жить, – думала она грустно. – Особенно когда даже подруги норовят стащить твое сено из-под самого носа. Впрочем, какие они мне подруги? Разве они носили когда-нибудь ленточки в косах? Разве их награждали когда-нибудь почетной грамотой, как меня, когда я перешла в третий класс? Кто танцевал в школе лучше, чем я? Кто пел, как соловей: „И-го-го, и-го-го!“?»

Ей показалось, что она встала на цыпочки и запела, а на самом деле она подняла хвост и заржала. Лекарь-Аптекарь, все еще шагавший из угла в угол, прислушался с беспокойством.

«Трах!» – аптечная посуда зазвенела в ответ, а фарфоровые белочки привстали, насторожив уши.

«Трах!» – это, конечно, была Старая Лошадь. Ей казалось, что она стучит деликатно, чуть слышно.