355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Емельянов » На пороге войны » Текст книги (страница 9)
На пороге войны
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:15

Текст книги "На пороге войны"


Автор книги: Василий Емельянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Нарком сталевар

Тевосяна всегда тянуло на заводы. Здесь он преображался и, казалось, чувствовал себя значительно лучше.

Как-то он мне даже признался:

– Так хотелось бы самому у печи поработать. Сколько здесь сделать можно было бы!

Но теперь на него свалилось столько обязанностей, столько было необходимо решать неотложных вопросов, что выбираться на заводы стало труднее. Но все-таки он продолжал придерживаться правила – нельзя руководить только путем издания приказа, даже очень хорошего. Надо проверить самому, как этот приказ действует, выслушать тех, кто проводит его в жизнь.

Поэтому он выезжал на заводы. И на те, которые не выполняли план, чтобы «разобраться, в чем там причина», и на те, которые хорошо справлялись с заданиями наркомата, чтобы «поучиться у них». «Учиться никогда не поздно», – любил он говорить, собираясь на такой завод.

– Как сказать, – возразил как-то ему один из наркоматовских краснобаев. – Вот если в пятьдесят лет начнешь учиться петь, то должен помнить, что слушать тебя будут уже только ангелы.

– А ты что, собираешься на заводе арии, что ли, исполнять? Тогда оставайся тут, мы можем и без тебя обойтись.

Я редко видел Тевосяна в таком разъяренном состоянии. Шутник поспешил удалиться от греха. А Тевосян продолжал:

– Вот приедет такой на завод, наговорит уйму всего, а результатов от его пребывания никаких. Каждый приезд работников наркомата на завод должен быть событием. К командировке надо тщательно готовиться, знать, зачем едешь, какие вопросы должен разрешить. В противном случае появление работника наркомата будет приносить заводу не пользу, а вред.

Сам Тевосян перед поездкой обычно проводил совещание с работниками наркомата, изучал состояние дел на заводе, и когда приезжал на место, то знал обстановку не хуже директора, а порой даже и лучше.

Помню встречу с Тевосяном на Южном заводе. Это предприятие нам только недавно передали – ранее оно находилось в системе другого наркомата, – и здесь Тевосяна в лицо знали еще немногие.

Я находился в сталеплавильном цехе. Из мартеновской печи выпустили сталь, и ковш с жидким металлом подали на литейную канаву для разливки по изложницам.

Тевосян взял у одного из мастеров синее стекло, наклонился к изложнице и стал наблюдать, как она заполняется металлом.

Потом, обращаясь к мастеру по разливке, спросил:

– Вы в изложницу заглядываете, когда производите разливку?

Мастер не знал еще, видимо, Тевосяна и сердито ответил:

– А чего туда смотреть-то? Сталь она сталь и есть. Какую се сварили, такой она и будет. Мы ее пи лучше, ни хуже не сделаем.

– Ну-ка дайте мне, – и Тевосян взял из рук мастера рычаг стопорного механизма. – Вот смотрите туда, где поднимается металл. Видите пузырьки – значит, смазка изложницы не успевает выгорать до того, как металл подойдет к ней. А теперь я уменьшу подачу металла, прикрою немного струю. Вот видите, теперь пузырьков нет. А знаете, что такое подкорковые пузыри в слитках? Это брак. Вам об этом говорили когда-нибудь или нет?

Мастер молчал.

– Вот они и получаются, если разливать так, как вы разливаете, не заглянув даже в изложницу. – И, обращаясь к начальнику цеха, он начал задавать ему вопросы. – У вас курсы для мастеров организованы на заводе? Кто там ведет занятия по разливке стали?

Когда начальник цеха назвал фамилию преподавателя, Тевосян сказал:

– Пусть он зайдет ко мне сегодня вечером. Я буду у директора завода, там мы с ним и поговорим, – и снова обращаясь к мастеру, он стал убеждать его в том, что разливка стали не менее важное дело, нежели плавка.

– Поэтому у нас и установлена на заводах должность – мастер по разливке. Без хорошо организованной разливки иикогда не получить хороших здоровых слитков. От того, как мастер знает разливку, зависит все.

Когда Тевосян выходил из цеха, около мастера по разливке собралась группа рабочих, и мастер, кивая головой в ту сторону, куда ушел Тевосян, что-то возбужденно рассказывал им.

На следующий день на заводе только и разговоров было о том, как нарком сам разливал сталь.

– Ему не зальешь, – с восхищением говорил вчерашний мастер, получивший урок от самого наркома. – Все тонкости нашего дела знает.

При посещении заводов Тевосян обычно заглядывал в такие уголки производства, где редко появлялись даже руководящие заводские работники.

– А это что у вас здесь находится? – как-то услышал я его сердитый голос. – Что это за ящик, почему он здесь?

– Мотор в нем привезли для мостового крана, – стал объяснять начальник цеха.

– Когда привезли?

– Недели, вероятно, две назад.

– Привезли мотор, а ящик почему не убрали? Разве ему здесь место? Так постепенно весь цех захламите. Здесь ящик, там мешки из-под цемента валяются.

– Ремонт делали недавно, убрать не успели.

– Так никогда ничего не успеете. Запускать нельзя.

На шихтовом дворе Тевосян повеселел.

– Кто у вас начальник шихтового двора?

Директор назвал.

– Хороший, видать, хозяин. К сожалению, у нас на шихтовых дворах часто бывает так, что черт ногу сломает. А здесь все рассортировано. Вот вам и пример брать есть с кого, – обратился он снова к начальнику сталеплавильного цеха.

Обычно после возвращения Тевосяна из командировки на заводы в наркомате наступало оживление. Принимались меры по удалению выявленных недочетов производства. Это и было то, что называлось конкретным руководством.

Тевосян знал лично всех людей, от которых зависела судьба производства. Он умел находить подход к каждому человеку и почтп безошибочно определять, в какой степени тот или иной соответствует своему назначению.

– Ничего из него не получится – тюлень какой-то. Он и смотрит все время куда-то в сторону. Чем это он очаровал тебя? – выговаривал Тевосян директору одного из заводов. – Уж не письмами ли? Так ведь он пишет о том, что сам должен был бы сделать.

Директор молчал.

– Пока не поздно, замените его. А если вам самим это трудно сделать, мы из наркомата эту операцию произведем. Пока он окончательно дело не развалил.

…Дела наркомата не позволяли Тевосяну надолго отлучаться. Мы вели огромное строительство, производственная программа выросла до огромных масштабов. Ни одна из отраслей гражданского производства не имела такого стремительного развития, как оборонная промышленность. Но Тевосян даже при невероятной занятости административными обязанностями наркома всегда был в курсе дела всего нового, что появлялось в металлургии.

Будем выигрывать время!

Мы, работавшие в оборонной промышленности, особенно хорошо ощущали приближение большой войны. К нам поступала информация не только из газет. Мы встречались с участниками испанских боев, представителями наркомата, выезжавшими в страны Европы и США. Возвращаясь из-за рубежа, они рассказывали о тех изменениях, которые быстро происходили в мире.

В США для размещения оборудования был командирован инженер нашего главка Мадунцев, очень наблюдательный человек и хороший специалист. Нам нужно было крупное станочное оборудование, в особенности для обработки броневых корабельных плит. Большие станки такого типа изготовляли всего несколько фирм. В Америке тяжелым машиностроением, в частности, занимался завод «Места» в Питтсбурге. Мадунцев рассказывал о том, что американские заводы неохотно принимают наши заказы.

Газеты были заполнены сообщениями о военных действиях в Испании, о подготовке Германии к военным действиям против Чехословакии и Польши. В воздухе пахло близкой грозой.

А у нас в самом разгаре было строительство новых заводов и реконструкция действующих. Да какая это реконструкция, когда площади новых цехов по существу были равны или даже превышали площади действующих цехов старых заводов. Возникали уникальные заводы с новым оборудованием. На Южном заводе заканчивалось строительство кузнечно-прессового цеха с мостовым краном для подъема стальных слитков весом в триста тонн. В Европе был всего одни такой цех – на заводе Круппа. У нас их будет два. На Северном заводе также сооружали аналогичный цех для пресса мощностью в двенадцать тысяч тонн. Этот пресс мы купили у известной английской фирмы «Деви», а пятнадцатитысячный пресс для Южного завода приобрели в Германии. Пресс уже прибыл на завод. Огромные ящики с немецкими надписями «не кантовать» вызывают непрерывные нарекания на строителей.

Лежит импортное оборудование и не монтируется! А строители работают круглые сутки. Всю ночь горят прожекторы. Строители и монтажники понимают, что надо спешить. Использованы все стимулы для ускорения работ.

Но есть пределы всему. Хотя это слово вслух не произносится. Нет на производстве более бранного слова нежели «предельщик». А комсомольцы на разговоры о трудностях с горячностью кричат: «Не расхолаживай!»

Вначале составлялись квартальные графики, затем перешли на месячные, а на Южном заводе строители ввели почасовые. Сроки строительства и монтажа были сокращены. На площадке установлен огромный циферблат с двумя стрелками. Одна – белая – обозначает задание, которое должно быть выполнено к определенному часу дня, и вторая – красная – сколько фактически сделано. Красная всегда здесь опережала белую. Но хочется сделать еще больше и поскорее ввести в действие оборудование.

На заводах и строительных площадках работу людей можно легко оценить. Красная стрелка на циферблате свидетельствует об огромных усилиях людей, их энергии и труде. Здесь не может долго удерживаться бездельник, инертный человек – он быстро распознается.

Как-то на собрании строителей я услышал гневный голос возмущенного молодого рабочего:

– Да який же вин бригадыр, бисов сын. Ему тильки за волами ходыты, да и то не поспие.

Другой, поддерживая первого, кричал:

– Ну не принимает его бригада. Поймите вы это. Будто дохлую жабу проглотили, так и выворачивает все нутро. Уберите его от нас, ради бога, только мешает он нам.

Речь шла о временно назначенном взамен заболевшего бригадира новом человеке, только что прибывшем mi завод.

На предприятии надо быть инициативным вожаком коллектива пли энергичным, неутомимым членом бригады. Иначе по удержишься, быстро раскусят и выбросят.

В наркомате все обстоит сложнее. Одни отдают все свои знания и энергию, чтобы быстрее и лучше организовать дело. Другие не работают, а служат. Случайно попав в наркомат, они создают впечатление занятости и держатся в таких рамках, что по чисто формальным соображениям их нельзя уволить. Они мешают работе тех, кто песет основную тяжесть всех забот.

К сожалению, удалить погодного сотрудника не так легко. Возникает столько трудностей, что многие предпочитают не связываться и терпят присутствие таких работников.

Подбором кадров мы занимаемся уже несколько десятилетий, но это важнейшее дело нередко сводится к сбору тех сведений, которые излагаются в сухих вопросах анкеты, заполняемой, кстати, самим кандидатом на вакантное место, и формальных характеристик с мест прежней работы.

В ответ на замечание, что «он» какой-то неподвижный, нередко следовал ответ: «А вам что, танцор, что ли, для ансамбля песни и пляски требуется? Руководителями никто не родится, поработает, войдет в курс дела, и все будет стоять на своем месте. Людей учить надо. Где же их обученных-то брать. Отзывы о нем хорошие».

Основной трудностью было то, что и у вновь прибывающих на работу в наркомат не было времени, чтобы постигнуть все премудрости руководства. Кое-кто терялся, другие быстро усваивали наиболее порочные методы руководства – грубость и недоступность, третьи проявляли себя как талантливые самородки.

Одним из таких блестящих организаторов был Михаил Васильевич Хруничев. Он пришел в Наркомат оборонной промышленности с поста директора завода. У нас появился еще один руководитель, к которому валом повалил народ.

– А вы идите к Хруничеву – он сразу же все ваши вопросы решит.

К некоторым руководящим работникам наркомата, включая и самого наркома, ходить не любили и даже опасались.

– Чего мне нарываться на ругань, я лучше к Хруничеву пойду, – нередко можно было слышать от сотрудников.

– Да ведь он вашими делами не занимается?

– Ну и что же. Он ео всех делах хорошо разбирается, а главное, разумные решения принимает. Всегда подскажет, как действовать надо, – такие разговоры можно было слышать в приемной Хруничева.

При разделении наркомата для всех стало ясно, что наркомом авиационной промышленности будет Хруничев. Каганович не сможет долго продержаться.

Мне редко приходилось в те годы встречаться с Михаилом Васильевичем, но каждая встреча оставляла след. Уже значительно позже, когда мне пришлось работать в атомной промышленности, я часто обращался к его помощи и неизменно получал у него дельные советы. Высокого роста, хорошо сложенный, с простым открытым лицом, он уже всей своей внешностью как бы олицетворял спокойную мощь.

Кто-то в шутку у него спросил:

– А ты не проверял, откуда свой род ведешь? Не от Ильи Муромца?

– Нет, не проверял, – спокойно ответил он. – У нас есть кому проверять. Давай-ка лучше делом займемся.

В конце 1938 года происходило премирование наиболее отличившихся работников. В небольшой премиальный фонд входило несколько радиоприемников, выпускаемых оборонными заводами, и отрезы на платья и костюмы.

После торжественного собрания был зачитан приказ наркома о награждении. Кагановича не было, и открывал собрание Хруничев, он же выдавал премии. Надо было видеть, как он это делал!

Называя по имени и отчеству награжденного, он развертывал перед всеми сидящими в зале отрез и, пожимая руку товарищу, приговаривал, обращаясь к сидящим в зале:

– Ну и костюм получится. Вы только посмотрите, какой это материал!

Для каждого у него находились особые слова приветствия. Об этом собрании долго потом говорили в наркомате.

…Темпы работы нарастали. С пуском новых цехов возникали новые сложные вопросы освоения незнакомого для большинства работников оборудования.

Нам нужно еще четыре, пять лет и вот тогда… Мы не договаривали, от перспективы захватывало дух.

Время работает на нас – так будем же выигрывать время!

Новые заботы

Закончились две пятилетки. Мы готовились к третьей, которая должна была поднять нашу экономику на более высокий уровень.

Решением январского Пленума ЦК ВКП(б) на десятое марта было назначено открытие XVIII съезда партии. Все с нетерпением ждали это событие.

«Какие же задачи будут поставлены новой пятилеткой?» – спрашивали мы друг друга. Все мы участвовали и в составлении и в осуществлении первых двух пятилеток. Я помню, как приходилось считать, сколько нам потребуется различных ферросплавов для того, чтобы изготовлять различные сорта стали для авиационной и автомобильной промышленности, для химического машиностроения, железнодорожного и водного транспорта, обороны страны и многих, многих других надобностей. Тогда у нас не было ни опыта, ни достаточных знаний. Для определения потребности в ферросплавах в Главметаллосбыте была образовала особая группа, которую возглавлял Бенименсон, имевший некоторый опыт по определению, как он любил говорить, конъюнктуры…

Я вспоминаю, с какой гордостью рассказывал нам студент, закончившей Горную академию на год раньше меня, о том, что он будет работать на заводе, где скоро начнут изготовлять арифмометры.

– Сложнейшая машина, – несколько раз произнес он. – Любые цифры можно перемножать. Тончайшие детали. мне придется их термически обрабатывать. От качества обработки зависит точность счета. Вы понимаете, какая требуется топкость в работе! – У рассказчика горели глаза от гордости, а у нас, слушателей, от зависти: «Везет же людям!»

Мы множили, складывали, вычитали и чинили карандаши. А чинить было трудно, дерево не поддавалось ножу, графит крошился и, казалось, был тверже стали. Лезвие ножа скользило по нему. Карандаш в те годы тоже был проблемой.

Как-то будучи в управлении ВСНХ, которое занималось предприятиями легкой промышленности, я стал свидетелем разговора с директором карандашной фабрики. Его упрекали в том, что фабрика выпускает плохие карандаши.

– Заточить карандаш невозможно, – нервно кричал начальник управления. – Вы дерево на карандаши не то берете, какое следует.

– Дело вовсе не в дереве. Какое есть, такое и берем. Ножи нужно лучше точить. Острым ножом вы без труда очините любой карандаш.

– Ты лучше скажи, почему фаберовские карандаши тем же ножом очинить можно, а твои нельзя. Ну, хорошо, дерево, допустим, не нашли, но и графит не лучше. Он то крошится, то такой твердый, что его нож не берет. Заострить нельзя. По бумаге как тупым шилом водишь. Писать не пишет – только бумагу царапает. Это отчего? Можешь ты нам объяснить?

Вот этими карандашами, вздыхая и ругаясь, мы и составляли первую пятилетку, которая резко подняла уровень нашей промышленности.

Мы считали и пересчитывали, а в это время многие злорадствовали и насмехались над нами. Английская газета «Таймс» писала тогда, что «большевики пытаются в пять лет осуществить то, на что потребовалось бы пятьдесят лет в самых благоприятных условиях, которые, как они сами признают, отсутствуют».

Германская печать называла первый пятилетний план «утопией чистейшей воды, пущенной в ход только для того, чтобы испугать других призраком мировой революции».

На XVIII съезде партии будут подведены итоги бурному периоду последних пяти лет – подведены итоги второй пятилетки. Съезд рассмотрит и утвердит третий пятилетний план, утвердит изменения в Уставе ВКП(б).

С первых же месяцев 1939 года появилось много новых забот. Еще в конце 1938 года было принято постановление Совнаркома СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС «О мероприятиях по упорядочению трудовой дисциплины, улучшению практики государственного социального страхования и борьбе с злоупотреблениями в этом деле».

Начало 1939 года было отмечено борьбой за дисциплину и порядок на предприятиях и во всех звеньях государственного аппарата. На заводах и в учреждениях проходили собрания, в газетах в течение января и февраля печатались приказы наркомов с изложением мероприятий по улучшению дисциплины.

В январе был издан приказ и по Наркомату судостроительной промышленности, подписанный Тевосяном. Это был его первый документ, как наркома, появившийся в газетах. К наведению порядка на предприятиях и учреждениях было приковано внимание всей страны. Пришли в действие все три рычага воздействия – убеждение, принуждение, поощрение.

1 января на первых страницах газет было опубликовано сообщение об учреждении медалей «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие». Разумные люди понимали особую сложность переживаемого времени и одобрительно отзывались о проводимых мерах по налаживанию порядка во всех звеньях огромного хозяйства страны.

Порядок надо наводить. Это верно. Кое-кто сдерживает наше движение вперед. При сложности предстоящих задач нужна строгая дисциплина во всем, и мы с жаром занимались наведением этого порядка.

Необходимо догнать и перегнать наиболее передовые страны не только по уровню техники производства, но и в экономическом отношении. Ключ к этому в достижении высокопроизводительного труда не одиночками, а всеми трудящимися страны. Это требует крепкой трудовой дисциплины, это вызывает необходимость борьбы с лодырями, хулиганами, пьяницами.

Однако некоторые не в меру ретивые, а иногда я неумные руководители допускали ошибки и извращения правильных и нужных мер по созданию нормальной ритмичной работы на производстве. Об этом появились первые сигналы.

На одном из заводов в проходной контролер задержал работника на том основании, что от него пахнет водкой.

– Да что ты, очумел, что ли. Вчера на свадьбе был, ну выпил, конечно. Но ведь я не пьян. Чего же ты меня задерживаешь? – кипятился работник, убеждая контролера пропустить его к месту работы.

– Не могу. Пьяных не велено до производства допускать, – упорствовал контролер.

– Ну, пропустите, ведь меня под суд отдадут.

– Не пей – и не отдадут;

– Да ведь на свадьбе я был. Честно тебе говорю. А ты на моем месте воду, что ли, стал бы там пить? Если бы я пьян был, пу другое дело. Ты же видишь, что я не пьян.

– От тебя винищем так разит, что закусить хочется.

– Так я же вино и пил, если молоко бы пил, и пахло бы простоквашей. Пропусти.

Наконец контролер разрешил:

– Беги в поликлинику. Еще успеешь, она рядом. Принеси справку, что ты не пьян, и я тебя пропущу. Что мне из-за тебя-то страдать. Он, видите ли, пьет, а я должен за него отвечать.

По дороге в поликлинику «свадебный гость» все же сообразил, что справки ему не получить. На его счастье около поликлиники он встретил знакомого шофера и попросил его пройти к врачу и взять справку. Для удостоверения личности он сунул шоферу свой паспорт, а за труды дал на поллитра. Шофер, конечно, без труда получил справку о трезвости, и злополучный работник завода прошел через контрольный пункт.

А на следующий день под суд отдали шофера, так как на полученные деньги он напился и опоздал на работу. Эта история долго ходила по Москве, передаваясь из уст в уста. Рассказывали и о других случаях, когда принятое постановление оборачивалось не против злостных прогульщиков, а честных, случайно нарушивших постановление людей. Кое-кто стал ворчать: «Не можем без перегибов. Опять наряду со злостными дезорганизаторами производства и скользкими, ловкими пройдохами страдают также и честные, случайно оступившиеся труженики. Надо все-таки осторожнее подходить к людям».

Но эти разумные соображения часто тонули в громком хоре возмущения теми, кто мешал строить то, что было для нас важнее всего на свете. «Ну, кого-то зря обидели, так что же теперь – не наказывать из-за этого негодяев?» – с горячностью говорили те, кто считал, что никому спуску давать нельзя.

«Обижать зря тоже нельзя. Наказывать надо с разбором – тех, кто виноват», – пробовали робко протестовать их противники, считавшие, что меры борьбы с нарушителями трудовой дисциплины следует проводить так, чтобы не задеть при этом невиновных.

«А если не виноват, так и не накажут. А обижаться тут нечего. У каждого из нас промашки случаются. Поэтому и обижаться нечего, если и стукнут не в очередь».

…В самом нашем главке борьба за дисциплину и порядок не принимала острых форм, так как большинство ил сотрудников были в свое время подобраны еще Тевосяном. Сработавшийся коллектив, привыкший с чувством ответственности относиться к порученпому делу, справлялся со своими обязанностями и не требовал понукания. Хотя среди сотрудников и было несколько человек, которые работали, как говорят, из-под палки.

На заводах и строительстве, куда было привлечено много новых людей, еще не прошедших школу жизни, не привыкших к методичной каждодневной деятельности, требовалось проводить большую работу по укреплению трудовой ДИСЦИПЛИНЫ.

В борьбе за решение сложных задач проявлялись все человеческие качества, производилась сортировка людей. Значительно позже, когда я начал заниматься атомной энергией и познакомился с процессами разделения изотопов, мне объяснили устройство электромагнитного сепаратора. Это физический прибор, на котором разделяются атомы по их массам. Чем легче атом, тем дальше он отбрасывается. В человеческом обществе так же, как и в микромире: и легкие, и тяжелые частицы находятся вместе. Часто возникает необходимость разделить их. Разделением атомов пользуются в современной атомной промышленности. Без такого деления в ряде случаев трудно получать ядерную энергию.

При решении многих социальных проблем возникают те же трудности. Некоторые люди мешают решать сложные задачи. Неспособных и бездельников необходимо отделить от нужных работников. Но это не всегда удается. Процесс разделения атомов оказывается проще.

По всей видимости, в обоих случаях необходим глубокий научный подход. Но иногда он отсутствует, и при решении кадровых вопросов вступают в действие необоснованная подозрительность, честолюбие, мстительность, раздражительность, привязанность одного человека к другому и многие другие соображения, не имеющие ничего общего с наукой. Это ведет к ошибкам, которые позже приходится исправлять.

В докладе на XVIII съезде партии А.А. Жданов обратил внимание на то, что во время дискуссии по тезисам об изменениях в уставе ВКП(б) не последнее место занимал вопрос о мерах борьбы против опорочивания честных членов партии. А.А. Жданов привел ряд примеров «вражеской деятельности под флагом бдительности».

В Архангельской партийной организации был, например, разоблачен такой злостный клеветник, как Прилучный, который написал 142 заявления на коммунистов и ни одно из них не подтвердилось. В одном из районов Киевской области был разоблачен клеветник Ханевский. Он дошел до того, что обратился в обком КП(б)У с просьбой: «Я выбился из сил в борьбе с врагами, а поэтому прошу путевку на курорт…»

Тевосян все дни проводил на съезде, и я его видел только мельком. Несмотря на большую усталость, он был явно доволен.

– Все идет хорошо, – сказал он как-то, торопясь на заседание.

А нагрузка у него была огромной. На съезде Тевосян был избран в состав комиссии для рассмотрения поправок и дополнений к тезисам о третьем пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР. В своем выступлении он изложил те задачи, которые вновь созданный наркомат будет решать. Показав, с какой интенсивностью ведется строительство военных кораблей в Англии, в США, Японии, Германии, Италии и Франции, Тевосян под аплодисменты участников съезда заявил, что мы сделали вывод «из этой гонки в военно-морском строительстве» и «широко развернули строительство своего советского морского и океанского флота… По водоизмещению строящихся и закладываемых в этом году боевых кораблей мы занимаем место, достойное великой Советской державы».

Подготовка речи на съезде потребовала много сил и напряжения. Когда я читал выступление Тевосяна, то вспомнил нашу встречу после моего возвращения из Челябинска.

– Ну вот мы с тобой и судостроителями заделались, – сказал он тогда.

Это было менее двух лет назад, а сегодня Тевосян дает уже анализ состояния дел в судостроении. В первой пятилетке морская судостроительная промышленность строила в основном транспортные и промысловые суда. За годы второй пятилетки создан огромный подводный флот, проведена значительная модернизация действующих боевых кораблей, начато строительство большого надводного флота.

– Мы должны создать мощный подводный флот, – говорил на съезде Тевосян. – Наши корабли должны быть самыми быстроходными, самыми неуязвимыми и обладать сокрушающей огневой мощью.

После Тевосяна на съезде выступал начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников. Опираясь на выводы, содержащиеся и докладах И.В. Сталина и В.М. Молотова, он подчеркнул важность «дальнейшего развития политической и культурной мощи Советского Союза», ибо это и является «тем базисом, на котором должна покоиться оборона Страны Советов, которая поручена Красной Армии и Военно-Морскому Флоту». «Современная война является войной металла и химии в большей мере, чем первая империалистическая война», – подчеркнул Б.М. Шапошников.

В 1917 году Россия выплавила 3178 тысяч тонн чугуна, а Германия, Россия, Франция, Англия, вместе взятые, выплавили 25 600 тысяч тонн чугуна. Советский Союз в 1942 году даст 22 миллиона тонн чугуна, то есть только на 3 миллиона тонн меньше, чем давали, вместе взятые, перечисленные выше государства в 1917 году. Стали в 1917 году Россия выплавила только 3436 тысяч тонн, а Германия, Россия, Франция, Англия, вместе взятые, за этот же год выплавили 30 миллионов тонн стали. Промышленность СССР в 1942 году будет давать 27,5 миллиона тонн стали.

Эти данные показывают, что Красная Армия обеспечена основными металлами для производства тех залпов, о которых говорил народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов. Выступавший ранее К.Е. Ворошилов, сопоставляя огневую мощь стрелковых корпусов Франции, Германии и Советского Союза, привел красноречивые цифры, свидетельствующие о мощности залпа нашего стрелкового корпуса.

Выступления всех участников съезда были наполнены фактическими данными об успешном выполнении второго пятилетнего плана.

В резолюции XVIII съезда было указано, что «в результате успешного выполнения второго пятилетнего плана в 1933—1937 гг. в СССР разрешена основная историческая задача пятилетки – окончательно ликвидированы все эксплуататорские классы, полностью уничтожены причины, порождающие эксплуатацию человека человеком и разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых. Решена труднейшая задача социалистической революции: завершена коллективизация сельского хозяйства, колхозный строй окончательно окреп». В нашей стране «осуществлена в основном первая фаза коммунизма – социализм. Победа социализма законодательно закреплена в повой Конституции СССР».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю