355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Емельянов » На пороге войны » Текст книги (страница 1)
На пороге войны
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:15

Текст книги "На пороге войны"


Автор книги: Василий Емельянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

В.С. Емельянов
НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

Первые дни в наркомате оборонной промышленности

И вот я снова в Москве. В тот же самый день я встретился с Тевосяном.

Я не виделся с ним более года. За это время Тевосян почти не изменился, только в его черных выразительных глазах отражалась та нервная и полная напряжения жизнь, которой он жил все это время. Себя он не жалел и даже в самые трудные дни неизменно думал и заботился о других.

Таков уж был его характер. И люди, с которыми он сталкивался, хорошо это понимали и чувствовали. Он никогда не понуждал их к работе, он умел заразить их собственной жаждой деятельности. Он никого не поучал – он советовал; никого не одергивал, не оскорблял – он только доказывал. И, обращаясь в другие учреждения с какой-либо просьбой, никогда не получал отказа. Те, кто знал Тевосяна, успели убедиться, что все, что он делает, – это нужно для страны, следовательно, для всех…

В те годы трудно было с кабельной продукцией. Вспоминаю, как Тевосян, уже будучи наркомом, позвонил начальнику главка электропромышленности, занимавшемуся этим производством.

– Хочу подъехать к вам и разобраться с нашими заказами.

– Иван Тевадросович, зачем же вы ко мне поедете, я к вам приеду, скажите только когда и куда?

– Кабель-то нам нужен! – смеясь, говорил ему Тевосян

– Нет, все-таки я к вам приеду, – чувствуя неловкость, настаивал начальник главка.

– Чего же вы гостей не хотите принимать?

Появление наркома в кабинете у начальника главка сразу же перевело разговор совершенно на другой уровень и придало всему этому обсуждению особый колорит. «Раз сам нарком приехал – значит, дело действительно очень важное и серьезное – мы знаем, как он занят», – говорили работники Главэлектропрома.

…– Ну вот, теперь мы и судостроителями с тобой стали, – пожимая руку и улыбаясь, сказал Тевосян.

– Почему мы? О том, что тебя назначили в судостроение, я знаю, но при чем тут я?

– Принято решение о создании флота пяти морей и океанов. Создано специальное управление по производству брони. Тебе придется работать в этом управлении. Начальник управления и главный инженер назначены – они тебе известны.

И Тевосян назвал мне их фамилии.

– А что же я там буду делать?

– Ты – заместитель начальника Главного управления по научно-исследовательским работам. Дело это новое, придется много экспериментировать. В управлении будут сосредоточены все работы по броневой защите, все типы брони различного назначения. Но меня больше всего волнует организация производства судовой брони, – сказал Тевосян. – Здесь сконцентрированы основные трудности. Для ее производства требуется создать большие производственные мощности – реконструировать некоторые заводы и, вероятно, построить новые. Нужно будет приобрести много уникального оборудования. Мы пробовали подсчитать, чем, как говорится, все это пахнет. Объем работы получается колоссальный. Достаточно сказать, что вес одной готовой броневой плиты для линкора достигает семидесяти тонн. Для того чтобы изготовить такую плиту, как ты знаешь, необходимо иметь стальной слиток весом более полутораста тонн. Следовательно, необходимо прежде всего овладеть техникой отливки таких крупных слитков броневой стали. Затем слитки надо ковать – потребуются прессы.

– Мощностью до пятнадцати тысяч тонн, – вставил я.

– Вот именно, – подтвердил Тевосян. – Нам необходимо достать такие прессы. Как ты знаешь, у нас в стране их нет. Овладеть техникой ковки крупных слитков.

– Дальше – прокатка, и потребуются мощные бронепрокатные станы, – подхватил я.

Он продолжал, засмеявшись:

– Затем механическая обработка. После – термическая обработка. И все это совершенно новое для нас дело. Я тебе советую: не теряй зря времени и садись за изучение военного кораблестроения. Я уже начал кое-что штудировать. – Он назвал мне несколько книг; ни они, ни их авторы не были мне знакомы. – Нам теперь надо знать военный корабль так же, как морячки его зпают, иначе трудпо будет работать. Никто с тобой считаться не станет, если ты не будешь знать дела. Так что придется снова засесть за книги… Кстати, ты давно в отпуске был?

– Три года назад.

– Советую сперва пойти в отпуск, набраться сил и тогда уже приступать к работе. На отдыхе можно будет и почитать. Все равно делать-то нечего будет.

Я решил последовать этому совету. Пока мне оформляли отпуск и доставали путевку в санаторий, интенсивно знакомился с совершенно новой для меня отраслью производства и новыми людьми.

В эти дни я часто встречался с Тевосяном. После перехода из Главспецстали в Наркомат оборонной промышленности он впачале был начальником Главного управления по производству брони, но затем его назначили главным инженером управления военного кораблестроения. Это многих изумило: металлург – и вдруг главный инженер по кораблестроению. Если бы он стал начальником главка – это еще куда ни шло. Начальник главка лицо административное, главный же инженер должен решать все технические вопросы. Но скоро разговоры смолкли – Тевосян был утвержден начальником этого главка, а затем заместителем наркома. Те дни, когда Тевосян был главным инженером, он использовал для детального ознакомления с техникой судостроения. Его стол был завален книгами, справочниками, альбомами военных кораблей.

Как-то Тевосян, показывая на книги, сказал:

– Не думал, что вновь придется к зачетам готовиться. Но это более серьезно, чем сдать любой зачет. Завтра заседание в Морском штабе – будет рассматриваться план производства военных кораблей. Там экзаменаторы куда строже, чем были у нас в Горной академии.

– Ты у наркома был? – спросил он меня.

– Нет.

– Рухимович сказал мне, что собирается с тобой поговорить. Знакомиться будет. Он ведь тоже здесь новый человек. Ты его должен помнить по Горной академии – он нам в свое время крепко помог.

И Тевосян напомнил мне давно минувшее.

В 1922 году Главпрофобр, руководивший всеми высшими учебными заведениями, намеревался закрыть Московскую горную академию – трудно было обеспечить все вузы топливом, а студентов – питанием. Отстаивать тогда Горпую академию стали сами студенты. На общем собрании партийной организации было решено направить студентов в те организации, откуда они пришли в академию.

– Нельзя допускать, чтобы академию закрыли, – кричал студент Володя Уколов. – Надо ехать на места – в Баку, в Грозный, в Горловку и просить нефтяников и горняков оказать нам помощь. Им ничего не стоит послать несколько вагонов угля или цистерну-две нефти. А нам этого на год хватит. Пошлите меня в Донбасс к Рухимовичу. Я знаю, он не откажет. Это настоящий большевик.

Рухимович в то время работал в Донбассе. Его работу высоко оценил В.И. Ленин. Выступая на IX Всероссийском съезде Советов, В.И. Ленин с большой теплотой сказал тогда, что Рухимович работал «с чрезвычайной преданностью и чрезвычайным успехом».

– Рухимович поможет, – с большой убежденностью сказал Уколов и добился того, что его направили тогда в Донбасс.

И действительно, Рухимович помог. Из Донбасса в адрес Московской горной академии пришло несколько вагонов угля. Это в те годы было таким подспорьем, что вопрос о закрытии академии был снят с обсуждения…

– Может быть, нам и не удалось бы стать инженерами, если бы Рухимович тогда нам не помог, – в каком-то раздумье произнес Тевосян. – Так что с его помощью мы инженерами стали, ну, а теперь при его содействии судостроителями будем.

…У Рухимовича мне довелось побывать всего один раз, но даже это единственное посещение запомнилось.

Когда я вошел к нему в кабинет, он поднялся с кресла и, протягивая руку, произнес:

– Садитесь, – и сам сел, но не за свой рабочий стол, а в торце длинного стола, за которым происходили заседания коллегии наркомата. – Вашему управлению поручается делать броню. Дело это для нашей страны новое. Хотя мы и производим броневые стали, но это не то, что нам нужно. Необходимо будет поставить серьезные исследования и создать те типы броневой защиты, которые нам необходимы для военных кораблей, танков, строительства оборонных рубежей и, может быть, даже для авиации. Вы знакомы с этпм производством?

– Самому изготовлять броневые стали не приходилось. Последние два года я специализировался на ферросплавах, работал на Челябинском ферросплавном заводе.

– Знаю, мне Тевосян о вас рассказывал. Я ведь тоже производством вооружения не занимался, – тихо произнес Рухимович, – но партия поручила, и теперь нужно будет этим делом заниматься. У нас у всех одна основная специальность – мы большевики.

Рухимович задумался.

– Вы ведь с Тевосяном изучали производство качественных сталей на заводе Крупна? Видели, вероятно, как немцы и броневые стали изготовляют?

– Видел. И не только на заводе Круппа, но и на заводе Рохлинга в Вецларе.

– Ну вот, вам и карты в руки. Это уже много. Другие этой возможности не имели. Трудно будет – обращайтесь ко мне, чем смогу – помогу. Начальник управления и главный инженер главка у вас очень хорошие партийные товарищи. Они вам подробно расскажут, что конкретно вам нужно будет делать. Тевосяна я тоже просил помочь, вам на первых порах.

Рухимович опустил голову на скрещенные на столе руки.

– Задачи перед нами стоят большие и нелегкие. Самое трудное заключается в том, что решать их надо очень быстро. В этом сейчас главное.

На меня был направлен спокойный взгляд наркома.

«Какие у него уставшие глаза, – промелькнуло у меня в голове, – и эти сине-зеленые подглазники. Так же, как и Тевосян, работает много и мало спит. Для сна нет времени. Дел много, и все срочные».

– Желаю успеха, – Рухимович поднялся и протянул руку. Рука теплая, и в глазах также теплота.

Вышел я от Рухимовича с хорошим настроением. Ну вот, как будто бы и ничего он мне особенного и не сказал, а разговор запомнился и вызвал радостное чувство.

В то время, когда необходимо было быстро организовать сложное производство самых различных видов современного оружия, в Наркомате оборонной промышленности нужен был руководитель, заслуживающий большого доверия. Таким и был Рухимович, старый революционер, принимавший активное участие в революционном движении с 1904 года и имевший огромный опыт руководящей работы.

В дни Октябрьской революции он был председателем Харьковского военно-революционного комитета и участвовал в установлении Советской власти в этом крупнейшем промышленном центре. В 1919 году он был членом Совнаркома Украины и членом Реввоенсовета 14-й армии.

После окончания гражданской войны, когда главными стали хозяйственные задачи, Рухимович был направлен на работу в угольную промышленность. В начале двадцатых годов он руководил одной из основных организаций по добыче угля на Украине – трестом Донуголь, а в начале 1930 года его назначили управляющим Кузбасугля. Затем он был утвержден заместителем наркома тяжелой промышленности СССР. Отсюда он и пришел в новый Наркомат оборонной промышленности.

Рухимович был хорошо известен партии. На XIII съезде он был избран членом Центрального Комитета партии и с тех пор находился в составе ЦК.

Но, к сожалению, Рухимович недолго пробыл на посту руководителя оборонной промышленности. Он был заменен М.М. Кагановичем.

На мой вопрос, чем вызвана эта замена, Тевосян сказал, что ему ничего не известно. Видимо, у Тевосяна не было желания продолжать этот разговор, и он сказал:

– Давай думать не об этом, а о том, что необходимо сделать, чтобы справиться с порученным нам делом.

В ту пору братья Кагановичи были в чести. Л.М. Катанович считался крупным организатором и хорошим оратором. Он занимал большие правительственные посты. Одно время был наркомом тяжелой промышленности, затем наркомом путей сообщения, руководил строительством Московского метрополитена. М.М. Каганович был назначен наркомом оборонной промышленности, а Ю.М. Каганович – заместителем наркома внешней торговли.

С Михаилом Кагановичем мне довелось проработать почти два года. Это был грубый, шумливый человек. Я никогда не видел его с закрытым ртом – он всегда говорил и всегда поучал, любил шутить, но шутки его были часто неуместны, неостроумны и оскорбительны для тех, кого они затрагивали.

В то время и родилась острая и едкая шутка. Нарком у себя в кабинете рассказывает сидящим за столом анекдоты. Все смеются за исключением одного. К нему наклоняется сидящий рядом и говорит: «Ты что не смеешься?» – «А чего мне смеяться. Я не в вашем наркомате работаю».

М.М. Каганович плохо разбирался в технике дела и наркоматом по существу руководили его талантливые заместители И.Т. Тевосян, Б.С. Ванников и М.В. Хруничев. Они направляли работу всех главных управлений, заводов, много внимания уделяли огромному строительству. Каганович большую часть времени представительствовал на разного рода совещаниях. Когда он приезжал в наркомат, то собирал заседания, на которых, обычно, кого-нибудь распекал или осмеивал.

Как-то я был свидетелем разговора, когда Хруничев в сильном возбуждении сказал, обращаясь к Ванникову:

– Как хочешь, Борис Львович, но этого дальше сносить нельзя, надо о наркоме поставить вопрос в правительстве.

– А как это ты, интересно узнать, поставишь? Исправить его нельзя – он от роду такой. А для того чтобы снять с поста – надо иметь более веские мотивы, чем грубость. Нас спросят: «Ну, а в руководстве наркоматом он какие-нибудь грубые ошибки допускает?» Что мы на это ответим? «Нет, не допускает, потому что все предложения мы готовим, и все приказы наркома по руководству промышленностью также нами разрабатываются». – «На что же вы жалуетесь тогда, чего вы хотите? Чтобы над вами был начальник, который бы вам не грубил, но и не считался с вашим мнением?» Постановкой вопроса о грубости Кагановича – мы прежде всего самих себя поставим в глупейшее положение. Пришли руководители оборонной промышленности и докладывают не о состоянии пропзводства вооружения, а о том, что нарком ведет себя некультурно. Ты как хочешь, Михаил Васильевич, а я с этим вопросом не пойду.

– Ну, тогда мы, что ли, заместители, давайте зайдем все вместе к нему и поговорим начистоту, – настаивал Хруничев.

– Зайти, конечно, можно и поговорить тоже можно, – как-то нехотя произнес Ванников. – Но только поможет это, как рыбе зонтик.

Мне неизвестно, состоялся ли разговор у заместителей с наркомом или нет, так как наркомат вскоре разделили на четыре, а еще через несколько месяцев М.М. Каганович оказался не у дел…

…Но я несколько забежал вперед. В те дни М.М. Кагановичу приглянулось только что отстроенное здание Управления московского метрополитена, и он внес предложение передать его наркомату.

Получив дом, хозяйственное управление немедленно принялось переделывать его. Ломались перегородки и ставились новые. Кабинет наркома – непомерно огромный – отделывался с особой тщательностью и роскошью. На стенах устанавливались панели из красного дерева, подвешивались дорогие люстры.

Отделка кабинетов меня коробила. «К чему это?» —думал я и вспоминал рассказы о Ленине, о его нетерпимости к мишуре и парадности. Мне рассказывали, как зимой, боясь, что Ленин простудится, так как из-за нехватки топлива в помещениях Совнаркома в Кремле было холодно, управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич решил положить на пол комнаты, где работал Ленин, медвежью шкуру.

Когда Ленин увидел ее, он рассердился и предложил убрать.

– Это еще что такое? Кто позволил создавать эту роскошь?

Бонч-Бруевич стал уверять Ленина, что это не роскошь, что во многих учреждениях Москвы, Петрограда поступают так же, чтобы не было холодно. Ведь у нас в стране медведь не редкость, и медвежью шкуру нельзя считать роскошью…

«Как бы посмотрел на все это Ленин? – подумал я. – Правда, мы стали богаче и можем себе больше позволить, – объяснял я сам себе, но тут же снова вступал с собой в спор. – Да, безусловно, мы стали богаче, но так ли следует использовать это богатство и таким ли вкусам и стремлениям следует потакать?»

Как все это резко отличалось от спартанской обстановки на заводе в Челябинске и от того, что было в тресте «Спецсталь» – в Блюхеровском переулке.

Но думать об этом не было времени. Другие мысли поглощали все время и днем, и ночью. Надо было создать нашу индустриальную мощь – без этого мы пропадем.

Разговор с Тевосяном не выходил у меня из головы. Нужно будет создавать новую военную технику. Такой еще у нас не было. Линкоры, крейсеры, танки. Все это для меня было совершенно новым, неизвестным.

Придется изготовлять огромные броневые плиты – во всем мире их умеют делать всего несколько заводов. Сколько? Десяток? Видимо, не больше. Когда на заводе Круппа отливались стопятидесятитонные слитки, в мартеновском цехе собиралось все высшее начальство. Это было событием даже для такого завода, как завод Круппа. А он с 1811 года изготовляет вооружение. У него огромный опыт, обученные кадры. Они владеют всеми секретами производства. На все войны, которые происходили на планете, завод Круппа поставлял вооружение. Его специалисты скрупулезно собирают все технические сведения о том, как ведет себя вооружение в различных природных условиях. Второе столетие на заводе проводятся опыты, тщательно все изучается, проверяются технические решения, вносятся поправки в производственные инструкции, совершенствуется технология производства. Сюда вложены огромные средства. Этот завод – опора германского милитаризма.

В 1933 году на заводе Круппа работало пятьдесят шесть тысяч человек, а теперь там более сотни тысяч. А ведь завод Круппа не единственный в Германии. Заводы Рохлинга в Вецларе и Фёльклингене, Едельптальверке в Крефельде, заводы в Ремшайде, затем Бохум, Дортмунд. Да разве их всех перечтешь. И везде изготовлялось вооружение, накапливался опыт его производства.

Отсюда, из Рурской области, расходится паутина связей. Крупп имеет договорные отношения с большинством заводов, производящих вооружение в других странах.

Летом 1933 года большая группа крупповских специалистов уезжала в Италию на заводы Ансальдо. Один из отъезжающих, прощаясь, сказал мне: «Теперь не увидимся месяцев шесть. Будем делать пушки в Генуе. Десять пушек для Италии – сто для себя», – и он весело захохотал. А затем цинично произнес: «Все, что мы задумали сделать, – мы сделаем. Никакими договорами нас не остановить».

Завод Круппа так же, как и многие другие заводы Рурской области, получал сырье из всех уголков земного шара. Через Роттердам по Рейну непрерывным потоком шли баржи с рудой из Швеции, Африки, Испании, пески для изготовления литейных форм с Цейлона, марганцевая руда из Индии. Сырье разгружалось на огромной площади шихтового двора доменного цеха в Борбеке у собственных причалов завода. Здесь были созданы большие запасы. Доменные и мартеновские печи завода могли работать не возобновляя запасов сырья не менее года. Это давало возможность разумно вести производственный процесс, заблаговременно составить наиболее благоприятные составы шихты и избегать случайностей. Ни один из наших металлургических заводов не был так обеспечен сырьем.

Сырье они ввозили, а все оборудование изготовляли сами. Станки, машины, краны, огромные прессы для ковки слитков, прокатные станы, инструмент, приборы управления и контроля. Все они проектировали и изготовляли здесь, преимущественно в Рурской области.

Когда я говорил с директорами и владельцами заводов, я всегда чувствовал в их голосе и самой манере вести разговор чувство превосходства и какой-то пренебрежительно-покровительственный тон.

В 1934 году немецкая фирма построила в Англии новый металлургический завод – все металлические конструкции цехов и все оборудование было изготовлено в Германии. Завод был «сдан под ключ», то есть, открывая его, можно было немедленно приступать к работе.

У них огромная индустриальная мощь. А мы только что оправились от разрухи и начали набирать темпы. Нам многого не хватает. В те годы даже огнеупорный кирпич для металлургических печей приходилось ввозить из-за границы – своего не доставало, а многого из того, что требовалось теперь, никогда и не было.

На наши плечи, плечи первых советских специалистов, окончивших вновь созданные советские высшие учебные заведения, легла вся тяжесть решения сложнейших вопросов производства. Пять-восемь лет тому назад мы еще были студентами, а теперь мы взяли на себя огромную ответственность принимать решения по всем вопросам создания военной техники.

Многое для нас было неизвестно, и мы ломали головы, как подойти к решению мучивших нас проблем.

Б.С. Ванников в Берлине упрашивал меня помочь ему ознакомиться с ружейными заводами Маузера.

– Ты знаешь, как они проверяют прицельную линию? Не может быть, чтобы все держалось на глазе мастера. По всей видимости, у них имеются какие-то оптические приборы. Мы их должны иметь. Или купить, или сконструировать. Нельзя производство вооружения строить только на опыте мастера. Производство должно быть технологичным, контроль не на глазок, а приборами с использованием самых современных методов и инструментов. Так как же насчет прицельной линии? – донимал он меня.

И сколько таких задач возникало каждый день! Их нужно было решать быстро – времени на поиски ответов история отвела до невероятности мало.

…Фашизм я видел своими собственными глазами.

Всего два года назад на моих глазах по улицам Берлина маршировали штурмовики и эсэсовцы, а их «хайль», «хайль», «хайль», кажется, навечно законсервировался в ушах.

В 1930 году, когда мы только что прибыли в Эссен, с нами не только не говорили о возможности военного конфликта между Германией и Советским Союзом, наоборот, всегда дружелюбно улыбались. Если разговор затрагивал военные вопросы, то собеседник начинал говорить о том, что Германия в прошлую войну совершила ошибку, отступив от концепций Бисмарка. Беседа обычно заканчивалась словами: в случае войны мы должны обеспечить по крайней мере нейтралитет России.

Но уже в конце 1932 года возникли новые мотивы. Нередко после того как заканчивалась загрузка сталеплавильной печи и бригада рабочих садилась на скамеечку отдохнуть, кое-кто с явным желанием поддеть поднимал вопросы о том, что немецкий народ тесно сжат в существующих границах и не может обеспечить свои самые насущные нужды.

– Разве это справедливо, – как-то стал злобно выговаривать мне один из плавильщиков. – У вас много пустующих земель, а мы даже между железнодорожными путями огороды стали разводить.

Лозунг «Drang nach Osten» [1]1
  Поход на восток


[Закрыть]
все чаще стал звучать среди враждебно настроенной фанатичной массы.

Для меня было ясно, что гитлеровская пропаганда усиленно вбивает в головы необходимость пересмотра границ. Об этом в своих выступлениях говорил Гитлер. Германия готовится к войне и перекройке карты мира – это было ясно.

Мы должны быть готовы к тому, чтобы встретить этот страшный удар. На нас возложена практическая часть задачи – создавать вооружение. Крепить оборонную мощь страны.

Об этом мы думали денно и нощно. На заводах и стройках люди работали, опережая установленные самими же встречные графики и планы.

Тевосян все дни был очень занят, и я видел его только мельком. В наркомате создавались новые управления и отделы, шли перемещения работников.

Многие из старых работников, занимавшихся оборонной промышленностью много лет, были освобождены от работы. Когда заходил разговор – за что? – одни пожимали плечами, другие хмуро отвечали: «За хорошие дела не снимут».

Тевосян же неизменно повторял, что оборонная промышленность сейчас наиважнейшая. Сюда надо -бросать все силы и средства. Здесь каждый должен быть виден насквозь. Оборона страны – это святая святых.

Все понимали, что для решения новых задач, которые стояли перед страной, нужны, вероятно, новые люди. Но нужно ли так много людей менять? Ведь большинство из них подбирал и выдвигал Орджоникидзе. Неужели в оборонную промышленность проникло много людей, не заслуживающих доверия? Эти мысли неотступно преследовали меня.

Действительно, надо ехать отдыхать и привести себя в полный порядок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю