Текст книги "Последний соблазн"

Автор книги: Вэл Макдермид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

21

Тони прилетел в аэропорт Тегель и, выйдя в зал ожидания, стал всматриваться в лица встречающих. Вскоре он увидел высокую стройную женщину с черными непослушными волосами, которая держала в руке плакатик с написанным на нем одним словом: «Хилл». Неуверенно улыбаясь, Тони направился к ней.

– Петра Беккер? – спросил он.

Она протянула ему руку, и они обменялись рукопожатиями.

– Доктор Хилл. Рада познакомиться с вами.

– Пожалуйста, зовите меня Тони. Спасибо, что встретили меня.

– Ну что вы! Ваш приезд спас меня от нытья коллеги, который считает, что я дала ему невыполнимое задание – найти потерявшуюся шестилетнюю девочку.

У Тони брови полезли на лоб.

– Вот уж не думал, что это тоже входит в ваши обязанности.

Петра хмыкнула:

– Такое редко случается. Но именно эту девочку держит в заложницах Тадеуш Радецкий, приятель Кэрол, чтобы ее мать молчала. А я хочу, чтобы мать сотрудничала с нами, поэтому мне во что бы то ни стало надо отыскать девочку. Но вам не стоит об этом думать. У вас более серьезные проблемы. Все, что от меня зависит, я сделаю, только скажите.

Она уже немало сделала, думал Тони, идя следом за Петрой к ее машине. Прочитав электронное сообщение Кэрол, Тони заказал билет на ближайший рейс до Берлина, сообщил секретарю на факультете о якобы неожиданной смерти родственника, в связи с чем ему необходим отпуск по семейным обстоятельствам. Он знал, что не может связаться с Кэрол, однако ему было известно, что Петра Беккер работает в криминальной разведке. Сделав несколько телефонных звонков, он отыскал ее, и она с удовольствием восприняла весть о его приезде в Германию. Объяснять причины своего немедленного решения Тони не стал. Еще не хватало, чтобы от его услуг отказались из-за его личной заинтересованности в раскрытии дела.

– Мне надо где-то остановиться, – сказал Тони. – Хорошо бы, вы поселили меня в отеле, где живет Кэрол. За ней, несомненно, установили слежку, так что важно найти место, где мы могли бы встречаться, не вызывая лишнего внимания к себе. В одном здании это сделать проще.

Петра отозвалась, когда аэропорт остался позади:

– Мне удалось арендовать для вас квартиру в том же доме. Двумя этажами ниже. Вам не составит труда приходить и уходить, не попадаясь никому на глаза.

– Спасибо. Насколько мне известно, вы встречаетесь с ней в женском оздоровительном клубе и там обмениваетесь информацией?

– Да, правильно. Боюсь, в клубе вы не сможете к нам присоединиться, – усмехнулась Петра.

– Да уж. Итак, с Кэрол я могу видеться дома, а с вами? На работе? Мне ведь нужен доступ к информации, так что там, по-видимому, лучше всего?

Петра поморщилась:

– Тони, с этим не все просто. Понимаете, официально я пока не имею права заниматься этим серийным убийцей. Поэтому если вы появитесь у нас, то мой шеф непременно задаст мне кучу неприятных вопросов. Вот если бы вы могли работать у меня дома. Я все отлично устроила, правда. Да и материалы у меня там.

– Отлично, если вы не возражаете, что я буду путаться у вас под ногами. Обычно я работаю по многу часов. И мне не терпится побыстрее начать.

– Материалы из Гейдельберга и Лейдена уже пришли. В Бремен я послала запрос, так что скоро должны прислать рапорт о том, как проходит расследование. Я сказала им, что их дело вроде бы имеет отношение к тому, чем мы сейчас занимаемся. Думаю, они с удовольствием разделят со мной эту ношу. У них там мало людей, и им не хватает опыта в расследовании преступлений, выходящих за рамки самых обычных.

– Прекрасно. Мне нужна вся информация, какую только можно достать.

– Я рада, что вы соблазнились этим делом.

Тони искоса посмотрел на Петру. Если она настолько честолюбива, что позволяет себе нарушать правила, то, скорее всего, не будет возражать, если он выложит ей все.

– Не только делом. Я был знаком с Маргарет Шиллинг.

– Черт! Прошу прощения. Кэрол мне не сказала.

– Кэрол не знает. У вас была возможность сообщить ей, что я тут? – спросил Тони, не желая продолжать разговор на больную для него тему смерти Маргарет.

– Надеюсь, вы не против, что я пока ничего ей не сказала? Сегодня вечером она в первый раз встретится с Радецким, и важно, чтобы ее ничто не отвлекало.

– Вы правы. Мы повидаемся завтра.

– Она будет рада. Ведь она очень ценит вас.

– Я тоже буду рад.

– Хорошо, когда рядом человек, соединяющий с реальной жизнью, – проговорила Петра, резко повернув руль, чтобы не ткнуться в подрезавшую ее машину. – Тупица, – пробурчала она.

– Если только я не помешаю ей держаться в образе.

– А меня больше волнует, как бы она не отождествилась с Кэролин Джексон. Радецкий – мерзавец, но очень обаятельный. Ему трудно противостоять, особенно если никого нет рядом. Думаю, ваше присутствие ей поможет.

– Надеюсь. А ее проницательность поможет мне в создании психологического портрета. У нее потрясающе неординарное мышление. Она может посмотреть на дело с совершенно неожиданной точки зрения и увидеть то, чего никто другой ни за что не увидит.

– Когда вы приступите к работе?

– Прямо сейчас. Если вы не против, я закину вещи, а потом вы, может быть, отвезете меня к себе домой?

– Хорошо. Я дам вам ключ, чтобы вы не зависели от меня. Приходите, когда хотите. Вы меня совсем не побеспокоите, даже не думайте об этом. Я редко бываю дома и сплю как убитая. – Петра свернула в тихий переулок. – Ну вот мы и на месте. Я вас провожу.

Тони последовал за Петрой в крохотное помещение консьержки рядом с главным входом. Покончив с регистрацией, он прошел вместе с ней в большой холл.

– Ваша квартира на втором этаже. Кэрол живет двумя этажами выше, в квартире четыреста два. Я подожду вас здесь.

Тони кивнул и нажал на кнопку вызова лифта. На сей раз он сжег за собой все мосты. Слишком долго он внушал себе, что может быть хамелеоном, подделываться под окружавший его мир, под чужие жизни, потому что у него практически нет собственной. Однако постепенно к нему пришло понимание того, что это неправда. На этом свете жила уникальная личность, имя которой Тони Хилл. И чем отчаяннее он старался избавиться от нее, тем громче она кричала о себе. Прочь слабость, прочь условности. Он это он: охотник, нюхающий воздух в поисках почти неуловимого запаха добычи. Он снова там, где ему место, и это было чудесно.

*

Кэрол не осталась равнодушной к ассоциациям, которые вызывала у нее опера. Сидя в заднем ряду партера Берлинской оперы, она слушала «Das Schlaue Fuchslein», или «Лисичку-плутовку» Леоша Яначека. Наверное, опера могла бы отвлечь ее от собственных проблем, но эта лишь напоминала об опасностях ее миссии. Сначала первый акт. Пленение лисички егерем, ее попытки защитить себя от сексуальных домогательств барбоса и издевательств детей, ее расправа над курами и своевременный побег.

«Я и есть эта лисичка-плутовка», – размышляла Кэрол. Ей предстоит заставить Радецкого думать, будто он подчинил ее себе и она послушна ему. И при этом надо не заглотнуть наживку и не раскрыть свои намерения. Кэрол понимала, что ей во что бы то ни стало надо найти способ держать Радецкого на коротком поводке. А потом она проникнет в его курятник, унесет его цыплят к себе домой, пожарит их и постарается сбежать, чтобы он не заставил ее за это расплачиваться.

К концу первого акта, когда обозначилось противостояние лисички и людей, Кэрол встала и, стараясь не шуметь, вышла из зала. У нее громко стучало сердце, сводило живот. Несмотря на легкое платье из темно-синего шелка, она чувствовала, что обливается потом. Жуткий выплеск адреналина был мучителен. За ее спиной послышались аплодисменты. Теперь или никогда, сказала она себе и направилась к лестнице, которая вела к ложам. С левой стороны, как и сказала Петра.

Петра отлично справилась с домашней работой. Согласно ее сведениям, Радецкий с недавнего времени вновь стал посещать оперу. Обычно он сидел один в своей ложе, не выходил во время антрактов и избегал встреч с приятелями и знакомыми. В буфете он не бывал никогда, предпочитая пить шампанское в ложе, куда его загодя приносил кто-то из работников театра.

– Это эффектное место для первого свидания, – сказала Петра. – Он всегда бывал в опере с Катериной, так что теперь наверняка будет во власти воспоминаний.

Тони согласился, что место выбрано с психологической точки зрения правильное, и Кэрол должна использовать свое преимущество. Застигнутый врасплох, Радецкий будет более беззащитен, чем в деловой обстановке.

Кэрол поднималась по лестнице, и толстый ковер заглушал шум ее шагов. Двери уже открыли, и публика, переговариваясь и смеясь, покидала зал. Некоторое время Кэрол шла против людского потока, потом скользнула в боковой коридор. Петра сказала: вторая дверь направо. Поглядев на дверь и мысленно произнеся молитву ангелу-хранителю, если таковой у нее имеется, Кэрол взяла сумочку под мышку и постучала.

Ответа не последовало. Она постучала еще раз, теперь погромче. Прошло несколько минут, прежде чем дверь распахнулась. На пороге появился Тадеуш Радецкий и встал, возвышаясь над Кэрол на добрых шесть дюймов. «Фотограф был к нему несправедлив», – неожиданно подумала Кэрол. Даже в ярости он был на диво хорош. Отлично сшитый смокинг подчеркивал широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги.

– Was ist? – не предвещавшим ничего хорошего тоном спросил он, прежде чем успел посмотреть на нежданную гостью.

Кэрол не успела промолвить ни слова, как в его сознании уже отпечаталось ее лицо. Радецкий буквально отпрянул от нее, другого слова она не могла подобрать, к тому же никогда прежде ей не приходилось видеть ничего подобного. Тадеуш выпрямился во весь свой гигантский рост и одновременно сделал шаг назад. Глаза у него стали круглыми, а рот вытянулся в ниточку, и он затаил дыхание.

– Прошу прощения. Я не собиралась вас пугать, – произнесла Кэрол по-английски, изображая удивление.

А у Тадеуша одно выражение на лице сменялось другим, третьим, так что Кэрол легко читала его мысли. Неужели перед ним призрак? Нет, призраки не разговаривают. Неужели галлюцинация? Нет, галлюцинация не стала бы изъясняться по-английски. Но если это не призрак и не галлюцинация, то кто же эта женщина, стоящая на пороге ложи, которую он делил с Катериной?

Кэрол воспользовалась смятением Тадеуша и вошла в ложу. Он отступил еще на несколько шагов и натолкнулся на кресло, потому что не сводил глаз с лица Кэрол. Глубокие вертикальные морщины прорезали его лоб.

– Кто вы? – спросил он, скорее, едва слышно прохрипел, и его голос ничем не напоминал тот, которым он задал свой первый вопрос, когда распахнул дверь.

– Вы Тадеуш Радецкий? – спросила Кэрол, удерживая удивление на лице. – Я не ошиблась ложей?

– Мне известно, кто я такой. Я хочу знать, кто вы?

Тадеуш несколько оправился от потрясения и задал свой вопрос тоном, почти похожим на тон цивилизованного человека.

– Кэролин Джексон, – ответила Кэрол и нерешительно протянула ему руку.

Тадеуш осторожно коснулся ее, словно боясь, что она может исчезнуть. У него были холодные сухие пальцы, но рукопожатие оказалось до странности слабым, словно ему, как политику, приходится пожимать слишком много рук. Он наклонил голову. Усвоенные с детства манеры помогли ему взять себя в руки.

– Тадеуш Радецкий, как вы совершенно справедливо заметили. – Он отпустил руку Кэрол и отошел от нее еще на пару шагов, все еще сохраняя хмурый вид. Но твердые черты его лица выражали еще и сомнение. – А теперь, может быть, вы будете так любезны и объясните, зачем вам понадобилось вторгаться в мою ложу?

– Я хотела встретиться с вами. Извините, что ворвалась, но мне было необходимо застать вас одного. Где-нибудь без свидетелей. Не возражаете, если я сяду?

Кэрол хотела быть поближе к передней части ложи, чтобы ее было видно из партера. Она знала, что где-то там находится Петра, но самое главное, ей казалось, что, если ее видно снаружи, то она в большей безопасности. Если она провалится, то сдаваться не собирается. Однако не похоже, чтобы он был склонен к насилию.

Тадеуш подвинул ей кресло, однако сам продолжал стоять спиной к залу, опершись на парапет. Снизу поднимался гул. Тадеуш скрестил руки на груди и стал изучать Кэрол, устраивавшуюся поудобнее в обитом бархатом кресле.

– Итак, мисс Джексон, мы тут одни. Зачем я вам понадобился?

– Я знакома… то есть я была знакома с Колином Осборном.

Радецкий поднял брови и сложил губы, словно спрашивая: «Ну и что?»

– Это должно что-то значить для меня? – спросил он.

Кэрол лучезарно улыбнулась и обрадовалась, увидев, как в ответ на ее улыбку изменился взгляд Радецкого. Попался, поняла она. Тадеуш видел перед собой Катерину, и, как он ни старался сохранить лицо, ему явно было не по себе. Именно этого Кэрол и добивалась.

– Учитывая то, сколь близко вы сотрудничали, думаю, ему было бы обидно узнать, что вы так быстро его забыли.

– Наверно, вы ошиблись, мисс Джексон. Я не помню, чтобы у меня были какие-то дела с мистером… вы сказали, Осборном?

Тадеуш как будто отказывался от знакомства, однако это было неубедительно. Он вел себя в высшей степени осторожно, и его нервозность могла ускользнуть от обычного человека, но только не от Кэрол, отлично выучившей уроки, преподанные ей и Тони, и всеми остальными. Она видела его насквозь. Она вошла в роль. И теперь наслаждалась тем, что контролировала положение и чувствовала свою силу.

– Послушайте, я понимаю, почему вы осторожничаете. Вам ведь известно, как умер Колин, поэтому, естественно, вы тревожитесь оттого, что незнакомая женщина буквально вломилась к вам и впрямую говорит о нем. Но я знаю, что вместе вы делали большие деньги, поэтому и решила с вами встретиться.

Тадеуш Радецкий покачал головой, и от его едва заметной улыбки не осталось и следа.

– Мисс Джексон, вы ошибаетесь на мой счет. Единственный бизнес, который принадлежит мне, сеть магазинов, в которых можно купить и взять напрокат видеодиски и кассеты. Наверное, ваш мистер Осборн был одним из наших поставщиков, однако у меня есть сотрудники, которые занимаются поставками. Не думаете же вы, что я сам веду рутинные переговоры?

Ему отлично удался покровительственный тон, которым он произнес эти слова. Похоже, Тадеуш Радецкий сумел взять себя в руки. Что ж, с этим Кэрол ничего не могла поделать. Пока не могла.

Она откинулась на спинку кресла, делая вид, будто ее ничто не смущает.

– Вы отлично справляетесь, – проговорила Кэрол. – Нет, правда-правда! – воскликнула она, когда он попытался изобразить удивление. – Если бы я не была в курсе ваших дел, то поверила бы, что вы и в самом деле «законопослушный предприниматель». Однако, Тадзио, я приехала в Берлин не для того, чтобы говорить о видео.

Назвав Радецкого его уменьшительным именем, Кэрол сделала второй просчитанный заранее шаг, чтобы сбить его с толку. И это получилось, судя по тому, как он вдруг прищурился. Конечно же, Радецкий постарался скрыть свою первую реакцию, однако воспоминания захлестнули его.

– Тогда вы напрасно потратили время, мисс Джексон.

Кэрол покачала головой:

– Не думаю. Послушайте, ведь ясно же, что вам очень не хватает Колина. И я приехала, чтобы занять его место.

Радецкий пожал плечами:

– Ерунда какая-то. – Прозвенел первый звонок, созывающий зрителей обратно в зал. – А теперь извините меня, но вам, полагаю, пора вернуться на свое место.

– Отсюда гораздо лучше видно. Мне хотелось бы остаться.

Кэрол опустила сумочку на пол и скрестила ноги, после чего, улыбаясь, склонила голову набок. Она видела в его глазах отчаянную борьбу с самим собой.

– Не стоит, – отозвался он.

Кэрол тяжело вздохнула:

– Хватит, Тадзио. Я вам нужна.

Радецкий был потрясен. Он открыл рот, но слова не шли у него с языка.

– Колин хорошо работал, – продолжала Кэрол. – Но он уже в прошлом. Вам нужен кто-то, кто будет брать на себя нелегалов, когда они опять станут прибывать в Британию. Этим человеком могу быть я. Давайте перестанем ходить вокруг да около и поговорим прямо? Понятно, что вы нервничаете, обсуждая такие дела с совершенно незнакомым человеком, однако в настоящий момент, как мне кажется, у вас нет никого, кто мог бы снять вас с весьма опасного крючка. Но сначала я, конечно же, должна доказать, что достойна доверия?

– И все же я не понимаю, о чем вы говорите. – Он упрямо сжал зубы. – Какие нелегалы? О чем это вы? О полицейских фильмах, которые я продаю? Но я не экспортирую их в Британию.

Кэрол улыбнулась, искренне довольная тем, как поворачивается дело. Если бы начало было легким, то потом пришлось бы тяжелее. А так она набирала силу, чувствуя себя Кэролин Джексон, прежде чем открыть свои главные козыри.

– Ах, пожалуйста, – произнесла она, добавив металла в свой голос. – Это становится утомительным. Послушайте, я знаю, чем вы и Колин занимались. Могу назвать вам адреса фабрик в Эссексе, где за кусок хлеба трудились нелегальные иммигранты. Могу сказать, сколько людей он получил в прошлом году. Мне известно, где жил Колин, с кем он пил, с кем спал – и, прежде чем вы сделаете неправильный вывод, это не я. Мне также известно, кто убил его, и у меня есть свои соображения насчет того, зачем это было сделано. К счастью, это не имеет отношения к вам и вашему бизнесу.

Радецкий хотел было заговорить, но Кэрол не оставила ему ни малейшего шанса:

– У вас будет время, Тадзио, сказать свое слово. Ведь сюда я приехала не для того, чтобы создавать вам проблемы, а чтобы их решать. Если же вы предпочитаете проблемы, если хотите иметь трудности, что ж, отлично. Я отстану от вас. Но не думаю, что вам это понравится. Насколько я слышала, вы отчаянно ищете кого-нибудь на моей стороне Ла-Манша. Так почему бы нам не послушать второй акт? А вы тем временем подумаете о том, что я сказала.

Радецкий смотрел на Кэрол с таким видом, словно ничего не понимал.

– Кто вас послал? – спросил он.

Кэрол нахмурилась:

– Никто не посылал. Я работаю самостоятельно. Если мы поладим, то я все равно буду работать только на себя. Вам лучше знать об этом с самого начала.

На лбу Радецкого выступил пот.

– Почему бы вам не послушать второй акт в моей ложе?

Кэрол похлопала ладонью по креслу, что стояло рядом:

– А я уж было подумала, что вы не пригласите меня.

*

Петра была воплощением немецкой аккуратности, во всяком случае именно это пришло в голову Тони, когда он увидел надписанные четким почерком ящики на полу в гостиной. Три ящика стояли рядом, однако количество материалов в них было разным, и третий ящик оказался почти совсем пустым.

Прежде чем взяться за психологический портрет убийцы, Тони предстояло разработать психологические портреты жертв. Не исключено, что они выбраны наугад, однако скорее всего у убийцы была определенная цель. Для внешнего мира, который ориентируется на истеричные газетные заголовки, люди, которые убивают одного незнакомца за другим, могут быть только сумасшедшими. У Тони были другие соображения на этот счет. Педантичные серийные убийцы действуют в соответствии с собственной логикой, они ведомы своей миссией и шагают под свои барабаны, которые слышны лишь им одним. Необходимо определить тайные ритмы, которым подчиняется убийца, потому что только так можно понять, какой смысл он вкладывает в свои преступления. Сумев влезть в мозги серийного убийцы и воссоздав его мир, Тони рассчитывал определить ключевые моменты жизни убийцы, чтобы выследить и поймать его.

Первым делом он должен был дать убийце прозвище, то есть персонифицировать его. Это первый шаг к воссозданию человеческого лица, а там уж прямой путь к психике человека, которая работает по установленным им самим правилам.

– Ты убиваешь людей, предмет исследований которых – работа человеческого мозга, – негромко произнес Тони. – Игры мозга. Ты топишь этих людей. Это аллегория или что-то реальное? Ты скальпируешь их лобок, однако не трогаешь гениталии. Ты думаешь, будто это не имеет ничего общего с сексом. Но, конечно же, имеет. Просто ты это отрицаешь. Ты думаешь, будто тобой двигает нечто более высокое. Ты ведешь войну. Ты, наверное, Иеронимо.

Тони вспомнил подходящую к случаю цитату из «Испанской трагедии» Томаса Кида: «Иеронимо снова безумен».

– Ты и есть Иеронимо, – сказал Тони.

Теперь у преступника появилось имя, и он мог разговаривать с этим человеком. Он мог влезть в его шкуру, вместе с ним сделать несколько шагов и изучить его походку. Он мог составить схему его «достижений» и понять его фантазии. В основе таких убийств всегда лежат фантазии. Иеронимо, как многие до него, не находил удовлетворения в реальности. Неизвестно по каким причинам, но он не научился соответствовать ей. Ему не удалось, повзрослев, стать завершенной личностью, хотя бы и с функциональным расстройством. Он остановился в своем развитии на той стадии, когда весь мир вертится вокруг него и в фантазиях исполняются все желания, в которых реальная жизнь ему отказывает.

Такой психологический тип Тони отлично знал. Всю свою сознательную жизнь он сам чувствовал себя неуютно в этом мире. Он жил с ощущением собственной никчемности, отчего ему было невозможно любить, ибо любовь всегда подразумевает убеждение, что любящий тоже достоин любви. А ему было трудно в это поверить. Тогда Тони создал для себя несколько масок, эмпатическую серию фасадов, за которыми мог спрятаться. Если бы жизнь сложилась иначе, он и сам мог бы стать добычей, а не охотником. Тони в этом не сомневался. Именно понимание этого лежало в основе всего, что он делал. Благодаря такому пониманию он лучше всех справлялся с проникновением в мозги сумасшедших.

Но и по той же самой причине у Тони не получалось создать отношения, которые выходили бы за рамки поверхностных. Обычно он примирялся с такой неспособностью, считая ее платой за свое замечательно полезное ремесло. Единственным человеком, которому удалось показать ему, что он сам себе врет, была Кэрол Джордан.

Тони знал, что не заслуживает ее. Но чем сильнее он старался от нее отдалиться, тем сильнее его тянуло к ней. Когда-нибудь он захочет смириться с потерей того, что по-настоящему умеет делать, ради попытки обрести неизвестную доселе жизнь. Он захочет быть мужчиной, а не играть роль, и это может настолько его изменить, что, не исключено, ему больше не удастся проникать в лабиринты чужих путаных сознаний.

Но это потом. Тони мысленно встряхнулся и взялся за чтение того, что было известно о Иеронимо и его жертвах. Прорываясь через дебри уголовных досье, он по мере надобности делал пометки. Материалов из Гейдельберга и Лейдена было довольно много, в ящиках находилось все – от показаний свидетелей до фотографий и отзывов о жертвах. К счастью, нидерландские материалы были, ради Петры, переведены на английский язык, так что у него не возникло трудностей в их чтении, разве что перевод оставлял желать лучшего. А вот из Бремена пока ничего не пришло, потому что расследование едва началось и на запрос Петры высылать пока было нечего.

Петра не стала делать попыток разговорить Тони, когда он углубился в досье, и лишь поставила на обеденный стол, за которым он работал, кружку со свежесваренным кофе. Себе она тоже налила кофе, но в чашку.

– Мне скоро уходить. Надо приглядеть за Кэрол.

Тони рассеянно кивнул, не вслушиваясь в слова Петры. Он был поглощен изучением жертв и лишь после полуночи закончил предварительный просмотр документов. Около его локтя высилась стопка бумаг с пометками. Предстояло нарисовать таблицу, чтобы сравнить все три дела, но сначала ему было необходимо побольше узнать о научных приоритетах всех трех психологов. Тони встал и потянулся. На шее и спине заболели мышцы, протестуя против неожиданно навязанных им движений. Пора было поменять место действия.

Тони сложил свои записи и покинул квартиру Петры. Поездка на такси не заняла много времени. Выйдя из машины, Тони поднял голову и посмотрел на окна четвертого этажа. Света в них не было. Если Кэрол дома, то, скорее всего, спит. Встречу придется отложить.

Поднявшись к себе и проигнорировав неразобранную сумку, Тони сразу же поставил ноутбук на небольшой письменный стол и вышел в Интернет. Он отыскал «Метабот», свою любимую поисковую программу, которую считал наиболее удачной для научных изысканий. Через час у него уже сложилось вполне адекватное представление о научных интересах Вальтера Нойманна, Питера де Гроота и Маргарет Шиллинг. Ничего не понимая, он вновь и вновь просматривал отслеженные материалы. Изначально Тони был почти уверен, что какая-то тема объединяет трех мертвых психологов. Однако Маргарет интересовалась влиянием религии на сознание, де Гроот – эмоциональным насилием, Нойманн – психологической динамикой садомазохизма.

Тони пошел в кухню и сварил себе свежего кофе, тем временем перебирая в уме все, что ему стало известно, и сравнивая это с накопившимися в его памяти знаниями. У любого серийного убийцы есть определенный приоритет в выборе жертв. Обычно несчастных объединяет некий чисто физический фактор. Будь они мужчинами, женщинами или мужчинами и женщинами, почти всегда можно предсказать, кого в следующий раз выберет убийца. Некоторые насильники предпочитают пожилых женщин, другие – беззащитных бродяг, потому что их самих обижали в детстве, третьи – красивых блондинок, потому что те не обращали внимания на неказистых мужчин. И хотя преступления могли очень разниться в деталях, жертвы представляли собой как будто автограф преступника, который, как правило, повторялся и в самих совершенных им преступлениях.

Что касается дела Иеронимо, то с первого взгляда на полицейские рапорты стало ясно: его преступления не укладываются в привычную схему. Странно, но ритуал убийства повторялся до мельчайших подробностей. Никаких отклонений, никаких ужесточений, что говорило бы о неудовлетворенности предыдущими попытками. А вот жертвы были совершенно не похожи друг на друга. Подтянутый де Гроот, худенькая Маргарет, полноватый Нойманн. Значит, не внешность была главным элементом и не она играла главную роль в выборе жертвы. Тони мог бы поклясться, что убийца выбирал их по профессиональному признаку, поскольку только это объединяло покойных. Направляясь обратно в гостиную, Тони напомнил себе, что глупо теоретизировать, не имея достаточно информации.

– Чем так досадили тебе психологи, Иеронимо? – громко произнес Тони. – Ты ненавидишь их? По вине психологов твоя жизнь пошла не так, как тебе хотелось бы? Или тебе кажется, что их надо избавлять от мучений? Ты убиваешь, делая одолжение им или миру, в котором мы живем?

Тони вновь пробежал глазами выписки, которые сделал во время работы в Сети.

– Если кто-то причинил тебе зло, то при чем тут ученые? Предположим, на твою судьбу повлиял профессиональный психолог или его показания в суде, но почему тогда тебе безразличны практикующие психоаналитики? Что такого делают ученые, чего не делают клиницисты?

Если кто и сумеет ответить на этот вопрос, то только он. В конце концов, он побывал в обеих шкурах. Начинал Тони как клиницист и лишь относительно недавно стал ученым. Что изменилось в его профессиональной жизни, если не говорить об очевидном – об отсутствии пациентов? Это тебе не нравится, Иеронимо?

– Ты взъелся на них, потому что они неправильно используют свои знания? – вслух спросил он неясную тень, которая никак не желала обретать четкие контуры. – Нет, не думаю, – продолжал Тони. – Слишком нелепо. Никто не убивает людей за то, что они не лезут в чужие головы.

Тони потер усталые глаза и откинулся на спинку кресла. Что делают преподаватели в университетах? Читают лекции. Руководят студентами. Занимаются исследованиями.

– Исследованиями, – негромко произнес он и подался вперед. Тони стал торопливо просматривать статьи, написанные жертвами. И понял: – Эксперименты!

Ученые – все трое – занимались тем, что весьма приблизительно можно было определить как вмешательство в сознание людей, то есть они экспериментировали с живыми людьми.

– Ты считаешь, что пострадал в результате психологических экспериментов, – произнес Тони, полностью убежденный в своей правоте. – Произошло что-то такое, что сделало твою жизнь непохожей на жизнь других людей, и ты обвиняешь в этом психологов. Ты видишь в них вивисекторов сознания. Не так ли, Иеронимо, а?

Тони нутром чувствовал, что нашел мотив всех трех убийств.

Теперь он был готов к очерчиванию психологического портрета. Однако час был поздний, и имело смысл оставить это до утра. Тони с неохотой отключил компьютер и расстегнул молнию на сумке, с которой приехал в Берлин. Насчет того, что удастся поспать, он сомневался, однако попытаться стоило. В конце концов, утром предстояло не только вновь заняться делом, которое у него лучше всего получалось, но и повидаться с Кэрол. При мысли о Кэрол он улыбнулся. В первый раз он думал о том, что в их отношениях позитив начинает перевешивать негатив и горькие воспоминания о прошлом. Даже если он себя обманывает, все же не грех проверить теорию практикой.