Текст книги "Воды текут, берега остаются"

Автор книги: Василий Юксерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

преподаватель,—осторожно поправил Вениамин

Федорович.

Священник кашлянул.

–Ну, ну, пусть будет так. Ты, Вениамин Федорович,

знаешь, что в первое рождественское утро

Александр ГХрокопьев, ученик пятого класса, поносил

православную церковь?

–Прокопьев? Ай-яй-яй, нехорошо, нехорошо...

–Вот и я говорю: позор!

–Но ведь рождество давно прошло, почему же

вы, отец Иван, теперь завели об этом разговор?

–Время не отменяет греха, если он не искуплен.

Вениамин Федорович понял, что священник клонит

к тому, чтобы подвергнуть Эчука какому-

нибудь наказанию и чтобы он, учитель, также

со своей стороны наказал его.

–Отец Иван, вы имеете в виду тот случай,

когда Прокопьев залез на колокольню?

–Тот самый,—подтвердил священник.

–Мне рассказывали про этот случай, и я

не вижу в нем ничего, кроме детской шалости.

К тому же он ведь не нарушил церковную службу

и ничего плохого не сделал. А вот церковный сторож

Ондроп, тот действительно в светлый божий

праздник говорил черные слова, ругая мальчика,

и даже поминал черта. Это-то уж совсем нехорошо.

Грех, как вы сами знаете.

–Ах он мужик сиволапый! —Священник перекрестил

живот.—≪Огради мя, господи, силою честного

и животворящего твоего креста и сохрани мя

от всякого зла...≫ Грех, грех. Заставлю его замаливать...

Вениамин Федорович начал доставать из буфета

и ставить на стол угощение. Отец Иван, не дожидаясь

приглашения, уселся за стол.

Учитель налил в рюмки вина. Выпили. Священник

снова заговорил:

–Ты слышал, Вениамин Федорович, в нашей

губернии, говорят, появились социал-демократы?

–Слышать слышал, но никогда не видел ни

одного живого социал-демократа.

–Я тоже не видел. И слава богу. Говорят, они

собирают вокруг себя самых отъявленных разбойников

и хотят убить самого государя императора.

Страсть-то какая! Господи помилуй!

–Я слышал, что они вовсе не разбойники и

хотят облегчить жизнь трудового народа.

–Откуда вы это знаете, Вениамин Федорович?

–Священник подозрительно посмотрел на

учителя.

–Разве это секрет? Об этом каждый читающий

газеты знает.

Отец Иван никаких газет не читал, поэтому

предпочел перевести разговор на другую тему.

–Я вот говорю, Вениамин Федорович, слишком

уж вы с мужиками и с их детьми, так сказать,

мягки. При таком обращении они, глядишь, забудут,

кто они такие есть.

–Разве мужик не такой же христианин, как мы

с вами? —приняв простодушный вид, спросил учитель.– Что-то я вас не пойму, отец Иван.

–Чего ж тут непонятного? Мужик —кто он

есть? Он рабочая скотина.—Отец Иван, выпив,

раскраснелся, голос у него стал громче обычного.– Если со скотиной будешь ласков, она тебя перестанет

слушаться да еще будет норовить лягнуть. Вот

почему мужика надо держать в строгости... Ты

молод еще, сын мой, так что слушай старших

и набирайся ума.

После этого разговора Вениамину Федоровичу

стало окончательно ясно, что за человек священник

Иван Дергин, и в дальнейшем он старался встречаться

с ним как можно меньше и вступал в разговоры,

если только к этому вынуждали дела шкЬлы.

На одном из уроков Вениамин Федорович, говоря

Q русских ученых, упомянул и Ломоносова. После

урока к учителю подошел Васли.

–Вениамин Федорович, а есть книга про Ломоносова?– спросил он.

–Есть, конечно,—ответил учитель.—Тебя з а интересовала

его жизнь?

–Да, очень хотелось бы почитать про него

побольше. Вы так интересно рассказывали. И надо

же: простой крестьянский сын стал знаменитым

ученым, академиком!

–Хорошо, Васли. Я поищу среди своих книг

что-нибудь про Ломоносова и дам тебе почитать.

Несколько дней спустя Вениамин Федорович подозвал

Васли.

–Вот тебе книга про жизнь Ломоносова, вот

другая —его сочинения. Прочтешь, расскажи мне,

что тебе понравилось, что осталось непонятным.

Ладно? Лучше приходи ко мне домой.

–Ладно,—ответил Васли.

Придя домой, он первым делом принялся рассматривать

книги, данные ему Вениамином Федоровичем.

Посмотрел картинки и начал читать...

В ближайшую субботу вечером Васли пошел

к учителю. Он никогда прежде не бывал в его

комнате. По книгам он составил себе представление,

как живут господа: сверкающие полы, много разных

вещей —пуховые перины, подушки на кровати высокой

горой и в углу обязательно граммофон. Но

в комнате учителя не было ни подушек, ни граммофона:

аккуратно застеленная кровать, шкаф с

книгами, стол, маленький буфет, на стенах портреты.

–Ну как, понравились тебе книги? —спросил

Вениамин Федорович, усаживая мальчика на стул

и сев против него.

–Хорошие книги, интересные. Вот эта больше

понравилась,—и он показал биографию Ломоносова.– А в этой много непонятных слов.

–Да, в сочинениях Ломоносова много устаревших

церковнославянских слов, ведь он писал это

почти двести лет назад. Из речи эти слова ушли,

а в книгах остались.

Вениамин Федорович взял из рук Васли книгу,

перелистал ее и, увидев между страниц тетрадку

с записями, воскликнул:

–О, я вижу ты сделал выписки из книги!

–Я, Вениамин Федорович, всегда так: какую

книгу прочитаю, записываю, о чем в ней говорится.

У меня уже много таких тетрадей набралось.

–Молодец, молодец...

Вениамин Федорович полистал тетрадку, вложил

ее обратно в книгу и сказал:

–Молодец, Васли! Хорошо бы и других ребят

приучить делать записи о прочитанных книгах. Это

очень полезно.

Вениамин Федорович прошелся по комнате,

остановился против Васли.

–Знаешь, Васли, что, если нам вот что сделать:

соберем учеников, и ты расскажешь им о Ломоносове.

Всем будет интересно послушать.

–Боюсь я, Вениамин Федорович, не сумею...

–Чего же бояться? Ты уже сделал конспект, по

нему и расскажешь.

–Так-то так, но...

–Справишься, Васли, справишься. Это очень

нужно, и не только для тебя, но для всех.

Вениамин Федорович вспоминал слова отца Ивана

Дергина о мужике —рабочей скотине, которая

должна всегда чувствовать над собой кнут, и думал:

≪Нет, каждый человек с детства должен верить

в свои силы и чувствовать себя не скотиной, а

человеком. Это будет очень хорошо, если мужицкий

сын расскажет о великом ученом из крестьян≫.

–Нет-нет, ты обязательно должен выступить

перед ребятами с рассказом о Ломоносове,– твердо сказал учитель.—В ближайший четверг после

уроков и выступишь.

В этот день Васли пришел в школу в новой

рубахе, которую ему подарили к рождеству. Он

очень волновался.

–Сейчас Васли Мосолов расскажет вам о великом

русском ученом Михаиле Васильевиче Ломоносове,– объявил Вениамин Федорович и повернулся

к мальчику: —Начинай, Васли.

Васли сначала запинался, сбивался, но мало-

помалу его речь становилась плавнее, смелее.

–Я прочитал вот эти книги,—говорил Васли,

подняв над головой два томика.—В одной из них

описана жизнь Михаила Васильевича Ломоносова,

в другой напечатаны его стихи. Из этих книг я

узнал, кто такой был Ломоносов, что он сделал

и написал. Ломоносов был крестьянским сыном, как

мы с вами. Он еще в детстве понял, что ученье

приносит много пользы. Родился он в Архангельской

губернии, но там учиться было негде, школа была

только в Москве. И вот он зимой, в трескучие

морозы, пошел пешком в Москву. Там он поступил

учиться в Славяно-греко-латинскую академию, она

называлась так потому, что в ней учили славянскому,

греческому и латинскому языкам. Был он уже

взрослый парень, ему было девятнадцать лет...

В это время дверь открылась, и в класс вошел

отец Иван Дергин. Васли замолчал. Вениамин Федорович

ободряюще кивнул ему головой:

–Продолжай, Васли, продолжай.

Отец Иван прошел в конец класса и сел

за спинами учеников.

Васли продолжал:

–В академии ученики-мальчишки смеялись над

Ломоносовым, говорили: ≪Тебе жениться пора, а ты

за букварь сел!≫ Жил он бедно, голодал. Много

пришлось ему вытерпеть трудностей. Но он все равно

не отступил и стал великим ученым.

Дальше Васли рассказал о том, что Ломоносов

был и физиком, и химиком, и астрономом, и поэтом,

а в заключение прочел его стихи:

О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих

И видеть таковых желает,

Каких зовет из стран чужих.

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте, ныне ободренны,

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

Когда Васли кончил читать стихи, Вениамин

Федорович сказал:

–Да, могут в нашем отечестве рождаться собственные

Платоны и Ньютоны, могут выходить из гущи

народной. Пример тому —крестьянский сын Михаил

Васильевич Ломоносов. И вы все, ребята, не теряйте

веры в будущее, в свои силы, учитесь. В ученье – сила. Народная пословица говорит: сытый конь о

восьми ногах, а я добавлю: у ученого человека восемь

глаз, восемь умов, ученый человек —крылат.

Всем очень понравился рассказ Васли о Ломоносове,

и о нем потом долго вспоминали в школе.

Один законоучитель остался недоволен.

–Опять ты, Вениамин Федорович, внушаешь

мужицким детям не соответствующие их положению

мысли,—сказал он.—Плохо для тебя это кончится.

В словах законоучителя прозвучала угроза. Вениамин

Федорович еще не знал, на что способен

отец Иван. Уже почти забытый в селе случай с

удавленной в священной роще кошкой мог бы окончательно

прояснить облик священника, если бы

люди узнали о нем правду.

А дело было так.

Однажды ночью отец Иван зашел к Ондропу.

–Зарастает бурьяном и полынью дорога к

церкви,—сказал он сокрушенно.

–Не беспокойтесь, батюшка, завтра же все

скошу,—ответил Ондроп.

–Ну и дурак же ты, Ондроп! —сказал отец

Иван.—Я тебе не об этом толкую. Чего ты косить

будешь? Сам знаешь, никакого бурьяна там нет.

–Мое дело исполнять, что приказано.

–Речь о том, что прихожане наши больше

ходят на языческое мольбище, чем в церковь. Вот

к чему я тебе сказал, что дорога в церковь зарастает

бурьяном и полынью.

–Теперь понятно, батюшка. Уж ты прости меня,

дурака. Сразу-то не понял, прости.

–Прощаю. Теперь слушай и соображай.

–Слушаю, батюшка.

–Мольбище турекских марийцев знаешь?

–Не хожу туда, батюшка, не хожу.

–Знаю. А где оно находится, не забыл?

–Чего ж тут забывать? Знаю, конечно.

–Так вот, надо людей от него отвадить.

–Что же я могу?

–Можешь срубить священную березу, как-

нибудь опоганить мольбище. Хоть кошку там удави.

–Батюшка, грех ведь...—неуверенно проговорил

Ондроп.

–Ты же христианин, а роща —мольбище язычников.

Я за тебя поставлю свечку Николаю-

чудотворцу.

–Коли так, батюшка, постараюсь.

–Постарайся Вот прямо сейчас и иди, ночью.

Сторож Ондроп собрался и отправился исполнять

поручение священника.

Вот таким образом появилась в священной роще

удавленная кошка.

Г л а в а XV

ВОДЫ ТЕКУТ БЕРЕГА ОСТАЮТСЯ

На пасху Йыван Петыр сидел, пригорюнившись,

и размышлял: ≪Батюшке десять фунтов муки, яиц

сорок штук, масла два фунта, да на угощение уйдет

рублей пять... Да-а, праздник —это уж такое дело:

приходит с песней, с пляской, а уходит —оставляет

после себя слезы и пустой карман≫. К тому же

у марийцев получается праздников больше, чем

у русских. Русские отметили рождество, пасху, троицу

–и хватит, а марийцы, кроме этих праздников,

еще празднуют ≪день матери-земли≫ перед весенними

полевыми работами, празднуют ≪день печки≫,

≪праздник петуха≫ —всех и не перечтешь! Каждый

праздник требует, чтобы его отпраздновали как

следует, требует угощения, подарков. Это значит – кругом одни расходы!

Йыван Петыр считается в Туреке крепким хозяином.

Он держит лошадь, корову, овец. Но и

семья не маленькая: шесть душ. Их надо кормить,

поить, одевать. А подати и другие поборы? Одной

крестьянской работой на все это не выколотишь,

поэтому зимой Йыван Петыр обычно подрабатывает

в лесу, на лесозаготовках. Хорошо хоть, Йыван

подрос, уже семнадцать лет парню, отцу большая

помощь. ≪Вот подрастет Васли,—думает Йыван Петыр,– тогда вздохнем посвободнее≫.

Но у Васли были другие мысли. Он мечтал,

окончив Турекское училище, учиться дальше. Однажды

он сказал об этом Вениамину Федоровичу,

и учитель горячо поддержал его.

Весною Вениамин Федорович пришел к Йывану

Петыру специально, чтобы поговорить об этом.

Йыван Петыр во дворе чинил соху. Увидев учителя,

он оставил работу, пошел к нему навстречу,

поздоровался.

–К весенним работам готовитесь? —спросил

Вениамин Федорович, присаживаясь на старые сани.

–Да пора уж,—ответил Йыван Петыр. Он

сразу почувствовал, что сегодня учитель пришел

к нему неспроста.

–Петр Иванович, есть у меня к тебе разговор,– начал учитель,—но я вижу, ты нынче занят...

–Ничего, ничего, успеется,—сказал Йыван Петыр

и уселся на бревно против учителя.

–Петр Иванович, ты знаешь, что скоро в школе

выпускные экзамены. Значит, твой Васли учится

последний месяц.

–Вот о чем разговор! —облегченно воскликнул

Йыван Петыр.—Я ведь подумал, Васлй в школе

что-нибудь напроказил. А тут, значит, про конец

ученья. Спасибо тебе, Вениамин Федорович, выучил

ты сына читать-писать и всяким школьным наукам.

–Ну, а дальше как думаешь с Васли поступить?

–Что ж тут думать! В хозяйстве помощником

будет. Я так полагаю: Васли родился для кресть94

янской работы. Вон в прошлом году накормил нас

ранней картошкой всему селу на удивленье. И нынче

мудрит: ≪Буду, говорит, растить картошку от ботвы.

Срежу стебель вершков на пять, посажу, осенью

.от него картошка будет≫.

–Будет,—подтвердил Вениамин Федорович.– Такой способ посадки называется черенковым.

–Помощник растет,—довольно проговорил

Йыван Петыр.

–Твой Васли —лучший ученик в школе, ум

у него острый, ему надо дальше учиться,—сказал

Вениамин Федорович.—Большим человеком он может

стать, если выучится. Неужели ты враг своему

сыну, Петр Иванович?

Йыван Петыр задумался, потом медленно

заговорил:

–Ты говоришь, Вениамин Федорович, что Васли

может стать большим человеком. Но когда это

будет? Ведь не завтра, не послезавтра и не на

будущий год. Может, лет через пятнадцать. Мне же

сейчас нужен помощник. Меня горб уже к земле

клонит. Устал я.

Вениамин Федорович опустил голову, ничего

не возразил. Он понимает, что Йыван Петыр по-

своему прав.

≪Сколько светлых умов, не успев развиться, погибают

из-за тяжелых условий жизни!≫ —думал

учитель. И грустно стало ему от этих мыслей.

Йыван Петыр вздохнул и тихо сказал:

–Знаю, Вениамин Федорович, ты Васли добра

желаешь. И я не враг ему. Подумаем еще, ведь

время пока есть...

Подошли экзамены. Они принесли с собой много

волнений. Особенно страшным представлялся экзамен

по закону божьему: отец Иван Дергин любил

срезать ученика хитрым вопросом. Но и закон божий

прошел благополучно. И вот аттестаты об

окончании школы в руках у пятиклассников.

Вениамин Федорович произнес напутственную

речь, пожелал ребятам не забывать того, чему они

научились в школе, и пополнять свои знания дальше.

–Пусть ваш жизненный путь будет счастливым

и светлым,—сказал Вениамин Федорович.

–Спасибо! Спасибо! —ответили ребята.

Веселой шумной гурьбой высыпали выпускники

со школьного двора, у каждого в руке аттестат,

и кажется, что это белые голуби спустились им на*

руки.

Васли, Эчук, Коля Устюгов и Веденей, положив

руки друг другу на плечи, дружной четверкой вышли

на Поповскую улицу. Они прошли всю улицу до

конца и остановились на берегу реки.

Ребята присели на траву. Все молчали. Из-за

реки, откуда-то издалека, доносилась старинная

песня:

Воды текут, берега остаются.

Мы уезжаем, друзья остаются...

Мальчики думали о том, что всего только месяц-

полтора осталось им быть вместе: Иыван Петыр все

же согласился, что Васли надо учиться дальше,

и Васли будет поступать в Нартасскую сельскохозяйственную

школу. Эчук уезжает в Казань к дяде.

Коля Устюгов тоже собирается учиться. Веденей

еще и сам не знает, как решится его судьба: Канай

Извай твердит все время, что сын —наследник его

хозяйства и должен быть при хозяйстве.

Доносится из-за реки песня, разливается на просторе

звонкий девичий голос:

Воды текут, берега остаются.

Глава I

ГОРЕ ГОРЬКОЕ

Тысяча девятьсот четвертый год.

Весна в этом году наступила ранняя. Уже в

середине апреля сошел снег. Дни стояли ясные,

быстро подсыхало. Свежий воздух наполнился з а пахом

влажной земли. Перелетные птицы возвращались

на места гнездовий и радостным пением

приветствовали родные края.

Хорошее время весна! Веселое.

Но этой весной невесело на душе у людей.

Тяжелые вести идут с Дальнего Востока, с японской

войны. Подобно страшной моровой болезни, распространяются

они от деревни к деревне, от дома

к дому. Все больше становится в деревнях вдов

и сирот.

Плохое время нынешняя весна. Печальное...

С приходом весны оттаивает замерзшая земля,

оживают деревья и травы. Но какая сила может

отогреть заледеневшее от горя сердце, оживить

поникшую душу человека?

К лету военные действия усилились. Как будто

какие-то чудовищно-огромные жернова без устали

мололи и мололи людей, скот, хлеб, деньги. Глотка

войны ненасытна.

До сих пор горестные вести как будто бы обходили

стороной Биляморский край, но вот горе добралось

и сюда.

В первые же дни своей учебы в Нартасской

сельскохозяйственной школе Васли подружился с

Мичй Митрохиным.

Как-то на перемене они стояли у окна в коридоре

и разговаривали, вдруг к ним подошел почтальон,

хромой седой старик.

–Кто из вас Мичи Митрохин? —спросил он.

–Я, а что такое? —отозвался Мичи.

Почтальон пристально взглянул парню в глаза,

ничего не ответил, лишь протянул конверт.

–Письмо? Мне? —удивился Мичи.

Он никогда еще не получал писем. Отец где-

то далеко воюет с японцами, мать неграмотна.

Почтальон, попрощавшись, заковылял прочь.

Он-то, конечно, догадывался, какую весть принес

парню. В последнее время ему частенько приходится

вручать людям подобные письма.

–Ну, что ж ты стоишь? —с нетерпением сказал

Васли, видя, что Митрохин нерешительно

вертит конверт в руках.—Читай скорее, что за

письмо?

Мичи судорожно сглотнул и несмело разорвал

конверт. Оказалось, что внутрь был вложен другой

конверт. На нем было написано: ≪Воинское. Вятская

губерния, Уржумский уезд, Пилинская волость.

Лопъяльский приход, с. Черемисский Сабуял, Митрохиной

Ульяне≫.

–От отца! —обрадовался Мичи, но тут же

нахмурился: —Погоди, погоди, это не отцовская

рука...—Он достал из конверта листок, прочел

вслух: —≪Вдове унтер-офицера Кирилла Митрохина

Ульяне Митрохиной. Ваш муж унтер-офицер Пятого

полка Восточно-Сибирской стрелковой дивизии Митрохин

Кирилл Степанович погиб смертью храбрых

в сражениях на Ляодуне...≫

Читать дальше Мичи не мог, буквы поплыли

у него перед глазами, на бумагу упала тяжелая

слеза. Он отвернулся к окну.

Васли низко опустил голову.

В это время прозвенел звонок. Все ученики

разошлись по классам. В коридоре остались только

Мичи и Васли.

–Иди на урок, Васли,—глухо сказал Мичи.– Иди, учись.

Васли положил руку ему на плечо.

–А ты?

–Моя учеба кончилась. Я теперь в семье за

старшего. Мать больна, все ждала отца, день и ночь

ждала...

Когда Мичи Митрохин уходил домой, весь класс

вышел его провожать. Но дальше всех по большому

Беляморскому тракту проводил его Васли.

Друзья долго стояли на Патайском холме, ожидая

попутную подводу. Обычно здесь проезжает

немало телег: одни едут в Уржум, другие возвращаются

в Турек, третьи спускаются к Шурмйнской

пристани. Но сейчас на дороге затишье: дорога еще

не просохла после весеннего половодья.

Нельзя сказать, чтобы дорога была вовсе безлюдной:

верхом проехал в Турек урядник; широкогрудый

битюг протащил в сторону Билямора маленький,

аккуратный, словно игрушечный, тарантас.

В тарантасе вполне хватило бы места и для Мичи,

но ни сидевший в нем чиновник в очках, ни кучер

даже не взглянули на двух ребят, жавшихся к

обочине.

Васли проводил взглядом тарантас, сказал

негромко:

–Да-a, такие не посочувствуют.

–Что? —не расслышал Мичи.

–Я говорю, не каждый человек —попутчик.

–А ну их! —вдруг обозлился Мичи.—Хватит

нам тут стоять! Пешком дойду. До свидания, Васли.

Может, когда и встретимся...

–До свидания, Мичи! Если сможешь, возвращайся

доучиваться.

–Вряд ли,—Мичи тяжело вздохнул.—Учись,

Васли, за себя и за меня.

Он поправил холщовую котомку на спине, поглубже

надвинул на глаза шапку и зашагал по

дороге.

Васли поглядел ему вслед и тут заметил, что на

Мичи совершенно разбитые лапти.

–Мичи, постой-ка!—окликнул он.

Мичи остановился.

–Дорога у тебя дальняя,—сказал Васли,– а твои кони, гляди-ка, расковались.

Митрохин ничего не ответил, лишь махнул рукой,

как бы говоря: ≪Ладно, сойдет!≫ —и хотел идти, но

Васли удержал его за рукав армяка.

–Садись на пенек, разувайся! —приказал он

и, нагнувшись, стал развязывать оборы на своих

почти новых лаптях.

Говорят, нет ничего дороже сердечного участливого

слова. Наверное, это так, иначе отчего вдруг

хмурое лицо Мичи осветилось мягкой улыбкой, потеплели

его серые глаза.

–Хороший ты парень, Васли! —негромко сказал

он и стал переобуваться.

Больше они не сказали друг другу ни слова.

Лишь обменялись долгим прощальным взглядом

и разошлись.

Одиноко стало Васли после ухода друга. Ведь

они с Мичи, можно сказать, не расставались. Одноклассники

даже подшучивали над ними, называя

близнецами. И вот теперь Васли не находил себе

места. Пошел было на берег Нольки, постоял под

сосной у мельничного омута, потом взобрался на

холм.

Вдруг до него долетела солдатская песня.

≪Видать, опять кого-то провожают на войну≫,– с грустью подумал он и через заросли кустов стал

пробираться к тракту.

По Биляморской дороге двигались подводы с

рекрутами. Теперь уже можно было разобрать слова

песни:

Высоко, высоко

Летит белая лебедь,

От ее серебряных крыльев

Льется серебряный свет.

А нам —ох! —как тяжело,

В горе проходит жизнь,

Из обоих глаз

Льются горькие слезы.

Заслышав песню, многие жители Нартаса вышли

к полевым воротам. Все стоят молча, будто на

кладбище. А рекрутская песня проникает в самое

сердце:

Взошло утреннее солнце,

Опалило вершины берез;

Поднялось дневное солнце,

Опалило луговую траву.

Вечернее солнце опустилось,

В камышах поднялась вода.

Когда мы тронемся в путь,

На ваших глазах появятся слезы.

Береза обгорит —не жаль,

Трава погорит —жаль.

Мы уйдем —нас не жаль,

Вы останетесь —вас жаль...

Подводы с рекрутами остановились перед Нар-

тасским холмом. Провожающие, чтобы легче было

лошадям, спрыгнули на дорогу, в телегах и тарантасах

остались одни рекруты. Вот подводы подъехали

к полевым воротам.

Васли обратил внимание на молодую женщину,

прижимавшую к груди ребенка, завернутого в какое-

то тряпье. Лицо у женщины было измученное,

под глазами синие круги —видимо, не одну ночь

провела она без сна, заливаясь слезами. Она шла

рядом с телегой, на которой ничком лежал ее

пьяный муж. Когда дорога пошла под уклон, женщина

положила ребенка в телегу на сено, сама села

рядом, приподняла безвольно мотавшуюся голову

мужа, прижала ее к груди.

Мужик проснулся и хрипло запел:

Береза обгорит —не жаль,

Трава погорит —жаль.

Мы уйдем —нас не жаль,

Вы останетесь —вас жаль...

Он вдруг как-то протрезвел, соскочил с телеги

и, опустившись на склоне холма на колени, несколько

раз поклонился и поцеловал землю.

–Прощайте,—сказал он,—прощайте, родные

места!

Он снова поцеловал землю и встал, утирая с

лица слезы.

Васли, чувствуя, что сам готов заплакать, круто

повернулся и пошел в ельник. И долго еще вспоминался

ему молодой мариец, целовавший на прощание

родную землю.

Глава II

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

В давние времена Нартас окружали дикие, непроходимые

леса, в которых водилось множество

мелкого и крупного зверя.

Но шло время, человек теснил дикую природу, на

месте вырубленных лесов распахивал поля, по берегам

рек строил деревни. Лишь Нартасский лес

оставался нетронутым. Дикими эти места пребывали

до тех самых пор, покуда отставной полковник

Сретенский не облюбовал для постройки своего

дома берег красавицы Нольки. После смерти

полковника его имение перешло к купчихе Бочаровой,

а уж она разрешила купцу Батурину поставить

на своей земле винный завод. Вокруг завода быстро

вырос поселок, лес вокруг него повырубили.

В 1893 году Уржумская земская управа открыла

в бывшем помещичьем имении начальную сельскохозяйственную

школу. Слава этого учебного заведения

гремела по всей округе, желающих учиться

в ней было много, поэтому Васли Мосолову удалось

поступить в Нартасскую школу лишь в качестве

своекоштного ученика. В деревне таких учеников

называли ≪своекашник≫, имея в виду, что они должны

питаться и вообще содержать себя за собственный

счет.

Свою учебу Васли оплачивает тем, что работает

на принадлежащей школе мельнице. Казеннокоштные

ученики живут в общежитии, едят в общей столовой.

Васли живет на мельнице. Отличается он от

пансионеров и внешним видом: на всех форменные

куртки и шапки, одинаковые рубашки и брюки, он

же ходит в своей одежде, в той, что справили ему

дома, отправляя на учебу в Нартас.

Васли нравится в Нартасе; нравится учиться,

и в работу на мельнице он втянулся. Одно плохо:

скучает без друга Мичи Митрохина. Но мало-

помалу у него появились новые друзья —Ваня Ис-

лентьев и Яша Гужавин.

На первом уроке вдруг открылась дверь, и в

класс вошел сопровождаемый надзирателем директор

школы Баудер.

–Иван Ислентьев! —сердито сдвинув брови,

выкрикнул он.

С задней парты поднялся высокий худощавый

парень. На узком бледном лице ярко светились

глубоко запавшие глаза.

–Я,—глухо произнес парень.

–Почему не был сегодня на утренней молитве?

–строго спросил Баудер.

Иван откашлялся и ответил:

–Господин директор, во всем виноват Буян. Он

мне под утро приснился. Будто стоит он у себя на

конюшне, на лбу у него рога растут —длинные-

длинные. Конь чует эти рога у себя на лбу и храпит

от страха. Так мне его жалко сделалось, что я

проснулся и побежал на конюшню посмотреть, все

ли там в порядке.

–Перестань сказки рассказывать! —оборвал

его директор.

Надзиратель, заметив на губах парня промелькнувшую

улыбку, злорадно сказал:

–Глядите, Владимир Федорович, он еще и улыбается.

Врет он все!

–Сам вижу, что врет, Потап Силыч,—отозвался

Баудер и снова обратился к Ислентьеву: – Чему ты улыбаешься, хотел бы я знать?

–Сон свой вспоминаю. Надо же такому присниться!

Так мне стало Буяна жалко, так жалко...

Я и пошел его посмотреть.

–Ну, хватит! —снова перебил парня дирек106

тор.—То, что ты заботишься о школьной лошади,

похвально. Но пропускать под каким бы то ни было

предлогом утреннюю молитву непозволительно. Чтобы

больше этого не было!

Когда за директором и надзирателем закрылась

классная дверь, все облегченно вздохнули, в том

числе и учитель, Гавриил Васильевич Малыгин.

–Мне тоже один чудной сон вспомнился,– с улыбкой сказал учитель.—Мальчишкой я был,

поехал с друзьями в ночное. Долго сидели у костра,

потом прилегли с товарищем на травку и задремали.

И вот приснилось мне, будто на нас напали волки.

Я вскочил на коня, вцепился в уздечку, дергаю изо

всех сил, а конь как завизжит! Я проснулся. Гляжу,

в руках не уздечка, оказывается, я захватил волосы

моего приятеля и дергаю.

Класс расхохотался.

–Ну, теперь начнем урок,—сказал Гавриил

Васильевич.—О географии нашей Вятской губернии

расскажет нам Гужавин.

Яша Гужавин вышел к доске.

На перемене Васли и Яша подошли к Ислентьеву.

–Ваня, ты правда ходил утром на конюшню? – спросил Яша.

–Ходил.

–Неужели поверил сну? —удивился Васли.

Ваня рассмеялся:

–И ты бы поверил, если бы заставили тебя петь

молитвы каждое утро и каждый вечер! Что я им,

соловей, что ли?

–Значит, выдумал про сон?

–Маленько приукрасил. Тебе хорошо, ты не

живешь в общежитии. А у нас за каждым нашим

шагом Потап Силыч следит. Недаром он раньше был

урядником, у него все замашки полицейские. Он не

только за учениками надзирает, он и за учителями

шпионит.—Ислентьев помолчал и добавил: —Еще

хочу тебя предупредить: опасайся Ивана Скворцова,

он бегает к Потапу Силычу наушничать.

–Будем держаться друг друга, тогда нам никакой

Скворцов не страшен,—сказал Яша.

Глава III

М ЕЛЬНИЦА

Едва закончатся уроки, Васли спешит на мельницу.

Наскоро перекусив, идет в мельничный амбар

узнать, не будет ли каких приказаний от мельника.

Но мельник не неволит мальчишку работой. Васли

по собственному почину берет метлу, метет верхний

амбар, потом нижний, потом двор.

–Молодец, Василек! —хвалит его мельник.

Мельник Матвей —местный мариец, из Лопъяла.

Когда-то окончил двухклассную школу, год проучился

в Вятском реальном техническом училище,

был исключен за ≪бунт≫, какое-то время работал

механиком на винном заводе в Нартасе; когда тот

закрыли, не захотел никуда уезжать, стал работать

мельником, да так и работает уже больше десяти

лет. Матвей —румяный, черноглазый, богатырского

сложения мужчина лет тридцати с небольшим. Когда

его спрашивают, почему он до сих пор не женат,

он отвечает, сверкнув ослепительно белыми зубами:

–Моя суженая меня не минует.

С каждым днем Матвей все крепче привязывается

к Васли. Ему нравится рассудительный разговор

парнишки, его трудолюбие, он охотно открывает

ему секреты мельничного мастерства, говоря

при этом:

–Агрономом еще будешь, нет ли, а мельника

я из тебя сделаю!

Васли вовсе не хочется быть мельником, его

мечта стать агрономом, но он не перечит Матвею

и свои обязанности помощника мельника выполняет

старательно. Васли приходится вставать в пять

часов, чтобы до уроков перемыть все полы. Отскоблит

их дочиста, вымоет до блеска, вернется из

школы —глядь, помольщики уже натаскали грязи

на ногах. Бери косарь и начинай скоблить полы

заново. И так каждый день.

В начале лета, едва поспели озимые хлеба, на

мельнице полным-полно помольщиков. Крестьяне,

пережившие полуголодную зиму и вовсе голодную

весну, еще не закончив жатву, спешат намолоть

хоть немного муки. Везут на мельницу кто пять-

шесть мешков ржи, кто всего четыре или даже три.

Терпеливо ждут своей очереди: одни сидят на берегу,

другие крутятся в нижнем амбаре, большинство

собирается в мельничном доме. А где народ,

там нет конца всяким разговорам.

–Слышали, в прошлый четверг в Туреке двух

олорских марийцев судили? —спрашивает смуглый

низкорослый мужичок.

–За что?

–Из земского склада четыре мешка ржи украли.

–Так ведь там сторож!

Маленький мужичок обвел всех смеющимся

взглядом:

–Сторож сторожит, это верно.

–Как же им удалось украсть?

–Было у них два помощника: смекалка да

войлочная шляпа.

Слушатели недоуменно переглянулись. Рассказчик,

очень довольный произведенным впечатлением,

продолжал:

–Смекалка подсказала им, что надо забраться

под пол склада и пробуравить доски. Они так

и сделали. Потекло зерно струйкой в шляпу, оттуда

–в мешок. Вот ведь как! Ловко они это дело

обделали, да соседи на них донесли, их и сцапали.

–Эх, не умеем мы, марийцы, жить дружно.

Оттого и бедствуем,—сказал кто-то.

–Не то говоришь,—отозвался молодой мариец,

нахмурившись.—В том дело, что марийцы разные

бывают. Одни от голоду пропадают, другие жрут

в три горла. Вот возьми, в нашей деревне есть такой

Сйдыр Сапан, у него прошлогодний хлеб еще в

скирдах стоит. А мы с тобой не могли дождаться,

когда новый хлеб поспеет, скорее молоть привезли.

Какая у меня может быть дружба с этим Сидыром