Текст книги "Голубая планета (Сборник)"

Автор книги: Василий Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

ИЗ ДНЕВНИКА ОЛЬГИ ПЛУГАРЬ

«…Теперь я могу продолжать свои записи. Мы неплохо устроились в жилище селенитов; успели до захода солнца перевезти запас пищи, разное оборудование, даже постели – матрацы, одеяла. В городе тепло и светло. Не верится, что там, наверху, черная холодная ночь! Более ста градусов мороза! Мерзнет бедная наша ракета. Мне жаль ее, как живое существо. Последним ее оставил Милько – он переговаривался с помощью сигналов локатора с нашей земной станцией. Все-таки догадались! А мы, как мы обрадовались, когда установилась связь! Мне казалось, что я поговорила с родной матерью… Бедняжка, как там она себя чувствует? Наверно, очень волнуется за нас, ночи напролет смотрит на сияющий диск Луны. Правда, теперь ее не видно, надо ждать молодого месяца… Дорогая моя мамочка! Как я соскучилась по тебе…»

«…Отец неутомим. Словно алхимик, священнодействует он среди разнообразнейшей аппаратуры. Разложил на элементы воду, минералы, словом, создает городу атмосферу. Всем нам пришлось здорово попотеть, чтобы плотными переборками отгородить наш ярус. Для этого папа разработал целую систему кессонов – камер, давление воздуха в которых постепенно спадает. Теперь мы герметически закупорены, – по крайней мере, так думает папа, он не допускает, чтобы селенитские строители сделали еще где-то выход: был бы сквозняк. Несколько раз воздух все же вырывался сквозь переборки. Приходилось снова и снова подгонять их, закладывать каменными плитами. В конце концов, настойчивый человек добивается своего!

Николай сказал: „Это подземелье мы, возможно, и наполним воздухом, но создать атмосферу для всей планеты вряд ли удастся“.

Отец горячо возражал. Вообще, я замечаю, что нервы у него возбуждены. Боюсь, что когда мы вернемся на Землю, он сляжет от нервного истощения…

А Загорский по-прежнему стоит на своем:

– Природа все-таки поставила человеку определенные границы, через которые не переступить.

– Надо верить в силу человеческого разума, – в силу науки! – возбужденно воскликнул отец. – И когда уже с нас спадет эта вековая скорлупа! Сам ведь одну „непреодолимую“ границу переступил – перелетел с одной планеты на другую, а все твердит одно и то же… Нет для науки границ и пределов!

Допустим, что так, но все же: создать атмосферу на Луне… – трудно себе представить!

– Да это ж нужно половину вещества Луны превратить в газ! – не сдавался Николай. – А может, и того больше!

Отец доказывает, что это не так. Сопоставляет плотность минералов и газов, „планирует“ атмосферу не более, чем на три-четыре километра высоты. Неужели его замысел осуществится?»

«…У нас дискуссия за дискуссией: что мы ни делаем – ищем ли селенитские захоронения, стараемся ли обнаружить следы металлов, – всегда как-то незаметно завязывается спор. Николай убежден, что селениты не знали металлов. Отец утверждает, что хотя, возможно, селениты и не знали меди, бронзы и железа, но металлы здесь, безусловно, есть. Они сосредоточились в ядре планеты. Только по поводу захоронений они единодушно сошлись на том, что селениты, видимо, сжигали умерших.

– А вот эти, что остались? – спросила я.

– Этих уже некому было предать огню. Эти последние, – объяснил отец…

…Загорский раскритиковал здешние сутки, которые продолжаются… месяц.

– Какие растения выдержат двухнедельную ночь? Или животные?

Отец напомнил ему о полярных ночах на Земле, длящихся несколько месяцев, о растениях и животных Заполярья.

– Жизнь всесильна! – восторженно провозгласил он».

«…Они ходят по туннелю без скафандров! Вот когда пригодился барометр! Показывает „ясно“. Значит, атмосфера Луны зарождается. Можно уже разговаривать без микрофонов, воздух передает звук. Очень неприятное впечатление производит мрачная фигура Дика. Бродит, как привидение, не снимая скафандра. Что-то вынашивает в себе опасное, коварное. Занял отдельную комнатку, неподалеку от нашего зала»…

«…Но как долго тянется ночь. Здесь хоть и светло, как днем, но все же она действует на нас угнетающе. Николай добился своего: отец научился играть в шахматы и уже влепил ему один мат.

Сейчас они спят все трое, раскинувшись на матрацах, а я дежурю. Сижу и пишу, примостив тетрадь на коленях. Разные диковинные мысли лезут в голову. Иногда мне кажется, что все это сон… Хотя бы скорее всходило Солнце и начинался большой день!»

НЕВИДИМЫЙ ВРАГ

Ольга бродила между колоннами храма – настороженная, встревоженная. И, несмотря на то, что этот ярус глубинного города уже был заполнен атмосферой, девушка ходила в скафандре. Правда, с отключенным кислородным баллончиком, но в случае необходимости – достаточно было лишь повернуть краник. «Здесь ожидают нас самые неожиданные сюрпризы, – говорил отец Ольге. – Надо быть всегда начеку». А ей-то что? Скафандр легкий, как перышко. Здесь ходишь – будто тебя на крыльях носит.

За порогом храма – в широких улицах-туннелях, в залах и на площадях – сияет яркий солнечный свет, непрестанно льющийся из чудесных прозрачных шаров, аккумулирующих, как считает Загорский, световую энергию. А здесь сумерки. Мерцает холодным огнем ледяная глыба в «чаше». А вверху, на каменном своде сияют изображения созвездий.

Ольга ходит не спеша и освещает себе путь фонарем. Яркий сноп электрического света выхватывает то массивные подножия колонн, то шестигранные камни стенной облицовки. Иногда Ольга постукивает топориком по стенам и колоннам. Неужели здесь не скрыты какие-нибудь тайны? Особенно интересует Ольгу медицина – вот если бы найти какие-нибудь селенитские лекарства! А, может, селениты вовсе не знали болезней?

Вдруг Ольга остановилась: она заметила трепетное мерцание. До слуха ее отчетливо долетел какой-то приглушенный шум. Она оглянулась на «чашу». Сквозь трещину пробивалась струя какого-то серого газа, отбрасывая дрожащую тень. На какое-то мгновение Ольге показалось, будто зашевелились истлевшие селениты. Но это было только мгновение. «Чего пугаться, – подумала Ольга. – Обыкновенное геологическое явление. Может, некогда здесь был вулкан?..»

Струя газа достигла свода, коснулась звезд.

Прошло еще минут пять или десять, и газ перестал выходить, развеялся по храму, словно фимиам во время богослужения. Побежать и рассказать обо всем отцу, что он скажет?

Ольга кинулась бежать. Каждый ее «шаг» был менее десяти метров, только стены мелькали. Вот если б она так могла бегать по Земле! Это же был бы неслыханный, невероятный рекорд!

Вот и их «кают-компания» – сияющая, залитая светом просторная комната. Работает «аппаратная», беспрерывно пополняя и фильтруя атмосферу, отец и Загорский, сложив руки на коленях, неподвижно сидят за шахматами. Обдумывают ходы, что ли? Около них лежит на матраце Милько.

– Вы тут шахматами занимаетесь, – быстро заговорила Ольга, отодвигая шлем скафандра, – а там такое…

– Что же там произошло? – тревожно спросил Плугарь. – Почему свет погас?

– Какой свет?

– Ну, какой… Ты же видишь, что мы сидим в темноте. И партии не доиграли… Сперва свет потускнел, а затем…

Ольга едва не вскрикнула, но закусила губу, сдерживая себя. Свет заливал комнату, пронизывал все грандиозное подземелье, но они… они его не видят!

– Почему ты молчишь, Ольга? – спросил отец. – Включи, наконец, свой фонарь!

– Наши почему-то не работают, – добавил Загорский.

– Успокойтесь, отец, – едва не плача промолвила Ольга. Комок подкатывал к горлу. – Сейчас мы все выясним.

«Они ослепли! Совсем ослепли!» – думала Ольга, глядя на их лица. В широко открытые глаза Плугаря и Загорского бил свет, но они не реагировали на него. Да и фонарь Милько включен… Михаил взял его в руки и ощупью принялся разбирать…

– Понимаете, папа, – начала Ольга как можно спокойнее: я наблюдала струю газа…

– Ну, а свет?

– Свет… есть…

– Там есть свет? – обрадовался Плугарь. – Чудесно! Тогда давай скорее фонарь, Михаил починит наши, и перебазируемся. Возможно, нам удастся возвратить свет и сюда…

Ольга не выдержала – всхлипнула, зажимая рот ладонью, но не могла совладать с собой, громко зарыдала.

– Что с тобой? – поднялся Плугарь. – Иди ко мне… – он поднялся и протянул к ней руки. Сквозь слезы Ольга увидела: это жесты слепого. И заплакала еще сильнее.

– Да что с вами, Оля? – поднялся и Загорский. Они стояли такие беспомощные, и Ольга прижалась к отцу.

– Я скажу вам откровенно… – заговорила Ольга. – Нельзя терять ни минуты. У вас повреждено зрение!..

– То есть, как это повреждено? – спросил Милько.

– Что ты имеешь в виду? – сжал Плугарь локоть Ольги.

– У вас временная потеря зрения. Свет есть и здесь и везде, фонари действуют, а вы не видите… – выпалила Ольга. Но не волнуйтесь, это, должно быть, на нервной почве, медицине известно множество таких случаев…

Плугарь, Загорский и Милько словно окаменели. Стояли молча, тяжело дыша. На висках у них заблестели капельки пота.

– Сядем, – наконец, произнес Плугарь. – Обдумаем…

Возбужденная Ольга начала расспрашивать.

– Расскажите, как это случилось: сразу или постепенно?

– Я уже тебе говорил, Оля, свет угасал постепенно…

– А мне казалось, – вставил Загорский, – что были и вспышки. Угасал-угасал свет, а потом вспыхивал на короткое мгновение.

– А я спал, – сказал Михаил. – Проснулся – темно.

– Головные боли есть?

– Вроде есть… – неуверенно произнес Плугарь.

– А у вас, Загорский?

– Как будто нет.

Он начал ощупывать голову, запуская пальцы в густую шевелюру.

Ольга задумалась. А что, если это какие-нибудь селенитские микробы? А что, если этот свет опасен? Но почему же тогда на нее он не действует – она больше, чем они, смотрела на него.

– Глаза болят?

– Нет, – сказал Загорский.

– И у меня нет, – подтвердил Плугарь.

Не болели глаза и у Милько.

Ольга старалась собраться с мыслями. Одно ясно: и на отца, и на Николая, и на Михаила влиял один и тот же фактор. Но разве она не в таких же условиях? Все они, четверо, в одинаковом положении! Но в одинаковом ли?

Загорский начал протирать глаза кулаками.

– Не надо, Коля. Это не поможет, – с нежностью коснулась его руки Ольга. – Здесь что-то иное…

Взгляд ее упал на открытую голову отца. «Да ведь они без скафандров! Ну да, конечно. В этом вся разница! Я защищена, а они нет…» – Эта мысль мелькнула, как молния.

– Скафандры! – воскликнула Ольга. – Сейчас же наденьте скафандры! – Она бегом принесла им скафандры.

– А в чем дело? Зачем? – спросил Плугарь.

– Отец, я думаю, что это произошло из-за какого-то вредного излучения. Я почти все время была в скафандре – и со мной ничего не случилось. А вы… Надевайте, скорее надевайте!

Плугарь, Загорский и Милько поспешно оделись. Ольга тоже плотнее приладила свой шлем. Переговаривались с помощью раций.

– Может быть, это и так… – задумчиво произнес Плугарь. – Наверное, это так и есть… Сняв свои защитные костюмы, мы открыли себя потокам космических лучей…

– Неужели они проникают сюда? – с тревогой спросил Николай.

– Выходит, что проникают. Это ливень частиц громаднейшей энергии, – сказал профессор. – К тому же на их интенсивность, должно быть, влияет мощное магнитное поле Земли разгоняет до больших скоростей… Но какая непростительная небрежность… не захватить с собой счетчик. Он бы нам сразу показал. А как ты считаешь, Оля, зрение уже непоправимо?

– Что вы, отец! Вы будете видеть, обязательно! Причину, я думаю, мы уже устранили.

– Для верности перебазируемся вглубь. Главное – не терять надежды.

Плугарь решил спуститься вглубь планеты. Он велел взять с собой воду, продовольствие и аппаратуру для добывания кислорода. Получилось три больших тюка. Нести их должны были мужчины. Ольга взяла на себя роль проводника. Она, хоть и с большим трудом, разобрала кессоны, чтобы открыть путь. Дик остался в своем логове. Ему выделили достаточное количество всего необходимого.

Когда мужчины подняли тюки на плечи, Ольга спросила:

– А шахматы как же… оставляются Дику?

– Нет, нет, – воскликнул Иван Макарович, – шахматы возьми! Мы еще доиграем партию. Правда ведь, Николай!

– Это зависит от Ольги, – невесело сказал Загорский.

– Значит, все будет в порядке, – произнесла Ольга как можно веселее. Держа в руках шахматы, она повела экипаж по залитому светом туннелю.

ТАИНСТВЕННЫЙ ЛЮК

Там, на поверхности Луны, стояла холодная ночь, а в ярусах глубинного города сиял неугасимый день.

Несколько часов спускались с «этажа» на «этаж». Переход ни капельки не утомлял, но нервы все время были напряжены, и это изнуряло. Кто знает, какие еще неожиданности подстерегают их в этом удивительном городе?

Пока что ничего нового Ольга не обнаружила: вдоль туннеля тянулись точно такие же помещения, как в районе храма; возможно, что в них и скрывалось что-нибудь иное, но рассматривать их не было времени.

В нескольких местах наткнулись на обвалы – из туннельного свода выпали камни, нагромождения их преграждали путь. Но осветительная система, к счастью, не была повреждена, и Ольга уводила отца, Милько и Загорского все дальше и дальше. Сперва долго спускались по ступенькам, а потом очутились в туннеле, который, круто сворачивая, вел, казалось, в самый центр планеты.

Наконец, Иван Макарович велел остановиться.

– Думаю, что достаточно. Мы уже на большой глубине…

Никто не возражал.

Ольга облюбовала просторный зал.

– Ого! Здесь, оказывается, целые штабеля каких-то каменных плиток! – воскликнула она. – Будет из чего добывать кислород. Да положите уже свои тюки.

Она старалась говорить так, будто ничего не случилось, хотя тревога наполняла ее душу, как наполняют зимнее небо колючие звезды.

– Что касается плиток, – ты не торопись, – отозвался Плугарь, осторожно опуская свой тюк на пол, покрытый слоем мягкой пыли. – А ну-ка, присмотрись: они специально отделаны? Сложены в определенном порядке?

– Да, отец. Они разложены как бы по стеллажам…

– Может быть, это селенитская библиотека? – произнес Загорский. Он стоял около своей ноши, беспомощно опустив руки.

– Вот и я так думаю, – поддержал Иван Макарович. – Возможно, библиотека, а может быть – архив документации. Дай-ка нам плитки, Ольга.

Ольга подала им по плитке. Ощупали их со всех сторон пальцами: легкие, отшлифованные, без всяких рельефных выступов, без малейших углублений.

– Какого они цвета? – спросил Иван Макарович, Ольга вытерла, присмотрелась.

– Они разноцветные. Какая-то мозаика цветных пятен.

– Искусственная?

– Нет, как будто естественная.

– Хорошо, разберемся потом. Но для кислорода придется искать камни где-нибудь в другом месте. Давайте располагаться.

Ольга все-таки пустила плитки в работу – выгребла ими пыль из, помещения.

– Ах, отец, почему мы не захватили из дому пылесос! – шутила она.

Все время, помогая развязывать тюки, раскладывая постели, Ольга старалась развлечь ослепших. Сперва, может быть, в этом и чувствовалась какая-то нарочитость, но вскоре установилась нормальная атмосфера человеческого содружества. Когда же Ольга приступила к лечению, то даже у Загорского настроение заметно улучшилось.

Молодой врач решила сделать своим пациентам инъекции синтетического витамина и дать снотворное, чтобы больные спали не менее двадцати часов подряд.

С помощью Ольги установили и запустили кислородную аппаратуру. Хотелось как можно скорее наполнить помещение воздухом, чтобы снять скафандры. Лежать в них было крайне неудобно, а главное, Ольга не могла делать уколы. В несколько приемов Ольга натаскала целую кучу камней, из которых и начали добывать «атмосферу».

Как только проход был плотно заделан каменными «зеркалами», стеклянные шары, освещавшие зал, погасли.

– Интересно, интересно, – сказал Плугарь, когда Ольга сообщила ему об этом. – Свети фонарем, электричества у нас хватит!

Ольга включила фонарь, провела им по залу, и когда луч света случайно упал на один из шаров (а их тут было пять один в центре свода, а четыре по углам) – все они снова засияли.

Рассказывая об этом, Ольга повторяла свой опыт.

– Вот я выключаю фонарь. Шары гаснут. Включаю – светятся.

– Световой эффект Ольги, – пошутил Милько. – Что же он означает?

– А то, что одно из чудес Луны мы уже расшифровали, – ответил Иван Макарович. – Выходит, что эти шары не аккумулируют свет, а только передают его. Хотя некоторые из них сделаны, наверное, из минерала, обладающего и собственным свечением. Ведь в предыдущую нашу «квартиру» свет каким-то образом проникал? Не обязательно через вход. Тут, очевидно, какая-то сложная система.

– Где же тогда источник света?

– Кто его знает, это мы еще исследуем… Может быть, селенитские строители пробили осветительные колодцы с другого полушария? Вот и получается, что Солнце все время питает всю осветительную сеть.

– Если это так, Иван Макарович, то и нам есть что позаимствовать у селенитов.

– А вы как же думали?

Через несколько часов работы кислородной аппаратуры, Иван Макарович спросил:

– Ну, что показывает барометр, Ольга?

– А я и забыла о нем! – девушка вскочила. – Работает! «Ясно» показывает наш барометр. Дождя можно не бояться.

– Тогда снимем свои чехлы.

Без скафандров сразу стало гораздо удобнее. Первым делом смогли подкрепиться, затем Ольга принялась за лечение.

Иван Макарович держался, как легендарный философ. Его спокойное лицо словно говорило: «Мне известно то, о чем многие и не догадываются… Не глазами, а умом надо проникать в сущность вещей». Он ободрял не только Загорского и Милько, но и Ольгу, считавшую теперь себя единственным источником оптимизма: ведь она одна осталась невредима. Должно быть, под влиянием Олиной психотерапии и выдержки Плугаря, взял себя в руки и Загорский.

– В старое время, – сказал Милько, – церковники провозгласили бы о нас так: «Свет померк для них, ибо они переступили черту дозволенного». А разве есть предел пытливости человеческого ума? Ведь правда, Иван Макарович, что и теперь, в эпоху ядерной энергии – мы даже представить себе не можем, что создаст человечество в далеком будущем?

…Проходили долгие томительные часы.

Беззвучно работала кислородная аппаратура, разъединяя крепко спаянные элементы и наполняя помещение животворным газом. Его с жадностью вбирали в себя легкие посланцев человечества, но не только это поддерживало в них огонь жизни. Мысли, сознание, воля, – то есть все, что отличает человека от животного, – играло не меньшую роль, чем кислород.

Иван Макарович и Загорский сидели на своих матрацах. Ольга все ходила и ходила по залу; а рядом, в каменных плитках, сложенных штабелями вдоль стен, дремала селенитская мудрость. Разговаривали преимущественно на философские темы пока Ольга, поглядев на часы, не приказала принимать снотворное.

– Пациенты должны слушаться врача, – с напускной строгостью говорила она, поправляя постели.

Когда «пациенты» засыпали, Ольга оставалась наедине со своими мыслями. Верила ли она, что отец, Николай и Михаил поправятся? Да, верила. Действие вредных лучей, по ее мнению, должно быть непродолжительным. Клетки зрительных центров, вероятно, только угнетены. Препарат синтевитамин – чудесная, необычайно эффективная мера. Ну, а регенерация – восстановительная способность организма… Ольга не сомневалась, что все это даст хорошие результаты. Они будут, будут видеть!

Время шло. Луна, как зачарованная, обходила Землю, не сводя с нее глаз; и как ни медленно она вращалась, но к мраку, скрывавшему известное людям полушарие, уже приближался солнечный свет.

Вскоре он блеснет на высоких вершинах гор, обступивших поверженную ракету, потечет вниз, и золотой серп будет расти и расти!

Трехсотпятидесятичасовая лунная ночь близилась к концу.

…Уже больше недели – если исходить из расчета земных суток – Ольга лечила отца, Михаила и Николая.

Наконец – наступил желанный миг!

– Оля! Оля! – Милько тронул сонную девушку за плечо. Она спала на боку, словно к чему-то прислушиваясь.

– Оля! – прошептал снова Михаил.

Девушка открыла глаза и, увидев его возбужденное, радостное лицо, поняла все.

Она молча повернула Михаила спиной к горящему фонарю, чтобы не было резкого раздражения, и указала на спящего отца, потом на Загорского.

– Видишь?

– Вижу, – шепотом ответил Михаил.

Ольга показала ему каменную плитку.

– Вижу, Оленька, все, все вижу!

Михаил порывисто подхватил ее на руки, закружил по залу.

– Тише! – погрозила ему пальцем Ольга. – Пусть они спят…

Они отошли к штабелям с плитками, зашептались.

– Понимаешь, Оля, проснулся я, – темно, но чувствую… что вижу… Нащупал фонарь…

Они говорили так, словно не виделись целые годы. Совместно пережитое несчастье как-то еще более сблизило их, и если бы Михаил поцеловал Ольгу, это ее не удивило бы. Но юноша не решился. Только смотрел на нее восторженно, шепотом рассказывал, как почувствовал, что вернулось зрение.

Загорский и Плугарь прозрели позднее. Когда глаза профессора стали видеть, куда и делалось его философское спокойствие. Ольга и Михаил улыбались, глядя, как Иван Макарович подносил к лицу руки, шевелил пальцами, не сводя с них глаз. Он не суетился, не восклицал, а только глядел на свои руки. На ресницах профессора блеснули слезы.

– Ну, что ж, товарищи! – взволнованно произнес он, пряча руки за спину. – Теперь будем осторожнее. Матушка-природа шутить не любит…

Помощь Земли Плугарь рассчитывал получить с наступлением на Луне дня. По его подсчетам, до прибытия второй ракеты оставались считанные дни: один или два…

– А как же они нас найдут? – спросила Ольга.

– Найдут! – сказал Иван Макарович, рассматривая каменную плитку. – Местоположение нашей ракеты известно. Следы поведут прибывших до вездехода, а оттуда уже…

– …Также по следам, – перебил Загорский.

– А разве мы не выйдем навстречу?

– Почему же не выйдем? – Иван Макарович рассматривал все новые и новые плитки. – Заготовим запас кислорода, будем наведываться к выходу. А поднимется Солнце – переберемся в ракету, там все-таки удобнее, не правда ли?

– Конечно, – обрадовалась Ольга. – А пока что, папа, позвольте нам с Михаилом немного погулять в этом селенитском Вавилоне… Не бойтесь, далеко заходить не будем. Вы с Николаем тут коренные жители, а нам…

Ивану Макаровичу не хотелось отпускать Ольгу в путешествие по этому лабиринту. Профессор будто предчувствовал опасность.

– А может, не надо, Оля? – говорил он. – Скоро мы наполним весь город атмосферой – вот тогда ходи, изучай!

Но Ольга настаивала, доказывала, что она не «тепличная». К тому же здесь нельзя заблудиться: пыль сохраняет следы, а свет заливает все ходы!

И профессор, в конце концов, согласился. Посоветовал только взять на всякий случай запасные баллоны кислорода.

– Далеко не ходите. Вас, Михаил, назначаю старшим.

– Есть, Иван Макарович.

И они ушли.

Профессор вместе с Николаем закрыл дверной проем, проверил работу аппаратуры и снова принялся рассматривать «библиотеку». Но какое-то неясное тревожное ощущение не покидало его.

Не прошло и получаса, как Милько вернулся. Николай и профессор поспешно надели скафандры и выкачали воздух. В наушниках раздались полные отчаяния слова юноши:

– Ольга исчезла, Иван Макарович! Просто словно сквозь землю провалилась. Следы обрываются на ровном месте… а ее нигде нет… Отошла в сторону от меня метров на двадцать и вот…

– Ведите меня туда!

Шли быстро и молча. Никуда не спускались, находились на этом же ярусе. За углом туннеля в стене – проем.

– Она свернула сюда – вот ее следы…

Следы Ольги вели через груду камней в какое-то тесное помещение, похожее на каземат. Осветительного шара там не было, пришлось освещать путь фонарем. Следы были лишь до середины пола, выложенного массивными четырехгранными плитами. На одной из плит пыль была совершенно стерта, – словно Ольга сидела там. И больше нигде ничего, никаких примет.

– Оля!

– Оля!

Девушка не откликалась. Лучи фонарей ощупывали немые стены…

– Очевидно, она шла вот так… – Милько перепрыгнул через кучу камней и побежал по следу. И тогда произошло неожиданное: как только Михаил ступил на ту плиту, с которой стерта была пыль – мгновенно исчез. Его поглотил каменный люк!

Профессор вскрикнул от ужаса. Пока он добрался до злополучной плиты, она уже уравновесилась и плотно закрывала отверстие. Опустившись подле нее на колени, нажал на край плиты. Камень подался, открылось темное отверстие. Направил туда свет фонаря – сколько достигал взор – зиял бездонный круглый колодец! Показалось, что ветер подул из его глубины.

– Михаил! Ольга! Оля! Михаил! – в отчаянии кричал профессор, но ответа не было.