Текст книги "Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма"
Автор книги: Велимир Хлебников
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Власть – замкнутая площадь – возможна тремя точками.
Два брата, Гармодий и Аристогитон, освобождали.
Три Цезаря – владели.
* Я растоптал басму Маркса.
Богдыхан Маркс свергнут, в пыли.
Вот мои уравнения, равные по красоте Млечному Пути.
* Моряки! Вы делили со мной кашу, а я хочу поделиться с вами мыслями.
* Двигаясь в направлении поперечном времени, мы легко видим горы будущего. Это движение, столь знакомое уму пророка, есть постройка высоты по отношению к ширине времени, то есть создание добавочного размера.
* Поручить Татлину построить часовенку для рукописей – хранилище вещей бу-человечества: железный череп, общий чугунный лоб, хранящий наши дела и мысли. Чтобы мыши времени не сгрызли их.
* Сила слова (если найти величину) походит на действие луча на пороховой погреб под большой столицей (хотя бы Лондона). Детонация зависит не от силы, а от меры (точности). Шаг пехотинца разрушает мост, по которому он идет. Слабое и непонятное слово может разрушить мир.
О, поединок судьбы и человека!
Джиу-джитсу с государством.
* 1. Числослово.
2. Заумный язык.
3. Звукопись.
4. Словотворчество.
5. Разложение слова.
6. Иностранные слова.
7. Даль.
8 Жестокие слова.
9. Нежная, сладкая речь. 10. Косое созвучие.
* 5 ругательств – ласка! 10-е чудо – будень.
Яд лечит и убивает.
11. Целиковые созвучия.
12. Вывихи слова.
13. Перевертень.
14. Народные слова.
15. Общеславянские слова.
16. Звездный язык.
17. Вращение слова.
18. Бурный язык.
19. Безумные слова.
20. Тайные <слова>.
Ток малой силы и очень большой не задевают человека.
Звук и свет неслышимы и невидимы по ту и другую сторону звукового <и светового> пятна. Слишком громкий звук так же неслышим, как и слабый.
Вещь, написанная только новым словом, не задевает сознания…
* Стихи живут по закону Дарвина.
Закон Дарвина справедлив не только для животных, но и для стихов. Самые сильные стихи живут столетия, а слабые вымирают.
* <3ангези> едет через город в море.
В городе – «Конь», на море он читает проповедь о 3n.
Ему читают «Степана Разина», он не дослушивает и уходит. Гребцы <в темноте> продолжают читать.
Дети играют «Русалку» в детском приюте около водопада, расположенном сбоку места его проповеди.
Сидя на коне во время поездки в море, он рассказывает сон «Взлом Вселенной».
После ухода с утеса туда собирается Союз Молодежи в белых полушубках и разыгрывает «Смерть будущего»; потом приходят Горе и Смех, дерутся и кончают самоубийством.
* Наука заключается в том, чтобы изучить природу 317, 19 и 48.
19 = 27 − 8 = 33− 23
* 365, 29, 317, 7, 48, 11, 19. Эти числа – сказочный плетень.
<1922>
* Слова особенно сильны, когда они имеют два смысла, когда они живые глаза для тайны, и через слюду обыденного смысла просвечивает их второй смысл.
* Зрячие очи я раскидал в Харькове, Баку и Москве. Кто не завертывал ими ноги вместо обмоток?
* Кто зажигал эти миры?
Где спичка?
Это глубоко праздный вопрос, аршин глупости задавшего его.
Потому что все относительно, и если для нас вселенная больше атома, то для другого мыслящего существа, с железной силой существующего рядом с нами, вселенная принимает размеры атома, а атом – размеры вселенной.
* Счастье человека – повторный звук около мирового.
* Для меня полет букашки больше говорит о времени, чем жирная книга ученого.
* Если в вопросе «да и нет» ум Аристотеля не умел провести черту границы между владениями равенства и неравенства и остановился, то для нас этих сомнений нет.
Мы отчетливо видим, что «да» и «нет», будучи количественно равны, обладают одинаковой числовой мерой, но их отделяет разница угла в 180°.
«Нет» сделало поворот в 180°, два прямых угла. То есть «да и нет» есть обычная бронза, сплав из глыб равенства и глыб неравенства. По счету числа они равны, по счету углов не равны.
* Искусство обычно владеет желанием в науке власти… Я желаю взять вещь раньше, чем беру ее <…> Искусство должно равняться по науке и технике, ремеслу с большой буквы.
Разве не был за тысячелетия до воздухоплавания сказочный ковер-самолет?
Греки Дедала за два тысячелетия?
Капитан Немо плавал под водой в романе Жюль Верна за полстолетия до мощной битвы немцев при <Фарерских> островах.
Открытие машины времени Уэльсом.
Так должен ли художник стоять на запятках у науки, быта, события? А где ему место для предвидения, для пророчества, предволи?
И удивительна эта страсть все разместить, точно у городового во время разъезда возков с светского вечера…
* Что я изучил.
Звери.
Азбука.
Числа.
Семья.
Бурлюки.
Люди.
Книги.
Времена года. Ночи в Астрахани. Ночи в Персии.
* Издатели, желающие меня обмануть, надеясь на мою глупость, не видя моего шепотно, молчаливо смеющегося рта… Да ради Бога, – пожалуйста! сколько угодно, – права обмануть на аршин? на сажень? долго быть обманутым?
Я мечу керенками право быть обманутым, обыгрываю темный утес, на котором вы – волосок травы. Как увлекательно лег мой туз на девятку этого утеса сумрака.
Издатели, под видом брата приход<ившие> ко мне в больницу, чтобы опустошить, забрать рукописи, издатели, ждущие моей смерти, чтобы поднять вой над гробом поэта, <издатели>, по нескольку лет заставля<вшие> валяться стихи, – будьте вы прокляты!
* Мировая революция требует мировой совести.
* Со временем, когда Мы станем Богом, речные русла всех мыслей будут течь с высот единой мысли. Но мы не боги, а потому будем течь, как реки в море общего будущего. Оттуда, где расположен опыт каждого, течь то Волгой, то Тереком, то Яиком в общее море единого будущего.
Будем избегать средневековых споров о числе волос на бороде Бога.
* В мышлении могут быть две <предпосылки>: скрытая предпосылка единства и скрытая предпосылка неединства. Скрытая предпосылка единства оставляет только числа как отношения Единого.
* Когда сопоставляются вместе Число и Смерть, кажется, что встретились два старинных противника на очень узкой дорожке, где нет места для двоих, двух наконец-то нашедших друг друга врагов. *
* Пастух мысли Хлебников.
Письма и другие автобиографические материалы
Письма*
1. Неизвестному адресату (село Помаево, Симбирской губ., 1897 г.)*Дорогой Колинька!
Как ты поживаешь? Какая у вас погода? Начал ли ты купаться? Много ли теперь в парке птиц?
Весь лес в зелени. Вода в прудах холодна, и мы еще не купались. Папа часто берет нас в лес. Я, Шура и Катя научились набивать и завели маленькую коллекцию чучел и рисунков ракушек, для чего ходим в Калинный овраг, где их очень много.
22 мая был в Помаеве пожар, сгорели 4 избы и 7 баранов.
В 20 верстах есть озеро, в котором так много рыбы, что Шура ловит руками довольно больших рыб.
2. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Казань, 3 декабря 1903 г.)*Дорогая мама и дорогой папа!
Я не писал оттого, что думал, что кто-нибудь придет на свиданье.
Теперь осталось уже немного – дней пять, а может, и того еще меньше, и время идет быстро. Мы все здоровы, на днях был выпущен один чахоточный – студент Кибардин, ему устроили шумные проводы.
Я недавно занялся рисованием на стене и срисовал из «Жизни» портрет Герцена и еще две головы, но так как это оказалось нарушением тюремных правил, я их стер.
У меня есть одна новость, которую я после расскажу.
Я занимался на днях физикой и прошел больше 100 страниц, сегодня читаю Минто. Один из нас, математик 1-го курса, написал Васильеву письмо, спрашивал, как быть с репетициями. Васильев отвечал, что последние репетиции будут 18 декабря, так что к ним всегда можно будет подготовиться. Из анализа я прошел больше половины.
Здесь есть несколько с хорошим слухом и голосом и перед вечерним распределением по камерам мы их слушаем, а иногда поем хором.
Сгорела ли художественная школа? До нас дошли слухи, что она горела, но сильно или немного – не знаем. Пожар этот можно было предвидеть, потому что там много легко воспламеняющегося материала и еще больше керосиновых ламп в картонных абажурах.
Целую всех, Катю, Шуру, Веру, – скоро увидимся.
Витя.
Казань, Пересыльная тюрьма, 3.XII.03.
3. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Москва, <август 1904 г.> – в Казань)*Дорогие мама и папа!
Целую всех, наверное, вы ждете от меня письма с нетерпением, пишу на второй день. По железной дороге ехал сравнительно благополучно, но за двое суток спал не более трех или двух часов, за все время съел несколько пирожков и выпил только два стакана чая, так что когда приехал в Москву, очень устал и у меня сильно болели ноги, потому что я большую часть времени спал на ногах.
В гостинице я не останавливался, а прямо оставил вещи у швейцара и отыскал себе комнату за 6 р. и, привезши вещи, в тот же день объехал почти всю Москву, осмотрел Третьяковскую галерею, Исторический музей и был в Тургеневской читальне. Так как я почти двое суток был на ногах, а в Москву приехал в 6 час. утра и до 8 час. вечера ходил по улицам, то я очень устал и несколько раз должен был останавливаться, чтобы дать отдохнуть ногам. Но сегодня все прошло, я совсем отдохнул. А вчера у меня был такой (может быть, истощенный) вид, что на меня оглядывались.
Сегодня я опять осматривал и видел Румянцевский музей и Исторический музей. Сегодня же я сделал опыт примерного существования в Москве: оказывается, что вегетарианцу на десять копеек в день существовать безусловно можно.
Вот подробные донесения о моих действиях. В Третьяковской галерее мне больше всего понравились картины Верещагина, некоторые же вещи меня разочаровали. В Румянцевском музее очень хороша статуя Кановы «Победа» и бюсты Пушкина, Гоголя.
Подробнее буду писать после, целую всех: папу, маму, Катю, Шуру, Веру.
Витя.
4. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Москва, <август 1904 г.> – в Казань)*Дорогой папа и дорогая мама!
Пишу на третий день моего пребывания в Москве. С Москвой я теперь так освоился, что я себя не представляю иначе как в Москве. Вчера я перепутал адрес: Мещанская часть, Домниковский пер., д. Глазуновой. Таким образом переулок не Уланский, а Домниковский.
Сегодня я опять ходил и второй раз осмотрел московский Исторический музей и дом Игумнова. Дом Игумнова построен в стиле боярского терема и очень художественен: с пузатыми колонками, изразцовыми плитками, чешуйчатой крышей. Я спросил извозчика, где этот дом, он ответил и добавил: «очень хороший дом». Так как простые люди обыкновенно не ценят архитектуры, то, очевидно, этот стиль наиболее близок и понятен русскому человеку, иначе извозчик не выделил бы его. А раз так, значит только этот стиль может быть национальным русским стилем.
Я бы заставил в семинариях преподавать архитектуру, потому что здешнее духовенство совершенно не умеет хранить памятники старины. Здесь очень много древних церквей, когда-то они были очень красивы и своеобразны, теперь же благодаря небрежности духовенства это обыкновенные, выкрашенные в желтый цвет и обитые зеленым железом церкви. Иногда даже можно видеть старинные лепные украшения, грубо заштукатуренные.
Между прочим в Историческом музее я видел на старинной иконе изображение Успенского собора. Оказывается, что у него также архитектура близко подходила к архитектуре Василия Блаженного; теперь же ни малейшего сходства.
5. А. М. Горькому (Москва, 25 <августа 1904 г.> – в Петербург)*Уважаемый и дорогой писатель!
Я посылаю Вам первое свое литературное детище – дорогое мне, так как оно написано в минуту искреннего и сильного чувства. Я сам не знаю, имеет ли оно некоторые достоинства или же оно – одна сплошная наивность, непростительная для взрослого. Но мне кажется иногда, что здесь затронут если не совсем новый вопрос, то с несколько новой точки зрения.
Приспособляясь к формуле Л. Н. Толстого, я поставил вопрос о нужности или о ненужности брака – видите, какая непосильная тема – и постарался заставить разрешить этот вопрос, каждый по-своему, – патриархально о<тца> П., матушку, вскользь о<тца> В., благочестивую, мечтающую уйти в монастырь Марфушу и мистически настроенную с высоко аскетическим оттенком Елену. Наконец Лобовикова и Зверкова, этих, никогда не задумывавшихся ни о чем уходящем от уровня ежедневной жизни, чувственных животных.
Проще говоря, я хотел вывести тип Елены – глубоко мне симпатичный и милый.
Елена совсем не знала и не представляла истинного уровня человеческой жизни. Она всем своим существом верит, что эта жизнь – лишь преддверие в будущую, само же по себе нечто малоценное, она глубоко верит в силу и важность всех установленных обрядов, и отсюда ее жизнь есть ничто иное, как одно сплошное недоумение. Недоумение, отчего люди живут не так, как нужно было бы жить, если бы жизнь была нечто малоценное, лишь условие будущей, а как-то иначе.
Такою она в 1-ом и 2-ом действии. Между 2-ым и 3-им умирает о. П., и Ел. выходит замуж за Лобовикова; в 3-ем – она через несколько дней после выхода замуж. [Эта сцена указывает] [в этом мгновении душа Елены испытывает]. Это мгновенье означает страшный перелом, совершившийся в душе Елены; она поняла низкий уровень жизни, но не хочет помириться с этой жизнью, как таковой. Не хочет помириться и с тем, кто заставил ее увидеть эту жизнь. Оба они умирают. Вот сюжет драмы, вернее драматической повести.
Какой исход ни будет [во всяком случае], если Вас не затруднит, пошлите мне Ваше дорогое мнение о недостатках этой вещи, дорогой писатель.
Уважающий и любящий Вас в Ваших произведениях
В. Хлебников
6. В. И. Иванову (Казань, 31 марта 1908 г. – в Петербург)*Читая эти стихи, я помнил о «всеславянском языке», побеги которого должны прорасти толщи современного, русского. Вот почему именно Ваше мнение о этих стихах мне дорого и важно и именно к Вам я решаюсь обратиться.
Если Вы найдете возможным, выскажите свое мнение о присланных строках, послав свое письмо по адресу: Казань, 2-я гора, д. Ульянова, ст<уденту> В. В. Хлебникову.
Буду премного благодарен Вам.
В. Хлебников
31. III. 1908. Казань
7. В. В. Хлебниковой (Петербург, 23 сентября 1908 г. – в Туапсе)*Как вы себя чувствуете? Может быть, вас нет на Кавказе и вы переселились в Австралию? Я не получил ни одного письма, ни одной черточки, а между тем 22 сентября я был у тети Сони, видел дядю Сашу, баб. Ольгу П. и Софью Н. Они просили передать выражение родственных чувств. Больше всех мне понравился дядя Саша. О.П. (бабушка) не имеет еще седых волос. Тетя Соня живет со своим Дроком, черным пуделем, очень недружелюбно меня принявшим. Она не очень походит на имеющиеся у нас карточки, но ее улыбка, смеющиеся глаза и оттенки голоса часто заставляют сознание двоиться и думать, что это и тетя Соня и тетя Варя. У дяди Пети не был еще.
Посылаю самые нежные чувства.
Мой адрес: Васильевский остров, Малый проспект, д. № 19, кв. 20.
8. В. А. Хлебникову (Петербург, 12 октября 1908 г. – в Казань)*Ваше превосходительство!
Имею честь покорнейше просить Вас выслать мне «Зоологию» – чью? не помню. Вышлите по телеграфу в следующие сроки шубу, деньги (я 30 + 25 получил). Доношу о своей жизни: живу на Васильевском острове в 15–20 минутах ходьбы от университета. Плачу 10 руб. за комнату, один; обедаю в столовой то за 10 коп., то за 50 коп. – обед всегда невкусный. У хозяйки мог бы обедать за 11 руб. – но до лучших времен. Расстояния меня убивают. Трамваи тоже. Видел родных, но не дядю Петю.
Также пришли «Золотое руно», один или два номера. Недавно посетил «вечер Северной Свирели» и видел всех: Ф. Сологуба, Городецкого и других из зверинца.
В Петербурге я младорусский, о чем и возвещаю urbi et orbi.
Университет полон подонков. Во время сходки 2.Х. я вывесил записку, называвшую безумьем и навьим делом забастовку и кончавшуюся: «Славяне! В ряды антизабастовщиков!» Привлекла толпящихся, ее прочли сотни студентов. Забастовка кончается завтра.
В Петербурге так велики расстояния, что почти все время проходит в ходьбе.
9. В. В. Хлебниковой (Петербург, 23 октября 1908 г. – в Туапсе)*Эти дни – дни гостии в нашей столице Его Высочества королевича Георгия.
Я пишу о себе: вчера имел счастье видеть свое произведение «Искушение грешника» в печати в «Весне». Моя путина в полях словобы будет торна, если будет охота идти. Шебуев, тот, кто давал рисунок <неразб.>
Я дерзнул звать <приход> Славийского Возрождения, и мое воззвание было напечатано в газете.
Но сильно устаю. Привет папе и маме.
<…>
10. В. А. Хлебникову (Петербург, 25 ноября 1908 г. – в Одессу)*25 ноября.
Я временно живу у кого? У Гр. Судейкина! Они поселились в Лесном, и я, изгнанный 21-го со своей квартиры, поселился у них. Я занял у них 20 руб. В Харькове я оставил письма до востребования.
«Ради воссоединения церквей» я готов переселиться к вам в Одессу, закончив свои литературные дела.
Дело дяди Саши, получившего отставку без пенсии, будет разбираться в <Государственной> Думе. Снова видел дядю Петю и тетю Машу.
Адреса у меня нет сейчас, так как скоро я переезжаю, не знаю куда. Адрес Г. С. Судейкина: Лесной, Институтский переулок, д. № 4, кв. 2. Они кланяются.
Я чувствую, что есть что-то, о чем надо написать, но не могу вспомнить.
Как здоровье Кати? И где ее адрес?
Целую. Рад бы увидеться где-нибудь на юге.
11. Е. Н. Хлебниковой (Петербург, 28 ноября 1908 г. – в Одессу)*28 ноября.
Я давно не получаю писем ни от вас, ни из Харькова. «Дани» старшего поколения младшему тоже не получал по сегодня. Посему я прожил около недели у Гр. С. Судейкина. Они живут: Лесной, Институтский пер., д. № 4, кв. 2. Они шлют сердечный привет. Завтра я переезжаю <в> свою комнату: Петербургская сторона, Гулярная ул., д. № 2, кв. 2.
На днях опять будут хлопоты по литературным делам. Веду жизнь «богемы». Петербург действует, как добрый сквозняк и все выстуживает. Заморожены и мои славянские чувства.
Покончив со своими делами, я не прочь увидеться с вами.
Гр. Сем. побуждает меня окончить мои записки о Павдинском крае. У меня на душе еще несколько дел и, кончив с ними, я готов бежать от города на дно моря.
В хоре кузнечиков моя нота звучит отдельно, но недостаточно сильно и, кажется, не будет дотянута до конца.
Целую вас и привет Рябчевским; тете Варе, Коле, Марусе. Как поправилась и здоровье Кати? Вере буду писать о выставке. Ждите новых оттисков.
Шура продолжает ли занятия естествоведением?
12. Е. Н. Хлебниковой (Москва, 28 декабря 1908 г. – в Одессу)*Соединенной волей злого рока, меня и др., я не поехал в Одессу. Так как побывать у вас было внутренне необходимо, то, не скрою, я попал в какой-то тупик, из которого не мог найти выход. Я попал на вокзал в каком-то опьянении, чувствуя себя на пути в Одессу. Мне не пришло в голову поторопить извозчика. Извозчик подъехал к подъезду ровно в тот момент, когда пробило три часа. Я подбежал к перрону ровно в тот миг, когда щелкнул ключ сторожа. Так я испытал на себе власть возмездия, какую-то насмешку, но за что – не знаю.
Теперь я в Москве. Сегодня осматривал Кремль. Завтра Третьяковская галерея и мн. др. Нам дали бесплатный кров, постель (в 3 студенческом общежитии) и вообще встречают с обычным московским радушием. Я удивился, найдя в общем московском облике какое-то благородство и достоинство. Москва – первый город, который победил и завоевал меня. Она изменилась к лучшему с тех пор, когда я был в ней.
С Новым годом!
13. В. В. Каменскому (Святошино, Киевской губ., 10 января 1909 г. – в Петербург)*Святоши<но> 10.1.909
Василий Васильевич!
Присылаю Вам 3 вещи («Скифское», «Крымское», «Курган Святогора»), Поместите их? Это меня ободрит. Я мечтаю о большом романе, которого прообраз «Купальщики» Савинова, – свобода от времени, от пространства, сосуществование водимого и водящего. Жизнь нашего времени, связанная в одно с порой Владимира Красное Солнышко (Дочь Владимира, женатая на реке Дунае), какой она мнится слагателям былин, их слушателям. Отдельные главы написаны будут (будут?) живой, другие мерной <речью>, одни <как> драматические произведения (диф<ференциально>-ан<алитические>), другие пов<ествовательные>. И все объединено единством времени и сваяно в один кусок протекания в одном и том же времени. Кроме того, отставные военные, усмирители, максим<алисты> и проч. в духе «Навьих чар». Но мне нужно благословление редактора, даете его? Но это тайно.
Что говорит Ремизов о моей «Снежимочке»? Если будете, Василий Васильевич, то не поленитесь, спросите.
Какой первый № газеты? Если не трудно, пришлете? Очень жалею, что не умел написать чего-нибудь из древнерусского быта. Но я столько провел в пути, что весь русский дух вытряс. Меня забросило в Святошино, Киевского уезда, Киевской губернии. Северная ул., д. № 53. Викт. Влад. Хлебникову.
Сколько городов Вы разрушили – красный ворон? В Вас кипит кровь новгородских ушкуйников, Ваших предков, и все издание мне кажется делом молодежи, спускающей свои челны вниз по Волге узнать новую свободу и новые берега.
Если примите, напишите тотчас, если нет, пришлите обратно – эти листки мне дороги.
Но все же редакторы – большое зло.
«Словеннега».
P. S. В этом письме 6 листов.
