Текст книги "Красные следопыты (Повести и рассказы)"
Автор книги: Василий Голышкин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Хороша Ленинская зимой. Не улица, а многотрубный корабль-флагман с палубой-мостовой, запорошенной искристым снежком, с бортами-палисадниками, с каютами-домами, с пионерской мачтой на палубе... Гордо реет на флагштоке алый вымпел зоны «Восток-1», и улица-корабль, не подвластная ледяным штормам и снежным вьюгам, упрямо прокладывает путь вперед. Счастливого пути, корабль-улица!
Воронок с Лялькой идут по Ленинской. У Воронка под мышкой объявление, свернутое дудочкой. Он идет по делу. Лялька так, за компанию. Вот и поворот на Лялькину улицу.
– Ну, я пошла, – говорит Лялька и не уходит.
– И я пошел, – говорит Воронок и – ни с места.
Замерзнете... Марш, марш, куда кому надо! Стоят, поглядывают исподтишка друг на друга и ни с места.
Над ними сосна, как наседка, колючие лапы растопырила. На сосне – ворона косит вниз воровским глазом. В глазу вопрос: «Долго ли еще эти торчать тут будут?»
Не выдержала, хлопнула крылом, снежинку-пушинку сшибла. Прямо Ляльке за шиворот.
– Ой! – взвизгнула Лялька и схватилась за шею.
– Ах ты! – крикнул Воронок и запустил в пернатую тезку подвернувшимся под руку катышком.
«Дур-р-рак!» – каркнула ворона и улетела. Видала она таких!..
А Воронок с Лялькой рассмеялись и разошлись по своим маршрутам. Вот и тесовые ворота автобазы, самое приметное место зоны. Воронок пришпиливает к ним объявление и – одну руку в карман, другую за пазуху – отправляется домой. Шагов через двадцать, сам не зная почему, он вдруг оборачивается и видит белого, в мохнатой шубе, похожего на медведя, человека, читающего объявление. Что такое? Прочитав о– бъявление, человек срывает его и, сунув в карман, уходит. Воронок не выдерживает. Бежит за «медведем», обгонят его и, заступив дорогу, узнает Соловейчика.
– Вы зачем, а? – как можно миролюбивей спрашивает Воронок.
– Что зачем? – хмурится Соловейчик.
– Объявление сорвали.
– Объявление? А затем, что не положено, – лоб у Соловейчика сердито морщится, – параграф второй, пункт третий. Не читал небось?
– Нет, – честно признался Воронок, смущенный параграфами и пунктами неизвестного положения.
Это не ускользает от внимания «медведя».
– То-то и оно. А за это, знаешь, штраф, – говорит он и, пристально посмотрев на Воронка, добавляет: – А Макара твоего я знаю...
Известие так неожиданно, что Воронок не сразу обретает дар речи.
– Знаете?
– Знаю.
Сотни вопросов готовы слететь с уст Воронка, но Соловейчик опережает его:
– Точнее сказать, знал.
– Где же он?
– Погиб. Пал смертью храбрых.
В пустых, холодных глазах Соловейчика ни мысли, ни чувства. И голос какой-то скучный, будничный. Воронок потрясен. Знает, что погиб, а говорит об этом, как о чем-то недостойном внимания.
«Что же делать?» – размышляет Воронок, шагая по улице. Продолжать поиски или нет? Стоп! Ведь они ищут не самого Макара, а его родственников, друзей, тех, кто его знал и может о нем что-нибудь рассказать. Вот, оказывается, Соловейчик знал. Но Соловейчик не в счет. Из него слова доброго не выжмешь. Нет, нет, поиски надо продолжать. Разве мало в Зарецке бывших партизан? Вполне возможно, что кто-нибудь из них... Эх, жаль, что объявления повесить нельзя. Может быть, по радио?.. А что, вполне возможно... «Товарищи радиослушатели! К вам обращаются пионеры зоны «Восток-1». Тех, кто знал партизана-разведчика Макара, просят...» Чья-то тень упала на Воронка. Он остановился и поднял голову. Перед ним стоял Генка Юровец.
– Ты куда?
– К прорабу, дяде Кириллу. Надо же сказать.
– Пошли. Все равно делать нечего.
Сапожник дядя Кирилл был давним и добрым другом зоны. Каких только историй не наслушались ребята, бывая в мастерской у балагура-сапожника, чему только не научились: и паять, и строгать, и пилить, и сапоги тачать. Все мог, все умел дядя Кирилл, за исключением самой малости: «лодыря корчить» и «труса праздновать». Нехитрая наука, но к ее познанию дядя Кирилл никогда не стремился. Впрочем, никто ему это в вину не ставил.
Вот к нему-то, к «веселому башмачнику», и направились Воронок и Генка, чтобы сообщить ему новость: об избрании прорабом пионерской стройки.
Воронок потянул дверь сапожной и едва успел отскочить в сторону: прямо на него из мастерской вывалился «медведь» – Соловейчик. Впрочем, встреча не удивила Воронка. Соловейчик, как и все другие, мог зайти к дяде Кириллу, чтобы сдать в починку обувь.
Дядя Кирилл встретил ребят загадочной улыбкой. Воронок и Генка в ответ тоже улыбнулись, полагая, что дядя Кирилл хочет их чем-нибудь потешить.
– Соловейчик, видели, а? – ухмыльнулся дядя Кирилл.
– Что Соловейчик? – насторожился Воронок, вспоминая встречу на улице.
– Лет пять не захаживал. А тут вдруг: «Здрасте, Кирилл Макарович... Не желаете ли путевочку на курорт?» – «За чей счет? – спрашиваю». – «За мой, – говорит, – для себя купил, а ехать не могу». А мне за его счет не нужно. Я и за свой могу. А вы зачем?
Воронок подтолкнул Генку. Пусть скажет дяде Кириллу о решении зоны. Его мысли были заняты другим: Соловейчиком, срывающим объявления... Скупцом Соловейчиком, раздаривающим путевки на курорт. Всем этим необходимо было срочно поделиться с Валентиной и Долгим, слесарем с вагоноремонтного завода, вожатым отряда имени Гагарина. Интересно, как отнесутся они ко всему этому?
Он разыскал их в тот же вечер, на танцах, в клубе вагоноремонтного завода.
Выслушав Воронка, Валентина и. Долгий задумались. Сорвал объявление... Предлагал путевку дяде Кириллу... Ну и что? Что в этом странного? И все же что-то странное есть. Соловейчик не из тех, кто вот так, за здорово живешь, станет дарить путевку.
– Что будем делать? – спросил Воронок.
– Ждать, – ответил Долгий. – Ждать и ничего не делать.
Ждать и ничего не делать? Воронок не узнавал своего энергичного вожатого. Впрочем, его слова, наверное, не следовало понимать в прямом смысле. Советуя Воронку воздержаться от каких бы то ни было действий, сам он, конечно, будет действовать не покладая рук. Ну что ж, Воронок подождет.
Тайна МакараПрошла неделя. Однажды на перемене Долгий пришел в школу и вызвал Воронка в пионерскую.
– Садись, – сказал Долгий, – и слушай. Нам удалось найти человека, который знал Макара.
– Кто он? – сердце у Воронка забилось.
– Вечером он придет в штаб. Собери совет и жди.
И вот они сидят у Воронка в мезонине и ждут: он, Воронок, Генка Юровец, Мишка-толстый. Появляются Валентина с Долгим, а за ними – Егор Егорович, Лялькин дедушка, пенсионер.
– Все в сборе? – спросил Егор Егорович, окинув из-под бровей собравшихся. – Тогда пошли, – сказал он, возглавляя шествие. – К Макару...
Они вышли на улицу, и притихшие ребята, поеживаясь, засеменили вслед за Егором Егоровичем, Валентиной и Долгим. Неужели сейчас они увидят Макара? Это казалось невероятным.
Миновали базар, пожарную каланчу, остановились возле сапожной мастерской. Удивительно, что в ней все еще горел свет, хотя рабочий день давно окончился. «Дядя Кирилл выполняет план», – догадались ребята.
Егор Егорович взялся за ручку двери, ведущей в мастерскую. Открыл. Задержался на пороге. Поманил их за собой. Но зачем? Они ведь были недавно у дяди Кирилла с известием, что избрали его прорабом пионерской стройки. Однако раз зовут, отказываться неудобно. Обогреются, пока Егор Егорович заберет у дяди Кирилла починку. Иначе, зачем он сюда зашел? Ого, они, оказывается, друзья, дядя Кирилл и Егор Егорович. Смотри, как обнимаются!
Обнялись. Егор Егорович слегка отстранил дядю Кирилла, как-то странно посмотрел на него и, обернувшись к ребятам, сказал:
– Вы хотели видеть Макара? Вот он, перед вами.
Все зажужжали и, как пчелы, налетели на дядю Кирилла. Из мастерской перешли в комнату, где он жил, не уставая расспрашивать и слушать. Здесь, рассматривая фотографические карточки, пришпиленные к стене, ребята увидели дядю Кирилла молодым, в гимнастерке, с автоматом через плечо и орденом Красной Звезды на груди. Еще узнали, что дядя Кирилл одинок, а его единственная дочь Вера Кирилловна погибла при переходе фронта. Погибла? Это точно? Да. Об этом сообщил Соловейчик, сопровождавший транспорт раненых, больных, стариков и женщин на Большую землю.
– Соловейчик? – Воронок вскинул глаза. – Он сказал, что и вы погибли...
– Я? – удивился дядя Кирилл. – Кому сказал?
– Нам, – ответил Воронок, – когда мы по вашим следам шли.
– Вот как... Ты что-нибудь понимаешь, Егорыч?
Егор Егорович пожал плечами. Он ведь тоже партизанил с Макаром и хорошо помнил, как потрясла отряд Старика весть о гибели транспорта. По словам Соловейчика, сам он спасся чудом. Соловейчик... Соловейчик... Правду ли ты сказал тогда?
Егор Егорович и дядя Кирилл задумались. Тишину нарушил Воронок:
– Дядя Кирилл, а Вениамина Перовского вы, случайно, не знали?
– Веньку? – вскинул мохнатые брови дядя Кирилл. – Как же, был такой партизанский мальчонка. Подмастерьем у меня служил, когда я...
– Когда вы в Крикунах фрицев гоняли, – перебил Воронок.
– А вам сие откуда известно? – удивился дядя Кирилл.
Пришлось рассказать о походе красных следопытов в Крикуны. Потом стали прощаться. Но тут Генка Юровец, не сводивший глаз с фотографии молодого дяди Кирилла, вдруг спросил:
– У вас одна такая?
– А зачем тебе? – поинтересовался дядя Кирилл.
– Для музея зоны.
– Ну, раз для музея, придется подарить.
Но не только музей имел в виду Генка Юровец, выпрашивая фотографию. У него возникла одна мысль, которой он поделился с Воронком.
Царь-каменьПрошло недели две. Зима еще держалась, но без прежней уверенности в своих силах. Она знала, что скоро сдаст город, и сквозь пальцы смотрела на проделки гонцов-разведчиков, наступающих на Зарецк армий весны. Только ночью, таясь От чужих глаз, зима заделывала солнечные пробоины во льду Снежки, забеливала черные проталины на полях... Но прежнего усердия у нее уже не было. Весна шла ранняя, неуступчивая, и безоговорочная сдача зимы в плен была делом нескольких дней.
Наступило воскресенье, и зона «Восток-1» с утра была на ногах. Предстояло два торжества: закладка памятника герою-пионеру Вениамину Перовскому и переселение дяди Кирилла в новую квартиру, о чем он пока еще не знал.
Памятник решено было соорудить в «Парке космонавтов». Ленинская пестрела табличками. Дома наперебой представлялись прохожим, как «Отдел кадров Пионерстроя», «Отдел техники безопасности», «Отдел снабжения», «Отдел технического контроля», «Отдел зеленого строительства». В этих домах жили начальники отделов. Главная табличка была приколочена на воротах штаб-квартиры зоны: «Пионер-строй. Управление строительством»!
Воронок, Мишка-толстый, Генка Юровец, октябренок Ленька, неразлучные Поля и Оля, а с ними и все остальные, не исключая Долгого и Валентины, стояли у ворот «Управления» и чего-то ждали.
– Едут! – крикнул Генка Юровец, высмотрев вдали машину с красным флажком.
Машина подъехала и остановилась. Из кабины выпрыгнул шофер Федя, с которым Воронок познакомился на кирпичном заводе.
– Принимайте гостинец! – крикнул он. – Где разгружать будем?
– Там, – неопределенно махнул Воронок. – Садись, ребята.
Все уселись, и машина понеслась с чем-то огромным, как сундук, дальше. Возле сапожной мастерской она еще раз остановилась и приняла на борт не пожелавшего сесть в кабину дядю Кирилла.
Без пяти двенадцать машина была на месте.
Строительную площадку, всю в проталинах, окружила плотная стена ребят. По площадке короткобородый, худощавый, покуривая трубочку, ходил главный архитектор города Матвей Матвеевич, без которого ничто не закладывалось в Зарецке.
– Начнем? – спросил он, поздоровавшись с пионерским прорабом дядей Кириллом.
– Пожалуй, – сказал дядя Кирилл. – Разгрузят, и начнем.
Откинули задний борт и, приняв на носилки закутанный в рогожу «сундук», потащили его на середину площадки.
– Развязывай! – крикнул Воронок.
Два десятка рук вцепились в рогожу, содрали ее и...
– У-у-у! – весело загудели ребята. Да и было отчего загудеть. Перед ними – немыслимый, небывалый, невообразимый лежал царь-кирпич, гулливер-кирпич, всем кирпичам кирпич...
Наиболее нетерпеливые подбежали ближе и прочитали: «Здесь будет сооружен памятник пионеру-герою Вениамину Перовскому».
Матвей Матвеевич вынул изо рта трубочку, посмотрел на часы, на солнце и, постучав трубочкой по ногтю большого пальца, не то выколачивая пепел, не то призывая к порядку, тоненьким и потому далеко слышимым голоском крикнул:
– Время, время!.. Разобрать лопаты!..
Лопаты шалашиком стояли на краю площадки. Их было немного. Всего десять. Но больше и не нужно было. Сегодня только закладка. Планировка площадки начнется завтра. Тогда и лопат понадобится больше.
– Копай здесь, – приказал Матвей Матвеевич, и десять счастливчиков, поплевав на руки, вонзили лопаты в землю.
– Кати кирпич сюда, – распорядился дядя Кирилл. Под кирпич подложили бревнышки и покатили к месту вечной службы.
Минута, другая, и царь-кирпич, скатившись по деревянному настилу, оказался на том самом месте, где ему предстояло лежать краеугольным камнем будущего постамента.
«Краеугольный камень»... – Воронок не раз слышал эти слова. Но только сейчас, при закладке памятника, он понял их точный смысл: камень, на котором держится то, что на нем возведено.
Песня возникла сама собой: торжественная, зовущая к подвигам и приключениям. Построила ребят в колонну по четыре и повела по весенним улицам Зарецка.
Завтра, послезавтра, много, много дней потом будет приводить она сюда, на площадку «Парка космонавтов», отряды юных строителей. Пока не встанет на пьедестале с автоматом на груди, прикрывая грудью раненого отца-командира, молодой партизан-орленок. Да и потом, когда памятник будет сооружен, к его подножию будут часто-часто приходить ребята, чтобы поиграть здесь, попеть, провести сбор. Так будет, в этом нет сомнения, но сейчас речь не о будущем, а о настоящем.
НовосельеПосле закладки памятника в зоне «Восток-1» предстояло еще одно дело: переселение дяди Кирилла в новую квартиру. Воронок, Генка Юровец, Мишка-толстый, сестрички-близнецы Поля и Оля – словом, все перебывали там, любуясь видом, открывающимся из окна на площадь. Ленина и дальше за ней, на Снежку, закованную в синий панцирь льда. Но никто не проговорился об этом дяде Кириллу. Ребята умели держать язык за зубами.
При выходе из парка Долгий пригласил дядю Кирилла, Валентину и Воронка занять места в машине.
– А вам, – сказал он Генке Юровцу, Мишке-толстому и другим ребятам, – на своих двоих по старому адресу. Как поняли?
– Поняли! – заулыбались ребята.
И машина покатила по весенней дороге, хотя со стороны казалось, что она не катила, а плыла, то погружаясь в воду, то выныривая из нее, как дельфин.
Возле нового дома на площади Ленина (бывший Рынок) машина остановилась.
– Приехали, – сказал Долгий, и так как для других, видимо, не составляло секрета, куда они приехали, дядя Кирилл осмелился спросить, какой пункт назначения подразумевает в данном случае Долгий?
Долгий притворился изумленным: «Как, разве дядя Кирилл не знает, что это его дом?» – «Нет, дядя Кирилл не знает». – «Ах да, он забыл вручить дяде Кириллу ордер и ключ от квартиры. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Вот ключ. А вот и ордер: «Дом один дробь два, подъезд второй, квартира тридцать семь». Может быть, дядя Кирилл пригласит их в гости?» – «Что за разговор? Конечно, пожалуйста, но честное слово, он в толк не возьмет, как это все произошло: ордер... ключ от квартиры...»
Ноги с трудом повиновались дяде Кириллу, когда он поднимался на второй этаж. Вот и его квартира. Его? Но ведь она обитаема. Там слышны чьи-то голоса. Он укоризненно смотрит на своих спутников. Нет, он не в обиде на них: каждый шутит, как умеет, но он хочет видеть, как они выпутаются из положения, в которое поставили себя и его.
Долгий, Валентина, Воронок, не дрогнув, выдержали взгляд дяди Кирилла. Значит, это серьезно. Но там...
– Там уже кто-то есть, – сказал дядя Кирилл.
– Возможно, – сказал Долгий. – Значит, гости опередили хозяина.
Они открыли дверь и вошли в коридор, а оттуда в комнату.
Высокая, стройная и почему-то очень бледная женщина, сидевшая на диване в окружении двух девочек, порывисто встала и, не спуская глаз с дяди Кирилла, шагнула ему навстречу:
– Отец...
– Верочка...
Тайка и Майка (это были они) терпеливо ждали, когда взрослые нацелуются и вспомнят, наконец, о них. Нет, никак не могут вспомнить. Придется, видно, напомнить им о себе. Решено – сделано. Тайка схватила деда за правую полу пальто, Майка – за левую, и, общими усилиями оттащив его от мамы, сказали:
– А мы тебя знаем... Ты наш дедушка... Кавалер... Из альбома...
Они могли болтать что угодно. Все равно смысл их слов не доходил до сознания дяди Кирилла.
Он взял внучек на руки, прижал их к груди и не отпускал до тех пор, пока чей-то голос не произнес:
– Узнаю льва по гриве, а Макара по кудрям.
Знакомый-знакомый голос, которого даже время не в силах было изменить. Дядя Кирилл оборачивается и глазам своим отказывается верить – Старик, командир партизанского отряда, в полной генеральской форме, стоит у окна, сверкает радугой орденских планок и не спускает влюбленных глаз с него, Макара. А рядом кто? Бритый, круглолицый, маленький... Маленький, да удаленький. Дядя Кирилл сразу узнал партизанского артиллериста Ваню Петухова. С ними третий – Егор Егорович, старый друг...
– На новоселье приехали, – сказал Старик, обнявшись с дядей Кириллом. – Узнал от него вот, – он кивнул на Егора Егоровича, – что ты квартиру получаешь, и приехал...
Старик был не совсем точен. В Зарецк кроме новоселья его привело подозрение в предательстве Соловейчика, возникшее у Егора Егоровича. Но, как оказалось, Соловейчик не был предателем. Он был просто трусом. Немцы напали на транспорт из засады. При первых выстрелах Соловейчик повернул назад и скрылся в лесу. Скрылся в лесу, бросив автомат, бежал, подгоняемый звуками выстрелов, которые гремели позади. Там раненые и обессиленные его товарищи вели бой с немцами. Но что они могли сделать с «превосходящими силами противника»?
Вернувшись в отряд, Соловейчик сообщил о гибели транспорта. Ему поверили. А верить не следовало. В бою с немцами погибли не все. Многие были захвачены в плен. Об этом потом рассказала Старику дочь дяди Кирилла – Вера, с которой он встретился в Зарецке еще до того, как сама Вера встретилась с отцом.
Впрочем, не стоило огорчать всем этим сегодня дядю Кирилла. С Соловейчиком разберется суд чести бывших партизан. Сегодня черт с ним, с Соловейчиком! Не до него, раз у дяди Кирилла, партизанского разведчика Макара, такая большая радость – встреча с дочерью, которую он считал погибшей.
...Весна... Весна... У каждой из служб зоны «Восток-1» свои заботы. У юных натуралистов. У юных метеорологов. У юных друзей милиции. У юных спортсменов. У каждого на уме свое: саженцы, погода, чистота и порядок, мячи и бутсы...
Последнее особенно важно. Летом зона собирается выставить такую дворовую команду, что весь Зарецк ахнет.
Но мячи требуют заплат, бутсы – подметок. Что ж, от штаба зоны до «дома обуви» не длинен путь.
– Здравствуйте, дядя Кирилл. Мы к вам с починкой...
Дядя Кирилл и прежде был рад гостям. Теперь он рад им вдвойне. Да и есть от чего: дочь вернули. По фотографической карточке нашли.
– Здравствуй, Воронок! Здравствуйте, товарищ Долгий! – Мохнатые брови у дяди Кирилла разлетаются от удовольствия. – Что за починка?
– Мячи, бутсы...
Кипит работа в руках дяди Кирилла. Воронок любуется и недоумевает: «Партизан, герой, орденоносец и вдруг – сапожник. Странно...»
Своими мыслями по дороге домой он делится с Долгим. Но Долгий не видит в этом ничего странного.
– Разве дело в том, кем работать?.. – задумчиво говорит он. – Дело в том, как работать...
Так отвечает Долгий Воронку, жалея, что не умеет выразить свои мысли более возвышенным образом. А если бы умел? О, если бы Долгий умел выражать свои мысли, он сказал бы:
«Слушай меня, Воронок. Посмотри вокруг и полюбуйся, как здорово, черт возьми, работает на земле весна. Рукава засучила, подол подоткнула и скоблит, моет, чистит, белит, красит... А знаешь, Воронок, сколько стихов и песен о весне сложено, сколько портретов с нее написано, сколько скульптур изваяно, сколько легенд и сказок по свету пущено?.. Не счесть. Ей бы, да при такой бессмертной славе, стоять на пьедестале почета, задрав нос кверху, и поплевывать оттуда на нас, смертных, а она – нет, как работяга из работяг, скоблит, моет, чистит, белит, красит, и начхать ей, Воронок, на бессмертную славу. Не до нее... Вот бы и нам с тобой так всю жизнь, как весна, как дядя Кирилл...»
