Текст книги "На пороге войны"

Автор книги: Василий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

С Лихачевым у Жданова

Прорвать «линию Маннергейма» было трудно, танки подрывались на минных полях, а затем расстреливались из мелкокалиберной артиллерии. Опыт ведения войны показывал, что броневая защита танков недостаточна, требовала улучшений и конструкция ходовой части.

В это время на нашем Северном заводе началось сооружение тяжелых танков. Хотя работы находились в начальной стадии, первые опытные броневые корпуса для танков двух различных конструкций были почти полностью изготовлены.

Командование фронта попросило возможно быстрее закончить один из танков и передать его в распоряжение действующей армии. Прибывший на фронт новый танк легко прошел по заминированному полю. Не причинял ему вреда и снарядный обстрел. Но вдруг танк все же остановился: у него была перебита гусеница.

Что же делать? Бросать подбитый танк нельзя, ведь это новая конструкция. Чем можно вытащить эту махину весом в десятки тонн. Только таким же танком. Но второй тяжелый танк еще не закончен.

И вот началась интенсивная борьба за танк в тылу и да фронте. В цехах завода люди работали с огромным напряжением сил, а на фронте шла непрерывная артиллерийская канонада. Артиллеристы не подпускали к подбитому танку противника. Не имея возможности перетащить танк на свою сторону, белофинны стали предпринимать попытки снять с корпуса башню.

Мы не могли позволить им сделать этого. В финской армии много немцев, новая конструкция танка попадет к ним, и они, безусловно, используют ее в своих разработках.

Наши артиллеристы установили огневую завесу между подбитым танком и линией фронта и не позволили противнику не только перетащить на свою сторону подбитый танк, но даже спять с него хотя бы одну деталь. Вскоре второй танк был собран, и с его помощью удалось вытащить с поля боя подбитую машину.

Когда ныне я читаю о единстве фронта u тыла, я всегда вспоминаю дни борьбы на «линии Маннергейма» и взаимодействие работников Северного завода и солдат армии. В те дни мы многократно собирались вместе с военными и выслушивали их пожелания. Для меня было ясно, что надо возможно быстрее переходить к производству тяжелых танков. Вместе с тем все мы прекрасно понимали, что это потребует длительного времени. В нынешних условиях имелась только одна практически осуществимая возможность – попытаться усилить броню на действующих танках и внести некоторые улучшения в их ходовую часть.

Выпуском танков в те годы занимался Наркомат машиностроения, где наркомом был И.А. Лихачев. В течении 1939 года мне неоднократно приходилось с ним встречаться для обсуждения и решения общих задач, так как мы производили танковую броню.

Как-то Лихачев позвонил мне и сказал, что А.А. Жданов предложил ему подготовить проект постановления правительства по танкам: Жданову в то время было поручено заниматься танками. Лихачев просил зайти к нему.

Когда я вошел в кабинет наркома, там находилось уже несколько человек.

– Мы практически уже подготовили документ, – сказал Лихачев, – вот только надо над приложением еще немного посидеть. Станочный парк у нас слабоват, да и производственных площадей не хватает. Следует в проект постановления включить все, что требуется для широкого развертывания танкового производства. Не каждый же, день нам в правительство с просьбами входить. Если вам для увеличения производства брони что-нибудь надо, то впишите, – предложил он.

Самым узким местом нашего металлургического производства были листопрокатные станы. Имевшиеся на заводах старые станы были полностью загружены. На них прокатывались не только броневые листы, но и тяжелые широкие листы из простой углеродистой стали больших размеров, которые не могли изготовляться на других заводах страны.

Когда проект постановления был закопчен, Лихачев позвонил А.А. Жданову и нас пригласили в Кремль.

…В кабинете А.А. Жданова было много военных. Жданов предложил проект постановления читать пункт за пунктом. Началось жаркое обсуждение, в особенности пунктов, связанных с обеспечением намеченной программы станочным оборудованием. Станки в то время были чрезвычайно дефицитны. Особенно долго обсуждалось поручение Наркомвнешторгу закупить за границей значительное количество станков. Размещать за границей заказы на станки становилось все труднее и труднее. Многие иностранные фирмы, с которыми у нас велась торговля, уже были загружены и быстро сделать то, что нам было надо, не могли. А у нас не было времени.

– Надо попытаться привлечь к выполнению наших заказов новые страны. Мы не можем ждать оборудования годы, – раздалось сразу несколько голосов.

Жданов, выслушав все замечания, изложил основные принципы, которыми следует руководствоваться при размещении заказов за границей.

– Нам необходимо устанавливать прочные торговые связи прежде всего с теми странами, которые заинтересованы в сохранении и улучшении хороших отношений с Советским Союзом; со странами, где против нас ведется враждебная пропаганда, трудно вести торговлю. Очень важно создавать длительные торговые связи. Промышленники, торгующие с нами, будут знать требования советских заводов и приспосабливаться к этим требованиям. Нам легче будет договариваться.

Участники совещания поддержали А.А. Жданова и привели многочисленные примеры возникавших трудностей в связи со случайным размещением заказов у малознакомых фирм.

– При проектировании и строительстве новых предприятии возникают огромные сложности, – говорил один из участников совещания, – пз-за отсутствия ясности в том, откуда поступит оборудование. Приходится часто вносить изменения в проекты и даже иногда переделывать то, что уже по нашим проектам изготовлено. Все это значительно удлиняет и удорожает строительство.

Разговор в кабинете у А.А. Жданова вылился в обсуждение проблемы огромного масштаба – как обеспечить быстрое развитие нашей промышленности. Для этого нужен металл и станки.

– Сегодня, – сказал А.А. Жданов, – стоит вопрос о станках. Нам надо полностью обеспечить станочным оборудованием все потребности оборонной промышленности и вместе с тем развивать длительные торговые связи.

Я вспомнил о своем пребывании в Англии, Норвегии, Швеции, Италии.

Металлургические заводы Томаса Фёрста имеют соглашение с Крупном. Они обмениваются патентами. Крупп сотрудничает с итальянской фирмой «Ансальдо». У американской фирмы Вестингхауз – соглашение с норвежской фирмой «Электрокемикс порск». Таких соглашений много. Им нетрудно – они представляют один мир. А мы– одни.

А.А. Жданов дошел до пункта постановления, который был включен по моей просьбе. Нашему главку поручалось дополнительно изготовить значительное количество броневых листов. Мы могли это сделать только за счет каких-то других заказов. И я предложил полностью прекратить прокатку на наших станах всей неброневой стали.

Жданов прочитал этот пункт проекта постановления и сказал, что не может его поддержать.

– Нельзя этого делать. Мы принимаем решения, даем поручения и затем сами же освобождаем от выполнения этих решений. Это может быть только при особых обстоятельствах.

– К этому и вынуждают особые обстоятельства, – сказал я. – Нам предлагают изготовить сверх плана значительное количество брони.

– С наркомами, для которых необходимо поставить эти листы, вы разговаривали? – спросил меня Жданов. – Могут они без этих листов обойтись?

– Нет, не разговаривал. Но я знаю, что этот металл им действительно нужен и они, конечно, не откажутся от него.

– Следовательно, если они листа не получат, то но выполнят того, что им поручено уже принятыми решениями. Так ведь? – И Жданов строго посмотрел на меня.

– А что же нам делать? Мы не можем справиться и с тем, что нам уже поручено, и принять новое поручение.

Жданов стал стучать карандашом по лежащим перед ним на столе листам проекта постановления.

– Не лежит у меня душа вносить в правительств проект с этим пунктом, – наконец проговорил он. – Давайте еще раз подумаем, что можно сделать, чтобы не изменять прежде принятых решений.

Заседание подошло к концу. Все стали подниматься со своих мест и направляться к двери.

Лихачев подошел ко мне и сказал:

– Боюсь, как бы из-за тебя все постановление не задержали. Но если действительно не сможешь выполнить и то, и другое, настаивай, чтобы пункт оставили в нашей записи. Я тебя поддержу.

Когда я уже собирался выйти из кабинета, Жданов окликнул меня и предложил задержаться. Я подошел к нему.

– Пройдемте сюда, – открывая дверь во вторую комнату, предложил он мне. – У меня к вам еще одно поручение. Как вам уже, вероятно, известно, наши танки пробиваются снарядами мелкокалиберной артиллерии, а тяжелых машин у нас пока еще нет. Фронту требуется…– и он назвал цифру танков с усиленной броней. – На существующие танки необходимо навесить экраны и таким путем повысить их стойкость. Можете ли вы это сделать и когда? – Жданов оттянул пуговицу на борту моего костюма и стал ждать ответа.

– Один Северный завод быстро с этой задачей не справится. Но на двух заводах мы можем все изготовить.

– Вы сейчас окончательно мне не отвечайте, проверьте эту возможность вместе с директорами заводов.

– Я уже проверил. Мне о проекте поручения говорили сегодня утром до прихода к вам.

Жданов выпустил пуговицу, отошел от меня и тяжело опустился в кресло. Теперь я видел, что передо мной находился сильно уставший, не спавший, по-видимому, несколько ночей человек.

– Это все? – спросил я.

– Все, можете идти. – И уже вдогонку он добавил: – Сами лично проследите, чтобы все экраны были изготовлены в срок.

Жданов поднялся с кресла и снова подошел ко мне.

– Подождите. Нам надо подумать, какие заводы еще можно было бы привлечь к производству танков? Это не дело, что все танковое производство у нас сосредоточено по эту сторону Волги. Необходимо создать производственную базу где-нибудь на Урале. Этот вопрос мы обсудим позже, а вы начинайте думать уже сейчас. Это очень важно для ближайшего будущего. – Жданов пожал мне руку и устало проговорил: – А сейчас займитесь экранами для существующих танков.

О производстве минометов

Война с Финляндией всколыхнула всю страну и выявила необходимость во многих средствах военной техники. Посыпались новые задания и стали уточняться мобилизационные планы.

Однажды в самом конце 1939 года меня вызвали в ЦК партии к секретарю ЦК Маленкову. Когда я попросил заказать пропуск, мне сказали:

– Пройдете без пропуска через первый подъезд.

Я поднялся на лифте и прошел в приемную. Один из секретарей, спросив, кто я, кивнул головой на дверь и произнес:

– Входите.

В кабинете было много парода. За длинным столом, у торца которого сидел Маленков, мест для всех не хватало; многие сидели на дополнительно принесенных стульях, и это создавало впечатление беспорядка. В стороне от стола на полу стояли два небольших миномета. Я увидел здесь немало знакомых – И.А. Лихачева, И.И. Коробова, В.А. Малышева, И.И. Паршина и многих других руководителей нашей промышленности.

Когда я вошел, Маленков поднялся из-за стола и сказал, показывая на минометы:

– Вы можете быстро организовать производство вот таких труб? Нам необходимо срочно наладить выпуск минометов. Труба – их основная деталь. Без этих труб ничего нельзя будет сделать. Все зависит от заводов вашего главка.

– Они полуоси для автомобилей делают, это почти одно и то же как по технологии производства, так и по составу стали, – сказал с места Лихачев.

– Трубы нужны крайне срочно – первая партия должна быть поставлена через три дня. Без этого весь помеченный нами плап развалится, – продолжал Маленков. – Технические условия вам сообщат. Если нужно, посоветуйтесь с работниками своих заводов. Можете поговорить с ними из соседней комнаты по телефону. Вас соединят.

Маленков вернулся к столу и сел.

Ко мне наклонился Коробов и шепнул:

– Мы уже два дня заседаем. Практически и не уходили отсюда.

Я вышел из кабинета с представителем военной приемки. Он мне сообщил, какие требования предъявляются к минометным трубам, и я позвонил директору Северного завода. Я продиктовал директору технические условия и, обсудив с ним требования, предъявляемые к трубам, предложил ему немедленно, не теряя времени, начинать прокатку труб. Закончив разговор, я вернулся на совещание. Свободный стул оказался около Малышева, и я сел рядом с ним. Малышев в это время был наркомом тяжелого машиностроения.

В кабинете было шумно – шли горячие споры. Намеченное к изготовлению количество минометов трудно было разместить. Говорили сразу несколько человек. Все настаивали на том, чтобы на этот раз дать задание московскому автозаводу.

Лихачев энергично возражал.

– Не можем мы на себя взять производство этих деталей! – кричал он с места. – Эти изделия совершенно невозможно изготовлять на нашем оборудовании. У нас ни станков, ни приспособлений для этого нет.

Один из участников совещания все же настаивал на том, чтобы такое поручение автомобильному заводу дать. В спор вмешался Маленков.

– Так, может быть, вам записать изготовление других деталей, а изготовление этих мы разместим на каком-нибудь другом заводе?

И Маленков стал перечислять, что можно было бы поручить ЗИСу.

– Да ведь это те же самые штаны, только гашником назад, – ответил Лихачев на предложение Маленкова.

Раздался было смех, но моментально замер.

Маленков поднял голову от просматриваемых им листов проекта постановления и строго посмотрел на Лихачева:

– Что же это вы от всего отказываетесь?

– Не от всего, а только от того, что на наших заводских станках нельзя изготовлять.

Лихачеву трудно было навязать изготовление изделий, которые не соответствовали профилю завода. Все же он понимал, что если выход не будет найден, то поручение запишут ему. Трудно выполнимое, оно будет торчать, как заноза, и мешать основному производству.

Кто-то из военных, желая воздействовать на Лихачева, сказал с укором:

– Что же это вы, Иван Алексеевич, не хотите нашей армии помочь?

– А на чем вы все перевозки делаете, на ишаках, что ли? – ухватился тут Лихачев. – Прежде чем предложение вносить, подумать надо. Если к делу серьезно относиться, надо эти изделия поручить…– и он назвал завод. – В цехе механической обработки у них большой пролет шириной в восемнадцать метров да подкрановых путей четырнадцать метров. В пролете установлены пяти– и десятитонные крапы, а станки один от другого так поставлены, что идти устанешь. Тридцать-сорок станков, если потребуется, можно дополнительно разместить. Да они и не нужны будут. И на том оборудовании, что там есть, всю эту программу играючи можно выполнить.

И Лихачев начал сыпать цифрами, приводить красноречивые доводы и убеждать, что изготовление изделий следует поручить именно этому заводу.

Присутствовавший на совещании нарком, в ведении которого был этот завод, попытался возражать, по он, по-видимому, знал свой завод хуже, нежели Лихачев. Он не мог привести ни одного серьезного довода против сказанного Лихачевым.

Затем стали рассматривать программу размещения производства мин.

Один из наркомов потребовал очень большого количества металла для их изготовления.

– Но ведь у вас часть металла есть, вы же не на голом месте начинаете производство? – сказал Маленков.

– Есть, но мало.

– Сколько?

Нарком назвал цифру.

Маленков, обращаясь к представителю из Комитета обороны, сказал:

– Проверьте и доложите нам. Так ли это? Я что-то сомневаюсь.

– В твое отсутствие обсуждался вопрос о премиях за выполнение программы по минометам, – сказал мне Малышев. – В проект постановления по всем организациям записаны средства для премирования за изготовление изделий в установленные сроки. Ты поставь вопрос о том, чтобы за изготовление труб также была выделена премия. Мы тебя поддержим, я поддержу, Паршин, Лихачев. Я уже говорил с ними об этом. Если не будет труб, мы ничего сделать не сможем.

– В трубу вылетим, – добавил Лихачев.

Я поднял руку и попросил слова.

– Вы что хотите сказать? – спросил Маленков.

– Я просил бы предусмотреть в проекте постановления выделение средств для премирования за изготовление труб.

Маленков поморщился.

– Мы уже закончили составление документа, он перепечатывается.

– Следует все-таки включить пункт о премировании. Эти суммы можно выделить из тех средств, что предусмотрены для наших заводов. Как бы вообще без труб не остались, если этого не сделать, – сказал Малышев.

– Мы ему сами можем кое-что подкинуть из премиального фонда, что нам выделяется, – вдруг сказал Лихачев.

– Я знаю, как ты подкидываешь. У тебя зимой снега не выпросишь. Пальцы-то на руках у каждого к себе загибаются, а не от себя. – смеясь сказал Малышев. – Я предлагаю все-таки включить в постановление пункт о премировании за своевременное изготовление труб, – повторил он.

Малышева поддержали другие.

– Сколько же вы хотите? – спросил Маленков.

– По десять рублей с трубы для каждого миномета.

Кто-то воскликнул:

– Ого!

Остальные промолчали.

Предложение было принято, и один из секретарей Маленкова пошел включать его в документ, который печатали на машипке в соседней комнате.

Все делалось в большой спешке. Почему я назвал десять рублей? Не знаю. Может быть, потому, что это круглая цифра. Проект постановления о производстве минометов читали по пунктам, по мере того как листы поступали с машинки.

Но вот все откорректировано, и нам предложили поставить под документом свои подписи, завизировать его. Под словом «согласовано» я вместе с другими поставил свою подпись. Документ взял Маленков. Рассматривая подписи, он спроспл:

– Все расписались?

А когда дошел до моей фамилии, спросил:

– Чья это подпись?

Я сказал, что моя. И он против моей подписи в скобках каллиграфическим почерком написал мою фамилию.

– Ну как же можно так расписываться? Вы знаете, к кому этот документ идет? К товарищу Сталину.

На меня, иронически улыбаясь, смотрел Малышев. Он подписывался аккуратно.

Заводы нашего главка выполнили в установленные сроки задание, и я был спокоен, хотя задание было очспь трудным – нам дали всего три дня на сдачу первой партии труб.

Третий день еще не кончился, как раздался звонок Маленкова.

– Как обстоит дело с отгрузкой заводам труб?

– Все отгружено в установленный срок, – ответил я.

– Но завод, которому поручено изготовлять минометы, ничего не получил и еще не приступил к работе. Почему вы не проверили?

– Но ведь еще и срок не вышел. Все, что положено, завод получит и конце дня.

– Надо тщательно следить не только за тем, что делается у вас на заводах, по также поинтересоваться, прибыло ли вовремя то, что отправлено. А вы вытолкнули за заводские ворота и успокоились. Проверьте и позвоните мне!

Я бросил все дела, отпустил людей, приглашенных на техническое совещание, передал всем ожидающим приема, что никого, к сожалению, сегодня принять не смогу, и, засев за телефонный аппарат, стал непрерывно звонить. У директора завода узнал номера вагонов, в которых отправлены трубы. Затем, связавшись с начальником станции, узнал, когда эти вагоны вышли с завода и маршрут их следования. Звонил на узловые и промежуточные станции, на станцию назначения и, наконец, директору завода, которому были предназначены трубы. От него я узнал, сколько труб поступило на завод и сколько уже обрабатывается на станках.

Собрав все эти сведения, я позвонил Маленкову и сделал подробное сообщение.

– Вот теперь все в порядке. Надо лично все самому проверять, а не доверять другим.

…После разговора с Маленковым стало грустно. Вспомнил то, что было раньше – Челябинский завод, Серго Орджоникидзе. На наш завод Серго звонил часто. Но как разговоры с пим отличались от разговора, который я только что закончил.

У Р.С. Землячки

Как-то мне позвонил Тевосян и сказал:

– Меня вызывают к Розалии Самойловне Землячке. Она проверяет, как выполняется постановление ЦК партии и Совнаркома о производстве работ по одному из оборонных объектов. Я пойти к ней не могу, так как в эти же самые часы должен быть в Совнаркоме. Я сказал, что вместо меня будешь ты. Кстати, в постановлении прямо записано, что необходимо сделать заводу вашего главка. Советую на заседание взять с собой и директора.

Директор завода был у нас в главке, и мы с ним отправились к Розалии Самойловне. Она в то время была председателем Комиссии советского контроля. В кабинете Землячки собралось человек пятнадцать.

Розалия Самойловна обвела взглядом всех собравшихся и сказала:

– Вы, конечно, знаете, какое значение партия и правительство придают своевременному окончанию строительства оборонного объекта. Однако проведенной проверкой установлено, что ряд наркоматов не выполнил возложенных на них поручений по изготовлению специального оборудования. Нам поручено доложить правительству о причинах срыва важнейшего задания.

– Как у вас осуществляется постановление?– спросила Землячка наркома одного из машиностроительных наркоматов. – На сколько процентов выполнен вами план?

– На восемьдесят пять процентов, – прозвучало в ответ.

– В чем причина невыполнения плана?

На наркома через стекла очков были направлены строгие глаза Розалии Самойловны.

– Производственные возможности завода не велики. Нам нужно еще два месяца, чтобы закончить работу.

– Когда постановление готовилось, с вами его согласовывали? Почему же вы согласились на эти сроки и завизировали проект документа?

– Тогда мы еще не представляли, с какими трудностями встретимся. Это обнаружилось уже позже.

– Когда эти трудности были выявлены?

– Месяца четыре назад.

– Почему сразу не доложили правительству об этом?

Нарком молчал.

– Что же делать? Если мы вас не накажем, вам трудно дальше работать будет. Ну, как можно требовать выполнения своих приказов от подчиненных вам люден, если сами нарушаете постановления партии и правительства. Мы будем вносить предложение поставить вам на вид.

– А как у вас дела?– спросила она второго нарушителя – начальника Главного управления из электропромышленности.

– Очень тяжело, Розалия Самойловна. Мы недавно приступили к работам и выполнили задание только на тридцать два процента.

– Да, я вижу, мне дали справку. Объясните, разве вы не знали, что речь идет об одном из важных для обороны страны строительств. Почему не доложили правительству, что не можете вовремя начать работы? На что вы рассчитывали?– Землячка пристально рассматривала начальника главка.

Он опустил голову и молчал.

– Мы будем предлагать вынести вам строгий выговор.

Что же ожидает меня? Мы еще совсем не приступали к работам – об этом мне сказал сидящий рядом со мной директор завода.

– А вы что, совершенно ничего по этому постановлению не сделали? – отрывая глаза от лежащей перед ней справки, спросила Розалия Самойловна, посмотрев на меня.

– Нет, ничего не сделали.

– Почему?

– Я не знал, что это такое важное дело. Завод с большим трудом выполняет план по производству броневой стали. Я думал, что это обычный заказ, и не хотел ставить под угрозу выполнение плана по броне.

– Разве вам Тевосян не говорил об этом постановлении?

– Нет, у нас с ним на эту тему разговора не было.

Землячка очень хорошо относилась к Тевосяну, любила его за честность и точность выполнения всех партийных и правительственных поручений. Хорошо она относилась и ко мне. Я видел, что ей было неприятно слышать о том, как плохо у нас обстоит дело с выполнением такого важного поручения правительства.

– А когда же вы теперь сможете все это сделать?

Не успел я ей ответить, как директор завода, сидевший рядом со мной, вдруг поднялся и сказал:

– Через десять дней, Розалия Самойловна, мы все полностью изготовим.

– Через десять дней, сегодня второе – значит, двенадцатого? Ну хорошо, я вам добавлю еще четыре дня – запишем 16 число.

– Нет, Розалия Самойловна, – опять поднялся директор завода, – запишите двенадцатого. К этому времени все будет закончено. Мы отольем слитки и прокатаем их.

– Вот видите, как нехорошо все получилось. Всего-то нужно десять дней, а вы почти полгода ничего не делали.

– Не знали, что это так важно, Розалия Самойловна.

Я стоял и только повторял – мы изготовляли броню.

Если бы я только знал, что это так важно, конечно, принял бы все меры.

Все вызванные к Землячке ушли, мы оставались вдвоем с директором завода. Опа нас задержала.

– Вот не ожидала, что может с вами такое случиться! Так теперь-то знаете, в чем дело? Шестнадцатого числа все закончите?

– Розалия Самойловна, – сказал директор, – я вам двенадцатого позвоню и сообщу, что задание полностью выполнено.

– Вы этого не сможете сделать. Завтра я уезжаю в отпуск, меня не будет здесь целый месяц.

Мы пожелали ей хорошего отдыха и ушли. На душе было как-то нехорошо.

Вернувшись в главк, я вызвал сотрудника и сказал:

– Надо срочно получить из наркомата постановление ЦК партии и Совнаркома, – и я назвал ему номер. – Просто безобразие какое-то, что нас не ставят в известность о постановлениях, которые прямо нас касаются. Пришлют бумажку о том, чтобы заказ на завод спустили, и все.

В ответ на мою тираду, наполненную возмущением, сотрудник, к моему удивлению, сказал:

– Зачем нам в наркомат обращаться, это постановление есть у нас в главке. Мы его получили.

– Когда?

– Да уже несколько месяцев назад.

– Так почему же вы мне его не показали? – с гневом обрушился я на него.

– А вы его видели.

– Ну, знаете, глупости не говорите, я еще памяти не лишился. Ну-ка, побыстрее принесите мне это постановление!

Через десять минут передо мной лежал документ, и на нем моей рукой была сделана надпись – ознакомился число И ПОДПИСЬ.

«Как я мог позабыть? Что же я наделал? Во-первых, я ввел в заблуждение Землячку, во-вторых, поставил в неприятное положение Тевосяна».

Я позвонил Тевосяну, но его не было. Надо рассказать все Землячке. Что бы там нн случилось, но надо выложить все, как есть, всю правду. Набрал помер телефона.

– Розалия Самойловна, когда я вернулся в главное управление, то обнаружил, что неправильно проинформировал вас. Постановление нами в главке было получено несколько месяцев назад. Оказалось, что документ не только был у меня, но на нем имеется моя пометка.

…Розалию Самойловну Землячку я знал со студенческих лет. В 1922 году она была секретарем Замоскворецкого райкома партии в Москве. Партийная организация Московской горной академии находилась в этом районе, и мы часто слышали выступления Землячки на митингах и районных собраниях.

Землячка привлекала к партийной работе в райкоме членов партии – студентов Горной академии и всегда на ходила в них опору. Это были трудные годы, когда в районе кое-где действовали еще подпольные группы меньшевиков и эсеров, а в некоторых партийных организациях подняли головы оппозиционеры всех видов и мастей. Особенно хорошо Розалия Самойловна знала Тевосяна и Фадеева. Тевосян регулярно работал в райкоме, вначале партийным организатором четвертого участка, а затем заведующим организационно-инструкторским отделом. Землячка знала и меня, хотя я встречался с ней не так часто. Тем более мне было тяжело увидеться с ней снова при таких обстоятельствах. Как же все-таки это случилось? Такого со мной раньше никогда не было.

Конечно, и такой нагрузки никогда в жизни тоже не было. Чем только нам в главке не приходилось заниматься! Помимо сложного и разнообразного производства мы выполняли огромный объем строительных работ. К ним привлечены десятки тысяч строителей и монтажников. Случалось, что мы ошибались, делали промахи. Нас поправляли и наказывали, по сознание важности выполняемого дела не оставляло времени для личных переживаний, мы спешили, часто принимали на себя трудные решения. Уже много лет спустя я вспомнил, что в те годы нигде не были зафиксированы права и обязанности директора завода и начальника главка Г. Х. могли бы мы их тогда определить? Сомневаюсь. Они в то время еще только складывались. То, что ныне называется чувство ответственности, подсознательно руководило нами…

– Розалия Самойловна, Тевосян совсем здесь ни при чем, это я лично во всем виноват.

– Как же это получилось, а?

– Не знаю.

– Ну что же мне теперь с вами делать? Хорошо, что позвонили. Это очень хорошо. А к шестнадцатому числу все сделаете?

– Вы слышали, Розалия Самойловна, директор завода заверил, что все будет изготовлено к двенадцатому числу. А я со своей стороны приму меры к тому, чтобы не нарушать этого срока. Директор завода очень хороший инженер, по специальности прокатчик, так что ему верить можно.

– Ну, желаю успеха. А с Тевосяном я все-таки поговорю, как же это вы так.

Было ясно, что она сильно расстроена случившимся.

Розалия Самойловна на следующий день уехала в отпуск, а мы принялись за работу по изготовлению злополучных листов. Задание оказалось в действительности значительно сложнее, чем предполагал директор завода. Но наконец ценою огромных усилий заводского коллектива все было выполнено и листы отгружены заводу, который должен был изготовить из них детали для важного оборонительного сооружения.