Текст книги "Ритуальные услуги"

Автор книги: Василий Казаринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Пистолет вы, разумеется, списывали на полеты ее по-детски расторопной фантазии – равно как и Хорек, который как-то после занятий подкатился к Светику с предложением, как видно, настолько непристойным, что она, вспыхнув, просто потеряла дар речи, а очнувшись, шлепнула его ладошкой по щеке, а потом, все еще полыхая румянцем, выбежала из аудитории. Глотая пиво в благоухающем попкорном баре, ты отчетливо вспомнил, как Хорек, глядя ей вслед, пробормотал, покусывая губу: ты об этом сильно пожалеешь, сучка! – а вам с Отаром разъяснил: я вашего Светика поимею, как хочу! – и вы только с усмешками покивали в ответ, потому что обыкновение его вот так, на словах, наезжать на всякого, кто ему был не по ноздре, нам было известно, так ведет себя подавляющее большинство воспитанных в семействах новых русских детей, полагающих себя центром вселенной… И напрасно вы саркастически кивали на тот его агрессивный выпад, потому что спустя два дня Светик не явилась на пару, вы прождали минут двадцать в аудитории, а потом смотались на кафедру и буквально покачнулись на пороге – уж слишком густо было настроение скорбного минора, тяжело парившего над столами и стеллажами при кромешном каком-то молчании собравшихся там преподавателей, и наконец кто-то из глубин этого сумрачного беззвучия, то и дело разбавляемого женскими всхлипами, пояснил нам, что занятий в этот день не будет, потому что Светика больше нет: острый, гибельный приступ сердечной недостаточности. Выпихнувший за порог заведующий кафедрой сквозь беспрестанные тяжкие вздохи рассказывал, что знал: ее нашли вчера на обочине загородного шоссе, она была без одежды и признаков жизни уже не подавала, а из каких-то своих достоверных источников завкафедрой узнал, что – только об этом, молодые люди, никому ни слова, ни-ни! – ее изнасиловали: у нее ведь в самом деле было плохое сердце, врожденный порок, и она просто не выдержала.

Вы как в тумане вернулись в аудиторию, Хорек с улыбкой красноречиво глянул, вы все поняли – с этим сукиным сыном, как правило, повсюду следовали крепкие ребята, так что увезти ее прямо из институтского двора труда им никакого не составляло, – и тогда Отар молча подошел к Хорьку и заехал ему по морде так, что тот опрокинулся со стула. Покидая аудиторию, ты краем глаза отметил, что Хорек, вытирая кровь с разбитого носа, что-то торопливо наговаривает в мобильник, и потом страшно жалел, что не придал этому значения. Потом в коридоре Отар сказал, что ему надо заскочить в туалет: подожди меня в холле, я мигом! – но своими ногами он уже оттуда не вышел, а когда ты минут через двадцать поднялся на второй этаж, то столкнулся в дверях с ребятами, внешность которых совершенно в памяти не осела, зато занозой саднила с тех пор оброненная одним из них фраза, вот эта самая:

– Как бы этот парень, ек-королек, ласты не склеил!

9

– Что? При чем тут ласты? —

Как видно, фраза была произнесена вслух, смысл ее не вполне дошел до пляжной девочки, она сидела в траве, глядя на замутившуюся от зноя воду, лениво посасывающую глинистый берег.

– На нашем языке склеить ласты означает сыграть в ящик, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Понимаю, – прищурилась она. – Так ты, выходит, бандит?

– А разве не похоже?

Если она и удивилась, то виду не показала, поднялась на ноги, погладила меня ладошкой по щеке:

– Что с тобой? Ты в порядке?

– С чего ты взяла, что я не в порядке?

Поморщившись, она посмотрела на свою ладошку с тем смешанным выражением боли и пытливо-тревожного чувства, какое проступает в лице человека, выискивающего в руке невзначай пойманную занозу.

– У тебя лицо какое-то сделалось… Деревянное какое-то.

– Это ты верно подметила.

Именно с таким лицом два дня спустя ты входил в тот самый туалет, дождавшись, когда туда забежит на минутку Хорек с намерением облегчить организм от избытка пива, которое он в первой половине дня попивал, сидя в своем джипе, припаркованном у входа в институт, а потом, заметив тебя, перегородившего ему выход, вжимался спиной в кафельную стенку, тоном лица с бледно-голубой, смутно поблескивавшей облицовкой почти сливаясь, и все бубнил: «Ты что? ты что? ты что?» – а ты усмехнулся: «А вот то!» Легко и непринужденно, натренированным движением, импульс которого вдруг мощно и призывно пророс в одеревеневших тканях тела, ударил его сперва по лицу, сломав челюсть, а потом методично и расчетливо, не испытывая ровным счетом никаких эмоций, все бил его и бил – до тех пор, пока он точной копией Отара не распластался на полу.

– Как тебя, кстати, зовут? – спросил я.

Она сладко потянулась, подставляя лицо солнцу:

– Офелия.

В этот момент я как раз прикуривал, и плотный комок дыма встал поперек горла.

– Как-как? – сипло спросил я, едва откашлявшись.

– У меня дедушка был армянин, – пояснила она отчего-то с оттенком виноватости в голосе. – Его звали Гамлет. Меня этим дурацким именем в честь деда наградили.

– Ах вон что.

В самом деле, в чертах ее миловидной мордашки смутно угадывался восточный корень, возможно и армянский.

– Ну почему же – дурацким?

Это был не первый случай, когда встречались шекспировские имена среди армян, в нашем батальоне служил, например, славный паренек из Саратова по имени Ромео, родом он был из Нагорного Карабаха, точнее, оттуда происходили его родители, в семидесятые годы перебравшиеся в Москву.

Разглядывая ее, я пробовал про себя прикинуть, есть ли в ее семействе какие-либо еще хрестоматийные персонажи, Макбет, например, или Фальстаф, однако мысль эта смазалась – оттого, наверное, что в возникшей вдруг паузе она капризно поджала губки, скомкав их в тот самый бутончик, каким отозвалась на сообщение, ее приятеля о необходимости куда-то отъехать по делам бизнеса – там, неподалеку от закусочного шатра… Там, среди грохота и визга мощных моторов, меня ведь тронуло легкое подозрение, что молодой человек – субтильным сложением, манерой держать себя – кого-то сильно напоминает, да только невозможно было припомнить, кого же именно. Зато теперь вспомнилось – Малька, заправлявшего делами в зеленом пивном шатре.

Должно быть, менты, за неимением под руками боксерской груши потренировавшиеся на мне, помимо всего прочего немного отшибли мозги – во всяком случае, после общения с ними я никак не мог свести концы с концами и хотя бы приблизительно выстроить в более или менее стройную схему цепочку странных событий, в которых мне довелось участвовать за последние полтора суток.

Вряд ли и теперь, немного проветрив голову, я улавливал в них стройный смысл, но зато угадывал момент их неторопливого старта – там, под сенью шатра, где я перед бегством в Казантип пил лимонад и удостоился внимания роскошной женщины в белой широкополой шляпе, что в общем-то было нисколько не удивительно, за исключением маленького нюанса: вслед за этим она заказала у Люки дорогие похороны, расплатившись наличными. Через некоторое время этой церемонией, которая, в сущности, для посторонних глаз и ушей не предназначена, отчего-то заинтересовались братки, наведавшиеся в наш офис, – с чего бы это. Спустя несколько часов после наших торопливых разборок какой-то ночной охотник за скальпами едва не всадил разрывную пулю в красивый лоб другой женщины, которую я вызвался сопровождать в ее вояжах по дорогим кабакам. Потом она потихоньку улизнула через запасной ход своей квартиры и сгинула во мраке ночи, откуда на меня выплыли не добравшие дозу менты и отдубасили так, что лишь цепкий глаз байкерши по прозвищу Тормозная Жидкость спас меня от верной смерти под колесами безглазого ночного грузовика. И вот робкая попытка внести хоть какую-то ясность в ситуацию со странным поведением Мальвины окончилась тем, что несчастному желтоголовому стилисту свернули голову, как предназначенной для бульона курице.

Из всего этого следовало, что стоит повидать Малька: он определенно был знаком с той красоткой в шляпе и наверняка знал ей цену, раз уж сам вызвался доставить к столу презентационный бокал пива.

Офелия, как видно, восприняла мою заторможенность на свой счет – усевшись на бак, она провела кончиком языка по верхней губе и, выразительно поглаживая свои груди, предложила:

– Прокатимся?

Я подхватил ее под мышки и ссадил с мотоцикла.

– Увы и ах… Мне нужно срочно отъехать.

– Ну вот… – потерянно прошептала она. – И ты туда же.

– Бизнес есть бизнес, – мне оставалось лишь пожать плечами и отвести взгляд, потому что в этот момент мне стало ее отчего-то искренне жаль. – Эх, Офелия, о нимфа, что бы тебе посоветовать?

– Посоветуй.

– Пойди да утопись.

– Да ну тебя, – отмахнулась она, усаживаясь сзади. – Подвези хоть до моста.

– Нет проблем, – кивнул я и включил зажигание.

10

До пивной точки я добрался только к шести вечера. Дождь, обещанный канадскому клену, отражавшемуся в стеклянной двери салона «Комильфо», в самом деле прошел в центре, но был он, видимо, короток, вял – хватило его лишь на то, чтобы немного прибить пыль да чуть-чуть прояснить сладковатый запах липы, доносящийся с аллеи, берущей начало в тылах станции метро. Народу под сенью шатра было мало. Совершенно сомлевшая за день Таня дремала на табуретке за стойкой, окунув подбородок в распаxнувшиеся вазочкой ладони. Уловив сквозь зыбкий полусон дыхание возникшего у стойки клиента, она с трудом подняла потяжелевшие веки и слабо улыбнулась.

– Ну и пекло, – сказал я. – Здравствуй, Танюш. Как ты?

– Совсем сварилась. Я уже похожа на креветку?

– Есть немного. Тебя вполне можно вкушать под пиво.

– Тебе плеснуть?

– Да нет, спасибо. Мне надо повидаться с одним человечком.

– Да? – почти безынтонационно протянула она, обозначая вопросительную интонацию разве что мимически – слегка приподняв правую бровь.

– Ты будешь смеяться, но мне нужно повидать Малька.

Смеяться у нее сил уже не было, однако сообщение мое ее явно озадачило.

– Ты разбогател и купил себе пивной завод?

– Да нет. Все по-прежнему гребу в лодке марки «кадиллак».

– И много клиентов?

– Как обычно. Так что, наш начальник сегодня появлялся?

– И не появится. – Она кулачком придавила спазматический зевок. – Ни сегодня, ни завтра. Он перетрудился в последние дни – сам понимаешь, в таком пекле народ лакает пиво просто цистернами. Ну и, насколько я знаю, взял отгулы.

– Твою мать, – вяло отреагировал я.

С минуту мы молчали.

– Он на даче, – прервала наконец паузу Таня.

– А где это?

– Да где… В Подмосковье, где ж еще. Подожди минутку. – Она поднялась с табуретки, сунулась в ящик своей хозяйственной тумбочки, покопалась в нем, извлекла оттуда листок бумаги, протянула мне.

Я развернул его и прочел: название поселка километрах в сорока от Москвы, улица, номер дома.

– Ну и что? – спросил я.

– Возможно, он там. Даже скорее всего.

– Откуда это у тебя?

Она уселась на табуретку, с наслаждением вытянула натруженные за смену ноги и помолчала, тупо глядя на высокий белый шкаф с прохладительными напитками.

– Ты не поверишь, но этот мальчишечка вдруг начал подбивать под меня клинья.

– Да что ты?

– Ага. Это уже после твоего ухода началось. То да се, может, вечерком забежим в ресторанчик? Ну и все такое прочее в этом духе. А тут, прежде чем отправиться на отдых, он сделал мне предложение, от которого я, по его мнению, не смогла бы отказаться.

– Что, так вот и предложил – открытым текстом?

– Ну, не совсем открытым…

– Я ему морду набью, хочешь?

– Да ну!.. – Она вяло махнула рукой и усмехнулась: – Представляешь, прежде чем отбыть на природу, сунул мне этот листок, говорит: обязательно приезжай, там будет весело и вообще, хватит тебе стоять у крана, я смогу, наверное, помочь тебе перебраться на работу в офис нашей фирмы, там и зарплата нормальная, и пьяные рожи не маячат день-деньской перед глазами… Ну, ты ж понимаешь, как я его за это благодеяние должна была бы отблагодарить.

– О'кей, я передумал бить ему рожу.

– Вон как?

– Ага. Но вместо этого я так отобью ему яйца, что надолго забудет, что такое эротический инстинкт.

– Да брось ты, Паша, – заметила она, вглядываясь в мое изрядно помятое ментами лицо. – Ты уж лучше свои побереги.

– А знаешь, это дельный совет. – Я живо припомнил события последних полутора суток. – Пока, Танюша. Я ему передам от твоего лица искренние сожаления по поводу того, что ты не смогла составить ему компанию.

– Только не прикладая рук, ладно?

– Договорились.

Из Москвы транспортный поток был жиденький – не в пример встречному, в котором плотной и крайне неторопливой лавой текли в город дачники, – потому на дорогу до места ушло меньше часа и в рыжем предвечернем свете я уже сворачивал на ответвляющуюся от трассы бетонку, вдоль которой тянулись рахитичные, из тарных ящиков, обрывков жести и прочего помоечного мусора кургузо склепанные заборчики огородников, то и дело прерываемые свалками проржавевших, искореженных металлоконструкций, а справа от дороги, на взгорке, поросшем курчавым кустарником, маячили потускневшие луковки деревенской церковки – издалека она казалась уютно закутавшейся в зеленый каракуль.

Дачный поселок, название которого Малек черкнул на листке бумаги, нашелся километрах в десяти за деревней, он прятался в старом лесу и, судя по всему, сам был уже в почтенном возрасте – на тенистой аллее за ветхим забором, который, пошатываясь, словно в дым пьяный, полз вдоль глубокой канавы, то спотыкаясь, то заваливаясь набок, мимо проплыла пара вросших в землю дачек послевоенной постройки, а дальше начинались новые владения, вполне респектабельные: глухие каменные ограды, бронированные стальные ворота, башенки кирпичных коттеджей в глубинах обширных участков.

Сверяться с запиской на предмет розыска нужной аллеи и номера дома не пришлось, слева по ходу на посыпанной гравием обочине стояло с пяток приличных иномарок, из распахнутых ворот сочился дымок, настоянный на терпких шашлычных ароматах, приглушенных мужских голосах и женских повизгиваниях – их тембр и характерно расшатанная интонация говорили о том, что отдыхающее на природе общество уже изрядно подшофе. Я заглушил двигатель, прислушался: над поселком висела сонная предсумеречная тишина, и только здесь происходил шумный пикничок в том духе, на который намекал Тане Малек, – будет весело.

Я поехал к окраине поселка, спрятал мотоцикл в густых зарослях бузины, мощным прибоем бившейся в бетонный пограничный забор дачной территории, вернулся пешком, миновал распахнутые ворота – с десяток участников пикника, в живописных позах валявшихся на зеленой лужайке сбоку от массивного краснокирпичного коттеджа, внимания на меня не обратили. Малек сидел на травке в обществе пышногрудой крашеной блондинки с немыслимо вульгарным пунцовым ртом и пялился на курящийся дымком закопченный мангал.

– Пацаны, а что, шампанское кончилось? – хрипловатым голосом осведомилась блондинка, встала на четвереньки и таким манером пустилась на поиски игристого напитка – в вертикальном положении она передвигаться, похоже, уже не могла. Покружив по тускло бликующей бутылочными стеклом лужайке, она ватно свалилась на бок, полежала немного, потом опять встала на четвереньки и, подняв голову к небу, завыла как навылет простреленная волчица:

– Ё-мое, кончилось! Ну что за дела, пацаны?!

– Я сейчас сгоняю, – махнул рукой Малек, с неохотой подымаясь на ноги. – Только не ори ты так, ради всего святого! – отряхнул шорты, повертел головой и кивнул в сторону ворот: – Мужики, у меня что-то стартер барахлит.

– Возьми мою, – гулко пробасил рыжий молодой человек, комплекцией напоминавший начинающего борца сумо, приподнял пухлую лапу с груди черноволосой девочки, которая спала, уронив голову ему на колени, и махнул в сторону ворот. – Серый «опель-кадет». Он не заперт.

С трудом выудив из кармана шортов ключи, он швырнул их Мальку – метатель из него был, надо сказать, тот еще: промазал метра на полтора. Пока мой работодатель ползал в траве в поисках ключей, я успел юркнуть в «опель» на заднее сиденье, лег, притаился. Спустя минуту появились Малек, сел за руль, включил зажигание и шумно выдохнул. Мне захотелось закусить – настолько густ был изрыгаемый им в тесный салон перегар. На выезде из поселка я покинул свое укрытие.

– Водитель «опеля»! – рявкнул я тоном автоинспектора. – Прижаться к обочине. Стоять. Туши зажигание. Руки на руль!

Малек настолько был сбит с толку, что послушно выполнил все приказы.

– Как же так, товарищ водитель? – скорбно произнес я, похлопывая его по плечу. – Вы же управляете транспортным средством, будучи в задницу пьяным. Придется лишить вас прав.

Он медленно повернул голову, искоса глянув на меня, и дернулся вперед, но я успел ухватить его руками за тонкую шею, заключив ее в замок захвата – пока щадящего.

– Не дергайся. А то я в самом деле лишу тебя прав – не только автомобильных, но и всех прочих; конституционных в том числе. Включая право на жизнь.

– Чего тебе надо? – прохрипел он.

– А дергаться не будешь?

– Нет.

– Тогда поговорим. – Я ослабил хватку, перегнулся через спинку кресла, выдернул ключи из замка зажигания, вылез из машины, уселся на переднее сиденье.

– О чем? – прошептал он, тупо глядя перед собой.

– Да брось ты, расслабься. – Я дружески пихнул его под локоть, и его рука соскользнула с баранки, опрокинулась на ногу, безвольно вывернувшись ладонью вверх, словно дожидаясь, пока в нее капнет грошик милостыни. – Увы, сегодня я не подаю.

– Что тебе надо? – повторил он, вжавшись в кресло.

– Помнишь ту очаровательную женщину, которая не так давно наведывалась в наше заведение?

– Их много к нам наведывается.

– Но ни перед одной из них ты не лебезил. Мне показалось, ты готов был лечь ковриком у входа в кабак, чтобы она вытерла о тебя ноги. – Я закурил и помолчал. – Вспоминай, вспоминай… Большая шляпа, а под ней роскошные белокурые волосы. Темные очки, а за ними – восхитительные голубые глаза.

Малек недоуменно моргнул и, как мне показалось, мгновенно протрезвел.

– Валерия? – едко усмехнулся он. – Брось. Это не твоего поля ягода.

– Это уж предоставь мне разбираться – с полями и ягодами.

– Я же говорю, она не твоего…

Я взял его за подбородок, резко развернул лицо к себе.

– Ну все, все! – Он примирительно поднял ладони. – Хм, Валерия… В общем-то это было шапочное знакомство. Я тут недавно смог вырваться в отпуск, смотался на недельку на Лазурный Берег…

– Куда-куда? У меня плохо с географией.

– Ну, это французское побережье. – Откинувшись на спинку кресла, Малек прикрыл глаза, сложил рот трубочкой и шумно втянул в себя воздух, а потом на выдохе пошевелил губами, словно дегустируя воспоминания об отпускной неделе на степень сочности их букета. – В общем-то это не слишком дорогое удовольствие, и средний человек вполне может его себе позволить. – Он саркастически покосился на меня. – Так вот, о чем это я… Ах да, Валерия. Я встретил ее в винном магазине. Ей нужно было хорошее, неординарное красное вино, но она не знала, как объясниться с продавцом. Я ей помог выбрать то, что надо. Думаю, она осталась довольна, в хорошем вине я кое-что смыслю. Слово за слово, познакомились, обменялись координатами. – Он повертел кистью у лица, привстал, залез в задний карман шортов, извлек из него портмоне из черной кожи. – Где-то у меня должна быть ее визитка… Ах да, вот… Она там на обороте черкнула на всякий случай номера своих мобильников. Эй, ты что?

Я выдернул кусочек плотного картона из его пальцев и опустил его в карман куртки.

– Дальше что?

– Ну что… Потрепались у прилавка о том о сем. Когда вышли из магазина, подкатил черный «сааб», из него вылез мужик, помахал нам рукой. Как выяснилось, это был ее муж.

– Что за мужик?

Малек прикрыл глаза.

– Мужик и мужик… Средних лет. Одет стильно. Темный пиджак, светлые брюки, белая майка… Внешне как будто очень простенький гардероб, но на самом деле очень импозантен и явно недешев. Вроде бы обрадовался, что встретил соотечественника, предложил прокатиться по набережным. Мы прокатились, потом закусили в рыбном ресторанчике. Вот, собственно, и все.

Он умолк, постукивая пальцами по рулевому колесу.

– Это очень богатые люди, – тихо произнес он после долгой паузы.

– С чего ты взял?

– С того, что из ресторанчика мы поехали в их резиденцию.

Малек пустился в описание роскошного особняка из белого мрамора, старинного, выполненного в испанском стиле, – внешне строгом и даже несколько суровом – он ослепительно белел на пологом холме в окружении пышной субтропической зелени, и к нему вела мраморная же лесенка, взбирающаяся вверх через несколько белокаменных террас, украшенных цветниками, а в ее оснований на двух приземистых тумбах сонно дремала парочка меланхоличных мраморных львов… Изваяния эти настолько, видимо, врезались в память Малька, что он начал живописать их в деталях, и мне пришлось его оборвать.

– Ты уверен, что это их дом?

– Не их. Какого-то делового партнера ее мужа. Точнее сказать, его патрона. – Он многозначительно глянул на меня. – Если твой патрон имеет возможность покупать такие белокаменные особняки на Лазурном Берегу, значит, ты сам далеко не бедствуешь.

– Ну хорошо, давай вернемся в наши пенаты. Вы с ней о чем-то переговаривались, там, в пивной.

– Ах это… Все вышло случайно. Она остановилась взять бутылку минералки, узнала меня. Мы немного потрепались.

– О чем?

– О тебе.

Некоторое время я соображал, что бы этот интерес роскошной мадам к отдыхающему в дрянной забегаловке Харону мог означать.

– Она спросила, кто ты такой, – пояснил Малек. – Ну я ей и рассказал.

– Догадываюсь, в каких выражениях ты меня описал.

– В тех самых – уж извини за откровенность, – каких ты заслуживаешь. – Он осекся на полуслове и покосился на меня.

Я дружески похлопал его по колену:

– Давай-давай, колись… Я питаю слабость к комплиментам.

– Ну что… – надув губы, раздумчиво произнес Малек. – Сказал, что ты форменный раздолбай. Что любишь поддать.

Я кивнул: да, после возвращения из госпиталя я здорово пил.

– Что у тебя, в сущности, нет ни кола ни двора, – продолжал монотонно перебирать мои достоинства Малек. – Что по теперешним меркам ты человек почти конченый – в том смысле, что в этой жизни, где нужно сутками вкалывать, у тебя нет никакого будущего. Что если ты от бомжа чем-то и отличаешься, то разве от тебя пока не воняет псиной. Что ты, наверное, по-своему счастливый человек, потому что живешь, как сорняк под забором, и тебя такой образ жизни вполне устраивает. – Он помолчал и, прищурившись, метнул на меня быстрый взгляд. – Я не прав?

– Ну отчего же, – пожал я плечами. – На мой вкус, ты даже польстил мне… И вот твоя приятельница, расчувствовавшись, решила угостить меня пивом, так?

– Ага. Чем-то ты ее задел. Помнится, она перед уходом что-то пробормотала себе под нос, прежде чем попросить меня отнести тебе бокал.

– И что же?

– Что-то странное. – Малек потер кончик носа. – Ах да. Сказала: черт, а ведь это идея! И ушла.

– Ладно, попробую разыскать эту голубоглазую Валерию, – сказал я, возвращая Мальку ключи от машины.

Он встряхнул их на ладони и закусил губу.

– С чего ты взял, что она голубоглазая?

Я уже вышагивал из «опеля», когда тихая реплика Малька догнала меня. Тряхнув головой, я вернулся на место.

– Не понял.

Я не страдаю дальтонизмом и на зрительную память не жалуюсь – прекрасно помню, как она, приподняв полу шляпы, опустила темные очки на кончик носа и глядела поверх оправы, пока я переносил бокал с пивом на столик жаждущего пенсионера: тогда еще изумил поразительный тон ее голубых глаз – удивительно густой и сочный, почти невсамделишный.

– Я так думаю, это были контактные линзы, – сказал Малек. – Когда мы виделись на Лазурном Берегу, глаза у нее были карие. И волосы совсем другие – темные, коротко стриженные. Я бы и не узнал ее в этом светлом парике, если б она просто прошла мимо и не окликнула меня. Сказать по правде, этот имидж голубоглазой блондинки ей, на мой вкус, не подходит. В оригинале она выглядит куда привлекательней.

– Слушай, Дима, – сказал я, дружески обнимая Малька, и отметил про себя, что впервые обращаюсь к нему по имени. – Ты меня очень и очень обяжешь, если подробнее опишешь оригинал.

Он достаточно ясными и не лишенными известной образности штрихами набросал портрет своей знакомой.

– И что дальше? – спросил он, закончив составлять набросок.

– Да ничего, – мотнул я головой. – Она в самом деле очень импозантная женщина, если верить твоему описанию. Куда как привлекательней той кобылки, которой ты собирался привезти шампанское…

– Да ну ее! – поморщился Малек. – Я передумал. Пивом обойдется. Там этого пива еще два ящика. – Он в нерешительности крутанул ключи на пальце. – Хотя, конечно, если я вернусь пустым, она поднимет жуткий вой.

– А ты ей скажи, что все шампанское из сельпо вылакали местные селяне по случаю дня урожая.

– Хорошая мысль, – слабо улыбнулся он и включил зажигание.

Я проводил «опель» взглядом, дождавшись, пока он не приткнется на свое место у обочины. Малек вышел, повертел головой, широко раскинул руки в стороны и, приподнявшись на цыпочки, сладко потянулся, а у меня вдруг заныло в плече, и вслед за первым толчком смутной, рассеянной боли такой знакомый холодок потек по жилам быстро деревенеющего тела – слишком хорошо знакомый, и потому я, словно подрубленный под самый корень, рухнул на дно канавы и так застыл, потеряв дыхание, не шевелясь и сделавшись одной крови с надежно укрывающей меня сочной, жилистой крапивой, бритвенно режущих касаний которой ни на лице, ни на руках почему-то не ощущал – потому, наверное, что растительное начало вдруг опять мощно заявило о себе, когда со стороны одного из заброшенных участков, прячущихся за пьяным забором, раздался плотный хлопок, и в следующее мгновение голова Малька, взорвавшись багровым фонтанчиком на лбу, раскололась пополам.