Текст книги "Воды текут, берега остаются"

Автор книги: Василий Юксерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

какая-то новая, лучшая жизнь? Разве будет

счастлив Ваня Ислентьев или Филька? Разве перестанут

скрываться от властей двое беглых? Думаю,

что все-все останется по-прежнему. Тогда для чего

враждовать, желать кому-то гибели? Кто мне

ответит?..≫

Г л а в а VIII

У ЦЕРКВИ

В первое воскресенье каникул все ученики

Нартасской школы собрались на школьном дворе.

Все одеты по-праздничному. Тут же учителя: Малыгин,

Лукин, Кириллов. Возле них топчется Потап

Силыч. Он недавно вышел из больницы и, хотя

прихрамывает, по-прежнему подвижен и суетлив.

–Ну что, может, тронемся? —спросил он у Малыгина.

Тот вынул свои серебряные часы, взглянул: было

начало девятого.

–Да, пора,—решил он.

Надзиратель вышел вперед и крикнул, как

фельдфебель солдатам:

–Стройся!

Ученикам Нартасской школы не привыкать ходить

по Биляморской дороге. Спроси любого: сколько

шагов от школы до церкви? И он ответит без

запинки: ≪Шесть тысяч четыреста семьдесят пять!≫

Каждое воскресенье учеников строем гоняют в село.

Нравится не нравится, приходится ходить. Надо

выполнять устав школы, а там одним из пунктов

записано, что учащиеся ≪в праздничные и воскресные

дни под руководством надзирателя должны

посещать церковь≫.

Вот и сегодня построились по четыре в ряд

и двинулись в сторону села.

Войдя в село, все с удивлением увидели, что

перед церковью толпится много парней. Молодые,

безусые лица, лишь кое-где мелькнет лицо человека

постарше. Несколько военных, среди них офицер,

снуют в толпе.

–Новобранцы! —сказал кто-то из ребят.

Из толпы крикнули:

–Эй, парнишки, куда это вас гонят?

–В церковь! А вы куда?

–Бить япошек!

Пошли разговоры, расспросы.

Потап Силыч лодошел к Малыгину:

–Отец Иоанн ушел трапезовать.

Малыгин недовольно поджал губы:

–Нашел время!

–Сегодня вот этих,—надзиратель кивнул в

сторону новобранцев,—чуть свет пригнали, отец

Иоанн служил для них молебен.

–Чего же они еще дожидаются?

Потап Силыч хихикнул:

–Говорят, во время богослужения несколько

человек потихоньку улизнули из церкви —видно,

решили навестить родню, масляных блинов отведать

на дорожку. Да вот до сих пор не вернулись, их

теперь разыскивают по всему селу.

Гавриил Васильевич улыбнулся.

В это время за церковью послышался громкий

возглас:

–Не слушайте его! Он провокатор!

–Не ори, господин фельдфебель! —оборвал его

другой голос и басовито добавил: —Говори, говори,

парень! Дело говоришь.

Новобранцы, как будто их толкнули под горку,

кинулись за церковь. Туда же устремились и ученики.

Васли увидел высоко над толпой молодого парня

в студенческой тужурке, забравшегося на церковную

ограду.

–Товарищи! —громко и четко заговорил он.– Среди вас есть такие, которые радуются, что мы,

мол, идем бить японцев, что будем защищать

от врага отечество, царя Николая да святую православную

церковь. Вам тут священник пел, что,

мол, вам бог будет помогать, а царь о вас позаботится.

Вранье все это! Хотите, я расскажу вам, как

заботится о народе царь и православная церковь?

В прошлое воскресенье в Петербурге...

–Молчать! —визгливо закричал фельдфебель

и стал продираться к парню сквозь толпу.

–Схватить его! Фельдфебель, живо! —приказал

офицер. Однако сам он остался стоять поодаль,

не решаясь приблизиться к гудевшей толпе.

Потап Силыч, раскинув руки, попытался было

оттеснить учеников, но они уже слились с толпой.

–В прошлое воскресенье в Петербурге,– продолжал оратор,—народ с иконами в руках пошел

к Зимнему дворцу, желая рассказать царю

о своих нуждах. Царь встретил народ. Да-да, встретил!

Только знаете как? Свинцом! Пулями! А кто

подговорил этих горемык идти на поклон к царю? Не

только подговорил, но и сам повел! Служитель

церкви, поп Гапон! Вот кто! Будущие солдаты!

Подумайте, за кого идете вы проливать свою кровь,

за кого, может быть, сложите головы? Товарищи,

вас обманывают!

Фельдфебелю наконец удалось протиснуться

сквозь толпу. Он схватил парня за полу куртки

и с силой дернул его вниз. Но парню удалось

вырваться, он нырнул в толпу, и в ту же минуту над

головами людей замелькали листовки.

Люди с криками стали ловить белые порхающие

листки; толкая друг друга, тянули руки вверх. Поймав,

одни тут же жадно читали, другие прятали их

по карманам.

Васли и Яша Гужавин несколько листовок поймали

на лету, несколько подобрали с земли.

А Ваня Ислентьев, которому удалось во время

речи оратора протиснуться в самую середину толпы,

как только исчез оратор, тоже куда-то исчез.

Офицер, увидев в руках новобранцев листовки,

отобрал их у нескольких парней, изорвал в клочки.

Но, поняв, что всех листовок ему все равно

не отнять, выхватил револьвер и, потрясая им,

закричал:

–Все в строй! Кто не встайет, пристрелю на

месте!

Вскоре отряд новобранцев собрался. А учеников

Малыгин повел в церковь. Потап Силыч во время

всей этой суматохи как сквозь землю провалился.

Перед началом церковной службы отец Иоанн

произнес перед учениками речь. Он призвал их

не верить ни единому слову только что выступавшего

перед новобранцами еретика.

–Его ждет ад,—вещал отец Иоанн.—Если

кто-нибудь из вас припрятал его богомерзкие бумажки,

пусть сейчас же положит их перед образом

Николая-чудотворца. Только тогда вам простится

этот тяжкий грех, толкающий вас на пагубный путь.

Я же, отроки, буду молиться за вас.

Отец Иоанн ушел в алтарь.

Ребята какое-то время постояли неподвижно,

потом по одному стали подходить к стене, на которой

висела икона Николая-чудотворца, и кидали

листовки на пол.

Васли и Яша переглянулись и тоже выложили по

листку.

Вернулся отец Иоанн. Увидев на полу кучу

бумаг, он повеселел.

–Ну, дети мои, теперь начнем воскресную обедню,– ласково сказал он и начал богослужение.

На обратном пути Малыгин снова и снова обдумывал

происшедшее возле церкви. Кто таков этот

оратор? Никогда его прежде не видел. Удалось ли

ему замести следы? И не пошел ли на его розыски

Потап Силыч? Недаром говорят, что он и сейчас

состоит в негласных агентах. И куда подевался

Ваня Ислентьев?

Малыгин видел, каким огнем горели глаза парня,

когда тот слушал оратора. И исчезли они

как-то одновременно. Не стряслось бы с Ваней

беды!

Малыгин всей душой сочувствует ^ароду, но

не может преодолеть в себе некоторой робости.

Когда случается ему разговаривать с мужиками на

политические темы, он всякий раз в конце разговора

просит с заискивающей улыбкой: ≪Вы, уважаемые,

не поймите меня неправильно. Я пекусь только

о вашем благе≫. Часто на него находят мрачные

мысли, тогда он начинает сомневаться в своей деятельности,

колебаться, нужна ли она, не совершает

ли он какой-нибудь невольной ошибки. Наверное,

поэтому товарищи, хотя и доверяют ему распространять

прокламации по окрестным деревням,

не торопятся принять его в свою партию.

Ребята, не успев зайти в общежитие, еще

толклись во дворе, как вдруг примчался черный

жеребец, запряженный в маленькие нарядные санки.

В них восседал приземистый земский начальник. На

облучке с вожжами в руках пристроился Потап

Силыч. Он лихо осадил коня перед школьным

крыльцом, на котором стояли Баудер и Малыгин

спрыгнул с облучка, с угодливостью откинул коврик,

прикрывавший ноги земского начальника.

Земский тяжело вылез из саней, поздоровался

с Баудером и Малыгиным, кинул через плечо

надзирателю:

–Потап Силыч, поставь коня под навес. Распрягать

не надо. Потом зайди к нам. И вы, Гавриил

Васильевич, не уходите. Поговорим все вместе.

Баудер, несколько уязвленный тоном земского

начальника, покраснел и, возмущенно дернув плечами,

пошел в сопровождении земского и Малыгина

к себе в кабинет. Вскоре туда же прошмыгнул

и надзиратель.

Яша Гужавин подошел к Васли, спросил

тихонько:

–Ты сколько оставил?

–Штуки четыре. А ты?

–У меня, наверное, побольше, точно не знаю.

Куда бы их спрятать?

–Тебе, Яша, нельзя их у себя оставлять. Потап

может обыскать. Давай их мне, я на мельнице

спрячу —никто не найдет!

Вечером Васли все вспоминал сегодняшнее утро,

бесстрашного оратора, его страстные и гневные

слова.

Он с нетерпением ждет Яшу, хочется поделиться

с ним новыми одолевающими мыслями, но приятеля

все нет и нет. Уж не случилось ли чего в школе?

Сбегать бы, да Матвей снова ушел к своей невесте

–они недавно помирились после новогодней

ссоры. Мельницу не бросишь, хотя на ней всего один

помольщик, мужик из Большой Нольи.

Вдруг у Васли мелькнула озорная мысль. Не

дать ли одну листовку этому мужику? Пусть читает,

набирается ума.

–Дядя, ты грамотный? —спросил Васли.

Мужик похлопал мучными руками, ответил с

улыбкой:

–Нет, сынок. В солдатах был, показывали мне

буквы, да у меня мозги, видно, вроде решета, ничего

не зацепилось. А что?

–Ничего, просто так спросил.

–В нашей деревне есть старик, дед Епи. Вот

уж тот —грамотей. Все знает, во всем разбирается.

Про что хочешь расскажет —и про императора,

и про короля, и про шайтана.

–Наверное, про султана? —с улыбкой спросил

Васли.

–Может, и так,—согласился мужик.—По мне,

все едино.

Дверь амбара скрипнула. Матвей заглянул в

амбар, поманил Васли.

Вид у Матвея был взволнованный.

136

–Послушай, парень,—пристально глядя в глаза

Васли, сказал он,—в Нартас приехал урядник

и три стражника. Ищут листовки. Был обыск в

общежитии, на ферме, на конюшне.

Васли опустил глаза, сказал:

–Дядя Матвей, я пойду к себе, ладно?

–Иди, Васли, иди,—ответил мельник и еще раз

пристально взглянул на парня.

Г л а в а IX

«ГОСТИНЦЫ»

Прошла неделя. Жизнь в школе вошла в свою

колею. Потап Силыч как-то притих, ходит злой

и хмурый. Должно быть, досадует, что при учиненном

им обыске не нашли ни одной листовки. Кроме

того, он напуган исчезновением Вани Ислентьева.

Баудер прямо ему сказал:

–Ты обязан следить за учениками. Упустил

парня —ищи где хочешь, а найди!

Потап Силыч написал в родную деревню Ислентьева,

съездил в Уржум. Но из деревни ответили,

что Иван дома не появлялся, и в Уржуме никто его

не видел.

Мысль о Ване Ислентьеве не покидает и Васли.

Он записывал в дневнике:

≪Сегодня в школе опять зашел разговор о Ване.

Яша Гужавин сказал, что, наверное, он вместе

с новобранцами ушел на войну. Последние дни

Поперечный Иыван все время крутится возле нас

с Яшей, стал, не в пример прошлому, разговорчивым

и приветливым. Но Яша не очень-то доверяет ему,

говорит, что он —холуй Потапа. Может, оно и так,

да только мне все равно жалко Йывана, не могу

его оттолкнуть: ведь у него нет товарища, а одному

жить очень тяжело.

Мне пришло в голову: не рассказать ли Гавриилу

Васильевичу о листовках? Или не стоит впутывать

его в такое опасное дело?≫

Васли перечитал свою запись и, поразмыслив,

тщательно вымарал две последние фразы.

В это время в его комнату вошел мельник.

–Сейчас новость слышал,—сказал он,—в починке

Айблат сегодня нашли две листовки. Кто-

то тамошним мужикам подкинул.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Матвея,

Васли покраснел.

–Дядя Матвей, что ты так на меня смотришь?

Может, ты думаешь, что это я?

–С чего ты взял? —Матвей пожал плечами

и, достав амбарную книгу, принялся ее перелистывать.

Потом сказал задумчиво: —Вообще-то сделал

это какой-то бесстрашный человек.—Он положил

руку на плечо Васли.—Послушай, Василек,

сдается мне, ты от меня что-то скрываешь. Я тебя

не принуждаю* если не доверяешь мне, ничего

не говори. Только мне думается, что мы с тобой

Друзья.

–Конечно, друзья! —горячо воскликнул Васли.– Подожди, дядя Матвей, я сейчас!

Васли проворно взобрался на чердак, разгреб

землю в углу, достал полотняный сверток.

Вернувшись, он протянул сверток мельнику.

–Вот, дядя Матвей,—сказал он.

–Это еще что за гостинцы? —удивился Матвей.

–Сам погляди.

Матвей развернул сверток.

–Листовки! Вот так гостинцы! Ты сам-то читал,

что тут написано?

–Читал.

–Дай-ка и я почитаю... ≪Вдумайся, солдат, кто

твой враг и где он?≫ —Дальше Матвей стал читать

про себя; закончив, сказал одобрительно: —Толково

написано. В самую точку.

Васли, напряженно следивший за выражением

лица мельника, пока тот читал листовку, при его

последних словах радостно улыбнулся и сказал:

–В прошлое воскресенье оратор у церкви

то же самое говорил, он и листовки эти разбрасывал,

а я подобрал да спрятал. Там еще другая

листовка есть, обращение к крестьянам.

Васли вытянул из свертка листовку и прочел

вслух:

–≪Братья крестьяне! Не платите податей! Не

отдавайте своих сыновей царю, который погонит их

на смерть...≫

Дослушав листовку до конца, Матвей покачал

головой:

–Попадешься с такой бумагой —в тюрьму

угодишь.

–Ясное дело! Значит, не надо попадаться,– хитро улыбнулся Васли.—Я все думаю, что надо

передать листовки в верные руки, чтобы они до

людей дошли. Только вот не знаю, как это сделать.

Матвей задумался, потом сказал:

–Вот что, давай их мне. Я знаю такого человека,

он сделает все как надо.

Недаром говорят, что злой человек копит злобу

в сердце, а добрый хоть и вспылит, да скоро

отойдет, забудет злость и обиду.

Вот и Матвей хоть и рассердился в новогоднюю

ночь на свою невесту, но, поостыв, понял, что был

неправ, и попросил у нее прощения. Окси простила

его, и снова между ними наступил мир и согласие.

Окси —сирота. Воспитывалась в приюте, выучилась

на медсестру, до Нартаса работала в Лопъяле,

вошла в кружок Союза учителей, сама втянулась

в подпольную работу.

Хотя она любит Матвея, доверяет ему, но как-

то так случилось, что до того новогоднего вечера

не открылась ему и лишь потом, когда они помирились,

рассказала, что связана с революционно настроенными

учителями окрестных деревень, получает

от них подпольную литературу. Тогда Матвей

никак не отреагировал на ее признание, поэтому

сегодня она очень удивилась, когда, придя к ней, он

сказал, радостно блестя глазами:

–Ну, Окси, вот и я заделался подпольщиком!

Чего смотришь на меня так испуганно? Ну, держи!

–И он протянул ей сверток.

–Что это? —настороженно спросила Окси.

–Гостинцы,—засмеялся Матвей.

Окси нахмурилась.

–Какие еще гостинцы? Что ты городишь? Говори,

в чем дело.

–Посмотри сама.

Окси осторожно взяла в руки сверток, развернула.

–Ой, откуда это у тебя? Да как много! Кто

тебе дал?

–Один хороший человек.

–Как его зовут?

–Васли. Мой помощник.

–Вася Мосолов? Вот не ждала! С виду тихий

такой, а не побоялся листовки припрятать. Вот его

учитель обрадуется, когда узнает.

–Какой учитель?

–Малыгин. Только —чур!–не проговорись

никому. И Васли ничего не должен знать.

–Парнишка беспокоится, дойдут ли эти листовки

до народа.

–Дойдут,—пообещала Окси.

Свое обещание она выполнила. Прошло всего

несколько дней, и листовки читали мужики в Большой

Нолье и Сенде, в Лопъяле и Пеньбе. Билямор-

ский земский начальник и урядник с ног сбились,

рыская по округе, отбирая, где удастся, крамольные

листки, но они появлялись снова и снова.

Однажды Матвей вернулся из Лопъяла и рассказал

Васли:

–Я уж домой возвращался, гляжу, у караулки

народ толпится. Дай, думаю, узнаю, что там такое.

Подъехал, вылез из саней, гляжу, на дверях караулки

обе твои листовки приколочены. Я подошел,

стал читать, будто впервые вижу. Прочел и говорю:

≪Это какой же антихрист эти листовки тут приколотил?

≫—и тяну руку, как будто хочу их сорвать.

Тут какой-то мужик как хватит меня по руке!

Мало не перешиб.

≪Не трожь! —кричит.—Ишь ты! Тут до тебя поп

к ним руками тянулся, да тоже по рукам получил.

Иди-ка отсюда!≫

Слышу, в самой караулке какой-то шум, решил

зайти.

Народу в караулке битком набито, за столом

сидит поп Увицкий. Оказывается, это он сходку

собрал.

–Зачем? —удивился Васли.

–Слушай, не перебивай. Я в Лопъяле к Басову

наведывался, он мне сказал, что сейчас повсюду

объявлен сбор вещей для фронта: берут холст, мех,

носки, варежки теплые. Увицкий собрал в Лопъяле

четыреста аршин холста и много всего другого, но

показалось ему это недостаточным. Поп, он поп

и есть. Вот он собрал лопъяльскиХ мужиков в

караулку, чтобы еще чего-нибудь с них содрать. Не

знаю, о чем уж там он говорил мужикам до того,

как я пришел, а тут, слышу, мужики попа

спрашивают.

≪Батюшка, говорят, война-то не на российской

земле идет, а в чужих краях, в Китае каком-то.

Верно?≫ —спрашивает один.

Другой кричит:

≪На бумажке, что к двери приколочена, написано:

≪Солдат гонят на убой≫. А ты говоришь, что их

посылают защищать отечество. Это как понять?≫

Увицкий отвечать не успевает, взопрел весь.

А тут еще встает взлохмаченный мужичонка

и говорит:

≪Батюшка, я тебе вчера двадцать аршин холста

отдал. А в бумаге написано, что царь —первый враг

солдату. У меня сын-то на войне погиб. Нельзя ли

мне обратно мой холст получить, раз такое дело?≫

Тут уж поп не выдержал. Вскочил, грохнул кулачищем

по столу и заревел, как разъяренный бык:

≪Хватит! Антихристы! Бога забыли!≫

Мужики притихли. Увицкий, видно, взял себя

в руки, сел и спрашивает как ни в чем не бывало:

≪Ну, прихожане, кого сегодня первым записать

в список жертвователей?≫

Тут кто-тc крикнул из толпы:

≪Меня!≫

Смотрю, к столу пробирается низенький мариец,

сам худой-худой, в заплатанном кафтане, в телячьей

шапке с вытертой до шкуры шерстью.

Подходит он к столу и говорит взволнованным

голосом:

≪Отдаю солдатам, защитникам веры, царя и отечества,

одну овечью шкуру. Так и запиши, батюшка≫.

В толпе зашумели:

≪Микивыр, да когда у тебя была овца?≫

≪Если завелась шкура, сшил бы себе шапку, ишь

твоя-то блестит, как обледенелое гумно≫.

≪Батюшка, не пиши его, он нарочно говорит.

У него овцы-то отродясь не было, и сам он бедняк

бедняком≫.

Микивыр рассердился, прикрикнул на односельчан:

≪Будет вам глотки драть! Старуха, неси-ка сюда

наш подарок!

К столу подошла сгорбленная женщина. Она

положила на стол узел и, не промолвив ни слова,

вернулась к двери.

Микивыр развязал платок, и все увидели, что

в нем была хорошая овечья шкура.

≪Ну что, соседи? —торжествующе спросил Микивыр.– Прикусили языки? То-то≫.

≪Где ж ты ее взял?≫ —не унимались в толпе.

≪Купил≫.

≪А деньги у тебя откуда?≫

Увицкий опять вскочил:

≪Молчать! Вы что ж, государственное дело в

балаган превращаете? Смотрите, тюрьма в городе

большая, всем места хватит!≫

Он еще что-то кричал, но народ стал потихоньку

расходиться, ушел и я.

≪Ну, думаю, похоже, поп не много пожертвований

сегодня соберет≫.

–Дядя Матвей,—спросил Васли,—как ты думаешь,

этот Микивыр вправду купил шкуру? Он же

бедняк.

–Кто его знает. Может статься, ему сам Увицкий

ее дал, для затравки. ≪Вот, мол, бедняк жертвует,

жертвуйте и вы, прихожане≫. Может, в самом деле

купил. Ведь попы действуют именем бога, иной

верующий мужик так рассуждает: ≪Раз батюшка велит,

хоть в петлю лезь, а последнюю копейку отдай!≫

Так-то, браток!

...Бывает так: на чистом голубом небе появится

легкое облачко, оно начинает шириться, расти, и вот

уже по небу идут тяжелые грозовые тучи, доносятся

раскаты грома. Быть грозе!

Еще совсем недавно народные волнения проходили

в Вятке, в Уржуме, теперь их волны захлестывают

всю губернию, докатываются до самых

отдаленных деревень.

Глава X

ВЕСНА

Приближалась весна. Нартасский сосняк как

будто омылся в родниковой воде —такой свежестью

охватит тебя, едва войдешь в лес. Высокие, стройные

сосны тихо шумят густыми зелеными вершинами,

их гладкие стволы золотятся в лучах солнца.

Здание школы стоит в самом сосняке.

С приближением весны занятия в классах сменились

различными хозяйственными работами. По

мысли устроителей Нартасской сельскохозяйственной

школы, ее выпускники должны быть образцовыми,

культурными хозяевами: немного агрономами,

немного ветеринарами, кузнецами, столярами.

Учеба была нелегкой, ребята вставали в пять

часов утра, спать ложились в десять вечера. Семнадцать

часов на ногах!

Однажды Яша Гужавин сказал Васли:

–Знаешь, старший брат зовет меня в Малмыж.

Обещает найти работу. Говорит, чем, мол, в школе

мучиться...

–Ну, а ты что? —спросил Васли, подумав испуганно,

уж не придется ли ему расставаться и

с третьим товарищем.

Яша вздохнул:

–Что я? Я —человек подневольный. Земство

уплатило за мою учебу сто рублей. Сбеги я отсюда,

отца по судам затаскают.

–Уж это так. Вон Баудер подал в суд на отца

Вани Ислентьева, он должен уплатить деньги, потраченные

на содержание сына в школе.

–Ты откуда об этом знаешь?

–Ванин отец ночевал у нас на мельнице. Приезжал

просить Баудера. Тот накричал на него и

выгнал. Придется платить, а где он возьмет: семья

большая, бедность...

–Обругал, говоришь? Это еще полбеды. А карцером

не грозил? С него станется...

Баудер и в самом деле насаждал в сельскохозяйственной

школе армейские порядки. Школьный

устав запрещал учащимся читать иные книги, кроме

учебников; нельзя было, собравшись вместе, петь

песни; в столовую и из столовой нужно было ходить

строем; после десяти часов вечера запрещалось

выходить из общежития.

Такие казарменные порядки очень не нравились

ребятам, поэтому Баудер, зная, что от недовольства

до бунта не так уж далеко, всемерно поддерживал

шпионскую деятельность надзирателя Потапа Силыча.

У того в каждом классе были наушники,

которые тайком докладывали надзирателю о разговорах

и настроениях одноклассников. В классе, где

учились Васли и Яша, таким наушником был Поперечный

Йыван.

Разговаривая с Яшей, Васли осматривал плуг,

на котором им предстояло сменить лемех.

–Ну и тяжелый, чертяка! Как подымешь – того и гляди, спина треснет,—сказал Васли.– Я бы приделал к нему два колеса, не пришлось бы

его таскать.

–Валяй! Будешь изобретателем, прославишься.

Марийский Фультон!

–Скажешь тоже!

На другой день, приведя в порядок сельскохозяйственный

инвентарь, ребята занялись садом.

Васли радуется, глядя на свои с Ваней Ислентьевым

яблони; речной ил, принесенный ими

с осени, пошел на пользу: почки на них больше

и ярче, чем на других,—видно, скоро распустятся.

Васли радуется, а Яша Гужавин грустит: его

деревца, отравленные Поперечным Иываном, за сохли.

Когда к ним подошел Малыгин, Яша спросил:

–Гавриил Васильевич, можно, я буду ухаживать

за яблонями Вани Ислентьева? Мои почему-

то посохли.

–Можно,—ответил Малыгин.—Даже нужно

позаботиться о сиротах.

–Гавриил Васильевич, о Ване Ислентьеве ничего

не слышно? —спросил Васли.

Поперечный йыван воткнул свою лопату в землю,

наступил на нее ногой и замер, прислушиваясь

к разговору.

Малыгин хотел что-то сказать и даже рот открыл,

но тут он случайно взглянул на хищную

мордочку Йывана и ответил, запнувшись:

–Н-нет, ничего не слышно.

На самом деле об Ислентьеве стало известно, что

он в то воскресенье бежал из села вместе с агита-

тором-студентом Казанского университета, и теперь

они вдвоем разъезжают по деревням.

Уходя, Малыгин сказал Васли:

–Мосолов, передай Матвею Трофимычу, пусть

придет ко мне сегодня вечером. Вместе с Ксенией

Петровной, конечно.

Матвей и Окси к этому времени уже сыграли

свадьбу.

–Передам,—кивнул Васли.

Поперечный Йыван принялся ковырять землю,

думая с удивлением:

≪Интересно, зачем учитель приглашает к себе

мельника? Тоже нашел приятеля! Надо будет сказать

об этом Потапу Силычу≫.

Вечером Гавриил Васильевич справлял день своего

рождения. В гостях у него, кроме Матвея и

Окси, сидел Басов и двое друзей из Уржума.

Усадив гостей за стол, Малыгин сказал:

–Хотя в доме нет хозяйки, все кушанья готовила

женская рука.

Окси покраснела и спрятала лицо за плечо сидевшего

рядом мужа.

–Прошу! —Хозяин обвел рукой стол, заставленный

тарелками с угощением и разлил по рюмкам

вино.

Басов поднялся, оглядел всех и обратился к имениннику:

–Гавриил Васильевич, дорогой наш друг, же146

лаю, чтоб дело, которому ты служишь, процветало,

а лично тебе —большого здоровья, хорошую жену

и детишек побольше!

Потекла шутливая дружеская беседа, дом наполнился

веселыми голосами.

Но вскоре заговорили о вещах более серьезных.

Окси время от времени вставала, подходила

к двери, прислушивалась.

–Знаете,—начал было Басов,—курыксерские

мужики...

В это время в сенях что-то загремело.

Окси подбежала к двери, толкнула ее и, выглянув

в темные сени, чиркнула спичкой.

–Кто тут? —спросила она.

В ответ —ни звука, лишь мгновение спустя громко

хлопнула входная дверь.

–Кто там? —Малыгин вопросительно посмотрел

на Окси.

–Не знаю, не отозвался.—Окси рассмеялась:

–Я нарочно возле двери пустое ведро поставила!

Кто-то в темноте и наткнулся на него.

–Смотри ты, какая хитрая! —восхищенно воскликнул

Малыгин.—Мне бы такое и в голову

не пришло.

Окси накинула на плечи платок и вышла на

крыльцо. Басов продолжал:

–Так вот, курыксерские мужики вступили в

спор с лесопромышленником Ионовым. Ионов сплавляет

лес по Шийлаю, и мужики постановили: пусть

он заплатит каждому жителю деревни по рублю,

иначе они не откроют ему заплот Веткановой мельницы.

Ионов, конечно, не хочет платить. Плотовщики

сочли требование мужиков правильным и разбрелись

по окрестным деревням. Так что теперь и вовсе

некому лес сплавлять. Приказчик Ионова бегает по

деревням, разыскивает плотовщиков. Говорит: ≪Если

не соберу их, пойду в Нартас, пусть пришлют

старших школьников человек двадцать, чтобы было

кому лес протолкнуть, когда полиция заставит мужиков

открыть заплот≫. Верховодит мужиками один

толковый мужик по фамилии Перевалов. Этот Перевалов

прямо говорит: ≪Пусть Ионов хоть войска вы147

зывает, мы от своего не отступимся≫. Как видно, там

хорошая каша заваривается.

Малыгин сказал взволнованно:

–Если Баудер согласится послать туда ребят,

надо чтобы с ними пошел наш человек. Не то пойдет

Потап Силыч, уж он-то постарается повернуть ребят

против мужиков. Этого никак нельзя допустить.

Матвей Трофимыч, ты бы не согласился повести

ребят?

Матвей покраснел от удовольствия. Значит, его

признали тут за своего.

–Я-то согласен, да вот захочет ли Баудер

послать меня?

–Это уж забота Гавриила Васильевича,– с улыбкой сказал Басов.

Г л а в а XI

НА БЕРЕГУ ШИИЛАЯ

На другое утро два десятка школьников, послан-

ные Баудером на выручку ионовского леса, бодро

шагали по дороге. Вел их Матвей.

От Нартаса до Веткановой мельницы семь верст.

Приказчик Ионова знай покрикивает:

–Скорей, ребятушки, поторапливайтесь!

Но Матвей отвечает спокойно:

–Успеется! Сам рассуди, господин приказчик:

если ребята устанут еще в дороге, много ли они там

у тебя наработают? Да и солнышко еще не так

высоко.

Приказчик вытащил из кармана часы, взглянул

и сморщился:

–Не высоко! Двенадцатый час.

Но Матвей продолжал идти вразвалку. Однако

как ни тянул он время, вскоре впереди показался

холм Веткан. Внизу, у кромки зеленого леса, протянулась

деревня Курыксёр. Мимо деревни, сверкая

на солнце, течет река Шийлай. Трудно угадать, где

ее обычное русло, сейчас, в половодье, она широко

разлилась.

Запруду у мельницы забили сплавляемые молем

бревна. Они колышутся на речной волне, бьют

в доски заплота. Но доски плотно сидят в своих

гнездах, перехвачены железной скобой, на которой

висит ржавый, внушительных размеров замок.

Когда отряд Матвея вышел на берег, ребят сразу

же окружило человек сорок мужиков. Некоторые

держат в руках топоры, багры и дубины.

Высокий, богатырского вида мариец с топором,

заткнутым за пояс, шагнул к Матвею, сдвинул

шапку набекрень и, со злостью плюнув себе под

ноги, спросил:

–За сколько продались?

Матвей промолчал.

–Ты что, оглох? —сурово глядя на мельника,

продолжал мужик.

Матвей кивнул на приказчика:

–Ты у него вон спроси, он договорился с

заведующим школой. А я что... Мое дело маленькое.

–Что же вы собираетесь делать?

–Что прикажут.

–Если прикажут драться с нами, будете

драться?

–Ну где нам, бедным, с вами сладить! – пытается отшутиться Матвей.—Вас вон сколько. Ты

мне лучше скажи, кто тут из вас Перевалов?

–Ну я! А что?

–Басов велел тебе поклон передать,—понизив

голос, ответил Матвей.

–Тогда другой разговор.—И мужик, подмигнув,

отошел к своим.

Мужики о чем-то негромко переговаривались

между собой. Школьники, сбившись в кучу, напряженно

ждали, что будет дальше. Приказчик, волнуясь,

курил папиросу за папиросой, то и дело

поглядывая на Лопъяльскую дорогу.

На Ветканском холме показалась лошадь, з а пряженная

в тарантас. Все стали вглядываться,

стараясь угадать, кто это такой спускается к берегу.

Яша Гужавин первым узнал лошадь.

–Это же наш Орлик! —воскликнул он.– Гляди, Васли, Потап катит!

В тарантасе, развалясь барином, сидел Потап

Силыч. Привязав лошадь у мельничного амбара, он,

прихрамывая, подошел к ребятам.

–Ну вот, ребятки, и я приехал. Сам Баудер

послал,—проговорил . он с самодовольной улыбкой.– Матвей, почему же ребята до сих пор

не приступили к работе?

Подошел Перевалов. Оглядел надзирателя с головы

до ног, поправил топор за поясом и спросил:

–Это еще что за птица?

Потап Силыч побледнел, губы его задрожали, но

он, желая скрыть, что трусит, произнес запальчиво:

–Но-но-но, потише!

На всякий случай Потап Силыч попятился и

спрятался за спины школьников. Но Перевалов

продолжал сверлить его взглядом:

–Чего же ты прячешься, гусь лапчатый? Тебе

работать охота? Иди сюда, я тебе найду такую

работу, что жарко сделается.

Потап Силыч, видно, решил отмолчаться,

отвернулся.

Перевалов отошел.

Вдруг раздался крик:

–Урядники!

На холме показалось человек пятнадцать верховых.

Когда они приблизились, все увидели, что

это урядники и что ведет их уездный исправник

Жестков.

Приказчик бросился навстречу. Жестков спешился,

о чем-то коротко переговорил с приказчиком,

и они вдвоем в сопровождении пяти урядников

подошли к толпе мужиков.

Жестков, тучный, краснорожий, сразу перешел

на крик:

–Эт-то что ж такое, мужики? Бунтовать?! Да

вы знаете, что ждет бунтовщиков? Каземат и

каторга!

Растолкав притихшую толпу, вперед вышел

Перевалов.

–Господин исправник,—сказал он,—ты нас

каторгой не пугай. Мы и так знаем, что ваши

законы народ не милуют. Лучше скажи, зачем сюда

пожаловал?

Исправник сбился с тона, ответил без крика:

–Как зачем? Навести порядок.

–Неправда!—Перевалов рукой рубанул воздух.– Вы заявились, чтобы лесопромышленник

Ионов не понес убытку. А уж он небось перед тобой,

господин исправник, в долгу не останется. Так

ведь?– Молчать! У кого ключи от ставка? Подавай

их сюда! —снова закричал Жестков и сделал рукой

знак остановившимся поодаль урядникам. Те

подошли.

–Ключей не дадим! —твердо сказал Перевалов

и положил руку на топорище висевшего за поясом

топора.

–Тогда придется ломать замок.

–Не позволим!

Исправник, бросив на Перевалова злобный

взгляд, повернулся к приказчику.

–Подготовьте рабочих. Сейчас откроем ставок.– Он надел белые перчатки, которые до сих пор

держал в руке, правую руку положил на рукоять

сабли.—Кошкин! Молдавкин!

Двое урядников подскочили к нему.

Исправник приказал:

–Замок сломать, открыть ставок!

–Есть! —козырнули урядники.

Перевалов повернулся к толпе:

–Соседи! Не дадим открыть ставок!

Толпа качнулась, загудела десятками возмущенных

голосов:

–Не дадим! Не дадим!..

Кошкин и Молдавкин не успели сделать и

десяти шагов по направлению к ставку, как люди

окружили их плотной стеной. Исправник мигнул

конникам. Те, наезжая конями на людей, начали