Текст книги "Воды текут, берега остаются"

Автор книги: Василий Юксерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

обратно и вышел на берег. Как легко дышится,

как бодро чувствуешь себя после купанья,

так и хочется громко крикнуть: ≪Хорошо жить на

свете!≫

Сначала Эчук зашел к Коле Устюгову. Тот сидел

за столом, завтракал. Он был тихий, угрюмый, глаза

красные. Видно, плакал. Эчук понял: что-то

произошло.

Из-за перегородки вышел дядя Андрей, Колин

отец. Тоже злой.

–Это ты, Эчук, учишь Николая плохим делам?

–сердито спросил он.

Эчук с удивлением посмотрел на Колю, стараясь

угадать, что же такое он сказал отцу? Коля покачал

головой: мол, ничего не говорил, ни словечка. Эчук

понял его знаки.

–Ты, дядя Андрей, зря так говоришь,– сказал Эчук, смотря прямо в глаза Колиному отцу.– Мы ничего плохого не сделали.

–Тогда зачем шляетесь до полуночи?

–Мы не шлялись.

–Тогда где же вы были, черт вас побери?

–Напрасно сердишься, дядя Андрей. Мы с

Колей и Васли Мосоловым хорошее дело делаем.

Дядя Андрей, все еще недоверчиво поглядывая

на сына и на Эчука, присел к столу и уже

не так сердито спросил:

–Почему же Николай ничего не рассказал,

не объяснил? Вот поэтому пришлось его маленько

ремнем похлестать. Почему не сказал, Николай?

–Мы условились пока никому ничего не говорить,– не поднимая глаз от стакана молока, ответил

Коля.

–Даже отцу нельзя?

Коля ничего не ответил. Но дядя Андрей, видно

вспомнив, что у него у самого в детстве были свои

мальчишеские тайны, которые он с друзьями хранил

от взрослых, улыбнулся.

–Ну-ну, нельзя так нельзя,—и ушел опять

за перегородку.

–Ешь скорей, побежали к Васли! —заторопил

друга Эчук.

Коля одним глотком допил молоко, схватил недоеденный

кусок хлеба, и они побежали к Васли.

Мальчишеский совет происходил за сараем на

огороде. За ночь никто из них так ничего и

не придумал.

–Может быть, волостному старшине сказать?

–предложил Эчук.

–Волостной старшина приятель Ороспая, тоже

кулак, он ему ничего не сделает,—возразил Васли.

–Так ведь он поставлен на то, чтобы следить

за порядком в селе,—сказал Эчук.—Хоть он приятель

Ороспаю, все равно должен будет его

остановить.

–Так-то оно так...

Не придумав ничего лучше, друзья в конце концов

решили пойти в волостное правление к волостному

старшине.

Вениамин Федорович был озабочен. Летние каникулы

близились к концу. Уже и сенокос давно

окончился. Уже на некоторых полях началась уборка

яровых. А ремонт школы двигался медленно.

Вениамин Федорович нанял рабочих из иконописной

мастерской Платунова, теперь и сам не рад: деньги

они забрали, но работать не торопятся, приходится

ходить, уговаривать.

С утра Вениамин Федорович пошел в село, хотел

повидать подрядчика, но не застал его. Пришлось

ни с чем возвращаться домой.

Он проходил мимо волостного правления как раз

в то время, когда Васли, Эчук и ’Коля, сидя на

траве, ожидали волостного старшину.

Вениамин Федорович подошел к ребятам.

–Здравствуйте, Вениамин Федорович! —вскочил

на ноги Эчук.

Васли с Колей тоже встали:

–Здравствуйте, Вениамин Федорович!

–Здравствуйте, друзья,—ответил учитель.– Что вы тут делаете?

Ребята переглянулись. Наконец Эчук, переминаясь

с ноги на ногу, произнес неуверенно:

–Сказки рассказываем...

Учитель засмеялся:

–Нарочно пришли к волостному правлению,

чтобы рассказывать сказки?

–Нет, Вениамин Федорович,—сказал Васли,– мы пришли к волостному старшине, а его нет.

Вениамин Федорович вновь рассмеялся:

–Вот уж не знал, что мои ученики ведут дела

с волостным старшиной. Если бы не своими ушами

от вас это услышал, не поверил бы. Что же

за дела за такие у вас с волостным старшиной?

Ребята смущенно молчали.

–Секрет? Мне нельзя знать?

Васли посмотрел на друзей, как бы спрашивая

у них: можно ли открыться учителю?

–Можно,—сказал Эчук.

Тогда Васли рассказал, как Эчук узнал про

сборище у мельника, как они сегодня ночью выведали

у Веденея о том, что Вениамину Федоровичу

угрожает расправа.

–Веденей не врет,—закончил Васли,—и мы

решили предупредить волостного старшину.

Вениамин Федорович слушал Васли не перебивая

и думал с горечью: ≪Как темен народ! Ведь

я же учу детей грамоте, ради этого променял губернский

город на село, не жалею ни сил, ни

времени —и вот благодарность за все то доброе, что

я делаю...≫

Когда Васли кончил свой рассказ, учитель сказал:

–Спасибо, друзья, но к волостному старшине

вам идти незачем.

–Вениамин Федорович, вы же сами говорили

о злобе картов!

–Да, говорил. Действительно, карты злы, жадны,

но за меня, друзья, не беспокойтесь.—Он обнял

Васли и Эчука за плечи.—С такими друзьями, как

вы, никакие враги не страшны. Пойдемте-ка отсюда.

На углу Мельничной улицы ребята расстались

с учителем. Вениамин Федорович направился домой,

ребята пошли на пруд.

Волостному старшине все же стало известно, что

карт Ороспай что-то замышляет против учителя:

в деревне трудно что-либо скрыть. Поэтому, встретив

на улице карта, волостной старшина сказал ему:

–Ты, Ороспай, слыхать, опять что-то задумал

против учителя?

–Не пойму, о чем ты говоришь, господин старшина,– прикинулся,простачком карт.

–Сегодня вы идете против находящегося на

государственной службе учителя, завтра —против

меня... Так, что ли?

–Господин старшина, ни в чем мы не виноваты.

Зачем так говоришь? Если мы некрещеные марййцы,

значит, можно на нас всякую напраслину возводить?

–Вашей веры я не касаюсь. Но ежели что

с учителем случится, знайте: вина на вас будет.

Ороспай поспешил к Канаю Изваю.

3 Воды текут, берега остаются

—Может, Чепаковы донесли? —строил догадки

карт.– Да нет, не может быть,—возразил Канай

Извай.—Наверное, кто-нибудь подслушал наш

разговор.

–Кто же?

Канай Извай почесал в затылке.

–Бог его знает.

Весь день Канай Извай нет-нет да подумает,

каким образом стало известно волостному старшине

об их замыслах?

≪Постой-постой! —вдруг хлопнул он себя по

лбу.—А где пропадал ночью Веденей? Уж не он ли

разболтал?≫

–Веденей, иди-ка сюда! —позвал он сына, который

играл на улице.

Веденей прибежал.

–Что, отец?

–Кому говорил, что мы позавчера были у Че-

паковых?

–Никому не говорил,—дрогнувшим голосом

ответил мальчик.

–Врешь!

–Ей-богу, не говорил...

–Врешь и еще божишься, грешник! —Канай

Извай стал расстегивать ремень.

–Не бей, не бей! —взмолился Веденей.– Они заставили меня! Я не хотел, они заставили!

Веденей надеялся, что признание избавит его

от порки, но ошибся. Отец, узнав, что их с Ороспаем

замысел стал известен благодаря Веденею, выпорол

его так, что он два дня провалялся, охая, в постели.

После разговора с волостным старшиной карт

Ороспай притих, теперь никто в селе не слышал

от него ни одного плохого слова об учителе.

Г л а в а IX

В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ УЧЕНЬЯ

Время шло, проходили дни за днями. Но ненависть

Ороспая к учителю не проходила, наоборот,

с каждым днем она разгоралась все больше. Ко50

нечно, стреноженной лошади сильнее хочется на

свободу. Ороспай чувствовал себя стреноженным

конем: злоба гложет сердце, а сделать ничего нельзя,

как будто путами его опутали. И своего обещания,

данного в священной роще перед всем народом,

он не исполнил: не понес никакой кары осквернитель

мольбища, да и неизвестно, кто этот осквернитель.

В глубине души сам Ороспай не верит, что тут

замешан русский учитель. Чувствует карт, что поколебалась

у людей вера в марийского бога и

уважение к нему, Ороспаю. На моление после окончания

жатвы пришло совсем немного народу.

–Плохи наши дела, брат Извай,—говорил он

Канаю Изваю.—Надо нам что-то придумать, чтобы

вернуть прежнюю силу.

–Да, да,—вторит ему Канай Извай.—Что делать?

Уходят наши годы. Тебе, брат Ороспай, почитай,

уже семьдесят будет?

–Семьдесят. Но я сейчас не об этом говорю.

–О чем же?

–Надо сердца людей снова повернуть к нам.

Чтобы люди, как прежде, уважали и боялись нас.

Проклятый русский учитель! Из-за него все наши

беды!

–Да, да, и ничего с ним не поделаешь,– вздыхает Канай Извай.

Ороспай задумался, потом радостно воскликнул:

–Есть способ избавиться от учителя!

–Волостной затаскает...

–Я придумал такой способ, что не мы, а само

начальство его накажет и, глядишь, из села уберет.

–Я всегда говорю: умная у тебя голова, брат

Ороспай. Что же ты надумал?

Старый карт .склонился к приятелю и тихо

заговорил:

–Вот что я надумал. Учитель отвечает за своих

учеников, покуда они находятся в школе. И– если

с учеником что-нибудь случится, то учителя наверняка

выгонят. Сделаем так: спрячем где-нибудь

твоего Веденея, а скажем, что он ушел в школу

и не вернулся. Тогда и потянут учителя к ответу!

–Ведь верно! Хе-хе-хе! —засмеялся Канай Извай,

растопырил пальцы, потом сжал их в кулак.– Само начальство его вот так возьмет. И мы ни при

чем! Очень хорошо ты придумал, брат Ороспай.

Осень наступила неожиданно. В конце августа,

когда еще не приступали к копке картофеля и на

полях кое-где виднелись невывезенные копны, начались

дожди. Из-за дождей работа на полях з а тянулась,

поэтому занятия в школе начались в

этом году позже —двенадцатого сентября.

Канай Извай решил приступить к исполнению

задуманного плана в первый же день учебы в школе.

Жена еще до рассвета ушла в поле, дома остались

они с сыном вдвоем.

Веденей собрал свою холщовую сумку, положил

в нее учебники, тетради, кусок хлеба.

–В школу собираешься, сынок? —подойдя к

сыну, спросил Канай Извай.

–В школу,—настороженно ответил Веденей.

В вопросе отца он почувствовал какой-то подвох.

–Так, так,—пристально глядя в глаза сыну

тяжелым взглядом, продолжал Канай Извай.– А про свой грех забыл?

–Какой грех?

–Значит, забыл,—сказал Канай Извай.—Я тебе

напомню. Грех надо искупить.

Веденей отшатнулся, думая, что отец опять будет

его бить. Он схватил сумку и попытался проскользнуть

к двери, но Канай Извай преградил ему дорогу,

схватил за плечо цепкими твердыми пальцами.– Отец, пусти! Я на урок опоздаю! —Голос

мальчика дрожал.

Но Канай Извай крепко держал его.

–Велик твой грех: ты предал отца. Сегодня

снился мне сон, будто ты строишь мне новый дом.

А дом, увиденный во сне,—это могила. Видать,

сынок, ты еще не раскаялся в совершенном грехе,

не замолил его перед богом. Поэтому должен я тебя

наказать. Полезай в подпол, посиди в темноте день-

другой, пока дьявол не отступится от твоей души.—

Канай Извай говорил это и подталкивал сына к

дверце, ведущей в подпол.

–Отец, пусти в школу! Пожалей, родненький!..– молил Веденей.

–Делай, что приказываю,—зло сказал Канай

Извай.—Ну, лезь в подпол!

Веденей, плача, поднял дверцу, спустился вниз.

Канай Извай захлопнул дверцу, поставил на нее

сундук, чтобы Веденей не мог открыть ее изнутри,

и вышел из избы.

Веденей сначала попробовал открыть дверцу,

она не поддавалась. Вдоволь наплакавшись, он стал

думать, как бы выбраться из подпола. ≪Видно,

придется сидеть до вечера, пока мать не вернется

с поля≫,—решил он, но тут вспомнил, что из подпола

есть отверстие на улицу, оставленное для того,

чтобы проходил воздух. Отверстие было закрыто

снаружи прислоненными к стене досками. Веденей

повалил доски и выбрался на волю. Он подхватил

сумку и со всех ног пустился в школу.

Между тем в школе, как обычно, новый учебный

год начался с молебна.

Потом Вениамин Федорович поздравил учеников

с началом занятий, и ребята пошли по классам.

Вениамин Федорович заметил, что среди учеников

пятого класса нет Веденея.

–Где Изваев? —спросил учитель.—Ты не знаешь,

Прокопьев?

–Не знаю,—ответил Эчук.

–А ты, Асмелык?

–Я тоже не знаю.

–Странно,—проговорил Вениамин Федорович.– Надо будет после уроков зайти к нему.

Может, заболел?

–Вчера вечером был здоров, я его видел,– сказал Васли.

–Да, странно, странно,—повторил Вениамин

Федорович.

Но когда все уже разошлись по классам и

Вениамин Федорович направился в свой кабинет,

вдруг прибежал Веденей, растрепанный, запыхав53

шийся. Он остановился перед Вениамином Федоровичем.

–Иди на урок. Потом объяснишь, почему опоздал,– сказал ему учитель.

Веденей побежал в класс.

Немного погодя дверь школы распахнулась

со стуком, и в сенях послышались громкие крики.

Вениамин Федорович вышел из своего кабинета

в сени и увидел Каная Извая и Ороспая.

–Куда дел моего сына? —бросился Канай Извай

с громким криком к учителю.—Куда Веденея

дел, спрашиваю? Мало того, что ты нашу веру

оскорбляешь, детей наших губить начал!

Канай Извай стучит об пол кленовой палкой,

а старый карт хватает его за руку, останавливает

и при этом приговаривает сладким елейным голосом:

–Брат Извай, погоди, грех перед богом так

разговаривать с людьми. Хоть русский учитель

не нашей веры, но он верит в своего бога, к тому

же ученый человек, ты объясни ему спокойно, потихоньку,

он лучше поймет тебя.

–Где мой сын? Куда ты дел Веденея? – не успокаиваясь, выкрикивает Канай Извай.

–Успокойся, Извай Канаевич, твой сын в классе,

на уроке,—громко и четко выговаривая каждое

слово, ответил Вениамин Федорович.

–Как на уроке? —опешил Канай Извай и растерянно

поглядел на Ороспая.

–На каком уроке? —так же растерянно переспросил

старый карт.

–Да, да, на уроке,—спокойно ответил Вениамин

Федорович.

–Врешь! —закричал Канай Извай.—Врешь,

учитель!

–Может, правда —на уроке? —подозрительно

глядя на Каная Извая, проговорил карт Ороспай.

–Не может быть, не может быть,—твердил

Канай Извай.

–Пойдем в класс, своими глазами увидишь

своего сына,—сказал Вениамин Федорович.

–Нет, нет,—замахал руками Ороспай.—В школе

–и хорошо, а то вот братец Извай прибежал

ко мне, говорит: ≪Сын пропал≫. Я ему говорю:

≪В школу, наверное, пошел≫. А братец Извай говорит:

≪Я мимо школы шел, не видал его. Пришел домой,

тоже нет. Видать, в школе с ним что-то случилось≫.

–Что же могло случиться с Веденеем в школе?

–спросил Вениамин Федорович.

–Уж не знаю что,—торопливо говорил карт,

не глядя на учителя.—Ты извини, отцовское

сердце —беспокойное. Показалось братцу Изваю,

что с сыночком случилось что-то худое. Но если не

случилось, то и слава богу. Извини нас, господин

учитель, извини.—Ороспай потянул Каная Извая

за рукав.—Пошли отсюда, братец Извай. Слышишь,

ничего с твоим Веденеем не случилось, пошли

домой.

Карт и Канай Извай ушли. Спускаясь по ступеням

крыльца, Ороспай недовольно выговаривал

Изваю:

–Думали учителя очернить, вместо этого сами

опозорились.

–Сам не понимаю, как Веденей очутился в

школе,—оправдывался Канай Извай,—я же его

в подполе закрыл и сверху сундук поставил.

–А отдушину во двор завалил?

–Забыл про отдушину. Да она узкая.

–Мальчишке большую и не надо. Эх ты, голова

пустая! Не голова —кочан капустный!

Карт Ороспай в сердцах плюнул и пошагал

домой, даже не простившись с Канаем Изваем.

Глава X

«КАК ЖЕ ТАК»

Васли каждую свободную минуту берется за

книгу. Читает он много, прочел всю небольшую

школьную библиотеку, теперь Вениамин Федорович

дает ему свои книги.

Как-то отец глядел, глядел на сына, склонившегося

над книгой, и сказал:

–Ты, сынок, не очень уж зачитывайся, от книг,

говорят, с ума свихнуться можно.

–Книги с ума не сводят, они освещают человеку

жизненный путь,—ответил Васли.—Так говорит

Вениамин Федорович.

–Ученье, бывает, до беды доводит. Вон те,

которые против даря идут, все ученые люди, книжники.

Нам бы только маленечко поучиться, а з а учиваться

не дай бог... И книги не всегда добру

учат, не всегда в них правда пишется.

Васли и сам об этом задумывался. Прочел он на

первой странице учебника ≪Начатки грамматики≫:

≪Добрым бог помогает≫ —и подумал, что много хороших

и добрых людей в их селе живут бедно, а карт

Ороспай, совсем недобрый человек, живет богато.

Все у него есть: и крепкий дом, и скотина, и амбар

всегда полон. Ороспай про свое богатство любит говорить:

≪Бог дал≫. Так что же, разве бог не знает,

какой человек Ороспай? Почему же он ему помогает?

Многое еще непонятно Васли в жизни, но он

твердо верит, что должны быть такие книги, которые

объясняют жизнь правдиво и правильно.

Васли читал и дома, и в школе.

Как-то раз, во время перемены, устроившись

в уголке и не обращая внимания на бегавших

вокруг ребят, он читал роман Некрасова ≪Три страны

света≫. К нему подошла Маша Окишева.

–А ты все читаешь...—сказала она.

–Читаю,—смутившись, отозвался Васли. Он

и вообще-то очень стеснительный, а с девочками

совсем не может говорить. Прежде чем произнесет

слово, раз десять то покраснеет, то побледнеет. Хотя

уж Машу-то стесняться нечего: пятый год в одном

классе учатся.

–Я тоже люблю читать,—сказала Маша.– Ты какие книги читаешь?

–Разные.

–Ну, а это что за книга у тебя, такая толстая?

–Роман Некрасова ≪Три страны света≫.

–Какого Некрасова?

–Николая Алексеевича.

–Глупости говоришь,—надув губы, повела

плечами Маша.—Николай Алексеевич Некрасов пи56

сал только стихи. И еще поэмы —≪Кому на Руси

жить хорошо≫, ≪Саша≫...

–И романы писал. Вот смотри,—и Васли показал

девочке обложку книги, которую держал на

коленях,—видишь, прямо так и написано: ≪Н. А.

Некрасов. ≪Три страны света≫, роман≫.

Маша покраснела, опустила глаза, неизвестно

зачем стала поправлять бант в косе.

Звонок на урок, раздавшийся в эту минуту,

прервал разговор. Маша пошла к своей парте,

Васли, облегченно вздохнув,—к своей.

По правде сказать, Васли стесняется Маши

не только потому, что она девочка, но еще и потому,

что она дочь торговца Петра Семеновича Окишева.

Однажды, давно, когда Васли было лет восемь,

он как-то зашел в лавку Окишева, увидел в раскрытых

ящиках пряники с красным пояском и,

опершись локтями на прилавок, долго смотрел на

них, глотая слюни. Пряники были красивые: в виде

рыбок, лошадей, петухов, барынь в шляпах, звезд – и, наверное, очень вкусные. В магазине никого,

кроме приказчика, не было, и никто не мешал

мальчику рассматривать пряники.

В это время в лавку вошел сам Окишев. Увидев

Васли, он злобно закричал на него:

–Ты чего тут глаза пялишь? Выглядываешь,

что украсть? Пошел отсюда! Нечего тебе тут делать!

Васли сначала даже не понял, что Окишев ругается

на него: ведь он и в мыслях не держал что-

нибудь взять. А когда понял, пулей вылетел из лавки.

С тех пор прошло уже почти шесть лет, но

горькое воспоминание об этом все еще живо в его

памяти. Поэтому, проходя мимо лавки Окишева,

Васли старается не смотреть на нее, глядит под

ноги, как будто боится споткнуться.

Никто не знает, почему Васли обходит лавку

Окишева, даже Эчуку он не рассказал о пережитом

здесь унижении.

Начался урок. Но после разговора с Машей

Окишевой снова пришли Васли на память слова

из учебника: ≪Добрым бог помогает≫.

≪Отец-то вон какой добрый человек, а беден,– 57

думает Васли.—Зато у Окишева никого из его

семьи —ни самого, ни жены, ни дочери —в поле не

увидишь, никто из них не работает, но живут, наверное,

богаче всех в селе. В Туреке у них лавка, в Па-

раньге, в Косолапове. Каждое воскресенье запрягают

в пролетку черного жеребца и катаются по деревням,

словно на масленице. Конь у них хороший, быстрый.

Почему у них для баловства такой конь, у нас же

для работы путной лошади нет? Как же так?≫

Мысли, мысли, идут одна за другой, мучают,

путают. Кто даст на них ответ?

Вот и опять пришла зима.

Вернувшись из школы домой, Васли наскоро

пообедал и достал лыжи.

–Куда ты, сынок? —остановила его мать.– Посмотри, как на улице метет, белого света не

видать.

–Ничего, мама,—ответил Васли.—В такую погоду

хорошо кататься, ветер подгоняет.

Едва Васли вышел на улйцу, ветер, закрутив,

бросил ему в лицо пригоршни снега и пронесся

дальше, поднимая над сугробами белые вихри.

Васли скатился по своей улице вниз к реке.

Лыжи сами бегут. А на реке еще лучше: снег

плотный, накатанный. Васли распахнул шубейку,

получился парус. В ту же секунду ветер подхватил

его, подтолкнул и понес вперед, к пруду.

–Хорошо! —радуется Васли. Он несется быстро-

быстро, только в ушах свистит, и позади завивается,

клубится снежная пыль.

Мальчик не заметил, как оказался возле мельницы.

Вешняк открыт. Вода с шумом стекает вниз.

Сквозь ветер слышен звук работающих жерновов.

Васли снял лыжи, поставил к стене и вошел

в нижний амбар, надеясь там найти Эчука.

В амбаре, стараясь перекричать друг друга, спорили

двое мужчин: сам хозяин мельницы Чепаков

и какой-то незнакомый Васли мужик. В стороне

стоял отец Эчука —мельник Прокой. Мужик размахивал

руками и озлобленно кричал, наступая на

хозяина мельницы:

–Столько верст тащил, а теперь, выходит, возвращайся

домой не смоловши? Так по-твоему?

–Да пойми ты,—возражал ему Чепаков,– зерна-то у тебя мало, ведь даже дна лотка не покроет.

–Где я возьму больше? И это у людей занял.

Своего только с долгами расплатиться достало!

–Ну ладно, ладно,—урезонивает мужика Чепаков,– я ж тебе объясняю: ну, засыплем твое

зерно в лоток, муки в ларь совсем не выйдет, вся

останется на жерновах. Неужели ты этого не можешь

понять, дурья твоя голова?

–Ты, Яков Яндыганыч, моей головы не касайся.

Думаешь, разбогател, у тебя ума прибавилось? Ты

же сам когда-то в заплатанной рубахе ходил...

–Ну, ходил, ходил,—отмахнулся от мужика

хозяин мельницы. Ему, видно, надоело препираться

с мужиком, и он, повернувшись к Прокою, сказ

а л :—Закончишь молоть зерно Сидора из Шолен-

гера, останови мельницу.

–А что делать с этим мужиком, Яков Яндыганыч?

Ведь все-таки он издалека...

Чепаков сердито посмотрел на мельника.

–Я ж тебе сказал: мельницу останови. Не

гонять же ее попусту.

Чепаков вышел во двор. Прокой, вздохнув, сказал

мужику:

–Слушай, земляк, в Черкё-Сола у Длинного

Метрия есть ручная мельница. Иди к нему.

–Спасибо, Прокой,—ответил мужик, нахлобучил

шапку, вскинул мешок на плечи, и дверь

за ним захлопнулась.

Прокой увидел Васли.

–Эчука здесь нет,—сказал он.—Он в доме,

ступай туда.

Васли вышел из амбара. Мужик уже перешел

запруду и теперь, согнувшись в дугу и наклонив

голову, чтобы ветер не так хлестал в лицо, медленно

шагал по белой целине.

Ветер налетал порывами, тогда мужика окружало

белое облако и казалось, что он топчется на

месте. Тощий мешок с зерном то и дело сползал

с плеча.

Васли смотрел ему вслед, пока он совсем

не скрылся в белой мгле.

На следующий день Вениамин Федорович на

уроке сказал:

–Раскройте книгу для чтения на тридцать восьмой

странице.

Ребята открыли книгу для чтения ≪Вешние всходы≫

Тихомирова на нужной странице.

–Сегодня мы проведем урок рассказывания по

картине,—продолжал Вениамин Федорович.—Что

за картина на этой странице? Коля Устюгов, прочти,

что написано под картиной.

–≪Сбился с дороги≫,—громко прочел Коля

Устюгов.

–Подумайте и составьте по этой картине

устный рассказ. Мосолов, расскажи, что ты видишь

на этой картине,—вызвал Вениамин Федорович

Васли.

Васли встал. Взял в руки книгу. Пристально

вгляделся в картину. Потом положил книгу на парту

и, глядя в одну точку поверх голов, будто там, на

стене, над доской, он видел эту картину, стал рассказывать:

–Зима. Буран. Снег такой сильный, что слепит

глаза, хлещет по щекам. Ветер набрасывается на

путника, будто сорвавшаяся с цепи злая собака. На

улицу выйти страшно. А бедный мужик с небольшим

мешочком взятого в долг у соседей зерна

спешит на мельницу. Ему говорили, чтобы он переждал

метель, но ему нельзя ждать: семья сидит

голодная, дети просят есть... Вот пришел он на

мельницу, а пузатый мельник ему говорит: ≪У тебя,

мужик, зерна слишком мало, не буду столько молоть,

зря мельницу гонять, иди отсюда≫. Выгнал

хозяин бедного мужика. Делать нечего, ушел мужик.

Метель между тем становится все сильнее

и сильнее, но домой возвращаться нельзя: дома

ждут его с мукой. И побрел мужик в другую

деревню, на другую мельницу...—Тут Васли посмотрел

в книгу, на картину, и продолжал: —Но

не один этот бедняк бродил в злую непогоду по

полю. Навстречу ему попался нищий, который сбился

с пути. Он очень обрадовался встречному. ≪Как

выйти к жилью?≫ —спрашивает. Мужик показал

ему, в какой стороне деревня. ≪Пойдем вместе в

деревню≫,—говорит нищий. ≪Нет,—отвечает мужик,– не могу, меня дома ждут с мукой, надо идти

молоть≫. И побрел мужик в Черке-Солу к Длинному

Метрию. А нищий стоит и смотрит ему вслед...

Васли замолчал.

–Ты кончил? —спросил Вениамин Федорович.

–Кончил.

–Садись, Васли, молодец.

–Вениамин Федорович, у меня вопрос,– послышался голос Асмелык.

–Говори, Чепакова,—разрешил учитель.

–Васли говорил про какого-то мужика, пузатого

мельника, их на картине нет. Он неправильно

рассказал.

–На картине нет, зато в жизни есть. Ты своего

отца спроси, пусть расскажет тебе, как в буран

прогнал бедного мужика, отказался молоть ему

зерно из-за того, что зерна было мало,—сказал

Васли, покраснел и уткнулся в книжку.

–Ребята, вам понравился рассказ Васли? – спросил Вениамин Федорович.

–Очень хорошо рассказано, правильно,– отозвался Коля Устюгов.

–Я тоже считаю, что Мосолов умеет составлять

устные рассказы по картинкам,—заключил Вениамин

Федорович.—Теперь откройте ваши книги на

странице пятьдесят шесть...

Г л а в а XI

Н ЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ

Веденей очень изменился после того, что случилось

с ним в первый день учебы. Он стал как будто

старше и добрее. По-другому стал он относиться

и к одноклассникам. Его тянуло к Эчуку, Васли,

Коле Устюгову, они не отталкивали его, приняли

в свою компанию.

Как-то мать сказала ему:

–Гляжу я на тебя, сынок, и радуюсь: раньше-

то от тебя слова ласкового не услышишь, а теперь

и разговор другой, и даже взгляд изменился.

–Отца благодари, он заставил меня по-

иному на мир, на людей глядеть.

Мать уголком платка смахнула слезу, припомнив,

как Канай Извай ≪воспитывал≫ Веденея.

Отец тоже заметил перемену, произошедшую с

сыном, но теперь он, видимо, махнул на него рукой:

не ругает, будто вовсе не замечает; живут рядом

с сыном, словно два пенька в лесу стоят.

Прошла дождливая, слякотная осень. Наступила

зима. Дни стали короткие, как заячий хвост, зато

ночи долгие-долгие, два раза выспишься да рассвета.

Канай Извай часто проводит вечера у Ороспая.

Старый карт зимой почти не выходит из дома, на

морозном воздухе он не может дышать —задыхается.

А придя с улицы, кашляет до пота. Но

одному сидеть дома тоскливо, поэтому Ороспай

всегда рад гостю и всякий раз, провожая Каная

Извая, приглашает его приходить и в следующий

вечер.

Старый карт любит поговорить. Слова у него

льются, как ручей: говорит-говорит —кажется, никогда

не остановится. Его уж и слушать устанут,

а он все говорит. Давно в Турекской стороне

не было такого ловкого на язык божьего служителя,

да и в окрестных деревнях тоже нет.

Последнее лето оказалось для Ороспая плохим:

пошатнулась вера у людей. К размышлениям об

этом Ороспай возвращается постоянно, об этом же

он часто заговаривал с Канаем Изваем.

–Молодых надо перетягивать на нашу сторону,

молодых,—говорил старый карт Канаю Изваю.– Старики-то и без нас не забудут нашего марийского

бога. Как прежде ходили на мольбище, так и будут

ходить. Над ними наша власть крепка. А вот молодежь

безусая, ребятишки...

–Так-то оно так,—соглашается Канай Извай

с Ороспаем,—но как же привлечь их на нашу

сторону?

–У меня детей не было,—вздохнул старый

карт,—я не умею с малыми ладить, не знаю, как

к ним подойти. А ты должен знать, у тебя сын.

Канай Извай подумал о Веденее, вспомнил, как

тот молил его не сажать в подпол и отпустить

в школу, вспомнил его испуганные, заплаканные

глаза, и у него при этом воспоминании холодок

пробежал по спине.

≪То-то, не знаешь, что такое дети,—подумал он

и с укором посмотрел на Ороспая.—Кабы знал,

не посоветовал бы так измываться над мальчишкой...≫

Карт долго смотрел на притихшего гостя, потом

спросил:

–Что притих, браток?

–Про Веденея подумал,—тихо ответил Канай

Извай.

–Вот-вот,—подхватил Ороспай.—Твоего Веденея

надо запустить в их компанию, как козла

в огород, своего козла... Хе-хе-хе!.. Правильно,

очень правильно соображаешь, брат Извай.

Канай Извай не стал объяснять, что он думает

совсем о другом. ≪Для тебя козел в огороде, для

меня сын родной,—с раздражением подумал он.– Нет, больше не буду впутывать Веденея в наши

дела≫.

–Не со мной, тебе бы поговорить с Мосол

Петыром,—сказал Канай Извай.

–О чем? —спросил карт.

–Про ребятишек. Мой Веденей не вожак у них,

его не послушают. Васли Мосолов там верховодит.

Его товарищи слушают, ему верят. Да и правду

сказать, умный, толковый парнишка.

–Не тот ли это Васли, что на мольбище шум

поднял?

–Он, брат Ороспай.

–Тогда зачем о нем говоришь! —сердито глянул

на Каная Извая старый карт.—Зря язык

чешешь.

–А может, не зря,—возразил Канай Извай.– Из-за чего он тогда шумел? Из-за гуся; жалко ему

стало выхоженную им птицу. Разве дети понимают,

что для бога ничего жалеть нельзя? Мал он, по

недомыслию шумел. Вот если бы возвратить ему его

гуся, он бы сразу в бога поверил: мол, бог взял, бог

и отдал.

–Как же его теперь вернешь?

Канай Извай придвинулся к Ороспаю и горячо

заговорил:

–Другого гуся вернем, еще лучше того.

Ороспай встрепенулся, оживился.

–Погоди, погоди! —воскликнул он радостно.– Дельно ты придумал. Хм, хм... Значит, бог взял* бог

и отдал?

–Выйдет Мосол Петыр во двор, а во дворе

неизвестно откуда взявшаяся птица,—продолжал

развивать свой замысел Канай Извай.—Откуда

явилась? Чужая забрела? Не может того быть:

в эту пору каждый хозяин держит своих гусей

в хлеву. Да и сам гусь по такому холоду на улицу

не пойдет. Вот тогда Мосол Петыр и подумает: ≪Бог

послал≫.—Глядя на внимательно и радостно слушающего

его карта, Канай Извай заговорил с еще

большим жаром: —И сын его Васли, как увидит

белого гуся да еще с крылом, помеченным зеленой

краской, как у выхоженного им подранка, тоже

поверит, что бог вернул ему гуся. И станет мальчишка

во всем слушать нас.

–Только бы исполнилось, как ты говоришь,

брат ИзЬай.—Старый карт поднялся с места, повернулся

к востоку, воздел вверх руки.—О великий

боже, наш владыка и хранитель! Не губи нас, но

помоги нам. Если мы грешны перед тобой, прости

грехи наши. Ниспошли нам, детям твоим, удачи,

пусть не будет пути врагам нашим, а наш путь будет

ясен и светел. И пусть сгинет и рассеется черная сила!

Два дня спустя, ранним утром, еще потемну, Иы-

ван Петыра разбудил резкий гусиный крик, раздавшийся

со двора. Петыр долго прислушивался: не померещилось

ли со сна? Но крик повторился. Петыр

поднялся, накинул на плечи армяк, выглянул во

двор.Под навесом, возле коровника, что-то белело.

Петыр подошел ближе.

Теперь не было никаких сомнений: возле коровника

на снегу, переступая с лапы на лапу и громко

гогоча, топтался большой белый гусь.

–Господи, господи, это что за чудо? —пробормотал

Петыр и перекрестился.—Что за наваждение?

От креста гусь не сгинул, не пропал.

йыван Петыр забежйл обратно в дом, зажег

фонарь, растолкал жену:

–Беда, старуха, беда!

–Что такое?

–Подымайся, пошли скорее во двор.

–Иду, иду...

Увидев гуся, прижавшегося к стене, жена Пе-

тыра испугалась еще больше, чем муж.

–Ой, не к добру это, старик, не к добру!

Отойди, Петыр, не подходи к нему, не прикасайся!

Ой, грех какой! Пусть сидит себе; мы его не тронем,

и он нас не тронет...

–Замерзнет он на дворе. Может, в хлев пустить?