Текст книги "Красные следопыты (Повести и рассказы)"
Автор книги: Василий Голышкин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ТРЕНЕРЫ
Как-то в начале зимы я спросил у своего друга Павки, не разучился ли он кататься на лыжах. Павка смерил меня презрительным взглядом и хмыкнул:
– Не разучился ли я!
Из дальнейших расспросов выяснилось, что Павка перечитал немало книг по лыжному спорту и считает себя первоклассным тренером.
– Хочешь, я тебя в два счета обучу, – предложил он.
Но я кататься умел и поэтому отказался.
– Ты лучше кого-нибудь другого обучи, – посоветовал я.
– Пошли, – сказал Павка, – за инструментом.
Мы взяли лыжи и палки и отправились в лес. Здесь на поляне мы встретили девочку на лыжах.
Павка критически посмотрел на нее и покачал головой:
– Никакой техники. За такую ходьбу палки из рук вырывать надо.
Он остановил девочку и спросил:
– Хочешь, по-настоящему научу?
Девочка смерила нас удивленным взглядом и сказала:
– Научите, пожалуйста.
Правда, говоря это, она как-то странно смотрела на нас, но мы не придали этому значения. В конце концов, так делают все девчонки, когда разговаривают с мальчишками.
– Пройдемся попеременным ходом, – скомандовал Павка.
Она и виду не подала, что ей незнакомо это научное выражение.
Оттолкнулась палками и... пошла... Мы и дух перевести не успели, как остались далеко позади.
Павка страдальчески поморщился и пробормотал:
– Совсем ходить не умеет.
– Как это не умеет? – удивился я. – А почему же мы догнать ее не можем?
– Потому и не можем, что она без всякой техники ходит. Вот погоди, обучим, тогда не убежит.
– Эй, вы! – окрикнул нас чей-то голос. – Зачем вы за ней гонитесь?
Мы обернулись и узнали Мишку из соседней школы.
– Не гонимся, а обучаем, – с важностью ответил Павка.
И тут случилось непонятное. Мишка упал животом на снег и принялся хохотать.
Я остановился и подозрительно спросил у Мишки:
– Чего это ты разошелся?
– Тренируют... Чемпионку города тренируют...
Я ничего не сказал. Даже не посмотрел на Павку. Повернулся и пошел прочь. А Павка поплелся следом. Он шел и весело насвистывал. Мой друг никогда не терял присутствия духа. Ни при каких обстоятельствах.
РЫБИЙ ЯЗЫК
Меня вызвали к доске, и Петр Фомич, учитель, продиктовал:
– Нем как рыба.
Я, конечно, не принял это на свой счет и, написав предложение, сразу начал разбор.
– Рыба, Петр Фомич, это имя существительное...
– Помолчи, – услышал я голос Петра Фомича и обернулся.
Мой друг Павка сидел, подняв руку. «Ясно, – догадался я, – заметил ошибку и хочет сказать. Всегда он так, друга не пожалеет, чтобы отличиться».
– Говори, Оводов, – сказал Петр Фомич.
Павка встал.
– Неверно, Петр Фомич, – сказал он, указав на доску.
Петр Фомич посмотрел туда же.
– Ошибки нет, – сказал он, пожевав губами.
У меня отлегло от сердца. Но Павка не унимался:
– Рыбы не немы, Петр Фомич, – сказал он.
Петр Фомич снял очки и стал их быстро-быстро протирать, наверное для того, чтобы получше рассмотреть Павку.
– Не немы, говоришь? – сказал он. – Ты что же, сам с ними разговаривал?
– Я читал, – сказал Павка.
– Читал, да не понял, – сказал Петр Фомич. – Рыбы не разговаривают, а издают звуки, сигналы. – Тут зазвенел звонок, и Петр Фомич сразу за него ухватился: – Вот как этот звонок. Он подает нам сигнал, и мы расходимся по домам.
Увы, он ошибся. В данном случае мы не послушались сигнала. Другой сигнал, сильнее первого, удержал нас на месте: любопытство. Едва Петр Фомич вышел, мы, как мухи варенье, облепили Павку, и если варенье, то есть мой друг Павка, осталось в целости и сохранности, то благодаря находчивости самого варенья, то есть моего друга Павки. Он выхватил из-за пазухи, где хранил для чтения на уроках «запрещенную» литературу, журнал «Юный натуралист», и швырнул его одноклассникам.
– Там все написано? – крикнул он и, сыграв на губах «Сбор общий», выбежал из класса.
Я помчался следом. Этому сигналу я привык подчиняться беспрекословно.
Мы выскочили на улицу. Накрапывал дождь. В небе нежно мурлыкал гром.
– Поговорить надо, – сказал Павка и подозрительно оглянулся.
– Давай, – сказал я, – никого нет.
– Сейчас, – сказал Павка, продолжая оглядываться, – подожди.
И дождался: гром мурлыкал, мурлыкал да как рявкнет!
Я так и присел.
– Не надо! – крикнул Павка, схватив меня за руку. – Слушай стоя, сидя утонуть можешь.
Он мог не предупреждать меня об этом: дождь лил как из ведра, и, слушая Павку, я рисковал утонуть не только в сидячем положении.
Однако Павка, любивший конспирацию, счел обстановку вполне подходящей для разговора и поведал мне следующее. Мы, то есть Павка и я, немедленно приступаем к изучению рыбьего языка. Овладеваем им и...
– И? – спросил я.
– И, – отрубил Павка, – каюк!
– Кому каюк? – испугался я.
– Рыбе! – захохотал Павка. – Ей каюк, всю выловим.
Это было заманчиво. И хотя, по словам дяди Феди, перевозчика, рыбы в нашей Снежке отродясь не водилось, мы его вранью не верили. Знали, что дядя Федя частенько сидит с удочкой на зорьке. И раз его сами подкараулили.
«Дядя Федя, – сказал Павка, – вы лягушек удите?»
Дядя Федя ничуть не смутился. Почесал под соломенной шляпой и сказал:
«В точности так, лягушек».
«Они же несъедобные!» – ужаснулся я.
«Это смотря на чей вкус, – сказал дядя Федя. – На французский, например, вполне».
«А вы вроде француз!» – усмехнулся Павка.
«В точности так, – сказал дядя Федя и указал пальцем на небо. – Мои предки, французы, поставляли лягушек ко двору своего императора!»
Он не просил нас держать это в тайне, и в обед к дяде Феде привалили все поселковые мальчишки.
«Вам чего?» – спросил дядя Федя, хлебая уху.
«Посмотреть», – сказали мальчишки.
«Чего смотреть?» – насторожился дядя Федя.
«Как вы лягушек есть будете».
«Чего? – Дядя Федя поперхнулся и выплюнул недожеванное. Потом как безумный бросился к котлу и стал рыться ложкой. Ничего не нашел, поднял голову и увидел нас с Павкой. – А, это вы!» – завопил он и схватился за ухват.
Павка до сих пор почесывает одно место, вспоминая о том, что произошло дальше.
Ну ладно, довольно о дяде Феде, он к этому рассказу не имеет прямого отношения, поэтому пусть уходит за поля.
Переждав дождь, мы с Павкой отправились на базар. Продавцы, как куры, отряхивались после дождя и раскладывали заморский товар: персики, абрикосы, виноград...
Ну разве тут можно было равнодушно пройти мимо? Павка взял для пробы одну виноградинку и, отправив ее в рот, задумался. Вдруг лицо у него исказилось. Продавщица с тревогой наблюдала за Павкиными гримасами.
– Кислая, да? – спросил я и тоже отправил виноградинку в рот. – У, как уксус!
– Может, та слаще, – сказал Павка, и потянулся за другой ягодой.
Но продавщица была начеку, она уже разгадала наш нехитрый маневр. Шлепнула Павку по руке и закрыла товар фартуком:
– Кыш отсюда!
Мы пожали плечами и ушли. Не хочет продавать – не надо. Мы и сами не купим.
Наш путь лежал в рыбный ряд. Увидев большую щуку, Павка сразу приступил к делу. Шлепнул щуку по брюху и уверенно сказал:
– Дохлая.
Два рта открылись одновременно, чтобы возразить моему другу. Но второй, щучий, на какое-то мгновение опередил рот рыботорговца, и Павка не на словах, а на деле убедился в том, что имеет дело отнюдь не с дохлым товаром. Щука укусила Павку за локоть.
– Кусается, собака! – смеясь и плача воскликнул Павка. – Сколько с нас?
Продавец назвал цену, мы расплатились и пошли: впереди Павка, расчищая дорогу, а позади я, прижимая щуку к груди.
– Па-бе-ре-гись! – кричал Павка, подражая вымершим извозчикам. – Щука!
И все, что было на пути живого, шарахалось в сторону. Люди возмущенно ругались, кони сердито ржали, а псы – те просто выходили из себя, захлебываясь от лая. Лучше бы они помолчали!
Щука, уснувшая у меня на руках, как младенец, вдруг очнулась, выгнулась колесом и, рванувшись из моих объятий, бултыхнулась в базарную пыль. Псы радостно взвыли и бросились на добычу. Но они рано торжествовали победу. Щука не далась псам в зубы. Она сражалась как лев и щелкала собак хвостом, как мух хлопушкой. Тогда на помощь четвероногим друзьям бросились двуногие – какие-то мальчишки.
– Павка, – закричал я, – щуку бьют!
Павка подбежал и, не раздумывая, бросился на обидчиков. Я тоже хотел броситься, но передумал. Вдруг Павку побьют? Кто его тогда отведет на перевязку? Я, его лучший друг, Славка. Но Павку не побили. Он сам всех побил. И не Павке, а им, побитым, пришлось самостоятельно тащиться на перевязку. Ведь у них не было таких верных друзей, как я.
Мы взяли свою щуку и, как было задумано, пошли в парк культуры и отдыха. Нашли фонтан и пустили в него щуку. Хищница нырнула и притаилась.
– Это она со страху, – сказал Павка. – Собак вспомнила. Сейчас я ее выведу из оцепенения. Гав, гав, гав...
Щука вздрогнула и заметалась. Потом, не слыша лая, успокоилась и стала ходить ровнее. Можно было приступать к опыту. Мой друг заточил палку и дал мне. А сам разделся и нырнул. Вода в фонтане поморщилась и успокоилась. Павка голый лежал на дне и прислушивался – слушал щуку. Потом, не слыша ничего, поднял руку. Это был сигнал. Я прицелился и уколол щуку. Ого как она взвилась!.. Я посмотрел на Павку: не слышит ли чего? Мой друг отрицательно покачал головой. Ах, вот ты как, молчишь, зверь? Ну погоди, сейчас ты у меня взвоешь!..
Я снова прицелился, опустил острогу и со страху зажмурился, услышав дикий вопль щуки. Щуки ли? Я открыл глаза и увидел Павку.
Он танцевал на одной ноге, поддерживая другую руками, и что было духу вопил:
– А-а-а!..
Я растерялся. Я не знал, что делать. Сердце велело мне бежать на помощь другу, которого я вместо щуки уколол острогой, а голова удерживала на месте, сомневаясь в том, что Павка легко простит мне ошибку. Так оно и оказалось: Павка, поорав, схватился за палку и бросился за мной. Но, сами понимаете, голый он не мог далеко убежать...
Когда я вернулся, то застал своего друга возле фонтана. Он водил портфелем в воде и пытался загнать в него щуку. Рядом с фонтаном валялись Павкины книжки.
– Давай, – крикнул он, – помогай!
Я понял, о прошлом речи нет, и полез в воду.
Наконец, мы загнали щуку в портфель и выволокли на сушу.
– Молчит. Ты слышишь, – сказал Павка, – молчит, как рыба, а?
– Слышу, – сказал я, вылезая из фонтана и вооружаясь пикой. – Сейчас я ее... Сейчас она у меня...
Я не договорил. Поскользнулся и плашмя плюхнулся на щуку. «Кря!»
Я как полоумный вскочил и уставился на Павку.
– Ты слышал? – спросил я.
– Тише, – сказал Павка и, в свою очередь, плашмя плюхнулся на щуку.
Щука и на этот раз крякнула...
Так мы узнали, как разговаривают рыбы. Они, оказывается, крякают, как утки.
В тот же день вечером мы отправились на Снежку. Погода, теплая и тихая, сулила удачу. Солнце, сонно жмурясь, скатывалось за горизонт, оставляя на нас недоделанные дела. Я тащил ящик и сетку, Павка – граммофонную трубу. Мы шли огородами, чтобы не привлекать ничьего внимания. Снасть, предназначенная для рыбной ловли, хоть у кого могла вызвать любопытство.
Вот и речка. Я поставил ящик, а Павка привинтил трубу. Потом постучал по ящику и прислушался.
«Кря», – сказала труба щучьим голосом.
Ну да, «кря», потому что в водонепроницаемом ящике сидела самая настоящая утка, которая умела крякать не хуже нашей щуки. Зачем нам понадобилось сажать ее в ящик? Для приманки. Чтобы она крякала под водой и заманивала в сетку щук. А труба нам понадобилась для контроля. Чтобы знать, что утка крякает, а не отлынивает под водой от исполнения своих обязанностей.
Мы опустили ящик и сетку в воду и стали ждать.
«Кря», – послышалось в трубе, торчащей над водой.
Мы обрадовались и четырьмя руками ухватились за сетку.
– Началось! – ликовал Павка. – Сейчас набьются – не вытащишь.
«Кря!» – прогремело над речкой, и мы тревожно переглянулись. Такой прыти от утки ни Павка, ни я не ожидали. Черт, вместо того чтобы приманить щук, она их еще распугает...
– Тс! – зашипел Павка в трубу.
Но это только подлило масла в огонь.
«Кря!.. Кря!.. Кря!!!» – как ненормальная завопила утка, и вдруг с берега ей отозвался другой голос:
– Утя, утя, утя...
Бежим! – крикнул Павка. – Тетя Лиза идет, соседка. Это ее утка.
...Утром в школе мы узнали, что два каких-то хулигана хотели утопить в речке утку. Причем один топил, а другой в это время играл на трубе.
ТИТАН И МАЛЮТКА
В дни каникул совет дружины решил провести лыжные соревнования. Честь нашего отряда было поручено отстаивать моему другу Павке.
Узнав об этом, Павка набросился на меня с кулаками:
– Все ты!..
Он был прав. Во всем был виноват я.
Мне всегда хотелось дружить со знаменитым мальчиком. А Павка, увы, таким не был. И тогда я решился.
«Ого, – говорил я всякому желающему слушать, – да знаешь ли ты, кто такой Павка? Это светило лыжного спорта в масштабе... – Тут я подозрительно косился на собеседника и, если вид его не внушал мне опасений, бухал: – В масштабе города».
В иных случаях приходилось ограничиваться школой, улицей и даже переулком.
Кто не верил, шел к Павке.
«Это правда, что про тебя Славка рассказывает?» Павка отвечал уклончиво, строя из себя скромника:
«Раз рассказывает, значит, знает».
И вот слух о Павкином «чемпионстве» дошел до совета отряда, и ему поручили отстаивать нашу спортивную честь.
Вечереет. Мы идем после сбора домой. На душе у меня темно и холодно, как зимой в чулане. Что на душе у Павки – не узнать. Он хмур и зол. Глядя на него, я зарекаюсь впредь оказывать кому-нибудь добрые услуги. Вдруг лицо у Павки просияло. Он щелкнул наподобие выстрела пальцами и крикнул:
– Кошка!
Я посмотрел кругом, но нигде не обнаружил ни малейших признаков этого мелкого домашнего животного. Тут мне в голову пришла одна мысль, и я с опаской покосился на Павку: «С ума он сошел, что ли?»
А Павка прямо-таки сиял.
– Кошка, – загадочно бормотал он, – кошка, вот кто нас выручит.
– Чья?.. Кошка? – растерянно спросил я.
– Ваша, – уточнил Павка. – Рыжая. И наш пес Малютка. Как ты думаешь, они не очень дружно живут?
– Как кошка с собакой, – ответил я.
– Очень хорошо, – оживился Павка. – Для нашего дела самый подходящий случай. Однако проверить надо.
Я хотел было разузнать, о каком таком «нашем» деле говорит Павка, но он не дал мне и рта раскрыть:
– Бери мешок. Хватай кошку и – ко мне! Понял?
Мне не терпелось узнать, что задумал Павка. Поэтому я как пришпоренный побежал домой, сунул кота по кличке Титан в мешок и приволок его к Павкиному дому.
Павка стоял посреди улицы и с трудом удерживал на цепи, привязанной к поясу, здоровенного пса, по иронии судьбы названного при рождении Малюткой. Честное слово, в эту минуту Павка был похож на американского ковбоя, усмиряющего дикого мустанга.
– Высыпай! – закричал Павка, едва я показался ему на глаза.
Я вытряхнул Титана на снег и на всякий случай отбежал в сторону.
Пес радостно взвизгнул. Кот как-то странно фыркнул. Павка не своим голосом закричал: «Сто-о-ой!» – и со скоростью «спутника» понесся вдоль по улице.
Представляете картину. Впереди летит кот Титан, за котом пес Малютка, а за Малюткой Павка, прикованный к своему четвероногому другу железной цепью. Ну и смеху было! Смеялся, правда, я один, потому что моему другу, как вы сами понимаете, было не до смеху.
Кота выручило дерево. Он рыжей ракетой взмыл на самую макушку и, свесив вниз усатый шар головы, насмешливо уставился на пса Малютку: «Что, мол, выкусил?»
Кот явно издевался над псом. Но это, как видно, не очень расстроило Малютку. В конце концов, враг бежал, и он с гордым видом победителя последовал за хозяином.
Любопытство так и разбирало меня: «Зачем Павка разыграл весь этот спектакль?»
Приблизившись ко мне, Павка ласково потрепал пса по шее и, чуть дыша от усталости, проговорил:
– Все в порядке...
– Что... в порядке? – удивился я.
– Эх ты, не соображаешь! – с ехидным сочувствием сказал Павка. – А я-то думал... Ну ладно, подожди.
Он не спеша отцепил себя от собаки, загнал пса в будку и только тогда посвятил меня в свой план.
Я опешил от изумления, узнав о Павкином замысле. А когда пришел в себя, сразу же подумал: «Победа будет за Павкой».
Наступил день соревнований. Старт давался в поле, а финиш был назначен в городе возле школы, неподалеку от моего дома.
Как сейчас помню: флажок описывал в воздухе яркую дугу, и, повинуясь ему, лыжники один за другим, через равные промежутки времени, срывались с места и уносились навстречу победе и славе.
И еще одна картина ясно возникает в моем сознании. С мешком в руках я поджидаю Павку в овраге неподалеку от трассы соревнования. По ту сторону трассы, привязанный к шесту, жалобно скулит пес Малютка.
Вот к шесту подлетает Павка, отвязывает собаку и, завидев меня, не своим голосом кричит:
– Давай!
Я «даю», то есть развязываю мешок и выпускаю кота на волю. Расчет у меня простой. Кот побежит домой. А домой бежать можно только по лыжне, так как кругом сугробы. Желая подбодрить Титана, я кричу:
– Ату-ату!..
Но кота и подбадривать не надо. Титан увидел Малютку, а Малютка увидел Титана.
«Га-ав!» – восторженно взвыл пес и что было духу понесся вслед за котом в сторону финиша.
Павку словно вихрем подхватило, и он, держа в одной руке лыжные палки, а другой держась за собачью цепь, промчался мимо меня и пропал вдали.
«Так... Хорошо... Все идет согласно намеченному плану», – обрадованно думал я, не спеша приближаясь к месту финиша. А зачем мне было спешить? Я-то наверняка знал, что победа будет за нами. Неподалеку от дома Павка отпустит пса Малютку и как ни в чем не бывало первым придет к финишу. «Ох и обставит же он их!» – подумал я о Павкиных соперниках и обрадованно засмеялся.
Больше мне смеяться в тот день не пришлось. Павки среди победителей лыжных соревнований не оказалось. Не было его и среди соперников «черепах», финишировавших последними.
Где было искать Павку? В полнейшем расстройстве я поплелся домой и вдруг увидел его – живого и невредимого. Держа лыжи наподобие коромысла, Павка красный, как абажур, быстро-быстро семенил по улице и даже не посмотрел в мою сторону, когда я его окликнул. Следом, устало позевывая, брел пес Малютка.
Вечером мне передали, что мой бывший друг Павка поклялся во всю жизнь со мной не разговаривать.
А при чем тут я? Ну при чем? Разве я знал, что кота Титана маме подарили в соседней деревне? И что ему по дороге домой захочется навестить старых хозяев? Ну разве я знал это?
СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
Подслушивать неприлично. Я и не подслушивал. Просто шел возле учительской и услышал:
– Часики будь здоров...
– Солнечные...
– Уж эти не подведут.
– Когда открытие?
– Завтра в Двенадцать...
Разговаривали десятиклассники.
Я не стал мешкать и тут же бросился на розыски своего друга Павки.
– Пав, а Пав, – спросил я, – ты знаешь, что такое солнечные часы?
Павка не стал теряться в догадках. Он всегда все знал.
– Солнечные? – переспросил он. – Все равно что электрические.
– То есть как это? – опешил я.
Павка хмыкнул и, как большой маленькому, объяснил:
– Электрические от чего заводятся? От тока. Ну а солнечные – от солнца, понял?
– Как же это... – начал было я, но Павка не любил бестолковых. Он отрезал:
– А вот так, – и мне сразу все стало ясно. Больше всего на свете я боялся сойти за бестолкового.
«Ладно, пусть Павка все знает, – подумал я, – но он не знает еще самого главного». И я рассказал ему о подслушанном разговоре.
– Солнечные часы? – загорелся Павка. – На географической площадке?
Я молча кивнул головой.
– Пошли! – махнул рукой Павка. – Хотя нет, стой. Днем могут увидеть. Разведаем вечером.
Когда школу и все, что окружало ее, окутало серое облако сумерек, мы вооружились электрическими фонариками и отправились на географическую площадку.
– Не трусь, – подбадривал меня Павка, дрожа мелкой дрожью. – Тут вроде сторожей нет. Ну а в случае чего, скажем, «смазчики».
– Чего... смазчики? – шепотом спросил я.
– Солнечных часов, – прошипел в ответ Павка.
Белые глаза фонариков «скользнули по площадке, и мы увидели серый квадрат холстины, натянутый на четыре колышка.
– Ясно? – спросил Павка, поддав меня плечом.
Я отрицательно мотнул головой.
– Эх ты! – сожалеюще протянул мой друг. – Не знает, как памятники открывают...
Тут мое любопытство взяло верх над моим самолюбием, и я честно признался, что не знаю. Павка наскоро разъяснил, что памятники перед открытием покрывают материей, и мы полезли под холстину.
Ого, что мы там увидели: круглый циферблат, а посередине... деревянный колышек.
– Зачем это, а? – спросил я, наводя свет на колышек.
– Ось, – прошептал Павка, – часовая.
– А механизм?
– Под землей, наверно.
– А стрелки...
Я не договорил. Павка пребольно сжал мне руку и потащил за собой.
Отдышавшись на воле; он таинственно сказал:
– Стрелки... похищены...
– Что же делать? – испуганно спросил я.
– Стрелки и делать, – невозмутимо ответил Павка. Будем выручать старшеклассников.
...Торжественное открытие солнечных часов было назначено на воскресенье.
С утра площадку заполнили ребята. Мы с Павкой чувствовали себя на седьмом небе и со злорадством поглядывали на предполагаемых, похитителей часовых стрелок, которыми, по глубокому Павкиному разумению, могли быть все, кто попадался нам на глаза.
И вот торжественная минута наступила. Алик Высочин, самый длинный из десятиклассников, снял холст, и дружное «ура»...
Увы, «ура» не было. Был дружный хохот, который смутил старшеклассников и поверг в недоумение нас с Павкой.
Немногое дошло до нас и тогда, когда Алик Высочин содрал с колышка наши стрелки, висевшие на нем вроде пропеллера, и сердито зашвырнул их прочь.
– Не понравилось, значит, – процедил Павка. И вдруг накинулся на меня: – Говорил я тебе, из меди надо было клепать...
– Ладно, в другой раз склепаем, – покорно согласился я, не подозревая, что солнечные часы, увы, всегда обходились без стрелок и что часовой стрелкой у них служила тень от колышка.