Текст книги "Последний соблазн"

Автор книги: Вэл Макдермид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

28

Обычно Кразичу нравилась его работа. Он любил силу и глубоко презирал слабость. Однако он отлично знал границы своих возможностей, и в его амбиции не входило соперничать с Тадеушем Радецким, тем более посягать на его империю. Да и зачем? Он уже делал больше денег, чем был в состоянии потратить, к тому же не считал себя умнее босса – тщеславие не застило ему глаза.

Но даже Кразичу кое-что в его работе было противно. Например, вот это. Копаться в женском белье неподходящее занятие для такого человека, как он. Извращенцу это подошло бы, но он не извращенец. Если когда-нибудь он дойдет до того, что будет возбуждаться, перебирая дамские тряпки, то лучше уж взять пистолет и без долгих рассуждений выбить себе мозги.

И все же дело есть дело. Тадзио сейчас думает не тем местом, так что кто-то должен позаботиться о бизнесе. Уходя от босса, Кразич позвонил Радо, своему троюродному брату, который приглядывал за Кэролин Джексон.

– Где она?

– Пошла в тот понтовый женский клуб на Гизебрехтштрассе, – ответил Радо. – У нее с собой спортивная сумка.

Если Кэролин Джексон может позволить себе временное членство в этом клубе, отметил про себя Кразич, значит, у нее нет проблем с наличными и она не боится их тратить. Она там пробудет как минимум час.

– Позвони, когда она будет уходить, – сказал он Радо.

Он остановил машину около магазина цветов и купил букет. Пройти в дом было для него парой пустяков. Он попросту звонил в дверь, пока ему не ответили, и сказал, что у него доставка в такую-то квартиру. В лифте он написал нечто непонятное на карточке и передал цветы несколько ошарашенной голландке. Ему был известен номер квартиры Кэролин Джексон, потому что накануне вечером она уехала отсюда на присланной за ней машине. Открыть замок не составило труда. Пять минут – и Кразич был внутри.

Сначала он, присматриваясь, прошелся по квартире, а уж потом приступил к поискам. Спальня, ванная, кухня, гостиная. Ничего не спрячешь. Даже сейфа и того нет.

Кразич начал с гостиной. Около окна на письменном столе лежал ноутбук. Кразич включил компьютер и огляделся. С десяток книг в ярких обложках на полке возле синего радиоприемника. Он пролистал их. Ничего. Английские газеты на низком столике сказали ему лишь о том, что Джексон любит разгадывать кроссворды и умеет это делать. В блокноте около телефона никаких записей, кроме как о свидании с Тадзио на реке. В портфеле на удивление мало бумаг. Записи о недвижимости в Ипсуиче с заметками на полях, типографским способом отпечатанная копия каталога деревянных игрушек ручной работы с почтовым адресом в Нориче для заказов, листок бумаги, по-видимому, с какими-то финансовыми подсчетами и выписка из счета в банке Бери-Сент-Эдмондса. Кразич скопировал его, после чего сложил все, как было прежде.

Взял ноутбук. Джексон даже не защитила себя должным образом, пренебрежительно заметил он. Он открыл почтовую программу и увидел около двух сотен сообщений. Наугад открыл несколько и не нашел ничего интересного. В основном они были от подруг и деловых партнеров, в них назначали свидания и обменивались сплетнями. В идеале следовало бы прочитать их все внимательно. Но на это ушло бы несколько часов, которых у Кразича не было.

Потом Кразич открыл папку с материалами о бывшей американской воздушной базе в Восточной Англии, в которой были документы о превращении ее в индустриальный центр с жилым комплексом. Были еще папки, касавшиеся продажи недвижимости и приобретений, но они ничего ему не говорили. Кразич открыл еще одну папку с названием «проект ВА». У него упало сердце, когда он увидел файл «Радецкий», и он тотчас открыл его.

Тадеуш Радецкий, тридцати восьми лет, польского происхождения, живет в Берлине. Поставляет сезонных рабочих Колину Осборну. Дж. говорит, что его основные деловые партнеры Чарли и Конь. Главный игрок в Центральной Германии, однако есть интерес и в экспорте. Имеет дело с живым товаром. Очевидно, что начинал с торговли оружием на Балканах. Владеет сетью магазинов, торгующих видеопродукцией. Дотошен в деле. Вторым в его команде, по словам КО, «безжалостный и безумный ублюдок-серб» Дарко Кразич, благодаря которому у TP чистые руки. TP живет в дорогих апартаментах в Шарлоттенбурге. Ездит в большом черном «мерсе». Любит путешествовать, в основном по европейским городам. Интересы: опера, охота, рестораны, деньги, фотография. У него ложа в Оперном театре Берлина. Ездит туда один. Наилучшая возможность для первого контакта без опасности встретить заодно и серба?

А она подготовилась, однако не оставила следов, чтобы можно было проследить источники информации. Кразичу не понравилось главным образом то, что посторонняя смогла узнать хотя бы это. А теперь она хочет поглубже влезть в их бизнес. Это ему тоже не нравилось. Слишком она умна.

Кразич вышел из программы и попытался открыть другую, финансовую программу, но на сей раз уперся в стену. Без пароля никак. Однако в этом ее винить не стоило, он и сам поступил бы также. Это говорило в ее пользу, так как она отлично понимала, что опасно, а что не опасно.

Взглянув на часы, Кразич подсчитал, что провел в квартире тридцать пять минут. Пора выключить ноутбук. Больше из него все равно ничего не выудить, да и он должен остыть перед приходом Джексон, чтобы она ни о чем не догадалась.

И Кразич пошел в спальню. Гардероб: деловой костюм от Армани, пара вечерних платьев от дизайнеров, имен которых он никогда не слышал, пара джинсов от Армани, пара брюк от Пола Костелло, полдюжины топов с дизайнерскими именами. Три пары туфель на полу – Балли, Флай, Маноло Бланик, отметил он мысленно. Вся обувь была почти неношеной, так что внутри еще легко читались имена производителей. «Тоже мне Имельда Маркос»,<sup>[15]15
  Имельда Маркос – жена экс-президента Филиппин. Когда пал режим Маркоса, в апартаментах его жены обнаружили около трех тысяч пар обуви.


[Закрыть]</sup> – недовольно фыркнул Кразич.

Вот и ящики. Белье – ничего особенного. Она явно предпочитала тратить деньги на то, что видно, и не ходить попусту по магазинам, в которых продается то, что обычно не показывают. Интересная деталь, если хочешь покопаться в мозгах женщины, однако это ничем не помогло Кразичу в его стремлении понять, та ли она, за кого себя выдает. Раздраженный бесплодными поисками, он с силой задвинул ящик и отправился в ванную комнату. Едва он открыл шкафчик над раковиной, как зазвонил мобильный.

– Да?

– Это я, Радо. Она вышла. Похоже, что направляется домой.

– Спасибо. Я скоро свяжусь с тобой.

Кразич положил телефон в карман и закрыл шкафчик. Пора было уходить.

К счастью, ему не потребовалось много времени, потому что дверь закрылась автоматически. Рисковать и спускаться в лифте ему было ни к чему, и он направился по длинному коридору к запасной лестнице. Две минуты спустя он уже был на улице и заходил в бар на другой стороне. Не успел он выпить кружку пива, как увидел входившую в дом женщину. Радо шел следом, ярдах в тридцати. Кразич в окно смотрел, как Кэролин Джексон исчезает в дверях. У него не было причин не доверять ей, и все же он ей не доверял.

*

Эмиль Вольф выглядел так, словно большую часть жизни провел в пыльных архивах, размышлял Тони, сидя напротив него в маленьком кафе на Пренцлауэрберг. Он был тощий как жердь, и нечесаные седые волосы цвета пергамента падали ему на лоб. Карие глаза за толстыми очками, красные веки, бледные щеки. Унылый изгиб тонких, почти невидимых губ.

– Я очень благодарен вам за то, что вы согласились уделить мне время, – сказал Тони.

Вольф поморщился:

– Петра умеет убеждать. Она сказала вам, что я был женат на ее сестре?

Тони покачал головой:

– Нет.

Вольф пожал плечами:

– Петра все еще считает меня членом семьи. Поэтому я должен ей подчиняться. Итак, доктор Хилл, чем могу помочь?

– Не знаю, что вам сказала Петра.

– Насколько я понял, надо сохранять конфиденциальность, так как речь идет о серьезном преступлении. И вы считаете, что, возможно, преступник или кто-то из его семьи пострадал, попав в руки врачей-психиатров, так?

– Так.

– Поскольку вам нужна моя помощь, а это сфера моих научных интересов, беру на себя смелость предположить, что речь идет о Штази?

– Да, есть такая мысль.

Вольф, хмурясь, закурил сигарету:

– На Западе обычно путают Штази с КГБ, когда речь заходит об использовании психиатрии в политических целях. На самом деле в Германии динамика была другой. У Штази в распоряжении находились огромные ресурсы, однако использовались они для создания не имеющей себе равной сети информаторов. Могу сказать, что один человек из пятидесяти был напрямую связан со Штази.

– Там, – продолжал он, – делали ставку на то, что они называли «разложением» людей, имея в виду, что люди должны думать, будто у них нет сил для борьбы. Они были как будто парализованы как граждане, так как не сомневались в том, что все контролируется. Один из моих коллег назвал это «неослабным тихим принуждением для получения полного подчинения».

Сотрудники Штази умели работать, и люди думали, будто любое случайно брошенное слово в баре может в будущем осложнить их профессиональную жизнь. Детей учили, что любое проявление несогласия лишит их возможности продолжить учебу в университете. С другой стороны, содействие Штази открывало путь к лучшей жизни. Использовались две тактики – подкуп и шантаж.

Офицеры Штази находили людей, которые, как они считали, пойдут на сотрудничество с ними, и внушали им, будто они делают важное дело. Видимо, когда живешь в обществе, в котором тебя учат, что ты ничто, большим искушением является возможность как-то проявить себя. И, конечно же, поскольку эти люди думали, что поступают правильно, преследовать их потом и наказывать очень трудно. Падение коммунизма разрушило многие жизни, так как рассекречивались документы и многие узнавали о предательстве жен, мужей, детей, родителей, друзей, учителей. Как видите, государству не было нужды прибегать к услугам психиатров. Население и без того было покорным, – закончил он свою лекцию.

Однако Тони продолжал сомневаться:

– И все-таки были же диссиденты. Людей сажали в тюрьмы и пытали. Я читал, что активистов ненадолго упрятывали в психушки, чтобы сорвать запланированные ими акции. Медики ведь были задействованы, так?

Вольф кивнул:

– Вы правы. Такое происходило, но не часто. Почти все подобные случаи документированы. Примерно тридцать психиатров были дисквалифицированы, потому что позволили использовать себя в целях давления на людей, но это же ничтожное меньшинство. И имена этих психиатров известны. Если ваш преступник обижен на недавнее прошлое, ему ничего не стоило бы их отыскать. Но в общем-то, если смотреть в целом, то преступления этих людей незначительны. Понимаете, у Штази была уникальная возможность воздействия на диссидентов. Их продавали Западу.

– Что?

– Да-да. Каждый год Федеративная Республика покупала свободу восточных немцев, которые сидели в тюрьмах за то, что открыто выражали свои взгляды или как-то иначе выступали против государства. Я говорю не только о писателях или художниках, а о представителях всех сфер жизни. Так что психиатры были ни к чему.

Ничего похожего Тони не ожидал услышать от западногерманского историка.

– Вы нанесли удар по моим предрассудкам, – с деланой улыбкой произнес он.

– Это не только мои слова. Есть научные труды и труды правительственных институтов на эту тему. Все говорят одно и то же. Единичные случаи расстройства психики, связанные с вмешательством психиатров, но ничего больше. Если хотите почитать сами, то у меня есть коллега, который, наверно, сможет предоставить вам материалы. Кстати, имейте в виду, что медики в целом сопротивлялись давлению Штази. Среди них едва ли не самый низкий процент стукачей, и они все делали, чтобы соблюсти права пациента, поэтому государство им не доверяло.

Откровения Вольфа не могли не разочаровать Тони. Он был убежден в правильности своих предположений. Тем не менее выходило, что он ошибся. Поскольку все виновные в преступлениях коммунистического режима были известны, то нынешний убийца, считая Штази своим врагом, выбрал бы их, а не университетских профессоров с Запада.

– Доктор Хилл, вы как будто расстроены. Жаль, что обманул ваши ожидания. Но если говорить о серьезном и широко распространенном участии немецкой психиатрии и психологии в подавлении, то это было во времена фашистов.

– Довольно давно.

Вольф погасил сигарету:

– Не согласен. Должен вам сказать, что с тогдашними установками в евгенике были поломаны многие детские судьбы. Некоторые из тех детей выжили. Им сейчас всего лишь немногим больше семидесяти. Можно считать, что то время еще не ушло из памяти людей. И, возможно, тогдашние дети рассказывают о своих злоключениях своим детям и внукам. Но их мучители, ответственные за их страдания, конечно же, давно ушли и недоступны для сегодняшних мстителей.

Тони насторожился, когда до него дошел смысл сказанного Вольфом.

– А есть документы о тех временах?

Вольф кивнул:

– Нацисты были помешаны на документах. Меня всегда это поражало. Как так могло быть? Но, наверно, им надо было найти оправдание тому, что они творили, выполняя наказ Гитлера создать расу господ, и они убеждали себя, будто занимаются чистой наукой. Есть списки принятых детей, списки умерших, записи проводимых экспериментов.

Тони почувствовал, что у него быстро забилось сердце:

– И где все это хранится?

– В замке, который стоит на Рейне, – в замке Хохенштейн. Там был Институт подростковой психологии. Но на самом деле тамошние психологи занимались поточной эвтаназией и ставили жестокие психологические опыты. После войны в нем устроили хранилище документов по программам эвтаназии. И еще туда возят туристов, хотя об этой части истории замка им не рассказывают, – сказал Вольф, усмехаясь. – Наши воспоминания не простираются так далеко. Кому захочется вспоминать о временах, когда народ с равнодушием взирал на убийство собственных детей?

– Да, представляю, с каким трудом это укладывается в общенародном сознании, – отозвался Тони. – Так мне можно посмотреть документы?

Вольф усмехнулся, приоткрывая желтые зубы:

– Обычно приходится тратить время на получение допуска. Но не сомневаюсь, Петра все устроит наилучшим образом. Она отлично умеет добиваться своего.

Тони скривился.

– Итак, я сделал несколько открытий. – Тони отодвинул недопитую чашку. – Доктор Вольф, вы мне очень помогли.

Доктор Вольф уныло пожал плечами:

– Рад был вырваться на часок из кампуса.

– Мне это знакомо, – проговорил Тони, словно оставил далеко позади свою недавнюю жизнь. – Я скажу Петре, что она задолжала вам бокал вина.

Вольф фыркнул:

– Да уж. Удачи вам в замке.

Удача была очень нужна Тони. Мрак понемногу рассеивался, и смутные подозрения сменялись твердой уверенностью. Надо было спешить. Если учесть сексуальное надругательство в Кёльне, убийцу следовало остановить раньше, чем он совсем распоясается. Тони почти не сомневался, что «миссионер» станет «запойным» убийцей, и легко представлял его в университетском кампусе с автоматом наперевес, стреляющим в других, а потом в себя. Пора поставить точку. Он чувствовал нарастающее возбуждение.

«Иеронимо, я иду за тобой», – подумал он, выходя из кафе на теплое весеннее солнышко.

*

Кэрол забросила спортивную сумку в спальню и прошла в гостиную. Ее носа коснулся слабый запах. Она могла бы поклясться, что это запах сигар. Или сосед внизу только и делает, что курит кубинские сигары, или кто-то побывал в ее квартире. Кэрол улыбнулась. Она ждала, что к ней придут, как ждала появления хвоста, замеченного ею утром по дороге в клуб. Ее бы очень озадачило, если бы ничего такого не случилось. Это значило бы, что Радецкий воспринимает ее всерьез как женщину, но не как возможного делового партнера.

Смущало Кэрол, однако, то, что квартиру обыскали, пока она была в клубе. Она на месте организатора выбрала бы совсем другое время. Например, пока она плыла на катере вместе с Радецким. Тогда у тех, кто наведался к ней, были бы, как минимум, три часа в полном распоряжении. Неподходящее время плюс слабый запах сигар наводили ее на мысль, уж не сам ли Радецкий пожаловал к ней. Если он, то это лишь показывало, насколько сильно он очарован ею. Мужчина, по-настоящему сраженный любовью, не позволил бы своим приспешникам рыться в ее белье.

Подойдя к книжной полке, Кэрол взяла в руки радио и отодвинула пластинку, после чего улыбнулась, почувствовав на ладони жесткий диск. Если бы его нашли, уж точно не оставили бы. И тем не менее она решила проверить. Поместила диск в ноутбук, включила защитную программу, проверила все файлы и успокоилась, не обнаружив вторжения. Потом Кэрол нашла кодовую программу и послала Моргану и Гэндлу сообщения о хвосте и обыске. Морган прислал имейл с поздравлением по поводу успешного продвижения вперед и предостережениями насчет Кразича, который расспрашивает о ней всех, кого может. Тем не менее он уверил Кэрол, что проколов пока еще не было. «Можно подумать, что вы знаете», – мысленно парировала Кэрол, не удержавшись от насмешки.

Интересно, как поживает Тони? Одно она знала наверняка. Чем бы он ни занимался, это даст свои плоды. Тони никогда не мог спокойно смотреть на то, что невинные люди становятся жертвами жестоких преступников. Убийцы завораживали его, это правда. Но психологический портрет не был для него чисто научным упражнением. Ему было жалко убитых людей, и так же, как она, он верил, что следователи являются представителями покалеченных и убитых. Задачей следователей было не ветхозаветное мщение, а своего рода дань памяти успокоившихся навеки. И еще им было важно сохранить жизнь потенциальным жертвам.

Ей хотелось бы быть с Тони на поле битвы, однако ее собственная операция требовала максимальной отдачи, так что это был всего лишь порыв души, который она не могла принять всерьез. Кэрол была счастлива, что он может заниматься своими делами и свято верить в лучшее будущее для них обоих на этой земле.

*

Сбежав от горы бумаг, ждавшей ее на столе в офисе, Марийке отправилась в дом Питера де Гроота. К этому ее побудил звонок из Кёльна от Гармута Карпфа, чьи подчиненные нашли кое-что любопытное, когда просматривали шкаф для документов в кабинете Марии Терезы Кальве. Расследование, увы, после этой находки никак не продвинулось, однако Марийке не сомневалась, что Тони очень-очень заинтересуется этой информацией.

К тому же у нее самой появился повод на время забыть о злых взглядах подчиненных, перед которыми она поставила задачу найти все суда, которые находились в радиусе пятидесяти километров от Лейдена в день убийства де Гроота. Она рассчитывала, что ее немецкие коллеги столь же педантичны, и вскоре они смогут сравнить результаты поисков. Иначе это пустая трата времени. Если найдется связь, тогда немцы могли бы посмотреть, на какой барже есть темный «гольф». Если повезет и хватит терпения, то у них появятся подозреваемые, и психологический портрет Тони окажет следователям неоценимую помощь.

Марийке также послала детективов в университетскую библиотеку поискать письма или статьи с критикой работ Питера де Гроота и других жертв. У нее не было уверенности, что эта диковатая идея Кэрол принесет какие-нибудь плоды, однако она считала обязательным отработать все версии и проверить все гипотезы.

Что скрывать, она была разочарована тем, как продвигалось расследование. Конечно же, психологи не волшебники, однако она рассчитывала на что-то более конкретное, чем то, что они пока получали от Тони. Наверное, им слишком много хотелось получить. А выходило так, что единственный способ раскрыть такое дело заключался в обычной полицейской работе. В ней не было шика, однако она все же давала результат.

Как-то странно было вернуться в кабинет Питера де Гроота. Теперь Марийке лучше знала, что тут произошло. Пятно от воды на полированной поверхности письменного стола, немного порошка, оставленного криминалистами, которые снимали отпечатки пальцев и не убрали после себя. Она подумала, что Маартенсу это не понравилось бы. Он терпеть не мог, когда криминалисты оставляли место преступления в большем беспорядке, чем оно было до их появления.

На всем лежал слой пыли. Вряд ли сюда скоро придет уборщица. Пока бывшая жена профессора не предъявляла права на наследство своих детей. Наверное, в таких обстоятельствах ей не очень хочется возвращаться в этот дом.

Марийке подошла к полке с картотечными ящиками. Вероятно, стоит получше познакомиться с де Гроотом. Надев резиновые перчатки и открыв верхний ящик, Марийке стала просматривать папки.

И вот оно – чудо! В точности как предсказывал Карпф. Обычная папка, отличимая от остальных лишь тем, что была немного светлее. На белой бумажке, приклеенной посередине, было напечатано:

«Питер де Гроот. История болезни».

Марийке торопливо вытащила папку из ящика. Поднесла ее к окну, чтобы лучше разобрать текст. Но сначала осмотрела папку снаружи и обрадовалась, заметив темное, маслянисто поблескивающее пятно в нижнем углу на задней стороне. Она понюхала его, но ничего не учуяла. И открыла папку. Внутри был единственный лист бумаги.

История болезни

Имя:Питер де Гроот

Сеанс № 1

Медицинское заключение: У пациента отмечается сильное снижение психической реактивности. Он не желает вступать в контакт и показывает тревожный уровень пассивности. Тем не менее у него высокое мнение о своих способностях. Единственное, о чем он готов говорить, – его интеллектуальное превосходство. У пациента ярко выраженная мания величия.

Его поведение не оправдано достижениями, которые можно оценить как средние. Однако некоторые из его коллег без особых причин демонстрируют нежелание ставить под сомнение его самооценку. Он же рассматривает это как демонстрацию признания его исключительных заслуг…

Марийке читала и не верила своим глазам. На редкость причудливое, искаженное восприятие личности де Гроота, судя по показаниям его друзей и коллег. Однако язык приближен к тому, каким пользуются врачи, и это подтверждает заключение Тони о том, что убийца читал работы по психологии и усвоил их лексику.

Ей не терпелось отдать криминалистам новую улику. На первый взгляд печать была компьютерная, следовательно, неопределимая, но могли ведь остаться зацепки, которые окажутся полезными. Например, пятно на папке. Наконец-то в руках у Марийке были реальные улики.

По пути к машине она на чем свет стоит ругала себя за то, что в первый же день не проверила папки с документами. Надо было поручить кому-нибудь разобрать личные бумаги покойного, но так как де Гроот был практикующим психологом, то ей и в голову не пришло, что среди историй болезней найдутся материалы, имеющие отношение к его убийству. Если второй обыск и дал что-то, то лишь благодаря обмену информацией.

Марийке было до слез жаль, что не ей принадлежит это открытие. Тем не менее она нашла кое-что и могла помочь Тони с проникновением в сознание убийцы. Лучше, чем ничего, решила она.

*

В предместье Потсдама за рулем своего «мерседеса» сидел Дарко Кразич с большим пакетом попкорна в руках и глядел сквозь дождевую пелену на озерцо. Наконец высокий мужчина открыл дверцу со стороны пассажирского кресла, влез внутрь, снял кепку и стряхнул с нее капли дождя. На нем были брюки из хлопчатобумажного твида и ветровка с дизайнерским логотипом на левой стороне груди. С лица не сходило мрачное выражение, словно все вокруг несло ему постоянное разочарование.

– Чертова погода!

– В Потсдаме всегда чертова погода, – отозвался Кразич. – В Берлине вовсю светит солнце, а тут серо и мокро. Ну же, Карл, что у тебя?

Детектив из уголовного отдела Карл Хаузер невесело усмехнулся:

– Мог бы и поговорить со мной, Дарко.

– Мы с тобой не друзья. И никогда не будем друзьями. Ты на меня работаешь, и это все. Так не стоит притворяться.

Кразич открыл окошко и выбросил остатки попкорна. Несмотря на дождь, птицы разглядели добычу и устремились к ней.

– Поскольку ты говоришь о работе, то моя информация заслуживает премии.

– Да ну? – «Жадный ублюдок», – подумал Кразич. – Позволь мне судить.

– Помнишь мотоцикл? Я немного копнул.

– За это ты получаешь деньги от налогоплательщиков.

Карл зло посмотрел на Кразича:

– Послушай, Дарко, то, что я делаю для тебя, выходит за рамки моих служебных обязанностей. Смерть Катерины Баслер – результат несчастного случая. У нас есть более серьезные дела, которые надо расследовать.

– Ладно, ладно, Карл, мы ценим твои заслуги. И ты отлично знаешь, что мы всегда хорошо тебе платили. Итак, ты немного копнул…

– Правильно. Мне пришло в голову, что мотоцикл тоже немного помялся. Несколько свидетелей говорили, что он задел крыло автомобиля. Ну вот мне и пришло в голову. Если мотоциклист не должен был разъезжать по Берлину, то, возможно, он решил починить его тут. Я проверил все маленькие мастерские, которые находятся на отшибе и специализируются на мотоциклах. Вот это была работка.

Он помолчал, ожидая, как ребенок, похвалы.

– И что в результате? – нетерпеливо спросил Кразич, не желая больше потворствовать сыщику.

Карл Хаузер, конечно же, был полезен, но день подходил к концу, и Кразич видел перед собой всего лишь грязного полицейского, а у него никогда не было времени для людей, которые не умеют хранить верность.

– Через некоторое время мне удалось отыскать пару механиков в Лихтенберге, которые чинили мотоцикл, подходящий под описание. Вспомнили они об этом по двум причинам. Во-первых, они неделю не могли найти запчасти для этого БМВ, а во-вторых, мотоциклист был из Британии. Номера оказались фальшивыми, но они списали номер на моторе, чтобы обезопасить себя.

– Почему они молчали все это время? – недоверчиво спросил Кразич.

– Сказали, что понятия не имели об аварии. Они, мол, не читают газет и не смотрят новости по телевизору.

– Сукины дети, – пробурчал Кразич. – Полагаю, мотоциклист платил не кредитной картой?

– Конечно, нет, – отозвался Хаузер. – Наличными.

– Значит, мы не продвинулись.

Кразич еще раз опустил стекло и раскурил сигару, не угостив Хаузера.

Тот ухмыльнулся:

– Тут, Дарко, ты ошибаешься. Имея номер мотора, я узнал на фирме, кому был продан мотоцикл. И вот здесь начинается самое занятное.

Он выжидающе помолчал.

– Занятное?

– Мотоцикл был продан департаменту криминальной полиции Великобритании. И, согласно документам, он все еще числится за ним.

Хаузер поерзал, недовольный тем, что Кразич не реагирует на его слова.

Ни один мускул не дрогнул на лице серба. Но он сунул в рот сигару, жадно вдохнул и выдохнул дым в щель между рамой и стеклом. Ему не хотелось, чтобы Хаузер догадался, насколько его обеспокоила эта информация. Слишком много англичан крутится рядом. В совпадения Кразич не верил. Смерть Катерины из-за английского мотоциклиста; черт знает что с английским бизнесом из-за еще одной загадочной смерти; теперь еще босс без ума от английской красотки. У Кразича было очень-очень тревожно на душе.

– Ты прав, странно все это, – признал он наконец. – Можно узнать, кто этот мотоциклист?

Хаузер хлопнул ладонями по коленям:

– Тебе всегда мало! Я из кожи вон лез, чтобы раздобыть это, а тебе надо еще.

Кразич вытащил бумажник из внутреннего кармана пиджака:

– Я ведь не единственный, правда? – Он отсчитал несколько купюр. – Вот твоя премия. Будет намного больше, если назовешь мне имя.

Хаузер взял деньги большим и указательным пальцами, словно вдруг вспомнил, что они грязные и должны плохо пахнуть.

– Я очень рискую, – пожаловался он.

– Если хочешь жить на зарплату полицейского, воля твоя, – сказал Кразич, даже не делая попытки скрыть презрение. – Еще что-нибудь?

Хаузер поправил кепку на седеющей голове:

– Прошел слушок, что один из братьев Аржуни собирается подмять под себя кое-кого из уличных торговцев Камаля. Вам надо заполнить пустоты, или потеряете часть сети.

– Спасибо за совет, Карл, – не скрывая ехидства, произнес Кразич. – Аржуни работает на меня. Так что оставь его в покое.

– Как Марлен Кребс? – ухмыльнулся Хаузер. – Ты, Дарко, крепко ее повязал. Слышал, пропала ее дочь. Отличная работа.

– Это называется, Карл, отправить послание. Кстати, и на это тоже обрати внимание.

Хаузер открыл дверцу:

– Не стоит так со мной. Будем держать связь.

Кразич завел мотор, прежде чем Хаузер успел захлопнуть дверцу. Развернувшись и сделав широкую петлю, он покатил прочь, пробормотав себе под нос:

– Скоро терпение мое лопнет.