Текст книги "Красные следопыты (Повести и рассказы)"

Автор книги: Василий Голышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Герб

Собрались возле глухой кирпичной стены. Утро еще не разогрелось, и холодок приятно щекотал тело.

Митя Удальцов – дежурный комендант. Сегодня в Равелатсе главней его нет. Комендант исподлобья поглядывает на свое воинство и краснеет. Он всегда краснеет перед тем, как что-нибудь сказать.

– Городу нужна вывеска, – изрекает он и вызывает Вовку-большого.

Вовка-большой, морщась, выходит из строя. Ох уж эти коменданты! Каждый норовит покомандовать вожаком.

– Вот кисть, – говорит Митя Удальцов. – Вот ведро с краской. Бери и рисуй.

Вовка-большой сверху вниз смотрит на Митю Удальцова. Он уже не сердится на коменданта. Комендант прав, выбрав его в художники. Вовка-большой длинней всех.

Он берет кисть и аршинными буквами выводит на стене: «Равелатс».

– Ну как?

Гарнизон, свесив головы набок, критически рассматривает творение своего вожака. С оценкой никто не спешит. Пусть лучше это сделает комендант. Ему по должности положено.

Митя Удальцов знает это и начинает краснеть. Но ему не удается раскрыть рта.

– Скучно! – изрекает Феликс Кудрявцев, теребя завитушки.

Вовку-большого не просто вывести из терпения. Он редко сердится. Но тут задето его самолюбие. В душе он считает себя неплохим живописцем.

– Скучно!.. – фыркает Вовка-большой. – А ты сам... – И сует Феликсу кисть.

Феликс не заставляет себя ждать. Он подходит к стене и ставит перед словом «Равелатс» большой вопрос.

Гарнизон пожимает плечами. Митя Удальцов, предварительно покраснев, обращается к Феликсу:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Спросить, – поправляет Феликс.

– Что ты хочешь этим спросить?

– Будет ли у нашего города герб?

Вовка-большой готов лопнуть от зависти. Герб... Ну что бы ему догадаться! Однако не все еще потеряно. Надо просто взять инициативу в свои руки.

– Будет! – кричит он. – Орел!

– Буревестник! – выскакивает Вера Дюжева и смотрит почему-то на Феликса Кудрявцева.

– Лев! – подбрасывает хвороста в огонь Степа Варенец и тоже смотрит почему-то на Феликса.

Вовка-большой добродушно злится. Видно, не перехватить ему инициативу. А раз так, пусть Феликс и судит, кому из птиц или зверей отдать предпочтение.

– Сокол?

– Нет.

– Медведь?

– Нет.

– Слон?

Но даже слон не производит на Феликса впечатления.

– Почему нет? – злится дежурный комендант Митя Удальцов. – Слон вполне подходящий зверь.

– Не вполне, – возражает Феликс, – у него нет легенды.

– А у кого есть? – Митя спрашивает об этом просто так, на всякий случай. Он понятия не имеет, о чем говорит Феликс, и очень удивляется, когда тот принимает его вопрос всерьез.

– У оленя есть.

– Потому что он что? – продолжает хитрить Митя.

– Потому что он в старину спас город Северск.

Степа Варенец – глаза и уши. Олень, спасший город! Надо же...

Феликс Кудрявцев рассказывает...

Оленя вспугнули враги, когда пытались тайком напасть на Северск. Олень прибежал в город. Вид его встревожил жителей. «Что-то неладно в лесу», – подумали они и выслали разведку. Разведка донесла: «Враг!» Северск приготовился к обороне...

Степа Варенец вздыхает.

– На наш Равелатс никто никогда не нападал.

Его воинственность не по душе Вере Дюжевой.

– Еще чего захотел! – возмущается сторонница мира.

Степа Варенец упрям.

– На наш Равелатс никто никогда не нападал. Поэтому у нас нет легенды.

– Нет, есть!

Это – Вовка-большой. Гарнизон с надеждой смотрит на своего вожака.

Ноги Вовки-большого ходят ходуном. Руки Вовки-большого рисуют в воздухе незримую картину...

– Степь да степь. По степи охотник идет. Вдруг видит – зверь. Рыло – как у кабана. А на рыле – рог. В земле роется. Догадался охотник – носорог. Зверь редкий, бить не стал. Покопался носорог и ушел. Охотник – к тому месту, где носорог копался. Видит: тут ком земли, там ком – носорогова работа. Поддал один ногой и от боли взвыл. Поднять захотел – дудки. Поскоблил ножом – железо. Вот что носорог из земли выворотил. Узнали об этом люди. Там, где степь была, завод поставили. Возле завода поселок вырос. Как называется? Если слева направо читать – Сталевар. Если справа налево...

– Равелатс! – недисциплинированно вопит гарнизон.

От сараев, чернеющих поодаль, с громким кудахтаньем разлетаются куры. Сердито кричит петух.

Митя Удальцов пристально смотрит на Феликса Кудрявцева. Феликс кивает головой. «Ясно, – догадывается Митя, – возражений нет», и, пользуясь комендантскими полномочиями, властно поднимает руку:

– Гербом города Равелатса объявляется носорог!

В тот же день вечером, встретив Вовку-большого, и потолковав с ним о том о сем, Феликс Кудрявцев как бы невзначай заметил:

– По-моему, в наших краях носороги не водятся.

Чудак, он хотел поймать вожака на слове.

– По-моему, тоже, – согласился Вовка-большой. – А олени в Северских лесах водятся?

Феликс Кудрявцев снисходительно усмехнулся:

Олень, спасший Северск, был лошадью.

– А рога? – спросил Вовка-большой.

– Рогами его наградила народная фантазия.

– Ну так вот, – сказал Вовка-большой, размахивая для убедительности руками, – носорог, открывший в наших местах железо, был диким кабаном.

– А рог? – спросил Феликс.

– Рогом наградил его я. Для фантазии.

Приятели посмеялись и разошлись. Завтра снова встретятся.

Трубочисты

Дверь распахнулась, и в кабинет председателя поселкового Совета вошли четверо негров. Председатель нервно засмеялся и встал. Не то чтобы он очень удивился появлению иностранцев – в Сталеваре к ним привыкли, но, во-первых, иноземцы, наезжая в Сталевар, прямо со станции отправлялись на завод; во-вторых, все они и каждый в отдельности значительно превышали в росте поселковую ребятню. Этим же поселковая ребятня нисколько не уступала в росте. «Пигмеи», – решил председатель, вспомнив о существовании в Африке лилипутского племени, и поискал глазами переводчика. Увы, среди сопровождавших пигмеев лиц такового почему-то не оказалось. Были, правда, два дворника и участковый милиционер Еремин, но их при всем желании нельзя было заподозрить в знании иных языков, кроме русского.

Председатель поманил милиционера Еремина.

– Пигмеи? – тихо спросил он, кивнув на негров.

В отличие от председателя, милиционер Еремин никогда ни о каких пигмеях не слышал и понял это слово как ругательное.

– Так точно, – сказал он, – ироды.

– Что? – Глаза у председателя округлились. – Какие ироды?

– Обыкновенные, – уточнил милиционер Еремин, – которые... хулиганы.

И тут вдруг, на взгляд председателя, произошло нечто невероятное: пигмеи заговорили на чистейшем русском языке.

– Мы не ироды, – сказал один из них.

– И не хулиганы, – сказал другой.

– Мы трубочисты, – сказал третий, сверкнув белками.

Прежде чем председатель поселкового Совета придет в себя от изумления, мы успеем рассказать историю появления «пигмеев» в поселковом Совете.

Началось с того, что Митя Удальцов опоздал на утреннюю поверку. Когда он, с разрешения дежурного коменданта Веры Дюжевой, встал в строй, соседи беспокойно задергали носами.

– Эй, чего там? – крикнула Вера.

– Удальцов пахнет, – отозвались из строя.

Митя был вызван и обнюхан.

– Ну что? – крикнули из строя.

– Пахнет, – сказала Вера Дюжева.

– Чем? – поинтересовались в строю.

Вера Дюжева задумалась, перебирая в памяти знакомые запахи, и вдруг догадалась: Митя Удальцов пах, как свежекопченый окорок.

– Окороком! – крикнула она. – Копченым!!!

Гарнизон города Равелатса дрогнул и расхохотался.

Митя Удальцов был стреляный воробей. Он знал, обижаться опасно. Обидишься, прозовут «копченым». Поэтому он расхохотался вместе со всеми. Потом спросил, не заинтересует ли гарнизон причина его, Митиного, опоздания на утреннюю поверку?

Ответил Феликс Кудрявцев. По его словам, гарнизон просто сгорает от любопытства.

– Я был в сапожной мастерской, – сказал Митя.

– Ну и что? – сказал Феликс. – Там коптят детей?

– Я был в сапожной мастерской, – повторил Митя, – потому что один мой башмак просит каши.

Он поднял ногу, и все увидели, что один Митин башмак с разинутой, как у крокодила, пастью действительно «просит каши». Но если Митя был в мастерской, почему зверь-башмак остался голодным?

На это Митя ответил так. В мастерской засорился дымоход. И она закрылась. Однако, прежде чем был прекращен прием обуви, заказчики, ожидавшие очереди, основательно прокоптились. Вместе с ними прокоптился и Митя. Желающие могут легко убедиться в этом, если по примеру Веры Дюжевой захотят обнюхать своего товарища, то есть его, Митю. Он охотно предоставит себя в распоряжение друзей.

Желающих нюхать Митю, однако, не нашлось. Вовка-большой предложил заняться другим, более полезным делом.

– Каким? – на правах коменданта спросила Вера.

– Потом скажу, – ответил Вовка-большой. – Сперва вербовку провести надо.

Феликс Кудрявцев насторожился. Он всегда настораживался, когда не ему, а кому-нибудь другому приходила в голову интересная идея.

– Давай, – сказала Вера, – проводи.

– Кто хочет записаться... – Вовка-большой прищурился: он любил эффекты. – Кто хочет записаться в трубочисты?

Феликс фыркнул. Остальные переглянулись. Шутит вожак, что ли? А если не шутит, что ж, они не против. Не все же в космонавтов играть. Можно и в трубочистов. Интересно даже. Вот только как играть? В космонавтов просто: напялил скафандр, залез в ракету и сиди, воображай, что несешься в безвоздушном пространстве. А в трубочистов? Не лезть же, ради игры, на крышу?

Оказалось, лезть. Именно крышу, и не какую-нибудь, а крышу сапожной мастерской имел в виду Вовка-большой, когда вербовал друзей в трубочисты.

Лезть так лезть. С Вовкой-большим они готовы пройти огонь, воду и печные трубы.

Феликс Кудрявцев счел необходимым вмешаться. Нет, он не стал возражать против вербовки в трубочисты – сам первым записался, – он просто спросил у Вовки-большого, какими орудиями производства, кроме пары рук на брата, они располагают?

– Кроме пары рук, – обрезал насмешника Вовка-большой, – нужна еще одна кошка.

Вовка-маленький, вертевшийся под ногами у больших, вдруг взвизгнул и, разбрызгивая осенние лужицы, со всех ног понесся к дому.

Гарнизон переглянулся: «Чего это он?» Ребята не долго терялись в догадках. Подбежав к дому, Вовка-маленький схватил рыжего котенка, гревшегося на осеннем солнышке, засунул за пазуху и погрозил кулаком Вовке-большому. Гарнизон рассмеялся. Он-то догадался, какую «кошку» имел в виду Вовка-большой – железную, на которую наматывают тряпку, прежде чем сунуть в трубу.

«Кошку» поручили сделать Мите Удальцову – он и не то еще мог! Веревку поручили достать Вере Дюжевой, освободив от всего дальнейшего. И на следующий день утром отправились на операцию. Утро, правда, еще не начиналось, но потому, как свет брал верх над тьмой, чувствовалось, что оно вот-вот подоспеет. И оно подоспело: пришло вместе с солнцем, осенним лежебокой, с трудом разбуженным объединенным хором равелатских петухов.

К сожалению, петушиный хор разбудил не только солнце. Одновременно с ним проснулись и дворники и первым делом принялись обозревать свое дворово-уличное хозяйство. Вот тут один из них и узрел нечто из ряда вон выходящее: четыре силуэта на крыше дома, где помещалась сапожная мастерская. Интересно, что они там делают? Дворник присмотрелся и сразу сообразил: «силуэты» пытались спихнуть с насиженного места печную трубу. Зачем? Ну, конечно же для того, чтобы проникнуть в сапожную мастерскую. Мешкать было нельзя. Дворник свистнул. Вдали, как петух петуху, ему откликнулся другой свисток. И вскоре – важный и усталый после ночного дежурства – появился милиционер Еремин. С его помощью «силуэты» были сняты с крыши и под конвоем препровождены в поселковый Совет.

И вот они стоят перед успевшим прийти в себя председателем. Председатель скользит взглядом по лицам «пигмеев» и вдруг спотыкается: «Вовка, сын...»

Лицо у председателя каменеет. Вовка-большой улыбается. Он всегда улыбается, когда отец сердится. Но улыбается по-разному: виновато, если натворил что-нибудь; вызывающе, если не чувствует за собой вины.

На этот раз Вовка-большой улыбается вызывающе. Отец догадывается: лазал на крышу неспроста. И уж конечно не из озорства. Зачем же? Ах да, «пигмеи» назвались трубочистами...

Председатель задумался. В свое время он тоже был пионером. И у них были звенья по интересам: звено юных переплетчиков, звено юных авиамоделистов, звено юных животноводов... Вот только звена юных трубочистов, кажется, не было. Да и какой интерес в чистке труб?

Он так и спросил у «пигмеев»:

– Какой интерес в чистке труб?

«Пигмеи» один за другим пожали плечами, из чего председатель заключил, что особого пристрастия к печным трубам они не питают. Тогда председатель грубовато поинтересовался, какой черт занес их на крышу?

– Не черт, а башмак, – сказал Вовка-большой.

– Который каши просит, – уточнил Феликс Кудрявцев и, видя, что даже после этого уточнения председатель все еще пребывает в недоумении, сказал: – Митя, покажи дяде Пете ножку.

Митя показал. Но и это не рассеяло тумана в голове председателя. Башмак как башмак. Только худой. Неужели он, этот худой башмак, мог загнать четверых вполне здоровых ребят на крышу?

– Его не взяли в починку, – сказал Вовка-большой.

– Потому что испортился дымоход, – поспешил выскочить Митя.

– И мастерская закрылась, – вздохнул Степа Варенец.

Наконец-то председатель все понял. Он снял трубку и вызвал мастерскую. Мастерская не ответила. Тогда он назвал другой номер и вызвал к себе товарища Чумакова, заведующего коммунальным хозяйством.

Товарищ Чумаков, круглый и лысый, влетел в дверь, как мяч в ворота. Увидев «пигмеев», он дико вскрикнул:

– Кто это?

– Трубочисты, – скривился председатель. – У тебя, я слышал, нехватка.

– Смеешься, – сказал товарищ Чумаков, – а у меня действительно нехватка. То есть ни одного нет. Сапожная мастерская стала...

– Знаю, – сказал председатель, – бери машину и – по селам. Там не найдешь – в райцентр скатай. Без трубочиста не возвращайся. Скажи – как космонавта встретим. А вы, – взгляд на часы и на «пигмеев», – марш по домам. В школу опоздаете.

И, турнув юных трубочистов, председатель занялся своими делами.

Сказка

Воскресенье в Равелатсе сказкин день. Адрес сказки – дом бабушки Кисловской Марии Спиридоновны. Вход бесплатный. Точнее, почти бесплатный, если не считать березовых полешек, которыми в Равелатсе принято расплачиваться за сказку. Могут, правда, сойти и еловые, даже осиновые, но березовые лучше. Вспыхивают, как порох.

Расплачиваться полешками за сказку придумала Вера Дюжева...

В тот день собрались у нее. В коридоре. Возле огромной, как железная башня, печки. Тепло и уютно. Вера пожевала косичку, похожую не козий хвостик, и сказала:

– Завтра сказкин день.

Но это почему-то никого не обрадовало.

– Завтра сказкин день, – повторила Вера. – Мы идем к Марии Спиридоновне.

– А зять? – спросил Степа Варенец.

– Что зять? – спросила Вера Дюжева.

– Ругаться будет, – сказал Степа и передразнил: – «Опять хату выстудили...»

Вера приуныла. Этот зять! Он всегда ворчит, когда они приходят. И никогда не слушает сказок. Вера, когда была маленькая, не любила одну сказку. Отворачивалась, когда ее рассказывали. Как будто можно было отвернуться от сказки. Но сказка выбегала из-за спины и снова оказывалась перед Верой. «Вот и я, – говорила. – Узнаешь?» Как было не узнать!.. Ведь «одной девочкой-волшебницей, которая обещала цветочному зернышку дождь, а потом забыла про свое обещание», была она, Вера. Она! Хотя, в отличие от девочки-волшебницы, и повелевала не стихиями, а всего-навсего заурядной лейкой. Но именно о ней, о лейке, Вера и забыла, когда пришла пора напоить зернышко...

Может быть, зять уходит от сказки потому, что боится ее? Может быть. Не в этом дело...

Вера поплевала на пальцы и открыла дверцу печи. Прищурилась от жары. Выбрала полешко поберезовей и сунула в печь. Полешко вскрикнуло, пустило было слезу и тут же весело загорелось. Как будто даже обрадовалось огню.

Вот это полешко и натолкнуло Веру Дюжеву на одну мысль.

– Эй, – крикнула она, – смотрите сюда! – Выхватила из охапки полешко и подняла над головой.

– Ну и что? – Степа Варенец насторожился и посмотрел Вере в рот. Он ждал новостей.

– Завтра сказкин день, – сказала Вера, – идем к бабушке с полешками.

Вовка-большой и Феликс Кудрявцев переглянулись: молодец!

В воскресенье отправились. «Скрип, скрип, скрип...» Думается: снежинки скрипачат. В ожидании встречи со сказкой и думается о сказочном.

Вон и дом бабушки Кисловской. Ростом не взял, зато в плечах широк. Стоит по щиколотки в снегу. К двери зять тропинку пробил. Рабочий человек. Только сказок не любит. И тепла жалеет. Ладно, теперь не будет жалеть. Свое под пальтецами несут.

Стучат. Входят. Зять!

Вера Дюжева зятю – полешко.

Вовка-большой зятю – полешко.

Степа Варенец зятю – полешко.

Феликс Кудрявцев зятю – полешко.

Митя Удальцов зятю – полешко.

Вовка-маленький (по дороге прибился) зятю – коры березовой.

А зять? Нахмурился. Ушел, рта не раскрыв.

Здравствуйте, бабушка!

...Жаль, что скоро сказывается сказка. Жаль, что еще скорее догорают в печурке полешки.

Раньше не они приходили в гости к сказке. Раньше сказка сама приходила к ним в гости.

И Вера Дюжева, и Вовка-большой, и все другие помнят: мама с папой в кино, а в дом сказка – жданая и званая – бабушка Кисловская.

Теперь бабушка Кисловская «посидеть с детьми» не ходит. Да что по гостям! По дому и то бабушка Кисловская больше не ходит. Отказали сказке ноги. Жаль, что, как в сказке, нельзя побрызгать на них живой водой...

– До свидания, бабушка Кисловская!..

«Здравствуйте»... «До свидания»... Так, воскресенье за воскресеньем. Всю зиму. С полешками под пальтецами. А Митя Удальцов с магнитофоном. Придумал бабушкины сказки записывать. Пусть записывает. Что-то услышит... Он хоть и мастер, но больше с приставкой «ло». И сколько пока ни записывал, никто этих записанных сказок не слышал.

Зима кончалась, и это огорчало. Зато сказкам, казалось, конца не будет, и это радовало.

В воскресенье, как всегда, собрались в гости к сказке. Вот и дом бабушки Кисловской. Возле дома народ толпится. Толпится, толпится и ни о чем не говорит. Разве что шушукнется кто друг с другом и – снова молчок. Галка крикнула. Может, спросить хотела, почему все молчат? В доме окна затянуты. Утро вовсю, а они затянуты. Дверь в дом настежь. Зятя не видно. Где-то кто-то плачет...

В комнате у бабушки полумрак. Но если приглядеться – все, как всегда: кровать, стол... Только люди чужие. Толпятся, как на улице, и молчат. На кровати никого. А на столе? А на столе – гроб. В гробу – между двух медных пятаков острый, как шило, нос. Острый нос между двух пятаков на месте глаз. Бабушка Кисловская, Мария Спиридоновна...

Умерла сказка.

Даже не обиделись, когда вытурили. Впрочем, и обижаться было не на что. Вытурили вежливо. Зять сказал:

– Все!

Да, все. Не вернешь сказку. И не будет в Равелатсе сказкиных дней. Потому что нет бабушки Кисловской. Ужасно и удивительно: была и нет.

Расходятся, забыв договориться о встрече. Вечерняя поверка, по молчаливому согласию, отменяется. В Равелатсе траур.

Утром встречаются возле школы. В руках у Мити Удальцова магнитофон. Под мышкой у Мити Удальцова лист бумаги, скатанный в трубку.

Степа Варенец любопытней всех:

– Что это?

Митя Удальцов краснеет. Он всегда краснеет перед тем, как сказать что-то. Но Митя Удальцов молчит. Вместо него печатными буквами говорит плакат: «Сегодня вечером в школьном кафе «Лунник» сказки бабушки Кисловской»... Пока остальные рассматривают плакат, Митя включает магнитофон. Что это? Магнитофон рассказывает сказку. Рассказывает сказку голосом бабушки Кисловской. Все замерли и слушают. Значит, не умерла сказка, жива!

Звенит звонок. Митя выключает магнитофон. Остальное дослушают вечером, в школьном кафе «Лунник».

Соль

В милицейском протоколе об этом было сказано скупо: такого-то числа в таком-то магазине при попытке купить семь килограммов соли был задержан дошкольник Владимир Удальцов. На допросе задержанный показал...

За этот протокол кое-кто потом получил по шапке. Но факт остался фактом. Вовка-маленький, действительно, пытался купить семь килограммов соли.

Он пришел в магазин и, выстояв огромную очередь, протянул кассирше горсть денег.

– Тебе чего, мальчик? – спросила кассирша, выглядывая из своего окошечка, как скворчиха из скворечни.

– Соли, – сказал Вовка-маленький.

– На сколько? – спросила кассирша, пересчитывая деньги.

– На все, – сказал Вовка-маленький.

Кассирша чему-то ужаснулась. Закрыла окошечко и убежала. Пришел заведующий и увел Вовку-маленького. По магазину пронесся слух: мальчонка – от горшка два вершка – пытался купить семь килограммов соли!

– Семь килограммов!

– Подумать страшно!

– Вот где собака зарыта!

Так осуждала очередь поступок мальчонки.

Она имела на это право. Дело в том, что в Равелатсе вдруг исчезла соль. Хозяйки заметались по магазинам. Из магазина в магазин, как галки с дерева на дерево. Но в магазинах соли не было. К слову сказать, и магазинов-то в Равелатсе было раз, два и обчелся. Всего два: один побольше, другой поменьше. Но соли там всегда было вдоволь. Бери сколько хочешь. Хоть мешок. Но никто не брал. Зачем?

И вдруг соль исчезла. Поползли слухи: война! Слухи – как грипп. То его нигде нет, прячется. И вдруг здрасте: вот он. Один заболел, другой...

Так и слухи. Прячутся, прячутся, потом выползают, и люди заболевают ими, как гриппом. И разносят слухи, как грипп.

Ладно, слухи слухами, но куда делась соль? Может, милиция знала? Не знала. Пыталась узнать и не могла. Председатель поселкового Совета выходил из себя. Милиционеру Еремину было поручено выследить и задержать злостных скупщиков соли. Так в поле зрения милиции попал Вовка-маленький.

– Зачем тебе столько соли? – спросил у него милиционер Еремин.

Вовка-маленький покрутил головой:

– Не мне.

– А кому?

– Сэпэгэрэ, – сказал Вовка-маленький.

Усы у милиционера Еремина стали злыми, ершистыми. Ему не нравилось, когда над ним подшучивали. Особенно дети.

– Что значит сэпэгэрэ? – строго спросил он.

Вовка-маленький посмотрел за окно. На стеклянные тротуары, по которым скользили прохожие. На заснеженную мостовую, которую месили резиновые ноги машин. Сэпэгэрэ? Ну, как скажешь, что такое сэпэгэрэ. Сепэгэрэ – это чтобы не скользили и не падали прохожие. Чтобы не месили снег машины... Понимать понимаешь, сказать – слов не хватает.

А милиционер торопит.

– Что значит сэпэгэрэ?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Они.

– Кто они?

– Там. – Вовка-маленький машет рукой за окно. Он сказал все. Пусть милиционер Еремин поступает как знает.

И милиционер Еремин поступает как знает: берет Вовку-маленького и ведет туда, к ним.

Вот и они: Вовка-большой, Митя Удальцов, Феликс Кудрявцев, Вера Дюжева, Степа Варенец. Весь гарнизон в сборе. А-а, дядя милиционер Еремин! Добро пожаловать. Бывшие «трубочисты» рады тебя приветствовать. Что? Дядя милиционер Еремин тоже рад их приветствовать? Очень хорошо. Но неужели ради этого он и пришел сюда? Нет? Тогда ради чего же?

– Что значит сэпэгэрэ? – спросил милиционер Еремин.

Ах, вон оно что! Вовка-большой кольнул взглядом Вовку-маленького (выдал-таки!) и сказал:

– Сэпэгэрэ? Служба погоды города Равелатса.

Название города милиционер Еремин пропустил мимо ушей: все равно не понять что. Службой погоды заинтересовался:

– Для чего службе погоды семь килограммов соли?

Вовка-большой оживился:

– Семь что! Нам больше надо.

– Значительно больше, – сказал Митя Удальцов.

– Больше, чем вы думаете, – сострил Феликс Кудрявцев.

– А у вас есть? – спросила Вера Дюжева, покусав косичку.

Милиционер Еремин смотрел на них как на ненормальных. Вовка-маленький счел нужным вмешаться:

– Я хотел купить, а он не дал.

Гарнизон возмутился: «Что?»

Милиционер Еремин подтвердил: Вовка-маленький пытался купить семь килограммов соли и был задержан.

Гарнизон еще больше возмутился: задерживать за соль? Где это видано? Да знает ли он, дядя милиционер Еремин, сколько им соли нужно?

– Нет, милиционер Еремин этого не знает. Но очень хочет узнать: сколько и зачем?

Хочет – пожалуйста.

И тут милиционер Еремин услышал такое, отчего глаза у него полезли на лоб.

...Все случилось из-за весны. Ее не ждали, а она пришла. Может, спросонок, может, из озорства, влезла в дом, где еще квартировала зима, и стала наводить свои порядки: протерла окна луж, побрызгала на тротуар водичкой-дождиком... Но тут явилась зима. И так турнула непрошеную гостью, что та едва убежала, скользя и падая. Вслед за весной заскользили и стали падать прохожие. В гарнизоне города Равелатса была объявлена тревога.

Вера Дюжева решительно предложила:

– Надо всюду таблички повесить: «Гололед».

Феликс Кудрявцев предложение высмеял:

– Лучше соломки подстелить. В крайнем случае, падающий хоть на мягкое упадет.

Вера Дюжева обиделась, и Феликс Кудрявцев получил «дурака».

Вовка-большой, дежурный комендант, призвал их к порядку и отверг оба предложения.

– Лучшее средство – песок, – сказал он, – потому что песок увеличивает трение.

Феликс Кудрявцев, услышав это, в шутку рот разинул: смотри, что знает! Но Вовка-большой даже не посмотрел в его сторону.

– Кто за песок? – спросил он.

За песок были все. Не было только самого песка. Правда, Вовка-маленький хотел было выручить гарнизон, намекнув, что у них на чердаке песка сколько угодно, но Митя, брат, так на него посмотрел, что Вовка-маленький счел за лучшее перевоплотиться в аэросани и убраться подобру-поздорову. Где ему было знать, что песок на чердаке для тепла.

– Песок что! – сказал Митя Удальцов. – Соль лучше.

– А что соль? – насторожился Степа Варенец.

– Соль? – Митя Удальцов пожал плечами: ну и невежда – соль съедает снег!

Вовка-большой одобрительно кивнул головой. Он кое-что слышал о соли, съедающей снег.

Феликс Кудрявцев тоже кивнул. И он слышал.

– Кто за соль? – спросил Вовка-большой.

За соль были все. И соли в Равелатсе было сколько угодно. Семь копеек килограмм. Чепуха!

В тот же день соли в Равелатсе поубавилось. На второй день поубавилось еще больше. На третий она исчезла совсем.

Зато тротуары в Равелатсе почти везде очистились ото льда, и прохожие перестали скользить и падать.

...Вот что услышал милиционер Еремин, и вот отчего глаза у него полезли на лоб.

Милиционер Еремин был человеком дела. Остановил порожнюю «Волгу» и, набив ее ребятами, погнал в поселковый Совет.

Увидев «трубочистов», председатель нахмурился: опять чего-нибудь натворили. Вопросительно посмотрел на милиционера Еремина. Тот подошел и зашептал на ухо. Председатель изменился в лице: оставить поселок без соли! Да понимают ли «трубочисты», что они натворили?

«Трубочисты» улыбались и смотрели на председателя ясными глазами. Они ждали благодарности. За чистые тротуары... За целые носы и ноги...

Они удивились, когда председатель сказал:

– Из-за вас поселок остался без соли. – И посмотрел на Вовку-большого: – Опять ты?

Вовка-большой виновато улыбнулся. «Он», – решил председатель.

– Нет, – сказал Митя Удальцов.

– А кто же? – спросил председатель.

– Я, – сказал Митя Удальцов. – Соль съедает снег... Наукой доказано.

– Возможно, – сказал председатель, – а соль съедают люди. И жить без соли не могут. Это и доказывать не нужно.

– Что же нам теперь делать? – спросила Вера Дюжева. – Пусть падают?

– Зачем же? – сказал председатель. – Есть средство.

Он черкнул что-то и протянул листок милиционеру Еремину.

– Товарищу Чумакову.

Милиционер Еремин исчез. Председатель уткнулся в бумаги. Гарнизон, переминаясь с ноги на ногу, ждал, что будет дальше.

Дверь распахнулась, и в кабинет с лопатами под мышкой вошел Чумаков. Увидев ребят, удивился. Эти еще зачем здесь?

Он не успел удовлетворить свое любопытство.

– Как с техникой? – спросил председатель.

– На ходу, – ответил товарищ Чумаков. – Да что толку. Рабочей силы нет.

– Рабочая сила есть, – сказал председатель, – раздайте лопаты присутствующим.

– Мальчишкам? – удивился товарищ Чумаков.

– Именно им, – сказал председатель, – если вы хотите, чтобы у нас в поселке осталась хотя бы крупица соли.

Товарищ Чумаков намека не понял, но лопаты роздал.

Ребята переглянулись: лопаты. Вот, оказывается, о каком «средстве» говорил председатель. Ладно, пусть будут лопаты если им жалко соли.

Феликс Кудрявцев не выдержал:

– Немного наковыряешь этим инструментом.

Товарищ Чумаков обиделся:

– Каждой лопате придается автомобиль с песком.

Вот оно что! Ребята, как по команде, посмотрели на председателя. Председатель усмехнулся:

– Идите!

Какое там идите! Не выдержали, кинулись наперегонки – разбирать машины. Прощай, гололедица!